Атомная бомба Анатолия Яцкова

Об этих чиновниках Анатолий Яцков говорил: «Немудрено, что Паш не разглядел истинное лицо Клауса Фукса. Он долго оставался для окружающих скрытным, непроницаемым. Не разгадал опытный профессионал бойцовый характер этого аскета, пуританина. Не сумел понять, что Клаус Фукс — явление…»

Полковник Паш полагал, что в Фуксе начисто отсутствует стремление быть на первых ролях. Богобоязненный, стеснительный человек. Долговязый, он был нелеп в своем длиннополом пальто, в костюме будто с чужого плеча. Фукс был полной противоположностью многим своим коллегам — заразительно жизнерадостным, компанейским, экспансивным, любящим быть на виду, первенствовать. Фукс никому не действовал на нервы, был безобиден.

Справка. Клаус Фукс родился 29 декабря 1911 года в маленьком германском городке Рюсельхейме. У него были брат и сестры. В мае его отец получил место профессора богословия в педагогической академии в городе Киле, куда и переехала семья. После запрета Гитлером деятельности Компартии Германии коммунист Клаус перешел на нелегальное положение. Его упорно разыскивало гестапо. Бегство на Британские острова…

До своего смертного часа подлинный ученый оставался верным идеалам молодости. А пока осенью он нанес визит в советское посольство. И затем многие годы держал в курсе дела нашу разведку о ходе создания атомной бомбы по обе стороны Атлантики…

В разведке принято считать удачей, если нужный источник информации оказывался в нужном месте и в нужное время. Это как в высшем пилотаже! В этом отношении удача за удачей вела Фукса-Чарльза по разведывательной тропе: в Англии работал по атомной проблеме, был приглашен самим главой американского атомного проекта для работы в США, причем в самом главном центре исследований, — это ли не предел мечтаний для советской разведки?! И если в атомных делах он отличился, как уже говорилось дважды, то в атомных делах с Советами — еще дважды:

«Клаус Фукс не только давал бесценную информацию, но и подсказывал, уточнял, рекомендовал. Человек-оркестр! Скольких нужных людей он заменял один… Верили ему, как себе. Его война — война нервов. Его война скрытая, тайная, без выстрелов, без видимых побед и поражений…» (атомный разведчик — историограф НТР Владимир Барковский).

А что же на Западе? В американской книге «Атомные шпионы» написано:

«Профессор Пайерс и его коллеги считали, что Фукс — физик от Бога, обладающий исключительными способностями, что его голова работает, как вычислительная машина… До лета 1949 года он продолжал занимать высокую должность в центре Харуэлл. Тогда пред тем, как русские взорвали свою первую атомную бомбу, ФБР обнаружило материал, свидетельствующий о том, что Нанн Мэн был не единственным английским ученым-ядерщиком, снабжавшим русских секретной информацией».

Итак, на связи разведчика Анатолия Яцкова в Штатах находились только по линии атомных агентов: Алек — Аллан Мэй, Чарльз — Клаус Фукс, Персей, Калибр… Он и его коллеги упредили возможность «ядерного холокоста» и в нашем Отечестве, и в мире. И так думали о «ядерном холокосте» и за океаном, причем те, кто видел мировую войну изнутри.

Командующий объединенными войсками союзников в Европе, а затем первый послевоенный американский президент США Дуайт Эйзенхауэр, ознакомившись с результатами анализа возможных последствий атомной войны, записал в дневнике весьма прямолинейно и по-солдатски честно, намекая на трагическое будущее Америки: «Перспективой США станет занятие — откапывать себя из пепла».

И еще раз: разведка и ее атомные разведчики помогли лишить Америку монополии на ядерное оружие и тем самым помогли тому же американскому народу выжить. И потому они Герои не только России, среди которых Анатолий Яцков, но и американцев, англичан и других народов по обе стороны Атлантики.

Американскими учеными было подсчитано, что после ядерной войны до шестидесяти пяти процентов населения Америки будет нуждаться в медицинской помощи. Прогнозы произвели впечатление на американского главкома, фактически до шоковой оценки будущего своего народа. Он написал в дневнике, что возможный «ядерный холокост» — это постановка под сомнение права человека на жизнь…

Наша отечественная атомная бомба… Как вовремя общими усилиями ученых, инженеров и разведчиков были сорваны антисоветские ядерные планы бесноватых американских генералов в Пентагоне и их покровителей из Белого дома и Капитолия! Далеко не все высокого уровня политики в Штатах думали, как Дуайт Эйзенхауэр. Так, другой американский генерал, бывший государственный секретарь Александр Хейг публично вещал, что «есть вещи более важные, нежели мир».

Почему атом заинтересовал стратега?

Приходится повторяться, правда, лишь кое в чем. И это ради понимания исторической полноты подвига атомной разведки и ее главных участников.

Нацеливание разведки отечественной госбезопасности на атомную проблематику произошло в конце 40-го года по инициативе небольшой группы разведчиков, занятых вопросами науки и техники. Инициатива прошла на фоне нескольких заданий «первой разведывательной важности» — о планах Гитлера, намерениях Черчилля в идущей «странной войне» и информации о новейшей военной технике.

Естественно возникает вопрос о появлении атомной проблемы в разведке. И здесь был только один человек, хорошо разбирающийся в этом вопросе, — Леонид Романович Квасников, выпускник знаменитого МИХМа — Московского института химического машиностроения (почему-то в те годы проблему ядерной физики наиболее полно преподавали в химических институтах — в Ленинграде, Харькове…). Главная характеристика этого разведчика-ученого заключалась в том, как оценивали его позднее сами ученые-физики: «Это был человек с инженерным образованием, глубокими знаниями физики и редчайшей проницательностью».

И вот ответ: наконец были получены документальные сведения, которые еще в лондонской резидентуре расценили, причем без сомнения, так, что «Британия твердо стоит на пути к атомной бомбе».

Информация пришла фактически одновременно от двух источников (оба из членов «Кембриджской пятерки») в МИДе и от сотрудника в комитете, связанного с перспективной военной проблематикой.

Об этом событии в работе лондонских разведчиков вспоминал историограф НТР Владимир Барковский:

«С английской стороны нам помогал, сам не подозревая об этом, лорд Хенки, сотрудник правительственного Комитета по использованию науки и техники в военных целях. 25 сентября 1941 года один из его подчиненных принес резиденту Горскому объемную пачку документов. Это был доклад Уранового комитета английскому правительству о возможности создания атомной бомбы… Уже тот факт, что документы получены из аппарата лорда Хенки, говорил об их подлинности и важности. Возможность ловушки здесь была исключена».

В основе такой уверенности разведчика Барковского, будущего Героя России, лежало основополагающее кредо советской разведки в отношении добываемой информации (да и серьезных разведок мира!): она должна быть актуальной по времени, секретной по значимости, документальной по форме и достоверной по содержанию. Доклад из Лондона все эти критерии содержал.

Историческая справка. Идея возможности создания ядерного оружия родилась приблизительно одновременно в Германии, США и СССР. Но у ученых этих стран были неравные стартовые позиции.

В середине 30-х годов от агента в гестапо Брайтенбаха пришло сообщение о работе германских ученых над ядерной проблемой (сообщение не было понято и оказалось в архиве, где и обнаружено десятилетия спустя). В Англии образовался Урановый комитет, который инициировал работу по атому и в своей стране, и в США. В Америке к началу войны с Гитлером было сформировано государственное управление, которое занималось организацией работ по созданию атомной бомбы.

А в СССР такого государственного центра не было. Первым забил тревогу президент АН СССР академик Владимир Иванович Вернадский (о скрытой силе в атоме он прозорливо говорил еще во второй половине девятнадцатого века). Он направил письмо в президиум АН и зампреду СНК — Совета Народных Комиссаров. Но зампред на письмо не ответил, а президиум ограничился созданием Урановой комиссии. Комиссия через короткий срок прекратила свое существование в связи с трагическими событиями начала войны с Германией. Тогда все работы АН были сведены в 200 актуальных военно-прикладных тематик, а тема атома воспринималась в принципе как вопрос далекого будущего.

Зная все это, Леонид Квасников еще за год до начала войны с Германией по собственной инициативе послал директивы в страны с развитой школой ядерной физики, чтобы резиденты Англии, Италии, Франции, Австрии, США собирали информацию по работам, связанным с делением урана.

Прозорливость разведчика-ученого? Несомненно. Однако в этом случае сказалось его следование двум принципам: научному — приоритет ученого знания практическим действиям (во-первых) и триаде факторов в наступательной позиции советской разведки — знать, предвидеть, упреждать (во-вторых).

Так вскоре после начала Великой Отечественной войны в руках лондонских разведчиков оказался объемом в сотни страниц документ — доклад Уранового комитета в адрес премьера Британии о том, что «атомную бомбу можно сделать». Это была первая добытая разведкой информация о начале разработки на Западе атомного оружия. И сведения были доложены руководству страны. В дальнейшем такого рода информация передавалась в Центр регулярно.

«Наступательная триада»… Взятая на вооружение, в последующей работе НТР она определила эффективность достижений в пяти оборонных операциях — «Воздух» (авиация и ракетостроение), «Радуга» (радиолокация и электроника), «Зелье» (мощные взрывчатые вещества, спецхимия), «Парфюмерия» (ХБО).

В делах НТР фактически сложилась такая обстановка, что в годы войны и сразу после нее в организации работы по указанным операциям именно операция «Энормоз» (атомная проблематика) стала своеобразным локомотивом в развитии нескольких отраслей отечественной промышленности — от атомной и электронной до космической.

И случилось так, что четыре будущих атомных разведчика и их помощники из рядов интернационалистов десятилетиями занимались фактически всеми указанными операциями.

…Обобщенные сведения Леонид Квасников доложил Лаврентию Берии, члену ГКО — Государственного Комитета Обороны и главе НКВД. Но разговор был коротким: «Это немецкая дезинформация с целью попытаться отвлечь наши материальные ресурсы…» Однако информация по теме — секретная, документальная, достоверная, настойчиво передаваемая из лондонской резидентуры, причем от проверенных агентов, привела к тому, что Берия в марте 42-го года подписал письмо И.В. Сталину. В нем сообщалось, что атомная бомба — реальность (с достаточно четко обозначенными сроками ее изготовления в два года) и что необходимо создать при ГКО орган для руководства подобными работами в Союзе.

Правда, это столь важное письмо попало в руки вождя только в конце года. Но главное, что смог сделать Квасников, было достигнуто: аргументированная информация о возможности появления на Западе атомного оружия оказалась в поле зрения высшего руководства страны. Так случилось, что в полном смысле через тернии в цепочке «источник — резидентура — Центр — руководство страны» в конце концов советские ядерные разработки получили государственную поддержку. Правда и то, что наши ученые ратовали за необходимое проведение исследований по атомной проблеме с возможным выходом на ее военное применение (скептически настроенные академики прямо заявляли: работы с военным атомом — это весьма далекая перспектива с неизвестным научным результатом).

Историограф НТР Барковский разобрался, почему Берия восставал против работы над атомной бомбой в Союзе. Вот как он объяснял этот факт:

«Когда эта информация легла на стол Берии, он не придал ей значения. Но согласился отправить на отзыв в крупнейший научный и исследовательский центр в системе НКВД… Там были лучшие лаборатории в Союзе. В отзыве было сказано, что в принципе создание атомного оружия возможно и это будет не скоро. Такой отзыв укрепил Берию в неверии в ценность сведений, содержащихся в документах. Документы были положены под сукно».

И с большим трудом добытая информация в Москве долго оставалась невостребованной. Вплоть до создания Лаборатории № 2 АН во главе с академиком Курчатовым «вся эта физическая «заумь» хранилась в разряде дезинформации.

И все же спохватились…

Почему так поздно спохватились? Были и объективные причины — в первый период войны на огромном фронте страна истекала кровью. А за Уралом в тяжелейших условиях заново создавался военный потенциал.

И все же — если бы не научно-техническая разведка, руководимая разведчиком-ученым, идеологом и стратегом Квасниковым… А итог — вполне ясный. Ну хотя бы по одному только отзыву Игоря Курчатова, хранящемуся в оперативном деле «Энормоз»:

«Эта информация представляет огромный интерес, потому что она заставила пересмотреть нас некоторые свои взгляды и убедила нас в том, что построить бомбу можно в более сжатые сроки, чем думают наши ученые, незнакомые с работами за границей».

И наступил момент, когда стали поступать, причем уже из-за океана, сведения не только о самой атомной бомбе, но и о ядерном реакторе, и о новом, более доступном и удобном материале для бомбы — плутонии. И не только о самой «новинке», но и о способах его получения, когда в полной мере заработала цепочка «Чарльз — Алек — Персей — Млада» с материалами из Лос-Аламоса.

Поступила информация об уникальной технологии извлечения урана из руды. Материалы оказались столь полными, что позволили… за один год построить в Союзе завод для применения этой технологии. А в апреле 45-го года поступила информация о конструкции американского реактора Ферми, которая помогла при разработке первого советского реактора, запущенного Курчатовым опять же через год.

Справка. Источники в Британии и Америке работали по теме и после войны. Так, в 50-х годах стала поступать комплексная информация об особенностях конструкции реакторов для атомных подводных лодок. А это уже были сведения стратегического значения: в стране создавался ракетно-ядерный щит морского базирования. (И через десятилетия, уже в «эпоху капитализма» в России, атомные подводные ракетные крейсера основывают свое могущество в том числе и на сведениях «из времени Квасникова и его единомышленников».)

В целом главная заслуга атомных разведчиков и в Британии, и в США заключается в следующем: ими руководил идеолог и талантливый организатор Леонид Квасников. Причем нашей разведке пришлось работать в условиях недопонимания верхами атомной проблемы (1), объективного отставания от американского атомного проекта (2) и четырехлетней монополии американцев во владении самым смертоносным оружием ХХ столетия (3).

Но титаническими усилиями ученых, специалистов и разведчиков удалось создать и 29 августа 1949 года взорвать отечественную атомную бомбу, что потрясло умы и в правительственных кругах Америки, и ее военных, и ее разведку. И потому США от идеи ядерной войны против Советского Союза пришлось отказаться.

Работа резидентур госбезопасности по обе стороны Атлантики над атомной проблемой стала важнейшей в истории отечественной научно-технической разведки. И справедливо этот успех специалисты и у нас, и за рубежом оценивают как триумф советской разведки.

Этот триумф привел атомных разведчиков Антона — Леонида Квасникова, Дэна — Владимира Барковского, Калистрата — Александра Феклисова, Джонни — Анатолия Яцкова и их разведчиков-связных из «Волонтеров» — Мориса и Леонтину Коэн на пьедестал Героев России. Пусть даже через десятилетия…

Глава 5. В кузнице кадров НТР

Невидимая часть айсберга холодной войны породила такие явления, как психологическая и экономическая войны, обострив до предела их эффективный инструмент — разведку.

Психологическая война породила массу тайных операций между Востоком и Западом, в процессе которых обеими сторонами использовались далеко не всегда джентльменские правила игры. А ее родная сестра — экономическая война — создала беспрецедентные в истории человеческих отношений между нациями запреты на использование достижений в области науки и техники — по-сегодняшнему «санкции».

Строжайшим эмбарго была объявлена продажа передовых технологий в страны Восточного блока. США вовлекли в систему КОКОМ — Комиссии по контролю за экспортом оборудования и ноу-хау в социалистические страны — десятки государств на всех континентах.

Созданная еще в 25-м году научно-техническая разведка прекрасно понимала: если КОКОМ — это система Запада против Востока, то «орудие взлома» строгого эмбарго на поставку в страны соцлагеря передовых технологий так называемого двойного назначения, то есть для мирных и военных целей. Всеобъемлющая деятельность комиссии с сотнями запретных пунктов санкций нейтрализовалась работой научно-технической разведки.

У истоков НТР

Молодой советской разведке госбезопасности насчитывалось всего пять лет, когда в ее недрах было создано самостоятельное направление — научно-техническое, называемое в то время техническим.

Это было связано со стремительными темпами восстановления народного хозяйства, порушенного двумя войнами — Первой мировой и Гражданской. Запад не оставлял намерений ликвидировать военным путем Страну Советов — это «инородное тело» в системе капиталистических государств. Более того, вынашивались планы (за тысячу лет — в который раз!) поделить Россию между странами, именуемыми великими державами, — Англией, США, Францией, Германией, а на Дальнем Востоке — Японией.

Советскому государству предстояло в кратчайшие сроки подготовиться отстаивать свою независимость на полях сражений. И потому НТР в условиях дефицита времени и средств вменялось добывать научную и техническую информацию — технологии, образцы, идеи, прямо касающиеся усиления оборонной мощи страны. К таким отраслям промышленности относились: тяжелая металлургия, горнодобывающая, станкостроительная, тракторостроительная, а специально военные — по авиации, танкам, артиллерии, стрелковому оружию, всем видам боеприпасов и производству топлива и масел на основе нефтепереработки.

Работа НТР организовывалась в первую очередь в высокоразвитых в промышленном отношении странах. Ими стали упомянутые выше государства, то есть разведываемые страны. Постепенно произошло упорядочение процедур в цепочке «задание — информация — оценка». Был создан единый союзный центр по использованию материалов НТР, получаемых от разведки госбезопасности и военной. «Инстанции» — ЦК партии, СНХ — Совет народного хозяйства, Верховный Совет — требовали, чтобы информация была «доброкачественной и полной», как условие высокой оценки разведслужб.

Усилия НТР оценивались положительно, и еще в 37-м году ее рассматривали как «жизнеспособное звено внешней разведки», ее деятельность соответствует «государственной концепции развития страны», и полученная ею информация «в целом отвечает потребностям оборонных и народно-хозяйственных отраслей промышленности». В годы войны и после нее десятилетиями она «отвечала потребностям». И уже в начале нового столетия бывший начальник разведки и глава госбезопасности в своих воспоминаниях называл НТР «самым рентабельным хозяйством страны».

О том, как руководство Союза заботилось о насыщении разведки квалифицированными кадрами, говорит решение в конце 30-х годов о принятии в ее ряды только сотрудников с высшим образованием. Именно тогда, в 38–40-м годах, во вновь созданную разведшколу пришли инженер-химик Леонид Квасников, инженер-станкостроитель Владимир Барковский, радиоинженер Александр Феклисов и инженер-полиграфист Анатолий Яцков. На их долю выпала разведывательная работа вдали от Отечества, в Британии и США, по многоаспектным направлениям в области авиации и ракетостроения, по радиоэлектронике, специальным материалам химии, химбакоружию. Но главным их достижением стала конкретная научная и техническая помощь в создании в Союзе отечественной атомной бомбы и в появлении атомной отрасли как таковой. Однако…

Историческая справка. Советская (политическая) разведка госбезопасности была официально создана в 1920 году. А ее научно-техническое направление — в 1925 году.

Однако только в 38-м году вместо кратковременных курсов была организована спецшкола разведки ШОН — Школа особого назначения с подготовкой «разведчиков общего профиля» (правда, была и некоторая специализация по подготовке радистов и шифровальщиков). Затем в тревожные военные годы появилась РАШ — Разведывательная школа (1943), где еще с первых дней войны готовились кадры для разведывательно-диверсионных групп в тылу врага на временно оккупированной советской территории. Но уже с этого года была продолжена подготовка разведчиков для работы в «легальных» резидентурах за рубежом. Спецшкола расширяла свою работу уже на более высоком уровне, свойственном высшему учебному заведению. Им стала ВРШ — высшая разведывательная школа (1948), но в ней не было специализации по направлениям разведки — все проходили программу для работы по ПР, ВКР и НТР.

Затем — Краснознаменный институт (1968) с трехгодичным сроком обучения, но опять же без специализации, в частности по линии научно-технической разведки. И только в следующем году — 1969 — в стенах Краснознаменного института появился первый профилирующий факультет с первым набором «инженерных кадров» и с особой программой для НТР. И его первый начальник и организатор — Анатолий Антонович Яцков. И сразу на факультете стали готовить по трехлетней программе, ибо все предыдущие годы и десятилетия работа НТР доказала свою в высшей степени полезность в делах обороны страны, ее науки и техники.

Кадрам с позиции штаб-квартиры НТР и новому поколению выпускников факультета пришлось четверть века активно бороться со «спрутом КОКОМ», по-иному эту организацию трудно охарактеризовать. Вслед за появлением военно-политического блока НАТО (1949), по инициативе и при прямом нажиме Америки была создана международная организация КОКОМ — Координационный комитет по экспортному контролю. Эмбарго, возросшее до 2000 позиций, с целью «контролируемого технологического отставания» стран Восточного блока. Членами организации стали семнадцать стран и присоединившиеся к ним на неформальной основе еще десяток.

Справка. Непринятие Страны Советов с первых ее шагов на международной арене — это только повод очередной попытки традиционных противников России разрушить Российское государство во все времена ее тысячелетней истории, особенно с середины девятнадцатого века. А войны следующего века стали тому подтверждением.

И потому КОКОМ — это только еще один шаг в системе «неприятий» России как суверенного государственного образования, от которого опасались стремительного саморазвития с ее богатым людским резервом. И потому вызовы со стороны Запада. Так в истории экономической войны появился «снаряд» в лице НТР — сила против взлома «брони» режима строгого эмбарго в лице КОКОМ. И потому, что у отечественных оборонщиков были крайне малые возможности в обмене научным и техническим опытом с зарубежными коллегами («заслуга» КОКОМ).

Помогло в определенной степени, казалось бы, невероятное в самой системе КОКОМ явление: мировая научно-техническая революция породила промышленный шпионаж. И потому, что эта революция взяла на вооружение две нетрадиционные ипостаси: ПШ и НТР.

Но если ПШ — это недобросовестная конкуренция (1), экономия средств (2), обогащение (3), прибыли (4), то НТР — это безопасность страны (1), «взлом» эмбарго (2), и также экономия средств (3).

КОКОМ представлял интересы в основном американских промышленных кругов, а вовсе не всех членов из других стран этой зловещей организации. Только Франция в короткий срок (70–80-е годы) потеряла «из-за КОКОМ» по различным проектам прибыль в размере двадцати миллиардов долларов. КОКОМ сорвал «контракт века» на строительство газопровода из Союза в Европу, и десяток стран понесли огромные потери.

Так вот. Примечателен такой момент в отношениях «союзников по атому» — США и Англии. Ведь первая информация по теме начала поступать в Москву из английских источников, затем — об их совместных работах по обе стороны океана. Сконцентрировав у себя основные силы и заметно продвинувшись вперед, американцы начали отстранять от наиболее перспективных работ своих британских партнеров по проекту «Манхэттен», то есть стали от них скрывать результаты важных исследований. Тогда в дело вмешалась британская разведка.

По словам атомного разведчика Дэна-Барковского в годы его работы в Лондоне ряд материалов, поступавших к нему от местных источников в первозданном виде, свидетельствовал о том, что атом «не английского производства», а получен оперативным путем в США… для нужд британских ученых-физиков.

И в дальнейшем наши разведчики почерпнули немало интересных сведений об американских разработках «с помощью» англичан, причем не только в делах с атомом. Здесь уместна пикантная подробность. В личных воспоминаниях академика Андрея Сахарова описан эпизод его знакомства с развединформацией. Фотокопия была сделана с сильно смятого листа бумаги. Ученому пояснили: «…его вынесли в трусиках…» (вполне возможно, что это были английские трусики?).

И потому недовольство протекционизмом по отношению к своим же членам КОКОМ стало реальной основой, позволившей нашей НТР решать задачи в обход этого «спрута». Созданная КОКОМ «стена запретов» имела «трещины». Уже в 1969 году в американской печати появились прямо-таки провидческие заявления: «…большая часть 1200 наименований, включенных в списки запрещенных КОКОМ товаров, имеется в наличии в других странах».

Чрезвычайная необходимость и жгучие потребности и военных отраслей промышленности, и мирных направлений хозяйствования привели к факту появления в системе НТР специального направления в учебном заведении — факультета научно-технической разведки (1969). Первым начальником его был назначен атомный разведчик Анатолий Антонович Яцков.

Детище Яцкова-Джонни

Вот таким образом складывалась ситуация на фронте борьбы с западными эмбарго, известными сегодня как «санкции». И это противостояние уже не один год в штаб-квартире НТР возглавлял Леонид Квасников, и к нему присоединились его коллеги в работе по обе стороны Атлантики Владимир Барковский и Анатолий Яцков. В начале 60-х годов наша НТР все активнее проникала в секреты Запада, и прежде всего американские, — через третьи страны. Можно с уверенностью говорить, что этот период следует обозначить как тотальный — для советской стороны и фатальный — для КОКОМ.

Почему — «с уверенностью»? НТР госбезопасности именно через третьи страны «подключилась» к «трубе промышленного шпионажа» таких стран. Только наш шпионаж был со знаком плюс, ибо «владельцы трубы», если не де-юре, то де-факто, вынуждены были стать нашими союзниками в борьбе со «спрутом». Такая работа сотрудников НТР требовала специальной подготовки «по триаде факторов»: технической грамотности, лучше всего по широкому кругу вопросов; оперативной подготовке для работы со специальным контингентом из числа ученых, инженеров и… с деловыми людьми, способными реально работать в рамках прикрытия.

Справка. Указанное выше подвигло руководство разведки госбезопасности активизировать работу среди деловых людей — бизнесменов, менеджеров, представителей торговых фирм, специалистов. Опыт работы легальных и нелегальных резидентур показал, что этот контингент обладает способностью выхода на людей и объекты, используя те же методы, что и разведка. Именно эти люди, чаще всего не обладая личными информационными возможностями, способны стать организаторами каналов добывания информации и образцов зарубежного происхождения.

Характерной особенностью деловых людей в качестве агентов явилась их способность в нужный момент переориентироваться на добычу информации по незнакомой тематике, как случилось с заданиями по радиоэлектронике (60–70-е годы), спецтехнике для космоса (1965–1980) либо по атомному судостроению (60–80-е годы).

…В перерывах между длительными «визитами» на разведывательное поле за рубежом Анатолий Яцков трудился под началом самого Леонида Квасникова, своего коллеги по атомным делам по всей гамме заданий военно-прикладного значения в Штатах в годы войны. Незадолго до того момента, когда идеолога и стратега «ушли» из НТР, в начале 60-х в ее штаб-квартире на Дзержинской площади под крыло Квасникова собрались замечательные единомышленники — Барковский и Яцков. Эти три понимающих друг друга разведчика с боевым опытом по обе стороны океана оказались у руля нашей НТР.

НТР набирала все бόльшую силу, уже доказав свою значимость в деле создания отечественного ядерного оружия. И именно разведка помогла вступить отечественной электронике «на тропу общей автоматизации и в эпоху робототехники». Она дала аргументы прогрессивно мыслящим ученым для развенчивания определения кибернетики как «порочного детища империализма», приклеенного ей марксистами-догматиками. Более того, вопреки идеологическому угару в этой области разведка продолжала работать по добыванию обширной информации по теме и в нужный момент обогатила нашу электронную ученую элиту нужными материалами. А это позволило сократить разрыв в отставании в ней с пятнадцати до пяти лет.

Слово о причастности Джонни к «электронной составляющей» в его работе. И тогда напрашивается некоторый экскурс к вышеуказанному — «как мостилась тропа эпохи автоматизации и робототехники» с участием разведки. Эту тропу шаг за шагом осваивали многие разведчики, и среди них — атомные. Круг их занятости в научно-технической разведке был много шире, чем только работа по операции «Энормоз».

На Британских островах всю войну этими вопросами занимался Владимир Барковский, а Штатах — «группа Квасникова», одной из главных задач которой была работа по операции «Радуга». Здесь несколько разведчиков с участием Анатолия Яцкова и в бытность руководства им нью-йоркской резидентурой после отъезда из страны идеолога и стратега НТР Леонида Квасникова имели на связи десяток агентов, занятых электронной проблематикой.

Однако проблема занятости Яцкова-Яковлева-Джонни вопросами НТР весь период его «хождения за океан» затрагивает триаду проблем, теснейшим образом связанных с операцией «Радуга», ибо это операция не только по линии радиолокации. Это еще и «обслуживание» самого «атома» (операция «Энормоз»), и авиационная составляющая заданий разведки (операция «Воздух»).

Именно в 40–60-е годы Яцкову под руководством Леонида Квасникова и в союзе с его коллегами пришлось становиться воистину своеобразными первопроходцами в судьбоносных для нашей науки и техники вопросах.

Радиолокация… С позиции Англии и США все годы войны велась разведывательная работа в звене «РЛС — электроника — кибернетика». В Союзе к началу войны это была «тупиковая ветвь».

Атом — авиация — радиолокация. Трижды Квасников (Яцков — Барковский — Феклисов) и другие разведчики с позиции НТР предвидели, упреждали и предупреждали политические и научные верхи о судьбоносности всего этого научного и технического «богатства» на Западе.

Но если с атомом все же, хотя и с опозданием, страна и ее военная промышленность справилась, то с электроникой-кибернетикой наша наука, техника, промышленность и оборонные отрасли оказались в хвосте мировой цивилизации и в пятидесятые годы запаздывали лет на пятнадцать.

В отличие от «работы Советов с атомом» разрыв этот было бы сложно преодолеть, если бы не… научно-техническая разведка и… А конкретно — реально мыслящий провидец Леонид Квасников и выдающийся советский специалист по радиолокации Аксель Иванович Берг оказались в этом вопросе единомышленниками.

Автор пришел в научно-техническую разведку во второй половине шестьдесят первого года. Его местом там стала группа химии, которой руководил соратник Квасникова Анатолий Яцков. Однако в ведении Яцкова была не только наша группа, но и группа электроники.

В то время был характерен тот факт в занятости агентов «по заданиям», что часто агенты-коммерсанты работали по нескольким направлениям. В отношении кибернетики такая работа НТР носила фактически подпольный характер.

Справка. Когда в Штатах в конце сороковых годов серьезно занялись теорией и практикой электронных вычислительных машин, в Союзе идею обвинили в стремлении «очеловечить» машинные системы. В прессе появились разгромные статьи о вреде кибернетики, которую назвали «проституирующей дочерью империализма».

В нашей стране сторонники кибернетики преследовались, а понимающие роль кибернетики в прогрессивном развитии науки и техники ученые предавались анафеме, вплоть до отлучения от науки.