Помоги проекту - поделись книгой:
Я рассказал вам про тутового шелкопряда, а бывает ещё дубовый: его гусеница питается листьями дуба. Из коконов дубового шелкопряда получают нить погрубее, потолще. Из неё делают ткань чесучу и прочный шёлк для парашютов.
А вот из коконов непарного шелкопряда ничего не получается. Зато прожорливые гусеницы непарного шелкопряда, если их разведётся очень уж много, могут объесть целый лес, погубить все деревья. Те, кто видел, рассказывают: «Птицы не поспевают клевать жирных гусениц, они расползаются в разные стороны, дальше и дальше. Ни листочка не остаётся на ветках, ни зелёной иголочки — голо и пусто. Мёртвый лес!..»
Нет, этого им позволить нельзя! Ведь лес — это тоже красивое и нужное всем: людям, бабочкам, птицам, зверям…
Жил во Франции старый учёный Жан Анри Фабр. Больше всего на свете он любил наблюдать, как ведут себя насекомые — жуки, кузнечики, осы, пчёлы и бабочки. Однажды Фабр осторожно поймал и посадил под колпак из тонкой проволочной сетки большую ночную бабочку под названием «павлиний глаз». В ту ночь ему так и не пришлось заснуть: вскоре его комната наполнилась порханьем и шумом крыльев! Десятки таких же бабочек спешили из дальнего леса к своей подруге и влетали в открытое окно. Откуда они узнали, где она находилась? Как отыскали дорогу? Вокруг — кромешная тьма, даже пальцев на вытянутой руке не разглядеть. Никаких звуков павлиний глаз издавать не умеет — вообще среди бабочек лишь немногие умеют еле слышно попискивать. Значит, позвать на помощь, крикнуть пленница не могла. И всё же друзья были здесь, прилетели за несколько километров!
Ветра на дворе не было, тишина, и учёному оставалось предположить, что бабочки находят дорогу друг к другу по запаху. А запахи они «нюхают» своими усиками.
«Верно, по запаху», — подтвердили впоследствии другие учёные. Но вот как они умудряются при помощи усиков так удивительно чувствовать запах, этого до сих пор никто объяснить не сумел. Ведь даже самая лучшая охотничья собака ничего не сможет почуять на таком расстоянии. А бабочка может…
Удивительные истории рассказывают про них — про то, как хрупкие бабочки совершают перелёты через горы и ледники, через целые страны. Или вдруг сыплются дождём на корабельные палубы в море. Можно много рассказывать про то, как они живут, летают, дружат с цветами и друг с другом. Я расскажу ещё немного.
Вам, наверно, известно это слово —
Орнаментами из мрамора и цветного стекла строители украшают подземные залы метро. Узоры вышивают вышивальщицы, ткут ткачи и ковровщицы, рисуют художники.
Но вот что оказывается: придумать новый, небывалый узор — не просто. Для этого нужно смотреть и видеть, нужно искать красивое повсюду — в лесу, где деревья и листья, в саду, где груши, яблоки и цветы, на лужайках, где кружатся бабочки. Никто их специально не разукрашивал, и чудесный узор на их крыльях, быть может, только для красоты. Но разве это ни для чего? Разве этого мало!..
Живут и летают…
Лесная грамота
Про кого это?
Есть люди — живут в больших городах. Есть — в деревнях. А Миша живёт не в деревне и не в городе, а на кордоне у дедушки, в избушке посреди леса.
Тут и перед окнами, и куда ни пойдёшь, ни глянешь — всё ёлки да сосны растут, да ещё иногда кривые берёзы, да малина по вырубкам, да молоденькие посадки, да огромные муравьиные кучи.
Есть ещё возле дома запруда, которую Миша с дедом каждую весну чинят и обновляют, чтобы не прорвало. Есть пруд, и в нём плавает большая водяная крыса — ондатра. А прячется она на берегу в норе.
Рыжие белки живут в лесу и пугливые серые зайцы. А волков совсем нет, но их и не надо. Если бы волки были, они могли бы таскать овец или кур или даже задрать телка. Они бы выли зимой. И дедушка всё равно бы их застрелил. Ведь у него есть ружьё двустволка, которое очень метко стреляет.
Дедушка не просто живёт в лесу — он лесник. Он сторожит лес. А Миша ему помогает.
Одна девочка, которую Миша встретил на кордоне, засмеялась:
— Чего же лес сторожить? Он ведь без ног — никуда не убежит, не денется!
В том-то и дело, что деться может! Вдруг лесной пожар? Вдруг плохой человек с топором придёт? Вдруг заведётся вредная гусеница, жучок? Вот и прощай, лес!.. А чтобы этого не было, живёт на кордоне лесник.
Лесная грамота
Я приехал на знакомый кордон. Устал с дороги, попил с лесником чаю и лёг спать.
А утром проснулся очень рано оттого, что где-то далеко грохотало и шумело.
Я подумал: это валят деревья — и вспомнил, что рассказал мне вчера лесник.
Текла когда-то речка, широкая, глубокая, и по ней плыли пароходы, а в жаркие дни купались люди. А на берегу рос густой зелёный лес.
И люди в деревнях сеяли пшеницу и рожь, сажали картошку, помидоры, капусту.
Но вот однажды сказал человек: лес — это прочные брёвна и гладкие доски; это комоды, столы, табуретки; это белая бумага и жаркие дрова. И пришли сюда лесорубы — не один, не два, много! На каждого лесоруба по дереву — вот и леса нет: весь срубили.
Стало здесь светло и просторно, далеко видно. Зато все звери и птицы пропали, и грибов не стало, и ягод.
А потом обмелела река, пароходы не могли больше плыть: ведь это лес раньше охранял воду. И душные ветры днём и ночью стали сушить землю: раньше лес не пускал их. И поля начали плохо родить. Пришло к людям горе — стало голодно в их домах. Даже в колодцах пересохла вода. А в воздухе запахло зноем и дымом.
Тогда только люди поняли, что лес — не одни лишь дрова и табуретки, лес — это зелёная прохлада в жаркий полдень, это много маленьких звонких ручьёв, которые несут свою воду в большие реки; это полезный чистый воздух и сколько ещё другого хорошего!
Я не утерпел и спросил:
— А что было дальше?
— Что? Люди посадили семена и стали ждать, пока вырастет новый лес, — не выдержал Миша.
— А долго он растёт?
— Вот сколько лет мне, столько и нашему лесу, — сказал Мишин дедушка.
«Ого, — подумал я, — значит, деревья рубить нельзя. Срубишь, а потом целых семьдесят лет жди, пока вырастут!»
А лесник сказал ещё:
— Если рубить только старые деревья, а молодые не трогать, никакого вреда не будет. Людям без досок и брёвен тоже ведь не обойтись. Вот стол нужен, вот изба. Только лес надо рубить с умом, надо вот что знать — лесную грамоту.
Дёр! Дёр! Дёр!
«Дёр! Дёр! Дёр!..» — кто-то противно кричит в лесу.
Скрип… скрип… скрип… — скрипит возле дома ворот: ведро опускают в колодец.
А в ответ ещё громче:
«Дёр! Дёр! Дёр!..»
Будто кто-то сердится там, думает, наверно, что его передразнивают.
Пошёл выследил: это же старая знакомая — птица деряга! Так её лесник называет.
Прошлым летом, когда я тоже гостил на кордоне, мы с дедом в лес ходили, делянки осматривать. Вижу: пёстренькая птичка, чуть поменьше грача, схватила что-то с земли — и в кусты.
Я за ней потихоньку: сидит, жёлудь расклёвывает. Позавтракала — и за другим.
А другой-то есть не стала. Разгребла клювом землю, мох и зарыла.
Вот какая она, деряга: закопает жёлудь про запас, а сама и забудет. А он возьми да и вырасти!
Теперь, когда я в лесу молодой дубок замечу, то думаю: где-то здесь птица деряга живёт. А что она так противно кричит, так это пускай себе…
Пчёлы отроились
В лесу цветёт липа, на каждой полянке полно разных цветов, и от этого всюду пахнет чем-то знакомым, душистым, сладким. Да ведь это же мёдом пахнет: подходи, бери! Вот и «берут» пчёлы, и носят в свои ульи с раннего утра и до вечера — весь светлый день работают.
У деда было четыре улья. Из одного вылетела молодая матка и за ней другие пчёлы — новый рой. Рой сел в саду на яблоньку. Старик быстро взял куль из вывернутой еловой коры и смёл туда пчёл. Они его жалили. Одна прямо в глаз. Глаз оплыл, а дед смеётся: «Это полезно, когда пчела кусает!»
Вечер пришёл. Стало смеркаться. Пчёлы тогда смирные. Дед принёс деревянные рамки с чистыми восковыми ячейками — сотами. Он составил рамки в пустой ящик, а сверху тряхнул куль. Пчёлы так и посыпались грудой, будто не живые, а сухие, бумажные… И зашелестели. Он ещё тряхнул — ещё посыпались и… запо́лзали. Дед их дымом окуривать! Когда всех вытряхнул и они заползли в улей, дед сверху настелил досочки — потолок — и поставил крышу от дождя.
Пчёлы в улье гудели, а некоторые выползали через щёлочку-лётку и снова заползали в улей.
Дед был в фуфайке, а на лице — сетка. Только руки голые, он в них держал дымарь. Это вроде чайника с носиком, откуда выходит дым. Внутри «чайника» разные гнилушки горят, берёзовый гриб, а позади — меха, чтобы раздувать огонь. Пчёлы дыма боятся, дуреют от него и не жалят.
Лесосека
Там секут лес. Секут — значит, валят деревья.
Я пошёл туда, а мне навстречу по дороге ревели огромные грузовые машины — лесовозы. Они везли лес — длинные деревья с обрубленными сучьями, хлысты.
А где-то далеко визжали электрические пилы, с грохотом падали деревья. Это и была лесосека. Туда не пускают, потому что опасно: всюду валят деревья и может придавить. А те, кто там работает, знают, как надо беречься.
Когда шум на лесосеке затих, увезли все хлысты, сгребли и сожгли ветки, я пришёл туда. Там, на большой поляне, где раньше очень старые деревья стояли, одни пеньки остались.
…На кордоне возле избы — грядки. На грядках не помидоры, не огурцы растут, а маленькие пушистые ёлочки и сосенки. Когда жарко, их поливают. И землю вокруг них тоже разрыхляют граблями. Всё как на огороде! У ёлочек на грядках земля чёрная, а у сосенок песок — кто что любит.
Весной Мишин дедушка возьмёт из этого лесного питомника саженцы — совсем ещё молоденькие сосенки и ёлочки — и привезёт их на лесосеку. Здесь их посадят.
И будет расти новый лес.
Заблудились
Пошли мы однажды с Мишей за грибами и заблудились. Случилось это так. Искали грибы: под берёзами — подберёзовики, под осинами — подосиновики. Слушали, как дятел по дереву клювом долбит, червяка-закорыша под корой ищет. Сильно стучит, будто клюв у него железный.
На вырубке, где пни торчат да растут молоденькие деревья, напали на малину. Мы корзину возле пня поставили, сами принялись собирать. Собираем, собираем — и прямо в рот: даже говорить перестали. Вдруг в стороне, в кустах, что-то большое как затрещит, заломает — и затихло. Мы замерли.
Я говорю:
— Что бы это?
— Медведь, может? — шепчет Миша.
Я говорю:
— Убежал, кажется…
— А если вернётся?
Схватили мы грибы и скорей подальше.
— Ну, — говорю, — Миша, хорошо мы с тобой бегаем!
Только смотрим — где это мы? Всё кругом незнакомое. А компас я на кордоне забыл! И дождь начинается, темнеет. Что теперь будет!
Вдруг Миша сказал:
— Идти нужно вон куда! — и показал на большую муравьиную кучу.
А я подумал: «Нет, совсем не туда. Дорога должна быть слева».
— Всё-то ты, Миша, путаешь.
А Миша упрямится, даже сердиться стал:
— Нет, сюда, сюда!
Тут я засомневался:
— Откуда ты знаешь?
— Вот знаю! — говорит Миша и за руку меня тащит.
Идём, всё идём… Скоро деревья стали редеть, большак показался — большая проезжая дорога. Удивился я, обрадовался:
— Как ты, Миша, догадался, куда идти?
— Очень просто, — сказал Миша, — по муравьиным кучам. Муравьи всегда к югу от дерева селятся, чтобы солнце пригревало. Вот мы всё на юг в одну сторону и шли, по муравейникам. Не заметил разве?
И правда, я ничего не заметил. Вот получилось как…
Наконец и знакомый кордон. Кругом темно, дождь моросит, а в окнах горит свет — лесник поджидал нас. На столе гудел самовар.
— Много грибов набрали?
— Много, — сказал Миша. — Чуть на медведя не наскочили.
Поделиться книгой: