Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого. Книга 2

Борис Заходер — великий поклонник Высоцкого — жил в Болшеве и просто требовал Володю в гости! Заходер утверждал, что, так как он понимает песни Высоцкого — не понимает никто. Я все просьбы честно передавала… Едет Володя в машине, машу рукой. Он останавливается.

— Заходер?

— Заходер.

— Ну, передай ему привет!

Я так и не знаю, встретились ли они…

Тогда я репетировала в СКВ, и нам, конечно, хотелось устроить концерт Высоцкого. Попросили меня договориться… Но я не пошла на Таганку, боялась, что Володя по-свойски может отказать. Приглашала его одна наша красивая и интеллигентная дама — такой отказать трудно. Володе дама понравилась, и он пришёл к нам. Пришёл с Татьяной Иваненко — актрисой Театра на Таганке. Мне сказал, что она не слышала его новых песен…

Концерт он как-то скомкал: пел мало и неохотно. А мы же честно собрали трудовые рубли! Правда, не успели поменять их на крупные купюры, приготовили конверт с этими мятыми бумажками… Я говорю:

— Володя, ты что?! Что с тобой? Так мало пел…

— Ты знаешь, я не смог петь. Там сидел человек и записывал.

Оказалось, что один из наших добросовестных инженеров сидел в первом ряду и от руки записывал тексты песен — это и выбило Высоцкого из колеи.

Помню, что однажды мы встретились на Беговой, Володя приехал попеть новые песни своим ребятам; Никите тогда было лет девять, ну а Аркаше — одиннадцать… Сидел Володя в кресле в углу, а ребята на полу…

И ещё одна встреча… Случайная встреча в Одессе осенью 1978 года. Жуткий дождь с громом и молнией, я еду в такси… У киностудии стоит Володя без зонта, но с гитарой. Ловит машину. Мы остановились — ему надо было в аэропорт… Володя рассказывал о том, что, выручая Говорухина, он целую неделю сам снимал кино. И очень гордился своей режиссурой…

Но почему-то обозлился водитель — пожилой грубоватый человек. Он, разумеется, понял, что это Высоцкий… Володя торопил:

— Можно поскорее, я опаздываю…

— Ладно, свои сто граммов успеете выпить в аэропорту…

Я рассвирепела:

— Товарищ, что вы себе позволяете?!

А Володя не обращал внимания, он был счастлив — сделал новую для себя работу…

— Ну, тихо, тихо… И всё-таки, давайте побыстрее…

Это была наша последняя встреча.

Июнь 1989 г.

Алексей Николаевич Чардынин

— Когда и где вы познакомились с Высоцким?

— Вы знаете, мы с Володей как-то сами пытались выяснить этот вопрос. Скорее всего, мы познакомились в общежитии ВГИКа, где я тогда жил… А может быть, нас познакомил Зарик Хухим, который в своё время хорошо знал Высоцкого. Зарик учился на курсе у Михаила Ромма вместе с Володей Акимовым. Вот к такому выводу мы с Володей пришли тогда… Но это было просто приятельское знакомство, не более того.

А уже поближе мы сошлись, когда я жил у Александры Александровны Дикой на улице Горького. После института просто негде было жить, и она приютила меня вместе с моей первой женой Ларисой Лужиной. Володя там бывал. А потом Лариса стала сниматься в «Вертикали» вместе с Высоцким. Однажды Володя говорит:

— Лёша, послушай какую песню я написал твоей бабе!

И спел «Она была в Париже». А Лариса после фильма «На семи ветрах», действительно, побывала в Иране, а потом ездила во Францию на Каннский фестиваль…

— А известная история со знаменитой гитарой Дикого? Высоцкий сам рассказал об этом, но очень коротко.

— Александра Александровна, жена Алексея Денисьевича Дикого, была женщина замечательная. Натура артистическая, бывшая балерина — она училась в одном классе с Улановой. Целыми вечерами она с удовольствием рассказывала нам о Светлове, Олеше, Булгакове…

А у меня были тогда магнитофонные пленки — Окуджава, Кукин, Клячкин, — в общем, всё, что тогда пелось. Там были и записи Высоцкого, сделанные ещё во ВГИКе. Тётя Шура услышала Володины песни:

— А кто это поёт? А что это за Высоцкий?

Были это первые Володины песни — уличные, дворовые, «блатные». А Дикой ведь сам побывал в сталинских лагерях, правда, недолго. Существует такая легенда. Как-то «великий вождь всех народов» был недоволен очередным исполнением роли Сталина и спросил: «А где это Дикой?»

Алексей Денисьевич был в это время где-то в районе Печоры. И тут же его «выдернули» из лагеря. Освободили и тётю Шуру, которая была в тех же краях.

Так вот, в очередной раз приходит Володя, а я и говорю: «Тётя Шура, это и есть Высоцкий». И Александра Александровна попросила Володю спеть…

А у неё в то время хранилась гитара Дикого — знаменитая гитара венской работы. Она побывала у многих известных артистов, а появилась в России у цыган, в «Яре». С этой гитарой были связаны какие-то романтические истории, её крали… Когда Высоцкий увидел эту гитару, он сразу сделал «стойку на месте»! Вижу, у него «глаза навылет», говорит мне:

— Делай что хочешь, но это такая гитара!

В это время тётя Шура уже поговаривала: «Отдать что ли в Бахрушинский музей?.. Гитара народного артиста Дикого, да ещё с такой историей…» Она уже хотела это оформить, но, как всегда у нас, началась волокита. Александра Александровна возмущалась:

— Я хочу подарить вещь, и я должна ещё бегать!

Санджейка — село в Овидиопольском районе Одесской области

Мы начали потихоньку тётю Шуру «обрабатывать». Устроили такую небольшую осаду — Володя приходил, пел… Конечно, он включил все своё обаяние, а это он делать умел… В общем, тётя Шура была очарована и, в конце концов, просто подарила Высоцкому эту гитару. Я хорошо её помню — небольшая изящная гитара в большом футляре, обшитом вельветом в мелкий цветок. О дальнейшей судьбе этой гитары я ничего точно не знаю. По-моему, Володя подарил её одному из сыновей Марины Влади.

— В конце шестидесятых годов вы много общались с Высоцким в Одессе. Мне об этом говорили и Артур Сергеевич Макаров, и Олег Николаевич Халимонов.

— Да, я тогда со Славой Говорухиным снимал в Одессе фильм «День Ангела». Славу я знал ещё по ВГИКу, а Володя снимался у Киры Муратовой в «Коротких встречах», а потом у Карелова в фильме «Служили два товарища», да ещё писал песни для Говорухина. В общем, Володя тогда часто бывал в Одессе. И мы всё время общались. Я снимал номер в «Куряже» (это гостиница Одесской студии), и Володя останавливался у меня. А часто бывало так: бросал вещи в номере, а сам кочевал по разным местам. Вечерами мы собирались у Киры Муратовой или у Юры Хилькевича — там всегда было много интересного народу.

— А что это за место под Одессой — Санжейка? Недавно я узнал от Игоря Шевцова, что некоторые эпизоды фильма «Зелёный фургон» Высоцкий собирался снимать именно на Санжейке…

— Да, место подходящее: голая степь, крутой обрыв и море — место необыкновенной красоты. По-моему, это мне удалось наткнуться на него. Там стояла декорация фильма «Прокурор даёт показания», стояла на большом деревянном помосте. Это очень важно в степи, где туго с топливом для костра. И с разрешения сторожа мы кое-что добывали. Наладились ездить туда почти каждую неделю. Это довольно далеко от города, место пустынное — мы были уверены, что посторонних там не будет. Много разного народа там побывало…

— Говорухин вспоминал, что в это время Высоцкий много работал — писал…

— Он писал всё время… Причём, мне это было не всегда приятно. Конец картины, что-то не доснято, проблемы с актёрами… Поэтому сложные отношения со Славой Говорухиным. У меня съёмка в семь утра. Я ложусь спать, а Володя сидит за столом — пишет, пишет… А потом ему нужен выход, ему требуется слушатель! И в четыре утра он меня будит, а у самого глаза чёрные.

— Послушай! Как я это написал?!

И пел всё, что только что сочинил. А потом у него шёл отбор, он делал отжимку. Вначале он исписывал своим мелким почерком целые листы — двенадцать-шестнадцать куплетов. И в конце концов оставалось куплетов шесть-восемь.

— Отношение одесситов к Высоцкому?

— Это было не отношение, это была любовь. Володя в Одессе стал кем-то вроде национального героя! Я помню таксиста, который всегда встречал его в аэропорту. А потом всё время возил по городу — и это «из любви к искусству». Однажды Володя позвонил мне, сказал, что прилетает и сразу поедет на съёмки в порту. Это был фильм «Служили два товарища», где он прекрасно сыграл поручика Брусенцова. Я приезжаю — группа не может работать. Стоят толпы — дайте нам Высоцкого!

Володя всегда приезжал в Одессу с удовольствием.

— Но давайте вернёмся в Москву конца шестидесятых. Вы часто бывали в Театре на Таганке?

— Одно время я буквально не вылезал из театра — спектакли, репетиции, да и просто так. Отношение к Высоцкому в театре было сложным…

— Уже тогда?

— Не «уже тогда», а именно тогда. И я могу понять актёров — Высоцкий исчезал, пропадал. А кому это нравится в театре? Вот только они не могли понять, что Володя не выпендривался, для него это был способ существования. У него случались периоды, когда он был совершенно непредсказуем. Из театра однажды звонили в московские аэропорты, просили не пускать его к лётчикам…

— Высоцкий говорил на концертах, что пел лётчикам в кабине самолёта.

— Это не выдуманная история. Я думаю, что так оно и было. Когда Володя исчезал, Юрий Петрович несколько раз звонил мне, он знал, что мы дружили. Володя мне тогда доверял и знал, что я его, как говорят, «не сдам».

Да, вспомнил интересный случай. Однажды после спектакля едем ко мне, я уже жил на Вернадского. Лариса нас ждала дома. Как мы влезли впятером в горбатый «Запорожец», я до сих пор не пойму! Подъезжаем… А у нашего дома были пруды, и там всегда много ребят хороводилось. Мы остановились, а так как в этом маленьком объёме нас было много, то довольно долго выковыривались из «Запорожца».

Мимо идёт пацан — видно, что поддатый. И — хлоп по крыше! В это время вылезаю я:

— Дите! Ты же машину сломаешь!

Причём говорю это довольно мирно. А он завёлся. И я слегка подтолкнул его:

— Иди, иди, мальчик…

И вижу: к нам несётся кодла, — они решили, что их товарища бьют. Несутся с песней «Если друг оказался вдруг». Парадоксальная ситуация! Бегут бить своего кумира, автора этой песни! Была там небольшая свара…

— А где тогда жил Высоцкий?

— Володя жил тогда с Ниной Максимовной на улице Телевидения в экспериментальной пятиэтажке — у них там было что-то вроде кондиционера. Однажды звонит Нина Максимовна и просит, чтобы я посидел с Володей. Приезжаю к ним. Вдруг звонок. Открываю — два человека. Один у двери, второй — ниже, на лестнице.

— Здесь живёт Высоцкий?

— А в чем дело, ребята?

— Мы сами с Дальнего Востока, нас ребята делегировали. Просили узнать, как дела у Высоцкого. А то у нас ходят слухи, что его посадили. (Это было время статьи «О чём поёт Высоцкий», и по стране ходили эти нехорошие слухи.)

— Да нет, ребята. Я вам точно говорю, что всё в порядке…

Они не верят. А у Володи на столе лежала кипа свежих фотографий.

— Ну ладно, подождите… Вот смотрите — это снимали неделю назад. А это возьмите себе.

— Ну, хорошо. А вот это передайте Высоцкому. — И подают довольно большой пакет.

Володя проснулся, мы развернули пакет — там оказалась сёмга. А дело было на Масленицу. Я говорю:

— Ну что, Володя, надо делать блины.

Приехали к моей маме. Она делала блины, охала и ахала:

— Где это вы достали такую замечательную сёмгу?

Володя отвечал:

— Вот, хорошие, значит, люди меня знают! Сёмгу привезли!

У него была такая детская черта — любая радость другого человека вызывала у него бурю восторга!

Да, было время, когда мы общались практически ежедневно. Была такая компания: Володя, Сева Абдулов, Игорь Кохановский и я. Несколько лет мы очень тесно общались.

Володя звонит однажды под Старый Новый год — прилетел откуда-то совершенно неожиданно:

— Немедленно одевайся! Я сейчас за тобой заеду.

И мы приехали к Андрею Вознесенскому на Котельническую. Володя просто трясся от нетерпения:

— Такую песню написал! Сейчас послушаешь…

Приехали — там уже были Гарик Кохановский, Борис Ермолаев. Андрей читал стихи, а Володя тогда впервые спел «Баньку». Так что самая первая запись этой песни должна быть у Вознесенского. Я помню, что он включал магнитофон.

Там мы побыли часа два-три, потом умчались дальше. Поехали к Феде Фивейскому. Он скульптор, тогда его мастерская была на Садово-Каретной. Федя — муж сестры Кохановского. Там тоже был народ. Володя ещё раз спел «Баньку».