Покорившая небеса (СИ)

— Не знаю. Но или прекращу, или конец. — Решила я.

Много дней спустя, я сама не верила, что решилась. И главное выдержала.

— Ты боец, девочка! Вцепилась зубами и вырвала победу! — слушала я радостный голос бывшего боксёра, пытаясь собрать себя в кучу.

Мне в тот момент казалось, что у меня вместо тела болезненное желе. Степаныч заставлял меня сначала ходить, потом бегать вокруг стадиона, приседать и отжиматься.

— Я сейчас сдохну! — ныла я, задыхаясь от нехватки воздуха и хватаясь за бок.

— Неет, это твоё тело привыкает жить! — отвечал он и продолжал гонять.

Я работала на овощной базе, перебирала овощи и ягоды. В столовой, пока её не прикрыли. Ездила в Подмосковье собирать в лесах грибы и ягоды, а потом продавала их москвичам. Несколько раз меняла место, куда возвращалась ночевать. Многих из тех, кого знала, уже давно не стало. А я всё жила. Теперь вот ещё и пела в переходах.

Были только два места, куда я неизменно приходила. Могилы родителей и бабушки и родной двор. Пряталась, чтобы меня не было видно, и наблюдала. Мне везло. Почти каждый раз я видела племянниц. Девочки росли. Этой осенью уже пошли в школу. Надо будет зайти, соскучилась. Да и брат последнее время чем-то встревожен. Видела его несколько раз, всё время хмурый.

Ладно, хватит самой себе мозг выносить. Сегодня выручка была хорошая, хватит на ночь в дешёвом хостеле. Я там оставалась раз-два в неделю, правда больше для того, чтобы отмыться и постирать вещи. И завтра можно купить папиного любимого коньяка и Бабаевский классический шоколад, и съездить на кладбище. Скоро заморозки перерастут в морозы, а зима самое сложное время для тех, кто живёт на улице.

Глава 5

Кладбище поздней осенью казалось ещё более безнадёжным местом, чем обычно. Но именно за надеждой я сюда и приходила. Убиралась на могилках. Не только у родных, но и у соседей. Где-то слышала, а может одурманенный мозг сам придумал, что если могилка не ухожена, то её могут уничтожить, а место перепродать. И ничего страшного что, наверное, с десяток оград и крестов выкрашены одинаково.

Летом я целую неделю ездила сюда на покрасочные работы с банками краски на перевес. Зато нигде не было ржавчины, и ярко зелёный цвет резко контрастировал с окружающим пейзажем.

Пока убиралась, разговаривала. Рассказывала близким, как живу, что происходит в моей жизни. Нет, я не жаловалась и не задавала глупых вопросов "за что". Но надеялась, что судьба всё-таки подарит шанс, и боялась его упустить. Рассказала и о вчерашней встрече в метро, и о забавном эпизоде в магазине.

— Может не стоит? Давно же держишься, — кивнула кассир на бутылки с коньяком и с массандровским кагором.

В этом магазине я часто покупала еду по акции "успей сегодня". Это когда делают максимальную скидку в последний день срока годности. Видимо примелькалась.

— Я не себе. Завтра на кладбище, к родным. — Объяснила я.

Скупая забота незнакомого человека оказалась неожиданно приятной. Что пусть и так, но человеку не безразлично, что происходит вокруг.

Все дела были закончены, я попрощалась со всеми, на всякий случай навсегда. Ведь неизвестно, как я смогу пережить зиму. И уже уходила, когда меня окликнули.

— Девушка, постойте. — Спешила ко мне женщина пенсионного возраста. Я остановилась больше от неожиданности, так ко мне уже давно никто не обращался. — У меня могилка в соседнем ряду. И я часто вас вижу. Ну, и невольно слышала ваши рассказы.

— И что? — фраза, что у неё могилка в соседнем ряду, меня несколько насторожила.

Немного даже напугала. Помня о своём прошлом, я предположила, что меня вполне могли догнать последствия. Но женщина вроде была вполне себе реальная.

— Видите ли, я председатель ТСЖ. Двор у нас большой, народ живёт давно, поколениями можно сказать. И нам нужен работник. Дворник. — Она внимательно посмотрела на меня. — Работа не престижная, и тяжёлая. Тем более, что у нас во дворе сохранился настоящий скверик. Но мы предоставляем жильё. Служебная комнатка в техническом помещении. И зарплата…

— Вы предлагаете мне работу и жильё? — удивилась я. — Вы ведь сказали, что всё слышали…

— Знаете, я считаю, что каждый может переломить собственную судьбу, было бы желание. А тут… Мне нужен работник, вам работа и жильё. — Слегка улыбнулась женщина. — Я Тамара Сергеевна, если готовы, то можем встретиться завтра, посмотрите, где и сколько работать. Но предупрежу сразу, если проявятся, скажем так, вредные привычки, то простимся сразу!

На предложение я, конечно, согласилась, посчитав тем самым шансом. Ночь не спала, боясь именно в этот день проспать. Волновалась так, словно не на работу дворником устраиваюсь, а как минимум замуж выхожу.

Несколько длинных домов образовывали большой вытянутый внутренний дворик с бордюром из кустов высотой мне по пояс и засаженный клёнами. Судя по ширине стволов, деревья были старыми. У подъездов, под окнами везде были какие-то кустарники, торчали утеплённые на зиму многолетние цветы. Даже удивилась, что в Москве такие дворы сохранились.

Встречена я была отрядом бдительных бабушек, с таким особенным взглядом, что куда там участковому. Тамара Сергеевна проводила меня по двору, показала, где хранится весь инвентарь. И комнатку.

Насколько я помнила, это называлось цокольный этаж. И иногда такие комнатки показывали в фильмах про времена революции и сразу после неё. С окном под потолком, в которое видно тротуар и ноги мимо проходящих. Правда, в кино обычно в таких комнатках стояла буржуйка, а здесь была батарея.

Здесь имелась мебель, холодильник, стиральная машинка и даже старенький телевизор. Да, мебель старенькая. Да, холодильник марки "Юрюзань", с большой такой надписью посередине двери. Да, ковер на стене с оленями в лесу. И санузел маленький, совмещённый, с раковиной почти нависающей над унитазом. Но для человека, который провёл десять лет на улице, это было роскошью.

Паспорт на оформление документов я подавала трясущимися руками. Чего мне стоило его сохранить и прятать все эти годы. И я честно предупредила, что прописка может не соответствовать. Но как оказалось, мне Тамара Сергеевна показывала ответ на запрос, я по-прежнему была прописана в квартире родителей. Брат после их смерти меня не выписал, хотя и мог бы. Года так через три.

С момента, когда я подписала документы и получила ключи от служебной комнатки, у меня словно началась новая жизнь. Целый день я крутилась по двору, но ощущение того, что мне есть куда вернуться вечером, окрыляло. Смешно, но я была счастлива от того, что мне есть, что закрыть на ключ. Само наличие этого ключа делало жизнь лучше.

Убирала я весь двор старательно. Даже площадку с мусорными баками, что стояли на выезде со двора. И мне было всё равно, что место здесь глухое, тёмное и не просматриваемое. Да я даже миски мыла, в которых бабушки кормили местных приблудных котеек.

Потом само собой вышло так, что я начала помогать выгуливать собак, а потом и ходить за покупками. Первый раз я несла чек и сдачу и молилась как могла, чтобы ничего не случилось, и я не потеряла ни рубля. Вскоре я стала уже своей во дворе, знала всех местных старушек по имени отчеству, а дворовые машины по номерам.

Я выдохнула, поверив, что началась спокойная и тихая жизнь. Но моё прошлое настигло меня, когда я и думать о нём забыла.

С утра я собиралась подольше поспать, пользуясь тем, что наступали выходные. Поэтому мусор из урн рядом с подъездом выгребла вечером, машина за баками приезжала рано утром.

Когда я закидывала мешки в бак, резкая боль возникла в спине, и меня толкнуло на баки с такой силой, что я впечаталась в край бака подбородком. Я даже не сразу поняла, что меня со всего размаху ударили по спине куском трубы, пока он не прилетел мне сверху по лицу и груди.

— С@ка, осторожная тварь, еле выследили! — летело сверху вперемешку с ударами и хрустом моих собственных костей.

— Хватит, прикончим её быстрее и сваливаем. — Произнёс кто-то.

— Дебил? Убери нож. За поножовщину менты могут уцепиться, а так такие же отбросы прибили. Может тухляк какой не поделили? — второй голос был смутно знаком.

Пережив очередную волну ударов, я с хрипом глотала воздух.

— Ты смотри, живучая. Что за птица хоть? — прозвучало где-то над головой.

— Да та самая тварь, что очередной дуре слила Олега. Та вроде поверила, что эта бывшая девка старшего брата, но спилась, а виноватыми в этом считает Олега и его семью. А сама к отцу, а тот оказался не так прост, как мы думали. Вечером уже шмон был на хате. А там и паспорта, и дозняк для подсадки. — Парень из метро, осенило меня. Я начала жадно прислушиваться к разговору, надо же, а девчонка-то оказалась не дурой, ну хоть что-то хорошее я успела сделать. — Девок искать стали, и наших погребли. А эта ещё и имя своё той с@ке слила. Её как свидетеля ищут, а она по ходу много рассказать может. Там и так букет, менты ссуться кипятком на радостях. Ладно, хватит. Ещё увидит кто.

Кусок трубы нёсся к моему лицу, этот удар точно станет последним. В этот момент произошло что-то непонятное. Меня словно дёрнуло в сторону, и вот я стою, не чувствую никакой боли и наблюдаю, как меня избивают.

— Ах вы, паразиты! Вы что же творите! — к мусорке спешила Анна Ильинична, она уезжала отдыхать, а я выгуливала её двух корги.

Но главное, за ней следом спешили её сын, какой-то чин в прокуратуре, как говорили во дворе, и внук, мастер спорта по какому-то там виду борьбы и бабушкина гордость. Я не до конца осознала странность происходящего и от души кричала, поддерживая каждый удар, подоспевших спасателей. Нападавших, парня из метро и его спутника, вырубили и связали их же ремнями.

— Не жилец, всё. — Присел рядом со мной и прощупывал пульс на шее сын Анны Ильиничны. — Илюха, звони Сане, пусть подъезжает.

И только тут до меня дошло, что я одновременно лежу избитая у баков и смотрю на всё со стороны.

— Это как? Что происходит? — испугалась я.

— Это я… Я тебя выдернула, последних ударов ты не почувствовала. — Я резко обернулась на голос и увидела рядом странно мерцавшую и просвечивающуюся девушку.

— Так… Меня накрыло, да? — спросила я почему-то у неё.

— Эммм… Нет, тебя ничем не накрывали. Смотри сама. — Не поняла она. — А происходит… Ты умерла. Просто не почувствовала боли.

— Умерла… А ты…

— Тоже, только не здесь, а в тюрьме. — По щекам девушки покатились слёзы.

— Мы призраки? Неприкаянные души? — уточнила я вслух, а про себя ещё пыталась найти разумное объяснение происходящему.

— Наверное, уже да, — тихо ответила девушка.

Я перебирала в голове любые возможные причины происходящего. Уже несколько лет, как я не только слезла, но и пить бросила и даже курить. Продукты были не лучшего качества, конечно, но и то, в последнее время я ела нормально. Ни от голода, ни от холода, ни от недоброкачественной пищи или лекарств такого эффекта быть не могло.

И пока я размышляла, я наблюдала, как появились во дворе машины с мигалками, как какой-то мужчина тщательно всё отфотографировал и что-то там упаковывал. Смотрела на то, как моё тело укладывали на носилки и накрывали с головой. И всё никак не могла поверить, что жизнь закончилась вот так…

Но даже это не смогло перебить осознания того, что тот разговор, те мои слова, что я сказала незнакомке в метро, не только остановили её, но и помогли уберечь ещё неизвестно сколько девчонок. И этим мразям отомстить.

Во дворе давно всё стихло, переполошенные сиренами бабушки разошлись по домам, а я всё не понимала, что делать дальше и куда идти.

— А ты здесь откуда? — решила проявить вежливость я. — Тебя зовут хоть как?

— Элейна Орландская. Была. Я не имею права называть себя Орландской. — Поникла красавица, а девушка действительно была необыкновенно хороша собой.

— Это почему? — удивилась я.

— Я предала свою семью. Я отдала свое сердце не в те руки, и погубила всех. — Прошептала она.

Она долго рассказывала. Про принца, про то, как решилась обмануть артефакт, ради того, чтобы быть с ним. Про дракона, терзавшего империю, про пытки и издевательства палачей. Про их намёки и угрозы. И как испугавшись насилия, она воспользовалась правом выбора, став невестой дракона. А палачи в отместку за сорванное развлечение, прежде чем нацепить на её шею артефакт, раскалили его на огне.

Элейна едва почувствовав боль от ожога на шее, смогла воспользоваться родовой силой, чего ей сроду не удавалось. Она так сильно боялась боли и хотела оказаться как можно дальше от того места, где была, что её душа переместилась в наш мир.

Я слушала и удивлялась, как похожи наши ситуации, хоть и произошли в разных мирах. Империя, принц, магия, дракон, артефакты… Меня всё это не удивляло. Я, умерев у самой себя на глазах, как-то интуитивно верила в рассказ призрака.

И тут меня кольнул один момент.

— Подожди! Ты сказала, что этот артефакт на твоей шее в том мире и лечит, и оберегает… Так чего же ты? Да было бы больно, но прошло бы, а тебя больше не тронули бы. — Удивилась я. — Ты можешь жить!

— Полгода, пока не отправят с другими несчастными на съедение дракону? — грустно улыбнулась она.

— Целых полгода! Шесть месяцев жизни! Такая ценность, — убеждала я её. — А там может и твой принц одумается!?

— Нет! — выкрикнула она, полыхнув злым отблеском в глазах. — Не нужна мне такая жизнь! Ни жертвой, ни тем более рядом с ним! Говоришь, что ценность? Ну, так и забирай себе, вместе с выбором и принцем! Хочешь?

— Элейна, ты видела, во что меня превратили. Но будь у меня хоть шанс выжить, даже с такими травмами, я бы уцепилась за этот шанс. Нельзя отказываться от жизни, понимаешь? Что бы ни было! — схватила я девушку-призрака за руки.

— А ты ведь веришь в свои слова, — с горечью сказала она. — Тогда живи. Сколько сможешь, столько и забирай.

С этими словами она втолкнула меня в какой-то водоворот, где казалось, не было ничего, кроме тьмы.

Глава 6

Не открывая глаз, и не шевелясь, я прислушивалась к тишине вокруг. Это только кажется, что тишина всегда абсолютная. Нет. Я давно знала, что тишина всегда наполнена звуками. Тишина лёгким шёпотом, намёками, отголосками рассказывает каждому, кто готов слушать, обо всём, что происходит в мире вокруг.

Рядом со мной раздавался еле слышное поцокивание, словно птичьи коготки по стеклу. Шебуршание рядом, стоны и заглушённые крики издалека. Слышно было, как завывал ветер в трубах, и что странно, до меня доносились звуки с улицы. Словно я сидела, точнее лежала в глубоком подвале, а в звук шёл через открытый где-то высоко вход или окно.

Медленные, шаркающие шаги в сопровождении звона каких-то железок спугнули тишину. Шаги прекратились где-то рядом, сменившись скрежетом и тихим голосом. — Совсем девчонка плоха, словно изнутри что-то жрёт. — Судя по голосу, ко мне подошёл пожилой мужчина. — Досталось тебе, ну ничего. Ошейник штука сильная, поправит. Старшие-то совсем рассудка лишились, раз над невестой решили такую штуку провернуть. Как бы от ответа слезами умыться не пришлось. Ну, старый Грюнх не обидит. Старый Грюнх поможет. Многого я не смогу, но вот тряпьё забыть, чтобы девочка наготу прикрыла, могу. Грюнх старый дурак, какой с него спрос? А что ещё можно забыть? Воду! Да, чистая вода завсегда нужна. И булку. Зачем Грюнху булка? Совсем ни к чему.

Разговаривая сам с собой, тот, кто называл себя Грюнхом, накрыл меня чем-то, и что-то поставил чуть в стороне. Точно также бубня себе под нос, он и ушёл, погремев железом. Наверное, замком.

Чувство лёгкого головокружения и подступающей тошноты заставили приоткрыть глаза. Немного проморгалась, давая глазам возможность привыкнуть к полумраку. Мне казалось, что меня накрыло чувство дежавю. Настолько мерзкое ощущение, что вот такое состояние в моей жизни далеко не впервые, меня посетило.

Для того чтобы осмотреться, пришлось собраться и сесть. При этом простое вроде действие потребовало от меня просто неимоверных усилий. Держать спину и голову прямо было тяжело, поэтому я облокотилась на стену. И чуть не заорала от боли. Слёзы брызнули из глаз.

В голове замелькали картинки воспоминаний. Не моих, Элейны. Про пытки, про пережитые издевательства. Про то, как она стояла всю ночь "подсвечником". Горячий воск заливал кожу, фитили из оплавившихся свечей падали и тонули в образовавшихся лужах растопленного воска. Понятно. После пыток ещё и обширные ожоги! Это, кажется, что воск обжигает не сильно. Но это когда несколько капель. Многие даже используют в своеобразных играх, для остроты ощущений. Но не когда стоишь часами, держа на себе десятки свечей, и раскалённый воск течёт бесконечной капелью. — Что вообще произошло? — спросила я вслух у самой себя, с удивлением услышав немного хриплый голос.

И почувствовала раздражающую боль в горле, какая бывает при ангине. Самое последнее воспоминание, это как Элейну держат два мужика, не давая дёрнуть даже головой, а третий несёт в щипцах горящую красным металлическую полоску ошейника. Наверное, и, правда, это очень сильный артефакт, потому что нацепи такую железяку на шею человеку в моём мире, и получишь замечательно свеженький труп. И никак иначе.

Удивила меня и собственная реакция. Но, наверное, всё неверие и удивление закончилось в моём мире, когда я знакомилась с Элейной и смирялась с осознанием, что только что видела собственную смерть.

Мой хрип спугнул кого-то, потому что раздалось уже знакомое цоканье. Я оглянулась. Я сидела в камере, стены, пол и потолок были сложены из огромных камней. Помимо раствора в щелях между камней, их скрепляли узкие железные полоски.

Странно. Я конечно ещё не могла их осмотреть, а Элейне и в голову не пришла такая идея, но если возможно хоть одну полоску отодрать и заточить о камни, то можно получить простенькое, но оружие. И вот то, что это не предусмотрели в тюрьме, а как я знала из воспоминаний Элейны, я сейчас была именно в тюрьме, и было странным.

Немного придя в себя, я подтянула к себе тряпки, которые так заботливо забыл Грюнх. Вещи были старыми и рваными. И что рубашка, что юбка были сшиты из очень грубой ткани. Но они были чистыми. Переодеваясь, я заметила, что рядом с подстилкой, на которую видимо, швырнули Элейну, валяется что-то вроде кувшина, а часть подстилки мокрая. Тут же лежал клубок каких-то тряпок, которые при ближайшем рассмотрении оказались узкими полосками ткани. Чем-то вроде бинтов. — Кажется, здесь об узниках заботится не только Грюнх. — Сделала я вывод, что когда девушка оказалась здесь, кто-то опрокинул на её шею кувшин с водой.

Ошейник охладился, и это возможно помогло девушке выжить. Каждое движение требовало усилий. Но я притянула к себе булку и воду. Вот только если даже вода вызывала боль, есть булку я и вовсе не смогла. Два укуса вот и все мои достижения. И вот сижу в тюрьме, побитая, с ожогами, перспективы так себе, с учётом, что через полгода у меня ужин с драконом, где я одна из строчек меню на сто тридцать блюд, и мне жалко простую булку, забытую местным работником.

В углу кто-то зашебуршился, в темноте быстро блеснули две искорки глаз. — О, а у меня гости? Ну, иди сюда. Боишься? Я б на твоём месте тоже боялась. — Разговаривала я неизвестно с кем, ощущение странности всего происходящего присутствовало, а вот страха не было. — А давай вот так?

Я отломила небольшой кусочек булки и кинула поближе к углу. Прошли несколько томительных секунд, и из угла, настороженно принюхиваясь, медленно вышла крыса. Тощая и грязная. Ну, просто как раз мне в пару. Я себя сейчас примерно вот так и ощущала.

С другой стороны, судьба и Элейна подарили мне полгода жизни, которых в моём мире у меня не было. Я наблюдала, как крыса торопливо съедает булку и подбрасывала кусочек за кусочком. Стараясь особо к себе не приманивать, чтобы не напугать. Всё-таки, даже издали наблюдать за животным, было лучше, чем остаться тут совсем одной.

Наевшись, крыса подобралась ближе и уселась от меня на расстоянии вытянутой руки. Свет проникал в мою камеру сквозь решётку двери, да и то был тусклым. Впрочем, коридоры тюрьмы в воспоминаниях Элейны освещались факелами, так что я, наверное, ещё находилась не в самых худших условиях.

Где-то дальше по коридору раздались тяжёлые шаги. Я быстро легла обратно и притворилась, что я ещё без сознания. Крыса заметалась, и я инстинктивно сгребла её к себе под руку. — Всё ещё валяется? В себя не приходила? — раздался громкий голос у двери. — Нет, смотритель. Лежит трупом. — Во втором голосе я узнала Грюнха. — Сплюнь дурень. Если эта герцогская с@чка сдохнет, с нас головы поснимают. — Со злостью прошипел первый. — Как только придёт в себя, выкидывай её отсюда. Пусть подыхает подальше от тюрьмы, чтобы на нас ничего не повесили!

Я ещё долго лежала не шевелясь, даже когда стихли вдалеке коридоров и голоса, и шаги. Грюнх не мог не заметить, что я оделась. Однако не выдал. Значит, есть возможность немного прийти в себя. По выходу отсюда мне должны предоставить жильё на ближайшие полгода, выплатить некую сумму сразу, и потом раз в месяц.

Другое дело, что сейчас каждое движение требует усилий и вызывает вспышку боли. Элейна была уверена, что артефакт выбора лечит и защищает. Такое знание… Ну, вот как я знала, что земля круглая. Вот по ощущениям, и Элейна так же верила.

Здесь меня никто не тронет, по крайней мере, насилия, пыток и избиений можно не опасаться. Зато есть какая-то крыша над головой, и было бы неплохо подождать, чтобы тело немного подвостановилось прежде, чем выходить в свою новую жизнь.

Может это и не благородно, может и напоминает повадки той же крысы, но я привыкла выживать. И искренне считаю, что идти и строить на полгода свою новую жизнь, нужно с запасом сил. А потому для себя я решила, что пару-тройку дней нужно протянуть здесь, прикидываясь бессознательной тушкой.

Пока я размышляла, рука сама по себе начала гладить крысу. Зверёк сначала напрягся, а потом как-то растёкся, подставляясь под ласку. Ухмыльнувшись, я начала аккуратно чесать крысу возле ушек пальцем. Было забавно наблюдать, как зверёк замирает, словно прислушиваясь к новым ощущениям, а потом начинает тянуться за ними сам, подставляя то одно ухо, то другое.

Осмотрев осмелевшего, а потому позволившего себя осмотреть, зверька я выяснила, что это у нас мальчик. — И как у нас зовут уважаемого крыса? — улыбалась я, глядя на то, как он доедал припрятанный кусок булки, поднявшись на задние лапки. — Сколько ты здесь уже? И ведь выживаешь. Удачливый, наверное. О! А давай мы тебя так и назовем? Удачливый? Или с учетом места знакомства будешь фартовый? Точно! Фарт!

Поев, крыс полез ко мне под бок, я решила, что это знак согласия. Словно поняв, что я хочу задержаться здесь, Фарт начал предупреждать меня о приближении местных тюремщиков. Тащил непонятно откуда ты самые узкие полоски ткани. Пару раз притаскивал сухари. Как только смог дотащить? А однажды принёс небольшую редиску. Грюнх тоже регулярно забывал еду и воду в моей камере.