До острова Правосудия добираться нужно было пару дней. Но меня это волновало меньше всего. Ноющая и жгучая боль в груди, что поселилась внутри с момента последней встречи с Элейной, словно превратилась в настоящего дракона и развернулась во всю мощь.
Она рвала клыками жилы, проворачивалась отравленными иглами, заставляя забыть о мученьях из-за действия проклятья. На фоне той боли, что я испытывал сейчас, проклятье казалось какой-то несущественной мелочью.
Элейна… Нежная утренняя роза. Любимая и балованная дочь. Я не в состоянии даже представить её ужас от тюремных подвалов. А пытки… Словно острыми когтями провели по воспалённой коже.
Во тьму всё! Я смогу объяснить! Элейна поверит мне, как верила всегда! Да и тень её семьи теперь не заслоняет моё восшествие на престол. Я заставил её оказаться в кошмаре, я же и вырву её из него. Вынесу на руках к свету и открытому небу, прикажу вырезать языки за любое упоминание об этих трёх днях в жизни последней Орландской.
Я медленно спускался по ступенькам от трона в зал, где столпились аристократы. Шёл мимо отшатнувшихся от меня волной подданных, не отводя взгляда от ведьмы. И видно в моих глазах она видела свое будущее. Потому что медленно отступала с перекошенным от страха лицом.
— Куда же ты, Джелис? — даже с улыбкой спрашивал я. — Почему перестала радоваться? Ведь сегодня твой день. День твоей мести императорскому роду. Или вспомнила, что без своих зелий и амулетов ты лишь старая и беспомощная дура? Хотя… Тебе же не страшно умирать, да?
Ещё шаг и я схватил её за запястье и потащил за собой, не обращая внимания на её падения, скулёж из-за вывернутой руки и то, что она не успевала за мной. Последние ступеньки лестницы в свой подвал она пролетела кубарем, получив ещё и пинок вдогонку.
Джелис часто работала с магическими животными, добывая редкий яд или другие ингредиенты для своих зелий. Зачастую эти звери были живыми, и чтобы сдерживать их дикий нрав и силу, здесь было отдельное помещение, забранное решётками, где никакая магия не действовала.
На запястьях ведьмы звонко щёлкнули свисающие с потолка кандалы. Шею обхватил ошейник, предназначенный для диких животных. Глянцевый блеск сменился матовым, что означало, что металл блокирует любые проявления магии. Я крутанул барабан, вздергивая ведьму так, чтобы она едва доставала ногами до каменного пола.
— Молись ведьма, чтобы палачи не уничтожили свет в душе Элейны, а моё предательство её чувств ко мне. Или о том, чтобы сдохнуть до того, как я вернусь. — Произнес я, захлопывая за собой темницу.
И хотя отправились мы сразу, дни в пути тянулись бесконечно. Воздушные бури между островами сильно нас тормозили, растягивая два дня в трое суток. И хотя я терял терпение, но саргасы не могли подняться в небо. Вынужденные задержки заставляли буквально физически ощущать бег времени.
Наконец, впереди показался остров Правосудия. Близость к северным островам давала о себе знать. Здесь времена года сильно различались. И достаточно жаркое лето сменялось зимой с морозами и метелями. На острове был расположен большой город с несколькими пригородами, весь остров был рассечен дорогами, идущими сквозь густые леса. Здесь же находился огромный замок-тюрьма, который нависал над городом мрачной громадой.
Три дня прошло с момента объявления моей истинной и её выбора. Элейну обязаны были выпустить сразу, выдать денег и предоставить жильё. Специальные дома для невест дракона были в каждом городке, кроме столицы. Нарушать закон в отношении невесты не решались даже бандиты.
Решив, что начать искать девушку легче всего именно от тюрьмы, я велел приземляться на площади Наказания перед тюрьмой. Посреди площади прямо на против эшафота возвышался именной обелиск. Сейчас на нём рубиновой вязью горело лишь одно имя. Взгляд скользил по изгибам букв, какая-то тоска затаилась в душе.
В этот момент заскрипели открываясь ворота крепости. Сквозь небольшую щель прошла странно подволакивающая ногу фигурка, которую буквально шатало на ветру. С каждым нетвёрдым шагом узнавание становилось все более отчётливым. И невероятным.
Потому что это была совсем не та юная красавица со сверкающими глазами, что я знал. Волосы, что всегда окутывали её шёлковой волной, были опалены, и висели грязной паклей. Половину лица уродовал жуткий синяк, губы были разбиты, по щекам размазана засохшая кровь. Одета она была в какие-то лохмотья из грубой ткани. Сквозь дыры были видны воспаленные ожоги, покрывающие почти всё тело.
Не смотря на уже холодное время года, под ногами хрустел первый лёд на лужах, кроме тонкой рубашки и юбки, на Элейне ничего не было. Она отчётливо дрожала. Но как бы она не сутулилась и не сжималась, я издалека увидел жуткий рубец сожжённой до мяса кожи на её шее, поверх которого вплотную к телу лежал узкий металлический ободок ошейника. Артефакта выбора.
На плече Элейны, прижимаясь к ней всем телом, словно в попытках согреть, сидела мерзкая, тощая крыса. Гнев охватил меня с такой силой, что мне казалось, что я сейчас вспыхну. Но ещё сильнее был страх, который я ощутил впервые. Если она покидает тюрьму только сейчас, возможно она просто была не в состоянии двигаться. Что она пережила и сможет ли забыть? Захочет ли?
— Элейна… — почти простонал я, приближаясь к ней быстрыми шагами и с ужасом осматривая ее с ног до головы. — Прости! Ради всего, что только может быть тебе дорого, прости! Я все исправлю…
— Заживет, Ваше Высочество. Хотя, недавно была ночь Вашей коронации. Значит Ваше Величество. — Не узнаю я ее глаз, в которых кажется, поселилась тьма.
— Император на трон восходит только со своей императрицей, Элейна. Моя пара ты. — Говорю и вижу, как она ухмыляется, совершенно чужим, злым и незнакомым жестом.
— Я уже три дня как невеста дракона. — Слышу в ответ.
— Этот закон не касается истинных…
— Эээ, нет. Так не пойдет. Этот дракон спас меня от участи худшей, чем смерть, так что с меня ответная услуга. В данном случае, ужин за мой счет. — Откуда в этой светлой и наивной девочке такая злая ирония.
— Ты же погибнешь, — говорю ей.
— Бывает. — Пожимает она плечами, от чего крыса шатается на её плече и вцепляется коготками в ткань, но видимо царапает и кожу под ней, потому что Элейна морщится.
Я делаю ещё шаг, и протягиваю руку, чтобы скинуть мерзость с плеча девушки.
— Прочь, — грызун вызывает у меня желание немедленно его уничтожить.
— Не трогай Фарта! — к моему удивлению загораживает крысу рукой Элейна. — Это мой защитник и кормилец.
— Что? — не понимаю я.
— Предупреждал о приходе палачей и тюремщиков, воровал для меня бинты, чтобы я смогла перевязать раны. Опрокинул кувшин с водой на специально раскалённый на огне ошейник, палачам показалось это забавным. Даже кормил меня утащенным где-то в замке хлебом. — Перечисляла подвиги крысы Элейна. — Мой серый рыцарь.
— Герцогиня, — поклонился лорд Рухт, командир императорских легионеров, протягивая Элейне свой плащ.
— Я лишена титула, лорд. Вы же помните, моя семья предатели, которые хотели навести проклятье на кровь наследника. — Элейна усмехнулась с горечью и презрением.
— Убери. — Рявкнул я на него, и кивнул в сторону тюрьмы, слышал он достаточно, чтобы понять, что нужно делать. — В крепость.
Я расстегнул застежку собственного подбитого мехом плаща и осторожно накинул на Элейну.
— Спасибо, — кивнула она, явно собираясь уходить.
— Элейна, я всё объясню. Всё верну. Подожди! — схватил я её за плечо, пытаясь остановить.
— Шшшш, — зашипела она от боли сгибаясь.
— Прости… — тут же отдернул я руки, вспоминая об ожогах на её теле. — Завтра на всех площадях объявят об ужасной ошибке и оговоре Орландских. Я верну тебе титул отца, восстановлю герб. Я прикажу восстановить замок… Весь Изумрудный остров… Лучшие лекари и маги залечат твои раны.
— Зачем? — странно посмотрела на меня она.
— Давай мы сейчас тебя разместим, чтобы ты отдохнула и пришла в себя, и лекари тебя осмотрели. Есть зелья, которые обезболят… — перечисляю я, больше всего желая просто уже прекратить её мученья.
— Мне сказали, что мне нужно найти городового казначея, забрать деньги и ключи от дома. — Оглядывается она вокруг, что-то выискивая взглядом.
— Зачем тебе сдались эти гроши и лачуга? — не понимаю я, отказываясь верить, что она не откажется от своего выбора. — Я же сказал, что верну и восстановлю всё, что принадлежало Орландским. Да ты императорский дворец можешь считать своим. Что ты скажешь?
— Что скажу? — задумалась на секунду Элейна. — Знаете, принц Валлиард, для Элейны Орландской, герцогини и потомственной аристократки, это слишком мало. Ведь вы всего-то вернёте мне то, что незаконно отняли у моей семьи. А для Ленки, невесты дракона, это слишком много. Мне ведь осталось жить всего полгода.
— Скажи, чего ты хочешь, я сделаю! — говорю ей, чувствуя, что еле держу себя в руках.
— Хочу вернуться домой, обнять близких. Чтобы они были живы, здоровы, счастливы, и я могла смотреть им в глаза без стыда. Сможешь? — я не мог поверить услышанному.
Я видел Элейну. Даже тюремная грязь и побои не смогли испортить её красоты. Но слышал чужой голос, ощущал силу чужого характера и воли. И никак не мог заставить себя принять, что эти, потемневшие до цвета горького шоколада, глаза принадлежат Элейне.
Она развернулась и медленно, пошатываясь, побрела прочь.
— Элейна! — крикнул я, позволяя вырваться на свободу признанию. — Я люблю тебя.
— Да, я помню. Вы просили запомнить это, принц Валлиард. — Холодно и официально произнесла та, что должна была стать моей парой и императрицей.
Глава 4
Наш мир, современность.
Почувствуешь в воздухе
Нездешние отзвуки,
Увидишь сквозь морок лжи
Судьбы миражи.
Где руки сплетаются,
Где губы прощаются,
И в синий рассветный лёд
Нас небо зовёт.
Слова популярной песни взлетали к закрытым мрамором сводам московского метро. Себе я подыгрывала на обычной гитаре, другую раздобыть мне было негде. Эту-то и то за чудо считала. Я глазам своим не поверила, когда нашла её на мусорке, да ещё и с целым мотком спутанных струн.
Для кого-то это был мусор, не подлежащий восстановлению, а для меня это был шанс заработать и забыться. Хотя бы так напомнить себе о том времени, когда я, Елена Орлова, была любимой дочерью из обеспеченной семьи потомственных интеллигентов и училась в музыкальном училище на отделении эстрадного пения.
Впрочем, узнать в давно опустившейся на самое дно бродяжке прежнюю Елену было сложно. Попорченный спиртным, курением и длительным приёмом наркотиков голос, давно потерял свой диапазон, но песни популярной группы мне удавались. Да и то ли мне везло, то ли народ так устал от серых будней, что с удовольствием слушал о сказочных мирах, но в подставленный пакет щедро летела мелочь и даже купюры. Пару раз оставляли по пятьсот рублей.
Сегодня вон, какая-то женщина с уставшими глазами даже остановилась послушать. Уходя, она отдала мне тысячу. Видно, что-то такое я затронула в её душе или воспоминаниях.
Никогда не подводившая чуйка, что выработалась за годы бродяжничества и нищеты, пробудила ощущение тревоги. Я, испугавшись сама не зная чего, схватила пакет и гитару, и поспешила к поезду. Уже зайдя в полупустой вагон, я увидела, как на станции появился патруль. Увидели бы меня в коридорах, где я пела, были бы проблемы.
Довольная тем, что вовремя сбежала и сберегла и деньги, и нервы, я огляделась. Моё внимание привлекли трое молодых людей, сидевших в голове вагона. Два парня и девушка.
Девушка была словно ожившим напоминанием из моей прошлой жизни. Дорогая и умело нанесённая косметика, которая именно подчёркивала лучшие черты лица. Светлая дублёнка с пушистым мехом на отделке, сапожки классической модели из кожи. На пальчиках два колечка и небольшие серёжки в ушках с мелкими камнями. Только вот по тому, какую эти камешки давали искру, когда на них попадал свет, я была уверена, что это не стекло, громко называемое фианитом.
А вот её спутники, хоть и были одеты хорошо, но явно попроще. А один из них и вовсе был мне знаком. Это узнавание окатило кипятком, заставив сердце биться от злости и ярости! Сжав зубы, я прислушалась к разговорам компании.
Девушка злилась на отца, запретившего общаться с этими парнями. А они её успокаивали и убеждали, что это просто родительская ревность, но если папа её по настоящему любит, то поймёт чувства дочери. Ой, какие слова знакомые! Злой смех вырвался наружу.
Забыв об осторожности, я подошла как можно ближе.
— Беги от них, и лучше галопом и к тому самому папе! — сказала я девушке.
— Что? — удивилась она.
— Пошла вон! — крикнул на меня один из парней.
— Да? А ты что, не рад встрече, Олежек? — усмехнулась я и посмотрела на девушку. — Слушай, что будет дальше. Тебе долго и упорно будут приседать на уши, восхищаться тобой, заверять в своей любви, клясться, что до твоего появления и понятия не имели что такое жизнь. И лить помои на твою семью. Сначала аккуратно, вот как сейчас. Потом всё более открыто. Мол, не любят, не ценят, держат, чуть ли не взаперти. И конечно, наверняка решили тебя пристроить замуж за богатенького, поэтому простой, но любящий тебя парень, им не нужен. Потом начнут рассказывать о мелких проблемах, прося помощи. Небольшие суммы в долг, сделать что-то простое, например, распечатать курсовую или документы, потому что полетел комп, а нужно срочно отдать. Так тебя будут проверять, готова ли ты помогать и как глубоко ты попалась на наживку в виде сказочки о любви. А потом, так как в разговорах с тобой они вытащат по мелочи всё, что творится в твоей семье, сколько денег хранится, где и имеешь ли ты к ним доступ, тебе предложат потрясающий план. Взять дома деньги, и начать жить с возлюбленным. Родители же позлятся, а потом примут дочь с зятем обратно. И после того, как ты обворуешь свою семью, причём понять, что именно ты сделала, ты сможешь только потом, когда будет поздно. Пока тебя обрабатывают, тебя будут убеждать, что ты имеешь право на всё, что имеет твоя семья. Только вот всё, что ты вынесешь, мгновенно исчезнет. Мол, дал другу в долг, если тебе в любви клянётся Олежек, то, скорее всего второй играет роль лучшего друга с детства. Ещё с месяц тебя потерпят, наблюдая, что будут делать твои родители. А они выбирают жертв осторожно. Из обеспеченных семей, но не всемогущих. И вот потом начнётся. Сначала, а давай развеемся, отдохнём… Глазом не успеешь моргнуть, как ты подсаженная на наркоту дура, которая зарабатывает телом на дозу. Ну и всё, что сверху, забирает старший. И так, пока товарный вид не потеряешь. Потом тебя просто выпнут на улицу. И слушать никто не станет, что ты там говоришь. Никто ведь не слушает вонючую бомжиху, правда? А ты попроси папу узнать про Елену Витальевну Орлову восемьдесят девятого года рождения. Наверное, числюсь без вести пропавшей, и многие верят, что я сдохла. А я жива. Вот она я. Удивительно, правда, Олежек? Кстати, раньше ты был младшим братом в беде, а сейчас сам рыбку ловишь? Или может, вернёшь те деньги, что тебе Денис отдал?
— Что происходит? Олег? Что это за женщина? — испуганно начала спрашивать девушка.
— Да пьянь какая-то. — Высказался второй, поднимаясь. — Убралась отсюда, пока в рожу не получила, алкашня!
Дожидаться, когда он исполнит свою угрозу я не стала. Тем более, что как специально, двери вагона распахнулись на очередной станции. Я буквально вывалилась из вагона.
Поезд давно скрылся в туннеле, а я всё провожала его взглядом. Что же. Я предупредила, и надеюсь, что эта девочка не даст сломать свою жизнь, в отличие от меня. Нежданная встреча разбередила воспоминания. И чувство вины. За всё, что я успела сделать. За то, как поступила с самыми близкими людьми. За то, что в какой-то момент начала просто их ненавидеть.
В моей жизни не было проблем, у родителей был небольшой бизнес, жили мы в большой квартире в центре. На самом деле квартир было две, но их объединили ещё до перестройки. Одна бабушка жила с нами. Она работала архивариусом в Историческом музее, а вторая, с папиной стороны жила в глухой деревне, где вода была из колодца. Уверенные такие середнячки. Я была старшей, брат появился на три года позже. Я окончила школу, потом музыкальное училище, и была студенткой консерватории. На курсе меня хвалили, природа щедро одарила голосом, видно компенсировав недостаток мозгов.
Десять лет назад я и познакомилась с Денисом. Несколько месяцев красивых ухаживаний и тонны красивых слов в уши, и родительский контроль и переживания стали вызывать злость и постоянное раздражение. Конфликты образовывались один за одним. Разговоры сменялись скандалами, скандалы превращались в уговоры и мамины слёзы.
В один не самый лучший день, я собрала дома всю наличность, а сумма была внушительная, свои вещи, документы и ушла. К счастью, забрать ещё и украшения принадлежавшие маме и бабушке рука не поднялась. Узнанный мною Олег, был мне представлен как младший брат Дениса. Он всё время тёрся рядом, и я даже и не подумала навести справки или попросить подтверждения.
Деньги, что я утащила из дома, быстро исчезли. Денис объяснил, что Олежек испортил чужую машину, и чтобы не прибили пацана, их родители попросили в долг. Но они вот-вот соберут и отдадут, я же не против помочь семье любимого, ведь правда? Правду я узнала потом, когда получив с меня всё что было можно, меня выкинули на улицу из одного из "массажных салонов". Там была не одна я такая, а истории были очень похожи.
Потом был ещё один год угара, когда воровали в магазинах и несли продавать украденное по сто рублей, лишь бы набрать на очередную дозу. Для кого-то последнюю.
Однажды, я решилась прийти домой. Я сидела на лавочке у подъезда, ожидая появления кого-нибудь из своих. Папу, маму, бабушку, брата… На площадке молоденькая девушка играла с двумя мелкими девчонками. Малышки были явно не из любителей посидеть спокойно. Пока я ждала, я успела узнать, что девочек зовут Мила и Арина. Имена были знакомы. Милой звали мою маму, Ариной бабушку.
Во двор въехала машина, и девчонки уже хотели бежать навстречу, но девушка, наверное, их мама, бдительно перехватила обеих. Вышедший из автомобиля мужчина при взгляде на девочек начал улыбаться. Почти дойдя до них, он присел на корточки и раскинул руки. Мила с Ариной с визгом и криками "папа" бросились к нему.
А я, замерев, ждала, когда он пойдёт к подъезду. Потому что это был мой брат. Как оказалось, уже женившийся и ставший папой двух невозможно очаровательных девчонок, напоминающих двух озорных белочек.
Брат узнал меня, едва наткнувшись на меня взглядом. Отправив жену и детей домой, он стоял и смотрел на меня. Молча и сжав губы. В его взгляде не было ни улыбки, ни тепла. Руки, сжатые в кулаки выдавали, что видеть меня он не рад.
— Нагулялась? — тихо спросил он. — Чего нужно?
— Решила прийти… К родителям. — Голос куда-то пропал.
— К родителям? Надо же. Пошли. — Он сжал моё плечо и потащил к машине.
— Я в грязном. — Пропищала я, когда он открыл заднюю дверь.
— Ничего, помою. Это не самая сложная проблема. — Процедил брат сквозь зубы.
Привёз он меня на кладбище. Буквально затолкал в оградку и ткнул пальцем в даты на памятниках.
— Вот. Как и хотела. Родители. На даты посмотри, тварь. — После этого он развернулся и ушёл.
А я смотрела… Три памятника, три даты. Бабушки не стало в день моего ухода. Видно так она отреагировала на мой побег и пропажу денег, ведь я тогда выгребла и её смертные. Она их копила на свои похороны. А ещё через месяц ушёл и отец. Мама, через десять дней. Они всегда были как попугайчики-неразлучники.
Мой уход и воровство сильно ударило по ним. Уходя из дома, я об этом не думала. Молчала и сейчас. А что сказать. Я не знала? Не думала?
Но в тот день что-то такое проснулось внутри. Что-то из прошлой жизни, когда я была человеком с будущим. Вернулась в ночлежку я только под утро. Жила я тогда с такими же как и я, никому не нужными, да и откровенно лишними людьми. Организовали себе конуру под трибунами на старом стадионе, там и ночевали.
— Я решила слезать. — Выдала я после того, как меня спросили, где я была.
Странно, нас было мало, мы все давно жили вне семьи и общества. Отщепенцы, бродяги, пьянчуги и наркоманы. Сбились в кучу, как бродячие собаки. Но за членов своей маленькой стаи, как-то переживали. И моё отсутствие заметили.
— Выстоишь? — Степаныч в своей нормальной жизни был спортсменом, потом тренером по боксу, и разговаривал до сих пор, словно по-прежнему вёл секцию.