Помоги проекту - поделись книгой:
Мне как-то всегда казалось, что дело это личное, укромное. Что хвастаться рвотными позывами?
А то послушаешь — и от этого блевать хочется, и от другого… И от книг, и от фильмов, и от смертей, и от споров. От выборов и от правительственных заявлений. Может, лекарства какого попить. Или на диету.
История про письменные приборы
Пресс-папье — простая вещь. С ним понятно что делать — взял в руку, шандарахнул какого-нибудь гостя по голове. Всё интуитивно, ясно и логично.
А вот у меня в доме есть хитрый письменный прибор. Медный стаканчик (довольно широкий), стоящий на мраморном квадратике чёрного цвета.
Я несколько лет принимал его за чернильницу. Впрочем, несколько раз пользовал как подсвечник. Всё это напоминало старый анекдот о чукче, который вернулся из армии, и его друзья спрашиваю, не он ли был самым глупым там.
На что чукча отвечает, что не он был самым глупым, а его сержант. Потому что этот сержант его два года за женщину принимал.
Так вот, через некоторое время один старичок объяснил мне назначение письменного прибора — внутрь стаканчика засовывалась щетина, и об неё счищали с пера засохшие чернила.
Как это называется, мне до сих пор не ясно.
Старичок давно ушёл, и неизвестно, жив ли он сейчас.
История про разговоры CMXCII
— А Не Надо Водить Пьяную Подругу.
— Надо водить двух. Они уравновесят вас.
— Там их были сотни! Не поверите ли, сотни! И все — по встречной полосе!
— И все — пьяные? Тогда вам повезло. Вы вернулись с поля битвы, оставив там много-много отсеченных голов с мечами-кладенцами под ними.
— Нет. Если бы я перекинул через плечо прекрасную варварку, на шею повесил трофейную золотую пайцзу, а карманы набил золотыми… Тут всё проще — я ушёл без навара. А упыри — родные. Что им головы резать? Где я новых найду?
— А они не самозарождаются разве из груд запыленных книг? Упыри, в смысле?
— Нет, они родятся из сала и водки. Ну ещё их трагедии и духа музыки, конечно.
— Это не упыри. Это самозарождаются титаны. Люминьевые.
— Ну да, в каждом вагоне.
— Вот. А под титанами — подстаканники вместо мечей.
История про влагалище
"У влагалища не бывает весовой доли. Это минус-вес".
История про юмор
Я помню, на чём мне разонравился Веллер — на рассказе о врачах скорой помощи и какой-то мёртвой старухе. Там была кровожадность без стиля — это ещё хуже, чем злоба без ума. Это шутки Петросяна на похоронах.
Дело было даже не в теме, такие рассказы просто запись медицинского фольклора — циничного с особым юмором. Но тем сложнее придать ему экспортные свойства. Тогда Веллер ещё и не заикался о массовых расстрелах, что спасут Отечество и не рекламировал огнестрельное оружие будто пациент Фрейда.
Не чёрный юмор дело тонкое, а собственно юмор дело тонкое.
Кстати, наличие чёрного юмора в определённых пропорциях, на своём месте, вообще показатель здоровья общества. Это как красный жгучий перец, что должен стоять на полке, но если сыпануть столовую ложку в манную кашу, встаёт вопрос о душевном здоровье.
Вообще экспорт шуток очень сложное дело. Я так считаю, что мы испытываем удивительный дефицит юмора в присутствии целой индустрии бывших и нынешних кавеэнщиков, скетчей и юмористов.
Жванецкого как Вия выводят под руки в телевизор и он подняв веки, шутит, какая-то политическая сатира бурлит безопасными минеральными пузырями.
Даже Задорнов откуда-то извлечён и похож на зомби — вроде чем-то похожий на прежнего, да только не совсем прежний — щетина отросла, где-то пролежень, где-то пятнышко. Задорнов щёлкнулся как в пазл в ситуацию, в стиль начала девяностых. Но ситуация изменилась, и анатомия Задорнова стала видна. Люди начали ездить сами, юмористический Сенкевич стал не нужен. Я вот не специалист по Задорнову (и видел его только в телевизоре), но мне казалось, что он навеки связал своё имя с сюжетом "конфликт культур". Конфликт культур" это "Мы приехали и набухались так, что сломали унитаз. А они тупы-ы-ые, не могли понять, как его можно сломать". (Ну и наоборот).
То есть, даже если он и тырит из интернета (пусть все тырят! Ведь важно как именно стырить — вот Пушкин дал сюжет для комедии Гоголю а Джойс потырил сюжет у Гомера. Кажется, Вернер рассказывал о прямых заимствованиях Задорнова с «Анекдотов из России». Кстати, надо с кем-нибудь поговорить о трансформации общественного интереса от «Анекдотов из России» в «Баш. орг»), но если не про конфликт культур — это уже не Задорнов.
С Петросяном всё проще — его аудитория и стиль шуток статичны.
Все эти примеры очень интересны с точки зрения анализа масскульта. И именно в этом их ценность.
Я вижу то, что делают кавеэнщики бывшие и нынешние, меня не оставляет тягучее чувство неловкости. (Причём я и раньше относился к КВН как к какой-то передаче из мира животных. Ну не буду же я хохотать, тыча пальцем в экран, где отдувается пупырчатая лягушка? Лягушка в своём праве, у неё своя деловитая и хлопотливая жизнь. Она причудлива, отлична от моей — но что смеяться?).
С "Камеди-клаб" вообще интересная история: я привык к тому, что какой-нибудь проект — передача, журнал или газета портится за три года. "Камеди-клаб" стремительно испортилась за год (и было видно, когда у них сменились сценаристы) — какое-то ускоренное брожение шампанских вин.
У Шоу в "Избраннике судьбы" есть такая фраза о Наполеоне:
Другое дело, что эта ажитация не вечна.
История про литературоведение
Надо всё же сказать, что Виктор Шкловский, горячо любимый мной, вовсе не литературовед, как это написано в многочисленных словарях.
Шкловский всё время использует не научный аппарат, а поэтические приёмы.
Он писатель, а не учёный — и не важно, что его выводы иногда вернее, а слова не в пример интереснее.
Кажется, с него началась новая ветвь популярной науки. Да только последователи не в пример мельче.
У него есть масса фраз, что только по недоразумению не записаны на щитах вдоль дорог. «Много я ходил по свету и видел разные войны, и всё у меня впечатление, что я был в дырке от бублика. И страшного никогда ничего не видел. Жизнь не густа. А война состоит из большого взаимного неумения».
А в "Третьей фабрике» он писал: Ведь нельзя же так: одни в искусстве проливают кровь и семя. Другие мочатся. Приёмка по весу".
В «Сентиментальном путешествии» Шкловский говорил больше о страшном, чем о сентиментальном. В частности он говорил о чувствах человека, брошенного в русский застенок. Он писал о том, как его пытают (а застенок исконно русский, с дыбой): «Бывает и худшее горе, оно бывает тогда, когда человека мучают долго, так что он уже «изумлён», то есть «ушёл из ума», — так об изумлении говорили при пытке дыбой, — и вот мучается человек и кругом холодное и жёсткое дерево, а руки палача или его помощника, хотя и жёсткие, но теплые и человеческие. И щекой ласкается человек к тёплым рукам, которые его держат, чтобы мучить». Это было кошмаром Шкловского, а жить страшно — и сейчас. В одной из самых знаменитых своих книг он писал:
Шкловский стал для меня учителем в литературе. Прости меня, Виктор Шкловский, что я пишу о других людях, о восходах и закатах, о новых войнах а так же статьи о литературе.
Надо написать биографию Виктора Шкловского, а я всё отступаюсь, делаю шаг к костру, и эта обязанность остаётся в холодной темноте.
История про компетентность
На самом деле — тема безбрежная.
Я как-то давно начал её обдумывать, когда меня стали звать в телевизор или спрашивать всякие глупости по телефону.
Это, собственно, стратегия наших отношений с экспертами.
Я сейчас размышлял о понятии "эксперта". То есть, о формации людей особого типа — "люди, которые на самом деле знают, что происходит". Ну хотя бы "люди, которые знают хоть что-то об обсуждаемом вопросе".
Во-первых, многое зависит от вопроса. Много мы знаете мужчин, что честно скажут: " Я ничего не понимаю в огнестрельном оружии"? Или людей, у которых есть смелость признаться. что их сведения о еврееях и их роли в мире спутаны как мочала?
Признаться в этом сложно, но есть общественный договор на то, что быть профаном в квантовой механике вполне допустимо.
Во-вторых, проблема в справке для эксперта. Что нужно написать под человеком, рассевшимся в телестудии, чтобы он вщёлкнулся в иерархию экспертов. Например, все эти академики РАЕН и прочих академий, кавалеры ордена Золотого Сруна довели дело до того, что звания ужасают. Это как слова "Я тебя люблю" — довольно сильные, а "Я тебя очень люблю" — звучат гораздо слабее.
Такое впечатление, что вместо уже дискредитированных учёных званий работает сценичность, актёрское мастерство.
В-третьих, есть такая проблема: гонки экспертов на тему "Что на самом деле случилось". Я это вижу с авиакатастрофами постоянно, а с прочими событиями время от времени.
В случае с разбившимся Бачинским уже возникают какие-то исчезнувшие фуры-убийцы, лопнувшее колесо, которое пытались выкрасть сотрудники фирмы "Фольксваген", ну и тому подобное. А когда разбился самолёт в Иркутске, сразу возникло множество самодеятельных экспертов, которые мне рассказывали о том, что там слишком короткая полоса, и всё это следствие того, что а этой стране не может ничего хорошего произойти.
Через месяц взвешенная информация никому не нужна, а цивилизация требует оценки здесь и сейчас.
Впрочем, схожу-ка я лучше на кухню.
История про автопром в Чечне
Так вышло, что некоторое количество лет я работал с Тольятти. Сейчас. правда, я перестал туда ездить, а вот сейчас услышал чудесную новость о начале производства "семёрок" в Чечне.
И вот я не очень осмотрительно вмешался в чужой разговор.
А потом несколько ужаснулся — потому что, зная много всяких историй про советскую автопромышленность разных лет, мог поверить в разное. А тут вот не поверил. Так вот, вопрос — может, меня кто-нибудь поправит? Потому как я начал высказываться, а уж про своё знание чеченской специфики в 2008 году я и не говорю.
Если кто-то укажет мне на ошибку в моих рассуждениях, буду благодарен.
Поделиться книгой: