Помоги проекту - поделись книгой:
— Спасибо, мадам Бергер, я весьма польщён такой оценкой.
— Зовите меня Кристина, — предложила она.
— Тогда и я хотел бы, чтобы вы звали меня Рольфом.
— С удовольствием.
— Вы не хотите ещё чего-нибудь выпить?
— Нет спасибо. Давайте немного погуляем на воздухе.
Он расплатился с официантом, и они вышли на улицу, незаметно очутились в парке, оттуда направились пешком в центр, а под самый вечер он посадил её в такси, и она уехала в свой загородный дом.
Договорились, что она приступает к работе с понедельника.
Придя к себе домой, он уже не стал прятаться от мелькавшей в его голове мысли о том, что эта женщина ему нравится.
Реакция Центра не отличалась большой оригинальностью — она была достаточно предсказуемой и диктовалась объективными условиями всякой новой агентурной разработки. Москва предлагала не торопиться с вербовкой «Стеллы» — такой слащавый псевдоним присвоил ей неизвестный опер в Центре — и благоразумно рекомендовала «сосредоточиться на достижении с ней доверительных отношений и тщательной проверке». У Центра возникли к «Стелле» справедливые подозрения: с какой это вдруг стати супруга высокопоставленного чиновника внешнеполитического ведомства, красивая и молодая женщина, пошла на такой риск, как знакомство с мужчиной по объявлению в газете?
Что ж, он был вполне солидарен с указаниями руководства и принял их к немедленному исполнению. Признаться, указание Центра о том, чтобы понравиться «Стелле», приятно пощекотало его мужское самолюбие и заставило чаще биться пульс. В каждом разведчике сидит соблазнитель — независимо от того, кого и для чего приходится ему соблазнять, а он знал, что умеет нравиться женщинам, и уж если всё так складывается, что полезное нужно будет сочетать с приятным, то это только придаст ему больше энтузиазма в достижении поставленной цели.
На ограничительные слова «в крайнем случае» он просто не обратил внимания.
Пока он «сосредоточивался» на достижении с мадам Бергер доверительных отношений, Центр тоже не сидел сложа руки и через свои агентурные возможности оперативно собирал на неё важные характеризующие данные.
Кристина Бергер, урождённая Мейснер, происходила из семьи крупного коммерсанта-мебельщика, скоропостижно скончавшегося, когда дочери было пятнадцать лет. Других детей, на кого можно было бы оставить дело, у него не было, и после смерти мужа мадам Мейснер пришлось самой встать у руля компании. Она наняла управляющего, и фирма «Мейснер и К*» продолжала действовать — правда, не с таким размахом и успехом, как прежде, но достаточно прибыльно для того, чтобы мать с дочерью ни в чём не отказывали себе.
Кристина окончила консерваторию, потом совершенствовалась на специальных музыкальных курсах. Кроме того, освоила стенографию и основы бухгалтерии. По старой семейной традиции мать часто выезжала на модные курорты в Швейцарии и Германии и брала дочь с собой. Там она и познакомилась с господином Магнусом Бергером, уже немолодым дипломатом, для которого брак с ослепительной и образованной молодой женщиной сулил продолжение так удачно начатой карьеры. Знающие «Стеллу» люди характеризовали её как жизнерадостную и общительную особу, любящую повеселиться, но никогда не выходящую за рамки этикета. Она легко воодушевляется, большая жизнелюбка, знает цену себе и людям, любит, чтобы ей оказывали знаки внимания, но не злоупотребляет ни своими внешними данными, ни благосклонностью, оказываемой ей мужчинами, и в светских кругах пользуется безупречной репутацией. О таких женщинах обычно говорят: «Легко живущая, но не легкомысленная».
В этой характеристике он без труда узнал свою помощницу. Она легко и весело входила в его коммерческое дело, на ходу схватывала все важные детали и тут же давала ценные рекомендации о том, как, где и через кого можно было бы осуществить то или иное начинание. При этом ей удавалось придать скучному для женщины занятию, каковым он считал коммерцию, вид какой-то увлекательной игры. Определённо она обладала рукой волшебницы, превращающей всё, к чему прикасалась, в нечто яркое, интересное и интригующее.
Встречались они, как принято говорить, в неформальной обстановке, то есть в загородных парках, кафе и ресторанах — ведь нужно было оправдывать один из пунктов помещённого им в газете объявления, и Кристина чувствовала себя в такой обстановке как рыба в воде.
— Вы знаете, Рольф, у меня такое ощущение, словно я долго сидела в клетке, а теперь меня выпустили на волю, — призналась она однажды, возвращаясь после «рабочего» дня домой.
— Смотрите, птицы, которые пробыли в неволе слишком долго, должны не перебарщивать со свободой. Первое время они слишком слабы для неё, — пошутил он.
— Но я не птица и могу проглотить столько свободы, сколько захочу, — засмеялась она в ответ. — Я так рада, что у меня теперь есть работа… Даже не хочется возвращаться домой.
Он тоже не хотел, чтобы она возвращалась домой к своему мужу, и при расставании с ней испытывал нечто, похожее на ревность.
В Торговой палате города у мадам Бергер оказались хорошие знакомые, которые много помогли ему в том, чтобы сделать первые шаги на поприще бизнеса. Впрочем, знакомых у неё было много везде — это, конечно, было очень удобно, но, с другой стороны, весьма опасно. Целые дни они проводили вместе, и бог знает, что могли о них — вернее, о ней — подумать, если бы кто-нибудь их случайно «застукал» в этой «неформальной» обстановке.
Но Кристина не обращала на такие вещи никакого внимания и веселилась от души. Именно веселилась — назвать работой то, чем они занимались, можно было с большой натяжкой. Но был во всём этом и большой плюс: он хорошо узнал её, и теперь у него уже не было никаких сомнений относительно искренности и честности своей напарницы. Никакой контрразведкой тут и не пахло. Осталось убедить в этом только Центр, а потом можно и…
«А что дальше?» — задавал он себе вопрос, но не мог дать на него определённого ответа. Дальше была неизвестность. Нет, не та таинственная и мрачная неизвестность — полная опасности грозовая туча, которая может сорвать судно с якоря и закружить его в водовороте, а то безобидное облачко на горизонте, не предвещающее, на первый взгляд, ничего непредсказуемого. Оно, словно сладкий сон, медленно и незаметно подплывает и овладевает исподволь, опутывая тонкой паутиной сладострастия, и в конце концов захватывает полностью в свою власть, — и человек пропал! Его интуиция подсказывала, что Кристина недаром появилась на его пути, и пока было трудно сказать, чем обернётся для них это знакомство.
Память, подобно игроку в лото, вынимающему из мешка фишки, наугад выхватывает из своих запасников картинки прошлого и выстраивает их в хаотическом беспорядке.
— Восемнадцать! «Дед»! «Барабанные палочки»! — кричит игрок. — Концерт Шумана! Музыка и любовь! Вербовка!
Она давно приглашала его сходить на музыкальный концерт, но он всё отговаривался, полагая это бесполезной тратой времени. Музыка в его воспитании и образовании была большим пробелом, и он не хотел показаться в глазах «Стеллы» неотёсанным чурбаном. Но однажды «Стелла» пришла на встречу с билетами в филармонию, и отступать ему больше уж было некуда.
Он взял напрокат фрак, и, отпустив «Стеллу» домой пораньше, чтобы она тоже смогла переодеться, приехал в филармонию на такси за пятнадцать минут до начала концерта. Он нравился себе в вечернем костюме, который надел в первый раз в своей жизни, но когда увидел «Стеллу», выходящую из бесшумно подъехавшего чёрного кабриолета в непостижимом вечернем платье с декольте, то почувствовал себя по сравнению с ней просто гадким утёнком.
— Вы …вы просто восхитительна сегодня, — сказал он, беря её под руку.
— И вы тоже хороши, Рольф! — искренне сказала она и повела его в зал.
В гардеробной на них оглядывались, вокруг них шушукались, многие зрители узнавали «Стеллу» и приветственно махали ей рукой, другие подходили к ней в фойе и здоровались, и тогда она не без некоторой гордости представляла его:
— Рольф Фассбиндер, предприниматель.
Некоторые спрашивали: «Как Магнус?», и тогда «Стелла» сообщала, что муж в отъезде и участвует в важной международной конференции. Знакомые чинно раскланивались и с загадочно-подозрительной усмешкой отходили.
Играли Шумана. Зал был полон, выступал знаменитый лондонский оркестр, а дирижировал им известный австрийский дирижёр. Вокруг царило приподнятое торжественно-праздничное настроение, которое постепенно сообщилось и ему. «Стелла» была возбуждена и оживлённа чрезвычайно — по видимому, на неё действовала не только предконцертная атмосфера, но и первое появление в свете со своим новым работодателем и знакомым.
Зал затих, свет погас, и публика дружными аплодисментами попросила дирижёра. Тот не заставил себя долго ждать, возникший из ниоткуда у своего пульта, поклонился и повернулся к оркестру, до предела наэлектризовывая зрителей и музыкантов своей напряжённой позой и поднятой вверх палочкой.
Тихо, почти неслышно вступила скрипка, её нерешительно поддержал рояль, к ним присоединились другие щипковые и духовые инструменты, количество звуков всё нарастало, оркестр звучал громче и уверенней, пока, наконец, в зале не разразился настоящий гром и не возникло ощущение приближающейся грозы.
Он посмотрел на профиль своей спутницы — она сидела, подавшись вперёд, жадно ловя звуки; глаза её лихорадочно сверкали, изящные тонкие ноздри еле заметно сжимались и разжимались, на щеках появился румянец восхищения. Она повернула голову в его сторону, улыбнулась и протянула левую руку и положила её ему на колено. Он вздрогнул, поймал её руку своей, и в ответ почувствовал лёгкое пожатие. Он так и просидел всё первое отделение, боясь пошевелиться и глядеть в её сторону.
«Любовь, как музыка, появляется внезапно, и её надо сразу записать», — вспомнил он изречение какого-то немецкого композитора-классика — кажется, Бетховена.
Какое произведение Шумана исполнял оркестр, он не помнит, но мог бы узнать его по нескольким тактам, если бы удалось послушать его ещё хоть раз.
Он помнит, как она мгновенно отняла свою руку, как только отгремели последние аккорды, и в зале зажёгся свет. Возможно, это было сделано из чувства стыда и такта, а возможно, ей просто понадобилась вторая ладошка, чтобы неистово хлопать вместе с экзальтированной публикой и вызывать маститого маэстро вновь и вновь. Во всяком случае, она вела себя как ни в чём не бывало, а он тоже сделал вид, что никакой близости не возникало вовсе.
Он посадил её в кабриолет с чопорным шофёром в форме, и она попросила на следующий день отгул.
— Мне надо съездить к маме. Всего лишь на один день, — сказала она извиняющимся тоном. — Не правда ли, вечер был великолепным?
— Да, да, конечно, — ответил он, то ли соглашаясь с её вынужденным отсутствием, то ли с оценкой вечера.
— Вы не смогли бы в качестве аванса выдать мне небольшую сумму? — смущённо спросила она. — Муж перестал давать мне деньги на карманные расходы, как только узнал, что я стала работать у вас.
— Конечно, какие проблемы! Сколько вас устроит?
Она назвала сумму, он вручил ей деньги, и они попрощались.
На следующий день он пошёл на работу к себе в офис, но не успел как следует разложить на столе накладные и счета, как в дверь постучала секретарша и сообщила, что к нему явился посетитель.
— Просите его сюда.
В комнату вошёл господин среднего роста. Подтянутый, сухой, одетый в визитный костюм с бабочкой, с гладко прилизанными белесыми редкими волосами, да ещё со старомодным пенсне и лакированной тростью — он явно не вписывался в непритязательно обставленный рабочий кабинет бизнесмена средней руки.
Он сразу понял, кем является этот неожиданный посетитель.
— Господин Фассбиндер? — осведомился визитёр резким и неприятным голосом.
— Да. С кем имею честь?
— Бергер. Советник министерства иностранных дел Магнус Бергер.
— Очень приятно. Чем могу служить?
— У вас работает моя жена, — вместо ответа констатировал советник.
— Да, это правда, но сегодня её нет, она…
— Я знаю, где моя жена, — перебил его дипломат. — Именно поэтому я и выбрал этот день, чтобы поговорить с вами наедине. Наш разговор будет носить конфиденциальный характер, и я хотел, чтобы он остался между нами.
— Прошу вас, садитесь, — указал он место на стуле напротив.
Магнус Бергер снял шляпу и уселся на стуле, положив ногу на ногу и поправив и без того безукоризненно сидящее на красной переносице пенсне.
— Если не секрет, чем занимается ваша фирма? — начал он.
— Нет, не секрет. Я занимаюсь торговлей текстилем.
— Угу. — По реакции Бергера трудно было понять, нравится ему это обстоятельство или нет. — И какую роль исполняет на фирме моя жена?
— Она помогает мне наладить кое-какие связи, занимается рекламой и некоторой журналистской работой.
— Угу. — Бергер встал и заходил по комнате. — Господин Фассбиндер, я хотел бы, чтобы вы нашли удобный предлог для того, чтобы уволить мою жену с работы.
— Это не возможно, — сухо ответил он.
— Почему же, позвольте узнать? — Бергер остановился и посмотрел на него в упор.
— Потому что она — отличный работник, и у меня нет никаких оснований для её увольнения.
— А если я попрошу вас сделать для меня? — Советник многозначительно посмотрел ему в глаза.
— Всё равно я не могу этого сделать.
— Вот как? Ну что ж, тогда я сам приму меры.
— Это как вам будет угодно, — сказал он и поднялся из-за стола, давая понять, что аудиенция закончена.
Уже в дверях Бергер спросил:
— Вы из какой части страны? У вас еле заметный акцент.
— Это не относится к делу, но могу удовлетворить ваше любопытство. Я местный гражданин, но длительное время проживал в Аргентине.
— Понятно, — пробурчал Бергер и, нахлобучив шляпу, взялся за ручку двери. — Прощайте, господин Фассбиндер. Желаю удачи в текстильном бизнесе.
Слово «текстильный» он выделил особо, подчеркнув всю приниженность и заземлённость этого презренного занятия, а в пожелание успеха он постарался вложить всё своё негативное отношение и к самому бизнесмену, какому-то аргентинскому Фассбиндеру.
Дипломат ушёл, оставив после себя неприятный осадок на душе. Он тут же решил, что расскажет об этом визите Кристине.
Услышав рассказ о визите мужа, она только звонко рассмеялась:
— Не волнуйтесь, Рольф. Ничего у него не получится. Пусть только попробует.
— У вас действительно… Вы в самом деле находитесь в состоянии войны с мужем?
— Я бы сказала, в состоянии военного нейтралитета, но возможно в самом скором времени начнутся настоящие боевые действия.
Эта фраза заставила его о многом призадуматься. Ведь разрыв между супругами делал «Стеллу» ненужной для разведки. Почти ненужной. У неё, кроме мужа, конечно же, были другие интересные связи, но Магнус Бергер интересовал Москву куда больше, чем все они вместе взятые.
— Как вы съездили? Как ваша мама?
По лицу «Стеллы» пробежала тень. Она взглянула на него — глаза её были полны страха и тревоги.
— Плохо, Рольф, очень плохо. — Она неожиданно бросилась ему на грудь и разрыдалась. — Мама — это единственное святое, что у меня осталось в жизни.
Она крепко прижалась к нему, как будто давая понять, что и он ей так же дорог, как мать.
— Что с ней? — спросил он, осторожно поглаживая её по волосам.
— Кажется, рак.
— Что говорят врачи?
— Ах, что они могут сказать!
— Успокойтесь, Кристина. Не надо паниковать раньше времени. Говорят, есть эффективные средства против рака.
— Да, но они очень дорогие. Вы знаете, я вам раньше не говорила, но наша семейная фирма, кажется, обанкротилась. Мама говорит, что управляющий уже несколько лет вёл дело к краху. Его подкупили конкуренты. Она обнаружила всё это очень поздно, а теперь… Одним словом, я могу рассчитывать теперь только на себя. Муж не желает и слышать о том, чтобы дать маме денег на лечение. — Она снова расплакалась.
— Дорогая Кристина, вы забыли, что рядом с вами я. Вы всегда можете рассчитывать на мою помощь.
— Ах, что вы, Рольф, как можно! Мне неловко.
— Разве я не в долгу у вас за всё то, что вы сделали для меня? Нет, я настаиваю, чтобы вы приняли мою помощь — иначе я обижусь на вас.
— Милый, милый, Рольф! Дайте я вас поцелую! — И она приподнялась на цыпочки и чмокнула его в щёку.
— Ну, вот и хорошо, вытрите теперь слёзы — во так — и пойдёмте завтракать.
Он взял её под руку и повёл к машине.
За завтраком «Стелла» болтала без умолку, рассказывая о своём детстве, о школьных годах, о первых мальчиках, о матери, о поездках в Швейцарию. Она говорила, говорила и преданными глазами пыталась заглянуть ему в лицо, вероятно, чтобы угадать, как он относится к тому или иному факту из её биографии.
Поделиться книгой: