Царь Горы

— Понял. Вопросов больше не имею, — сделав серьезное лицо и сосредотачиваясь на дороге, промямлил он.

Знать бы самому, сколько способностей в моем арсенале на самом деле. Мне несколько лет понадобилось для того, чтобы научиться скрывать те, что проявились и, сильно постараться не пользоваться ими открыто. Так бы и сгнил в дурдоме, с таким-то довеском. Умение узнавать про человека все, его самые скрытые и страшные тайны, это только верхушка айсберга. Тогда, после взрыва в метро, когда ни о каких способностях и речи не было, меня вынесли на улицу, ослепшего и оглохшего, и я представлял из себя какой-то ошметок, а не человека. Тело больше напоминало деревянный чурбак, в голову лезло такое, что в пору было думать, что зря в живых остался. К счастью, оказалось, что это была просто тяжелая контузия, пара царапин и легкое отравление. Надо же! В скольких переделках бывал под перекрестным огнем и минами накрывало! Ни царапины! Даже когда придурка–комбата прикрыл, автоматная очередь только зацепила, пластину бронежилета покорежила, да ребро треснуло. А здесь, в центре Москвы, в метро! Расплющило, словно прессом, взрывной волной! Оклемался в госпитале. Последствия всплыли чуть позже, когда я уволился из армии и стал работать в охране. Вот тут-то меня и накрыло. Бывали моменты, когда я думал, что действительно рехнулся. Очумевшую голову так распирало необычными ощущениями, что и сказать страшно было. Невероятно обостренный нюх, до тошноты от самых незаметных, ничтожных, казалось бы, запахов. Зрение, о котором я раньше и не мечтал. Слух! Сидя на проходной офисного здания, я мог слышать, как на третьем этаже начальник распекает подчиненного в закрытом кабинете. Как голуби воркуют и бегают по крыше, царапая когтистыми лапами ржавое железо. К сожалению, в такие моменты ближайшие, окружающие меня непосредственно звуки, события, словно бы утихали, превращались в бубнящую завесу. Из-за чего часто попадал в нелепое положение, реагируя неадекватно на ситуацию вокруг. Всецело поглощенный анализом неожиданных ощущений от обретенных способностей; я отгородился от окружающей меня действительности. Отношения с женой и без того висевшие на волоске, особенно после многочисленных командировок в Чечню, окончательно оборвались и тихо умерли в толчее коридоров районного суда. Умение узнать все скрытое о человеке — просто слишком яркая способность, сжигающая в дым любые взаимоотношения. Именно из-за нее я угодил в психушку. Не сумев совладать с бардаком в собственной голове, я получил передышку, пуская слюни и писая в постель. Обдолбанный уколами и таблетками, я упокоился, лежа на грядке из уписанного матраса и панцирной сетки. Не скажу, что это был негативный и позорный эпизод моей биографии. Именно, благодаря времени, проведенному в клинике, я смог многое понять, расставить все по полочкам, смириться, и получить еще больший опыт, контроль над новыми способностями. Но все равно чувствовал какую-то ущербность, неполноценность, будто действительно стал инвалидом. Проблема поиска работы после получения «волчьего билета», то бишь, медицинского заключения, усугубила это состояние. Лечащий врач был несказанно рад выписать меня при первых же признаках улучшения состояния. Когда этот «мозговед» начинал сильно донимать, я в отместку, опрометчиво вскрывал, как гнойники, не самые приятные эпизоды его собственной биографии, приводя несчастного в состояние близкое к панике. Со справкой из психушки, обратно в охрану путь, конечно же, был закрыт. Водительские права отобрали. Лицензию охранника — тоже. Но я сумел найти себе занятие. Через знакомого пристроился механиком в задрипанный шиномонтаж, где чинили все подряд — от мопедов, до древних лимузинов. Меньше чем за пару месяцев поднялся от ученика до ведущего специалиста, и это при условии, что в машинах на тот момент я разбирался не больше чем в экзотических бабочках. Моего знания хватало только на то, чтобы не перепутать в автомашине, куда какую жидкость залить. Теперь же, я видел все неполадки как грязь на стекле. Способности позволяли мне как бы проникать в любую деталь автомобиля буквально насквозь. Замечал малейшую неисправность, незначительный сбой, крошечную трещинку. Пусть даже я и не понимал, как работает механизм, я видел, что мешает ему работать нормально. Концентрация способностей именно на неодушевленных предметах, моторах и агрегатах, дала возможность вернуться к подобию прежней жизни. Постепенно обретал, словно заново, навыки управления собственным, но уже расширенным сознанием. Перестал глушить себя немереным количеством спиртного, стал более адекватен и сдержан, научился самоконтролю, выдержке. Во многом помогли экстремальные походы, которыми я неожиданно увлекся. Придумав для себя самого правило пяти предметов, которые необходимо взять с собой, я выбирал самые сложные маршруты в разное время года. На самом деле просто сбегал из города, отдыхал от душного человеческого общения. Суетная жизнь крупного мегаполиса высасывала из меня всю жизненную энергию. Приходилось жестко контролировать все контакты с окружающими. Лучше прослыть нелюдимым, чем таскать ноги вконец обессиленным. В основном работал по ночам, благо я заимел право выбирать себе наиболее благоприятный режим. Я не встречался с клиентами, практически не общался с ремонтниками. Только охранники иногда становились свидетелями моих «камланий». Это они прилепили мне прозвище — «Шаман». Иначе как же им назвать человека, который подолгу ходит вокруг бурчащей на холостом ходу машины и ставит закорючки в дефектной ведомости бубня себе под нос. При этом, не ковыряясь в двигателе и не торча под днищем автомашины. В результате, я расписывал все дефекты по уровню их важности. И ремонтники с менеджерами уже решали на какую сумму «нагреть» клиента. Мой вердикт был бесспорным и поэтому они смело давили на клиента, потрясая перед ним моим заключением. Завороженный длинным перечнем «болячек» любимой игрушки, клиент, обычно не сопротивляясь, платил не торгуясь. Редко, но попадался упрямец. Его мстительно волокли к машине и при нем извлекали спорную деталь или узел. При этом часто заключали денежное пари. Так, что посрамленный клиент, чесал озадаченно «репу» и лез в карман за бумажником. Среди работников мастерской считалось честью поделиться со мной частью выигранного пари. Хотя владелец автомастерской и не скупился на мое денежное поощрение, я не отказывался и от этих денег. Так было надо, иначе — лишние разговоры и другое отношение. А так — все нормально. Свой парень, со своими тараканами в голове, но свой. Появились свободные деньги — купил себе компьютер, видеокамеру, фотоаппарат. Завел сайт, стал наполнять его отчетами о собственных экспедициях. Завязался на какой-то бурной переписке в форуме. Однажды даже получил премию от сетевого журнала. Как потом выяснилось, на моей страничке было очень много посетителей, а видеоролики стабильно удерживали рейтинг в сети. Полгода назад позвонили с какого-то телеканала и спросили разрешения использовать эпизоды из моих роликов для документального фильма. Там были очень красивые панорамы с плато, куда обычному человеку, даже при финансовой поддержке крупного телеканала, попасть не очень просто. Жизнь, можно сказать, налаживалась, и тут на тебе: засада, погоня, допросы! Благо, хватило ума разрулить ситуацию по-своему. Все лучше, чем быть завязанным в криминале, а могло бы и такое случиться. С моими-то способностями! Даже и думать об этом не хочу. А так, очередной экстремальный поход, предвкушение новых ощущений и впечатлений. Смертельная опасность придает этому приключению только необходимую остроту. Не хочу сказать, что мне жизнь не мила, но обладание необычными способностями само толкает на такие эксперименты. Абсолютно не хочется заворачиваться в непроницаемую оболочку, отгораживаясь от окружающего мира. Это и невозможно, и глупо, лучше сразу свести счеты с жизнью. Самый сложный период осознания и овладения новыми возможностями пройден, и дорого оплачен. Балансируя на грани безумия и темного небытия, я все же нашел себя, слепив по кусочкам заново. Так, что умирать не страшно, страшнее потерять себя!

Выданные мне новые документы, на КПП военного аэродрома проверяли очень тщательно. Дежурный лейтенант ошалело пялился какое-то время на них, нервно теребя. Затем минут пять с кем-то созванивался по телефону, потом переговаривался по рации. Все это время, четверо солдат исправно держали машину под прицелом автоматов. Было ясно — бедолагу офицера смутила чрезвычайность моих полномочий. Документы водителя, при этом даже не потрудились посмотреть. Парадокс!

Наконец, провожая подозрительными взглядами, пропустили на территорию. Проехав всего метров двести, мы остановились возле невысокого здания, где уже ждали с десяток человек. По их внешнему виду и собранным в чемоданы и рюкзаки снаряжению, было сразу понятно, что это будущие коллеги по экспедиции. Среди прочих, заметил и Терентьева, который приветливо помахал мне рукой.

— И у нас без проволочек не бывает, — сказал Терентьев ворчливо, теребя в руках рацию, по которой связывался с охраной. — Не успели переслать на тебя все документы и утвердить список. Я о заминке на КПП, — пояснил он.

— Да? Странно, — ответил я с некоторой иронией, — а я думал, что у вас всегда так, Александр Николаевич.

Оставив без комментариев мою подколку, и тот факт, что я назвал его по имени отчеству, генерал развернулся к группе.

— Итак, прошу минуту внимания. Представляю вам Виктора Белова. Позывной в группе — «Проводник». Опережая все возможные предположения и догадки, скажу сразу, что Виктор не из нашей «фирмы», если можно так сказать, так что не надо ничего додумывать и предполагать. Познакомься! Начальник экспедиции Емельянов Сергей Юрьевич.

Мы без эмоций пожали друг другу руки, и я спокойно продолжил выслушивать напористую речь генерала, болезненно переваривая в голове тот оглушительный поток информации, что получил после короткого рукопожатия с Емельяновым. Сам Терентьев, буквально на секунду, с ухмылкой заострил взгляд на нашем легком приветствии. Коротко взглянул мне в глаза, как бы вопрошая: «Ну как?», и тут же перевел ироничный и даже жалостливый взгляд на Емельянова. Что уж за мысли промелькнули сейчас в голове генерала, понять было трудно. Одно ясно, будущему начальнику экспедиции он явно не завидовал.

— В этом проекте мы не берем в расчет никакие регалии, — продолжил Терентьев, обращаясь ко всей группе, — звания, и прочего, что могло бы создать почву для никому не нужной конкуренции. Сразу договоримся о четкой иерархии. Емельянов — непререкаемый авторитет и руководитель группы. Все остальные, без исключений, подчиненные равные между собой по рангу. Проговаривая еще раз это условие, я подчеркиваю, что сталкивался с проблемами первенства в прежних группах гражданских специалистов, так что не принимайте на свой счет, прошу вас. Устроить тут мелкие подковерные войны, я вам просто не позволю. Не до того. Еще не поздно отказаться от участия в проекте. Повторю, что исследования проходят с запредельной опасностью и риском. Самолет вылетает в семь часов, господа. То есть, через двадцать минут. С учетом часовых поясов на месте вы окажитесь не раньше, чем к ужину, так что запаситесь терпением, это не гражданская авиация, и на пышногрудых стюардесс с бутылкой шампанского можете даже не рассчитывать. Если есть вопросы — прошу вас, задавайте прямо сейчас. Дальше без меня. Я пока остаюсь в Москве и буду следить за ходом событий отсюда.

— Я не понимаю, зачем нам проводник в то место, уж извините, где никто, никогда не бывал⁈ — возмутился рослый и грузный парень средних лет, явно претендующий на роль неформального лидера. По отношению к этому типу мне даже не хотелось напрягать свои способности, чтобы выяснить, что за «чмо» тут вякает. И так было понятно, что парню, как палец в двери, защемили его самолюбие и уравняли с каким-то плебеем не достойным внимания. Не надо быть ясновидящим, чтобы догадаться, как Терентьев отреагирует на такую реплику с места. Реакцию военного, хоть и ФСБэшника угадать было не трудно.

— Проводник тебе нужен, господин Вишневский, — прошипел генерал, прищурившись, — потому что ты Михаил Львович не в состоянии правильно завязать шнурки на ботинках, не говоря уже об узле на веревке. Уложить рюкзак как следует и почуять опасность, даже если голым задом сядешь на ежа. С твоей близорукостью и плоскостопием, я готов хоть сейчас вышвырнуть тебя из группы на все четыре стороны, невзирая на то, сколько грантов ты распилил, и в какой теме считаешься специалистом! Ясно тебе⁉ Виктор -бывший военный. Его личное дело хранится под грифом секретно в отделе военной разведки, и даже у меня нет полного доступа к его делу! — соврал генерал, не моргнув глазом, да так уверенно, что я сам чуть не поверил в этот бред.

— Он голым может выжить в тундре, отбирая еду у росомах, а ты как приехал, не переставая, жуешь мамины пирожки. Так что поверь хотя бы моему опыту, проводник тебе нужен.

— Даже спросить нельзя, — обиделся господин Вишневский, пряча взгляд.

— Спрашивать можно! — Рявкнул Терентьев, на глазах превращаясь из серого и тихого человека-крысы в свирепого солдафона с отработанным командным голосом, — но прежде чем спрашивать, — думай! Головой, а не жопой!

Ну вот, у меня и появился первый «друг». Это просто талант какой-то, еще одна уникальная способность настраивать людей против себя, не произнеся ни слова. Может у меня во взгляде что-то не то? Вот и прежде, когда еще служил, таких ситуаций было не счесть. Отсюда и дисциплинарные взыскания, и напряги с начальством.

— Ну, все команда. Грузитесь в самолет.

Генерал хлопнул в ладоши и тут же направился в сторону взлетной полосы, где нас уже ждал военный Ил-76.

Толик, тот водитель, что привез меня, вынул из багажника машины пару небольших пластиковых ящиков. Я как-то не придал этому значения и просто прошел мимо.

— У нас нет шерпов, Виктор. Каждый в группе сам несет свое снаряжение, — заметил Сергей Емельянов, руководитель будущей экспедиции, преградив мне дорогу.

— Ну, так и неси свой гламурный чемоданчик, — огрызнулся я, глядя ему прямо в глаза.

— Я-то свой унесу, а вот ты… — Емельянов кивнул, указывая на пластиковые ящики возле машины.

— Вообще-то это наши, — пробубнил кряжистый мужичонка в рокерской бандане, оттаскивая ящики от машины.

— Рад знакомству…Проводник, — продолжил он, протягивая мне руку. — Я Самохин, второй техник группы.

Пожав его теплую и сухую кисть, я немного натужно улыбнулся и еще раз взглянул на посиневшее от злости лицо Емельянова. Ох, как же ему сейчас было не в жилу продолжать разговор.

— Взаимно, Николай Петрович. Или может называть тебя как твоя внучка — «Самоделкин»? Прикольное прозвище.

— Называй просто Петрович, — проговорил Самохин сквозь еле сдерживаемый смех, -так и проще и понятней.

На лице техника застыла добродушная улыбка. Не могу сказать с уверенностью, что за мысли сейчас промелькнули в его голове, но вот мой рейтинг в его глазах явно поднялся выше, чем у назначенного свыше начальника экспедиции. На вид мужичонке было лет сорок пять. Невысокого роста, щуплый, плешивый. На левом плече залихватская, цветная рокерская татуировка, с какими-то черепами, картами и голой бабой. Кожаная жилетка с металлическими клепками, старый пояс с посеребренной, потертой пряжкой. На безымянном пальце правой руки увесистый, серебряный перстень с печаткой в виде двух скрещенных молотов. Не думаю, что этот человек обладал теми же способностями что и я, но он мгновенно смог понять, что со мной шутки плохи. Ведь про любимую внучку и прозвище, которое она ему дала, в личном деле обычно не пишут. Да и Петровичем его называют только близкие друзья да братья по мотоклубу.

— А у тебя, брат, смотрю я вещичек немного, — заметил Петрович, косясь на мой рюкзак и складывая пластиковые ящики на тележку. — Что, поиздержался?

— Поизносился. Не имею дурной привычки обременять себя лишним багажом.

— Ты из наших, что ли? Из какого клуба?

— Вольный я, Петрович. Сам по себе, как перекати-поле.

— Значит точно из наших, — ухмыльнулся мужик и поволок ящики к трапу самолета. — Мы с тобой одной крови! — выкрикнул он, гогоча и прибавил шаг.

Задал вопрос — получи ответ. Ты Витя Белов не вписываешься в общество высоколобых интеллектуалов с раскормленным самомнением. Но зато любой отщепенец, вольный рокер, расписанный с ног до головы татуировками — принимает за своего. Так, что делай выводы и знай свое место — «проводник».

Глава 5

День первый

На этот раз, конечно же, пришлось отступить от правил. Был вынужден взять с собой гораздо больше снаряжения и припасов чем обычно. Я понятия не имел, что нас ждет. Какие условия, какой климат, и как долго все это продлится. Программист Лешка так замусорил мой мозг, что я невольно, готовясь к экспедиции, собрался с большим запасом. Огромный по моим меркам сорокалитровый рюкзак забил так плотно, что любую вещь из него приходилось не просто вытаскивать, а буквально вырывать. Я даже спальный мешок с собой прихватил, чего обычно не делаю. Запас еды — больше чем на неделю, и медикаментов, в расчете не только на себя одного. В сравнении с прочими, мой рюкзак выглядел как дамская сумочка на фоне огромных ящиков, плотно и неумело набитых рюкзаков, и легкомысленных, чудовищно огромных чемоданов на колесиках. Но для меня это был набор вещей с запасом на много недель вперед. Пришлось прихватить из кофра все резервное оборудование и даже сменные вещи, которые я обычно с собой не беру. Экстремальные экспедиции, тесты на выживание научили ставить скорость выше необходимого комфорта. Хотя, по многим параметрам я, возможно, и проигрывал хорошо снаряженным туристам, тратя больше времени на поиск еды и сооружение укрытия, но никто из них не мог сравниться со мной в скорости. Пятьдесят километров в сутки. Покажите мне, даже опытного пешего туриста, который, с полным комплектом снаряжения, перекроет это расстояние. Скорость — очень важный фактор. В своих сетевых заметках о походах, я ставил его во главу угла. Скорость позволяет перекрыть большее расстояние, приблизиться к намеченной цели. В некоторых фильмах. я тратил целый день на то чтобы организовать себе надежное убежище и добыть пропитание. Но это только для того что бы была возможность подробней, тщательней изучить и описать местность. Из некоторых мест, при всей моей откровенной нелюбви к тайге и густым лесам, порой просто не хотелось уходить, до того они были приятны, чисты, девственны и безлюдны.

Нож, веревка, кусок металлизированной пленки, которую часто туристы и спасатели между собой называют амальгама или просто фольга. Аварийная аптечка и фляжка с водой или спиртом, в зависимости от того куда иду. Водяной фильтр или солнечная, солярная печь — это уже излишки, но в данном случае необходимые. Правило пяти предметов, не считая того, что надето на тебе. Поправку на климат и погодные условия, увы, делать приходится.

Универсальной формулы, практически, не существует. Невозможно подготовиться к самым неожиданным ситуациям на все сто процентов. Чтобы чувствовать себя комфортно и уверенно, невзирая на обстоятельства. Из моего правила «пяти предметов» всегда есть исключения и все они связаны именно с климатом и временем года. Если бы стояла задача обеспечить выживание в стабильном, без стихийных бедствий регионе, то нет проблем. Но я не ограничивался такими рамками. Всегда искал крайние точки. Как в том же Египте, например, когда оплатил тридцать дней пребывания в отеле на берегу моря, из которых провел в нем только два, в день приезда и в день отбытия. Все остальное время торчал в Синайской пустыне, испытывая все возможные способы выживания, перенимая опыт местных племен. Так же в Сахаре, Гоби, Якутии, в степях Казахстана, Калмыкии, в карельской тайге и приморской тундре близ Таймыра.

Этой экспедиции ставились совсем другие задачи. Если прежде эти задачи сами не перемелют экспедицию в труху. Остается просто выжить, достигнув хоть малейшего плацдарма, с которого максимально дотянуться до цели. Условия выживания нестабильны, учитывая буйный нрав артефакта. Изучить местность, понять логику таинственного объекта, непонятной башни, обелиска, инопланетного корабля, уж не знаю, как его обозвать, чтобы хоть как-то классифицировать его для своего сознания. Но скорее всего, придется просто, на экстриме, переть к цели. Не совсем моя тема, но думаю, что справлюсь, должен справиться. Тем более что решать задачу мне придется не одному, а в составе экспедиции весьма авторитетных, как мне сказали, специалистов. Просто нужно усмирить гонор, поубавить прыти и заняться делом. Отринуть все лишнее и сосредоточиться на главном.

День, проведенный в дороге, потребовал много сил и терпения. На военном транспорте нас доставили в Орск на границу с Казахстаном. Свалив в кучу, прямо у самолета, чемоданы и сумки наша экспедиция развалилась на траве цыганским табором, лениво наблюдая за суетливо мельтешащим начальством. Тяжелые ящики с научным оборудованием, разморенные на солнцепеке солдаты, подгоняемые свирепым капитаном, перетащили на стоявшую «под парами» колонну затентованных военных грузовиков. Емельянов безуспешно пытался спихнуть часть личного багажа экспедиции запыхавшемуся от беготни, беспрестанно матерящемуся офицеру. Царапнув профессора неприязненным взглядом тот рявкнул таким мощным перегаром, что аж до нас долетело:

— Охренел что ли? Гусь залетный! У меня приказ — только техническое оборудование в опломбированных ящиках, а твои чемоданы на границе таможенники так распотрошат, что даже этим не достанется! — капитан махнул рукой в сторону бегающих солдат.

Обдав нас солярной копотью, последний грузовик отбыл по назначению, увозя сердитого капитана. Столбом стоящий Емельянов сорвался с места и побежал к зданию аэропорта. У меня в кармане затренькал новенький телефон, который заорал голосом Терентьева:

— Доложи обстановку! Где этот козел Емельянов? Почему на звонки не отвечает?

— Козел, в данный момент, бегает в поисках местного начальства. А куда он свой телефон засунул, то мне неведомо. Оборудование уехало. Вертолета нет. Лежим на куче барахла и любуемся на бегающего руководителя…

— Ты, Белов особо не резвись! Вертолета сегодня точно не будет! Нелетная погода… мать-перемать! В Оренбурге ваш вертолет — ждет окна на вылет! Поэтому доставай-ка свои «корочки» и… хоть на метле, но чтоб сегодня же вылетели! Это приказ!

Пришлось тащится по жаре через все летное поле. Навстречу брел злой Емельянов. Заметив меня, он горделиво выпрямился и ворчливо осведомился:

— Куда это ты, Белов направился, а?

— Пописать, гражданин начальник! — бодро доложил я.

Фыркнув возмущенно, Емельянов пошагал дальше.

Пинком ноги распахнув дверь начальника аэропорта и сунув ему в лицо удостоверение Совета министров, я устроил такой тарарам, что перепуганный чинуша лично отвез меня на вертолетную площадку где под разгрузкой стоял тяжелый вертолет под завязку забитый китайским ширпотребом. Внешнее состояние вертолета не внушало оптимизма. Он явно нуждался не только в покраске, но подозреваю, что и в капитальном ремонте. Хотя, если он припер, явно с перегрузом, такое количество барахла, то очевидно, что наша экспедиция для него будет пушинкой. Начальник аэропорта бросился к лежащим на траве пилотам и стал что-то горячо им втолковывать. Я же стал наблюдать, как неспешно разгружает вертолет группа мужчин явно кавказской внешности. Наше появление отвлекло их от этого занятия. Небрежно побросав тюки в стоящую рядом фуру, они дружно направились к пилотам, которые не на шутку сцепились с начальником аэропорта. Воровато оглянувшись в мою сторону, тот достал из кармана толстую пачку денег и спор тут же прекратился, перейдя в деловое русло и дележ. Кавказцы забегали как ошпаренные, в темпе разгружая вертолет, пилоты подошли ко мне представится: Ержан и Берик– казахи. Я им продемонстрировал свои крутые «корочки». Их улыбчивые лица разом стали серьезными. Без лишних вопросов, они полезли в кабину. Все завертелось. И винты вертолета, и одуревшие от солнцепека члены экспедиции, которых запихали с вещами в неведомо откуда появившийся громадный автобус и подвезли к вертолету. Евдокимова привез лично начальник аэропорта на своем гламурном «Порше». Я прикинулся «шлангом» и затесался в грузчики-разгрузчики. Одновременно выбрасывая из вертолета огромный баул, тут же получая взамен чей-нибудь чемодан или сумку. Фу-у! Наконец взлетели. Караван с оборудованием уже в дороге и задержится лишь на пару дней. Этого времени должно было хватить, чтобы немного привыкнуть к местному климату и вникнуть в обстановку. Так я думал.

Всю дорогу, пока мы тряслись в вертолете, Емельянов надрывал глотку. Нудил что-то: о соблюдении субординации, дисциплине, об оговоренных раннее, планах научных разработок. При этом, он все время обращался почему-то ко мне. Перешагивая в узком салоне через наваленный в проходе багаж, он обошел каждого, оставляя какие-то ценные указания и инструкции. Когда очередь дошла до меня, я сделал вид что сплю, но Емельянова это не остановило.

— Проснись, Белов! Проводник! — кричал Сергей, тормоша меня за плечо.

— Что уже прилетели?

— Нет еще, но скоро. Первое знакомство у нас с тобой не заладилось, скажу честно, я был против того чтобы Терентьев включал оперативного сотрудника в нашу группу. Да и что это за должность такая «проводник»? Будто бы мы сами не знаем, куда нам идти. Все это ширма, всем же понятно…

— Ну, раз понятно, зачем столько речей? Я не оперативный сотрудник, и слова Терентьева были чистой правдой. Вы ученые, а я специалист по выживанию, вот и все. Если я почувствую, что не нужен группе, мол вы сами справляетесь… поверь мне, Сергей… с огромным удовольствием смотаюсь обратно.

— Хорошо. Вечером совещание. Будем определять план работ в новом составе. Предварительно была договоренность, что нас высадят на третьем периметре. Теперь есть возможность встать на втором. Это большой плюс, лишние тридцать километров, ближе к подножию башни. Тем более что там оборудован капитальный бункер.

— Это хорошая новость или плохая? — спросил я без задней мысли, хотя Алексей мне что-то рассказывал о периметрах безопасности установленных вокруг объекта.

Емельянов попытался было что-то ответить, а потом просто махнул рукой и пошел на свое место. Вертолет стал закладывать крутой поворот и резко снижаться. А я взглянул в иллюминатор и увидел ровную как пустой обеденный стол степь, над которой высилась громадина таинственной башни. С такого расстояния она казалась исполинской, просто чудовищных, пугающих размеров. Уверен, что если бы такая махина свалилась на землю из космоса, как обычный астероид, то наступил бы новый ледниковый период, но человечество бы об этом уже не узнало. Шпиль башни устремлялся высоко в небо. Ближе к середине и даже ниже, на неровных уступах были заметны белые пятна снега. Верхушка башни скрывалась в молочной дымке высоких облаков, от чего казалось, что вся это чудовищная громадина устремляется в бесконечность. Так близко видеть башню, мало кому удавалось. В интернет просачивались снимки, но сделанные с очень большого расстояния с земли или с самолета. Сам артефакт больше напоминал невероятных размеров пучок прутьев или гигантский католический собор. Ровные многогранники, плотно подогнанные друг к другу, поблескивали на солнце как темное стекло. Поверхность башни больше напоминала графит отшлифованный до блеска. Тот факт, что каждый многогранный стержень в пучке был примерно равен площади футбольного поля, просто ускользал из понимания. Лично мое сознание испытывало чудовищное давление при виде такой неземной красоты и величия. Со стороны казалось, что основание башни намного шире, чем уносящаяся ввысь верхушка. Но в данном случае я не был уверен, что могу доверять глазам. Ничего подобного мне видеть прежде не приходилось.

Вертолет развернулся. В мой иллюминатор больше невозможно было наблюдать это незабываемое зрелище. Мы влетали в многокилометровую тень объекта, приближаясь все ближе и ближе к лагерю на самой границе аномальной зоны. Тут нас и накрыло. Наступила тишина и вертолет просто рухнул. По крайней мере, мне так показалось. Сработала система авторотации винта, но все равно приложило нас крепко. Спасла малая высота и мастерство пилотов. Я только успел сгруппироваться, ныряя в кучу сваленных рюкзаков и спальных мешков на полу кабины. Вертолет шмякнулся в степную твердь и развалился. Дальше включился мой «автопилот». Я, опасаясь возгорания, вышвыривал всех без разбора в проломы бортов. Пинками и матюками придавая телам ускорение. Слава богу, уцелели почти все. Емельянов сломал ногу (нефиг было шляться по кабине в полете!), да пилоты покалечились — не смертельно. Остальным повезло — шишки да синяки. Мы с Самохиным только успели достать из обломков застрявшего там пилота, как вспыхнуло растекшееся топливо, и мы втроем на четырех ногах рванули изо всех сил. В спину жарко толкнуло взрывом, и мы мордами пропахали жесткую степную траву. Только тут, я разглядел, что это был Ержан. Другой пилот, Берик, выброшенный из вертолета от сильного удара о землю, все еще был без сознания и лежал неподалеку на подложенной кем-то заботливо куртке.

Казахская степь. Великая степь. Это место для закаленных ее жаром и свирепым холодом людей. Жара. Иссушающий пыльный ветер, пропитанный ароматом еще живой травы. Мошкара, ящерицы, змеи. Ползающая, летающая, бегающая живность. Треск кузнечиков и цикад наполняющий звенящий простор. Беспощадное жгучее солнце, скрывшееся за громадиной башни. Упругий ветер, теребящий пыльную поземку над обожженной землей. Казахская степь, это не только простор и бесконечный горизонт. Это образ мысли, образ жизни, состояние души. У каждого места есть своя особенность, своя неповторимая черта, но степь — это тайна, открыть которую дано не каждому. Теперь, еще эта башня, сводящая с ума весь мир…

Я нашел свой уцелевший рюкзак, который рефлекторно выбросил в спешной эвакуации и поволок его к растерянным людям все еще недоуменно взирающих на горящие обломки вертолета. Отдав им фляжку с водкой, я занялся раненными. Здесь пошла в дело фляга спирта и мой набор медикаментов. Распилив пилой карманного ножа станок рюкзака соорудил фиксирующие повязки на переломы пилотов и ногу Емельянова. Почистил и промыл резаные раны, некоторые из которых, пришлось заштопать, обезболив процедуру хорошими порциями спирта. К прилету спасателей, мы с моим добровольным помощником Самохиным, почти управились. Я как раз залепил пластырем неглубокий порез на заднице Вишневского, а Самохин обойдя всех с зеленкой и пластырем, наконец, занялся своей разбитой коленкой. Недалеко от места аварии приземлились два вертолета, как оказалось, из группы поиска космонавтов. Так, как из-за этой чертовой башни космодром Байконур оказался не у дел, вертолеты этого отряда теперь патрулировали округу и быстренько примчались на большой костер. Одновременно с ними появились и бешено несущиеся по степи автомашины из лагеря.

Глава 6

Вокруг да около

Вертолетная площадка охранялась ротой БТРэров. Сотни две солдат расположились по периметру лагеря в крытых укреплениях. В центре обустроенного пятачка располагались десятка два вагончиков и несколько юрт, а также надувной мобильный госпиталь. Много грузовиков, электростанции, водовозы. Спецтехника с радарами и системами связи была расставлена чуть дальше от жилого комплекса. За вертолетной площадкой разместились палатки военных. Экспедиционная база была обнесена забором из прочной металлической сетки, натянутой между высоких столбов. Увенчанная спиралью Бруно, вся это конструкция была увешана клубками иссохшей травы перекати-поле и представляла собой фантастическое зрелище, подсвеченное множеством прожекторов.

Толстенький, но на удивление подвижный полковник из казахской армии, который, говорил по-русски не хуже любого из нас, быстро навел порядок в растерянной и оборванной компании. Раненных пилотов унесли в госпиталь, туда же уволокли, пытавшегося препираться с офицером, Емельянова. Занимаясь далее нашим размещением, полковник представился мне, но я не смог с первого раза запомнить его имя, до того был умотан. Полковник терпеливо ждал и я, наконец, догадался предъявить документы. Удовлетворенно кивнув, он вполголоса добавил:

— Терентьев мне сообщил о Вас, если возникнут какие-то проблемы, обращайтесь только ко мне.

Ученые в группе держались обособленно. Меня, под общую гребенку, решили поселить вместе с ними в уютный на вид вагончик, в стену которого был вделан кондиционер, но заметив на краю лагеря отдельно стоящие юрты, я попросил, чтобы мне нашли место там. По опыту знаю, что ничего уютней и удобней в таком климате еще не придумали. Полковник одобрительно кивнул, оценив мой выбор, тут же распорядившись, чтобы меня устроили, где я прошу.

— Минут через двадцать подходите к столовой. Под навес возле трех вагончиков. Будет ужин, — напомнил офицер.

Трое солдат в юрте дружно вскочили со своих мест, встречая меня и внимательно изучая надетый на мне армейский камуфляж песчаной раскраски. Вскоре поняли, что я не военный и расслабились, продолжая заниматься своими делами. По виду и неугомонной болтливости солдат, они, похоже, были не городские, а скорее из сельской глубинки. Судя по интонациям и мимике, сообразил, что они стращают друг друга байками о башне. Я уже свыкся с мыслью, что придется терпеть этот галдеж всю ночь, как в юрту влетел какой-то чин из местных вояк и чуть ли не пинками выгнал всю троицу на какие-то срочные работы.

Я уже выбрал себе удобное место и разложил там спальник, предвкушая спокойный сон, когда в юрту ввалился Петрович.

— Так и знал, что здесь тебя найду, — гаркнул техник, явно успевший отметить прибытие ста граммами «чая», — а я, в соседней юрте устроился. Не хочу с «ботаниками», у меня от них нервный зуд и несварение, в институте всю плешь проели своими капризами и склоками.

Вынув из кармана куртки гибкую измерительную ленту, Петрович стал обходить меня со всех сторон, слегка пошатываясь.

— Так, что мы тут имеем? — бубнил он, прикидывая на глаз с чего начать измерения, — фигура стандартная размер пятидесятый, пятьдесят второй. Обувь?

— Сорок четыре, рост сто девяносто.

— Ну, с тобой проблем не будет. Уже сегодня могу подобрать тебе комплект снаряжения.

— Да у меня вроде все с собой.

— Забудь. Зря, что ли такими темпами разрабатывали для вас защитные костюмы. Это тебе не пикничок на природе! Тут такие меры предосторожности, что будь готов перемерить все средства защиты собственной задницы, либо можешь валить на все четыре стороны! Новые потери начальство не потерпит. Так по шапке надают… и еще сто тысяч инструкций напишут. Так, что смирись и будь паинькой. Уж лучше без героизма.

— Терентьев не говорил, что придется работать в каких-то защитных костюмах.

— А сие правило выложено десятками, а то и сотнями трупов. Не думаю Витя, что ты из тех, кто готов пополнить список жертв этой хреновины. Так, что будь хорошим мальчиком и не делай глупостей. Слушай дядю.

Мы вышли из юрты и, ориентируясь по запаху, направились в сторону столовой. Петрович вписал на ходу в крошечный блокнот мои данные и легонько толкнул в бок, указывая куда-то в сторону.

— Глянь-ка! Вон туда. Достроили все-таки тоннель.

Рядом с глубоким рвом, лежала металлическая цистерна. На первый взгляд очень похожая на железнодорожную, только, наполовину вкопанная в землю и с крохотными круглыми окошками и лючками. От цистерны тянулся длинный трубопровод, такой, как используют для транспортировки газа или нефти, в сторону нависающего над крохотным лагерем артефакта.

— И что это такое?

— Наш самострой, — похвастался Петрович, — то бишь, транспортный тоннель. Тянется, почти, до самого подножья башни. Двадцать семь с половиной километров. Этот тамбур — последний переходной модуль. Таких вдоль всего трубопровода пять штук. Плюс аварийные выходы в самой трубе через каждый километр. Ты, часом, клаустрофобией не страдаешь?

— Хочешь сказать, что мы к объекту пойдем по этим трубам?

— Обижаешь. Не такой я изувер, что заставлю немощных очкариков с язвой и плоскостопием, ползти по метровой трубе тридцать верст! Там внутри — тележки с двигателем. Доедете с комфортом.

— Если, я правильно понимаю, то такая мера предосторожности нужна из-за смены циклов?

— Совершенно верно. Циклы — большая проблема, они непредсказуемы. Как только получим данные, что период пригоден для проникновения, у вас будет немного времени, чтобы подобраться как можно ближе и закрепиться. Я тебе позже все подробно растолкую.

Весь лагерь пронзил оглушительный вой сирены и короткие щелчки метронома. Громкоговоритель на одном из военных грузовиков зашипел и с гнусавым, металлическим тембром пролаял:

— Готовность десять минут. Вновь прибывшим членам экспедиционной партии срочно пройти к центральному бункеру.

Петрович коротко выругался и толкая меня перед собой, быстро доставил к вагончикам в центре комплекса.

— Как раз то, о чем мы с тобой говорили. Смена цикла. Чаще всего досюда волна не доходит, но случается, что пробивает. Несколько раз уже так было… лучше не вспоминать.

Теперь стало понятно, чем занимались военные целый год, кроме того, что несли огромные потери и безуспешно штурмовали таинственную башню. Они строили бункер и прокладывали герметичный тоннель к самому основанию объекта.

Бункер был построен с расчетом на весь личный состав, но, по вновь составленным инструкциям, часть военных оставалась на поверхности в специально оборудованных, герметичных машинах. За мощными воротами, как в бомбоубежище, находился жилой комплекс, командный пункт, хорошо оборудованные лаборатории и складские помещения.

— Цикл двести двадцать семь, поправка восемь минут! — доложил Емельянову бодрый офицер из группы слежения.

— Повторный? — спросил Сергей, нервно почесывая лоб.

— Данные приборов еще не поступили! — отчеканил офицер и возвращаясь на рабочее место, добавил, — идет автоматическая калибровка.