Черный снег вермахта

Шубин не знал, что грядущий день сулит ему тяжелые испытания и ничего из его планов не сбудется…

Глава 11

А начался этот день, 8 февраля, очень хорошо. С утра, после построения, капитан Ленц объявил Шубину, что в награду за вчерашнюю образцовую работу ему даются два часа свободного времени.

– Можете сходить попить пива, – сказал капитан. – А можете навестить «веселый дом» с девушками. Я думаю, вы уже были в гостях у наших девушек? Вот, можете побывать там еще раз. Но к одиннадцати вы должны быть на месте: ожидается прибытие еще одной новой дивизии, и в ее штаб также нужно будет протянуть связь.

– Я буду на месте, господин капитан! – отрапортовал Шубин.

После чего взял наушники и отправился на заранее организованный им самим пост, расположенный на окраине, ближе к штабу дивизии «Адольф Гитлер», возле телефонного распределительного ящика. Шубин собирался подслушивать разговоры немецких генералов прямо на глазах у прохожих. Ведь не было более естественного зрелища, чем немецкий ефрейтор-связист, ковыряющийся в распределительном ящике.

За первый час не прозвучало ничего особо интересного. Речь шла о ремонте танков, заправке их горючим, получении полного комплекта боеприпасов и тому подобных вещах. И Шубин уже был готов к тому, что сегодняшний сеанс подслушивания не даст ему никакой ценной информации, когда вдруг услышал в трубке голос генерала Хауссера:

– Да, фельдмаршал, я вас внимательно слушаю. Вы говорите, для нас поступил новый приказ?

– Да, Эрих, для вас поступил приказ лично от фюрера, – прозвучал пронзительный голос фельдмаршала Манштейна. – Ваша группа «Холлидт» должна немедленно выступить к Харькову, чтобы обеспечить оборону города. Русская кавалерия прорвала фронт южнее Харькова, сейчас она стремительно обходит наши войска с запада. Семьдесят вторая дивизия и группа «Ланц» могут попасть в окружение. Вы должны этого не допустить.

– Но как вы помните, фельдмаршал, нашу группу перебрасывали из Франции сюда для решения других, более масштабных задач, – напомнил Манштейну его собеседник. – К тому же пока что у меня развернута только одна дивизия, «Адольф Гитлер». Две других ожидаются лишь сегодня ночью.

– Я понимаю, Эрих, – сказал в ответ Манштейн. – Вы знаете мою позицию. Я считаю, что Харьков не надо удерживать. Пусть русские возьмут этот город, пусть возьмут еще десяток городов, пусть у них закружится от успехов голова. А уже тогда придет черед ваших прославленных дивизий. Но у фюрера другая точка зрения. И вы знаете, как трудно его переубедить. И потом, я тоже думаю, что на данном этапе нам нужно обозначить наше желание удержать Харьков. Так что вам надо выступить уже сегодня. Что касается того, что еще не вся ваша группа развернута, это не беда. Выступайте одной дивизией, а две остальных пусть пока проходят стадию укомплектования и слаживания. В общем, жду вашего следующего звонка уже из Харькова!

И в трубке воцарилось молчание – разговор был окончен. Шубин быстро смотал наушники, спрятал их в карман. Ему нужно было спешить назад, в штаб, – срок его увольнительной истекал. Сейчас ему поручат тянуть связь в другие немецкие штабы. Но как бы устроить так, чтобы он мог улучить время и нанести визит в сарай, к рации? Новости, которые он сейчас услышал, были необычайно важными, их требовалось срочно передать генералу Попову. И он решил, что постарается успеть установить связь с этими двумя немецкими штабами побыстрее, а потом сразу, не заходя на место своей службы, отправиться к рации.

И в целом ему удалось выполнить этот план. И даже перевыполнить. Дело в том, что тянуть связь пришлось только по одному новому адресу, на восточную окраину Запорожья. Там расположился штаб гитлеровской дивизии «Мертвая голова». Сама дивизия еще не прибыла в город, пока прикатил только ее штаб. А штаб третьей дивизии СС, «Рейх», как оказалось, расположился там же, куда Шубин протянул связь только вчера, на улице Щорса, на месте штаба дивизии «Адольф Гитлер». Генерал Хауссер выехал из своей штаб-квартиры, толком не успев в ней освоиться. Таким образом, времени на прокладку новой линии связи Шубину потребовалось совсем немного. И уже к четырем часам дня он освободился и мог бежать к рации. Чтобы его не искали по месту службы, он прямо с улицы Щорса позвонил капитану Ленцу и сказал, что связь он наладил, но командир дивизии «Рейх» попросил его переставить телефонные аппараты – так, как ему будет удобно. Поэтому он, ефрейтор Руэ, немного задержится.

– Конечно, Карл, конечно! – услышал Шубин в трубке голос начальника службы связи. – Можете не спешить. Вы и так много сегодня сделали.

Этого Шубин и добивался. Никакие телефонные аппараты ему переставлять не требовалось. Он быстро собрал свою сумку с инструментами и поспешил на окраину, к сараю, в котором прятал «Мерседес» группенфюрера Занделя.

Как разведчик ни спешил, а ночная тьма надвигалась быстрее. Когда Шубин подошел ко двору, в котором стоял сарай, было уже темно. Однако Шубин успел разглядеть приоткрытую дверь дома – оттуда выглядывал хозяин, жадный до немецких денег дед. Увидев постояльца, дед захлопнул дверь. Шубину такое поведение хозяина не понравилось, но ему было некогда выяснять, почему дед проявляет такое любопытство. Он спешно подошел к сараю, достал ключ от замка…

И остановился как вкопанный. Замка на двери сарая не было, дверь стояла приоткрытая. Шубин вбежал в сарай и увидел, что крышка люка, закрывавшего погреб, вся была разбита, разломана. Можно сказать, что от нее ничего не осталось. Вокруг на земле валялись обломки. Это могло означать только одно: пленный разбил крышку и сбежал. Как он смог это сделать, чем разбил прочную деревянную крышку – все это можно было установить позже. Сейчас же требовалось решить, что делать: сесть в машину и срочно уехать, взять в машине вещмешок с рацией и уйти пешком или попробовать догнать беглеца и уничтожить его? И решение надо было принять быстро, за считаные мгновения.

«Вряд ли он сбежал давно, – мелькнула мысль в голове разведчика. – Ему требовалось время, чтобы сломать крышку. И потом – поведение хозяина. Скорее всего, он вышел из дома, привлеченный шумом, когда пленный ломал дверь сарая. И он видел, как тот сбежал. Стало быть, это произошло совсем недавно. Фашист не мог далеко уйти!»

Шубин бросил ставшую ненужной сумку с инструментами, достал из-за пазухи пистолет и выскочил из сарая, а затем и со двора. Ему не надо было гадать, в какую сторону мог побежать Карл Руэ, – конечно, налево, к центру города. Глеб даже мог бы его встретить, если бы шел от штаба, но он шел к сараю с другой окраины, шел другой дорогой.

Разведчик кинулся в погоню. Он миновал один перекресток, второй… Пока что ему попадались одни только местные жители, ни одного немца он не встретил. Неужели поздно, неужели он опоздал? Если беглец успеет пройти еще два квартала, он выйдет на бывшую улицу Ленина, переименованную в улицу Гинденбурга. Это почти что центр города, там наверняка можно встретить немцев. Скорее, скорее!

Шубин бежал как на стометровке. И вот впереди он заметил фигуру, одетую в знакомую телогрейку. Да, это был он, сбежавший пленный Карл Руэ. Он уже почти достиг перекрестка с улицей Гинденбурга. Там уже зажглись фонари, и в свете этих фонарей Глеб увидел, как фигура в потрепанной телогрейке выскочила на перекресток. Человек оглянулся налево, направо и увидел, что к нему приближается немецкий патруль: двое солдат с винтовками за спиной. Беглец кинулся к ним и начал что-то горячо говорить.

Шубин мог легко догадаться, о чем говорит солдатам человек, которого он неосмотрительно оставил в живых. А догадавшись, он, наверно, должен был развернуться и, пока не поздно, бежать назад, к машине, чтобы успеть уехать из Запорожья.

Однако разведчик принял иное решение. Он продолжал бежать к перекрестку, к стоявшим там трем фигурам. Пока их было только три, он мог еще надеяться одержать победу в этой схватке. Вот ему осталось пробежать двадцать метров… Десять… В этот момент ефрейтор Руэ внезапно обернулся – то ли услышал топот ног бегущего, то ли что-то почувствовал. Их глаза встретились. Шубин вскинул верный «ТТ» и выстрелил.

Первая пуля попала ефрейтору в плечо, его отбросило назад. Патрульные уже сорвали винтовки с плеч, они готовы были вступить в бой. Теперь следовало стрелять в них. И Шубин стал стрелять – раз, и второй, и третий. Первая пуля ушла мимо, вторая попала в шею одному из патрульных, и тот свалился замертво, третья попала в руку второму солдату. Тот успел кое-как поднять винтовку одной рукой и выстрелить в Шубина. Выстрел оказался довольно метким: пуля чиркнула по голове разведчика, сбила с него пилотку. Но это был последний выстрел патрульного. Шубин сделал еще два шага вперед и практически в упор всадил пулю в голову солдата. А затем повернулся к Карлу Руэ. Зажав рукой рану в плече, тот пытался двинуться дальше по улице Гинденбурга и уже успел уйти метров на пятнадцать. С этого расстояния Шубин произвел еще два выстрела. Одна пуля попала в грудь связиста, другая – в голову. Ефрейтор рухнул на землю. Для него все было кончено, как и для двоих патрульных. Тогда Шубин повернулся, подобрал упавшую пилотку и с такой же скоростью бросился бежать назад.

Он понимал, что все равно не сможет больше пользоваться сараем как убежищем, хотя и смог ликвидировать пленного. После такой перестрелки немцы обязательно прочешут все дома в этой части города. Найдут и жадного деда, и сарай, где имеется погреб со сломанной крышкой. Нет, здесь оставаться нельзя. Обязательно надо перегнать «Мерседес» в другое место. Может быть, в таком случае отправиться на нем в Синельниково, выручать друга Петра? А заодно передать новости в штаб генерала Попова.

Такое решение было логичным. Но сможет ли ефрейтор Карл Руэ объяснить своему начальству, почему его целую ночь не было в казарме? А Шубин пока что был очень заинтересован в том, чтобы как можно дольше оставаться в роли связиста Карла Руэ. Разведчик думал об этом всю дорогу, пока бежал к сараю. И в итоге решил, что такое объяснение для капитана Ленца он найти сможет. «Скажу ему, что я провел всю ночь в «веселом доме», с девушками, – решил разведчик. – Ведь он сам посылал меня туда, в бордель. Я немного перебрал пива, увлекся… В результате проспал. Что мне за это будет? В худшем случае – несколько суток на гауптвахте и недовольство капитана. Да плевал я на его недовольство! Для меня главное – выручить Петра из госпиталя и продержаться затем при штабе до тех пор, пока я не узнаю все подробности о немецких планах».

Решение было принято, осталось его исполнить. Шубин прибежал к сараю, рванул дверь… и обнаружил, что на ней висит новый замок, от которого у него не было ключа. Пока разведчик разглядывал препятствие, со стороны дома послышался скрипучий голос хозяина сарая:

– Надо бы денежек еще подкинуть. Без денежек машину не отдам. От тебя больно много беспокойства. Человека какого-то у меня в подполе держал, сам в форме немецкой бегаешь… Мне за это от немцев знаешь что может быть? Мы на такое не договаривались. Давай еще подкинь, иначе не получишь свое авто.

Первым порывом Шубина было вынуть пистолет, приставить его к голове этого жадюги и объяснить, что будет, если он будет продолжать тянуть с него деньги. Но Шубин знал, что разведчик не должен поддаваться порывам чувства, он должен сохранять трезвую голову при любых обстоятельствах. Из слов старика следовало, что он принимает Шубина за бандита, который промышляет разбоем на дорогах, в том числе используя форму оккупантов. И это было разведчику на руку. Это означало, что с жадным дедом можно сотрудничать и впредь – только нужно выждать время, пока у немцев уляжется паника, и нужно за сотрудничество с дедом заплатить. Поэтому он повернулся к хозяину сарая и сказал:

– Беспокойство, говоришь? Допустим, было такое беспокойство. Но больше не будет, я ручаюсь. За то, что случилось, я заплачу, я не жадный. А если ты начнешь крысятничать, деньги с меня тянуть – как бы у тебя больших неприятностей не было. Вот тебе три сотни рейхсмарок – и давай быстро открывай сарай. И ключ от этого замка отдай.

По-видимому, дед тоже умел видеть свою выгоду и не поддаваться чувству – в данном случае жадности. Он молча шагнул к Шубину и протянул ключ. А в ответ получил от разведчика пачку оккупационных денег.

Шубин открыл сарай, вывел машину и погнал ее по уже стемневшему городу прочь, на восток. Патрулей он не очень боялся – они знали, чья это машина, и не осмелились бы остановить автомобиль такой важной персоны. К тому же на разведчике сейчас была немецкая форма, и он был уверен, что найдет ответ на любые вопросы, если ему их кто-то вздумает задать.

Однако его никто не останавливал до самого выезда из города. А выехав из Запорожья, Шубин остановился в первом же подходящем месте, наладил рацию и передал в штаб генерала Попова сообщение о том, что в Запорожье прибыли три эсэсовские танковые дивизии. Это была огромная сила. Правда, пока Шубин не знал, что именно задумали немцы, какую каверзу. Но они явно готовили для наших войск какую-то ловушку. Об этом Шубин и сообщил в наш штаб. И в ответ получил приказ: во что бы то ни стало выяснить планы врага. Впрочем, он и сам отдал самому себе такой приказ.

Дальше, до самого Синельникова, разведчик ехал уже без остановок. В поселок Шубин въехал уже за полночь. Он подрулил к госпиталю, но выходить из машины не спешил. Открыл свой вещмешок, достал форму группенфюрера Занделя и переоделся. И уже затем, надвинув поглубже на голову фуражку, направился к входу в госпиталь.

Как и следовало ожидать в это позднее время, в фойе никого не было, кроме дежурной медсестры. При виде высокого гостя она растерялась, не знала, что и сказать. Зато Шубин точно знал, что ему нужно.

– Мне срочно необходим мой водитель! – надменным тоном заявил он. – Мой водитель, рядовой Вольфганг Шольц. Два дня назад я оставил его здесь для лечения и предупредил, что вскоре приеду за ним. Он лежит на втором этаже в палате номер двадцать семь. Немедленно приведите его сюда!

– Но… насколько я знаю, этот больной еще не совсем здоров… – залепетала медсестра. – Его еще не выписали… Необходимо лечение…

– Здесь я решаю, что кому необходимо! – рявкнул Шубин. – Мне нужен мой водитель! Немедленно приведите его сюда!

– Это может решить дежурный врач! – решила сестра. Она наконец нашла, на кого свалить ответственность. – Сейчас я его позову!

Спустя несколько минут перед Шубиным предстал дежурный врач. Он тоже стал говорить о том, что больной Шольц нуждается в дополнительном лечении. Но Шубин был непреклонен. Он пер словно танк и в итоге пробил все преграды. (В общем, он был готов и к тому, что медики откажутся выписывать «рядового Шольца», и тогда придется организовать его побег из палаты; но это не потребовалось.) В конце концов в приемную вывели Петра Мельника – с рукой на перевязи, но явно хорошо себя чувствовавшего и посвежевшего. Мельник, он же Шольц, подписал все бумаги о том, что он покидает госпиталь добровольно, взял свой мешок, шинель и вместе с Шубиным вышел из госпиталя.

– Ну как, рядовой, ты доволен лечением? – спросил Глеб напарника, пока они шли к машине.

– А чего мне быть недовольным? – отозвался Мельник. – Заботились обо мне как о родном. Ты тогда здорово на них страху нагнал. Они и правда старались меня поскорей вылечить. И кормежка у них неплохая. Так что я в целом доволен.

– Ну да, видно, какую ряшку отъел, – усмехнулся Шубин. – Что ж, с выздоровлением тебя, Петро! С возвращением в строй!

И он, не в силах сдержать свою радость при виде друга, обнял Мельника и сжал его в объятиях, так что тот даже вскрикнул, когда Шубин ненароком задел раненое плечо.

– Ты скажи: за руль сесть можешь? – спросил Шубин, разжав наконец объятия. – Или мне машину вести?

– Как же ты ее поведешь, если у тебя водитель есть? – удивился Мельник. – Это может вызвать подозрения. Ты на эту перевязь не смотри, это у медиков перестраховка. Я сейчас ее сниму. Вот видишь? Все работает! – И Мельник стащил перевязь и для наглядности помахал рукой. – Так что можем ехать, куда прикажешь, – продолжал он, садясь за руль машины. – Скажи: как у тебя дела? Ты так там, в Запорожье, и расхаживаешь в мундире группенфюрера? В кабинете небось сидишь рядом с Манштейном?

– Уж конечно, в кабинете, – усмехнулся Шубин. – Поехали, по дороге все тебе расскажу.

И они поехали назад, в город. По дороге Шубин рассказал другу обо всех своих приключениях в Запорожье: о том, как он снял сарай, как превратился в связиста Карла Руэ, как неосмотрительно пытался сохранить пленному жизнь, о том, чем это обернулось. А главное – рассказал о прибытии в Запорожье трех эсэсовских дивизий и о приказе из штаба – выяснить планы этих дивизий.

– Вот наша с тобой задача на ближайшее время, – закончил свой рассказ Шубин.

Глава 12

Когда въехали в Запорожье, Шубин приказал Мельнику вести машину прямо к штабу фельдмаршала Манштейна. Здесь, сидя в машине, он переоделся в форму ефрейтора. После чего сказал Петру:

– Эту ночь тебе придется провести здесь, в машине. Отгони ее немного от штаба, чтобы не мозолить глаза, после чего ложись спать. Завтра у нас с тобой будет много работы.

Дав другу такую инструкцию, Шубин отправился к служебному входу в штаб. Вход, естественно, был закрыт. Пришлось стучать, даже барабанить. Наконец дверь открылась, и выглянул недовольный часовой.

– А, это ты! – воскликнул он. – Фельдфебель Тиммер приказал, как только ты появишься, вести тебя на гауптвахту. Завтра с тобой будет разговаривать капитан Ленц. Ты знаешь, насколько ты опоздал?

– А разве очень сильно? – Шубин постарался выглядеть очень наивным.

– Сейчас три часа ночи! Утро уже скоро! Где ты шлялся?

– Где-где… – пробормотал Шубин. – Ну, в борделе был. Что особенного? Я же всю работу вчера сделал.

– Да, работу ты сделал, тебя капитан Ленц даже в пример другим ставил, – согласился часовой. – Но твое опоздание перечеркнуло все твои заслуги. Так что сдавай оружие и марш на гауптвахту.

– Да нет у меня никакого оружия, – ответил Шубин. – У меня только сумка… Ой, а где же моя сумка? Кажется, я ее там, у девок забыл!

И он весело расхохотался. На самом деле сумка с инструментами осталась в сарае – Шубин ее бросил, когда погнался за настоящим Карлом Руэ. А потом о ней забыл.

– Так что веди меня скорей на гауптвахту, – сказал он часовому. – А то спать хочется мочи нет. Там хоть и на полу, а высплюсь.

И действительно, за четыре часа, оставшихся до подъема, Шубин успел отлично выспаться. На немецкой «губе» было холодно, спать пришлось на полу, но Шубин умудрялся спать и не в таких условиях. Так что утром, когда новый часовой, только заступивший на дежурство, разбудил его и повел к капитану, разведчик был свеж как огурчик.

Капитан обрушился на него с обвинениями. Он целый час распекал ефрейтора Руэ за его недисциплинированность. Но закончил этот поток нравоучений так, как Шубин и хотел:

– Все, больше ты у меня увольнительных в ближайшее время не получишь, – заявил капитан. – Будешь работать, работать и еще раз работать! Сейчас же бери два телефонных аппарата и иди, установи их в расположении дивизии «Мертвая голова». А то в штабе у них телефоны есть, а в соединениях нет.

«А ведь капитан еще не знает, что я потерял свою сумку, – думал Шубин, уходя от Ленца. – А то он бы меня еще час распекал!»

Разведчик отправился на склад, собрал там новый набор инструментов взамен того, что остался в сарае, прибавил к этому набору два телефонных аппарата и вышел из штаба. Но прежде чем идти в штаб дивизии «Мертвая голова», он, конечно, пошел по окружающим улицам – разыскивать «свой» «Мерседес», которым управлял Петр Мельник.

Ему пришлось походить почти час, прежде чем он нашел автомобиль. Мельник уже не спал – он прогуливался возле машины и появлению Шубина очень обрадовался.

– Ну наконец-то! – воскликнул он. – А то я тут измаялся без дела. И потом, есть здорово хочется. Меня в госпитале приучили к регулярному приему пищи. Ты поесть что-нибудь принес?

– Так я не понял, чего ты сильнее хочешь: разведданные собирать или котлеты лопать? – отреагировал Шубин. – Если насчет котлет, то это не ко мне. Я сам с утра не ел – ведь я наказан за вчерашнее отсутствие. Ладно, не расстраивайся так сильно! Вот тебе немного рейхсмарок. Пойдешь на черный рынок, купишь себе хлеба. А потом возвращайся сюда. У меня будет для тебя задание.

На этом разведчики расстались. Мельник пошел добывать себе пропитание, а Шубин направился в эсэсовский штаб, чтобы узнать, где именно ему нужно установить телефоны. Эта работа – узнать нужный адрес, а затем сходить по нему и установить два телефонных аппарата – не заняла много времени. И спустя час разведчики вновь встретились возле лимузина.

– Ну, ты поел, я надеюсь? – спросил Шубин напарника.

– Так, перекусил, – ответил Мельник. – Говори, что делать?

– Делать вот что, – начал инструктаж Шубин. – Вот тебе пара наушников. Идем, я покажу тебе распределительную телефонную коробку. Там подключишься к сети и будешь слушать разговоры двух штабов. А я буду заниматься тем же самым на другой линии. И смотри: ты долго здесь не торчи, какому-нибудь патрулю глаза намозолишь и он к тебе пристанет. Послушай полчасика – и отойди, погуляй. Потом снова подключись. И так несколько раз за день. Теперь вот что. До вечера мы с тобой больше не увидимся. Я чувствую, мне после обеда еще какую-нибудь работу подкинут, новую линию связи прокладывать. Вечером, после шести, встретимся возле машины и перегоним ее на постоянное место дислокации. Там и обменяемся информацией, которую получим за день. Понял?

– Понял, чего же тут не понять, – ответил Мельник.

Шубин вручил ему наушники и отвел к ящику, которым накануне пользовался сам. И Мельник начал прослушивать переговоры начальника штаба Манштейна генерала Клейста и командира дивизии СС «Рейх» генерала Мольтке. А сам Шубин отправился в другой район города, к другому ящику, где он мог подслушать переговоры командира дивизии «Мертвая голова» генерала Шварцкопфа с его подчиненными, командирами полков.

Так, за прослушиванием переговоров немецких генералов, у разведчиков прошел весь день. Они, конечно, не могли знать, что в этот день, 9 февраля, на советско-германском фронте произошло много важных событий и обстановка на нем резко изменилась. В этот день войска двух армий Воронежского фронта освободили Курск и Белгород и, развивая наступление, с севера вышли к окраинам Харькова. А с востока к городу вышла 3-я танковая армия генерала Рыбалко. Из Москвы, из Ставки Верховного командования, советских генералов торопили, требовали как можно скорее взять Харьков и идти дальше, до самого Днепра.

Как и планировал Шубин, вечером они с Мельником встретились возле «Мерседеса».

– Ну как, услышал за день что-нибудь важное? – спросил Шубин у товарища.

– Не то слово! – ответил Мельник. – Я услышал просто потрясающие новости! Их надо срочно передать в центр! Просто горит, так срочно нужно!

– Вот и у меня то же самое, – объявил Шубин. – Так что мы с тобой, пожалуй, сперва поедем куда-нибудь за город, я составлю донесение и передам его, а уже потом отправимся с тобой на постоянную базу. Садись за руль и поезжай на южную окраину – там большой частный сектор, можно найти тихое место, где нас никто не увидит.

Разведчики миновали центр города, проехали окраину и остановились в роще. Здесь Шубин достал и настроил рацию. Но прежде чем садиться за передачу, надо было составить донесение. И он взял бумагу, карандаш и обратился к товарищу:

– Ну, давай, рассказывай, что ты услышал за день.

– Так, рассказываю по порядку, – начал Мельник. – Сначала Клейст, начальник центрального штаба, объяснял Мольтке, куда ему следует двигаться. Двигаться ему предписывали на Павлоград и Лозовую и ни в коем случае не брать правее, в сторону Краматорска. Сначала Мольтке все это просто выслушал, уточнял сроки выдвижения и другие детали операции, а спустя час уже он сам перезвонил Клейсту и сообщил, что, по его сведениям, советские войска вовсю штурмуют Краматорск и вот-вот возьмут город. И разве не должен он, генерал Мольтке, помочь немецким войскам оборонять город?

– Так, и что же ответил начальник штаба? – спросил Шубин.

– Начальник штаба, правая рука Манштейна, заявил, что приказ остается прежним: двигаться на Лозовую и там сосредоточиться. А о Краматорске следует начисто забыть. А когда Мольтке слишком уж пристал к начальнику штаба, требуя объяснить такой странный приказ, Клейст сказал ему буквально следующее. Вот, слушай, я запомнил, а потом быстро записал. «Слушайте меня внимательно, генерал. Я сообщу вам совершенно секретные сведения, которые пока что не сообщают никому. Мы нарочно не противодействуем наступлению русских на Запорожье. Мы создаем у русских впечатление, что наши войска ослаблены, деморализованы и обращены в бегство. Все это – часть гениального плана фельдмаршала Манштейна. Когда придет нужный момент, вы и ваши коллеги из других дивизий СС нанесете стремительный удар по русским полчищам. Чем больше они втянутся в мешок между Лозовой на севере и Горловкой на юге, тем хуже станет их положение позже. Понимаете меня, Мольтке? Мы устроим здесь русским наш местный Сталинград!» Мольтке после этого некоторое время молчал, видимо, осмысливал услышанное, а затем ответил, что теперь он все понял и оценил. На этом разговор и закончился. Ты понимаешь, Глеб, насколько это важно?

– Еще бы не понимать! – воскликнул Шубин. – У меня ничего подобного откровенно сказано не было. Но тоже в разговоре все время мелькали такие названия, как Сталино, Горловка и Иловайск. А я никак не мог понять, почему элитную эсэсовскую часть посылают куда-то в сторону от направления решающих боев. Теперь, после твоих слов, все стало ясно. Да, надо срочно предупредить Попова! Ведь его группа движется как раз на Краматорск, а оттуда – сюда, на Запорожье. Ему такая задача поставлена, и он ее выполняет. А выходит, что все это – часть хитрого плана Манштейна. Так, теперь мне надо подумать, как правильно составить донесение, чтобы информация не казалась нашими домыслами. Надо, чтобы Попов ее воспринял как совершенно достоверную…

И Шубин взял лист бумаги и сел составлять радиограмму. Дело оказалось очень непростое – уж больно необычной выглядела полученная информация. Но наконец Шубин уложил полученные сведения в полторы страницы текста, зашифровал их и приступил к передаче. Две минуты – и совершенно секретный план немецкого командования отправился в штаб генерала Попова.

Шубин понимал, какое удивление вызовет это донесение в советском штабе, какие яростные споры там начнутся. И он не удивился, когда спустя несколько минут ему пришел следующий ответ: «Сообщение вызывает большие сомнения. Необходимо подтверждение. Нужны подробности немецких планов».

– Надо будет прослушивать разговоры наших генералов и дальше, – сказал он Мельнику. – В штабе сомневаются в достоверности наших сведений.

Это он еще не знал, какую бурю вызвало его сообщение, насколько сильные разногласия возникли между советскими военачальниками. Дело в том, что генерал Попов с самого начала операции «Скачок» был удивлен слабым сопротивлением немецких войск. Их готовность отступать при первом появлении советских войск казалась ему подозрительной. Сообщение Шубина о планах Манштейна окружить прорвавшиеся советские войска подтверждало его подозрения, и он сразу ему поверил. А вот командующий Юго-Западным фронтом Ватутин, наоборот, нисколько не поверил. И потребовал от группы Попова продолжать наступление на Запорожье в прежнем темпе.

– Ладно, это дело сделано, – сказал Шубин, убирая рацию обратно в вещмешок. – Поехали теперь на другой конец города. Покажу тебе нашу берлогу.

Разведчик не предвидел сегодня еще каких-то осложнений и потому, садясь в «Мерседес», не стал переодеваться в форму группенфюрера. И, как вскоре выяснилось, он так поступил напрасно.

Не успела их машина развернуться и выехать из рощи, как перед ними словно из-под земли вырос немецкий патруль на двух мотоциклах. Оба мотоциклиста включили фары на полную мощность, ослепляя водителя машины, и один из них громко потребовал:

– Глуши мотор! Выходи из машины!

«Они узнали номер! – мелькнуло в голове Шубина. – И с этим номером что-то не так!»

Он был прав. В этот день один из патрулей обнаружил тело группенфюрера Занделя. И уже несколько часов всем немецким постам в районе Запорожья было дано задание искать машину группенфюрера. Шубин этого, конечно, не знал. Но он догадался, что обмануть немцев на этот раз не удастся. А раз так, надо перейти от обороны к атаке, напасть первыми.

– Ты берешь правого мотоциклиста, я – левого, – сказал он Мельнику, пока тот открывал дверцу.

И сам выскользнул из машины с той стороны, которая оставалась невидимой для противника. А Мельник в это время, с нарочитой медлительностью, вылезал из водительской двери, на ходу доставая документы.

Их выстрелы прогремели одновременно. Но если Мельник в упор расстрелял своего противника, то Шубин смог своего немца только ранить в плечо. Фашист не застонал, не стал зажимать рану – он повел себя как солдат. Он спрыгнул, почти свалился с мотоцикла и сразу открыл огонь из автомата. Мельник был вынужден броситься в сторону, спрятаться с другой стороны мотоциклов, чтобы уйти из зоны обстрела. Шубин тоже спрятался – за «Мерседесом». Тогда немец перенес огонь на машину. Брызнули стекла, лопнули покрышки, машина резко осела. А немец не сидел на месте. Он был умелым бойцом. Он совершил прыжок и тоже переместился ближе к машине – только с другой стороны. Теперь они с Шубиным прятались за одной и той же машиной, только с разных сторон – разведчик за багажником, а немец за капотом. И тут немецкий патрульный сделал еще одну вещь, которая создала опасность для разведчиков: он достал ракетницу и пустил в небо красную ракету. Теперь следовало ждать, что в любую минуту на месте схватки появятся новые вражеские патрули.

Схватку надо было срочно заканчивать. Шубин пошарил возле себя и нащупал обломок кирпича. Этим обломком он запустил в сторону немца – причем так, чтобы враг увидел брошенный в его сторону предмет. Расчет был на то, что немец примет брошенный предмет за гранату и бросится на землю, на время утратив контроль за ситуацией. А сам Шубин в это время бросился вперед.