Черный снег вермахта

– Слушаюсь, господин капрал! – отчеканил Шубин.

Он и правда вышел из зала, но, вместо того чтобы направиться к выходу, повернул направо – туда, где находилась лестница, ведущая на галерею. Держа в руках кусачки и кусок провода и демонстрируя эти предметы каждому охраннику, он поднялся на галерею, прошел ее насквозь и стал спускаться на сцену, за кулисы. Всю дорогу он находился на виду у кого-то из охранников. И только в одном месте, на крутом повороте лестницы, его никто не видел. На это и рассчитывал разведчик – что найдется такое место, где его никто не будет видеть. Он взглянул поверх перил лестницы. Там находился зал совещания, еще наполовину пустой. А под самыми перилами был тот самый карниз, о котором говорил Семен Егорович. Шубин скользнул через перила и вытянулся на карнизе. Здесь было страшно узко – сантиметров сорок в ширину. Но можно было пролежать, вытянувшись, какое-то время. Снизу, из зала, его не могли видеть. Участники совещания могли заметить разведчика лишь в тот момент, когда он перелезал на карниз. Тут уж как получится – повезет или не повезет. Но в тот момент, когда Шубин проник на карниз, никто из немецких генералов вверх не смотрел. А значит, разведчику повезло.

Шубин лежал и слушал. В зале стоял равномерный гул голосов, который бывает, когда много людей переговариваются вполголоса. Вдруг гул смолк, так что стало слышно, как открылась дверь зала и кто-то вошел. Затем раздался дружный возглас: «Хайль Гитлер!»

«Ага, значит, и фюрер ихний пожаловал», – понял Шубин. В этот момент он опять пожалел, что у него нет с собой гранаты или мины. Но захватить на карниз такой громоздкий предмет, как граната, было совершенно невозможно. Тем более невозможно было достать и бросить гранату, лежа на узком выступе. Оставалось рассчитывать на то, что он сейчас получит совершенно секретную информацию, которая, может быть, для наших войск даже важнее, чем смерть немецкого вождя.

Гитлер сел, совещание началось. Началось оно с доклада фельдмаршала Манштейна. Своим скрипучим, совсем не командирским голосом фельдмаршал изложил свой план ведения кампании на левом берегу Днепра. План этот был очень хитрым, хотя и рискованным. Манштейн предлагал отказаться от обороны Харькова, оставить этот город и продолжить отступление.

– Да, пусть наши солдаты отступают, – говорил фельдмаршал. – Пусть они отходят все дальше на запад – почти до самого Днепра. Пусть русские торжествуют, пусть направляют в эти районы все больше своих подразделений. Они недолго будут торжествовать. Потому что они втягиваются в мешок, который мы им готовим. Когда они втянутся в мешок, мы затянем его горловину – и уничтожим всех, кто в него попался. Мы начнем наступать с севера, из района Полтавы, и с юга, от Волновахи, и сомкнем кольцо вот здесь, возле Лозовой. Первой нашей жертвой станет группа генерала Попова, которая сейчас на всех парах стремится сюда, к Запорожью. А затем, когда мы снова вернем себе Харьков, мы окружим и уничтожим все соединения Юго-Западного и Воронежского фронтов. Мы полностью лишим противника преимущества, которое он получил после окружения наших войск под Сталинградом!

Манштейн говорил убедительно. И Шубин, знакомый с положением дел на фронте, с планами советских войск, понимал, что его план осуществим. Если этот план будет осуществлен, наши войска ожидает настоящая катастрофа!

Но, как видно, Манштейн убедил не всех. Гитлера он точно не убедил. Едва фельдмаршал закончил свое выступление, фюрер начал возражать. Он заявил, что все это авантюра. Что он запрещает немецким войскам отступать из Харькова, вообще запрещает им отступать.

– Ни шагу назад! – приказал он. – Немецкий солдат должен стоять насмерть!

Шубин с удивлением осознал, что в этом споре он находится на стороне бесноватого фюрера. Ведь хитрый план Манштейна грозил нашим войскам тяжелым поражением, грозил катастрофой. А продолжение немецкого сопротивления давало советским войскам возможность пусть медленно, но наступать и выполнить задачи операции «Скачок».

Заявив о своем несогласии с Манштейном, Гитлер все же дал высказаться и другим участникам совещания. И здесь выяснилось, что большинство генералов оценило преимущество замысла Манштейна. Один за другим генералы высказывались в поддержку его плана. Началась ожесточенная полемика. Шубин с удивлением узнал, что немецкие генералы не боятся возражать Гитлеру, спорить с ним. Фюрер снова и снова утверждал, что он не разрешит немецким войскам оставить Харьков, а Манштейн и другие генералы говорили, что защита города приведет к ненужным жертвам, что лучше сдать город, а потом взять его обратно.

Перепалка продолжалась, и Глебу становилось все труднее неподвижно лежать на этом проклятом карнизе. Он уже не чувствовал своего тела. Невыносимо болели не только ноги и спина – болела шея, прижатая к карнизу рука… Но сделать с этим ничего было нельзя. Пока не закончится совещание, пока немцы не покинут зал, он не сможет выбраться из своего убежища.

Наконец общими усилиями генералы смогли убедить Гитлера принять план Манштейна. И он нехотя согласился утвердить план по окружению советских войск. Но заявил, что все это делается только под личную ответственность фельдмаршала. И он своей головой будет отвечать за последствия. После этого оставалось уже только уточнить детали: расположение отдельных дивизий, сроки начала наступления. Все это тоже было необычайно важно, и Шубин старался запомнить как можно больше подробностей.

Наконец совещание подошло к концу. Глеб услышал, как участники совещания дружно встали, наступило молчание. В этом молчании послышались одинокие шаги: это фюрер выходил из зала. Затем раздался гул голосов: генералы обсуждали итоги закончившегося совещания. Слышались шаги, голосов становилось все меньше. И наконец установилась тишина. Теперь Шубин услышал шаги по лестнице у него за спиной и на галерее – оттуда уходила охрана. Надо было ждать, пока все немцы уйдут. Но вот стало тихо – так тихо, что Шубин слышал, как далеко от зала, где-то в фойе, переговариваются последние оставшиеся здесь фашисты.

Только теперь разведчик мог покинуть свое убежище. Ему стоило огромных усилий поднять руку, затем голову, уцепиться за край карниза… Но в конце концов Шубин смог перевалиться с карниза на лестницу. Здесь он лежал еще несколько минут, ожидая, когда восстановится кровообращение во всем теле. Теперь можно было думать о том, как покинуть дворец, ставший резиденцией фюрера.

Разумеется, нечего было и думать о том, чтобы выйти через главный вход. Да и два запасных входа, о которых Шубину рассказал Семен Егорович, тоже наверняка хорошо охранялись. Оставалось надеяться только на окна – причем, скорее всего, на окна второго этажа. Шубин прокрался, выглянул в коридор второго этажа. И понял, что в правое крыло здания лучше вообще не заглядывать – там было полно охраны. Очевидно, там и располагались покои прибывшего в Запорожье фюрера. Конечно, вскоре он должен был уехать – ведь Гитлер не планировал ночевать в Запорожье, которое часто бомбила советская авиация. Он должен был отдать несколько приказов по телефону, а затем ехать на аэродром и лететь назад в Берлин. Но пока он находился в правом крыле бывшего Дворца пионеров, охраняемом эсэсовцами. Значит, надо было осмотреть левое крыло.

Разведчик проник в левое крыло и стал осматривать задвижки на окнах, выходящих во двор. На одном окне задвижка подалась, и он смог открыть окно. Спустя две минуты он уже спускался по стене, цепляясь за выступы в старом кирпиче. А еще спустя минуту спрыгнул на землю. Дальше дело пошло проще. Шубин выбрался на улицу, отошел подальше от бывшего Дворца пионеров и уже смелее двинулся по дороге. В конце концов, на нем была немецкая форма, а в руке он все так же нес моток провода, и всегда мог сказать, если кто-то спросит, что он обеспечивал связь в резиденции фюрера и вот теперь возвращается в казарму. И это была бы почти правда.

Однако, когда он подошел ближе к тому району, где находился дом приютившего разведчиков Семена Егоровича, Шубин стал передвигаться осторожнее, прижимаясь к заборам, ведь здесь он уже не мог сказать, что идет в казарму – она находилась совсем в другой стороне. И он правильно делал, потому что спустя несколько минут ему попался немецкий патруль, а затем еще один. Затем там, куда он двигался, заурчал мотор машины, вспыхнули фары. Глеб едва успел перемахнуть через забор в чей-то двор, как мимо него проехала легковая машина, за рулем которой Шубин разглядел эсэсовца.

«Да что же такое случилось? – подумал разведчик, и в его сердце закралась тревога. – Неужели что-то с нашим домом? Что-то с дедом Семеном, с Петром?»

Он был уже совсем близко от дома старика, когда вдруг услышал доносившийся из-за забора шепот. Кто-то негромко его звал. Шубин приник к забору, заглянул в щель – и с удивлением увидел своего напарника Петра Мельника.

– Что ты тут делаешь? – спросил он.

– Картошку копаю, что же еще? – отозвался Мельник. – Прячусь я и тебя жду. Прячусь, потому что фрицы кругом так и шастают. А тебя жду, чтобы предупредить.

– Да что случилось? – спросил Шубин.

– То и случилось, – ответил Мельник. – Сосед, как оказалось, видел, как мы с тобой взад-вперед во двор к деду шастаем. У него возникло подозрение, что мы никакие не немцы. Только он оказался иным, чем Семен Егорович, человеком. Сосед оказался предателем. Пошел и донес немцам, что тут у деда Семена прячутся подозрительные люди. И нагрянули эсэсовцы, сразу целая команда. Хорошо, что, когда они ворвались, я как раз пистолет собрался чистить, он у меня под рукой был. И я сразу начал стрелять. Двоих положил – и в окно. А потом бежать. Бегаю я быстро, ты знаешь. Так что я сумел от них оторваться. А потом уже сделал крюк и засел вот здесь, зная, что ты этой дорогой будешь возвращаться.

– Это хорошо, что ты меня предупредил, – отозвался Шубин. – А то я бы так и шел до самого сарая, ни на что не оглядываясь, потому что мне срочно нужно передать нашим важное сообщение. Самое важное, какое может быть! Так что давай думать, как нам пробраться в дом и достать рацию. Как ты думаешь, немцы оттуда уже ушли?

Мельник в ответ покачал головой.

– Нет, Глеб, не ушли, – сказал он. – Я ведь не все время здесь сидел. Я, когда от эсэсовцев оторвался, вернулся к дому, подглядел, что там делается. Семен Егорович убит – я его труп во дворе видел. И видел, как гестаповцы выносили из дома наши с тобой вещмешки. В том числе и мешок с рацией. Так что возвращаться в дом нам с тобой незачем. Наша рация сейчас находится в гестапо, как и наши с тобой описания внешности.

Шубин чувствовал, как у него из-под ног уходит земля. Надо же, чтобы именно в тот момент, когда рация нужна больше всего, ее у них отняли! В тот момент, когда он раздобыл важнейшую информацию, когда их операция, можно сказать, успешно завершилась – в этот момент они потерпели фиаско! Что же теперь делать?

– Что будем делать, капитан? – спросил Мельник, мысли которого, как видно, шли в том же направлении.

Шубин находился в растерянности всего одну минуту. Такое уж у него было свойство характера: быстро переживать неудачи, быстро принимать нужные решения. И он уже принял новое решение, которое указывало им путь в новых условиях.

– Что нам делать, в общем, ясно, – сказал он. – Нам нужна рация. Значит, нужно ее раздобыть. Не обязательно пытаться вернуть ту, что была раньше. Я и на другой смогу работать. А шифр я помню наизусть. Так что сейчас перед нами стоит задача раздобыть рацию и передать донесение в штаб. А потом уже будем думать, что делать дальше.

Глава 15

Спустя несколько минут разведчики двигались к центру города. Они направлялись не куда-то в глухой угол, а к самому центру немецкой власти в Запорожье – к штабу фельдмаршала Манштейна. Почему они так поступили?

Прокрутив в голове разные варианты действий, Шубин остановился на том, который сулил самый быстрый успех. Можно было, конечно, направиться к штабу дивизии «Рейх», или «Мертвая голова», или еще в какой-нибудь немецкий штаб – в Запорожье стояло много вражеских частей. Но там, в этих штабах, Шубин не ориентировался. Он не знал, как сменяются караулы, где можно войти. А главное – он не знал, где хранятся рации. В штабе же Манштейна он прекрасно знал, что где находится. И потом, здесь его знали как ефрейтора Руэ. Конечно, сюда тоже должно было прийти указание о его задержании. Но все ли часовые знали об этом указании? И все ли они сообразят, как поступить, если ефрейтор Руэ среди ночи постучит в дверь? Здесь Шубин мог рассчитывать на эффект внезапности.

Самым трудным было добраться до штаба и не попасться в лапы патрулей. И это разведчикам удалось. Время уже приближалось к утру, когда, выглянув из-за ближайшего угла, Шубин увидел перед собой здание штаба. Однако он не спешил направиться к боковой двери, где ему могли открыть. Сначала он внимательно оглядел главный вход и автомобили, стоявшие возле него. Машин было два десятка. И те, что стояли подальше от входа, часовые плохо видели.

– Так, Петр, сейчас твой выход, – тихо сказал он. – Попробуй подобраться к этим машинам и осмотреть их. Ключей у нас, конечно, нет, и никто их нам не оставит. Но ты прикинь – какую из этих машин ты смог бы завести без ключа? Когда выяснишь – оставайся возле этой машины и жди меня. А я пока наведаюсь в гости к фельдмаршалу. Поболтаем с ним на досуге…

Оба разведчика тут же покинули укрытие и направились каждый к своей цели. Причем если Мельник крался и двигался почти ползком, то Шубин шел открыто, не спеша. И в руках он все так же держал кусок телефонного провода.

Подойдя к служебному входу, он постучал. Дверь открылась, и Шубин увидел часового. Увидев Шубина, он страшно удивился.

– Это ты?! – воскликнул он. – А нам сообщили, что ты объявлен в розыск, тебя ищет гестапо…

– Это ошибка, – твердо сказал Шубин. – Пусти меня, и я тебе все объясню. Это удивительная история, просто сказка.

Как видно, молодой солдат-часовой любил сказки. Потому что он послушно открыл дверь и пропустил «ефрейтора Руэ» внутрь. Шубин закрыл за собой дверь, затем убедился, что в вестибюле больше никого нет, – и без дальнейших разговоров ударил часового кулаком в висок. Тот рухнул как подкошенный.

Разведчик оттащил часового в сторону и выглянул в коридор. Он был пуст. Шубин вытащил из-за голенища нож и двинулся по коридору.

Он знал, где сможет найти рацию – на складе, там же, где хранились провода, телефоны и прочее оборудование. Ключи от склада имелись у фельдфебеля Тиммера, а где спал Тиммер, Шубин хорошо знал – в казарме, но в отдельной каморке. И разведчик направился к этой каморке. По дороге ему никто не встретился. Глеб неслышно шагнул в помещение, где спал фельдфебель. Здесь было темно, но глаза быстро привыкли к темноте. К тому же он знал, где лежат ключи – в тумбочке, в верхнем ящике. Он неслышно взял ключи и направился на склад. Здесь ему также сопутствовала удача: коридоры были пусты, и никто не видел, как Шубин открыл дверь склада, поискал в одном месте, в другом – и наконец нашел нужную вещь. Он держал в руках немецкую рацию, с которой он когда-то работал.

Теперь осталось выбраться из штаба. Шубин выглянул в коридор – никого. Осталось дойти до выхода… Но едва он повернул за угол, как столкнулся с двумя солдатами, видимо караульными.

– Руэ! – воскликнул один из них, как видно более бдительный. – Что ты здесь делаешь? Стой! Ты арестован!

И караульный сорвал винтовку с плеча. Казалось бы, самым простым для Шубина было повернуться и бежать назад, за угол. Но он знал, что в той стороне нет никакого выхода. Ему оставалось или пробиваться к запасному выходу, а для этого напасть на этих двоих, или бежать к главному входу, где тоже стояли часовые.

Разведчик выбрал первый вариант. Выхватив нож, он нанес бдительному солдату удар. Он целился в шею, но его противник уклонился, и нож полоснул по руке. Караульный выронил винтовку и отшатнулся. Его товарищ уже держал свою винтовку в руках. И он выстрелил в Шубина.

Разведчика выручило то обстоятельство, что немец не успел прицелиться. К тому же коридор был тесный, в нем было трудно развернуться. Поэтому пуля пролетела в сантиметре от груди Шубина. А второго выстрела не последовало: разведчик ударил врага ножом в шею, и на этот раз не промахнулся. Немец упал на пол, обливаясь кровью. А Шубин уже мчался к выходу. Скорей, скорей! Он понимал, что выстрел поднял на ноги весь штаб и спустя считаные минуты на его пути встанут десятки вооруженных врагов. В его распоряжении оставались буквально одна-две минуты.

И разведчик сполна использовал эти минуты. Как вихрь он промчался по коридору и влетел в вестибюль. Оглушенный им часовой только что начал приходить в себя: он сидел на полу, держась за голову. Увидев Шубина, он открыл рот, видимо собираясь закричать, но разведчик, пробегая, снова ударил его кулаком, на этот раз в другой висок, и часовой снова рухнул на пол.

Глеб выскочил на улицу. У главного входа уже слышались возбужденные голоса. Ясное дело: тревога охватила уже весь штаб. Инстинкт требовал от разведчика бежать подальше от этого шума, дальше от главного входа. Однако ему надо было как раз туда – к стоянке машин, где его должен был ждать Мельник. И он бросился за угол. Пробежал мимо одной машины, другой… У главного входа послышался чей-то крик: «Вот он! Смотрите! Держите его!» И в этот же миг взревел мотор следующей машины, автомобиль рванулся с места и подкатил к Шубину. Разведчик не раздумывая рванул заднюю дверь и кинулся внутрь. Машина тут же набрала скорость и помчалась прочь от штаба.

– Ну, ты вовремя! – сказал Мельник, когда Глеб отдышался. – Когда они все из подъезда высыпали на улицу, начали кричать, что тут русские, я уж думал, что нам конец. Молодец, капитан, вовремя успел.

– Ты тоже молодец, – ответил Шубин. – Вовремя машину подал пассажиру. А то пришлось бы мне забег до самого Павлограда устраивать.

– А почему до Павлограда? – поинтересовался Мельник.

– Ну, это я условно, – объяснил разведчик. – Думаю, что наши где-то в этом районе. А ты сейчас куда, собственно, едешь?

– На юг, – ответил Петр. – На юг, потому что тут улица прямая, разогнаться можно. А еще – чтобы фрицев запутать. Вот сейчас развернусь, найду какой-нибудь закоулок и поеду назад, на север, а потом на восток. Я ведь правильно понимаю, что мы в Запорожье задерживаться не собираемся?

– Правильно понимаешь, – ответил Шубин. – Задерживаться здесь нам незачем. Но прежде чем брать курс на восток, надо сделать остановку в каком-нибудь глухом месте. – Нужно донесение в штаб передать.

– Так ты, значит, добыл рацию?! – воскликнул Петр. – А я думал, раз стрельба началась, значит, операция провалилась.

– Ничего не провалилась, – сказал разведчик. – Здесь она, рация, в мешке. Причем рация того типа, который мне знаком. А стрельба началась, когда я уже пробирался к выходу. Что, уже поворачиваем?

Машина действительно свернула с асфальтированной улицы в переулок. Он был кривой, ухабистый – но он вел в нужном направлении, и в нем вряд ли можно было встретить немецкие патрули.

– А что хоть у нас за машина? – поинтересовался Шубин. – А то я даже толком рассмотреть ее не успел…

– На этот раз у нас с тобой «Ауди», – ответил Мельник. – Машина хорошая, мощная. Так что господин группенфюрер будет доволен.

– Сам ты группенфюрер, – буркнул в ответ Глеб.

Как выяснилось, Мельник умел правильно выбирать дорогу. У него было какое-то особое чутье: он все время выбирал проулки, хотя и ужасно ухабистые, но проезжие, причем на них разведчикам ни разу не встретились немецкие солдаты. А затем дома пошли реже, реже – и вот они вырвались из города в поля. Мельник отъехал немного от города и остановился.

– Вряд ли я тебе здесь найду лес, чтобы укрыться, – сказал он. – Здесь кругом степь. Но поскольку сейчас ночь, то не все ли равно? Может, ты отсюда будешь вести передачу?

– Могу и отсюда, – согласился Шубин.

Он достал рацию. Некоторое время ушло на то, чтобы ее наладить, потом еще потребовалось поймать нужную частоту. А еще нужно было время, чтобы составить текст донесения и зашифровать его. Но вот наконец все было готово. И Шубин передал в штаб Попова сообщение о коварном плане немецкого командования – впустить советские войска как можно глубже за линию фронта, а затем ударить во фланги прорвавшейся группировки и захватить ее в клещи.

Он передал донесение и стал ждать ответа. Ждать пришлось долго, почти полчаса. Наконец ответ пришел. Шубин расшифровал его и прочитал: «Ваше сообщение вызывает вопросы. Командование сомневается в достоверности полученных сведений. От вас требуется проверка и подтверждение информации. Продолжайте операцию».

Шубин несколько минут смотрел на страницу с текстом, перечитывал его снова и снова, как будто не мог понять. Затем повернулся к Мельнику и сказал:

– Они нам не верят. И я понимаю генерала Попова – я бы тоже в такое, наверное, не поверил.

– И что мы будем делать? – спросил Мельник.

– От нас требуют проверить информацию, – ответил Шубин. – Проверить ее мы можем только одним способом: побывать в местах скопления немецких войск и увидеть, что они действительно готовятся к фланговому удару. То есть нам надо ехать или на юг, к Сталино, или на север, к Павлограду и Лозовой.

– И что ты выберешь?

– Я бы выбрал поездку на север. Мне кажется, северная группировка немцев опасней для наших войск. И потом, тамошние места нам более известны. Так что поворачивай руль налево, и поедем в сторону Синельникова и Павлограда.

– Если будем в Синельникове, может, сможем переночевать в моем госпитале? – спросил Петр, вновь включая мотор. – Я снова займу свою койку… А тебя в коридоре положим.

– Ты не сможешь занять свою койку – ведь тебя уже выписали из госпиталя, – заметил Шубин. – И меня туда не пустят – ведь я больше не группенфюрер. Эсэсовская форма осталась в мешке, а мешок захватили при облаве. Ничего, переночуем в машине.

– А может, нам тоже устроить свою облаву? – предложил Мельник. – Облаву на немецкие машины на шоссе. Пора нам сменить эту простую форму рядового и ефрейтора на что-то более значительное.

– Я тоже об этом думал, – признался Шубин. – Пожалуй, ты прав. Сейчас наше положение крайне опасно. Нас остановит первый же дорожный патруль. Кроме того, проводить разведку лучше, находясь в звании полковника или хотя бы капитана. Так что давай подъедем к Синельникову, выберем место и устроим засаду.

– Будем проводить операцию «колесо лопнуло»? – догадался Петр.

– Что-то вроде того, – кивнул Шубин. – Только нам надо тщательно продумать наши действия, поскольку мы с тобой остались практически безоружными. У тебя ведь тоже, как я понимаю, нет ничего, кроме пистолета?

– Нет, еще нож есть, – ответил Мельник. – А в пистолете три патрона.

– У меня больше – целых пять, – заметил Шубин. – В общем, в бой мы вступать не можем. Наша операция должна быть быстрой, а лучше – молниеносной.

– Да, это должна быть операция «Молния», – согласился Мельник.

Пока шел этот диалог, машина разведчиков проехала по ухабистой дороге, а затем выбралась на шоссе, ведущее на северо-восток, в Синельниково, а затем в Павлоград и Лозовую. Здесь можно было ехать быстрее, и Мельник, любивший быструю езду, развил максимальную скорость. Шоссе было пустым, им навстречу попалась лишь небольшая колонна грузовиков.

Но вот впереди показалась легковая машина, шедшая в ту же сторону, что и «Ауди» разведчиков. Разведчики постепенно нагоняли эту машину. Вскоре можно было различить, что это обычный «Опель» – в подобной машине Шубин не раз ездил.

– Слушай, Петр, – сказал он, глядя на машину, к которой они приближались, – а ведь нам, пожалуй, не обязательно проводить операцию «Колесо лопнуло», она же «Молния». Мы можем все решить прямо сейчас, при обгоне.

– Представляешь, я тоже об этом подумал, – сказал Петр. – Как будем стрелять – на ходу, или я его подрежу и заставлю остановиться?

– Лучше стрелять по стоящей машине, – ответил Шубин. – А то, если стрелять по ним в движении, они могут свалиться в кювет, и как их потом оттуда вытаскивать? Так что ты подрезай, а дальше я все беру на себя. Моих пяти патронов должно хватить.

На этом обсуждение предстоящей операции было закончено. Шубин достал свой «ТТ». Мельник нажал на акселератор, «Ауди» рванула вперед и стала обходить «Опель». При обгоне Шубин разглядел тех, кто сидел в машине. За рулем находился молодой солдат, а на заднем сиденье спал офицер, кажется полковник. «Удачно, черт возьми!» – подумал Глеб.

Мельник завершил обгон – и вдруг резко повернул руль вправо. Взвизгнули тормоза, «Опель» остановился, чуть не ударив передним бампером в бок «Ауди». В ту же секунду Шубин выскочил из машины. Рванул на себя водительскую дверцу и, как только она приоткрылась, выстрелил в водителя. Затем так же резко открыл заднюю дверь машины, схватил ее пассажира за грудь и вытащил его наружу.

Немец, которого так грубо вытащили из автомобиля, да еще толком не проснувшегося, вытаращил глаза. Это был человек уже в годах, и на его плечах действительно были погоны полковника. Вначале он страшно испугался, но уже в следующую секунду понял, что произошло. Однако от этого его испуг не стал сильнее – наоборот. Губы полковника сжались, глаза стали как ледышки.

– Имя? – резко спросил его Шубин.

Немец усмехнулся ему в лицо.

– Какая тебе разница, как меня зовут? – презрительно произнес он. – Допустим, я скажу, что я – император Вильгельм.

– Куда вы ехали? – продолжал допрашивать Шубин.

– В Москву, побеседовать с вашим Сталиным. – Немец откровенно издевался над Шубиным. – И хватит вопросов. Ты все равно от меня ничего не узнаешь, убийца. Стреляй, и закончим эту комедию.

Да, было очевидно, что этот полковник – крепкий орешек и отвечать на вопросы не будет. Они только теряли время. Поэтому Шубин убрал пистолет (зачем расходовать пулю?), достал нож и вонзил его полковнику в шею, стараясь, чтобы хлынувшая кровь не запачкала мундир. И это ему удалось – на полковничий китель упало лишь несколько капель.

– Ну вот, наша операция успешно завершена, – сказал он. – Давай посадим их обоих в «Ауди», столкнем ее подальше в кювет и устроим костер. Только переодеться надо.

И он спешно стащил с полковника мундир и сапоги, взял его фуражку. А свою форму ефрейтора бросил на сиденье «Ауди». Мельник проделал то же самое с водителем. Затем оба разведчика надели немецкую форму, достали документы убитых фашистов. Оказалось, что полковника звали Карл Лампрехт, рядового – Юлиус Рудель. К сожалению, никаких больше данных документы не содержали. Единственное, что можно было установить по нашивкам на мундирах, – это то, что оба немца были танкистами. А вот каким танковым полком командовал полковник Лампрехт, было неизвестно. Разведчики также не знали, куда и зачем ночью спешили эти два танкиста. Все это надо было придумать. Надо было предусмотреть, как отвечать на вопросы, если кто-то их задаст.

– Давай сделаем так, – сказал Шубин. – Я командую двенадцатой танковой бригадой вермахта. Наша бригада, по приказу Манштейна, придана дивизии СС «Рейх» и должна вместе с дивизией участвовать в разгроме советских войск. Я, командир бригады, еду впереди своих частей, чтобы познакомиться с командиром дивизии «Рейх» генералом Мольтке, получить указания о дислокации своих частей. Как тебе эта легенда?

– Вполне сносная, – ответил Мельник. – Мне только интересно: почему из трех эсэсовских дивизий ты выбрал именно «Рейх»?