«Несказанное, синее, нежное…»
Несказанное, синее, нежное…Тих мой край после бурь, после гроз,И душа моя – поле безбрежное —Дышит запахом меда и роз.Я утих. Годы сделали дело,Но того, что прошло, не кляну.Словно тройка коней оголтелаяПрокатилась во всю страну.Напылили кругом. Накопытили.И пропали под дьявольский свист.А теперь вот в лесной обителиДаже слышно, как падает лист.Колокольчик ли? Дальнее эхо ли?Все спокойно впивает грудь.Стой, душа, мы с тобой проехалиЧерез бурный положенный путь.Разберемся во всем, что видели,Что случилось, что сталось в стране,И простим, где нас горько обиделиПо чужой и по нашей вине.Принимаю, что было и не было,Только жаль на тридцатом году —Слишком мало я в юности требовал,Забываясь в кабацком чаду.Но ведь дуб молодой, не разжелудясь,Так же гнется, как в поле трава…Эх ты, молодость, буйная молодость,Золотая сорвиголова!1925«Ну, целуй меня, целуй…»
Ну, целуй меня, целуй,Хоть до крови, хоть до боли.Не в ладу с холодной волейКипяток сердечных струй.Опрокинутая кружкаСредь веселых не для нас.Понимай, моя подружка,На земле живут лишь раз!Оглядись спокойным взором,Посмотри: во мгле сыройМесяц, словно желтый ворон,Кружит, вьется над землей.Ну, целуй же! Так хочу я.Песню тлен пропел и мне.Видно, смерть мою почуялТот, кто вьется в вышине.Увядающая сила!Умирать так умирать!До кончины губы милойЯ хотел бы целовать.Чтоб все время в синих дремах,Не стыдясь и не тая,В нежном шелесте черемухРаздавалось: «Я твоя».И чтоб свет над полной кружкойЛегкой пеной не погас —Пей и пой, моя подружка:На земле живут лишь раз!1925«Отговорила роща золотая…»
Отговорила роща золотаяБерезовым, веселым языком,И журавли, печально пролетая,Уж не жалеют больше ни о ком.Кого жалеть? Ведь каждый в мире странник —Пройдет, зайдет и вновь покинет дом.О всех ушедших грезит конопляникС широким месяцем над голубым прудом.Стою один среди равнины голой,А журавлей относит ветром в даль,Я полон дум о юности веселой,Но ничего в прошедшем мне не жаль.Не жаль мне лет, растраченных напрасно,Не жаль души сиреневую цветь.В саду горит костер рябины красной,Но никого не может он согреть.Не обгорят рябиновые кисти,От желтизны не пропадет трава,Как дерево роняет тихо листья,Так я роняю грустные слова.И если время, ветром разметая,Сгребет их все в один ненужный ком…Скажите так… что роща золотаяОтговорила милым языком.1924Отойди от окна
Не ходи ты ко мне под окноИ зеленой травы не топчи,Я тебя разлюбила давно,Но не плачь, а спокойно молчи.Я жалею тебя всей душою,Что тебе до моей красоты?Почему не даешь мне покоюИ зачем так терзаешься ты?Все равно я не буду твоею,Я теперь не люблю никого,Не люблю, но тебя я жалею,Отойди от окна моего!Позабудь, что была я твоею,Что безумно любила тебя,Я теперь не люблю, а жалею —Отойди и не мучай себя.Письмо к женщинеВы помните,Вы все, конечно, помните,Как я стоял,Приблизившись к стене,Взволнованно ходили вы по комнатеИ что-то резкоеВ лицо бросали мне.Вы говорили:Нам пора расстаться,Что вас измучилаМоя шальная жизнь,Что вам пора за дело приниматься,А мой удел —Катиться дальше, вниз.Любимая!Меня вы не любили.Не знали вы, что в сонмище людскомЯ был как лошадь, загнанная в мыле,Пришпоренная смелым ездоком.Не знали вы,Что я в сплошном дыму,В развороченном бурей бытеС того и мучаюсь, что не пойму —Куда несет нас рок событий.Лицом к лицуЛица не увидать.Большое видится на расстоянье.Когда кипит морская гладь —Корабль в плачевном состоянье.Земля – корабль!Но кто-то вдругЗа новой жизнью, новой славойВ прямую гущу бурь и вьюгЕе направил величаво.Ну кто ж из нас на палубе большойНе падал, не блевал и не ругался?Их мало, с опытной душой,Кто крепким в качке оставался.Тогда и я,Под дикий шум,Но зрело знающий работу,Спустился в корабельный трюм,Чтоб не смотреть людскую рвоту.Тот трюм был —Русским кабаком.И я склонился над стаканом,Чтоб, не страдая ни о ком,Себя сгубитьВ угаре пьяном.Любимая!Я мучил вас,У вас была тоскаВ глазах усталых:Что я пред вами напоказСебя растрачивал в скандалах.Но вы не знали,Что в сплошном дыму,В развороченном бурей бытеС того и мучаюсь,Что не пойму,Куда несет нас рок событий…Теперь года прошли.Я в возрасте ином.И чувствую и мыслю по-иному.И говорю за праздничным вином:Хвала и слава рулевому!Сегодня яВ ударе нежных чувств.Я вспомнил вашу грустную усталость.И вот теперьЯ сообщить вам мчусь,Каков я был,И что со мною сталось!Любимая!Сказать приятно мне:Я избежал паденья с кручи.Теперь в Советской сторонеЯ самый яростный попутчик.Я стал не тем,Кем был тогда.Не мучил бы я вас,Как это было раньше.За знамя вольностиИ светлого трудаГотов идти хоть до Ла-Манша.Простите мне…Я знаю: вы не та —Живете выС серьезным, умным мужем;Что не нужна вам наша маета,И сам я вамНи капельки не нужен.Живите так,Как вас ведет звезда,Под кущей обновленной сени.С приветствием,Вас помнящий всегдаЗнакомый вашСергей Есенин.1924Письмо матери
Ты жива еще, моя старушка?Жив и я. Привет тебе, привет!Пусть струится над твоей избушкойТот вечерний несказанный свет.Пишут мне, что ты, тая тревогу,Загрустила шибко обо мне,Что ты часто xодишь на дорогуВ старомодном ветxом шушуне.И тебе в вечернем синем мракеЧасто видится одно и то ж:Будто кто-то мне в кабацкой дракеСаданул под сердце финский нож.Ничего, родная! Успокойся.Это только тягостная бредь.Не такой уж горький я пропойца,Чтоб, тебя не видя, умереть.Я по-прежнему такой же нежныйИ мечтаю только лишь о том,Чтоб скорее от тоски мятежнойВоротиться в низенький наш дом.Я вернусь, когда раскинет ветвиПо-весеннему наш белый сад.Только ты меня уж на рассветеНе буди, как восемь лет назад.Не буди того, что отмечалось,Не волнуй того, что не сбылось, —Слишком раннюю утрату и усталостьИспытать мне в жизни привелось.И молиться не учи меня. Не надо!К старому возврата больше нет.Ты одна мне помощь и отрада,Ты одна мне несказанный свет.Так забудь же про свою тревогу,Не грусти так шибко обо мне.Не xоди так часто на дорогуВ старомодном ветxом шушуне.1924«По дороге идут богомолки…»
По дороге идут богомолки,Под ногами полынь да комли.Раздвигая щипульные колки,На канавах звенят костыли.Топчут лапти по полю кукольни,Где-то ржанье и храп табуна,И зовет их с большой колокольниГулкий звон, словно зык чугуна.Отряхают старухи дулейки,Вяжут девки косницы до пят.Из подворья с высокой келейкиНа платки их монахи глядят.На вратах монастырские знаки:«Упокою грядущих ко мне»,А в саду разбрехались собаки,Словно чуя воров на гумне.Лижут сумерки золото солнца,В дальних рощах аукает звон…По тени от ветлы-веретенцаБогомолки идут на канон.1914«Под венком лесной ромашки…»
Под венком лесной ромашкиЯ строгал, чинил челны,Уронил кольцо милашкиВ струи пенистой волны.Лиходейная разлука,Как коварная свекровь.Унесла колечко щука,С ним – милашкину любовь.Не нашлось мое колечко,Я пошел с тоски на луг,Мне вдогон смеялась речка:«У милашки новый друг».Не пойду я к хороводу:Там смеются надо мной,Повенчаюсь в непогодуС перезвонною волной.1911«Покраснела рябина…»
Покраснела рябина,Посинела вода.Месяц, всадник унылый,Уронил повода.Снова выплыл из рощиСиним лебедем мрак.Чудотворные мощиОн принес на крылах.Край ты, край мой родимый,Вечный пахарь и вой,Словно Вольга под ивой,Ты поник головой.Встань, пришло исцеленье,Навестил тебя Спас.Лебединое пеньеНежит радугу глаз.Дня закатного жертваИскупила весь грех.Новой свежестью ветраПахнет зреющий снег.Но незримые дрождиВсе теплей и теплей…Помяну тебя в дождикЯ, Есенин Сергей.«Прощай, родная пуща…»
Прощай, родная пуща,Прости, златой родник.Плывут и рвутся тучиО солнечный сошник.Сияй ты, день погожий,А я хочу грустить.За голенищем ножикМне больше не носить.Под брюхом жеребенкаВ глухую ночь не спатьИ радостию звонкойЛесов не оглашать.И не избегнуть бури,Не миновать утрат,Чтоб прозвенеть в лазуриКольцом незримых врат.«Синее небо, цветная дуга…»
Синее небо, цветная дуга,Тихо степные бегут берега,Тянется дым, у малиновых селСвадьба ворон облегла частокол.Снова я вижу знакомый обрывС красною глиной и сучьями ив,Грезит над озером рыжий овес,Пахнет ромашкой и медом от ос.Край мой! Любимая Русь и Мордва!Притчею мглы ты, как прежде, жива.Нежно под трепетом ангельских крылЗвонят кресты безымянных могил.Многих ты, родина, ликом своимЖгла и томила по шахтам сырым.Много мечтает их, сильных и злых,Выкусить ягоды персей твоих.Только я верю: не выжить тому,Кто разлюбил твой острог и тюрьму…Вечная правда и гомон лесовРадуют душу под звон кандалов.1916«Синий май. Заревая теплынь…»
Синий май. Заревая теплынь.Не прозвякнет кольцо у калитки.Липким запахом веет полынь.Спит черемуха в белой накидке.В деревянные крылья окнаВместе с рамами в тонкие шторыВяжет взбалмошная лунаНа полу кружевные узоры.Наша горница хоть и мала,Но чиста. Я с собой на досуге…В этот вечер вся жизнь мне мила,Как приятная память о друге.Сад полышет, как пенный пожар,И луна, напрягая все силы,Хочет так, чтобы каждый дрожалОт щемящего слова «милый».Только я в эту цветь, в эту гладь,Под тальянку веселого мая,Ничего не могу пожелать,Все, как есть, без конца принимая.Принимаю – приди и явись,Все явись, в чем есть боль и отрада…Мир тебе, отшумевшая жизнь.Мир тебе, голубая прохлада.1925Сиротка
Русская сказкаМаша – круглая сиротка.Плохо, плохо Маше жить,Злая мачеха сердитоБез вины ее бранит.Неродимая сестрицаМаше места не дает,Плачет Маша втихомолкуИ украдкой слезы льет.Не перечит Маша брани,Не теряет дерзких слов,А коварная сестрицаОтбивает женихов.Злая мачеха у МашиОтняла ее наряд,Ходит Маша без наряда,И ребята не глядят.Ходит Маша в сарафане,Сарафан весь из заплат,А на мачехиной дочкеБусы с серьгами гремят.Сшила Маша на подачкиСарафан себе другойИ на голову наделаПолушалок голубой.Хочет Маша понаряднейВ церковь божию ходитьИ у мачехи сердитойПросит бусы ей купить.Злая мачеха на МашуЗасучила рукава,На устах у бедной МашиТак и замерли слова.Вышла Маша, зарыдала,Только некуда идти,Побежала б на кладбище,Да могилки не найти.Замела седая вьюгаПоле снежным полотном,По дороженькам ухабы,И сугробы под окном.Вышла Маша на крылечко,Стало больно ей невмочь.А кругом лишь воет ветер,А кругом лишь только ночь.Плачет Маша у крылечка,Притаившись за углом,И заплаканные глазкиУтирает рукавом.Плачет Маша, крепнет стужа.Злится дедушка-мороз,А из глаз ее, как жемчуг,Вытекают капли слез.Вышел месяц из-за тучек,Ярким светом заиграл.Видит Маша – на приступкеКто-то бисер разметал.От нечаянного счастьяМаша глазки поднялаИ застывшими рукамиКрупный жемчуг собрала.Только Маша за колечкоОтворяет дверь рукой, —А с высокого сугробаК ней бежит старик седой:«Эй, красавица, постой-ка,Замела совсем пурга!Где-то здесь вот на крылечкеПозабыл я жемчуга».Маша с тайною тревогойРобко глазки поднялаИ сказала, запинаясь:«Я их в фартук собрала».И из фартука стыдливо,Заслонив рукой лицо,Маша высыпала жемчугНа обмерзшее крыльцо.«Стой, дитя, не сыпь, не надо, —Говорит старик седой, —Это бисер ведь на бусы,Это жемчуг, Маша, твой».Маша с радости смеется,Закраснелася, стоит,А старик, склонясь над нею,Так ей нежно говорит:«О дитя, я видел, видел,Сколько слез ты пролилаИ как мачеха лихаяИз избы тебя гнала.А в избе твоя сестрицаЛюбовалася собойИ, расчесывая косы,Хохотала над тобой.Ты рыдала у крылечка,А кругом мела пурга,Я в награду твои слезыЗаморозил в жемчуга.За тебя, моя родная,Стало больно мне невмочьИ озлобленным дыханьемЗастудил я мать и дочь.Вот и вся моя наградаЗа твои потоки слез…Я ведь, Маша, очень добрый,Я ведь дедушка-мороз».И исчез мороз трескучий…Маша жемчуг собралаИ, прислушиваясь к вьюге,Постояла и ушла.Утром Маша рано-раноШла могилушку копать,В это время царедворцыШли красавицу искать.Приказал король им строгоОбойти свою странуИ красавицу собоюОтыскать себе жену.Увидали они Машу,Стали Маше говорить,Только Маша порешилаПрежде мертвых схоронить.Тихо справили поминки,На душе утихла боль,И на Маше, на сиротке,Повенчался сам король.1914«Снова пьют здесь, дерутся и плачут…»
Снова пьют здесь, дерутся и плачутПод гармоники желтую грусть.Проклинают свои неудачи,Вспоминают московскую Русь.И я сам, опустясь головою,Заливаю глаза вином,Чтоб не видеть в лицо роковое,Чтоб подумать хоть миг об ином.Что-то всеми навек утрачено.Май мой синий! Июнь голубой!Не с того ль так чадит мертвячинойНад пропащею этой гульбой.Ах, сегодня так весело россам,Самогонного спирта – река.Гармонист с провалившимся носомИм про Волгу поет и про Чека.Что-то злое во взорах безумных,Непокорное в громких речах.Жалко им тех дурашливых, юных,Что сгубили свою жизнь сгоряча.Где ж вы те, что ушли далече?Ярко ль светят вам наши лучи?Гармонист спиртом сифилис лечит,Что в киргизских степях получил.Нет! таких не подмять, не рассеять.Бесшабашность им гнилью дана.Ты, Рассея моя… Рас… сея…Азиатская сторона!1922«Спит ковыль. Равнина дорогая…»
Спит ковыль. Равнина дорогая,И свинцовой свежести полынь.Никакая родина другаяНе вольет мне в грудь мою теплынь.Знать, у всех у нас такая участь,И, пожалуй, всякого спроси —Радуясь, свирепствуя и мучась,Хорошо живется на Руси.Свет луны, таинственный и длинный,Плачут вербы, шепчут тополя.Но никто под окрик журавлиныйНе разлюбит отчие поля.И теперь, когда вот новым светомИ моей коснулась жизнь судьбы,Все равно остался я поэтомЗолотой бревенчатой избы.По ночам, прижавшись к изголовью,Вижу я, как сильного врага,Как чужая юность брызжет новьюНа мои поляны и луга.Но и все же, новью той теснимый,Я могу прочувственно пропеть:Дайте мне на родине любимой,Все любя, спокойно умереть!1925«Сторона ль моя, сторонка…»
Сторона ль моя, сторонка,Горевая полоса.Только лес, да посолонка,Да заречная коса…Чахнет старая церквушка,В облака закинув крест.И забольная кукушкаНе летит с печальных мест.По тебе ль, моей сторонке,В половодье каждый годС подожочка и котомкиБогомольный льется пот.Лица пыльны, загорелы,Веко выглодала даль,И впилась в худое телоСпаса кроткого печаль.1914«Теперь любовь моя не та…»
Клюеву
Теперь любовь моя не та.Ах, знаю я, ты тужишь, тужишьО том, что лунная метлаСтихов не расплескала лужи.Грустя и радуясь звезде,Спадающей тебе на брови,Ты сердце выпеснил избе,Но в сердце дома не построил.И тот, кого ты ждал в ночи,Прошел, как прежде, мимо крова.О друг, кому ж твои ключиТы золотил поющим словом?Тебе о солнце не пропетьВ окошко не увидеть рая.Так мельница, крылом махая,С земли не может улететь.1918«Тихий ветер. Вечер сине-хмурый…»
Тихий ветер. Вечер сине-хмурый.Я смотрю широкими глазами.В Персии такие ж точно куры,Как у нас в соломенной Рязани.Тот же месяц, только чуть пошире,Чуть желтее и с другого края.Мы с тобою любим в этом миреОдинаково со всеми, дорогая.Ночи теплые, – не в воле я, не в силах,Не могу не прославлять, не петь их.Так же девушки здесь обнимают милыхДо вторых до петухов, до третьих.Ах, любовь! Она ведь всем знакома,Это чувство знают даже кошки,Только я с отчизной и без домаОт нее сбираю скромно крошки.Счастья нет. Но горевать не буду —Есть везде родные сердцу куры,Для меня рассеяны повсюдуМолодые чувственные дуры.С ними я все радости приемлюИ для них лишь говорю стихами:Оттого, знать, люди любят землю,Что она пропахла петухами.1925«Троицыно утро, утренний канон…»
Троицыно утро, утренний канон,В роще по березкам белый перезвон.Тянется деревня с праздничного сна,В благовесте ветра хмельная весна.На резных окошках ленты и кусты.Я пойду к обедне плакать на цветы.Пойте в чаще, птахи, я вам подпою,Похороним вместе молодость мою.Троицыно утро, утренний канон.В роще по березкам белый перезвон.1914«Хороша была Танюша, краше не было в селе…»
Хороша была Танюша, краше не было в селе,Красной рюшкою по белу сарафан на подоле.У оврага за плетнями ходит Таня ввечеру.Месяц в облачном тумане водит с тучами игру.Вышел парень, поклонился кучерявой головой:«Ты прощай ли, моя радость, я женюся на другой».Побледнела, словно саван, схолодела, как роса.Душегубкою-змеею развилась ее коса.«Ой ты, парень синеглазый, не в обиду я скажу,Я пришла тебе сказаться: за другого выхожу».Не заутренние звоны, а венчальный переклик,Скачет свадьба на телегах, верховые прячут лик.Не кукушки загрустили – плачет Танина родня,На виске у Тани рана от лихого кистеня.Алым венчиком кровинки запеклися на челе, —Хороша была Танюша, краше не было в селе.1911«Хорошо под осеннюю свежесть…»
Хорошо под осеннюю свежестьДушу-яблоню ветром стряхатьИ смотреть, как над речкою режетВоду синюю солнца соха.Хорошо выбивать из телаНакаляющий песни гвоздь.И в одежде празднично белойЖдать, когда постучится гость.Я учусь, я учусь моим сердцемЦвет черемух в глазах беречь,Только в скупости чувства греются,Когда ребра ломает течь.Молча ухает звездная звонница,Что ни лист, то свеча заре.Никого не впущу я в горницу,Никому не открою дверь.1918–1919Хулиган
Дождик мокрыми метлами чиститИвняковый помет по лугам.Плюйся, ветер, охапками листьев, —Я такой же, как ты, хулиган.Я люблю, когда синие чащи,Как с тяжелой походкой волы,Животами, листвой хрипящими,По коленкам марают стволы.Вот оно, мое стадо рыжее!Кто ж воспеть его лучше мог?Вижу, вижу, как сумерки лижутСледы человечьих ног.Русь моя, деревянная Русь!Я один твой певец и глашатай.Звериных стихов моих грустьЯ кормил резедой и мятой.Взбрезжи, полночь, луны кувшинЗачерпнуть молока берез!Словно хочет кого придушитьРуками крестов погост!Бродит черная жуть по холмам,Злобу вора струит в наш сад,Только сам я разбойник и хамИ по крови степной конокрад.Кто видал, как в ночи кипитКипяченых черемух рать?Мне бы в ночь в голубой степиГде-нибудь с кистенем стоять.Ах, увял головы моей куст,Засосал меня песенный плен.Осужден я на каторге чувствВертеть жернова поэм.Но не бойся, безумный ветр,Плюй спокойно листвой по лугам.Не сорвет меня кличка «поэт».Я и в песнях, как ты, хулиган.1919«Шаганэ ты моя, Шаганэ!..»
Шаганэ ты моя, Шаганэ!Потому, что я с севера, что ли,Я готов рассказать тебе поле,Про волнистую рожь при луне.Шаганэ ты моя, Шаганэ.Потому, что я с севера, что ли,Что луна там огромней в сто раз,Как бы ни был красив Шираз,Он не лучше рязанских раздолий.Потому, что я с севера, что ли.Я готов рассказать тебе поле,Эти волосы взял я у ржи,Если хочешь, на палец вяжи —Я нисколько не чувствую боли.Я готов рассказать тебе поле.Про волнистую рожь при лунеПо кудрям ты моим догадайся.Дорогая, шути, улыбайся,Не буди только память во мнеПро волнистую рожь при луне.Шаганэ ты моя, Шаганэ!Там, на севере, девушка тоже,На тебя она страшно похожа,Может, думает обо мне…Шаганэ ты моя, Шаганэ.1924«Я иду долиной. На затылке кепи…»
Я иду долиной. На затылке кепи,В лайковой перчатке смуглая рука.Далеко сияют розовые степи,Широко синеет тихая река.Я – беспечный парень. Ничего не надо.Только б слушать песни – сердцем подпевать,Только бы струилась легкая прохлада,Только б не сгибалась молодая стать.Выйду за дорогу, выйду под откосы, —Сколько там нарядных мужиков и баб!Что-то шепчут грабли, что-то свищут косы.«Эй, поэт, послушай, слаб ты иль не слаб?На земле милее. Полно плавать в небо.Как ты любишь долы, так бы труд любил.Ты ли деревенским, ты ль крестьянским не был?Размахнись косою, покажи свой пыл».Ах, перо не грабли, ах, коса не ручка —Но косой выводят строчки хоть куда.Под весенним солнцем, под весенней тучкойИх читают люди всякие года.К черту я снимаю свой костюм английский.Что же, дайте косу, я вам покажу —Я ли вам не свойский, я ли вам не близкий,Памятью деревни я ль не дорожу?Нипочем мне ямы, нипочем мне кочки.Хорошо косою в утренний туманВыводить по долам травяные строчки,Чтобы их читали лошадь и баран.В этих строчках – песня, в этих строчках – слово.Потому и рад я в думах ни о ком,Что читать их может каждая корова,Отдавая плату теплым молоком.1925«Я по первому снегу бреду…»
Я по первому снегу бреду,В сердце ландыши вспыхнувших сил.Вечер синею свечкой звездуНад дорогой моей засветил.Я не знаю – то свет или мрак?В чаще ветер поет иль петух?Может, вместо зимы на полях,Это лебеди сели на луг.Хороша ты, о белая гладь!Греет кровь мою легкий мороз.Так и хочется к телу прижатьОбнаженные груди берез.О лесная, дремучая муть!О веселье оснеженных нив!Так и хочется руки сомкнутьНад древесными бедрами ив.1917«Я покинул родимый дом…»
Я покинул родимый дом,Голубую оставил Русь.В три звезды березняк над прудомТеплит матери старой грусть.Золотою лягушкой лунаРаспласталась на тихой воде.Словно яблонный цвет, сединаУ отца пролилась в бороде.Я не скоро, не скоро вернусь!Долго петь и звенеть пурге.Стережет голубую РусьСтарый клен на одной ноге.И я знаю, есть радость в немТем, кто листьев целует дождь,Оттого, что тот старый кленГоловой на меня похож.ЯмщикЗа ухабины степныеМчусь я лентой пустырей.Эй вы, соколы родные,Выносите поскорей!Низкорослая слободкаВ повечерешнем дыму.Заждалась меня красоткаВ чародейном терему.Светит в темень позолотойРазмалевана дуга.Ой вы, санки-самолеты,Пуховитые снега!Звоны резки, звоны гулки,Бубенцам в шлее не счет.А как гаркну на проулке,Выбегает весь народ.Выйдут парни, выйдут девкиСлавить зимни вечера,Голосатые запевкиНе смолкают до утра.Павел Николаевич
Васильев
(1910–1937)
Август
Угоден сердцу этот образ
И этот цвет!
Языков1Еще ты вспоминаешь жаркий день,Зарей малины крытый, шубой лисьей,И на песке дорожном видишь теньОт дуг, от вил, от птичьих коромысел.Еще остался легкий холодок,Еще дымок витает над поляной,Дубы и грозы валит август с ног,И каждый куст в бараний крутит рог,И под гармонь тоскует бабой пьяной.Ты думаешь, что не приметил яВ прическе холодеющую проседь, —Ведь это та же молодость твоя, —Ее, как песню, как любовь, не бросить!Она – одна из радостных щедрот:То ль журавлей перед полетом трубы,То ль мед в цветке и запах первых сот,То ль поцелуем тронутые губы…Вся в облаках заголубела высь,Вся в облаках над хвойною трущобой.На даче пни, как гуси, разбрелись.О, как мычитТеленок белолобый!Мне ничего не надо – только бытьС тобою рядомИ, вскипая силой,В твоих глазах глаза свои топить —В воде их черной, ветреной и стылой.2Но этот август буен во хмелю!Ты слышишь в нем лишь щебетанье птахи,Лишь листьев свист, – а я его хвалюЗа скрип телег, за пестрые рубахи,За кровь-руду, за долгий сытый ревТуч земляных, за жатву и покосы.За птиц, летящих на добычу косо,И за страну,Где миллион дворовРодит и пестует ребят светловолосых.Ой, как они впилисьВ твои соски!Рудая осень,Будет притворяться.Ведь лебеди летят с твоей руки,И осы желтыеВ бровях твоих гнездятся.3Сто ярмарок нам осень привезла —Ее обозы тридцать ден тянулись,Все выгорело золотом дотла,Все серебром,Все синью добела…И кто-то пел над каруселью улиц…Должно быть, любо августовским днем,С венгерской скрипкой, с бубнами в РоссииПлясать дождю канатным плясуном!Слагатель песен, мы с тобой живем,Винцом осенним тешась, а другие?Заслышав дождь, они молчат и ждутВ подъездах, шеи вытянув по-курьи,У каменных грохочущих запруд.Вот тут бы в смехИ разбежаться тут,Мальчишески над лужей бедокуря.Да, этот дождь, как горлом кровь, идетПо жестяным, по водосточным глоткам,Бульвар измок, и месяц большерот.Как пьяница, как голубь, город пьет,Подмигивая лету и красоткам.4Что б ни сказала осень, – все права.Я не пойму,За что нам полюбиласьПодсолнуха хмельная голова,Крылатый стан его и та трава,Что кланялась и на ветру дымилась.Не ты ль бродила в лиственных лесахИ появилась предо мной впервыеС подсолнухами, с травами в руках,С базарным солнцем в черных волосах,Раскрывши юбок крылья холстяные!Дари, дари мне рыжие цветы!ЗеленыеПрижал я к сердцу стебли.Светлы цветов улыбки и чисты —Есть в них теплоСердечной простоты.Их корни рылись в золоте и пепле!5И вот он, август! С песней за рекой,С пожарами по купам, тряской ночьюИ с расставанья тающей рукой,С медвежьим мхом и ворожбой сорочьей.И вот он, август, роется во тьмеДубовыми дремучими когтямиИ зазывает к птичьей кутерьмеЛюбимую с тяжелыми ноздрями,С широкой бровью, крашенной в сурьме.Он прячет в листья голову свою —Оленью, бычью. И в просветах алых,В крушенье листьев, яблок и обвалах,В ослепших звездах я его пою!Август 1932 г., КунцевоАнастасия
Почему ты снишься, Настя,
В лентах, в серьгах, в кружевах?
Из старого стихотворения1Не смущайся месяцем раскосым,Пусть глядит через оконный лед.Ты надень ботинки с острым носом,Шаль, которая тебе идет.Шаль твоя с тяжелыми кистями —Злая кашемирская княжна,Вытканная вялыми шелками,Убранная черными цветами, —В ней ты засидишься дотемна.Нелегко наедине с судьбою.Ты молчишь. Закрыта крепко дверь.Но о чем нам горевать с тобою?И о чем припоминать теперь?Не были богатыми, покаюсь,Жизнь моя и молодость твоя.Мы с тобою свалены покаместВ короба земного бытия.Позади пустынное пространство,Тыщи верст – все звезды да трава.Как твое тяжелое убранство,Я сберег поверья и слова.Раздарить налево и направо?Сбросить перья эти? Может быть,Ты сама придумаешь, забава,Как теперь их в дело обратить?Никогда и ни с каким прибасомНаши песни не ходили вспять, —Не хочу резным иконостасомПо кулацким горницам стоять!Нелегко наедине с судьбою.Ты молчишь. Закрыта крепко дверь.Но о чем нам горевать с тобою?И о чем припоминать теперь?Наши деды с вилами дружили,Наши бабки черный плат носили,Ладили с овчинами отцы.Что мы помним? Разговор сорочий,Легкие при новолунье ночи,Тяжкие лампады, бубенцы…Что нам светит? Половодье разве,Пена листьев диких и гроза,Пьяного попа благообразье,В золоченых ризах образа?Или свет лукавый глаз кошачьих,Иль пожатье дружеской руки,Иль страна, где, хохоча и плача,Скудные, скупые, наудачуВьюга разметала огоньки?2Не смущаясь месяцем раскосым,Смотришь ты далеко, далеко…На тебе ботинки с острым носом,Те, которым век не будет сноса,Шаль и серьги, вдетые в ушко.С темными спокойными бровями,Ты стройна, улыбчива, бела,И недаром белыми рукамиТы мне крепко шею обняла.В девку переряженное Лихо,Ты не будешь спорить невпопад —Под локоть возьмешь меня и тихоЗа собою поведешь назад.Я нарочно взглядываю мимо, —Я боюсь постичь твои черты!Вдруг услышу отзвук нелюдимый,Голос тихий, голос твой родимый —Я страшусь, чтоб не запела ты!Потому что в памяти, как прежде,Ночи звездны, шали тяжелы,Тих туман, и сбивчивы надеждыУбежать от этой кабалы.И напрасно, обратясь к тебе, яВсе отдать, все вымолить готов, —Смотришь, лоб нахмуря и робеяИ моих не понимая слов.И бежит в глазах твоих Россия,Прадедов беспутная страна.Настя, Настенька, Анастасия,Почему душа твоя темна?3Лучше было б пригубить затяжкуТой махры, которой больше нет,Пленному красногвардейцу вслед!Выстоять и умереть не тяжкоЗа страну мечтаний и побед.Ведь пока мы ссоримся и ладим,Громко прославляя тишь и гладь,Счастья ради, будущего радиВыйдут завтра люди умирать.И, гремя в пространствах огрубелых,Мимо твоего идут крыльцаВетры те, которым нет предела,Ветры те, которым нет конца!Вслушайся. Полки текут, и вродеТрубная твой голос глушит медь,Неужели при такой погодеГрызть орехи, на печи сидеть?Наши имена припоминая,Нас забудут в новых временах…Но молчишь ты…Девка расписная,Дура в лентах, серьгах и шелках!1933«Вся ситцевая, летняя приснись…»
Вся ситцевая, летняя приснись,Твое позабываемое имяОтыщется одно между другими.Таится в нем немеркнущая жизнь:Тень ветра в поле, запахи листвы,Предутренняя свежесть побережий,Предзорный отсвет, медленный и свежий,И долгий посвист птичьей тетивы,И темный хмель волос твоих еще.Глаза в дыму. И, если сон приснится,Я поцелую тяжкие ресницы,Как голубь пьет – легко и горячо.И, может быть, покажется мне снова,Что ты опять ко мне попалась в плен.И, как тогда, все будет бестолково —Веселый зной загара золотого,Пушок у губ и юбка до колен.1932Глафира
Багровою сиренью набухалКупецкий город, город ястребиный,Курганный ветер шел по Иртышу,Он выветрил амбары и лабазы,Он гнал гусей теченью вопрекиОт Урлютюпа к Усть-Каменогору…Припомни же рябиновый закат,Туман в ночи и шелест тополиный,И старый дом, в котором ты зваласьКупеческою дочерью – Глафирой.Припоминай же, как, поголубев,Рассветом ранним окна леденелиИ вразнобой кричали петухиВ глухих сенях, что пьяные бояре,Как день вставал сквозною кисеей,Иконами и самоварным солнцем,Горячей медью тлели сундукиИ под ногами пели половицы…Я знаю, молодость нам дорогаВоспоминаньем терпким и тяжелым,Я сам сейчас почувствовал ееЗвериное дыханье за собою.Ну что ж, пойдем по выжженным следам,Ведь прошлое, как старое кладбище.Скажи же мне, который раз траваЗеленой пеной здесь перекипала?На древних плитах стерты письменаПургой, огнем, июньскими дождями,И воткнут клен, как старомодный зонт,У дорогой, у сгорбленной могилы!А над Поречьем те же журавли,Как двадцать лет назад, и то же небо,И я, твой сын, и молод и суровВеселой верой в новое бессмертье!Пускай прижмется теплою щекойК моим рукам твое воспоминанье,Забытая и узнанная мать, —Горька тоска… Горьки в полях полыни…Но в тесных ульях зреет новый мед,И такова извечная жестокость —Все то, что было дорого тебе,Я на пути своем уничтожаю.Мне так легко измять твою сирень,Твой пыльный рай с расстроенной гитарой,Мне так легко поверить, что живетГрохочущее сердце мотоцикла!Я не хочу у прошлого гостить —Мне в путь пора. Пусть перелески мчатсяИ синим льдом блистает магистраль,Проложенная нами по курганам, —Как ветер, прям наш непокорный путь.Узнай же, мать, поднявшегося сына, —Ему дано восстать и победить.1930Горожанка
Горожанка, маков цвет Наталья,Я в тебя, прекрасная, влюблен.Ты не бойся, чтоб нас увидали,Ты отвесь знакомым на вокзалеПригородном вежливый поклон.Пусть смекнут про остальное сами.Нечего скрывать тебе – почто ж! —С кем теперь гуляешь вечерами,Рядом с кем московскими садамиНа высоких каблуках идешь.Ну и юбки! До чего летучи!Ситцевый буран свиреп и лют…Высоко над нами реют тучи,В распрях грома, в молниях могучих,В чревах душных дождь они несут.И, темня у тополей вершины,На передней туче, вижу я,Восседает, засучив штанины,Свесив ноги босые, Илья.Ты смеешься, бороду пророкаВетром и весельем теребя…Ты в Илью не веришь? Ты жестока!Эту прелесть водяного токаЯ сравню с чем хочешь для тебя.Мы с тобою в городе как дома.Дождь идет. Смеешься ты. Я рад.Смех знаком, и улица знакома,Грузные витрины Моссельпрома,Как столы на пиршестве, стоят.Голову закинув, смейся! В смехе,В громе струй, в ветвях затрепетав,Вижу город твой, его утехи,В небеса закинутые вехиНеудач, побед его и слав.Из стекла и камня вижу стены,Парками теснясь, идет народ.Вслед смеюсь и славлю вдохновенноХод подземный метрополитенаИ высоких бомбовозов ход.Дождь идет. Недолгий, крупный, ранний.Благодать! Противиться нет сил!Вот он вырос, город всех мечтаний,Вот он встал, ребенок всех восстаний, —Сердце навсегда мое прельстил!Ощущаю плоть его большую,Ощущаю эти этажи, —Как же я, Наталья, расскажи,Как же, расскажи, мой друг, прошу я,Раньше мог не верить в чертежи?Дай мне руку. Ты ль не знаменитаВ песне этой? Дай в глаза взглянуть.Мы с тобой идем. Не лыком шиты —Горожане, а не кто-нибудь.Сентябрь 1934 г.Демьяну Бедному
Твоих стихов простонародный говорМеня сегодня утром разбудил.Мне дорог он,Мне близок он и мил,По совести – я не хочу другогоСегодня слушать… Будто лемехаПередо мной прошли, в упорстве дикомВзрывая землю…Сколько струн в великомМужичьем сердце каждого стиха!Не жидкая скупая позолота,Не баловства кафтанчик продувной, —Строителя огромная работаРазвернута сказаньем предо мной.В ней – всюду труд, усилья непрестанны,Сияют буквы, высятся слова.Я вижу, засучивши рукава,Работают на нивах великаны.Блестит венцомПот на челе творца,Не доблести ль отличье эти росы?Мир поднялся не щелканьем скворца,А славною рукой каменотеса.И скучно нам со стороны глядеть,Как прыгают по веткам пустомели;На улицах твоя гремела медь,Они в скворешняхДля подружек пели.В их приютившем солнечном краю,Завидев толпы, прятались с испугу.Я ясно вижу, мой певец, твоюЛюбимую прекрасную подругу.На целом свете нету ни однойПодобной ей —Ее повсюду знают,Ее зовут Советскою Страной,Страною счастья также называют.Ты ей в хвалуНе пожалеешь слов,Рванутся стаей соловьиной в кличе…Заткнув за пояс все цветы лугов,Огромная проходит Беатриче.Она рождалась под несметный топНесметных конниц,Под дымком шрапнели,Когда, порубан, падал Перекоп,Когда в боюДемьяна песни пели!Как никому, завидую тебе,Обветрившему песней миллионы,Несущему в победах и борьбеПоэзии багровые знамена!Май 1936Женихи
Вот что случается порою.
ПушкинСам колдунСидел на крепкой плахеВ красной сатинетовой рубахе —Черный,Без креста,И не спеша,Чтобы как-нибудь опохмелиться,Пробовал в раздумье не водицу —ВодкуИз неполного ковша.И пестрела на столе закуска:Сизый жир гусиного огузка,Рыбные консервы,Иваси,Маргарин и яйца всмятку – в общем,Разное,На что отнюдь не ропщем,Все, что продается на Руси!А кругом шесты с травой стояли,Сытый кот сиял на одеяле,Отходил —Пушистый весь —Ко сну,Жабьи лапы сохли на шпагат,Но колдунНе думал о полатях —Что-то скучно было колдуну.Был он мудр, учен,Хотишь – изволь-ка, —КилыОн присаживал настолько,Что в Калуге снять их не могли.Знал наперечет,Читал любого:Бедного,Некрасова,Толстого —Словом, всех писателей земли.Пожилой, но в возрасте нестаром,Все-таки не зря совсем,НедаромПо округе был он знаменит —Жил, на прочих глядя исподлобья,И творил великие снадобьяВеснами,Когда вода звенит.Кроме чародейского обличья,От соседей мужиков в отличьеОн имелДовольно скромный дар:Воду из колодца брать горстями,В безкозыря резаться с чертями,Обращать любую бабу в пар.И теперь,На крепкой плахе сидя,То ль в раздумье,То ль в какой обиде,Щуря глаз тяжелый,НапередЗнал иль нет,Кто за версту обходомПо садам зеленым, огородамЛегкою стопой к нему идет?Стукнула калитка,Дверь открыта,По двору мелькнула – шито-крыто,Половицы пробирает дрожь:Входит в избу Настя Стегунова,ПолымемГорят на ней обновы…– Здравствуй, дядя Костя,Как живешь?И стоит —Высокая, рябая,Кофта на ней дышит голубая,Кружевной платокЗажат в руке.Шаль с двойной турецкою каймою,Газовый порхун – он сам собою,Туфли на французском каблуке.Плоть свою могучую одела,Как могла…– А я к тебе по делу.Уж давно душа моя горит,Не пришла,Когда б не этот случай,Свет давно мне, девушке, наскучил,Колдуну Настасья говорит.– Вся деревняВ зелени, в июле,Избы наши в вишне потонули,Свищут вечерами соловьи,Голосисты жаворонки в поле,Колосиста рожь…Не оттого лиЖарче слезы девичьи мои?Уж как выйдутВечером туманы,Запоют заветные баяныНа зеленых выгонах.И тутПарни – бригадиры, трактористы —Танцевать тустеп и польку чистоВсех моих подружек разберут.Только я одна стоять останусь,Ни худым,Ни милым не достанусь —Надломили яблоню в саду!Кто полюбит горькую, рябую?Сорву с себя кофту голубую,Сниму серьги, косу разведу.Сон нейдет,Не спится мне в постели,Все хочу, чтоб соловьи не пели,Чтобы резеда не расцвела…Восемь сутокПлакала, не ела,От бессонья вовсе почернела,Крепкий уксус с водкою пила.Я давно разгневалась на бога.Я ему поверила немного,Я ему —Покаялась, сычу!И к тебе пришла сюдаНе в гости —С низкой моей просьбой:Дядя Костя,Приворот-травы теперь хочу.…Служит колдуну его наука,Говорит он громко Насте:– Ну-ка,Дай мне блюдце белое сюда. —Дунул-плюнул,Налил в блюдце воду, —Будто летом в тихую погодуЗакачалась круглая вода.– Что ты видишь, Настя?– Даль какая!Паруса летят по ней, мелькая,КамышиКуда ни кинешь взгляд…– Что ты видишь?– Вижу воду снова.– Что ты видишь, Настя Стегунова?– Вижу, гуси-лебеди летят!Служит колдуну его наука.Говорит он тихо Насте:– Ну-ка,Не мешай,Не балуй,Отойди.Все содею, что ты захотела.А пока что сделано полдела,Дело будет,Девка,Впереди.Все содею —Нужно только взяться. —Тут загоготал он:– Гуси-братцы,Вам привет от утки и сыча! —…ПоднималисьКолдовские силы,Пролетали гуси белокрылы,Отвечали гуси гогоча!– Загляни-ка, Настя Стегунова,Что ты видишь?– Вижу воду снова,А по нейПлыветДвенадцать роз.– Кончено! —Сказал колдун. – Довольно,Натрудил глаза над блюдцем – больно.НадоПоступать тебеВ колхоз.Триста дней работай без отказу,Триста – не отлынивай ни разу,Не жалея крепких рук своих.Как сказал —Все сбудется, не бойся.Ни о чем теперь не беспокойся.Будет тебе к осени жених!Красноярское —Село большое,Что ты все глядишься в волны, стояНад рекой, на самой крутизне?Ночи пролетают – синедуги,Листья осыпаются в испуге,РыбыШевелят крылом во сне.Тучи раздвигая и шатаясь,Красным сарафаном прикрываясь,Проступает бабий лик луны —Август, август!Тихо сквозь ненастьеВ ясном небе вызвездило счастье…Чтой-то стали ночи холодны.Зимы ль снятся лету?Иль старинныйГрустный зов полночный журавлиный?Или кто кого недолюбил?Август, август!Налюбиться не далТем, кто в холоду твоем изведалЛунный, бабий, окаянный пыл.Горячи, не тягостны работы,У Настасьи полный рот заботы,Все колосья кланяются ей,Все ее исполнятся желанья,Триста дней проходят, как сказанье,Мимо пролетают триста дней!Низко пролетают над полями…Каждый деньЗадел ее крылами.Под великий, звонкий их припев,Гордая,Спокойная,Над миром,Первым по колхозу бригадиромСтала вдруг она, похорошев.Август, август!
Стегуновой Насте
В ясном небе вызвездило счастье,Мимо пролетелоТриста дней.В урожай,Несметный, небывалый, —Знак Почета, золотой и алый,Орден на груди горит у ней.И везут на двор к ней изобилье:Ревом окруженные и пылью,Шесть волов, к земле рога склонив,Всякой снеди груды,Желто-пегихТелок двух ведут возле телеги,Красной лентой шеи перевив.Самой лучшей – лучшая награда!А обед готовится как надо,Рыжим пламенем лопочет печь……Съев пельменей двести,Отобедав,Ко всему колхозу напоследокПредседатель обращает речь:– Честь и слава Насте Стегуновой!Честь и славаНашей жизни новой!Нам понять, товарищи, пора:Только так —И только так! —СпокойноМожем мы сказать – она достойна,Лучшему ударнику – ура!– Правильно сказал! Ура, директор!. . .Много шире Невского проспектаУлица заглавная у нас,Городских прекрасней песни, тоньше,Голоса девические звоньше,Ярче звезды в сорок восемь раз!Все, что было,Вдоль по речке сплыло,Помнила,Жалела,Да забыла,Догорели черные грехи!Пали, пали на поле туманы, —Развернув заветные баяны,Собирались к Насте женихи!Вот они идут, и на ухабахВидно хорошо их —Кепки набок,Руки молодые на ладах.Крепкой силой, молодостью схожи.Август им подсвистывает тожеПтицами-синицами в садах.А колдун, покаясь всенародно,Сам вступил в колхоз…Теперь свободноИ весьма зажиточно живет.Счет ведет в правленье, это тожеС чернокнижьемОчень, в общем, схоже,Сбрил усы и отрастил живот.И когда его ребята дразнят,Он плюет на это безобразье.Настя ж всюду за него горой,Будто нет у ней другой кручины..И какие к этому причины?Вот что приключается порой!1936«И имя твое, словно старая песня…»
И имя твое, словно старая песня.Приходит ко мне. Кто его запретит?Кто его перескажет? Мне скучно и тесноВ этом мире уютном, где тщетно горитВ керосиновых лампах огонь Прометея —Опаленными перьями фитилей…Подойди же ко мне. Наклонись. Пожалей!У меня ли на сердце пустая затея,У меня ли на сердце полынь да песок,Да охрипшие ветры!Послушай, подруга,Полюби хоть на вьюгу, на этот часок,Я к тебе приближаюсь. Ты, может быть, с юга.Выпускай же на волю своих лебедей, —Красно солнышко падает в синее мореИ – за пазухой прячется ножик-злодей,И – голодной собакой шатается горе…Если все, как раскрытые карты, я самНа сегодня поверю – сквозь вихри разбега,Рассыпаясь, летят по твоим волосамВифлеемские звезды российского снега.Ноябрь 1931 г.Иртыш
Камыш высок, осока высока,Тоской набух тугой сосок волчицы,Слетает птица с дикого песка,Крылами бьет и на волну садится.Река просторной родины моей,Просторная,Иди под непогодой,Теки, Иртыш, выплескивай язей —Князь рыб и птиц, беглец зеленоводый.Светла твоя подводная гроза,Быстры волны шатучие качели,И в глубине раскрытые глазаУ плавуна, как звезды, порыжели.И в погребах песчаных в глубине,С косой до пят, румяными устами,У сундуков незапертых на днеЛежат красавки с щучьими хвостами.Сверкни, Иртыш, их перстнем золотым!Сон не идет, заботы их не точат,Течением относит груди имИ раки пальцы нежные щекочут.Маши турецкой кистью камыша,Теки, Иртыш! Любуюсь, не дыша,Одним тобой, красавец остроскулый.Оставив целым меду полковша,Роскошествуя, лето потонуло.Мы встретились. Я чалки не отдам,Я сердца вновь вручу тебе удары…По гребням пенистым, по лебедямУдарили колеса «Товар-пара».Он шел, одетый в золото и медь,Грудастый шел. Наряженные в ситцы,Ладонь к бровям, сбегались поглядетьДосужие приречные станицы.Как медлит он, теченье поборов,Покачиваясь на волнах дородных…Над неоглядной далью острововПриветственный погуливает рев —Бродячий сын компаний пароходных.Катайте бочки, сыпьте в трюмы хлеб,Ссыпайте соль, которою богаты.Мне б горсть большого урожая, мне бБольшой воды, грудные перекаты.Я б с милой тоже повстречаться рад —Вновь распознать, забытые в разлуке,Из-под ресниц позолоченный взгляд,Ее волос могучий перекатИ зноем зацелованные руки.Чтоб про других шепнула: «Не вини…»Чтоб губ от губ моих не отрывала,Чтоб свадебные горькие огниНочь на баржах печально зажигала.Чтобы Иртыш, меж рек иных скиталец,Смыл тяжкий груз накопленной вины,Чтоб вместо слез на лицах оставалисьЛишь яростные брызги от волны!1934К музе
Ты строй мне дом, но с окнами на запад,Чтоб видно было море-океан,Чтоб доносило ветром дальний запахМатросских трубок, песни поморян.Ты строй мне дом, но с окнами на запад,Чтоб под окно к нам Индия пришлаВ павлиньих перьях, на слоновых лапах,Ее товары – золотая мгла.Граненные веками зеркала…Потребуй же, чтоб шла она на западИ встретиться с варягами могла.Гори светлей! Ты молода и в силе,Возле тебя мне дышится легко.Построй мне дом, чтоб окна запад пили,Чтоб в нем игралзаморский гость СадкоНа гуслях мачт коммерческих флотилий!1930К портрету Р
Кузнец тебя выковал и пустилПо свету гулять таким,И мы с удивленьем теперь тебеВ лицо рябое глядим.Ты встал и, смеясь чуть-чуть, напроломСквозь тесный плен городьбыПрошел стремительный, как топорВ руках плечистой судьбы.Ты мчал командармом вьюг и побед,Обласкан свинцом и пургой,Остались следы твоего коняПод Омском и под Ургой.И если глаза сощурить – взойдетТуман дымовых завес,Голодные роты поют и идутС штыками наперевес.И если глаза сощурить – опятьПолыни, тайга и лед,И встанет закат, и Омск падет,И Владивосток падет.Ты вновь поднимаешь знамя, ты вновьНа взмыленном Воронке,И звонкою кровью течет заряНа поднятом вверх клинке.Полтысячи острых, крутых копытВзлетают, преграды сбив,Проносят кони твоих солдатКосматые птицы грив.И этот последний, черствый закалТы выдержал до конца,Сын трех революций, сын всей страны,Сын прачки и кузнеца.Смеются глаза, и твоей рукиВерней не бывало и нет.И крепко знают солдаты твоиТебя, командарм побед.1931Кавбригада перед атакой
Светало, нервничали кони,Косясь, кусая удила,И, как на холоду ладони,Заря чуть розова была.Кой-кто запомнил: оробелый,В дымках недвижимый лесокИ командира кудерь белый,От инея седой висок.И, мерзлые поводья тронув,Бесстрашно напрягая слух,Как будто ждали эскадроны,Что рядом запоет петух.Ударило. Коней равняли.Еще неясно было тут,Что эти звезды над бровями,Блистая острыми краями,Над битвой высоко взойдут.Ударило. Затихло. ВскореУ горизонта раздалось.Ударило – за сине мореОт родины куда-то вкось.В протяжных, яростных полетахМир колыхнулся, замелькал.Есть среди пушек толсторотыхПевцы, достойные похвал!В рядах сказали: «Наши!» Где-тоПросвистнула и стихла плеть.Дал горизонт два-три ответа,И замолчал, и начал петь.И небо в громе и обвалахТряслось, сужая полукруг.И было что-то в интервалахСпокойное, как смерти вдруг.Но издалече, издалекаОзначилось сквозь мертвый гром,Грустя и воздух вбрав глубоко,Пошло «ура-а», крестясь штыком.Нахлынувшее, человечье,Отчаянное!.. Как гора,Оно ползло врагу на плечиИ перекатывалось – «ура».И вспомнили: оно недаром —Пятнадцатый стрелковый полк,Бинтуя раны комиссару,С багровым знаменем пошел.Махнула смертная прохладаСтремян повыше, ниже грив,Стояла ровно кавбригада,Глаза клинками заслонив.Но было трудно заслонитьсяОт грохота того, и вотВдали, как пойманный убийца,Затараторил пулемет.Как ни считал, все было мало,Сбивался с счета – и опять,Вдруг сбившись, начинал сначала,И вновь не мог пересчитать.И страшно было ждать. И хриплоВ рядах сказали тихо: «Что ж,Ждать, чтоб дивизия погибла?»Но командир, смиряя дрожьКоня, который, зубы скаля,Покачивался, – ждал и ждал…И вдруг, не сдерживаясь, далиРакетный подали сигнал.Тогда он саблю вздел с разлета —Спокойный, а лицо как мел.И в первом эскадроне кто-тоНе выдержал. Стремясь, запел:«Вихри враждебные веют над нами!..»1934«Как тень купальщицы – длина твоя…»
Как тень купальщицы – длина твоя.Как пастуший аркан – длина твоя.Как взгляд влюбленного – длина твоя.В этом вполне уверен я.Пламени от костра длиннее ты.Молнии летней длиннее ты.Дыма от пальбы длиннее ты.Плечи твои широки, круты.Но корочесвиданья в тюрьме,Но корочеудара во тьме —Будто перепелв лапах орла,Наша дружбас тобойумерла.Пусть же крик мой перепелиный,Когда ты танцуешь, мой друг,Цепляется за твою пелерину, —Охрипший в одиночестве длинном,Хрящами преданных рук.18 ноября 1934 г., Москва«Когда-нибудь сощуришь глаз…»
Когда-нибудь сощуришь глаз,Наполненный теплынью ясной,Меня увидишь без прикрас,Не испугавшись в этот разМоей угрозы неопасной.Оправишь волосы, и вотТебе покажутся смешнымиИ хитрости мои, и имя,И улыбающийся рот.Припомнит пусть твоя ладонь,Как по лицу меня ласкала.Да, я придумывал огонь,Когда его кругом так мало.Мы, рукотворцы тьмы, огня,Тоски угадываем зрелость.Свидетельствую – ты меняОпутала, как мне хотелось.Опутала, как вьюн в цветуОпутывает тело дуба.Вот почему, должно быть, чтуИ голос твой, и простоту,И чуть задумчивые губы.И тот огонь случайный чту,Когда его кругом так мало,И не хочу, чтоб, вьюн в цвету,Ты на груди моей завяла.Все утечет, пройдет, и вотТебе покажутся смешнымиИ хитрости мои, и имя,И улыбающийся рот,Но ты припомнишь меж другимиМеня, как птичий перелет.1932Конь
Замело станицу снегом – белым-бело.Путался протяжливый волчий волок,И ворон откуда-то нанесло,Неприютливых да невеселых.Так они и осыпались у крыльца,Сидят раскорячившись, у хозяина просят:«Вынеси нам обутки,Дай нам мясца, винца…Оскудела сытаяВ зобах у нас осень».А у хозяина беды да тревоги,Прячется пес под лавку —Боится, что пнут ногой,И детеныш, холстяной, розовоногий,Не играет материнскою серьгой.Ходит павлин-павлиномВ печке огонь,Собирает угли клювом горячим.А хозяин башку стопудовуюПоложил на ладонь —Кудерь подрагивает, плечи плачут.Соль и навар полынныйСлижет с губ,Грохнется на месте,Что топором расколот,Подымется, накинет буланый тулупИ выносит горе своеНа уличный холод.Расшатывает горе дубовый пригон.Бычьи его костиМороз ломает.В каждом бревне нетесаномХрип да стон:«Что ж это, голубчики,Конь пропадает!Что ж это – конь пропадает. Родные!» —Растопырил руки хозяин, сутул.А у коня глаза темные, ледяные.Жалуется. Голову повернул.В самые брови хозяинуТеплом дышит,Теплым ветром затрагивает волоса:«Принеси на вилах сена с крыши».Губы протянул:«Дай мне овса».«Да откуда ж?! Милый! Сердце мужичье!Заместо стойлаЗубами сгрызи меня…»По свежим полям,По луговинамПо-птичьиГриву свою рыжуюУносил в зеленя!Петухами, бабами в травах смятыхПестрая станица зашумела со сна,О цветах, о звонких пегих жеребятахГде-то далеко-о затосковала весна.Далеко весна, далеко, —Не доехать станичным телегам.Пело струнное кобылье молоко,Пахло полынью и сладким снегом.А потом в татарской узде,Вздыбившись под объездчиком сытым,ЗахлебнувшисьВ голубой небесной воде,Небо зачерпывал копытом.От копыт приплясывал дом,Окна у него сияли счастливей,Пролетали свадебнымВеселым дождемБубенцы над лентами в гриве!..…Замело станицу снегом – белым-бело.Спелой бы соломки – жисти дороже!И ворон откуда-то нанесло,Неприветливых да непригожих.Голосят глаза коньи:«Хозяин, ги-ибель,Пропадаю, Алексеич!»А хозяин егоПо-цыгански, с оглядкой,На улку вывелИ по-ворованномуЗашептал в глаза:«Ничего…Ничего, обойдется, рыжий.Ишь, каки снега, дорога-то, а!»Опускалась у хозяина ниже и нижеИ на морозе седела голова.«Ничего, обойдется…Сено-то близко…»Оба, однако, из этих мест.А топор нашаривалВ поленьях, чистоКак середь ночи ищут крест.Да по прекрасным глазам,По каримС размаху – тем топором…И когда по целованнойБелой звезде ударил,Встал на колени коньИ не поднимался потом.Пошли по снегу розы крупные, мятые,Напитался ими снег докрасна.А где-то далеко заржали жеребята,Обрадовалась, заулыбалась весна.А хозяин с головою белойСветлел глазами, светлел,И небо над ним тоже светлело,А бубенец зазвякалДа заледенел…1932Лагерь
Под командирами на местеКрутились лошади волчком,И в глушь березовых предместийАвтомобиль прошел бочком.Война гражданская в разгаре,И в городе нежданный гам, —Бьют пулеметы на базареПо пестрым бабам и горшкам.Красноармейцы меж домамиБегут и целятся с колен;Тяжелыми гудя крылами,Сдалась большая пушка в плен.Ее, как в ад, за рыло тянут,Но пушка пятится назад,А в это время листья вянутВ саду, похожем на закат.На сеновале под тулупомХарчевник с пулей в глотке спит,В его харчевне пар над супомТяжелым облаком висит.И вот солдаты с котелкамиВ харчевню валятся, как снег,И пьют веселыми глоткамиПохлебку эту у телег.Войне гражданской не обуза —И лошадь мертвая в траве,И рыхлое мясцо арбуза,И кровь на рваном рукаве.И кто-то уж пошел шататьсяПо улицам и под хмельком,Успела девка пошептатьсяПод бричкой с рослым латышом.И гармонист из сил последнихПоет во весь зубастый рот,И двух в пальто в овраг соседнийКонвой расстреливать ведет.1933Любимой
Елене
Слава богу,Я пока собственность имею:Квартиру, ботинки,Горсть табака.Я пока владеюРукою твоею,Любовью твоейВладею пока.И пускай попробуетПокуситьсяНа тебяМой недруг, другИль сосед, —Легче ему выкрастьВолчат у волчицы,Чем тебя у меня,Мой свет, мой свет!Ты – мое имущество,Мое поместье,Здесь я рассадилСвои тополя.Крепче всех затворовИ жестче жестиКровью обозначено:«Она – моя».Жизнь моя виною,Сердце виною,В нем пока ведетсяВсе, как раньше велось,И пускай попробуютИдти войноюНа светлую теньТвоих волос!Я еще нигдеНикому не говорил,Что расстаюсьС проклятым правомПить одномуИз последних силГуб твоихБеспамятствоИ отраву.Спи, я рядом,Собственная, живая,Даже во сне мнеНе прекословь:Собственности крыломТебя прикрывая,Я оберегаю нашу любовь.А завтра,Когда рассвет в наградуДаст огняИ еще огня,Мы встанем,Скованные, грешные,Рядом —И пусть он сожжетТебяИ сожжет меня.1932Мясники
Сквозь сосну половиц прорастает трава,Подымая зеленое шумное пламя,И теленка отрубленная голова,На ладонях качаясь, поводит глазами.Черствый камень осыпан в базарных рядах,Терпкий запах плывет из раскрытых отдушин,На изогнутых в клювы тяжелых крюкахМясники пеленают багровые туши.И, собравшись из выжженных известью ям,Мертвоглазые псы, у порога залаяв,Подползают, урча, к беспощадным ногамПерепачканных в сале и желчи хозяев.Так, голодные морды свои положив,До заката в пыли обессилят собаки,Мясники засмеются и вытрут ножиО бараньи сановные пышные баки.…Зажигает топор первобытный огонь,Полки шарит березою пахнущий веник,Опускается глухо крутая ладоньНа курганную медь пересчитанных денег.В палисадах шиповника сыплется цвет,Как подбитых гусынь покрасневшие перья…Главный мастер сурово прикажет: «Валет!» —И рябую колоду отдаст подмастерьям.Рядом дочери белое кружево ткут,И сквозь скучные отсветы длинных иголок,Сквозь содвинутый тесно звериный уютИм мерещится свадебный, яблочный полог.Ставит старый мясник без ошибки на треф,Возле окон шатаясь, горланят гуляки.И у ям, от голодной тоски одурев,Длинным воем закат провожают собаки.1929 (?)На посещение Новодевичьего монастыря
Скажи, громкоголос ли, нем лиЗеленый этот вертоград?Камнями вдавленные в землю,Без просыпа здесь люди спят.Блестит над судьбами РоссииЛитой шишак монастыря,И на кресты его косыеПродрогшая летит заря.Заря боярская, холопья,Она хранит крученый дым,Колодезную темь и хлопьяОт яростных кремлевских зим.Прими признание простое, —Я б ни за что сменить не смогТвоей руки тепло большоеНа плит могильный холодок!Нам жизнь любых могил дороже,И не поймем ни я, ни ты,За что же мертвецам, за что жеПриносят песни и цветы?И все ж выспрашивают нашиГлаза, пытая из-под век,Здесь средь камней, поднявший чаши,Какой теперь пирует век?К скуластым от тоски иконамПоводырем ведет тропа,И чаши сходятся со звоном —То черепа о черепа,То трепетных дыханий вьюгаУходит в логово свое.Со смертью чокнемся, подруга,Нам не в чем упрекать ее!Блестит, не знавший лет преклонных,Монастыря литой шишак,Как страж страстей неутоленныхИ равенства печальный знак.1932Одна ночь
1Я, у которогоНад колыбельюКоровьи мордыСклонялись мыча,Отданный ярмарочному веселью,Бивший по конуБитком сплеча,Бивший в ладони,Битый бичом,Сложные проходивший науки, —Я говорю тебе, жизнь: нипочемНе разлюблю твои жесткие руки!Я видел, как тыГолубям по веснеБросала зерноИ овес кобылам.Да здравствуютБеды, что слалаКо мнеЛюбовь к небесамИ землям постылым!Ты увела меня босиком,Нечесаного,С мокрыми глазами,Я слушался,Не вспоминал ни о ком,Я спал подВязами и возами.Так глупый чурбанБерут в топоры,Так сено вздымаютОстрые вилы.За первую затяжкуЗлой махры,За водку, которойМеня травила.Я верю, что тыЛюбила меняИ обо мнеПеклася немало,ЗадерживалаУ чужого огня,Учила хитритьИ в тюрьмы сажала;Сводила с красоткой,Сводила с ума,Дурачила так,Что пел по-щенячьи,И вслух мнеПодсказывала самаГлухое началоПесни казачьей.Ну что ж!За все ответить готов.Да здравствует солнцеНад частоколомПодсолнушных простоволосых голов!Могучие крыльяТех петухов,Оравших над детством моимВеселым!Я, детеныш пшениц и ржи,Верю в неслыханное счастье.Ну-ка, попробуй, жизнь, отвяжиРуки моиОт своих запястий!2И вот по дорогам, смеясь, иду,Лучше счастьяНет на свете.ПерекликаютсяДеревья в саду,В волосы, в ушиНабивается ветер.И мир гудит,Прост и лучист.Весла блестятУ речной переправы,Трогает бровьСорвавшийся лист,Ходят волнойИюльские травы.Я ручаюсьТравой любой,Этим коровьимЛугом отлогим,Милая, дажеВстреча с тобойПроще, чем встречаС дождем в дороге,Проще, чем встречаС луной лесною,С птичьей семьей,С лисьей норой.Пахнут руки твоиВесною,Снегом,Березовою корой…А может быть, вовсеМилой нету?Вместо нее,От меня на шаг,Прячется камышовое летоВозле реки в больших шалашах.Так он жил,Кипел листвою, дышал,ВыкраивалГрешные, смертные души, —Мир, которыйМне видим стал,Который взял меняНа побегушки,Который дыханьемДышит моим,Работает моими руками.Кроме меня, онЗанят другим —Бурями, звездами, облаками.Да здравствуетГрустноглазый вол,Ронявший с губВ мою зыбку сено,И все, в комУчастье я нашел,Меня окружившиеПостепенно.Жизнь,Ты обступила кругом меня,Всеми заботамиОполчилась.Славлю тебя,Ни в чем не виня,Каждый твой бойСчитая за милость.3Но вот наступает ночь, —КогдаБыла еще такая ж вторая, —Так же умевшаяЗвезды толочь?Может быть, вспомню ее, умирая.Да, это ночь!Ночь!..Спи, моя мама.Так же тебя —Живу любя.Видишь расщерины,Волчьи ямы…Стыдно, ноЯ жалею себя.Мне ночамиВ Москве не спится.Кроме себяМне детства жаль.О, твои скромныеПлатья ситцевые,Руки, теребящиеСтарую шаль!Нет! Ни за что.Не вернусь назад,Спи спокойно, моя дорогая.Ночь,И матери наши спят,И высоко над ними стоятЗвезды, от горестей оберегая.Но сыновьяУмней и хитрей,Слушают трубыЛюбви и боя,В покое оставивМатерей,Споры решаютМежду собою.Они обветрели,Стали мужами,А мирРазделен,Прекрасен,Весом.Есть черное знамяИ красное знамя…И красное знамя —Мы несем.Два стана плечиСомкнули плотно,И мечетсяМежду ними холуй,Боясь получитьСмерти почетныйХолодный девическийПоцелуй.4Теперь к чертуНа кривые рогаЛетят ромашки, стихи о лете.Ты, жизнь,Прекрасна и дорогаТем, что не уместишьсяВ поэте.Нет, ты пойдешьВперед, напролом,РушитьИ строить на почвеГолой.Мир не устроен, простИ весом,Позволь мне хотьПятым быть колесомУ колесницыТвоей тяжелой.НаперекорНезрячим, глухим —Вызнано мной:Хороши иль плохи,Начисто, ровно —Все равноВымрут стихи,Не обагренныеКровью эпохи.И поплатится головойТот, кто, решивРассудить по-божьи,Хитрой, припадочною строфойБьется у каменного подножья.Он, нанюхавшийся свободы,Муки прикидывает на безмен.Кто его нанимал в счетоводыСамой мучительнойИз перемен?И стыдно —Пока ты, прильнув к окну,Залежи чувствВ башке своей роя,Вырыдал, выгадалНочь одну —Домну пустилиВ Магнитострое.Пока ты вымеривалНа ладонь,На ощупь, на вкусЗначение мира,Здорово тамХохотал огоньИ улыбались бригадиры.5Мы позабываем слово «страх»,Страх питаетПочву гнилую, —Смерть у насНа задних дворах,Жизнь орудует напропалую.Жизнь!Неистребимая жизнь,Влекущая этот мирЗа собою!И мы говорим:– Мгновенье, мчись,Как ленинская рукаНад толпою.Как словоИ как бессмертье его,Которые будутПожарами пыхать.И смерть теперь —Подтвержденье того,Что жизнь —Из нее единственный выход.В садах и восстаньяхПуть пролег,Веселой и грозной бурейОпетый.И нет для поэтаИных дорог,Кроме единственной в мире,Этой.И лучше быть ему запятойВ простых, как «победили»,Декретах,Чем житьПредательством и немотойПоэм, дурным дыханьемНагретых.Какой почет!Прекрасен как!Вы любите славу?Парень не промах.Вы бьетесь в падучейНа рукахПяти интеллигентныхЗнакомых.И я обижен, может быть,Я весь, как в синяках, в обидах,Нам нужно о мелочи поговоритьВ складках кожиГнездящихся гнидах.6Снова я вижу за пеленойПамяти – в детстве, за годами,Сходятся две слободы стеной,Сжав кулаки, тряся бородами.Хари хрустят, бьют сатанея,И вдруг начинаетОрать народ:– ВызвалиГладышеваЕвстигнея!Расступайся – сила идет! —И вот, заслоняяЯсный день,Плечи немыслимые топыря,Сила вымахивает через плетень,Неся кулаков пудовые гири.И вот они по носам прошлись,Ахнули мужики и кричат, рассеясь:– Евстигней Алексеич, остепенись,Остепенись, Евстигней Алексеич! —А тот налево и направоКучи нагреб: – Подходи! Убью! —Стенка такимОдна лишь забава,Таких не брали в равном бою.Таких сначала поят вином,Чтобы едва писал ногами,И выпроваживают,И за угломВалят тяжелыми батогами.Таких настигаютТемной темьюИ в переулке – под шумок —Бьют ЕвстигнешуГирькой в темяИли ножом под левый сосок.А потом в лачуге,Когда, угарен,В чашкахПошатывается самогон,Вспоминают его:«Хороший парень!»Перемигиваются: «Был силен!»Нам предательство это знакомо,Им лучший из лучшихБывает бит.Несметную силу ломит солома,И сила,Раскинув руки, лежит.Она получаетМелкую сдачу —Петли, обезьяньи руки,Ожог свинца.Я ненавижу сговор собачий,Торг вокруг головы певца!Когда соловейРязанской землиМертвые рукиСкрестил – Есенин, —Они на плечах его понесли,С ним расставались,Встав на колени.Когда он,Изведавший столько мук,Свел короткие с жизнью счеты,Они стихи писали ему,Постыдные, как плевкиИ блевота.Будет!Здесь платят большой ценойЗа каждую песню.Уходит платаНе горечью, немочью и сединой,А молодостью,Невозвратимым раскатом.Ты, революция,СухимБурь и восстанийХранящая порох,Бей, не промахиваясь, по ним,Трави их в сусличьихЭтих норах!Бей в эту подлую, падлую мреть,Томящуюся по любви дешевизне,Чтоб легче было дышать и петь,И жизнью гореть,И двигаться с жизнью!7Ты страшенПроказы мордою львиной,Вчерашнего дняДремучий быт,Не раз я тобоюБыл опрокинутИ тяжкою лапойТвоею бит.Я слышу, как ты,Теряющий силу,За дверью роняешьПлещущий шаг.Не знаю, какУ собеседников было,А у меняЭто было так:Стоишь средьКовровотяжелыхИ вялых,И тут же рядом,Рассевшись в ряд,Глазища людейБольших и малыхВстречаютсяИ разбежаться спешат.И вроде как стыдновато немного,И вродеТебе здесь любойСовсем не нужон.Но Ксенья ПавловнаЗаводитШипящий от похоти патефон.И юбки, пахнущиеЗаграницей,Веют, комнату бороздя,И Ксенья ПавловнаТонколица,И багроволицыЕе друзья.Она прижимаетсяК этим близкимИ вверх подымаетСтерляжий рот.И ходит стриженныйПо-английскиНа деревянныхНогах фокстрот.И мужчины,Словно ухваты,ВозлеЖенщины-помела…Жизнь!Как меня занеслаСюда ты?И краснознаменцаСюда занесла?И я говорюЕму: «Слов нету,Пляшут,Но, знаете – не по душе.У нас такоеКрасное летоИ гнутый месяцНа Иртыше,У нас тоже пляска,Только та ли?До нашихТанцоровИм далеко-о».А он отвечает:«Мы тоже плясалиНа каблуках,Но под „Яблочко“».Так пусть живут,Любовью светясь,Уведшей от бедПевца своего, —ИртышскийУщербный гнутый месяцИ «Яблочко»,Что уводило его!8Сквозь прорези этихТемных окон,Сквозь эту куринуюУзкую клетьСамое прекраснейшее далекоНачинает большимиВетвями шуметь.О нем возглашаютШеренги орудий,Сельскохозяйственных и боевых.О нем надрываютсяМедные грудиОркестровИ тяжких тракторов дых.О немНа подступах новой эры,Дома отцовОбрекши на слом,Поют на улицеПионеры,Красный кумачПовязав узлом.Я слышу егоВ движенье и в смехе…Я не умеюВ поэмах врать:Я не бывалВ прокатном цехе,Я желаю в нем побывать.Я имею в песнях сноровку,Может быть, кто-тоОт этого – в смех,Дайте, товарищи,Мне путевкуВ самый ударныйПрокатный цех.Чтоб меняКак следуетТам катали,Чтобы в работеЯ стал нужон,Чтобы песнь родиласьНе та ли,Для которойЯ был рожден?1933Охота с беркутами
