Корниловъ. Книга вторая: Диктатор

Генерал обернулся. Бледный, но весёлый Манштейн стоял в дверях, левая рука его безвольно висела на широкой повязке-косынке.

— Приказ выполнен в точности! — доложил он.

— Вы ранены? — хмыкнул Корнилов.

— Пустяки, Ваше Высокопревосходительство! Заживёт, как на собаке! — скаля зубы, произнёс Манштейн, видимо, ещё не до конца отошедший от адреналина.

— Объявляю вам выговор, — холодно произнёс генерал. — Вы, Владимир Владимирович, теперь глава одной из важнейших структур. Вы права не имеете лезть под пули.

Манштейн посерел лицом. Очевидно, он рассчитывал совсем на иную реакцию.

— А за выполнение задачи объявляю вам благодарность! — продолжил Корнилов, глядя, как снова меняется в лице юный полковник. — Немедленно покажитесь врачу. Не хватало ещё занести заразу в рану.

— Право, Лавр Георгиевич, это просто царапина… — пробормотал Манштейн.

— Это приказ, полковник, — отрезал Верховный.

— Есть показаться врачу! — выпалил Манштейн, вытягиваясь смирно, насколько это позволяла рана.

Кажется, история намерена сопротивляться даже в мелочах. В реальности ранение Манштейна привело к гангрене и ампутации до самой лопатки, что, впрочем, не помешало ему стать самым молодым генералом Белой армии и непримиримым «истребителем комиссаров». «Безрукий чёрт Манштейн» определённо был бы полезнее Корнилову, имея обе руки в наличии.

И это его ранение при штурме Смольного наводило генерала на мысль, что и в других, более весомых моментах история будет пытаться вывернуть на те же рельсы, пусть даже без Троцкого, Ленина и Керенского. Значит, в октябре стоит ждать переворота и штурма Зимнего дворца, даже с другими действующими лицами. Это несколько… Тревожило. Как и возможная смерть генерала от осколка гранаты. Бомбы и гранаты — излюбленное оружие эсеров и прочих террористов. А эсеров он только что смертельно обидел.

Глава 4

Зимний

И всё же на первое время Верховному пришлось расположиться в Зимнем дворце. Смольному после штурма требовался небольшой ремонт, а Таврический дворец отремонтировать ещё не успели.

Охрану из юнкеров заменила охрана из туркмен, но в остальном обслуга дворца и чиновный аппарат остались прежние. Некоторые так и вовсе ещё с царских времён. Грамотных людей не хватало, чтобы полностью менять состав канцелярии, так что пусть трудятся на благо Родины. Лишь бы не саботировали и не мешали причинять добро тем, кто по какой-то причине вдруг не согласен с линией партии.

Но пока что с линией партии в целом согласны были почти все. Машина пропаганды работала без остановок и промедлений, да и фигура Верховного Главнокомандующего в народе почти сравнялась с прежней популярностью Керенского. Теперь нужно только это всё не пролюбить, играя в войнушку. Тыл гораздо важнее.

И чем больше Корнилов погружался в детали, тем сильнее начинал ненавидеть всё Временное правительство, вместе взятое. Кроме Керенского, арестован был ещё и министр иностранных дел Терещенко. Министр внутренних дел Авксентьев был убит при штурме Смольного, министр земледелия Чернов ушёл в подполье.

Пальбу в Смольном, само собой, объяснили нападением неизвестных лиц и результатом контрреволюционного заговора. А ударники и Манштейн со своими людьми подоспели якобы как раз в тот момент, когда заговорщики расстреляли ВЦИК, после чего завязался бой. Разумеется, в эту версию никто не верил, но именно она была принята в качестве официальной. Зато слухи ползли самые разнообразные.

Таким образом, благодаря чисткам, арестам и расстрелам, состав правительства значительно обновился. Это была уже не коалиция, на которую так рьяно восхищался Керенский, по большей части оно теперь было представлено правыми партиями, умеренными социалистами и беспартийными.

Корнилов, как настоящий диктатор, сосредоточил военную и гражданскую власть в своих руках. Официально министерские портфели он не забирал, но фактически подчинил себе военное министерство, морское и министерство внутренних дел, полностью забирая под свой контроль всех силовиков.

Министерство иностранных дел мог бы возглавить бывший царский министр Штюрмер, известный своим упрямством по отношению к союзникам и неприятием оппозиции, но буквально накануне переворота он скончался в тюремной больнице. Милюков всеми способами намекал, что желает вернуться на пост министра, но снова допускать его в правительство Верховный не захотел. Вместо него министром оказался назначен его бывший помощник и директор второго департамента МИД барон Нольде.

На пост министра земледелия взамен сбежавшего Чернова назначен был Александр Чаянов, учёный-агроном и бывший товарищ министра земледелия.

Генерал решил, что лучше будет назначать на такие должности специалистов, а не просто популярных политиков. В конце концов, это и сгубило Временное правительство. Министерские посты делились между собой, словно награбленная добыча, распределялись по старшинству в зависимости от возможного влияния и политического веса. Ну и, разумеется, в зависимости от того, сколько финансов потенциально может пройти через министерство и прилипнуть к рукам.

Этими назначениями Корнилов однозначно настроил против себя некоторых влиятельных людей, ожидавших от него несколько другого подхода к выбору министров, но Верховный предпочёл сделать так, а не иначе, прекрасно понимая все возможные трудности. Коррупция пронизывала общество сверху донизу, и генерал знал, что побороть её почти невозможно, но пытаться всё-таки стоит, даже с риском для жизни.

Да, опасная затея, особенно сейчас, во время войны. Царя скинули за меньшее, но у царя в самый нужный момент не оказалось никого, кто встал бы на его сторону против придворной камарильи, а у генерала Корнилова всё-таки есть верные люди. Так что генерал больше опасался покушений, а не попыток очередного переворота.

Бывшие царские жандармы и сотрудники Охранки после небольших проверок их деятельности пополняли ряды КГБ или снова выходили на прежние должности, ловить распоясавшихся уголовников, от широты души или ради вредительства выпущенных Временным правительством. Порядок, обещанный Корниловым, нужно было восстанавливать, и полиции теперь выдавались широчайшие полномочия, вплоть до расстрела на месте.

Царская охранка и вообще система исполнения наказаний отличалась необыкновенной гуманностью, непонятной генералу. Да и в целом подход с тюрьмами-централами скорее вредил, навсегда погружая оступившегося человека в мир криминала. А слишком мягкое наказание для политических, по факту — за измену Родине, развращало и привлекало в ряды революционеров абсолютно всю недовольную хоть чем-то молодёжь. Корнилов намеревался это изменить.

Вопросов, требующих внимания, было гораздо больше, чем мог вообще ухватить один человек. Да и компетентных специалистов в целом не хватало, и это во многом объясняло те пляски на граблях, устроенные советским правительством в первые годы после революции. Когда руководить действительно важными направлениями ставили людей с тремя классами образования, но зато с дореволюционным стажем в партии. Верных, а не умных. Где-то это срабатывало, где-то — нет. Верховный же хотел сделать наоборот, поставить на ключевые посты умных, а уже потом, кнутом или пряниками, сделать из них верных. Тех же, кто не способен будет принять новые реалии — придётся снимать, так что кадровые перестановки в стране ожидались глобальные и масштабные.

Но курочка клюёт по зёрнышку, и всё это предстоит делать постепенно, медленно нагревая воду в банке с лягушками, а не бросая их в кипяток. Иначе не защитит никакое КГБ. Политика это в целом искусство балансировать на острие ножа, продвигая при этом собственные идеи. Керенский пытался только балансировать, за что и поплатился.

Корнилов подписал очередной документ, приравнивающий железнодорожников к военнослужащим, и устало откинулся на спинку кресла. Викжель, профсоюз железнодорожников, активно сопротивлялся таким нововведениям, вплоть до угрозы всеобщей забастовки, но всё же понимал, что церемониться с ними генерал не станет. Так что железные дороги с этого момента переходили на военное положение, со всеми вытекающими. И значит, военно-полевые суды теперь могли выносить приговор не только сбежавшему с поля боя солдатику, но и сердобольному железнодорожнику, посадившему его в вагон с углём. Генерал осознавал, что ситуацию целиком это не исправит, но хотя бы немного помочь могло.

Во многом вообще приходилось обходиться полумерами. Не так, как правительство Керенского, но всё-таки. Всех виноватых не пересажаешь, этак придётся как в анекдоте про математика, огораживать себя колючей проволокой и объявлять, что это все, кто снаружи, теперь за решёткой. Но хотя бы самых рьяных воришек и жуликов урезонить получится. Жиреющие на леваке и контрабанде интенданты и начальники военных складов уже отправляются валить лес и строить дороги, и вскоре к ним присоединятся многие гражданские чиновники.

Генерал Корнилов вновь почувствовал, что взвалил на себя непосильную ношу. Нужно срочно было искать себе помощников, на которых можно будет скинуть часть обязанностей, иначе он просто сгорит на работе. Он хоть и подписывался как Железный, но работоспособностью Железного Феликса не обладал, и уже сейчас начинал чувствовать, что зашивается с делами. Команду, которую он подобрал себе для спасения России, срочно требовалось расширять, там пока были представлены, в основном, военные, а вот гражданских специалистов, кроме Кирова и Завойко, просто не было.

И он принялся усиленно вспоминать, кого можно привлечь к работе на той или иной позиции. Многое путалось, многие фамилии всплывали из более ранних или поздних эпох, некоторых привлечь было нельзя по политическим причинам, как, например, нынешних большевиков. Но всё же генерал старался и продолжал напрягать память. Кадры решают всё.

Глава 5

Певческий мост

Буквально на следующий же день аудиенции затребовали послы союзных государств. Видимо, по каналам МИДа ясности добиться не удалось, и сэр Бьюкенен вместе с месье Нулансом решили пообщаться лично с генералом Корниловым. Решения Верховного далеко не во всём совпадали с их интересами. Особенно открытый отказ Корнилова от дальнейших наступательных операций и переход к обороне.

Как повелось с самого начала войны, Россия вносила свой вклад рекрутами, бездарно сливая их в мясорубках наступательных операций. Болваны-генералы искренне считали, что бабы ещё нарожают, и не стеснялись посылать солдат в самые безнадёжные бои, в лобовые атаки цепью, кавалерией на пулемёты и так далее. И это всех устраивало, и союзников особенно, ведь Россия таким образом отвлекала немецкие дивизии на Восточном фронте, одновременно лишая себя самого ценного ресурса — людей.

И как бы генерал не хотел увильнуть от общения с послами, он понимал — придётся принять обоих. Тёплых чувств он не питал ни к тому, ни к другому, да и вообще пиетета перед Западом не испытывал, в отличие от многих чиновников МИДа и правительства вообще. С коллективным Западом в своё время он успел пообщаться и хорошо знал его хищные повадки, а вот местные чиновники — не очень. Российской Империи, а вслед за ней и Республике, жутко не хватало своего АндреяГромыко, непреклонного и упрямого Мистера Нет.

Он принял обоих в здании Главного штаба, в восточном крыле, в одном из многочисленных кабинетов МИДа. Зимний дворец не слишком-то подходил для подобных приёмов, а вот в сугубо рабочей атмосфере штаба можно было и пообщаться, и продемонстрировать намерения.

Оба посла явно были недовольны происходящим, да и совместный приём недвусмысленно намекал на равнодушие Корнилова к послам и союзникам вообще. К тому же, совместный приём исключал для каждого из них возможность посекретничать или выведать какие-то сведения, которые нежелательно знать другому. Между собой союзники не прекращали соперничать ни на мгновение.

Но всё же оба пришли в назначенное время и поздоровались со всем положенным церемониалом, натягивая на лица фальшивые улыбки.

— Мы рады видеть вас, генерал, на столь ответственном посту, — солгал Бьюкенен.

— Надеемся на продолжение нашего плодотворного сотрудничества, — произнёс Нуланс.

— Я тоже надеюсь, господа, — солгал Корнилов.

Все трое понимали, что за этим столом звучит откровенная ложь, и делали соответствующие выводы, но у генерала Корнилова было некоторое преимущество. Оба посла продолжали считать его недалёким сапогом, крестьянином в генеральской шинели, которого можно легко водить за нос.

— И мы надеемся, что новое правительство продолжит курс, заданный его предшественниками, — улыбнулся Бьюкенен. — Победа уже не за горами, кому как не вам, боевому генералу, это понимать.

На грубую лесть Корнилов не поддался. Лицо его осталось бесстрастным и равнодушным.

— Победа будет ещё ближе, если Россия продолжит действовать по плану кампании, утверждённому в прошлом году, — максимально корректно постарался высказаться Нуланс, намекая на то, что отсиживаться в обороне России не позволят, и лучше бы генералу продолжить гнать солдат на убой.

На Западном фронте как раз продолжалась битва при Пашендейле, во время которой союзники положили (и продолжают класть) в землю полмиллиона собственных солдат ради нескольких километров бесполезной болотистой местности где-то в Бельгии. И теперь послы требовали от Корнилова начать ровно то же самое, только на Восточном фронте. Сидя в тёплом кабинете, а не стоя по колено в жидкой грязи очередной бесконечной траншеи.

— План кампании на 1917 год мне прекрасно знаком, но ничего общего с реальностью он не имеет, — произнёс Корнилов. — Кроме, разумеется, некоторых имён и названий населённых пунктов. Переходить в наступление Россия не готова.

Оба посла расплылись в холодных змеиных улыбках. Оба предвидели такой ответ, россказни о неготовности армии они слышали уже сотни раз.

— Успех обороны Риги говорит несколько об ином положении дел, — вкрадчиво произнёс Бьюкенен.

— Это локальный успех, — возразил Корнилов. — Удачное стечение обстоятельств.

— Но всё же он отлично показывает боеспособность русской армии, — сказал Нуланс. — Которую вам, господин генерал, удалось восстановить в кратчайшие сроки.

Снова лесть, такая привычная для иностранных послов, что выходила из их уст сама собой. Почти любой другой русский чиновник расплылся бы от удовольствия, что его похвалили иностранные друзья. Но не генерал Корнилов.

— Армия не сможет перейти в полномасштабное наступление, пока не наведён порядок в тылу, — сказал Верховный.

Между строк читалось «не сможет наступать вообще никогда».

— Армия не может наступать без снабжения, — продолжил генерал. — А с ним есть некоторые проблемы. В том числе, с исполнением контрактов, заключённых как при царе, так и после него.

Послы украдкой переглянулись.

— Смею заверить вас, Британия делает всё возможное, чтобы поставлять вооружение и все остальные необходимые припасы вовремя, — снисходительно заявил Бьюкенен. — Пропускная способность российских железных дорог не позволяет точно и в срок поставлять всё необходимое в войска.

Отчасти посол был прав. Грузы шли через Архангельск, как при царе Грозном, и на севере железные дороги были загружены на максимум. Часть грузов приходила через Мурманск, но и там, в последнем городе, основанном в Российской Империи, железная дорога была лишь маленькой ниточкой, связывающей порт со столицей, а не полнокровной артерией.

Ещё и бестолковость местных чиновников подливала масла в огонь, так, в мае сгнили под дождями 40 тысяч пудов завезённой в Мурманск муки. Никто даже и не подумал убрать мешки с мукой в какое-нибудь более подходящее хранилище. И подобные казусы происходили систематически.

— Задержки поставок это не наша вина, господин генерал, — слегка грассируя, произнёс Нуланс. — Смею заметить, что Россия точно так же задерживает обещанные поставки пшеницы. Всё дело в пропускной способности ваших железных дорог.

Корнилов усмехнулся. И здесь эта клятая зерновая сделка. Причём царские чиновники в первую очередь закрывали потребности союзников, а не собственного народа, путём введения первой продразвёрстки и отнимая зерно у крестьян. Не так рьяно и бездумно, как это потом делали во время Гражданской и после неё, но всё-таки отнимая.

Россия, как аграрная страна, исполняла свои союзнические обязательства зерном и рекрутами. Англия и Франция — техникой и технологиями, чем ставили Россию в зависимое положение.

— Цены на хлеб подскочили в несколько раз. А пирожные, месье Нуланс, у нас вместо хлеба есть не принято, — сказал генерал. — Контракты на поставки необходимо пересмотреть. Тем более, те, которые заключались ещё с царским правительством.

— Уже заключённые контракты пересмотру не подлежат, — заявил Бьюкенен. — Иначе мы могли бы перезаключать контракты с каждым новым составом правительства. И не тратить сейчас время на разговор с вами, генерал.

Корнилову захотелось достать браунинг и выстрелить послу в лицо, но вместо этого он только вопросительно приподнял бровь. Кажется, дошло до прямых угроз. Мол, не договоримся с вами — будем договариваться с вашими более сговорчивыми преемниками. Ничего не меняется, ни в 1917 году, ни спустя сто лет, дорогие уважаемые партнёры всё так же норовят подгадить любыми способами, на словах обещая одно, а на деле…

— Новое правительство во многом будет продолжать курс прежнего, — медленно, тщательно подбирая слова, произнёс генерал.

«До тех пор, пока ему это выгодно».

— Мы очень на это надеемся, господин генерал, — улыбнулся Бьюкенен.

— Ещё больше мы надеемся, что Россия продолжит исполнять свои союзнические обязательства, — добавил Нуланс. — В полном объёме.

Они распрощались в полной уверенности, что сумели друг друга обмануть и добиться поставленных целей. Все трое.

Глава 6

Красный мост

Сразу после встречи с послами иностранных держав у Корнилова была назначена встреча с управляющим военным министерством. Савинков по-прежнему находился на этой должности, предпочитая пока вести себя тихо. Генерал, конечно, мог его уволить, как это грозил сделать Керенский, но Борис Викторович неплохо справлялся со своей работой, да и в его оборонческой и патриотической позиции никаких сомнений не возникало. К тому же, Верховный знал, что друзей надо держать близко, а врагов — ещё ближе, и пока Савинков оставался в военном министерстве, за ним проще было приглядывать.

Корнилов отправился на автомобиле, в сопровождении двух текинцев и полковника Голицына, по-прежнему состоящего при нём порученцем. К Петрограду приближалась осень, её дыхание чувствовалось в ветрах, дующих с Финского залива, и в начинающей желтеть листве. Приближение осени несколько тревожило генерала, даже при том, что Троцкий гнил в земле на тюремном кладбище, а большевики и прочие левые партии сидели тихо, как мыши под веником. Корнилов опасался, что весть о происшествии в Смольном заставит большевиков перейти к активным действиям и террору, но этого не произошло, и гайки можно было закручивать дальше.

Особняк у Красного моста встретил его охраной из юнкеров, которые проверили документы у каждого, включая самого Верховного. Робея и краснея от волнения, но всё же проверили. Приказ Верховного об ужесточении пропускного режима на все военные объекты наконец дошёл и до министерства.

Савинков был неприветлив и хмур, но руку Верховному всё-таки пожал.

— Что нового в военном министерстве, Борис Викторович? — улыбнулся Корнилов.

— Все новости нынче о другом, — холодно произнёс бывший террорист.

— Безусловно, — кивнул генерал. — Но меня сейчас интересует происходящее в вашем ведомстве.

— Слава Богу, всё хорошо, всё налаживается, — сказал Савинков. — Викжель пытался ставить палки в колёса, есть ещё небольшие разногласия, но, в целом, всё хорошо.

Эсер смотрел на Верховного цепким пронизывающим взглядом, и генерал прекрасно понимал — Савинков знает о том, как произошла передача власти и что случилось с Петросоветом.

— Если кто-то будет препятствовать, Викжель, Земгор, военно-промышленные комитеты, сразу дайте знать мне, — сказал Корнилов. — Наведём порядок.

— А вы и в самом деле принялись душить завоёванную свободу, Лавр Георгиевич, — хмыкнул Савинков.

— Прошу вас, не путайте свободу и вседозволенность, — глядя террористу в глаза, произнёс генерал. — Иначе мы с вами закончим не как Бонапарт и Массена, а как Робеспьер и Верньо. Революция, как Сатурн, пожирает своих детей, Борис Викторович. Вы же учили историю Французской революции?

— А вы, значит, возомнили себя Бонапартом, Лавр Георгиевич? — скривился Савинков. — Он тоже плохо кончил.

— Короноваться я не собираюсь, — сказал Корнилов. — Как я уже говорил, я хочу довести страну до Учредительного собрания, которое и определит дальнейшую судьбу России.

Савинков откинулся на спинку стула и пристально посмотрел на собеседника. Принять, понять или даже просто поверить Верховному эсер не мог. Он часто фантазировал о том, что сделал бы, если бы сам захватил власть в стране, и чётко понимал, что никакое Учредительное собрание созывать он бы не стал. В общем, он мерил по себе, и поэтому сомневался в словах Верховного.

— Вы пытаетесь навязать России нечто более страшное, чем самодержавие, — медленно произнёс Савинков.

— Ошибаетесь, Борис Викторович, — покачал головой Верховный. — Я пытаюсь её спасти. Может, не самыми популярными и приятными методами, но лечение — всегда неприятная штука. Микстуры от кашля тоже горькие. Вот скажите мне, Борис Викторович, вы — патриот?

— Вы прекрасно знаете ответ на этот вопрос, — фыркнул Савинков.

— И всё же ответьте, — произнёс генерал Корнилов.

— Да, я — патриот, — с вызовом произнёс Савинков.

— И вы, называя себя патриотом, смеете заявлять, что я делаю что-то неправильно? — спросил Корнилов. — Всё, что я делаю — я делаю исключительно на благо России.

Савинков замолчал, сверля генерала холодным взглядом.

— Ваши методы… — медленно начал он.

— … Наиболее эффективны в сложившейся ситуации, — перебил его Корнилов.

Управляющий военным министерством недовольно пошевелил усами. Было видно, что он категорически не согласен, но продолжать дискуссию не хочет или не может.

— Давайте вернёмся к министерским делам, — процедил Савинков.

— Извольте, — кивнул генерал.