Помоги проекту - поделись книгой:
Спустя год после того как памфлет пошел по рукам, Филипп Обухович умер. Как пишет Теодор, заболел каменной болезнью, а затем началась горячка. Еще несчастье — старший брат Михал Лев был выкуплен из московского плена, но вернулся больным и в 1668 году умер, успев стать воеводой новогрудским по милости Яна Вазы.
Так что Теодор Обухович остался наедине со всеми богатствами и всеми несчастьями своего рода в Смутное время.
И не вспомнили бы мы этого персонажа, если бы не оставленный им «Диариуш». Они все трое писали мемуары — Филипп и два его сына. Воеводе смоленскому хотелось оставить о себе иную память, нежели сатирический портрет. Его «Диариуш» — самый интересный, обширный. И преисполненный панегириками в адрес властительных персон, особенно Яна Казимира Вазы («Такой быў Пан мудрасці, храбрасці, шчасця... што ні войнамі, а ні пакоем мінулых і будучых вякоў цяжка знайсці, цяжка абяцаць падобнага...»). Впрочем, о самом авторе сказано мало, а о существовании сыновей вообще не упоминается.
Старший брат, Михал Обухович, оставил «Диариуш», интересный описаниями московского плена. Знатные пленники могли присутствовать при церемониях царского двора. «Далее шел сам царь, которого вели под руки двое молодых людей из знатных фамилий. На нем была шапка наподобие короны, которую они называют шапкою Мономаха, на груди бармы и на плечах богатое одеяние наподобие ризы (оплечье)... Немного спустя, когда окончено было пение, на санях, запряженных четырьмя лошадьми, покрытыми красным сукном, везли большую вербу, на которую чернь бросала привязанные на веревочках яблоки. Яблоки эти оставались на дереве, и их было набросано немалое количество. Потом посадили на вербу четырех отроков, одетых в церковные серебряные ризы, они пели какие-то песни».
Итак, путь бывшего короля лежит во Францию. Оттуда, из Невера, родом его любимая покойная жена. Говорят, ее первый муж, Владислав Ваза, не захотел, чтобы она называлась именем Пресвятой Девы из-за несколько легкомысленного поведения, а только другим своим именем Людовика.
Теодор Обухович наверняка не мог не слышать о французских злоключениях монарха в молодости. Амбициозному Яну Казимиру двоюродный брат Филипп IV Испанский пообещал трон вице-короля Португалии. И Ян Казимир отправился в путь. Но его корабль с нежным именем «Диана» из-за шторма задержался в Марселе. Французы заподозрили, что это неспроста. Что здесь делает чужеземный принц? Всемогущий кардинал Ришелье, которому доложили о прецеденте, приказал заключить подозрительного гостя в тюрьму как шпиона Габсбургов. Ян Казимир никогда не умел расположить людей к себе. И провел в заключении два года. Правда, после смерти властного Ришелье освобожденного принца принял Людовик XIII со всей пышностью.
И тут интрига... Кардинал десять лет держал в заключении в монастыре дочь герцога де Невера Марию Гонзага, чтобы та не стала женой брата французского короля. И вот теперь недавний заключенный Ян Казимир Ваза получает от своего брата-короля Владислава поручение «жениться по доверенности» на тоже недавней заключенной Марии. Говорят, уже тогда Ян Казимир, романтик в душе, и влюбился в будущую свою королеву, конечно, страдая, что приходится отдавать ее брату.
В Париже и его предместье у Яна Вазы несколько дворцов, ему предлагают пост настоятеля Сен-Жерменского аббатства. А еще он подвизается в Неверском аббатстве, на родине своей королевы, где в конце концов и умирает спустя четыре года после отречения. Бывшего короля разбил инсульт после получения известия о взятии турками Каменца-Подольского.
А наш герой, Теодор Иероним Обухович, с приятелями отправляется на родину. Но путь долог. Когда плыли из Руана до Гамбурга, «в великой опасности были из-за непогоды на море».
Итак, бывший приближенный бывшего короля удаляется в свое имение... Но над ним все еще довлеет отцовский позор. И в 1673 году Теодор отправляется на войну с турками. Причем не забывает подчеркнуть в мемуарах, что «с охоты своей и собственным коштом на ту экспедицию выбрался».
Теодор участвует в знаменитой битве под Хотином, где были разбиты войска Гусейн-паши.
Короткая запись, как-то мимоходом, о том, что женился. И сразу же — отправляется в Рим. В Риме Теодор проводит семь недель, но особо красочных описаний в его дневнике нет. В 1698 году выдает замуж дочь Теофилу за своего преемника на посту подкоморства новоградского пана Владислава Хрептовича — кстати, зная «миграцию должностей», любопытно отслеживать зависимость их от заключаемых браков, а таковая есть почти всегда. В 1700-м вышла замуж дочь Людвика, в том же году женился старший сын с «Ромеровной писаревной Троцкой», то бишь с дочерью трокского писаря Ромера.
Среди записей находим упоминание о резне в Алькениках, когда шляхетская коалиция выступила против рода Сапегов, который стал слишком влиятелен. Взятые в плен сторонники Сапегов содержались в костеле в Алькениках. Но подвыпившие победители ворвались в костел и убили, «тирански посекли», как пишет Теодор, безоружных пленников, среди которых был воевода Михал Сапега.
Последняя запись в «Диариуше» — о войне со шведами. «Из Вильно обратились шведы до нашего воеводства Новоградского, где и мне досталось от них, потому что все войско через Дорогов маршировало и на иные далекие фольварки мои».
Завершает «Диариуш» запись, сделанная чужой рукой, о смерти Теодора Обуховича 14 апреля 1707 года, который «от наездов неприятельских шведских и московских не будучи вольным, две недели горевал в своем Дорогове».
Теодор похоронен вместе с братом и отцом в Новогрудке, в иезуитском костеле, где Обуховичи устроили фамильную усыпальницу. Было ему шестьдесят пять лет, в то Смутное время — вполне почтенный возраст.
Один из потомков Обуховичей, Альгерд Обухович, граф Бандинелли, стал белорусским поэтом, художником и тоже оставил интереснейшие мемуары. Например, как в XIX веке он с другими студентами справлял в Париже белорусские «Дзяды».
СКАНДАЛЫ
В БЛАГОРОДНЫХ СЕМЕЙСТВАХ
(XVI—XVIII вв.)
Помните, с чего началась реформация в Англии? Король Генрих VIII влюбился в Анну Болейн и захотел развестись с женой Екатериной Арагонской. Костел был против, и тогда разгоряченный монарх решил... избавиться от костела. И понеслись религиозные войны. А в конечном итоге сама Болейн, побыв королевой тысячу дней, сложила голову на плахе якобы за супружескую измену.
Увы, дорога от алтаря, где заключается брак, не обязательно продолжается словами «и жили они долго и счастливо». А семейные бури не всегда удавалось сдержать в стенах домов, особенно магнатских. И тогда весь люд посполитый с упоением обсуждал подробности скандала, последствия которого иногда сказывались на ходе истории.
О чем же сплетничали в Великом Княжестве Литовском наши предки столетия назад?
«Великие розтырки»
Никого не удивили нелады в семье дочери витебского воеводы Юрия Носиловского — Ядвиги и Григория Остика. Красавец и буян, Григорий с детства отличался авантюрным характером. Богатства унаследовал немалые, и невесту, состоятельную вдову, ему сыскали. Ядвига родила сына... А Остик организовывает настоящую банду, которая пьянствует, играет в карты да кости, грабит соседей. В открытую живет с любовницей. 15 января 1566 года в книге виленского воеводы появляются два письма от обоих супругов на освобождение от брака. Документы написаны в один день и почти теми же словами, живописуя семейную драму. Остик соглашается отпустить жену, признаваясь, что, когда та хворала после рождения сына, «допустил чужеложство», по причине чего «з розгневанья Божьего вросли были великие нелюбости ненависти и розтырки». Со временем «розтырки» становились все опаснее, чему свидетели — все друзья, поэтому необходим был развод.
После развода Григорий пустился во все тяжкие и кончил жизнь на плахе как изменник. Его имения были возвращены бывшей жене.
Избитый воевода
Не всегда пострадавшей стороной была дама.
Середина XVI века. Полоцкий воевода Станислав Довойна жалуется виленскому епископу Валерьяну на свою жену Барбару Соломерецкую. Избила мужа и уехала, забрав бланки с мужниной печатью. Зачем — вскоре выяснилось: грозная дама вписала туда якобы долг супруга за имение Вселюб на 10 000 коп литовских грошей. А имение-то Станиславу и принадлежало! Более того, Довойна жалуется, что жена и ранее его избивала, а однажды чуть не сожгла живьем.
Интересно, сочувствовали ли Довойне? Ведь все знали его историю... Станислав возглавлял оборону Полоцка от войск Ивана Грозного. И проявил себя полной бездарностью, к тому же трусом. Зачем-то выслал за стены города тысячи крестьян, хотя мог вооружить. Затем поджег город. Решил сдаться, хотя многие возмущались и рвались в бой. С воеводой в Полоцке была семья — жена Петронелла из Радзивиллов и двое маленьких детей. Возможно, Довойна думал об их спасении? Но милосердие к врагам Иван Грозный проявлял редко. Пять дней тысячи пленных полочан провели на снегу, под открытым небом, без еды. А затем пленников отправили в Москву. Держали там Довойну в подвале на цепи. Жену с детьми — в условиях не намного лучших. Говорят, Иван Грозный хотел отомстить Петронелле за действия ее брата, воинственного Януша Радзивилла. Станислав Довойна дожил до освобождения. А вот жена и дети умерли... Там их и схоронили. Станислав потом пытался выменять останки любимой жены на тело пленного боярина — царь отказал.
Так вот и вернулся Довойна в Полоцк один, без славы. Видимо, не сильно уважала слабохарактерного воеводу и Барбара Соломерецкая. Неизвестно, добился бы Станислав развода, поскольку вскоре скончался от хвори. Вдова продала имение Вселюб родственнику Петронеллы, Николаю Радзивиллу Рыжему.
Две недели после свадьбы
Самый богатый магнат княжества, Кароль Радзивилл Пане Коханку, развелся с обеими женами. На первой, Марии Любомирской, женился в девятнадцать по настоянию родителей. Причем так не хотел этого делать, что на свадьбу явился в изрядном подпитии. В то время он был без памяти влюблен в дочь униатского священника, одну из фрейлин своей сестры Теофилии, даже хотел на ней жениться.
Подобранная ему благородная двадцатилетняя невеста, темпераментная и хорошо образованная красавица, тоже была не в восторге от толстоватого и избалованного жениха.
Но что поделать: дядя Марии, великий гетман польский Ян Клеменс Браницкий, сговорился с великим гетманом литовским Михалом Казимиром Радзивиллом, отцом жениха, о выгодной родственной связи.
Молодая жена удрала от мужа спустя две недели после свадьбы. Михал Казимир Радзивилл тоже не мог заставить сына сопровождать молодую жену. Единственный раз удалось родне уговорить «недабраную пару» явиться вместе в Несвиж. Свекор Марии в надежде наладить жизнь супругов подарил им Мир... В смысле Мирское графство.
Не помогло. На сейм в Варшаву в 1754 году супруги поехали в разных каретах, что было скандальной демонстрацией разрыва. Из Варшавы Пане Коханку уехал с отцом, Мария осталась там с матерью. Развод никого не удивил. Мария занялась политикой. Один из ее любовников, Бернарден де Сен-Пьер, сделал ее прототипом главной героини своего романа «Поль и Вирджиния». Он писал о Марии Любомирской: «Ее красота вовсе не исключительна, но шарм и ум достойны поклонения». Впрочем, недруги описывали ее как «невысокую, размалеванную до невозможного, злую, как тигр». Истерики Мария умела устраивать знатные... Как реагировал бы на них самодур Пане Коханку — лучше было действительно не проверять.
Перебежчик и княгиня
Любимец Ивана Грозного Курбский перебежал к польскому королю. Его брак с княгиней Марией Гольшанской давал эмигранту возможность укрепиться в новом отечестве, роднил с магнатами. Вдовая Мария новым замужеством решала имущественные проблемы. От второго мужа, Андрея Монтолта, у нее были дети — Андрей и Ян, отличавшиеся буйным нравом. Но вскоре пошли слухи о неладном житье молодоженов. Мария заявила, что муж-московец избивает ее палкой, держит в неволе и пытается завладеть имуществом. Приезжавшие проверки заставали странную картину: Мария была молчалива, отрывисто соглашалась на уверения мужа, что все путем... Конечно, гордая литвинская княжна, никогда не сидевшая в теремах, не привыкла к обращению, которое считал обычным с «сосудами греха» женоненавистник Курбский. Князь, в свою очередь, упрекал жену в любовных похождениях и ворожбе, ибо нашел в ее сундуке «мешочек с песком, волосьем и другими чарами». Якобы по принуждению Курбского Мария написала завещание, ограничивавшее в правах ее сыновей. Суды длились долго. Сыновья Марии нападали на имения отчима, сторонники Марии говорили о домашнем насилии дикого московца... Во время суда «ругался князь так, что его слова вызнавали устно на допросах и не вносили в судебные книги с указанием, что свидетель в случае надобности их может сам произнести». Наконец вмешался король. Он вызвал Курбского и заставил развестись. В 1579 году московские послы П. И. Головин и К. Г. Грамотин докладывали Ивану Грозному о невзгодах «самого главного эмигранта»: «А на Курбского от короля опала не бывала, а была на него от короля и от панов от больших кручина за то, была за ним жена, княгиня Дубровицкая, сестра двоюродная пана Остафия Воловича, а в приданых за нею был город Дубровицы с поветом. И Курбский княгини не любил и не жил с нею. И били на него челом королю Остафий Волович да братья жены его, что с женою не живет, держит ее у себя в неволе, а имением приданым владеет великим. И король за ним посылал, а велел ему быть у себя в Варшаве и с княгинею, да велел ему со княгинею развестись, имение у него приданое велел отнять, и что он Остафию учинился недруг, да и король из-за того его не любит. А живет Курбский в городке в Ковеле. А любил его один тот пан виленский Ян Иеронимович Ходкевич, а ныне и тот его не любит из-за Остафия Воловича».
Дорого обошлась московскому князю попытка укротить литвинскую жену.
ТРИЗНЫ, ПАЦЫ И РАЗВОД
ВО ИМЯ ВЕРЫ.
КРИШТОФ ТРИЗНА (?—1685),
НИКОЛАЙ СТЕФАН ПАЦ (1623—1684)
В прошлые века развод был делом сложным, а если касалось особ именитых — скандал на всю державу. Ведь причина должна была быть серьезной, зачастую — неверность кого-то из супругов, которую надо было убедительно доказать. Представляете, какая замена сериалам для сплетников?
Но случались «роспусты», то бишь разводы, и по причинам идейным. Например, в начале XVII века кальвинист Станислав Кишка женился на Софье Констанции Зеновичевне, а когда спустя два года вместе с отцом перешел в католичество, разорвал брак. Ибо изъявил желание стать монахом. И не прогадал, добился должности жемойтского епископа, прославился тем, что протестантские храмы делал костелами.
А в середине того же века почти в одно время разрушили свои браки брат и сестра, дети Адама Ивановича Тризны и Гальшки Друцкой-Горской. Криштоф Тризна в 1668 году развелся с женой Анной Ломской, а Теодора Софья Тризна в 1669 году дала развод мужу Николаю Стефану Пацу.
В истории обоих недружных пар имеются любопытные параллели... Давайте вместе их проследим.
Итак, Теодора Софья дает развод своему мужу, воеводе трокскому Николаю Пацу, только что ставшему воеводой виленским. Поскольку тот называет важную причину: как и упомянутый Станислав Кишка, хочет уйти в монахи. Пацы, как и Тризны, изначально были православные. Но Николай — истовый католик, как и его отец Стефан, внук православного воеводы менского Богдана Сапеги. Стефан среди прочего основал монастырь кармелиток, костел Святого Иосифа и Святой Терезы в Вильно, а достраивал все сын.
Обрисуем политическую ситуацию... Закончился Потоп — вторая, кровавая, часть Северной войны. Воевода трокский Николай принимал в ней непосредственное участие. Воевал, отказался подписать Кейданский договор между магнатами Великого Княжества Литовского и шведким королем — взамен за независимость княжества магнаты соглашались стать подданными шведского короля Карла Густава. Зато в списках боярина Семена Урусова среди шляхты Великого Княжества Литовского, присягнувших русскому царю, Николай Пац значится в почетных первых рядах. Причем, как утверждают документы из «Крестоприводной книги Великого Княжества Литовского 1655 г.»: «Внесенные в список должностные лица и литовская шляхта приносили присягу на верность царю на Евангелии». Кстати, там же утверждается: «Отметим, что лица, занимавшие должности общепитовского значения, редко приносили присягу царю. В списке фигурирует только один сенатор, воевода Николай Стефан Пац с Ружанки».
Николай не прогадал, ибо «в декабре 1655 года по поручению царского правительства воевода Урусов дал охранную грамоту для М. Паца, владельца имения Рожанка, где гарантировал сохранение всех древних пацевских прав: «Как было прежде при польском короле, и суд, и расправа меж всяких чинов людей имеет быть».
Эта привилегия, кстати, не помешала Николаю впоследствии быть в милости у польского монарха.
Итак, война окончена. Николаю сорок пять, детей от Теодоры нет. На польском троне — Ян Собеский. Наступает зенит славы Пацев. Старший брат Николая Криштоф Пац в 1668-м стал канцлером. Двоюродный брат Михаил Пац в 1663-м — великим гетманом литовским. Такой концентрации власти в руках одного рода, как пишут историки, еще не было, Пацы начинают соперничать со всемогущими Сапегами и Радзивиллами.
Самое время ввести в борьбу за высшую власть еще одного брата, Николая. В 1669 году Михаил Пац передал должность каштеляна виленского Завише. В 1670-м Завиша умирает, и должность достается Николаю Стефану. Но власть ему предписано завоевывать на религиозном поле. Наверное, на этот выбор повлияло и отсутствие детей в семье, что позволяло легче получить развод и духовное звание.
Так что Теодора Софья — помеха интересам всего рода. Тем более существуют сведения, что ее отец, Адам Иванович Тризна, в 1611 году вместе с братом Александром и Георгием Тышкевичем подписали акт, в котором объявили себя приверженцами православия. В родовом имении Голдово (ныне в Лидском районе), которое Адам Тризна выкупил у вдовы своего брата Александра, действовали основанный Тризнами православный мужской монастырь и православная церковь. Зачем будущему католическому деятелю такие родственные связи?
В то же время шурин Николая Сапеги Криштоф Тризна разводится с Анной Ломской. И по той же причине: хочет принять монашеский сан. Только не в католичестве, а в православии.
В исследовании Натальи Слиж «Шлюбныя і пазашлюбныя стасункі шляхты Вялікага Княства Літоўскага ў XVI—XVII стст.» есть высказывание: «З прысягі Ганны Ломскай вынікае, што яе шлюб з Крыштафам Трызнам не быў завершаны з прычыны імпатэнцыі мужчыны (1668). Яна захавала цноту і пасля шлюбу. У выніку яна атрымала развод і другі раз выйшла замуж за аршанскага земскага суддзю Гераніма Комара».
Как вы понимаете, свечку никто не держал. Могло ли быть так, что Криштоф не консумировал брак не из немощи, а из тех соображений, что собирался уйти на духовное поприще? Почему нет? Тризны — старинный род, из православных бояр Брянщины. У Криштофа в предках были известные церковные деятели, настоятельница Варваринского монастыря на Пинщине, например. А его родственник (по некоторым источникам — родной, по другим — двоюродный брат) Иосиф Тризна в 1647 году избран архимандритом Киево-Печерской лавры, правда, умер в 1656-м, до описываемых событий. Характерная черта эпохи: еще один брат архимандрита Иосифа (этот точно двоюродный), Петр, воевода Парнавский и староста Бобруйский, перешел в католичество и ожесточенно боролся с православием.
Конфликты времени всегда проходят трещинами через семьи...
Кстати, хочу заметить, что почему-то распространяется ошибка, что не Криштоф, а Адам, его отец, после неудачного брака ушел в монастырь.
Еще один момент — имя, с которым этот Тризна вошел в историю. Криштоф, кстати,— это Христофор. А в монашестве наш герой стал Климентием.
Вернемся к Николаю Стефану. Сразу после развода он принимает духовное звание и начинает бороться за статус ни более ни менее как виленского епископа. В этом ему помогает и старший брат, канцлер ВКЛ Криштоф Пац, и кузен, великий гетман Михаил Пац. И в 1671 году Николай получает сан... Но отношения с Виленским капитулом не складываются: никто не хочет еще большего возвышения Пацев, которые сейчас будут командовать и в духовной сфере. Тем более Николай совсем недавно был светским человеком, а в его политической биографии, как мы помним, есть даже присяга русскому царю (хотя в то Смутное время крест царю целовали шляхтичи всех конфессий). В общем, Папа Римский, настроенный врагами Пацев, отказывается утверждать его назначение.
Тем не менее Николай разворачивает бурную деятельность, строит костелы, ущемляет иноверцев, среди прочего передает Калварийский монастырь прибывшим из Варшавы доминиканцам.
Утверждение его епископства пришло из Ватикана только в 1681 году.
А теперь вернемся ко второму разведенному. Итак, Криштоф, он же Христофор Тризна, становится Климентием. И тоже развивает бурную деятельность — но только подвизается в пользу православия, чем вызывает недовольство и короля, и магнатов-католиков. В то время как виленский епископ Николай Пац строит костелы и приводит в Вильно монашеские ордена, Климентий возглавляет Виленское православное братство, становится настоятелем Виленского Свята-Духова собора. Его избирают на Могилевскую епископскую кафедру. Как вы понимаете, для этого человек должен был обладать харизмой, эрудицией, красноречием и недюжинной смелостью, ибо религиозное противостояние обострилось. Король Ян III Собеский был весьма встревожен, что православным могилевским епископом будет человек столь активный и принципиальный. Есть версия, что в тот год, когда Климентия избрали, король подтвердил все давние привилегии городка на проведение здесь ярмарок, чтобы задобрить нового епископа и склонить к переходу в униатство. Король уже провел тайные переговоры с двумя православными епископами, Львовским и Перемышльским, и те за определенные бонусы согласились присоединиться к унии. Но прошедший Люблинский сейм, где должны были объединиться униаты и православные ВКЛ, доказал, что Климентий позиций не сдает. Он чуть не сорвал съезд, православные участники отказались от унии. По инициативе Климентия Тризны «в Новом Дворе было устроено собрание делегатов западнорусских братств и монастырей во главе с уполномоченным депутатом от единственного тогда православного архипастыря в Польше Гедеона Святополк-Четвертинского, епископа Луцкого», где обсуждалось, как защищать свою веру. В результате король отказался дать Климентию Тризне привилей на Могилевско-Белорусскую епархию.
Как видите, и тут судьбы Тризны и Паца параллельны, только Николая Паца не утверждал в епископстве Папа Римский, а Тризну — король. Тем не менее Тризна оставался в звании «нареченного епископа Белорусского» до своей кончины в 1685 году.
Как мы уже знаем, бывшая жена Климентия Тризны вышла замуж за судью оршанского Геронима Комара. Этот Героним Комар в своем имении Жодишки построил костел. Упоминается он в документах в связи с судебным делом (в его имении Бобр произошло убийство) и в связи со своей деятельностью посла Литвы в Москве. Во всяком случае, в «Записке стольника князь-Бориса Мышецкого и дьяка Протопопова о встрече посольской и о разговорах» упоминается, как в 1678 году Героним Комар жаловался царю во время приема на плохие дороги от Смоленска до Москвы и недостаточный «корм».
Что касается Теодоры Софии, то после смерти брата Климентия она стала владелицей имения Голдово. В подымном реестре 1690 года упоминается «Teodora Zofia Tryznianka Pacowa, wojewodzina trocka». Но после 1690-го у Голдово новый владелец, волковысский стольник Владислав Тризна.
ПОЛОЦК ВМЕСТО
ГЕТМАНСКОЙ БУЛАВЫ.
СТАНИСЛАВ ЭРНЕСТ ДЕНГОФ
(1673—1728)
То, что в Полоцке появилось столько знаковых для Беларуси персон, не случайно. Свободолюбие полочан зафиксировано хотя бы историей княжны Рогнеды, оскорбившей отказом мстительного киевского князя. Вече, бунты горожан, постоянные конфликты с властями... В эпоху Речи Посполитой полоцкие воеводы периодически жаловались королю, что подопечные «выламываются из-под власти и подчинения». А в 1725 году магистрат и мещане Полоцка уже сами писали своему воеводе и войту, он же — польный гетман Великого Княжества Литовского граф Станислав Денгоф, что поставленный им лентвойт забирает товары у купцов, присваивает себе власть и городские доходы.
Впрочем, сочувствие у графа это послание вряд ли вызвало. Полоцк для магната был всего лишь выгодной кормушкой. Король Август Сильный пообещал ему это воеводство в обмен на то, что Денгоф перестанет возглавлять антикоролевскую оппозицию. Впрочем, обещанное удалось осуществить не сразу — свободолюбивые полочане добились от короля, чтобы воеводу не назначали, а выбирали. Но выборы в XVIII веке превращались в пиры и войны, и тот, кто не жалел вина и золота, становился любимцем фортуны... Денгоф был избран полоцким воеводой 25 августа 1721 года.
Отец Станислава Денгофа, Владислав, командующий королевской гвардии, прославился участием во многих битвах. И смерть у него была легендарной... В битве с турками под Парканами заартачился его конь. На Владислава Денгофа накинулись турки. Дело в том, что они приняли его за короля Яна Собеского: у того была такая же комплекция и рост, судя по портретам,— оба невероятно тучные. Владислава зарубили. Его голову отсекли и с триумфом принесли в лагерь в убеждении, что это голова короля. Турецкий военачальник Кара Махмед-Паша даже отправил в Буду новость о победе. Великий визирь на радостях послал тысячу конницы в подкрепление, уверенный, что это триумф... Но на следующий день турки были разбиты. Тело Владислава Денгофа было похоронено в родовой усыпальнице в Ясной Гуре. Как понимаете, без головы.
На портретах Станислав Эрнест Денгоф герба «Вепрь» — черноусый бравый рыцарь. Что ж, эпоха ему досталась самая воинственная. Он успел поучиться у пиаров, попутешествовать. Выбрал себе сюзерена — это был амбициозный монарх Август II Саксонец, по прозвищу Сильный, которого пригласила шляхта Речи Посполитой на трон. Соперником Августа стал Станислав Лещинский, импонировавший шляхте тем, что был своим, паном-братом. Август же являлся монархом другой державы и, даже побыв на польском троне, не научился говорить на языке новых подданных. Зато обладал такой физической мощью, что сгибал подковы и монеты. Станислав Денгоф всячески способствовал воцарению Августа Сильного в Речи Посполитой, за что получал положенные пряники и мед.
Женился же он в 1709 году на Иоанне Денгоф. Жениху было тридцать шесть, можно предположить, что невеста была моложе.
Теперь — внимание, квест... Иоанна — дочь от первого брака виленского каштеляна Эрнеста Денгофа, старшего сына каштеляна и воеводы перновского Эрнеста Магнуса Денгофа. У того Эрнеста Магнуса был брат Герард, то бишь двоюродный дед Иоанны. Герард приходился отцом Владиславу Денгофу и родным дедом Станиславу Денгофу... Эрнест Денгоф (сын Эрнеста Магнуса) женился во второй раз на матери Станислава, Констанции Служка, после гибели Владислава Денгофа под турецкими саблями. Таким образом Иоанна приходилась своему жениху Станиславу сводной сестрой, не говоря о других запутанных степенях родства. Ничего себе лабиринты родословных?!
У Иоанны и Станислава Денгоф в 1716 году родилась дочь Констанция Коломба. Имеются сведения, что, возможно, она родилась в Полоцке. То есть еще до того, как ее отец занял должность воеводы, город был семейству не чужой. Констанция стала писательницей и меценаткой, переводила Вольтера и лотарингских поэтов.
А теперь мы узнаем, как же так получилось, что король Август Сильный должен был откупаться от своего самого верного сторонника воеводством Полоцким? Почему Станислав Денгоф возглавил антикоролевскую оппозицию?
1709 год. Северная война. Под Полтавой разгромлена шведская армия. Август Сильный, чтобы укрепить власть, вводит саксонские войска в Речь Посполитую, в то время как вооруженные силы Великого Княжества Литовского сильно сокращены. Шляхта возмущена. В Речи Посполитой фактически двоевластие. Одни поддерживают Августа Сильного, другие — Станислава Лещинского.
Итак, в октябре 1709 года в Торуни встретились два монарха, Август II и Петр I. Власть одного шатается, другого — укрепляется. Здесь же — великий гетман Ян Сапега, староста бобруйский.
Русский царь подошел к гетману, вытащил у него из-за пояса саблю (по другим источникам — булаву) и спросил, секла ли она русских. Ян Сапега ответил утвердительно. Петр стал махать саблей перед носом гетмана... А затем потребовал передать гетманскую булаву Людвику Потею, стороннику российского двора. Августу нужно сохранить хорошие отношения с русским монархом, в то время — его союзником. И хотя булава была им обещана Станиславу Денгофу, согласился. Денгофу же досталась булава гетмана польного, то есть малая, рангом ниже.
Станислав оскорблен. Людвик Потей был магнатом пронырливым. Прославился среди прочего тем, что добился права чеканить серебряные монеты. Они были с пониженным весом. Выбитые на них буквы «Л. П.» расшифровывали как «людской плач».
Вот после этой выходки в Торуни бывший гетман Ян Сапега перешел на сторону Станислава Лещинского, а затем и Денгоф. Срывал сеймы, добивался вывода саксонских войск... Впрочем, и великий гетман Потей Августу опорой не стал. В августе 1714 года саксонцы перехватили его письмо к российскому царю с просьбой послать 15-тысячный корпус солдат, чтобы свергнуть Августа II, а взамен Великое Княжество разорвет союз с Королевском Польским.
Воистину — кровавый потоп на белорусских землях. Сторонники разных политических партий нападают на имения друг друга. Страдают, естественно, простые люди. Король презрительно комментирует: «Отлично, пускай собака собаку грызет!» Шляхта ненавидит саксонских вояк. А тут и Петр I поставил свои гарнизоны в белорусских городах, вывозит ремесленников и молодежь в Россию. А магнаты не стесняются брать взятки и продавать свой народ.
Вот фрагмент труда российского историка С. Соловьева «История России с древнейших времен»: «В Петербурге беспокоило молчание сильнейших людей в Речи Посполитой, гетманов, после того как литовский польный гетман Денгоф так сильно высказался против короля Долгорукому. В Польшу отправлен был полковник Дмитрий Еропкин с целью выведать расположение гетманов и указать на враждебные замыслы короля. Еропкин прежде всего свиделся тайком с Денгофом в деревне недалеко от Вильны... О гетмане великом коронном Сенявском Денгоф по секрету объявил Еропкину, что жена его склонна к королю; о гетмане великом литовском Потее сказал, что он совершенно при королевской стороне и ездить к нему не надобно или по крайней мере говорить не очень откровенно. «Но пусть царское величество будет благонадежен,— говорил Денгоф,— воевать мы с Россиею не станем. Если царское величество имел от короля прежде какие проекты, клонящиеся к повреждению Речи Посполитой, то приказал бы их публиковать, чтоб этим привести короля в большую ненависть и скорее устроить конфедерацию; русские войска должны быть на границах, чтоб быть готовыми в случае надобности». В заключение Денгоф жаловался, что все письма к ним с почты приходят распечатанные. Еропкин предложил ему 2000 червонных; гетман отказался; тогда Еропкин отдал их духовнику его для передачи гетману, и при другом свидании Денгоф благодарил царское величество за милость и уверял в своей верной службе».
Заметили, как Денгоф отзывается о Потее, в то время как мы знаем, что тот сам искал поддержки в России? Кто первый, мол, урвет... Грязное дело — политика, верно?
Окончательно, наверное, утешил свое самолюбие Станислав Денгоф, когда женился вторично. Его женой стала самая завидная невеста в стране, Мария София Сенявская, дочь гетмана коронного. На ее крещении присутствовали русский царь Петр I, польский король Август Сильный и трансильванский князь Ференц Ракоци. Мать сватала ее за королевича Константина Владислава Собеского. Активно претендовали на девицу Радзивиллы. Она даже была обручена с Николаем Радзивиллом, но жених умер от солнечного удара. Тогда в женихи предложили его брата, Михала Казимира Радзивилла, по прозвищу Рыбонька. Но Станислав Денгоф своим сватовством утер нос всем.
Свадьба состоялась во Львове 30 июля 1724 года, о чем была издана специальная брошюра Франтишка Пулавского. Описывать было что. Въезд жениха продолжался три часа при постоянных залпах 23 пушек. Резиденцию освещали 10 000 лампад. Для созерцания фейерверков — «колонн из огня» — был сооружен амфитеатр, обитый сукном и украшенный картинами. Играло три оркестра. И, конечно, самое главное развлечение, оставшееся в памяти людской (цитирую в переводе Адама Мальдиса): «У вадасточныя трубы, зробленыя на кожным рагу з белай бляхі, пачалі праз вокны шчодра ліць венгерскае віно, за якім ціснуўся розны люд з вёдрамі, конаўкамі, шапкамі і капелюшамі».
И никому дела не было, что жениху за пятьдесят, а невеста вдвое моложе.
Брак остался бездетным, спустя четыре года Станислав Денгоф умер.
И еще один след в истории... Самой известной фавориткой Августа Сильного была Анна фон Козель. В какой-то момент придворные и в Саксонии, и в Польше заволновались, что красавица приобрела слишком большое влияние. Тогда, воспользовавшись тем, что Анна должна была рожать, а король уехал к польскому двору, ему подсунули очаровательную графиню Марию Магдалену фон Денгоф, жену одного из клана Денгоф, подкомория литовского Эрнеста Богуслава Денгофа. Август увлекся... И Анна провела пятьдесят лет в заключении в отдаленном замке. Думается, и эта афера не обошлась без ведома опытного интригана Станислава Денгофа.
КАМЕРГЕР В ДОЛГАХ.
ПЕТР ПАВЕЛ САПЕГА
(1701—1771)
Кто-то остается в истории как герой. Кто-то — как злодей или жертва. А есть персоны, которые просто плывут по течению, их прибивает то к одному берегу, то к другому. Везде они успевают наломать дров, что-то ухватить... След заметный, а вот какого рода слава? С такой сомнительной оглаской остался в истории Петр Павел Сапега, камергер российского двора и стольник великий литовский.
Первый раз на сцене политических интриг он появляется в девятнадцать лет. Тогда его отец, бобруйский староста и великий гетман литовский Ян Сапега, оказался при русском царском дворе. Обратимся к запискам испанского посла герцога де Лирия-Бервика, который рисует такой портрет Яна: «Только одно было у него доброе качество, что был он очень храбр. Три раза бунтовал он против своего короля и потому принужден был удалиться в Россию, где по влиянию при дворе сына его, любимца императрицы Екатерины I, пожаловали его в фельдмаршалы. Он не знал даже самых первых оснований военного искусства, не имел капли ума, был сварлив, повелителен, напивался ежедневно, был лжец и способен все предпринять для достижения своей цели».
Чтобы укрепить свое положение в России, Ян предлагает всесильному фавориту Петра I Александру Меншикову поженить их детей: младшую дочь Меншикова Марию и сына Сапеги Петра Павла. Взамен Ян Сапега обещает фавориту помочь сделаться герцогом Курляндским.
И вот юный Петр Сапега появляется при дворе. Красивый, элегантный. Машенька Меншикова влюблена. Петр становится камергером, получает орден Святого Андрея и на двоих с отцом — целый сундук шуб.
Невеста подрастала, ее жених пользовался всей роскошью придворной жизни... Но умирает Петр I. Вокруг этой смерти ходит столько слухов, что бессмысленно пытаться их пересказать. Для нас важно одно: власть перешла к вдове, Екатерине I (историки доказывают, что она из рода белорусских шляхтичей Скавронских), и ее бывшему любовнику Меншикову. Царица, получив власть, пустилась во все тяжкие. Уязвленная постоянными попреками в низком происхождении, уже немолодая, полного сложения, устраивает бесконечные балы и ищет утешения в любви. А юного Петра Сапегу, сильно отличавшегося от неотесанных боярских отпрысков, младше ее на семнадцать лет, она приметила сразу же, как он появился при дворе.
Теперь можно не скрываться. Царица осыпает наградами и молодого фаворита, и его отца, который так и не помог Меншикову получить Курляндское герцогство. Теперь герцогство «светит» амарату (сердечному другу. —
Поделиться книгой: