Помоги проекту - поделись книгой:
В историю вошла роль Криштофа Дорогостайского в конфликте между Ходкевичами и Радзивиллами. Свара велась за наследство Софии Алелькович, чьим опекуном был назначен воевода виленский Ян Иероним Ходкевич, просватавший ее за сына великого гетмана Николая Радзивилла, по прозвищу Перун. Незадолго до свадьбы магнаты поссорились, свадьба сорвалась, назревала война... Мирить врагов пришлось от имени короля великому маршалку литовскому Дорогостайскому. Потому он и стал одним из персонажей исторической драмы Владислава Сырокомли «Магнаты и сирота». В уста Дорогостайского Сырокомля вкладывает увещевание:
Конфликт был улажен, Софья стала женой Януша Радзивилла, а другая Софья, дочь Яна Иеронима Ходкевича,— женой «замирителя» Дорогостайского.
Но сам знаток коней в любви особо счастлив не был. На сохранившемся портрете Криштоф бодро топорщит кавалеристские усы, но красавцем его никак не назовешь. Первая жена Софья Ходкевич умерла, не оставив потомства. Вторым браком, в 1590 году, сочетался с еще одной Софьей, из Радзивиллов. Она была вдовой кравчего литовского Юрия Ходкевича и красавицей.
Криштоф отличался слабым здоровьем, в письмах как-то признавался: «Купидон не раскрывает мне ворота перед старостью» — то бишь имелись проблемы с мужской силой. Да и постоянно в отъездах... Софья, успев уже побывать замужем, не собиралась жить монашкой. У нее завязался бурный роман с экономом Станиславом Тыминьским. Страстная парочка почти перестала скрываться. Свидания происходили в покоях Тыминьского в имении Шерешево либо в комнате служанки Павловой.
Когда Дорогостайскому рассказали, что его голову украшают уже довольно ветвистые рога, тот взялся за расследование. За содействие прелюбодеям полагалась смертная казнь, и Павлова подробно во всем призналась. Оскорбленный муж написал суровое письмо брату жены, трокскому кастеляну Юрию Радзивиллу, грозясь любовников казнить.
Софья испугалась. К братьям полетели ее покаянные письма. Свой поступок изменщица объясняла тем, что муж не может исполнять супружеские обязанности, а она хотела иметь ребенка. Станислава Тыминьского отдали под суд, только не из-за истинной причины — придумали ему хищение. По договоренности Тыминьский признал вину. Вместо смертной казни его осудили на шесть лет изгнания и штраф в 10 000 злотых. Впрочем, Станислав никуда не уехал, а отправился служить в коронное войско — видимо, все знали куртуазную подоплеку приговора.
Софье Дорогостайский дал подробные инструкции в специальном трактате «Порядок, как жена и челядь в отсутствии моем должны себя вести до моего возвращения»: сидеть в имении в Гданьске, никуда не выходить, только в церковь, ежедневно писать мужу письма...
Софья родила Криштофу двоих детей — Дороту и Владислава. Умерла на следующий день после рождения сына.
Криштоф успел жениться в третий раз, на Александре из Верещак. Хотя возраст великого маршалка был по нашим меркам не преклонный — чуть за пятьдесят,— здоровья не было напрочь. Ходил на костылях. Раны и наследственная подагра. В бою со шведами под Кокенгаузеном был трижды ранен, но остался на коне, сыграл решающую роль в победе. Не помогли ни теплые источники возле Вероны в любимой Италии, ни курорты Силезии. Молодоженом не побыл и года.
Да, в любви нашему герою не везло. А вот кони... Они не предадут. У Дорогостайского экспериментальный табун в родном имении Мурованая Ошмянка. Там же дописал трактат «Гиппика» (его перевела на белорусский язык исследовательница Светлана Ищенко). Издана «Гиппика» в 1603 году с великолепными иллюстрациями: Криштоф выпросил у своего друга Радзивилла Сиротки, тоже любителя коней, придворного гравера Томаша Маковского. Гравюры Маковский делал по эскизам Криштофа.
Напечатан трактат в Кракове. Но некоторые историки считают, что качество краковской печати Дорогостайского не устроило и он допечатал тираж в своем имении, Мурованой Ошмянке, где еще его отец будто бы устроил типографию для издания протестантской литературы.
Трактат в полной мере демонстрирует высокую образованность и поэтическую душу автора. Начинается с цитаты из Вергилия, затем — из Гомера и Платона... А сколько удивительных рецептов для лечения лошадей! Одних лекарственных растений упоминается 140. А есть и экзотика: порошок раковины каракатицы, аравийский ладан, амбра, разведенная в мускатном вине... А как вам такое: подвесить коню на шею высушенного жаворонка! Чтобы вылечить ушибленное сухожилие, разодрать живую черную курицу и приложить к ноге коня, а можно сварить целебное масло из слепых щенят или когтем, отсеченным у живой рыси, расцарапать коню губу и ноздри, чтобы исцелить аденому... Что поделать, отзвуки предрассудков. К тому же автор увлекался астрологией и алхимией. Но предостаточно действительно полезного, передового, что сделало «Гиппику» настольной книгой коневодов на несколько веков. Некоторые советы с юмором. Например, Дорогостайский цитирует древнеримского ученого Луция Колумеллу, советовавшего людям, у которых болят зубы, почаще... целовать коня. Сие средство пускай применят «...Панове казаки, особенно низовые, которые не склонны пользоваться ни аптеками, ни услугами докторов, но чаще всего принимают водку вместо микстуры».
Автор «Гиппики» умер по дороге с силезского курорта в возрасте пятидесяти трех лет. Он — один из шляхтичей, имеющих две могилы. Был такой обычай: сердце покойника извлекали и торжественно хоронили в другом месте. Таким образом можно было упокоить мецената не в одной святыне. Да что далеко в века углубляться, сердце Пилсудского в Вильнюсе, на кладбище Роса, у могилы его матери, а все остальное — в костеле Святого Станислава в Кракове. И Криштоф Дорогостайский похоронен частично во Вроцлаве, частично в родной Мурованой Ошмянке. Еще магнатский обычай «растянутых похорон»: умер 3 августа, а забальзамированное тело в медном гробу торжественно уложили в усыпальницу только в феврале. Правда, белорусская могила не сохранилась, хотя, говорят, еще в прошлом веке семья местных католиков ее досматривала.
ЧЕТЫРЕ ЖЕНЫ
ПАВЛА САПЕГИ.
ПАВЕЛ СТЕФАН САПЕГА
(1565—1635)
Наверное, нет места на Беларуси более таинственного, чем Гольшанский замок. Этому посодействовал и роман Владимира Короткевича «Чорны замак Альшанскі».
Разумеется, в основе любой страшной легенды должно быть противостояние героя и злодея. У Короткевича это смелый шляхтич Валюжинич и муж его возлюбленной, владелец замка: «Князь быў скупы і жорсткі стары звер — па ўсіх канонах гэтага жанру».
Если сопоставлять с историческими событиями (чего, кстати, не советовал Короткевич), то на роль злобного князя претендует не один из князей Гольшанских, а Павел Стефан Сапега, которому замок достался по бабке Елене, последней в роду Гольшанских.
Злодей из Павла Сапеги замечательный. Четыре жены, три из них умирают одна за другой. Настоящий Синяя Борода! И проклятие на нем — за то, что, после того как сменил веру, отобрал у виленских православных прихожан здания, подаренные его отцом. И все привидения Гольшан появились именно при этом персонаже...
Сегодня Павла Сапегу можно увидеть в качестве жутковатого артефакта: он и его три жены в виде надгробного мраморного барельефа. Князь в позе спящего рыцаря, в полных доспехах. Жены — в строгих монашеских уборах. Барельефы повреждены, у одной из жен отбито лицо... Впечатление зловещее.
Историк Ирина Масляницына утверждает, что «действительность, историческая правда были слишком далекими от того, что необоснованно приписала Павлу Сапеге молва». Другой историк вообще называет Павла Стефана Сапегу «рыцарем без страха и упрека».
Кто же был на самом деле этот персонаж? Давайте полистаем страницы истории...
Второго сына наместника менского Богдана Сапеги и Марии Капустянки назвали в честь своего деда, благодаря выгодной женитьбе коего Сапеги и стали владельцами Гольшан. Павлу было пятнадцать лет, когда он попал в «пакаёвыя» — то бишь ближний круг короля Стефана Батория, вхожий в его личные апартаменты. В этом качестве Павел пробыл до смерти своего владыки. Историки сходятся, что именно пребывание при Батории, рьяном католике, заставило Павла перейти из православия в католичество. Даже второе имя — Стефан — он взял себе в честь короля. И действительно отобрал выделенные его отцом Виленскому православному братству здания, а из Гольшан выгнал протестантов.
Первая жена
Впервые Павел Стефан женился 21 февраля 1599 года. Было ему тридцать четыре, и именно в этом году он вступил во владение завещанными отцом имениями, включая Гольшаны. Отец до конца жизни оставался православным. А вот дети перешли в католицизм. Старший сын Николай, брат Павла, прославился еще гонениями на иноверцев и охотой на ведьм, в том числе позорным процессом сожженной за колдовство Раины Громычиной.
Первой женой Павла Стефана стала Регина из Дыбовских, вдова литовского подскарбия Дмитрия Халецкого. Увы — она в скором времени тяжело заболела. Известно, что в 1600 году Павел Стефан опоздал на сейм, куда был избран послом от Ошмян, именно из-за болезни супруги. Трокский воевода Николай Криштоф Радзивилл по просьбе Сапеги прислал своего лекаря... Это впоследствии станет аргументом в пользу того, что многократный вдовец о женах заботился. Ходили ведь упорные слухи — ревновал, запирал, избивал, травил...
Регина умирает. Павел Стефан отправляется в паломничество в Рим. Версия — от большого горя, даже в монахи хотел постричься. Папа Римский принял знатного паломника, утешил и подарил частички мощей.
Вторая жена
В 1602 году вдовец отправляется послом от короля на сеймик в Слониме... И женится. На этот раз избранница — жизнерадостная юная венгерка Эржи, Эльжбета, дочь Франтишка Вешелени, придворного Стефана Батория, приехавшего с королем из Венгрии. Приданое вполне приличное, связи к тому же. От тещи Анны Вешелени в Трокском воеводстве Сапега получил в аренду неплохие имения.
А время неспокойное... Война. В 1609 году Павел Стефан принимает участие в Смоленском походе. Здесь он был контужен и потерял руку. Зато король подарил ему Гомельское староство.
Альжбета продержалась дольше всех, тринадцать лет. Родила трех дочерей: Евдоксию, Теофилию и Кристину.
Третья жена
Для следующего брака предлог был самый что ни на есть веский: трем маленьким девочкам-сироткам нужна мать. Однорукий Павел Стефан остановил свой выбор на Катерине, дочери бендинского старосты Криштофа Гославского. Катерина тоже была вдовой, ее первый муж — литовский хоружий Андрей Волович. С третьей женой Сапега прожил одиннадцать лет. Она принесла мужу в приданое имение Тельша, но умерла в 1629 году, так и не родив долгожданного сына.
Четвертая жена
Павлу Сапеге — шестьдесят пять, но, видимо, надежда на появление наследника не умерла. И в 1630-м вдовец женился в четвертый раз. Разумеется, о большой любви речь не шла. Софья, дочь королевского подскарбия Николая Даниловича, вдова ливского старосты Адриана Радзиминского, находилась, как говорят, в крайне стесненных обстоятельствах.
Софья мужа пережила. И даже получила в наследство Гольшаны. Выгодно продав их брату почившего, вышла замуж за молодого красавца Лукаша Опалинского.
Люди сплетничали, что Сапега, якобы отравивший прежних жен, в случае с Софьей просто перепутал кубки с ядом.
Есть сведения, что в последние годы жизни Павел Сапега был полумертвым... Это подтверждает исторический анекдот. Слухи о смерти владельца Гольшан были такими убедительными, что однажды король Владислав начал раздавать должности «покойного». Как свидетельствует Альбрехт Радзивилл, Сапега, узнав об этом, сильно разозлился. Королю пришлось одаривать оскорбленного «покойника» новыми владениями.
Представьте себе — спустя год история повторилась. Когда Павел Стефан не приехал на сейм, все решили: ну, точно умер! Польский историк Мирослав Нагельский приводит отрывок из письма Самуэля Величко: «Так сабе павысцілалі дарогі да вакансій па пану падканцлеру, што і войтаўскія захапілі, і ўсё да найменшай разабралі».
Сапега, узнав о втором своем «упокоении», а особенно, что его должность подканцлера отдали не Мартину Тризне, как обещал король, а подскарбию Пацу, собрался с силами, сел в карету и лично приехал ко двору. Появление «мертвеца» было весьма эффектным, с визгом и обмороками придворных.
Королю пришлось вновь раскошеливаться. Правда, спустя несколько месяцев беспокойный «мертвец» все же упокоился в усыпальнице построенного им францисканского костела в Гольшанах.
Ознакомившись с фактами, понимаешь, что тяжелобольной был довольно активен. За три года до смерти он явился на выборы короля и принимал деятельное участие в процессе. 4 февраля 1633 года на похоронах Жигимонта III Вазы и королевы Констанции нес корону королевы. 6 февраля присягал королевич Владислав, но Павел Сапега из-за толпы не смог пробиться к эпицентру действа. Не было предела его возмущению: поспешил королевич присягнуть! Так что, как пишет Нагельский: «Кароль нават прапанаваў паўторна прысягнуць у прысутнасці Паўла Стэфана і А. С. Радзівіла, ім стала сорамна, і яны адмовіліся ад сваіх прэтэнзій».
Больной и немолодой Сапега изо всех сил стремится быть поближе к новому монарху. Увязывается за ним в Варшаву, затем в Вильно (пока ехал, получил пару привилеев). Опять с королевским войском отправился на Смоленск... Увы — болезнь заставила вернуться в Гольшаны. А там и началась катавасия с двумя фальшивыми кончинами.
В чем же причина смерти жен Синей Бороды из Гольшан? Интересную версию выдвигает историк Лев Гунин. Он усматривает вредоносное влияние старого Гольшанского замка. Новый замок, чьи руины мы сегодня созерцаем, Павел Стефан начал строить около 1610 года. Но строительство велось в долг, и князь так и не увидел его окончания, только с последней женой успел пожить в готовой части новостройки. А старый замок, родовое гнездо князей Гольшанских, словно нес на себе проклятие угасшего рода. Как пишет Л. Гунин: «По нашим сведениям, часть бывшего Гольшанского замка (один из его корпусов) при жизни Павла Стефана оставалась нетронутой, и в ней в основном обитали все 3 его жены. Можно верить или не верить в то, что замок Гольшанских был «проклятым местом», но все три жены Павла Стефана Сапеги, жившие в этом замке (тогда как сам Павел Стефан больше времени проводил за его пределами...), умерли совсем молодыми, что дало пищу слухам о жестоком обращении магната со своими женами».
Есть еще темная история о постройке монастыря: кладка рушилась, а Павел Сапега требовал сдать объект к 6 августа 1618 года... По страшному обычаю, стену «укрепили» жертвой: замуровали заживо молодую жену одного из строителей. Легенду подтвердила ужасающая современная находка — стоящий скелет, обнаруженный в нише кладки XVII века.
Брата Стефана Николая, по легенде, прокляла казненная им Раина Громычина — не иметь потомков. Может, было похожее проклятие и на Павле Сапеге?
Две его дочери стали монахинями. Третья вышла замуж, но умерла бездетной. На Гольшанском имении висело столько долгов, что наследникам пришлось разделить его между кредиторами.
«БУКВАРЬ СИРЕЧЬ,
НАЧАЛО УЧЕНИЯ ДЕТЕМ».
СПИРИДОН СОБОЛЬ
(1580—1645)
Вы знали, что у слова «букварь» белорусские корни?
Первая в мире книга под таким названием издана 24 июля 1618 года в типографии Виленского Свято-Духова православного братства в Евье. Это под Вильно, сегодня на территории Литвы. В XVII веке в Евье был православный монастырь, построенный в имении Богдана Огинского. Там православные братчики печатали литературу, когда после острых публицистических выступлений Мелетия Смотрицкого им запретили это делать в Вильно.
А в 1631 году издатель Спиридон Соболь написал это слово на обложке своего пособия для обучения чтению: «Букварь сиречь, начало учения детем, начинающим чтению извыкати». Произошло это в типографии Богоявленской Кутеинской лавры — монастыря на окраине Орши.
Долгое время считалось, что именно это издание и является первым белорусским букварем.
В букваре 1631 года были изысканные гравюры, изготовленные кутеинскими резчиками, духовные тексты... Но вы знаете, в свое время он был весьма новаторским! Хотя бы потому, что впервые автор подчеркивал, что обращается именно к детям. В его времена не было никакого пиетета перед недорослями, о правах которых сегодня говорится на каждом углу. В века прежние, непрогрессивные, детей воспринимали как несовершенных людей, ничего плохого не видели в том, чтобы загружать их работой, а телесные наказания вообще предписывались. А Спиридон Соболь пытался сделать для них учебу увлекательной, насытить текст картинками — он уже тогда знал, что дети — это визуалы.
Но об авторе одного из первых букварей известно немного.
Как написано в энциклопедическом словаре, Спиридон Соболь родился в Могилеве в семье бургомистра Соболя. По фамилии родственную связь вычислили. (Любопытно, что первым менским главой после получения городом магдебургского права стал некий Гаврила Горностай, прямо созвучие ценных пушных зверьков!) Итак, говорят, что отец Спиридона — Богдан Игнатьевич Соболь, могилевский бургомистр. Однако не дворянин, а мещанин. Другие источники утверждают, что настоящая фамилия издателя — Богданович. Имя же в монашестве — Сильвестр.
Кто прав, неизвестно. Что сомнению не подлежит, автор первого букваря — наш земляк, белорус, человек чрезвычайно образованный, смелый и прогрессивный.
Среди монахов, вступивших в Могилевское братство, упоминается киевский печатник Сильвестр Соболь. Исследователи уверены: это и есть автор букваря.
По другим сведениям, Соболь постригся в монахи Киевского монастыря, жил в Киево-Печерской лавре, работал в тамошней типографии.
О принятии им духовного звания вроде не спорят. Поступок неудивительный. Печатание священных книг предполагало, что издатель уцерковлен. Учился Спиридон в школе Могилевского православного братства и Киевской братской школе, последнюю какое-то время возглавлял. Окончил Киево-Могилянский коллегиум, впоследствии ставший академией. В Киеве могилевчанин устроил типографию прямо в доме своего покровителя, митрополита Иова Борецкого, на Подоле, у Воскресенской церкви. Первая книга, которую Соболь опубликовал там,— «Лимонарь, или цветник», сборник легенд и преданий о жизни христианских подвижников-пустынников. Затем была типография в Кутеинской лавре. Пребывание там, конечно, предполагало участие в духовной жизни монастыря.
Однако если Соболь и стал монахом, то на исходе лет.
«Букварь», изданный в типографии Кутеинского монастыря под Оршей в 1631 году, стал бестселлером своего времени. По нему учились грамоте на территории современных Беларуси, Украины, России... Тираж в 35 000 экземпляров в малограмотную эпоху — не шуточки! Но Соболь мечтал об образовании для всех. Чтобы по цене издание было доступным, напечатали в одну краску. Зато красиво! Искусные гравюры. Стиль барокко, традиции белорусского народного искусства... В «Букваре» можно найти и примеры из Библии, и сведения по основе стихосложения. Спиридон Соболь считал, что нельзя быть образованным человеком, не разбираясь в поэзии.
Из всего тиража сохранились считанные экземпляры. Один хранится во Львове, пишут, что он и вовсе единственный. Несколько лет назад в Беларуси выпустили его факсимильное издание. А в Орше установлен памятник — титульный лист «Букваря» Спиридона Соболя, сделанный из мрамора.
На землях литвинских, то бишь белорусских, начало XVII века — сплошь войны. Потому и искали наши земляки счастья по миру. Пытался сделать карьеру в Москве и православный Спиридон Соболь. Но эта дорожка привела его не за успешным Симеоном Полоцким, а скорее за Франциском Скориной, чьи издания в свое время показались московскому властителю ересью, подлежащей огню. Тем не менее нужда в плодах прогресса, пусть и завозимых с враждебного Запада, у русских была. И в 1639 году Соболь решился переехать в Москву, чтобы открыть там типографию и школу для научения «словолитному делу», а также языкам — греческому, латинскому, польскому. Но из Вяземской приказной избы передан был такой ответ: «Государь указал того могилевца Спиридона Соболя из Вязьмы отпустить назад в Литву, а в Москву его отпущать не велел, чтоб в его ученье и в книгах смуты не было...»
В апреле 1639 года Соболя задержали с его книгами и прочими пожитками на границе в Вязьме и по царскому указу выслали назад.
Печатное дело было экзотикой, оборудование типографий — редкостью, да еще дорогущей. Неудивительно, что в эпоху, когда сапоги передавались от деда к отцу, а затем к внуку, типографские инструменты служили многим. Здесь прослеживается любопытная эстафета. В Киеве митрополит Иов Борецкий, поддержавший Соболя, помог и другому типографу, Тимофею Вербицкому. Оба печатника были в дружеских отношениях. Вербицкий и передал Соболю доски, которые использовал еще в 1564 году Иван Федоров при издании «Апостола». Поскольку доказано, что Федоров происхождением из белорусского шляхетского рода, его связи с украинцами и литвинами естественны.
КРАЖА МЕНСКОГО ВОЕВОДЫ.
НИКОЛАЙ ПИЙ САПЕГА
(1581—1644)
Год 1648. Воевода менский и берестейский Николай Сапега, в прошлом году овдовевший, женится на Альжбете Прусиновской. Событие служит поводом для сплетен. Жених намного старше, ему шестьдесят семь. Невеста не в восторге, хоть Сапега и родовит, и славен. Человек он больной, да и ни для кого не секрет, что менский воевода весь в долгах, имения заложены... Будущая теща обещает полмиллиона в приданое — вот и вся любовь. Видимо, на радостях, что вот-вот рассчитается с долгами, Сапега уже во время подписания брачного контракта выдал восемь расписок, что вожделенную сумму получил. То есть фактически переписал имущество на молодую жену. Дети и родня Николая, узнав об этом, были в ужасе. Племянник, новоградский воевода Томаш, пишет своему двоюродному брату, сыну Николая: «Дзядзька пад старасць ажаніўся, усю ўласнасць перапісаў жонцы... Мудры сенатар хоча сваіх дзяцей загубіць».
А дальше — еще интереснее. Как пишет историк Мирослав Нагельский: «Пасаг аказаўся фікцыяй, што прыспешыла смерць Мікалая. Адразу пасля шлюбу ён захварэў і пасля скардзіўся, што "жонка не стрымала прысягі, пакінула мяне ў цяжкой хваробе"».
Молодожен провел в новом браке всего полгода и умер.
И наверняка не мог не вспоминать перед смертью свою первую жену, которая родила ему пятерых детей, с которой вместе пережито столько невероятных приключений...
А начиналось все с того, что после смерти отца нашего героя, полоцкого воеводы Николая Сапеги, его сыновья по обычаю были отправлены получать образование за границу. Второй сын, Николай, путешествовал вместе с братом Криштофом. Университеты, королевские и княжеские дворы, диспуты, балы... Вена, Тревир, Майнц, Париж... В Париже юные Сапеги задержались. Нагельский пишет, что они были «учениками Марцелиуса» — по всей видимости, имеется в виду голландский ученый Марцилиус, последователь философа Буридана, которого избрали ректором Сорбонны. Это как раз было время мушкетеров, описанных Дюма, а кардинал Ришелье попечительствовал университету. Наверное, молодые Сапеги участвовали во всех проделках золотой молодежи, были свидетелями дуэлей, а может, и участниками. Николай увлекся инженерно-фортификационным делом. Конечно, представлял себя великим стратегом. Однажды собрал двенадцать фортификаторов и написал своему опекуну, канцлеру Льву Сапеге, что готов предоставить свой спецотряд для войны с Московией. Только деньги нужны. Однако польский король денег новатору не прислал, и начинающий военачальник с сокрушением отпустил специалистов. Тогда братьям пришла в голову новая идея: отправиться в Испанию, которая, между прочим, была в напряженных отношениях с Францией. Даже добыли рекомендательные письма к испанскому королю. Пожив на родине Дон Кихота, отправились в Италию, как написали опекуну — встречать Пасху. Где же еще отметить святой праздник, как не в Риме?
Неизвестно, как братья проводили время, а только Льву Сапеге пришло письмо: не могут выехать из Рима, потому как денег нет. Действительно ли поиздержались либо не хотели возвращаться? Ведь их другой родственник, Ян Сапега, предлагал взять опекунство над братьями, соблазняя устроить Николая в службу при Папе Римском, а Криштофа забрать к себе на Мальту, в Мальтийский орден. В ответ Лев Сапега приказал подопечным немедля возвращаться на родину.
И осенью 1613 года Николай был на берегу Буга, в Кодени, которая тогда находилась в Берестейском воеводстве.
А было ему уже за тридцать. Должностей нет, семьи нет... Попросил опекунов выделить долю наследства.
Выделили, но в дальнейшем надлежало рассчитаться с братьями за их долю. Наверняка Николай рассчитывал построить карьеру за границей, возможно, ему нравилась мысль служить у римского престола. Ведь не зря появилось у него прозвище — Набожный. Но нужно приживаться на родине. Для этого верное средство — женитьба.
Воевода Ян Данилович, к дочери которого Сапега посватался, дал отказ. Николай послал сватов к наследнице виленского кастеляна Геронима Ходкевича, и тоже неудачно. Наш герой пишет в отчаянии: «Аддам зямлю ў арэнду і выеду за мяжу, абы з братамі разлічыцца». Была надежда получить с помощью Льва Сапеги должность мечника литовского, которая освободилась после смерти Яна Халецкого, но и здесь разочарование. Николаю, человеку, по сути, приезжему и никак себя на родине не зарекомендовавшему, досталась только должность королевского секретаря.
Наконец, в 1616 году Николай женится — на Ядвиге Анне Войнянке, дочери литовского подскарбия. Жизнь налаживается. Сапега делает карьеру, его избирают депутатом на сеймы, в Трибунал. Потихоньку завоевывается авторитет, прирастают звания...
И вот тут начинается легенда. Да еще какая: о ней снят фильм, поставлены спектакли, Зофья Коссак-Щуцкая, героиня Сопротивления, написала роман «Благословенная вина».
Сюжет таков. В своем имении Кодень Николай Сапега начинает строить костел Святой Анны. Каменный, по образу базилики Святого Петра в Риме. Но сваливается от страшной болезни. У него судорги, тело почти парализовано, интерес к жизни пропал. Конечно, подозревают чародейство. Тогда жена грузит Николая в карету, и отправляются они в далекое паломничество в Рим.
Нелегкая дорога преодолена. Знатного больного изъявляет желание принять у себя сам Папа Римский Урбан VIII. Во время этой аудиенции Николай Сапега и увидел чудесную икону Матери Божией Гваделупской. Икона непростая — по преданию, ее написал в VI веке по заказу Папы Римского Григория Великого монах Августин Кентерберийский со скульптуры Богоматери, исполненной самим апостолом Лукой. Легенда гласит, что именно молебен перед этой иконой и подарил Николаю чудесное исцеление.
Сапега сгорал от желания получить эту чудесную икону. Но Папа Римский просьбу отверг. Тогда, по легенде, Николай решился на преступление. Он подкупил костельного служку Батисто Корбино за пятьсот дукатов и украл вожделенный образ. Скрученное в трубочку драгоценное полотно отправилось на берега Буга кружным путем, через Загреб и Львов. Естественно, пропажа вызвала скандал. Подкупленного служку схватили, жестоко пытали. Узнав имя вора, приговорили соучастника к сожжению и, по одной из версий, таки сожгли.
Сапегу вызвали в Варшаву на суд нунция, папского представителя. Отлучили от костела, приговорили к году заключения в башне и, разумеется, икону обязали вернуть в Ватикан. Сапега уперся, объясняя свой поступок самыми благочестивыми намерениями: хотел подарить Отчизне реликвию, которых у нее мало. В Рим отправился его племянник Александр, чтобы вести переговоры о судьбах дяди и украденной святыни... Матерь Божия Гваделупская, однако, осталась в Кодени. Почему? Якобы Николай заслужил прощение Папы Римского, когда решительно выступил против женитьбы польского короля Владислава IV на протестантке герцогине Рейнской (по другим источникам — племяннице английского короля Карла I Елизавете, которая была лютеранкой).
Николай совершил пешее паломничество в Рим, где получил прощение. Тогда Папа Римский подарил ему вдобавок и мощи святого Каприция, и другие дары, а племянника Александра посвятил в сан священника.
Такую легенду распространял внук брата Николая Сапеги, великий канцлер литовский Ян Фредерик, написавший об этом целую брошюру. Поступок человека, решившегося на преступление, чтобы привезти соотечественникам чудодейственную святыню,— прекрасный сюжет. Писатели, художники, артисты рисуют Николая Сапегу человеком набожным, страстным и решительным...
Однако современный польский исследователь Анджей Рахуба, статьи которого вошли в фундаментальный труд «Гісторыя Сапегаў», считает, что дело было куда более прозаичным. В исторических источниках ему не удалось найти следов скандала с кражей иконы, что подтверждают и другие исследователи. Неизвестно о роли Сапеги в разрушении брака польского короля и протестантской принцессы. Рахуба вообще считает, что коденская икона создана в начале XVII века. Об этом свидетельствует орден Золотого Руна, изображенный на груди Богоматери, а он с образом Марии Гваделупской стал связываться не ранее 1597 года. Есть также панегирик ксендза Красуского, произнесенный над могилой жены Сапеги Анны Ядвиги из Войно, где говорится: «Ты далучыў у капліцы de nuestra Senora de Guadelupe жывую амаль рэліквію і цудоўным чынам з Іспаніі прывёз». Историк считает, что Сапега мог купить икону в Гваделупе, когда в 1612 году путешествовал по Испании.
После смерти Николая Сапеги скандал вокруг его женитьбы продолжался. Перед смертью Николай успел переписать завещание. Однако часть владений все же оставил легкомысленной молодой жене. Его дети начали судиться с мачехой за наследство. Альжбета после смерти мужа все контакты с Сапегами прервала, уехала на Подолье, вышла впоследствии замуж, и от ее имени судилась мать Марианна Богуцкая. Сохранились сведения, что 24 марта 1644 года братья Сапеги захватили Кодень, которая по завещанию переходила мачехе. Судебный процесс длился пять лет. Кончилось тем, что дети Николая оставили себе Кодень, выплатив вдове 43 000 золотых.
Кодень утратила статус города после того, как жители приняли участие в восстании 1863—1864 годов. Икону тогда в наказание мятежному поселению вывезли в Ченстохов. Она вернулась в храм, построенный Николаем Сапегой, в 1927 году, где и пребывает до сих пор.
Сапега завещал похоронить себя в том же храме, под плитой из красного гранита, без всякой надписи, чтобы прихожане могли по ней свободно ходить.
Вот такое смирение...
ТАЙНЫ СЕМЕЙНЫХ ДИАРИУШЕЙ.
ФИЛИПП ОБУХОВИЧ (1600—1656),
МИХАЛ ОБУХОВИЧ (?—1668),
ТЕОДОР ОБУХОВИЧ (1642—1707)
Год 1669. Апрель. Невеселая кавалькада выезжает за границы Речи Посполитой. За каретой с королевскими гербами следуют молодые всадники. Среди них можно узнать шляхтичей древних родов Иеронима Сангушко, Матея Марковского, Иеронима Петриковского, Стефана Шумовского, Франтишка Денгофа, Теодора Обуховича. Вопреки обычному они не переговариваются, никто не напевает... Понурены их головы в шапках с великолепной меховой опушкой, с гузами — драгоценными камнями в аграфах... Впрочем, кое-кто из них, наверное, горделиво поднял голову, показывая, что настоящего шляхтича ничем не сломить! Это покидает разоренное, раздираемое войнами и крестьянскими восстаниями королевство отрекшийся от престола и овдовевший король Ян Казимир Ваза.
Никто из подданных, собственно, особо не переживает. Сей монарх, «суровый интроверт, лишенный харизматической жилки», в глазах историков спорит за звание самого неудачливого короля. Крайне амбициозный, он однажды отказался от звания кардинала иезуитского ордена только потому, что ему не разрешили украсить кардинальскую шапочку королевским гербом — не по уставу. Всю жизнь завидовал сводному брату Владиславу, чей трон и жену унаследовал. Да еще в молодости оспа изуродовала и без того непривлекательное лицо. Подданных своих Ян Казимир презирал. Любил французскую культуру и королеву, дочь герцога Шарля де Невера, которую за вмешательство в политику называли «маленьким эфиопом, оседлавшим слона». Хотя щуплого Яна Вазу, согласитесь, тяжело назвать слоном.
Теперь королевы нет в живых. Но ее родина готова приветливо принять бывшего польского короля...
А вот для придворных, живущих от монарших милостей, падение властелина — катастрофа. Особенно для такого, как двадцатишестилетний Теодор Обухович, младший сын великого писаря литовского, воеводы смоленского Филиппа Обуховича. Теодор при Яне Казимире прослужил двенадцать лет, то есть с четырнадцатилетнего возраста. Неудивительно. Именно Филиппу Обуховичу выпала честь руководить сеймом, где Ян Казимир был избран королем, и возвестить результаты голосования. Так что обоих сыновей пристроил при короле «пакаёвымі».
Есть и еще у молодого шляхтича поводы для переживаний. Отец стал главным героем «Ліста да Абуховіча», который ходит по рукам. На сочном белорусском языке автор письма (предполагается, что это новогрудский шляхтич Иван Циприан Комуняка) поносит воеводу смоленского Обуховича, который сдал город российскому войску из-за своей никчемности и жадности. Красиво говорить на сеймах умеет, а сам унаследовал все пороки своего рода. Дед Филиппа брал взятки, когда был «генералом» в Мозыре, отец, мозырский судья, «у каго больш браў — таго добра судзіў». «Лепей было, пане Филипе, седзець табе у Липе. Увалявся есть в великую славу, як свиня у грась»,— делает вывод автор письма (Липа — родовое имение Обуховичей под Несвижем).
Вся Речь Посполитая зачитывалась письмом, которое сегодня входит во все хрестоматии древней белорусской литературы. Филиппа Обуховича король-то оправдал за сдачу Смоленска, но репутация была уничтожена. Тем более в письме ему приписывалась взятка от московцев в количестве трехсот возов. Попробуй докажи, что их не было!
Поделиться книгой: