66. ЛУТКОВСКОМУ
Влюбился я, полковник мой,В твои военные рассказы:Проказы жизни боевой – Никак, весёлые проказы!Не презрю я в душе моейСудьбою мирного лентяя;Но мне война ещё милей,И я люблю, тебе внимая,Жужжанье пуль и звук мечей.Как сердце жаждет бранной славы,Как дух кипит, когда поройМне хвалит ратные забавыМой беззаботливый герой!Прекрасный вид! В веселье дикомВы мчитесь грозно… дым и гром!Бегущий враг покрыт стыдом,И страшный бой с победным кликомВы запиваете вином!А епендорфские трофеи?Проказник, счастливый вполне,С весёлым сыном ЦитереиТы дружно жил и на войне!Стоят враги толпою жаднойКругом окопов городских;Ты, воин мой, защитник их;С тобой семьёю безотраднойТолпа красавиц молодых.Ты сна не знаешь; чуть проглянулДень лучезарный сквозь туман,Уж рыцарь мой на вражий станС дружиной быстрою нагрянул:Врагам иль смерть, иль строгий плен!Меж тем красавицы младыеПришли толпой с высоких стенГлядеть на игры боевые;Сраженья вид ужасен им,Дивятся подвигам твоим,Шлют к небу тёплые молитвы:Да возвратится невредимЛюбезный воин с лютой битвы!О! кто бы жадно не купилМолитвы сей покоем, кровью!Но ты не раз увенчан былИ бранной славой, и любовью.Когда ж певцу дозволит рокУзнать, как ты, веселье бояИ заслужить хотя листокИз лавров милого героя?{1823}
67
Притворной нежности не требуй от меня:Я сердца моего не скрою хлад печальный.Ты права, в нем уж нет прекрасного огняМоей любви первоначальной.Напрасно я себе на память приводилИ милый образ твой, и прежние мечтанья:Безжизненны мои воспоминанья,Я клятвы дал, но дал их свыше сил.Я не пленён красавицей другою,Мечты ревнивые от сердца удали;Но годы долгие в разлуке протекли,Но в бурях жизненных развлёкся я душою.Уж ты жила неверной тенью в ней;Уже к тебе взывал я редко, принужденно,И пламень мой, слабея постепенно,Собою сам погас в душе моей.Верь, жалок я один. Душа любви желает,Но я любить не буду вновь,Вновь не забудусь я: вполне упоеваетНас только первая любовь.Грущу я, но и грусть минует, знаменуяСудьбины полную победу надо мной.Кто знает? Мнением сольюся я с толпой;Подругу без любви – кто знает? – изберу я.На брак обдуманный я руку ей подамИ в храме стану рядом с нею,Невинной, преданной, быть может, лучшим снам,И назову её моею;И весть к тебе придёт, но не завидуй нам:Обмена тайных дум не будет между нами,Душевным прихотям мы воли не дадим,Мы не сердца под брачными венцами,Мы жребии свои соединим.Прощай! Мы долго шли дорогою одною;Путь новый я избрал, путь новый избери;Печаль бесплодную рассудком усмириИ не вступай, молю, в напрасный суд со мною.Не властны мы в самих себеИ, в молодые наши леты,Даём поспешные обеты,Смешные, может быть, всевидящей судьбе.{1823}, {1832}
68. Г<НЕДИ>ЧУ
Враг суетных утех и враг утех позорных,Не уважаешь ты безделок стихотворных;Не угодит тебе сладчайший из певцовРазвратной прелестью изнеженных стихов:Возвышенную цель поэт избрать обязан.К блестящим шалостям, как прежде, не привязан,Я правилам твоим последовать бы мог,Но ты ли мне велишь оставить мирный слогИ, едкой желчию напитывая строки,Сатирою восстать на глупость и пороки?Миролюбивый нрав дала судьбина мне,И счастья моего искал я в тишине;Зачем я удалюсь от столь разумной цели?И, звуки лёгкие затейливой свирелиВ неугомонный лай неловко превратя,Зачем себе врагов наделаю шутя?Страшусь их множества и злобы их опасной.Полезен обществу сатирик беспристрастный;Дыша любовию к согражданам своим,На их дурачества он жалуется им:То, укоризнами восстав на злодеянье,Его приводит он в благое содроганье,То едкой силою забавного словцаСмиряет попыхи надутого глупца;Он нравов опекун и вместе правды воин.Всё так; но кто владеть пером его достоин?Острот затейливых, насмешек едких дар,Язвительных стихов какой-то злобный жарИ их старательно подобранные звуки – За беспристрастие забавные поруки!Но если полную свободу мне дадут,Того ль я устрашу, кому не страшен суд,Кто в сердце должного укора не находит,Кого и божий гнев в заботу не приводит,Кого не оскорбит язвительный язык!Он совесть усыпил, к позору он привык.Но слушай: человек, всегда корысти жадный,Берётся ли за труд, наверно безнаградный?Купец расчётливый из добрых барышейВверяет корабли случайности морей;Из платы, отогнав сладчайшую дремоту,Подёнщик до зари выходит на работу;На славу громкую надеждою согрет,В трудах возвышенных возвышенный поэт.Но рвенью моему что будет воздаяньем:Не слава ль громкая? Я беден дарованьем.Стараясь в некий ум соотчичей привесть,Я благодарность их мечтал бы приобресть,Но, право, смысла нет во слове «благодарность»,Хоть нам и нравится его высокопарность.Когда сей редкий муж, вельможа-гражданин,От века сих вельмож оставшийся один,Но смело дух его хранивший в веке новом,Обширный разумом и сильный, громкий словом,Любовью к истине и к родине горя,В советах не робел оспоривать царя;Когда, к прекрасному влечению послушный,Внимать ему любил монарх великодушный,Из благодарности о нём у тех и техКакие толки шли? – «Кричит он громче всех,О благе общества как будто бы хлопочет,А, право, риторством похвастать больше хочет;Катоном смотрит он, но тонкого льстецаОт нас не утаит под строгостью лица».Так лучшим подвигам людское развращеньеПридумать силится дурное побужденье;Так, исключительно посредственность любя,Спешит высокое унизить до себя;Так самых доблестей завистливо трепещетИ, чтоб не верить им, на оные клевещет!……Нет, нет! разумный муж идёт путем инымИ, снисходительный к дурачествам людским,Не выставляет их, но сносит благонравно;Он не пытается, уверенный забавноВо всемогуществе болтанья своего,Им в людях изменить людское естество.Из нас, я думаю, не скажет ни единыйОсине: дубом будь, иль дубу – будь осиной;Меж тем как странны мы! Меж тем любой из насПереиначить свет задумывал не раз.1823, {1826}
69
Мы пьём в любви отраву сладкую,Но всё отраву пьём мы в ней,И платим мы за радость краткуюЕй безвесельем долгих дней.Огонь любви, огонь живительный, —Все говорят, – но что мы зрим?Опустошает, разрушительный,Он душу, объятую им!Кто заглушит воспоминанияО днях блаженства и страдания,О чудных днях твоих, любовь?Тогда я ожил бы для радости,Для снов златых цветущей младостиТебе открыл бы душу вновь.{1824}
70. АВРОРЕ Ш<ЕРНВАЛЬ>
Выдь, дохни нам упоеньем,Сименница зари;Всех румяным появленьемОживи и озари!Пылкий юноша не сводитВзоров с милой и поройМыслит с тихою тоской:«Для кого она выводитСолнце счастья за собой?»{1824}
71
Я безрассуден – и не диво!Но рассудителен ли ты,Всегда преследуя ревнивоМои любимые мечты?«Не для неё прямое чувство:Одно коварное искусствоЯ вижу в Делии твоей;Не верь прелестнице лукавой!Самолюбивою забавойТвои восторги служат ей».Не обнаружу я досады,И проницательность твояХвалы достойна, верю я,Но не находит в ней отрадыДуша смятенная моя.Я вспоминаю голос нежныйШалуньи ласковой моей,Речей открытых склад небрежный,Огонь ланит, огонь очей;Я вспоминаю день разлуки,Последний долгий разговорИ, полный неги, полный муки,На мне покоившийся взор;Я перечитываю строки,Где, увлечения полна,В любви счастливые урокиМне самому даёт она,И говорю в тоске глубокой:«Ужель обманут я жестокой?Или всё, всё в безумном снеБезумно чудилося мне?О, страшно мне разуверенье,И об одном мольба моя:Да вечным будет заблужденье,Да век безумцем буду я…»Когда же с верою напраснойВзываю я к судьбе глухойИ вскоре опыт роковойОчам доставит свет ужасный,Пойду я странником тогдаНа край земли, туда, туда,Где вечный холод обитает,Где поневоле стынет кровь,Где, может быть, сама любовьВ озяблом сердце потухает…Иль нет: подумавши путём,Останусь я в углу своём,Скажу, вздохнув: «Горюн неловкой!Грусть простодушная смешна;Не лучше ль плутом быть с плутовкой,Шутить любовью, как она?Я об обманщице тоскую.Как здравым смыслом я убог!Ужель обманщицу другуюМне не пошлёт в отраду Бог?»{1824}
72
В глуши лесов счастлив один,Другой страдает на престоле;На высоте земных судьбинИ в незаметной, низкой долеВсех благ возможных тот достиг,Кто дух судьбы своей постиг.Мы все блаженствуем равно,Но все блаженствуем различно;Уделом нашим решено,Как наслаждаться им прилично,И кто нам лучший дал совет – Иль Эпикур, иль Эпиктет?Меня тягчил печалей груз,Но не упал я перед роком,Нашёл отраду в песнях музИ в равнодушии высоком,И светом презренный уделОблагородить я умел.Хвала вам, боги! Предо мнойВы оправдалися отныне!Готов я с бодрою душойНа всё угодное судьбине,И никогда сей лиры гласНе оскорбит роптаньем вас!{1824}
73. ЧЕРЕП
Усопший брат! кто сон твой возмутил?Кто пренебрёг святынею могильной?В разрытый дом к тебе я нисходил,Я в руки брал твой череп жёлтый, пыльный!Ещё носил волос остатки он;Я зрел на нём ход постепенный тленья.Ужасный вид! Как сильно поражёнИм мыслящий наследник разрушенья!Со мной толпа безумцев молодыхНад ямою безумно хохотала;Когда б тогда, когда б в руках моихГлава твоя внезапно провещала!Когда б она цветущим, пылким намИ каждый час грозимым смертным часомВсе истины, известные гробам,Произнесла своим бесстрастным гласом!Что говорю? Стократно благ закон,Молчаньем ей уста запечатлевший;Обычай прав, усопших важный сонНам почитать издревле повелевший,Живи живой, спокойно тлей мертвец!Всесильного ничтожное созданье,О человек! Уверься наконец:Не для тебя ни мудрость, ни всезнанье!Нам надобны и страсти и мечты,В них бытия условие и пища:Не подчинишь одним законам тыИ света шум и тишину кладбища!Природных чувств мудрец не заглушитИ от гробов ответа не получит:Пусть радости живущим жизнь дарит,А смерть сама их умереть научит.{1824}, {1826}
74
Решительно печальных строк моихНе хочешь ты ответом удостоить;Не тронулась ты нежным чувством ихИ презрела мне сердце успокоить!Не оживу я в памяти твоей,Не вымолю прощенья у жестокой!Виновен я: я был неверен ей;Нет жалости к тоске моей глубокой!Виновен я: я славил жён других…Так! но когда их слух предубеждённыйЯ обольщал игрою струн моих,К тебе летел я думой умилённой,Тебя я пел под именами их.Виновен я: на балах городских,Среди толпы, весельем оживлённой,При гуле струн, в безумном вальсе мчаТо Делию, то Дафну, то ЛилетуИ всем троим готовый сгорячаПроизнести по страстному обету,Касаяся душистых их кудрейЛицом моим, объемля жадной дланьюИх стройный стан, – так! в памяти моейУж не было подруги прежних дней,И предан был я новому мечтанью!Но к ним ли я любовию пылал?Нет, милая! когда в уединеньеСебя потом я тихо поверял,Их находя в моём воображенье,Тебя одну я в сердце обретал!Приветливых, послушных без ужимок,Улыбчивых для шалости младой,Из-за угла пафосских пилигримокЯ сторожил вечернею порой;На миг один их своевольный пленник,Я только был шалун, а не изменник.Нет! более надменна, чем нежна,Ты всё ещё обид своих полна…Прости ж навек! Но знай, что двух виновных,Не одного, найдутся именаВ стихах моих, в преданиях любовных.{1824}, {1826}
75. БОГДАНОВИЧУ
В садах Элизия, у вод счастливой Леты,Где благоденствуют отжившие поэты,О Душенькин поэт, прими мои стихи!Никак в писатели попал я за грехиИ, надоев живым посланьями своими,Несчастным мертвецам скучать решаюсь ими.Нет нужды до того! Хочу в досужный часС тобой поговорить про русский наш Парнас,С тобой, поэт живой, затейливый и нежный,Всегда пленительный, хоть несколько небрежный,Чертам заметнейшим лукавой остротыДающий милый вид сердечной простотыИ часто, наготу рисуя нам бесчинно,Почти бесстыдным быть умеющий невинно.Не хладной шалостью, но сердцем внушена,Весёлость ясная в стихах твоих видна;Мечты игривые тобою были петы.В печаль влюбились мы. Новейшие поэтыНе улыбаются в творениях своих,И на лице земли всё как-то не по них.Ну что ж? Поклон, да вон! Увы, не в этом дело:Ни жить им, ни писать ещё не надоело,И правду без затей сказать тебе пора:Пристала к музам их немецких муз хандра.Жуковский виноват: он первый между намиВошёл в содружество с германскими певцамиИ стал передавать, забывши божий страх,Жизнехуленья их в пленительных стихах.Прости ему господь! Но что же! все маракиУдарились потом в задумчивые враки,У всех унынием оделося чело,Душа увянула и сердце отцвело.«Как терпит публика безумие такое?» – Ты спросишь? Публике наскучило простое,Мудреное теперь любезно для неё:У века дряхлого испортилось чутьё.Ты в лучшем веке жил. Не столько просвещённый,Являл он бодрый ум и вкус неразвращённый,Венцы свои дарил, без вычур толковит,Он только истинным любимцам Аонид.Но нет явления без творческой причины:Сей благодатный век был век Екатерины!Она любила муз, и ты ли позабыл,Кто «Душеньку» твою всех прежде оценил?Я думаю, в садах, где свет бессмертья блещет,Поныне тень твоя от радости трепещет,Воспоминая день, сей день, когда певца,Ещё за милый труд не ждавшего венца,Она, друзья её достойно наградилиИ, скромного, его так лестно изумили,Страницы «Душеньки» читая наизусть.Сердца завистников стеснила злая грусть,И на другой же день расспросы о поэтеИ похвалы ему жужжали в модном свете.Кто вкуса божеством служил теперь бы нам?Кто в наши времена, и прозе и стихамПровозглашая суд разборчивый и правый,Заведовать бы мог парнасскою управой?О, добрый наш народ имеет для тогоОсобенных судей, которые егоВ листах условленных и в цену приведенныхСнабжают мнением о книгах современных!Дарует между нас и славу и позорТорговой логики смышлёный приговор.О наших судиях не смею молвить слова,Но слушай, как честят они один другого:Товарищ каждого – глупец, невежда, враль;Поверить надо им, хотя поверить жаль.Как быть писателю? В пустыне благодатной,Забывши модный свет, забывши свет печатный,Как ты, философ мой, таиться без греха,Избрать в советники кота и петухаИ, в тишине трудясь для собственного чувства,В искусстве находить возмездие искусства!Так, веку вопреки, в сей самый век у насСладко поющих лир порою слышен глас,Благоуханный дым от жертвы бескорыстной!Так нежный Батюшков, Жуковский живописный,Неподражаемый, и целую ордуЗлых подражателей родивший на беду,Так Пушкин молодой, сей ветреник блестящий,Всё под пером своим шутя животворящий(Тебе, я думаю, знаком довольно он:Недавно от него товарищ твой НазонПосланье получил), любимцы вдохновенья,Не могут поделить сердечного влеченьяИ между нас поют, как некогда ОрфейМежду мохнатых пел, по вере старых дней.Бессмертие в веках им будет воздаяньем!А я, владеющий убогим дарованьем,Но рвением горя полезным быть и им.Я правды красоту даю стихам моим,Желаю доказать людских сует ничтожностьИ хладной мудрости высокую возможность.Что мыслю, то пишу. Когда-то веселейЯ славил на заре своих цветущих днейЗаконы сладкие любви и наслажденья.Другие времена, другие вдохновенья;Теперь важней мой ум, зрелее мысль моя.Опять, когда умру, повеселею я;Тогда беспечных муз беспечного питомцаПрими, философ мой, как старого знакомца.Между январем и июнем 1824
76
Мне с упоением заметнымГлаза поднять на вас беда:Вы их встречаете всегдаС лицом сердитым, неприветным.Я полон страстною тоской,Но нет! рассудка не забудуИ на нескромный пламень мойОтвета требовать не буду.Не терпит бог младых проказЛанит увядших, впалых глаз.Надежды были бы напрасны,И к вам не ими я влеком.Любуюсь вами, как цветком,И счастлив тем, что вы прекрасны.Когда я в очи вам гляжу,Предавшись нежному томленью,Слегка о прошлом я тужу,Но рад, что сердце нахожуЕщё способным к упоенью.Меж мудрецами был чудак:«Я мыслю, – пишет он, – итак,Я, несомненно, существую».Нет! любишь ты, и потомуТы существуешь, – я поймуСкорее истину такую.Огнём, похищенным с небес,Япетов сын (гласит преданье)Одушевил своё созданье,И наказал его ЗевесНеумолимый, ПрометеяК скалам Кавказа приковал,И сердце вран ему клевал;Но, дерзость жертвы разумея,Кто приговор не осуждал?В огне волшебных ваших взоровЯ занял сердца бытие:Ваш гнев достойнее укоров,Чем преступление мое,Но не сержусь я, шутка водитМоим догадливым пером.Я захожу в ваш милый дом,Как вольнодумец в храм заходит.Душою праздный с давних пор,Ещё твержу любовный вздор,Ещё беру прельщенья меры,Как по привычке прежних днейОн ароматы жжёт без верыБогам, чужим душе своей.Между январем и июнем 1824
77
Взгляни на звезды: много звездВ безмолвии ночномГорит, блестит кругом луныНа небе голубом.Взгляни на звезды: между нихМилее всех одна!За что же? Ранее встает,Ярчей горит она?Нет! утешает свет еёРасставшихся друзей:Их взоры, в синей вышине,Встречаются на ней.Она на небе чуть видна,Но с думою глядит,Но взору шлёт ответный взорИ нежностью горит.С неё в лазоревую ночьНе сводим мы очес,И провожаем мы еёНа небо и с небес.Себе звезду избрал ли ты?В безмолвии ночномИх много блещет и горитНа небе голубом.Не первой вставшей сердце вверьИ, суетный в любви,Не лучезарнейшую всехСвоею назови.Ту назови своей звездой,Что с думою глядит,И взору шлёт ответный взор,И нежностью горит.Июль – начало августа 1824
78. НЕВЕСТЕ
А. Я. Васильевой
Не раз Гимена клеветали:Его бездушным торговцем,Брюзгой, ленивцем и глупцомПопеременно называли.Как свет его ни назови,У вас он будет, без сомненья,Достойным сыном уваженьяИ братом пламенной любви!1824 Роченсальм
79
Завыла буря; хлябь морскаяКлокочет и ревёт, и чёрные валыИдут, до неба восставая,Бьют, гневно пеняся, в прибрежные скалы.Чья неприязненная сила,Чья своевольная рукаСгустила в тучи облакаИ на краю небес ненастье зародила?Кто, возмутив природы чин,Горами влажными на землю гонит море?Не тот ли злобный дух, геенны властелин,Что по вселенной розлил горе,Что человека подчинилЖеланьям, немощи, страстям и разрушеньюИ на творенье ополчилВсе силы, данные творенью?Земля трепещет перед ним:Он небо заслонил огромными крыламиИ двигает ревущими водами,Бунтующим могуществом своим.Когда придёт желанное мгновенье?Когда волнам твоим я вверюсь, океан?Но знай: красой далеких странНе очаровано моё воображенье.Под небом лучшим обрестиЯ лучшей доли не сумею;Вновь не смогу душой моеюВ краю цветущем расцвести.Меж тем от прихоти судьбины,Меж тем от медленной отравы бытия,В покое раболепном яЖдать не хочу своей кончины;На яростных волнах, в борьбе со гневом ихОна отраднее гордыне человека!Как жаждал радостей младыхЯ на заре младого века,Так ныне, океан, я жажду бурь твоих!Волнуйся, восставай на каменные грани;Он веселит меня, твой грозный, дикий рев,Как зов к давно желанной брани,Как мощного врага мне чем-то лестный гнев.1824
80. ЛЕДА
В стране роскошной, благодатной,Где Евротейский древний токСреди долины ароматнойКатится светел и широк,Вдоль брега Леда молодая,Ещё не мысля, но мечтая,Стопами тихими брела.Уж близок полдень; небо знойно;Кругом всё пусто, всё спокойно;Река прохладна и светла;Брега стрегут кусты густые…Покровы пали на цветы,И Леды прелести нагиеПрозрачной влагой приняты.Легко возлегшая на волны,Легко скользит по ним она;Роскошно пенясь, перси полныЛобзает жадная волна.Но зашумел тростник прибрежный,И лебедь стройный, белоснежныйИз-за него явился ей.Сначала он, чуть зримый оком,Блуждает в оплыве широкомКругом возлюбленной своей,В пучине часто исчезает,Но, сокрываяся от глаз,Из вод глубоких выплываетВсё ближе к милой каждый раз.И вот плывёт он рядом с нею.Ей смелость лебедя мила,Рукою нежною своеюЕго осанистую шеюМладая дева обняла;Он жмется к деве, он украдкойЕй перси нежные клюёт;Он в песне радостной и сладкойКак бы красы её поёт,Как бы поёт живую негу!Меж тем влечёт её ко брегу.Выходит на берег она;Устав, в тени густого древаНа мураву ложится дева,На длань главою склонена.Меж тем не дремлет лебедь страстный;Он на коленях у прекраснойНашёл убежище своё;Он сладкозвучно воздыхает,Он важным клёвом вопрошаетУста невинные её…В изнемогающую девуОгонь желания проник:Уста раскрылись; томно клевуУже ответствует язык;Уж на глаза с живым томленьемНабросив пышные власы,Она нечаянным движеньемРаскрыла все свои красы…Приют свой прежний покидаетТогда нескромный лебедь мой;Он томно шею обвиваетВкруг шеи девы молодой:Его напрасно отклоняетОна дрожащею рукой:Он завладел – Затрепетал крылами он, —И вырывается у ЛедыИ детства крик, и неги стон.1824
81
Мила, как грация, скромна,Как Сандрильона;Подобно ей, красой онаДостойна трона.Приятна лира ей моя;Но что мне в этом?Быть королём желал бы я,А не поэтом.1824
82. ЭПИГРАММА
Свои стишки Тощёв-пиитПокроем Пушкина кроит,Но славы громкой не получит,И я котёнка вижу в нём,Который, право, не путёмНа голос лебедя мяучит.1824?
83
Как много ты в немного днейПрожить, прочувствовать успела!В мятежном пламени страстейКак страшно ты перегорела!Раба томительной мечты!В тоске душевной пустоты,Чего ещё душою хочешь?Как Магдалина, плачешь ты,И, как русалка, ты хохочешь!Конец 1824 – начало 1825
84
Очарованье красотыВ тебе не страшно нам:Не будишь нас, как солнце, тыК мятежным суетам;От дольней жизни, как луна,Манишь за край земной,И при тебе душа полнаСвященной тишиной.1824 или 1825
85
Когда взойдёт денница золотая,Горит эфир,И ото сна встает, благоухая,Цветущий мир,И славит всё существованья сладость, —С душой твоейЧто в пору ту, скажи: живая радость,Тоска ли в ней?Когда на дев цветущих и приветных,Перед тобойМелькающих в одеждах разноцветных,Глядишь порой,Глядишь и пьёшь их томных взоров сладость, —С душой твоейЧто в пору ту, скажи: живая радость,Тоска ли в ней?Страдаю я! Из-за дубравы дальнейВзойдёт заря,Мир озарит, души моей печальнойНе озаря.Будь новый день любимцу счастья в сладость!Душе моейПротивен он! Что прежде было в радость,То в муку ей.Что красоты, почти всегда лукавой,Мне долгий взор?Обманчив он! Знаком с его отравойЯ с давних пор.Обманчив он! Его живая сладостьДуше моейСтрашна теперь! Что прежде было в радость,То в муку ей.1824 или 1825
86
Идиллик новый на искусПредставлен был пред Аполлона,«Как пишет он? – спросил у музБог беспристрастный Геликона. —Никак, негодный он поэт?»– «Нельзя сказать». – «С талантом?» – «Нет:Ошибок важных, правда, мало,Да пишет он довольно вяло».– «Я понял вас – в суде моёмНе озабочусь я нисколько;Вперед ни слова мне о нём.Из списков выключить – и только».1824 или 1825
87
Рука с рукой Веселье, ГореПошли дорогой бытия;Но что? Поссорилися вскореВо всём несходные друзья!Лишь перекрёсток улучили,Друг другу молвили: «Прости!»,Недолго розно побродили,Чрез день сошлись – в конце пути!{1825}
88. ЗАПРОС М<УХАНО>ВУ
Что скажет другу своемуЛюбовник пламенный Авроры?Сияли ль счастием емуЕё застенчивые взоры?Любви заботою полна,Огнём очей, ланит пыланьемИ персей томных волнованьемБыла ль прямой зарёй онаИль только северным сияньем?{1825}
89
В дорогу жизни снаряжаяСвоих сынов, безумцев нас,Снов золотых судьба благаяДаёт известный нам запас:Нас быстро годы почтовыеС корчмы довозят до корчмы,И снами теми путевыеПрогоны жизни платим мы.{1825}
90
В борьбе с тяжелою судьбойЯ только пел мои печали:Стихи холодные дышалиДуши холодною тоской.Когда б тогда вы мне предстали,Быть может, грустный мой уделВы облегчили б. Нет! едва ли!Но я бы пламеннее пел.{1825}
91
Она придёт! К её устамПрижмусь устами я моими;Приют укромный будет намПод сими вязами густыми!Волненьем страстным я томим,Но близ любезной укротимЖеланий пылких нетерпенье:Мы ими счастию вредимИ сокращаем наслажденье.{1825}
92
Взгляни на лик холодный сей,Взгляни: в нём жизни нет;Но как на нём былых страстейЕщё заметен след!Так ярый ток, оледенев,Над бездною висит,Утратив прежний грозный рев,Храня движенья вид.Январь? 1825
93. К Д<ЕЛЬВИГУ> НА ДРУГОЙ ДЕНЬ ПОСЛЕ ЕГО ЖЕНИТЬБЫ
Ты распрощался с братством шумнымБесстыдных, бешеных, но добрых шалунов,С бесчинством дружеским весёлых их пировИ с нашим счастьем вольнодумнымБлаговоспитанный, степенный ГименейПристойно заменил проказника Амура,И ветреных подруг, и ветреных друзей,И сластолюбца Эпикура.Теперь для двух коварных глазВоздержным будешь ты, смешным и постоянным;Спасайся, милый!.. Но подчасНе позавидуй окаянным!31 октября 1825
94. Д. ДАВЫДОВУ
Пока с восторгом я умеюВнимать рассказу славных дел,Любовью к чести пламенеюИ к песням муз не охладел,Покуда русский я душою,Забуду ль о счастливом дне,Когда приятельской рукоюПожал Давыдов руку мне!О ты, который в пыл сраженийПолки лихие бурно мчалИ гласом бранных песнопенийСердца бесстрашных волновал!Так, так! покуда сердце живоИ трепетать ему не лень,В воспоминанье горделивоХранить я буду оный день!Клянусь, Давыдов благородный,Я в том отчизною свободной,Твоею лирой боевойИ в славный год войны народнойВ народе славной бородой!Ноябрь 1825
95. К АННЕТЕ
Когда Климена подарилаНа память это мне кольцо,Её умильное лицо,Её улыбка говорила:«Оно твоё; когда-нибудьСама и вся твоей я буду;Лишь ты меня не позабудь,А я тебя не позабуду!»И через день я был забыт.Теперь кольцо её, Аннета,Твой вечный друг тебе дарит.Увы, недобрая приметаТебя, быть может, поразит!Но неспособен я к измене, —Носи его и не тужи,А в оправдание КлименеЕё обеты мне сдержи!1825
96
Поверь, мой милый! твой поэтТебе соперник не опасный!Он на закате юных лет,На утренней заре ты юности прекрасной.Живого чувства полный взгляд,Уста цветущие, румяные ланитыВлюблённых песенок сильнее говорятС душой догадливой Хариты.Когда с тобой наединеПорой красавица стихи мои похвалит,Тебя напрасно опечалитЕё внимание ко мне:Она торопит пробужденьеМладого сердца твоегоИ вынуждает у негоСвидетельство любви, ревнивое мученье.Что доброго в моей судьбеИ что я приобрел, красавиц воспевая?Одно: моим стихом Харита молодая,Быть может, выразит любовь свою к тебе!Счастливый баловень Киприды!Знай сердце женское, о! знай его вернейИ за притворные обидыЛишь плату требовать умей!А мне, мне предоставь таить огонь бесплодный,Рождённый иногда воззреньем красоты,Умом оспоривать сердечные мечтыИ чувство прикрывать улыбкою холодной.1825
97. ЭПИГРАММА
«Что ни болтай, а я великий муж!Был воином, носил недаром шпагу;Как секретарь, судебную бумагуВам начерню, перебелю; к тому ж,Я знаю свет, – держусь Христа и беса,С ханжой ханжа, с повесою повеса;В одном лице могу все лица яПредставить вам!» – «Хотя под старость века,Фаддей, мой друг, Фаддей, душа моя,Представь лицо честного человека».{1826}
98
Тебе я младость шаловливу,О сын Венеры! посвятил;Меня ты плохо наградил – Дал мало сердцу на разживу!Подобно мне любил ли кто?И что ж я вспомню, не тоскуя?Два, три, четыре поцелуя!..Быть так; спасибо и за то.{1826}