Евгения: В Югославию обычно задавали: «из чего она состоит?», — «из нескольких государств объединили». Меня спросили: «почему вы хотите съездить в Югославию?», — я говорю: «потому что у меня мама была, освобождала Югославию, участвовала в боях, и она видела Белград разбитый, и когда она мне говорила: «я б сейчас поехала и посмотрела всю эту красоту», тогда была красота, а сейчас ещё больше ведь, всё восстановлено», — «всё, вопросов больше нет!», — мне сказали, — «езжайте!». Теперь, значит, мне звонят: «вы знаете что?», — кому-то мою путёвку отдали по блату. Ну, не сказали, что по блату, а что, значит: «вам не хватило», — то есть мне сначала «хватило», а теперь нет. Ну, всё. Теперь остаётся неделя отпуска оставшегося, мне звонят и говорят: «есть путёвка, горящая в Югославию, поедите?». Во-первых, я уже деньги все, как говорится, израсходовала, то, что я откладывала. Теперь у меня осталась неделя отпуска, меня никто с работы… Да, я не могу даже за счёт денег поехать, я же на отпускные должна была поехать. Я отказалась (смеётся). Так я никуда и не ездила.
Но люди ездили в Чехословакию, в Болгарию.
Валерий: Ездили члены партии, начальство, руководство, директора заводов, мастера, начальники цехов, врачу это редкость, редкостная удача, если врачу разрешали. Вы нахлебники, ничего не производите, от вас толку нет.
Евгения: По отпускным-то я хорошо укладывалась. Я же не все израсходовала бы, у меня же семья дома остаётся, двое детей и муж. Значит я на себя выделила часть, и мне бы хватило съездить в эту Югославию. Но не судьба, значит, не судьба.
А так мы сами ездили на юг, потому что сын очень болел, он всё время у нас болел.
Валерий: Кашлял, кашлял.
Евгения: И вот мы, значит, собрались. Дочь была маленькая, ей было 2,5, что ли, года. И мы вот первый раз поехали в Адлер. А там Псоу впадает река в Чёрное море, вода холодная-холодная. Идёт, купается, купается, а приехали с кашлем, с соплями, я смотрю и думаю: «Господи, что я буду делать с ребёнком, он же сейчас в этой ледяной воде купается». Всё! Ночь спал: ни кашля. Утром встал: ни соплей — ничего нету!
Поэтому вот, выделяли деньги, и мы ездили оздоравливать своих детей. Как отпускные, мы не могли накопить, скажем, в течение года какую-то сумму, это у нас не получалось.
Валерий: Всё расходовали, запасов не было.
Евгения: Да, мы жили от зарплаты до зарплаты. Вот отпускные, но по займам не ходили. Жили на то, что заработали.
Валерий: То есть на отпуск тебе зарплату дают, на эти деньги мы ездили. Получил 100 рублей, 20 рублей билет — и прекрасно (смеются).
Было и хорошее, было и не очень, было и плохое — везде так. Сейчас тоже неидеально.
И: А профсоюзы были?
Валерий: А как же? В профсоюз вступали, уже будучи студентами. Студенческий, потом врачебный профсоюз.
И: Туда все вступали?
Евгения: Все, все.
Валерий: Это приветствовалось, это даже была необходимость. Потому что платили взносы, содержали профсоюзные организации центральные.
И: А что делали профсоюзы? Отстаивали права?
Валерий: Ну, собрания были, обсуждения какие-то были.
Евгения: Путёвки давали только через профсоюз, если, скажем, куда-то ты ехал.
Валерий: Квартиры, путёвки — всё вот. Ну, врачам, конечно, квартиры не давали, но путёвки перепадали. Было собрание, заседание профсоюза. Какие-то вопросы решали, производственные.
Евгения: То есть о работе. Профсоюз — это о работе. Где ты работаешь. Вот, первая детская поликлиника, вот профсоюз первой детской поликлиники. Но это ячейка, а был, конечно, профсоюз медработников ещё, общий, это уж естественно. Там взносы были, но взносы маленькие. Даже у меня, по-моему, есть и книжка, если я её не выкинула уже, что профсоюзная… за какой-то месяц не заплатила, идёшь, платишь председателю профкома.
И: Как отнеслись к полёту Юрия Гагарина?
Евгения: Это было счастье.
Валерий: Дело было во время урока, на переменке вдруг пошло, друг другу рассказывают, рассказывают, один второму, третьему, сообщают. Что такое? Собрался народ, кучкуется. «В космос человек полетел!». Никто не верит: «да врёте!». «Как? Юрий Алексеевич Гагарин!», — «да не может быть! Хорош шутить!». Всё, потом включили динамики, радио, всё сообщают: «сделал один оборот и уже приземлился». Потом сообщили нам. Полетел, приземлился, всё нормально. Ой, герой космоса, конечно же. Тут же собрания провели, митинги в поддержку. На предприятиях были собрания, все люди поддерживали, плакаты вывешивали, потом, когда встречали Гагарина, по дороге, все люди выстроились, цветы ему кидали — было очень торжественно. Хрущёв его принял, поцеловал, обнял: «значит, вот наш человек, Америку сделаем!» (смеётся). Было очень весело, торжественно, было необычно, было фантастично, было удивительно просто.
Евгения: На улице люди встречались, обнимались, целовались, друг друга поздравляли. Это я вот помню в Уфе. Прям вот идёшь: «(восторженно) знаешь? Ты знаешь, что Гагарин в космосе?», — «да!».
И: Просто с незнакомыми людьми?
Евгения: Да! Это было счастье, даже не могли в себе держать это счастье. У вас-то маленький город, Октябрьский, а вот в Уфе люди выходили прям, выходили. Я говорю прямо: все обнимались. «Ты слышал?», — «слышал», — и опять обниматься и радоваться. Я до сих пор это помню.
Валерий: Он был лейтенантом. Когда стартовал, ему присвоили звание старшего лейтенанта, а когда он приземлился, стал капитаном. Вот сразу как перешагнул. А нет… он был старшим лейтенантом, когда взлетел, стал капитаном, а приземлился, ему майора присвоили.
Это была гордость. Мы сделали Америку!
Евгения: Вся страна ликовала! Это было такое чудо! Человек в космосе! Вернулся домой живым. Господи!.. Это вообще представить невозможно было.
Валерий: Хотя перед этим запускали спутники и собак запускали. Но это человек побывал. Была гордость за страну. Мечтали о Марсе, о других планетах, сколько разговоров было! Интересно было.
Евгения: Всё показывали по телевизору. Как он ездил по всем странам, все страны принимали его.
Валерий: Все ему давали свои высшие награды, вся грудь была в орденах, в медалях.
Евгения: Это было всеземное ликование.
Валерий: Его даже встретила Английская королева, и высший орден ему дали, рыцарский орден. Английская королева его лично обняла.
Евгения: Американцам, конечно, такое чудо не досталось.
Валерий: Да, они даже были не вторыми. Вторым был Герман Титов, вскоре полетел. А американцы через некоторое время только… это было чудо.
Евгения: Это было чудо для нашей страны, и для других, где побывал Юрий Алексеевич Гагарин. Море народу выходило на него посмотреть, и ликовали все.
Валерий: Это был энтузиазм. Всё, ещё ближе к коммунизму. Какие мы умные, какие мы развитые, какой у нас космос, какие у нас ракеты. Это гордость была за державу.
И: А были случаи, когда происходили стачки из-за национальности?
Валерий: Были случаи такие. Во времена Михал Сергеевича. Когда Азербайджан вдруг увидел, что сосед-то армянин. Какого хрена? Это наша республика! И люди как с ума посходили, совесть потеряли из-за этой Перестройки. И стали они друг друга вырезать. Армяне вырезали азербайджанцев, азербайджанцы — армян.
Евгения: В составе Азербайджана есть Нагорный Карабах.
Валерий: Дело даже не в Карабахе. Резали в Баку. В Баку даже войска вводили.
И: А почему, если страна одна, то почему такое?
Валерий: Понимаешь, когда делалась Перестройка, люди стали, значит, «свободно» говорить. В это время, в этот процесс, включились националисты, понимаешь? Они стали… митинги разрешили, свободу слова разрешили. А что такое свобода слова? Это выходишь на улицу и говоришь: «вот мы тут азербайджанцы, понимаешь ли, а тут армянин живёт, обжирает нашу страну. Какого хрена он тут живёт?». В своё время из Грузии выселили мусульман-грузин, назвали их турками-месхетинцами, выселили в Среднюю азию, в Узбекистан. Так они стали их вырезать, избивать: «пошли вон, вы грузины, такие-сякие». Эти турки-месхетинцы бедные, они приехали в Краснодарский край, там краснодарцы: «пошли вы нахрен, кто вы такие? Вы нам не нужны». Америка их забрала, в Калифорнии они поселились. Вражда развилась, страшный национализм. То есть самосознание такое: «я такой-то, мне никто не нужен». Так все оборзели. «Как это так? Русские в Казахстане живут, пошли вы нахрен, это наша страна!». Вот и всё. Особенно, когда отделились, всё, полностью.
И: То есть Перестройка — это была свобода слова…
Валерий: Да, условно собрались, стали создавать партии, многопартийную систему.
И: Это какой год примерно?
Валерий: Ну, 91-ый. Распад Союза, 90-91-ый, 89-ый. Всё это брожение пошло в народе.
Евгения: Тут ещё и потому, что магазины пустые.
Валерий: Чеченцы с ингушами, ингуши с карачаевцами. И пошло, и пошло, и пошло. А жили одним народом, вот бандеровцы стали просыпаться, тут же молдаване: «мы румыны, мы не молдаване. Зачем нам русский язык? Мы румыны». А прибалты первые поднялись: «вы нас оккупировали во время войны, мы не Россия, мы не Советский Союз, мы Запад» — и пошло дело, тоже войска вводили. Войска вводили в Прибалтику, в Грузию, в Тбилиси досталось им здорово, даже были случаи, когда лопатками сапёрными их убивали, Грузин, разгоняли демонстрации. Потом поняли, что бесполезно — вывели войска. Войска были, вводили в Казахстан, вводили в Азербайджан. А когда первым секретарём Казахской обком партии назначили русского, вообще они все, казахи, поднялись. Стали русских избивать. В итоге его убрали, казаха поставили, вот национализм воспрянул. Благодаря тому, что, во-первых, американцы поработали, националисты поднялись, им нужно было отделиться, чтобы всю власть захватить к себе, наживаться на этом, на Республиках. Вот они наживались, а люди работают где? В России все, эти узбеки, и весь Кавказ, у них работы не стало, всё разворовали, растащили. Вот и всё. Были демонстрации такие. Конечно, были протестующие, «русские — вон, армяне — вон», резня была, сразу же, тут же. КГБ следило за этим делом, понимаешь? А КГБ разогнал Горбачёв (!)36, расформировал, все тайны рассказали американцам, все заложенные кирпичи в здания посольства наушники, всю схему он выдал, Горбачёв. Всё это вырезали, выкинули, и они изолировались. Наша разведка опустошилась. КГБ преобразовали в ФСБ. Вот и всё: мир-дружба-жвачка. «Америка нам не враг!». Американцы работали, они поднимали вот эту волну национализма, приезжали и через посольства работали. Вот и всё. Пошла резня. Были войска, потом всё отделилось, распалось. Тем более президент алкоголик. Ему водку подливали, всё он подписывал то, что нужно. Ельцин пил беспробудно. Прилетел пьяный, в Англии высадился, там встреча с ирландской делегацией должна была быть, а он напился, даже из самолёта не мог выйти. Так его и не дождались, он улетел. А потом его спрашивали: «Борис Николаевич, а почему вы не вышли?», — был президент Ирландии, — «не вышел?! Не разбудили! Накажу!». Как могли не разбудить главу государства? «Не разбудили!» (смеётся). Он из Америки летел в Англию, и пересадка была, пришло из Ирландии руководство, а он не вышел. Так вот напился в стельку. Вот кто руководил страной. Что он мог сделать? Только рушить, и всё.
И: Горбачёв он был вплоть до 91-го, а откуда Ельцин?
Валерий: Ельцин… Дело в том, что Горбачёв был президентом Советского Союза, а потом верховный совет ввёл должность президента России. Потом пришли президенты Башкирии, Татарии, Калмыкии — везде стали президенты вдруг. И Ельцин объявил суверенитет Российской Федерации. «Мы независимы от Советского Союза». Горбачёв говорит: «как так? Как это вы независимы, отчего вы независимы-то? Это Россия, всех Россия сплотила, а вы объявляете независимость от чего, от Советского Союза? Как так может быть такое?». Вот и всё. А потом он поехал в Беловежскую пущу, в Минске соглашение, Шушкевич, украинец-то, Кравчук и Ельцин. Подписали Беловежскую пущу, согласно которой было создано Содружество Независимых Государств. Но в начале это было вроде как лояльно: общие войска, общая валюта, единый рубль, единый экономический строй — только вроде как на стороне. Но как только они провозгласили независимость, войска заставили принимать присягу на Украине: «вы присягаете Украине уже, вы не Российские». Один лётчик даже сбежал, самолёт угнал, «я», — говорит, — «не буду в этой армии». Валюту стали делать — и всё: они практически отделились. Газ им дай по льготе.
Евгения: Ну, а потом-то путч же сделали. Поэтому-то Горбачёв-то и ушёл.
И: Расскажите про августовский путч.
Валерий: Ну, путч это в глазах Горбачёва, в глазах Ельцина. Создали ГКЧП люди, которые, собственно… идея у них была хорошая, но они были безвольные.
И: А что за идея?
Валерий: Идея? Сохранить Советский Союз. Горбачёв тоже не хотел разрушения, он говорил: «это будет катастрофа, мы связаны экономически, политически, нельзя рушить Советский Союз». Но другие члены политбюро сказали: «давайте, Михаил Сергеевич, вводить особое положение, давайте будем вводить войска, чтоб сохранить Союз». Он сказал: «ладно, я еду в отпуск (!), я еду в Крым, делайте: получиться — я вас поддержу, не получится — сами отвечаете». Он уехал в Крым.
И: То есть он просто бросил всех?
Валерий: Он бросил всех, уехал в Крым. Тут, значит, объявили Государственный Комитет по Чрезвычайному Положению, там и военные входили, министр обороны и члены правительства. Объявили, и Ельцин тут же выступил: «как это так? Горбачёва убрали, изолировали. Президента нет, а эти незаконные якобы».
И: Я правильно понимаю, что Горбачёв сам решил отдохнуть, а Ельцин говорит, что его изолировали?
Валерий: Да. Но не получилось, народ не пошёл за этим ГКЧП. Во-первых, это были не авторитетные люди с дрожащими руками перед экраном. Во-вторых, надоела всем уже безработица, надоел голод, отсутствие питания (Евгения: ни зарплаты, ничего не было). Народ пошёл за Ельциным. Ельцин выступил: «всё мы сделаем, то да сё, всё будет хорошо». Он молодой, энергичный. Компартия уже всем надоела, она уже ничего не делала, никакого коммунизма не построила, а он вышел из партии, пик популярности, популизм, лозунги — и народ пошёл за Ельциным. А Горбачёв сказал: «а меня изолировали, я не мог, меня арестовали, я даже не знал про ГКЧП», — а он был в новом санатории, только что выстроенным, — «вот я пошёл на чердак и нашёл старый радиоприёмник, включил, узнал». Как? Какой старый радиоприёмник? В общем, чушь порол. А военные, которые около санатория находились на кораблях, они говорили: «да мы ему знаки подавали, махали, а он купался, плавал. Мы могли бы вывести его оттуда». Ничего он не был изолирован, всё это враньё, он сам намудрил, испугался. И всё, потом приехал, Ельцин его тут же стал зажимать: «будешь выделываться, мы расскажем, как ты смылся».
Евгения: В Москве же были танки, войска ввели — и всё. По белому дому стреляли из танков.
И: Почему пошло всё на спад? Откуда появился голод, безработица?
Валерий: Есть такая версия, что руководили американцы всем этим делом, попрятали всё это руководство, попрятали продукты, хотя сейчас признаются, что продуктов было навалом, просто их не выдавали в магазины, чтобы вызвать недовольство народа. То есть сама вот эта элита сформировалась демократическая, которая хотела жить по-американски, покупать зарубежную недвижимость, ездить на курорты зарубеж, иметь в кармане доллары — жить хорошо. Вот они всё это дело и организовали.
Евгения: Магазины пустые были. Вот представляешь, приходишь в магазин, да? Там ничего нету, хлеб был, ничего я не говорю, врать не буду, за колбасой занимали очередь где-то в семь утра, в шесть. Вот нижняя бабушка, значит, очередь займёт, а потом сын идёт к ней, когда придёт из школы, она его с собой берёт, как своего внука, и вот он нам колбасы купит. А эта колбаса, разрежешь: половина… бумагу, говорят, клали туалетную и вообще чёрте что (Валерий: кожу, кости). Ну, и сейчас тоже такое дерьмо делают, но, может, чуть получше.
И: Это были уже 90-е или ещё Советский Союз?
Валерий: Ещё Советский Союз был.
Евгения: Чтобы купить сметанку или молоко, к дверям, значит, подходишь, кто сильный, тот ворвётся, похватает это всё. Вынесут два лотка со сметаной, два лотка с творогом, два лотка с молоком, ещё с чем-то — кто первый забежал, тот и взял, кто не может — значит ничего не взял. Ладно вот Валерий устроился тогда, показывал тогда… (Валерий: Видеосалон), показывали фильмы они там с другом, так мы вот с деньгами были, как говорится, чё-то могли купить на базаре, а ведь у людей по месяцу, по два, по три не было зарплаты. В Москву приезжали шахтёры, на Красной площади сидели, перед белым домом и били касками, показывали нам по телевиденью. «Зарплату, зарплату дайте! Мы», — говорит, — «уже полгода не получаем зарплату, у нас дети, семьи». Ну как это так? Из Кемеровской области приехали вот эти шахтёры. Поэтому все пошли за Ельциным.
Валерий: Если завод выпускал кастрюли, то рабочим вместо денег кастрюли выдавали. «Продавайте эти кастрюли и будут вам деньги». Вот так даже делали.
Евгения: Поэтому все пошли за Ельциным. Он на этой волне, что… я не знаю, как, почему произошло всё, но это всё делалось постепенно: одно пропадёт, другое, помаленьку. То колбасы было всё время, когда придёшь.
Валерий: Гречки не было никогда.
Евгения: Купишь 100 грамм, 200, потому что завтра ты ещё возьмёшь эти 200 грамм, а потом раз!
Валерий: Гречку давали только тем, кто болел сахарным диабетом или участникам войны.
Евгения: Может, действительно, всё было спланировано американцами, всё это исподтишка, всё это делалось. До нас-то это ничего не доходило, до народа. Но народ устал уже от этого, мы уже всё, уже терпения не было так жить дальше. Поэтому Ельцин что сказал хорошее, все за Ельцина. Я помню, голосовать могла за него хоть двумя руками, хоть двумя ногами, хоть чем, лишь бы только Ельцин встал у власти.
Валерий: Но талоны давали при Горбачёве на молочные продукты, на хлеб, на сигареты даже, на водку, на алкоголь. Всё это давали, талоны.
Евгения: По талонам жить тоже не нравилось людям.
Валерий: Начали делать кооперативы, стали покупать. Мы всегда покупали мешок гречки, мешок риса и мешок муки. Знали уже, что переживём. Все так делали, мешок картошки ещё. И талончик был, четыре мешка: сахар, мука, гречка и рис. Знали, что не умрём с голода. И на этой неразберихе поднялась пена и бандитизм, стали создавать кооперативы, деньги брать из банка и не возвращать, эти пошли крышевания, пошла проституция, девушки на улицах стояли, руки поднимали таксистам или кому проезжим, отдавались за деньги. Наркотики пошли, наркомания началась. Страшное дело было, страшное.
Евгения: Стали ездить заграницу, покупать… в Польшу ездили барахло покупать, привозили, продавали. А потом в Китай стали ездить.
Валерий: Нет, в Турцию в начале, дублёнки возили. В основном из Турции возили.
Евгения: Потому что Ельцин заявил: «вот вам свобода!..».
Валерий: «… выживайте, как сможете!».
Евгения: «Вот у вас есть ковёр, вот вы его продайте и с голоду не умрёте», понимаешь как это? То есть мы должны всё распродать, чтобы не умереть с голоду. Чтобы семья моя была хоть чем-то накормлена.
Валерий: Вот я был в Москве, с чего удивился. Прям на тротуарах стояли пятитонные контейнеры, в этих контейнерах были товары, торговали папиросами, ещё какая-то одежда. И контейнер подряд, подряд, подряд. Вся улица до конца, хоть в бинокль смотри! Все эти контейнеры, контейнеры… началась торговля массовая. Возили челночники всякие, из Польши товары, в Польшу возили зубную пасту, какая-то у нас крутая была зубная паста, нам привозили продукты, обувь, одежду. В общем, это была грязища в Москве. Крысы бегали по Красной площади, эти мешки, упаковка, бумага катается — это было страшное дело. А во время Брежнева, да, были лозунги на улицах «Слава КПСС» в основном, «Верной дорогой идёте, товарищи!», Ленин (на последнем плакате) был в кепочке, «Мир, труд, май!». Демонстрацию люди любили, ходили с удовольствием, но была обязательной демонстрация, если не пришёл, конечно, с работы не увольняли, но ругали, пропесочивали.
Евгения: А студентов стипендии лишали, если не пришёл.
Валерий: Демонстранты выстраивались на нашей улице, потом очередь подходила, выходили на центральную улицу. И тут они пьянствовали, скучно стоять же, нужно веселиться. Пили, пили, потом в туалет стали ходить, проситься или мочились в подъездах, или в квартиры просились. Потом некоторые напивались в майские праздники, падали, в газонах спали, прям с этими плакатами, пока не протрезвеют. А потом, как только они уйдут на улицу центральную, люди выбегали и бутылки собирали пустые. Это были горы бутылок вокруг, и так по всей улице.
И: Демонстрации нужны больше для внутренней страны или для других?
Валерий: Ну для кого?
Евгения: Нет, для внутренней.
Валерий: Для возвеличивания партии, для страны, конечно.
Евгения: Ну и потом, это праздник у нас был.
Валерий: 1 мая — «Мир, труд, май!», а это слава КПСС, годовщина Великой Октябрьской революции 7 ноября и ещё была демонстрация «День пионерии» 19 мая, на неё школьники ходили.
Идеология работала, и это давало свои плоды. КГБ работало, и это давало свои плоды. Когда исключили идеологию, слово из конституции убрали, КГБ разрушили — и пошла вот эта пена, эта мразь, бандиты, эти продажные чиновники, продажные милиционеры, эти наркобароны пошли, эта проституция, торговля органами, торговля живым товаром — всё это всплыло, как на Западе. Вот к чему мы пришли.
И: Плакаты были только на демонстрациях?
