Помоги проекту - поделись книгой:
Хозяйка салона Александра Григорьевна, симпатизировавшая умным, образованным и талантливым людям, сумела создать в доме непринужденную атмосферу. Ее частыми гостями бывали Н. И. Гнедич, И. А. Крылов, В. А. Жуковский, П. А. Вяземский, Адам Мицкевич. Н. М. Карамзин читал здесь не опубликованные еще главы «Истории государства Российского». Дружеские отношения А. Г. Лаваль с Н. М. Карамзиным нашли свое выражение в их переписке.
Просто и хорошо к Александре Григорьевне относился Александр Сергеевич Пушкин. Он появился в доме Лавалей после окончания Лицея, то есть в 1817 году, и с тех пор бывал здесь неоднократно. В 1819 году читал друзьям в великосветском салоне Лавалей оду «Вольность» с ее бунтарскими строками: «Тираны мира, трепещите!..», и уже будучи в изгнании, далеко от Северной столицы, поэт охотно вспоминал часы, проведенные в гостеприимном доме на Английской набережной. В числе прочих петербургских впечатлений Пушкина в «Евгении Онегине» отразились и впечатления от балов в этом особняке:
На музыкальных вечерах у Лавалей пели знаменитости — Рубини, Тамбурини. Устраивались «картинные рауты» — званые вечера, сопровождавшиеся показами живых картин (в XIX веке в Западной Европе, а затем и в России вошел в моду на домашних и светских вечерах показ пантомимических сценок, в которых воспроизводились сюжеты известных произведений живописи и скульптуры, такие «сцены-картины» обычно сопровождались музыкой), участниками которых были сами хозяева и их гости.
В доме шла и другая жизнь. Старшая дочь Лавалей, Екатерина (у Лавалей была большая семья: сын Владимир, корнет Конной гвардии, и четыре дочери. Кроме Екатерины, Зинаида — замужем за графом Л. Лебцельтерном, австрийским посланником, София — за графом А. М. Борхом и Александра — за С. О. Коссаковским) была замужем за Сергеем Петровичем Трубецким, одним из организаторов «Союза спасения», «Союза благоденствия» и Северного общества. У него нередко собирались товарищи, единомышленники, готовившие восстание, а Александра Григорьевна вышивала их знамя шелками. Простой народ не случайно будет называть ее «Лавальшей-бунтовщицей».
Сразу после событий 14 декабря 1825 года особняк оцепили войска, обыскали помещения и в ванной комнате нашли разобранный печатный станок…
Так случилось, что 1825 год принес в семью Лавалей одни несчастья: в апреле покончил жизнь самоубийством сын Владимир, а после декабрьских событий отправлен в ссылку зять, уехала к нему дочь. Екатерина Ивановна первой из жен декабристов последовала за мужем в Сибирь. Ее подвиг воспел Н. А. Некрасов в поэме «Русские женщины». Есть в ней и строки о знаменитом доме на набережной:
Ненадолго замерла светская жизнь особняка. А 1 мая 1828 года в доме графини Лаваль появился вернувшийся из шестилетней ссылки А. С. Пушкин. В этот вечер он читал написанную им в Михайловском трагедию «Борис Годунов». В числе слушателей были П. А. Вяземский, А. С. Грибоедов, И. А. Крылов, Адам Мицкевич, сыновья историка Карамзина — Андрей и Александр.
Еще одно памятное событие связано с этим домом: 16 февраля 1840 года на балу у Лавалей присутствовал Михаил Юрьевич Лермонтов. Здесь произошел разговор между ним и сыном французского посла Эрнестом де Барантом. Тот потребовал от поэта объяснений по поводу будто бы сказанных в беседе с «известной особой» весьма «невыгодных вещей» о нем. Последовал обмен репликами, естественно, не обошлось и без колкостей. В результате де Барант резко заявил: «Если бы я был в своем отечестве, то знал бы, как кончить это дело». Лермонтову показалось, что сказанная фраза задевает не столько его лично, сколько национальное достоинство страны, и он ответил: «В России следуют правилам чести так же строго, как и везде, и мы меньше других позволяем оскорблять себя безнаказанно». Ссору усугубило любовное соперничество: оба ухаживали за М. А. Щербатовой, отдававшей предпочтение поэту. Де Барант вызвал Лермонтова на дуэль, тот принял вызов.
Они встретились 18 февраля на Парголовской дороге за Черной речкой. Сначала дрались на шпагах. Де Барант только слегка задел противника, а у Лермонтова после первого же выпада переломился конец шпаги. Пришлось взять в руки пистолеты. Де Барант, стрелявший первым, промахнулся, а Лермонтов выстрелил в сторону.
В марте 1840 года Лермонтов был арестован и предан военному суду (законом дуэли запрещались). Узнав о показании Лермонтова на закрытом военном суде, что он умышленно стрелял в сторону, де Барант счел это оскорбительным для себя и, обвинив поэта во лжи, потребовал новой дуэли. Однако ему было предложено покинуть Петербург. Перед его отъездом на Арсенальной гауптвахте состоялось объяснение между дуэлянтами, и де Барант от дуэли отказался.
Общественное мнение Петербурга было на стороне Лермонтова, с горечью вспоминая, что и убийца Пушкина — Дантес — принадлежал к семье иностранного дипломата.
Военно-судебная коллегия установила, что поэт «вышел на дуэль не по одному личному неудовольствию, но более из желания поддержать честь русского офицера». Однако правительство воспользовалось поводом, чтобы выслать неугодного поэта на Кавказ.
Лермонтову суждено было возвратиться в Петербург только в начале 1841 года (всего лишь на два с небольшим месяца), затем он вновь был выслан на Кавказ, откуда уже не вернулся никогда.
Шло время. Иван Степанович Лаваль умер 19 апреля 1846 года, но и после его смерти особняк жил привычно. Продолжались знаменитые среды, однако собирались на них уже не для светской беседы и не ради литературных или музыкальных вечеров, а для игры в карты. Интересную зарисовку о посещении особняка на набережной оставила М. Ф. Каменская: «В мое время это был еще чисто барский дом, в котором проживала великая чудиха, безобразная старуха, вдова графиня Лаваль, та самая, про которую ходили слухи, что будто бы она вышивала знамя для декабристов, за что, говорят, ее в Третьем отделении не похвалили. Там я увидела в первый раз известного игрока того времени, одноногого генерала Сухозанета (Сухозанет Иван Онуфриевич — генерал от артиллерии, генерал-адъютант, начальник артиллерии Гвардейского корпуса, участник подавления восстания 14 декабря 1825 года), который целый вечер, не вставая, как приклеенный, просидел за карточным столом и то и дело придвигал к себе по зеленому сукну целые груды червонцев и империалов. ‹…› Государь Николай Павлович тоже не раз подходил к этому столу, внимательно следил за игрою Сухозанета, и видно было, что он им не очень-то доволен».
А. Г. Лаваль скончалась в 1850 году, а с ее смертью прекратилась и светская жизнь дома на набережной. Особняк перешел к средней дочери Лавалей — Софии, бывшей замужем за графом Александром Михайловичем Борхом, действительным тайным советником, камергером, обер-церемониймейстером.
После отмены крепостного права денежные дела Борхов резко ухудшились. Хозяева попытались поправить свое материальное положение за счет постройки доходного дома со стороны Галерной улицы, где на месте уничтоженных воронихинских флигелей был возведен двухэтажный дом и расширен поперечный дворовый корпус. Работа велась по проекту архитектора А. М. Камуцци. Но новое здание не спасло положения. И в 1880-х годах участок со всеми строениями был продан миллионеру Самуилу Соломоновичу Полякову, разбогатевшему в период «железнодорожной лихорадки».
Понимая художественную ценность особняка на набережной, Поляков старался по возможности ничего не перестраивать в нем — изменилась лишь отделка некоторых помещений, в том числе желтой комнаты. Заново украшенная лепниной и золотом в стиле рококо, эта комната получила название Голубой из-за окраски стен и потолка в светло-серый и голубой тона. Работы проводил архитектор Геральд Андреевич (Юлий Эрнестович) Боссе.
Переделкам подвергся дом на Галерной: был надстроен третий этаж, что позволило увеличить число квартир, сдававшихся внаем служащим тех правлений, председателем которых состоял С. С. Поляков.
Однако вскоре сам Поляков обосновался в Париже и заложил весь участок Московскому земельному банку за 450 тысяч рублей сроком на тридцать один год, а затем решил продать его.
После долгих переговоров здания приобрело государство для расширения Сената. Встал вопрос о приспособлении их под учреждения. Ввиду большой художественной ценности особняка на Английской набережной была создана специальная комиссия, возглавляемая архитектором В. А. Пруссаковым. Автором проекта реконструкции стал К. К. Шмидт.
Обеспокоенные судьбой памятника архитекторы, «Общество защиты и сохранения в России памятников искусства и старины» обратились в строительную комиссию Сената с предложением принять все меры к тому, чтобы «реставрационные работы проводились как можно тщательнее и чтобы украшающие дом фрески, представляющие по своему художественному значению совершенно исключительную ценность, были сохранены в их первоначальном виде». Все это учитывалось при реконструкции, и художественная отделка залов была полностью сохранена. Главным образом велись работы по освещению темных помещений, устройству удобных переходов для посетителей, увеличению числа комнат под служебные помещения. Переделке подверглась и лестница. Вокруг нее была сооружена обходная галерея, что уменьшило ширину средней лестничной площадки и лестничных маршей.
Реконструкция началась в 1912 году с создания в потолочном перекрытии светового фонаря и закончилась к марту 1914 года.
В 1917 году декретом советской власти дом был передан Комиссариату юстиции, который, в свою очередь, передал его Главному архивному управлению.
Во время Великой Отечественной войны дом был значительно поврежден. Реставрация его началась в 1945 году. За два года были восстановлены стены, перекрытия, воссозданы интерьеры. Работы осуществлялись под руководством архитектора А. Л. Ротача.
До 2002 года здесь размещались читальные залы и служебные помещения Российского государственного исторического архива. В 2002 году было принято решение о передаче этого дома в ведение Правительства Российской Федерации, где после научной реставрации сохранившихся интерьеров разместится Конституционный суд. После отъезда РГИА в 2006 году началась реставрация здания.
Здание находится под особой охраной государства как выдающийся памятник архитектуры.
Дом П. П. фон Дервиза
Дворец бракосочетания
Английская набережная, 28 (Галерная улица, 27)
Дом, в котором сегодня расположен Дворец бракосочетания, перестроен в конце XIX века, но история старого дома, стоящего на этом месте, как, впрочем, и нового, связана с именами людей, внесших большое развитие в российскую историю. Кроме того, последним владельцем особняка, впрочем, как и предыдущих домов, был представитель дома Романовых.
В конце XIX века пять домов на Английской набережной и, соответственно, столько же по Галерной улице, принадлежали семейству фон Дервизов: братьям Сергею Павловичу (номера 34а, 34б, 36 по набережной и 33, 35, 37 по Галерной улице) и Павлу Павловичу (номера 28, 40 по набережной и 27, 41 по Галерной).
История застройки участка, на котором находится особняк номер 28 по набережной и номер 27 по Галерной улице, восходит к 1720-м годам, когда первый его владелец, Иван Полянский, обосновался здесь. В конце 1730-х годов дом был записан на его сына, Александра Полянского. Известно, что строение было каменное, на подвалах. В Академии художеств сохранился чертеж этого здания. Оно двухэтажное, с высоким крыльцом и покатой крышей. Фасад его мало чем отличается от «образцового» дома для «именитых», одобренного и принятого тогда к строительству.
Сын первого владельца дома — Александр Полянский
Александр Иванович Полянский (полковник и статский советник) был фигурой характерной для XVIII века: богат, расточителен, в меру добр, известен в петербургских кругах как страстный театрал. В старости он никуда не выезжал, кроме театра, который посещал ежедневно. Зрителем был чрезвычайно активным: столь живо и непосредственно воспринимал происходящее на сцене, что невольно заставлял всю публику реагировать не на игру актеров, а на его забавные реплики. Случалось, что некоторые приезжали в театр лишь за тем, чтобы посмотреть на Полянского. Вот как описал один из таких театральных эпизодов С. П. Жихарев: «Во все продолжение спектакля один старичок, седой как лунь, сидевший в первом ряду кресел, обращал на себя беспрерывное внимание участием, которое громогласно изъявлял к действующим лицам. Покажется ли на сцене Рыкалов, и вот старичок заговорит: „Вишь какой старый скряга, вот ужо тебе достанется“. Начнет ли свою сцену Прытков, и старичок тотчас же встретит его громким приветствием: „Экой мошенник! экая бестия! вот уж настоящий каторжник!“ При палочных ударах Скапена Жеронту в мешке старичок помирал со смеху, приговаривая: „Дельно ему, дельно; хорошенько его, хорошенько старого скрягу!“ Но при появлении на сцене Болиной, игравшей роль цыганки, выходка старичка произвела общий взрыв необыкновенной веселости и аплодисментов: „Ах, какая хорошенькая! То-то лакомый кусочек! Кому-то ты, матушка, достанешься?“».
Сестра президента двух академий — Елизавета Воронцова
К моменту описываемых событий Александр Иванович жил на Английской набережной в семье сына. Его жена, графиня Елизавета Романовна Полянская (урожденная Воронцова), умерла в 1792 году. Это была женщина с любопытной судьбой. Родная сестра Екатерины Романовны Воронцовой-Дашковой, она оказалась, по сути, ее врагом. Дело в том, что в юности она была взята ко двору в качестве фрейлины великой княгини Екатерины Алексеевны. Случилось так, что, несмотря на непривлекательную внешность, фрейлина сумела пленить сердце великого князя Петра Федоровича. Став императором, он сделал Елизавету Романовну официальной фавориткой и даже не пытался скрывать перед окружавшими своих чувств к ней. Ходили слухи, что император хотел сослать законную супругу в монастырь и жениться на фрейлине Воронцовой. Современники связывали эти намерения императора с дворцовым переворотом (29 июня 1762 года), который привел к власти Екатерину II.
Если вспомнить, что немалую роль в этих событиях сыграла Екатерина Романовна Воронцова-Дашкова, выступившая союзницей Екатерины Алексеевны (будущей императрицы Екатерины II), то становится понятной ее неприязнь к сестре.
После ареста Петра III Елизавета Романовна была отправлена в ссылку в подмосковное имение своего отца. И только выйдя замуж за Александра Ивановича Полянского она смогла вернуться в Петербург, где и стала хозяйкой дома на Английской набережной. В нем и жила до самой смерти.
После бурно проведенной молодости графиня не привлекала к себе внимания, не появлялась при дворе, но тем не менее «виделась даже с близким другом Екатерины графиней А. С. Протасовой. Письма ее к брату, графу С. Р. Воронцову, мало уступают французскому слогу ее ученой сестры, княгини Е. Р. Дашковой, и полны подробностями о светских и придворных происшествиях».
У супругов Полянских было двое детей. Дочь Анна родилась в 1766 году; впоследствии она вышла замуж за барона д'Оггера. Сын Александр родился в 1774 году. Шести лет он был записан в лейб-гвардии Преображенский полк, восьми — произведен в сержанты. В 1784 году стал вахмистром в лейб-гвардии Конном полку, а в 1796-м — ротмистром. Уйдя с военной службы, был действительным камергером, служил в Министерстве юстиции, а затем советником и председателем палаты уголовного суда в Петербурге. В начале XIX века получил чин тайного советника и назначен сенатором Первого отделения Пятого департамента.
В доме Полянских
Александр Александрович Полянский был женат на дочери близкого императорскому кругу графа Ивана Степановича Рибопьера, Елизавете. В июле 1803 года Полянские, по рекомендации Е. Р. Дашковой, принимали в своем доме сестер-ирландок Марту и Кетрин Вильмот, ставших широко известными благодаря своим письмам из России. Сестры некоторое время жили в этом гостеприимном доме на Английской набережной. В одном из писем Марта описала обстановку, порядки и уклад заведенный в доме: «В субботу я была представлена госпоже Полянской; ее муж — племянник Дашковой. Живут они в огромном, как дворец, доме, и помимо ливрейного у них несколько десятков лакеев, попадающихся на каждом шагу. Чтобы избавить господ от труда отворять и затворять двери, возле каждой комнаты сидит слуга… Госпожа Полянская приняла меня исключительно любезно и показала мои апартаменты, состоящие из очень элегантной гардеробной, меблированной диванами и стульями, обитыми красной кожей; тут имеются фортепьяно, арфа, большое зеркало с приставным столиком, уставленным для красоты великолепными чашками и блюдцами из китайского фарфора, изящными часами (на французский манер), статуи на пьедесталах, вазы; есть икона, или бог, которому могу помолиться, если пожелаю. Окна выходят на красивую и широкую реку. Течение Невы сильное, отливов не бывает, поэтому она всегда полноводна, а многочисленные суда и лодки очень оживляют вид. Рисунок на обоях, которыми оклеена моя спальня, изображает заросли сирени. Когда я ложусь спать, жалюзи убираются, оконные ставни закрываются, и в запертой комнате я похожа на птичку в клетке. Сплю на софе; к моему удивлению, мне дали только одно стеганое одеяло, так что шерстяные английские одеяла сослужили мне хорошую службу. Госпожа Полянская настояла, чтобы в комнате ночевала ее горничная, уверяя, что так мне будет спокойнее, и я согласилась… С госпожой Полянской беседовали мы только по-французски, и я могу вас заверить, что я весьма в этом преуспела. Хозяйка провела меня через анфиладу огромных, просторных комнат, числом не менее десяти, и мы очутились в ее гардеробной, которая похожа на мою. Болтали о любви, вкусах, чувствах… В три часа она представила меня мужу, а за обедом к нам присоединился его отец. Этот почтенный джентльмен не говорит по-французски, так что наша беседа выглядела довольно забавно. Я схватывала одно-два слова, остальное высказывалось жестами, кое-что переводила госпожа Полянская».
Марта Вильмот не могла налюбоваться на открывающийся ей вид на Неву из окна своей спальни. В одном из писем своей матери она писала: «Никогда не видела ничего прекраснее Невы — река полноводная, чистая, обычно спокойная. Сейчас (мне видно в окно) водную гладь оживляют 10–12 хорошеньких нарядных гребных лодок, половина которых под балдахинами с золотой бахромой. Движения гребцов удивительно согласны, после каждого удара весел выдерживается эффектная пауза, при этом гребцы поют, мелодии их песен, как говорят, не похожи на напевы ни одного народа».
У младших Полянских не было детей, и после смерти отца и сына Полянских в 1818 году дом отошел к их дальним родственникам, Всеволожским.
Никита Всеволожский — новый хозяин особняка
Так появился новый хозяин — Никита Всеволодович Всеволожский.
Чиновник Коллегии иностранных дел (позднее камергер и действительный статский советник) Н. В. Всеволожский в свое время прославился в Петербурге как каламбурист, острослов и завзятый гастроном. К тому же именно он был одним из основателей знаменитого литературно-театрального общества «Зеленая лампа». Это в его квартире на втором этаже большого дома на углу Екатерининского канала и Театральной площади весной 1819 года стали собираться молодые «ламписты», чтобы почитать и обсудить свои литературные сочинения, свободно, без оглядки поговорить о происходящем в России, а иной раз и «пошалить». Часто бывал здесь и А. С. Пушкин. Он писал в «Послании к кн. Горчакову» о важности этих собраний:
«„Зеленая лампа“ соединяла свободолюбие и серьезные интересы с атмосферой игры, буйного веселья, демонстративного вызова серьезному миру. Бунтарство, вольнодумство пронизывают связанные с „Зеленой лампой“ стихотворения и письма Пушкина. Однако все они имеют озорной характер…»
Помимо литературных и политических споров, настоящие страсти кипели вокруг театра. Большинство «лампистов» являлось заядлыми театралами, а первыми среди них были Н. В. Всеволожский, П. Б. Мансуров, Д. Н. Барков и примкнувший к ним А. С. Пушкин.
«В 1810–1820-е годы понятие „театрал“ включало не только представление о завсегдатае театра, знатоке и ценителе игры актеров. Театрал поддерживал дружеские отношения с актерами, покровительствовал тем или иным актрисам, организуя в партере партии их поклонников, гордился любовными связями за кулисами и принимал активное участие в театральных интригах». Театральные пристрастия были неотъемлемы от личных увлечений: Никита Всеволожский влюбился в пятнадцатилетнюю балерину Авдотью Овошникову, Александр Пушкин увлекся неподражаемой Екатериной Семеновой. В ту пору их, по меткому выражению самого поэта, можно было вполне причислить к «почетным гражданам кулис».
А. С. Пушкин и его «лучший из минутных друзей»
И Пушкину, и Всеволожскому было тогда по двадцать лет. Оба служили в Коллегии иностранных дел, оба были завсегдатаями «чердака» у А. А. Шаховского, оба проводили вечера под зеленой лампой, наконец, оба симпатизировали друг другу…
Поэт говорил о Никите Всеволожском как о «лучшем из минутных друзей» своей «минутной младости». В стихах, ему адресованных («Прости, счастливый сын пиров», 1819), называл его баловнем свободы, «обожателем забав и лени золотой», милым другом, к которому душа стремится…
Находясь в южной ссылке, поэт скучал и интересовался у Я. Н. Толстого жизнью своего приятеля. В октябре 1824 года он писал Всеволожскому из Михайловского: «…ты помнишь Пушкина, проведшего с тобою столько веселых часов, — Пушкина, которого ты видал и пьяного и влюбленного, не всегда верного твоим субботам, но неизменного твоего товарища в театре, наперсника твоих шалостей». А 2 сентября 1833 года Пушкин извещал Наталию Николаевну о встрече с Всеволожским, закончившейся веселой попойкой…
В 1833 году Н. В. Всеволожский жил в Петербурге на Английской набережной. Он был причислен для особых поручений к управляющему Главным штабом. Уже имел звание камергера. По-прежнему выглядел беззаботным и веселым: успех сопутствовал ему.
1837 год оказался для Всеволожского удачным. Он получил чин действительного тайного советника. Вместе с братом Александром унаследовал после смерти отца, Всеволода Андреевича Всеволожского (астраханского вице-губернатора, действительного камергера), колоссальное состояние, правда, обремененное миллионными долгами. Казалось, что он так и проживет свою жизнь вечным «баловнем» судьбы…
Однако жизнь распорядилась иначе, вернее, сам Никита Всеволодович скверно распорядился своей жизнью. Чрезмерное легкомыслие и расточительность в денежных делах были свойственны всему семейству. Став обладателями богатого наследства, братья Всеволожские и не пытались погасить числившиеся долги, а значительно преумножили их. Они часто и надолго уезжали за границу, где жили с невиданным размахом. Да и в Петербурге, и в Москве много говорили об их званых приемах, кутежах, картежных и прочих долгах. Всем памятна была нашумевшая история с многотысячным долгом братьев Всеволожских Настасье Федоровне Грибоедовой (матери драматурга), которой после многочисленных разбирательств удалось вернуть себе лишь часть денег…
Автор этой книги, работая в Российском государственном архиве, познакомилась с рядом документов, свидетельствующих о серьезных финансовых неприятностях, постигших Н. В. Всеволожского в 1840–1850-е годы. Дело в том, что Никита Всеволодович к этому сроку прекратил платить не только частные долги, но и долги Сохранной казне, что привело к аресту всех его имений и учреждению над ними опекунского управления. Но, невзирая на подписку о невыезде из Петербурга, Всеволожский в очередной раз отправился за границу. Кредиторы и Опекунский совет вынуждены были обратиться в суд и просить «о повелении подвергнуть имения Всеволожского постепенной продаже». Что и было сделано. Не помогло ни обращение в суд самого ответчика, ни его письма к наследнику престола, Александру Николаевичу, которому император поручил разобраться с этим делом. Особенно переживал Н. В. Всеволожский по поводу своего петербургского дома, который, по его мнению, был продан за бесценок, за 47 тысяч рублей, тогда как Попечительством он был оценен в 1,5 раза больше. «Несколько лет тому назад мне предлагали за него 120 тысяч серебром ‹…› такая беспримерно низкая цена за каменный дом на пространствах почти в 600 кв. саж. и на первом в С.-Петербурге месте».
В 1854 году дом на Английской набережной, как известно из архивного дела, был продан с молотка. В конце жизни, спасаясь от кредиторов, Н. В. Всеволожский вынужден был уехать за границу, однако и там его ждала долговая тюрьма…
По утверждению ныне здравствующих Дервизов, особняк на Английской набережной купил Павел Григорьевич фон Дервиз.
Фон-Дер-Визы, или, как их называли в России, фон Дервизы — дворянский род, происходящий из Гамбурга, где Генрих-Дитрих Визе был старшим бургомистром. Его правнук служил в Швеции, а приехав в Петербург, стал юстиц-советником голштинской службы. Петром III был возведен в дворянское достоинство. Его сын Иван Иванович — генерал-майор, а внук Григорий Иванович — директор Гатчинского сиротского института. Хорошо известны сыновья Григория Ивановича: Дмитрий — член Государственного совета, Николай — знаменитый в свое время певец и Павел — концессионер и строитель железных дорог.
Павел Григорьевич фон Дервиз
Хозяин дома на Английской набережной был человеком совершенно иной формации, чем прежний владелец. Павел Григорьевич — один из тех, кто соединял в себе романтизм прошлого времени и деловую хватку нового. Он в паре с К. Ф. фон Мекком сумел так поставить дело железнодорожного строительства, что за короткий срок оказался в числе самых состоятельных людей России. Его часто называли «русским Монте-Кристо». Но главным в этом сотрудничестве было то, что строительство дорог велось очень быстрыми темпами. Рязано-Козловская и Курско-Киевская магистрали были построены за шесть месяцев вместо запланированных трех лет! Все газеты того времени восхваляли не только быстрое строительство, но и качество работ, что являлось огромным достижением.
Павел Григорьевич был человеком чрезвычайно талантливым. Прекрасные организаторские и деловые качества уживались в нем с редким музыкальным дарованием. В свободное время он охотно отдавался занятиям музыкой, всерьез занимался сочинительством. Особенно памятны его романсы «Вечерний звон», «Вздохнешь ли ты», «В минуту жизни трудную…». Музыкальные способности унаследовали и дети Павла Григорьевича, с которыми он частенько сам занимался музыкой.
Фон Дервиз был хорошим отцом и поэтому остро воспринял неожиданно постигшее семью несчастье: тяжело заболела шестнадцатилетняя дочь. Павел Григорьевич бросил все дела в Петербурге и выехал в Ниццу, где тогда находилась его семья. Там в свое время он построил виллу «Вальроз», чтобы обеспечить жене и детям максимум удобств.
Любопытное послание П. Г. фон Дервиз оставил под закладным камнем этого здания, ставшего даже одной из достопримечательностей Ниццы (в Ницце и сегодня чтут память фон Дервизов. Их имя носит улица, кафе, построенная Павлом Григорьевичем начальная школа), оно как нельзя лучше характеризует самого автора:
«1868 года марта 8 дня положен настоящий листок под основной камень виллы Вальроз для засвидетельства перед грядущими поколениями, что постройки, ныне в этом месте возводимые, не имеют никакого значения, ни в смысле преуспевания Французского или Итальянского архитектурного искусства, ни в смысле водворения в Ницце иностранцев.
Я русский, родился в России, люблю Россию и не имел бы никакой надобности устраиваться где-либо в другом месте, если бы не находился в положении исключительном по состоянию здоровья моих детей! Я приехал в Ниццу искать тепла; нашел палящее солнце, но не мог найти теплого угла, где бы можно было уберечь детей от простуды в то время, когда солнца нет.
Здешние архитекторы оказались не имеющими никакого понятия ни о здоровом комфорте, ни о солидных постройках, а здешние подрядчики оказались людьми, привыкшими наживаться не от добросовестного труда, а от процессов, составляющих последствия всякого к этим людям прикосновения. Я нашел русского строителя Д. И. Гримма и русского подрядчика Ф. О. Ботта. Им вверил я мои постройки: они одни, без всякого участия местных художников и даже без всякого участия здешних мастеров, каменщиков и проч. — выстроили все в Вальрозе находящееся, и за тем постройки этой виллы могут служить лишь памятником русской архитектуры и русского богатства».
К сожалению, в Ницце врачи не смогли помочь дочери фон Дервиза. Он вынужден был уехать с ней в Германию. Но и там не помогали никакие доктора, никакое лечение. Не спасли девушку и две операции, она умерла. Не перенес утрату и отец: скоропостижно скончался на вокзале в ожидании поезда, на котором должен был увезти тело дочери на родину.
Вера Николаевна фон Дервиз
Вдова Павла Григорьевича, Вера Николаевна, осталась с двумя малолетними сыновьями. Немало сил и времени отдавала она их воспитанию, к тому же занималась благотворительностью. Журнал «Нива» писал о ней: «Среди немногих истинно добрых и преданных своей идее лиц, посвятивших себя благотворительной деятельности, особенно выделяется своими бесконечными трудами и заботами в этом направлении ‹…› известная благотворительница Вера Николаевна фон Дервиз. Ее имя чрезвычайно популярно в нашей столице, так как с ним связано множество различных благотворительных учреждений. ‹…› Еще в 1885 году она отвела огромный дом на Васильевском острове для дешевых квартир разного бедного люда (главным образом для вдов с детьми). Кое-кто из жиличек этого дома платил небольшие деньги за квартиру, но часть квартир отводилась вдовам бесплатно, и они, кроме того, получали еще полное содержание. Спустя год в отдельном здании по 12-й линии Васильевского острова была открыта для этой цели особая столовая, и в ней могли столоваться не только бедные обитательницы дешевых квартир, но и иные бедняки.
В 1888 году В. Н. основала новое благотворительное учреждение — приют для 20-ти малолетних девочек-сирот. Этот приют потом разросся в целую гимназию с интернатом, помещающуюся теперь в роскошном собственном здании, и не далее как в прошлом году она со всем своим инвентарем была пожертвована В. Н. Министерству народного просвещения.
В 1894 году ‹…› устроила в Стрельне школьную дачу для беднейших учениц петербургских гимназий. В 1898 году В. Н. фон Дервиз создала на собственные средства целый небольшой „Народный дом“. По 12-й линии Васильевского острова ею был построен дом, в котором помещались: зал для народных чтений, бесплатная народная читальня и 10 музыкальных комнат с роялями для бесплатного пользования обучающихся музыке».
В 1880-е годы в доме 28 на Английской набережной Вера Николаевна осталась с младшим сыном, Павлом.
Старший сын Веры Николаевны, Сергей, в это же время купил себе рядом на набережной дом 34. Поэтому Вера Николаевна в конце 1880-х переписала весь участок дома под номером 28 на Павла и решила тогда же полностью перестроить здание.
В феврале 2018 года скончался потомок этого замечательного рода, Олег Валерианович Дервиз. Он был одним из лучших петербургских адвокатов.
Архитектор особняка и созданные им интерьеры
Для этой цели был приглашен архитектор Александр Федорович Красовский, который много работал в Петербурге и Москве. Талантливый зодчий, к тому же обладавший запоминающейся внешностью (по воспоминаниям ныне здравствующих потомков, фигурой и поведением он напоминал Ф. И. Шаляпина), он пользовался успехом у своих заказчиков. Жизнь А. Ф. Красовского была тесно связана с фон Дервизами. После завершения строительства на Английской набережной он был приглашен в имение фон Дервизов Старожилово Рязанской губернии, где возвел церковь; перестроил все доходные дома фон Дервизов в Петербурге и других городах. По воспоминанию дочери архитектора Ольги Красовской (в замужестве Гутан), последний год жизни ее отец провел в Старожилово, возводя дополнительные строения. Октябрьские события не дали возможности продолжить начатые работы, не позволили вернуться и в Петербург в собственный дом на Малой Дворянской (ныне номер 6), на воротах которого и по сию пору имеются инициалы архитектора. Красовский умер в 1918 году в Старожилово. Похоронен рядом с возведенной им церковью. Вера Николаевна предоставила ему полную свободу творчества.
Красовский выбрал модный тогда в Петербурге флорентийский стиль. Фасад, богато украшенный лепным декором, хорошо сочетающийся со сплошной рустовкой стен, придает зданию нарядный и торжественный вид. Вход акцентирован колоннами, поставленными на высокий постамент. Этот же прием использовал ранее Александр Иванович Кракау при отделке особняка А. Л. Штиглица на Английской набережной (номер 68).
Внешний облик здания гармонировал с его интерьерами. Каждый зал имел свои особенности, свой стиль. Это видно и сегодня, благодаря проводившейся здесь после Великой Отечественной войны реставрации.
При входе в здание открывается вестибюль с колоннами и прекрасной беломраморной лестницей. Перила — такого же мрамора, со сложным резным рисунком. Лестничный интерьер освещается большим витражным окном, расположенным над мраморным камином с металлической позолоченной решеткой. (Камин никогда не имел утилитарного назначения, являясь лишь украшением.) У витража рисунок только по краям, что дает больше света и оживляет декор стен. Лестничный декор насыщен лепными элементами. На боковых стенах в обрамлении сдвоенных пилястр — фигуры девушек, олицетворяющих времена года.
Красовский вынужден был считаться с уже сложившимися границами и планировкой участка. Поэтому парадные помещения второго этажа архитектор расположил прямоугольником вокруг парадного дворика. Самая эффектная их часть — анфилада гостиных, окнами на Неву. В центре ее — Золотая гостиная, названная так из-за ажурной позолоченной лепнины, покрывающей потолок и стены. С двух сторон этой гостиной — Белый и танцевальный залы, от которых идут анфилады комнат в глубь участка. Огромный танцевальный зал основным объемом уходит в сторону Галерной улицы. Зеркала в роскошных рамах, богатый лепной карниз, хоры для музыкантов, имеющие позолоченные решетки с изысканным рисунком, плафон в центре, создающий иллюзию большей высоты, — составляют декор зала. Плафон написан по эскизу А. В. Трескина в 1959 году, к открытию в особняке Дворца бракосочетания. Ранее на этом месте находился плафон, исполненный Константином Егоровичем Маковским. Интересна мавританская гостиная и особенно гостиная, где стены, двери, падуги, плафон покрыты лепными веточками роз и незабудок.
Жилые покои хозяев архитектор разместил в бельэтаже. В них наибольшее внимание привлекает библиотека, исполненная в духе английской готики. Она очень напоминает знаменитую библиотеку Зимнего дворца, так как интерьер этих помещений Красовский создавал в одно время. В библиотеке дома на Английской набережной двери и стены (с встроенным камином) отделаны красным деревом с резными деталями, характерными для готического стиля. В рисунке позолоченного фриза — элементы герба фон Дервизов.
Павел Павлович фон Дервиз-Луговой
Во время перестройки дома его новому владельцу Павлу Павловичу фон Дервизу исполнилось девятнадцать лет. Он окончил Николаевское кавалерийское училище, ранее именовавшееся Школой гвардейских прапорщиков и кавалерийских юнкеров, где когда-то учился М. Ю. Лермонтов. Вполне естественно, что здесь царил культ поэта, и многие офицеры, вышедшие из стен училища (в их числе и Павел Павлович), на всю жизнь сохранили любовь к его творчеству. Помимо литературы молодого Дервиза привлекали занятия музыкой. Он, как и его отец, прекрасно играл на фортепиано, писал романсы, баллады и другие музыкальные произведения. Как-то бывший однополчанин даже прислал ему телеграмму, в которой сообщил, что гастролировавший в Киеве Ф. И. Шаляпин с большим успехом спел на бис балладу П. П. фон Дервиза на слова А. К. Толстого.
В 1890 году Павел Павлович был произведен в офицеры и вступил в Гродненский гусарский полк. Однако служба не привлекала его, и в двадцать восемь лет П. П. фон Дервиз вышел в отставку. Время, проведенное в полку, не прошло бесследно: будучи ремонтером, он полюбил лошадей и в своем имении Старожилово Рязанской губернии построил большой конный завод по проекту архитектора Ф. О. Шехтеля. В Петербурге фон Дервиз открыл «Первый русский завод для выделки подков, ввинтных шипов и подковных гвоздей» (ныне завод имени Котлякова).
Однажды в полку Дервизу поручили вести занятия по математике с новобранцами, и это так понравилось Павлу Павловичу, что с тех пор мысль о преподавании не оставляла его. Он создал и содержал в уездном городе Пронске Рязанской губернии бесплатную женскую гимназию, где сам во всех классах преподавал математику. Чтобы получить законное право на преподавание, он экстерном сдал курс при Московском университете и получил диплом.
В 1915 году, во время Первой мировой войны, многие в России, носившие фамилии своих предков, меняли их на русские. Павел Павлович также подал прошение императору и получил разрешение: с тех пор он стал Луговым (Wiese — визе — «луг» по-немецки).
Революция резко изменила судьбу П. П. Дервиза-Лугового. Обладатель огромного состояния, он был приговорен местной ЧК к расстрелу, но, предупрежденный кем-то из крестьян, успел уехать из Рязанской губернии. Позже был арестован и сидел заложником в Бутырской тюрьме в Москве, а потом вернулся в свое бывшее имение Старожилово, где наряду с крестьянами получил надел земли. Там он стал преподавать в школе-девятилетке, реорганизованной из созданной им же ранее начальной школы.
В 1920 году, когда в Старожилово образовались курсы для командиров Красной армии, Луговому предложили вести математику. Слушателем этих курсов был будущий замечательный советский полководец, маршал Советского Союза Г. К. Жуков.
Гонения на бывших помещиков (П. П. Лугового отстранили от преподавательской деятельности) заставили снова покинуть любимую Рязанщину. Вынужденный искать работу, Павел Павлович с семьей переселился в Калининскую область. Там, в поселке Максатиха, он наконец-то нашел постоянное жилье и работу учителя. Его дух не сломили перенесенные испытания: он по-прежнему любил свое дело и учеников. Когда же глухота стала мешать занятиям, пришлось оставить школу. Советская власть все же учла одиннадцать лет педагогической деятельности в дореволюционной гимназии, и Павел Павлович получил пенсию. Но и тогда этот неугомонный человек продолжал работать. Он систематизировал накопившиеся знания, педагогический опыт и написал учебник по математике.
Умер П. П. Дервиз-Луговой в 1943 году в возрасте семидесяти двух лет в Максатихе. В апреле 1996 года особняк на Английской набережной по случаю вышедшей в свет книги «Фон Дервизы и их дома» еще раз гостеприимно распахнул двери перед прежними владельцами: здесь собрались все потомки фон Дервизов. Среди них была дочь П. П. фон Дервиза, Александра Павловна.
Поделиться книгой: