Помоги проекту - поделись книгой:
Поэтическую версию судьбы русской аристократки, угасшей на чужбине в нищете и безвестности, представил Н. А. Некрасов в стихотворении «Княгиня».
В действительности все обстояло иначе. Второй муж А. К. Воронцовой-Дашковой вовсе не был извергом, и умирала она совсем не в больнице, а среди роскоши в собственном доме. Дочь графини, жена Ф. И. Паскевича-Эриванского, жила тогда в Париже и присутствовала при кончине матери. Таким образом, судьба Воронцовой-Дашковой никак не совпадала с судьбой «Княгини» у Некрасова.
Однако барон де Пуальи, не то прочитав перевод некрасовского стихотворения в путевых заметках А. Дюма, не то узнав о нем от самого писателя, с которым был лично знаком, счел себя глубоко оскорбленным. Он приехал со своими секундантами в Петербург, чтобы вызвать Некрасова на дуэль. Поэт вызов принял и даже, по свидетельству А. Я. Панаевой, ездил в тир — поупражняться в стрельбе из пистолета.
Друзья были встревожены не на шутку. Никто не хотел допустить того, чтобы еще один русский поэт был убит на дуэли французом. Наконец им удалось убедить де Пуальи отказаться от вызова.
Надо отметить, что отдельные черты А. К. Воронцовой-Дашковой легли в основу образа княгини Р. в романе И. С. Тургенева «Отцы и дети».
Но вернемся к судьбе дома. В 1858–1864 годах в нем была реконструирована парадная лестница, и к западному дворовому флигелю пристроено новое полуциркульное помещение для алтаря домовой церкви. Работы велись под руководством архитектора Людвига Петровича Феррацини. Участие в них принимала фирма братьев Ботта, известная своими работами в крупнейших дворцовых сооружениях. Тогда же подвергся переделкам самый большой зал в особняке — Белый, где лепку осуществил итальянский скульптор А. Молирани. Плафон расписывал А. Висконти, а Ф. Денисов выполнил резьбу по дереву.
В ноябре 1868 года произошел пожар и выгорела половина главного трехэтажного дома. Пострадали многие помещения, среди которых оказался и Белый зал. Восстановлением утраченных после пожара интерьеров занимался архитектор Людвиг Фонтана.
Сегодня, как и в XVIII–XIX веках, главный фасад здания имеет центральный подъезд, завершающийся большим балконом. Подъезд декорирован колоннами и пилястрами ионического ордера и хорошо гармонирует с общим обликом всего дома, построенного в стиле раннего классицизма.
При входе в дом открывается большой вестибюль, откуда видна беломраморная лестница. Вестибюль сохранил композицию и отделку XVIII века: два ряда дорических колонн делят его на три части. Прямоугольные лепные сандрики над дверьми со сценками на сюжеты античной мифологии, ниши, завершенные раковинами, в которых ранее находилась скульптура, да и общий серовато-бежевый тон вестибюля придают ему определенную изысканность. Установленные при входе на лестницу два бронзовых торшера с гербами бывших владельцев прекрасно дополняют убранство этого помещения. Лестничный интерьер хорошо освещен. Напротив трех больших окон на верхней площадке расположены такого же размера зеркальные двери. Это противостояние окон и зеркал еще более усиливает освещенность помещения, особенно в солнечный день.
На верхней площадке четыре двери. Две из них ведут в парадные залы, две другие — в боковые анфилады. Через центральные двери — проход в зал, декоративные элементы которого можно отнести к XVIII веку. Почти квадратный, он имеет дверные и оконные проемы с арочными завершениями, украшенными орнаментальной лепниной. Его трем окнам также «противостоят» зеркала. Помещение это граничит с уже известным нам Белым залом. В нем же, огромном, двухсветном, есть ложа для оркестра, что говорит о его назначении. Зал перенасыщен лепниной: здесь фигуры путти, панно, медальоны и цветочный орнамент. Завершает богатое оформление зала огромная бронзовая с позолотой люстра XIX века.
Из других помещений дома наиболее привлекает внимание небольшой кабинет с окнами во двор. Стены его облицованы серым мрамором, украшены лепниной и пятью живописными вставками. А. Н. Петров высказал предположение, что автором этих панно мог быть известный мастер декоративной живописи А. И. Бельский. Петров писал: «Автор панно, как и десюдепортов в комнатах первого этажа, неизвестен. ‹…› Панно на стенах замечательны не только по композиции, изысканности замысла, декоративному изяществу, роднящему их с панно Бельского, а также с живописными панно в помещениях Китайского дворца в Ораниенбауме, но и своей хорошей сохранностью. Они не пострадали от неумелой реставрации и подновлений».
Бесспорный интерес представляют вытянутая в длину гостиная из темно-розового искусственного мрамора и помещения, ведущие в домашнюю церковь.
В детских комнатах на первом этаже имеются живописные десюдепорты, исполненные в технике гризайль, с сюжетами из жизни амуров. Эти комнаты облицованы искусственным мрамором и частично сохранили отделку.
Особняк принадлежал семье Воронцовых-Дашковых до 1917 года. После революции здание было национализировано. Долгое время оно не имело постоянного съемщика, одно учреждение сменяло другое. В 1934 году особняк передали Ленинградскому отделению Всесоюзной торговой палаты, которое и располагалось в нем более пятидесяти лет. С 1988 года в здании находилось акционерное объединение «Технохим». В 2002 году было принято решение о передаче его в ведение Правительства Российской Федерации.
Сенат
Английская набережная, 2 — Галерная улица, 1
Следующие два здания — Сенат и Дом Лавалей — как и в начале XX века объединены внутренними помещениями. Сегодня в этих домах располагается Конституционный суд Российской Федерации.
Сегодня на Английской набережной сохранилась та же планировка участков, что и в XVIII–XIX веках. Главное здание находится на набережной, параллельно ему на Галерной улице расположен бывший доходный дом, имеющий свою собственную нумерацию. Между ними целый комплекс зданий — флигеля и самостоятельные дворовые строения. Все они числятся под номерами с Галерной улицы.
В этом рассказе, как и в других рассказах о домах на Английской набережной, речь идет не только о главном доме, но и обо всем комплексе примыкающих к нему строений, поэтому в заглавии указан двойной адрес.
Величественное здание Сената было построено по проекту Карла Ивановича Росси в 1829–1834 годах, и с тех пор его внешний облик не менялся. Участок, на котором расположен Сенат, имеет довольно сложную историю.
Первое появившееся здесь строение принадлежало князю Александру Даниловичу Меншикову, который, переезжая с Васильевского острова на Адмиралтейский, останавливался в богато убранных комнатах собственного дома.
Существуют различные версии приобретения Меншиковым этого участка: П. Н. Петров считает, что князь построил дом после указа Петра I от 1714 года о застройке набережной; П. Н. Столпянский, М. П. Устинов и другие утверждали, что Александр Данилович самовольно захватил участок и построил дом до петровского указа; С. М. Троицкий писал, что этот участок с домом был взят Меншиковым за долги у генерал-майора Григория Петровича Чернышева. Так или иначе, но во всех перечнях домов (начиная с 1714 года) участок, ближе всего находящийся к Адмиралтейству, до 1727 года принадлежал А. Д. Меншикову.
Светлейший князь сдавал дом внаем, выручая немалые по тем временам деньги.
Сохранился интереснейший документ Н. И. Струнина, служителя домовой канцелярии князя, из которого мы узнаем, кто и какие помещения занимал в этом доме в 1724 году. «В одних каморках» — «иноземка» Софья Григорьевна, с которой брали по четыре рубля в месяц, в двух «больших каморках» — «адмиралтейского ведения прапорщик Лукьян Сергеев Пушкин». В верхнем этаже снимал две «палаты и три каморки» служитель голштинского герцога Липман. В «деревянных хоромах» этого же дома в одной «малой комнате» жил кухмистр вице-адмирала Корнелиуса Крюйса Ф. К. Барабанов, отдельные «светлицы» занимали француз Рус, некто Петров, Симон Яганов. В маленькой каморке ютился денщик доктора Палия — Г. Л. Соколов. В июле 1724 года конюх генерала Бассевича нанял у Меншикова за пять рублей в месяц конюшню и «каморку».
Перечень показывает довольно пестрый по социальному положению состав жильцов доходного дома Меншикова.
Из описаний П. Н. Петрова и П. Н. Столпянского известно, что стоявшие позади дома мазанки использовались для размещения здесь первой школы лепки и художественной резьбы (в начале XVIII века было открыто девятнадцать подобных школ в Петербурге), в которой преподавал французский архитектор Жан-Батист Леблон.
После ссылки Меншикова в 1727 году его дом какое-то время находился в ведении конторы конфискаций. В 1732 году участок «со всякими каменными и прочими строениями и со всеми приготовленными к тем домам наличными припасами» был пожалован в вечное потомственное владение Генриху-Иоганну Фридриху (Андрею Ивановичу) Остерману — графу, генерал-адмиралу, вице-канцлеру, члену Верховного тайного совета, влиятельнейшему сановнику при дворе Анны Иоанновны.
Когда же в 1741 году Остерман был сослан в Сибирь Елизаветой Петровной, она подарила дом графу Алексею Петровичу Бестужеву-Рюмину, поддержавшему ее при восшествии на российский престол. В 1740-е годы граф был пожалован вице-канцлером, стал сенатором, затем канцлером. А. П. Бестужев-Рюмин во времена правления Елизаветы Петровны практически руководил внешней политикой России.
В 1744–1747 годах он полностью перестроил подаренный ему дом, превратив его в особняк, соперничавший с лучшими образцами петербургского зодчества той поры. Со стороны Старо-Исаакиевской (Галерной) улицы служебные корпуса здания соединяла возвышавшаяся над въездом во двор трехъярусная башня с часами. Эти часы, привезенные канцлером из-за границы, своими размерами и богатым оформлением славились на весь Петербург. В новом особняке Бестужев торжественно справил свадьбу одного из своих сыновей с фрейлиной, графиней Разумовской.
Участие канцлера в дворцовых интригах привело к тому, что он был в 1758 году обвинен в заговоре (в пользу будущей императрицы Екатерины II), приговорен к смертной казни, которую заменили ссылкой в его можайскую вотчину, село Горетово. Екатерина II, вступив на престол, поспешила в 1762 году оправдать и возвратить из ссылки Бестужева-Рюмина. Однако его дом на Английской набережной уже был занят Сенатом.
Вероятно, еще при Бестужеве-Рюмине в постройках со стороны Галерной улицы располагалась канцелярия Сената, а после ссылки владельца Сенат занял свободные помещения и в главном доме. Особняк оценили и бывшему хозяину за него уплатили денежную компенсацию.
Экзекутором первого департамента, затем статс-секретарем «у принятия прошений», а с 1793 года сенатором служил в Сенате поэт Гавриил Романович Державин.
Благодаря запискам, составленным Державиным в период службы в Сенате, мы знаем, что в 1779 году поэт наблюдал за перестройками дома и украшением зала общих собраний Сената, которые производились под руководством архитектора П. Патона. Тогда зал общих собраний был украшен лепными барельефами и медальонами, исполненными скульптором Ж. Д. Рашеттом по рисункам Г. И. Козлова. Замысел же аллегорических изображений и композиций принадлежал другу и родственнику Державина — архитектору, скульптору, художнику, поэту Николаю Александровичу Львову.
Изображение здания на гравюре Б. Патерсена «Сенатская (Петровская) площадь и памятник Петру I» ничего общего с нарядным домом Бестужева не имеет. Судя по всему, в 1780-х годах здание переделали (предположительно по проекту архитектора И. Е. Старова). И хотя фасад был оформлен в стиле классицизма, он не отвечал требованиям, предъявляемым к облику высшего государственного учреждения. Здание порядочно обветшало и изнутри. Старые его стены в 1808 году укреплялись «железными связями», а в большом зале были поставлены подпоры в виде колонн. В это же время заменялись перекрытия, устанавливались новые балки и стропила. За работами наблюдал архитектор Андрей Никифорович Воронихин.
В 1810-х годах по проекту архитектора Людвига Ивановича Шарлеманя со стороны Галерной улицы к зданию Сената был пристроен новый флигель в три этажа и изменено крыло здания, занятое сенатской типографией. Новый флигель украшали десять колонн и выносной карниз с медальонами. Эти архитектурные элементы Карл Росси позже использовал при создании нового фасада, выходившего на Галерную улицу.
В 1820-е годы стала всем очевидна необходимость коренной реконструкции здания. После победы над Наполеоном за Россией прочно утвердилась слава одной из сильнейших держав Европы, и высший орган государственной власти — Сенат — требовал соответствующего помещения. Число служащих этого учреждения значительно увеличилось: тесные кабинеты, коридоры, присутственные места были переполнены. В августе 1827 года император Николай I посетил Сенат и отдал распоряжение о немедленной перестройке его здания (П. Н. Столпянский считал главной причиной, побудившей Николая I потребовать перестройки здания Сената, желание уничтожить еще одного «участника» событий 14 декабря 1825 года, так как артиллерией был значительно разбит угол дома). С этой целью был создан специальный комитет под председательством министра юстиции князя Д. И. Лобанова-Ростовского.
Архитектор инженерного департамента Сената Александр Егорович Штауберт осмотрел старые корпуса и высказал соображение о возможности их использования. Он составил перечень предполагаемых работ. Но комитет сделал заключение о необходимости постройки нового здания.
В сентябре 1827 года по распоряжению Николая I комитет объявил конкурс на проект нового здания Сената. В нем приняли участие восемь архитекторов, четверым из которых приказал участвовать лично император — К. И. Росси, А. Е. Штауберту, В. И. Стасову и С. Л. Шустову. Конкурсные проекты представили также В. А. Глинка, П. Жако, А. А. Михайлов и французский архитектор, пожелавший остаться неизвестным.
Каждый из представленных проектов был тщательно изучен, работа К. И. Росси признана лучшей. Росси предполагал сохранить часть старых построек. Так, здание Шарлеманя (со стороны Галерной) зодчий сохранил полностью, лишь надстроив его. Здание Сената у Росси было самым вместительным, а расходы по переделке — значительно ниже, чем требовались для осуществления иных проектов.
В связи с тем, что Росси должен был в кратчайшие сроки завершить сооружение здания Императорской публичной библиотеки, Александринского театра и домов на Театральной площади, главным архитектором на новом строительстве комитет утвердил А. Е. Штауберта, назначив ему в помощники архитектора Сената Т. А. Угрюмова. Закладка здания состоялась 29 августа 1829 года. На работах ежедневно были заняты до 800 человек, что позволяло вести строительство быстрыми темпами.
В первой половине 1832 года здание было возведено, и сразу же началась его наружная, а затем и внутренняя отделка. Лепными работами по фасаду руководили подрядчики В. А. Зайцев и М. А. Александров; наиболее ответственные из них выполнил лепщик Ф. Торичелли. Работы по облицовке гранитом, в том числе и сооружение цоколей, взяли на себя купцы В. и Ф. Черныгины. Купец Е. Новинский занимался отделкой гранитного подъезда.
Созданный Росси ансамбль состоит из двух монументальных зданий Сената и Синода, разделенных аркой, перекинутой через Галерную улицу, и замыкает с запада площадь Декабристов.
Четырехугольный в плане Сенат выходит фасадами на Галерную улицу, площадь Декабристов и набережную. Скругленная его часть ориентирована на Неву.
Скульптурное убранство зданий Сената и Синода отображает торжество гражданских идей Российского государства. Широко использованы аллегории и символы как средство выражения общих понятий: Правосудия, Закона, Веры, Гражданственности, отвечающих назначению учреждения. Симметричное расположение скульптурного убранства и его монументально-декоративный характер соответствуют классическому архитектурному облику зданий. Рисунки для скульптур были предложены комитету Академией художеств. Ее президент А. Н. Оленин писал: «Мы общими силами отыскали приличествующие тем статуям аллегорические изображения, что по числу оных (22 статуи и 19 барельефов) нелегко было сделать».
Весь комплекс К. И. Росси прочен и величествен, и только закруг ленный угол Сената при повороте на набережную дает ощущение движения, усиливающееся течением полноводной широкой реки. Угол никак не вписывается в строгие рамки спокойного классицизма. И, как считала Н. Н. Ковалевская, этот угол «в полной мере несет на себе печать благородного стиля мастера ‹…›. Он [Росси] нарушил симметрию, округлив фасад и украсив его колоннадой: тем самым было подчеркнуто особое значение этого угла — ответственнейшего места во всей постройке, поскольку он виден и с площади и с набережной Невы». Здание создавалось в то время, когда классицизм достиг своего завершения в так называемом ампире.
Сенат стал одним из последних произведений великого русского зодчего Росси, о котором И. А. Грабарь писал: «Какой размах, какая ширь архитектурных помыслов! Этот человек рвался строить целые площади и улицы. Римляне — вот кто были его учителями, и с ними он хотел сравняться в своей архитектуре. Грандиоз и роскошь римских сооружений времен Агриппы, Адриана, Каракаллы манили его воображение. Большому кораблю — большое и плавание. Лишь большие, грандиозные задачи увлекали Росси, и чем грандиознее она, тем больше огня он вкладывает в свою композицию».
При оформлении интерьеров штукатурными работами руководили подрядчики П. Зайцев, Ф. Сидоров, И. Дылев, М. Зиновьев, М. Андреев. Работы по мрамору возглавил К. Трискорни, мебель по чертежам А. Е. Штауберта выполнялась лучшими мастерами того времени — П. Гамбсом, А. Туром, К. Гудом и некоторыми другими. Металлические лестницы создавались на чугунолитейных заводах России. Наиболее сложные лепные элементы внутренней отделки выполнил Торичелли. Залы расписывали пользовавшиеся популярностью Б. Медичи, Ф. Рихтер, В. Соловьев и иные художники. Особенно богатой отделкой выделялся зал, где проводились богослужения. Он находился в угловой части здания (зал сохранился, однако декор его в катастрофическом состоянии!). Его двухсветное помещение завершается куполом со стеклянным фонарем. Центральная, подкупольная возвышенная часть отделяется от остального помещения колоннами искусственного мрамора. Резной дубовый иконостас с золочением исполнил по рисункам А. Е. Штауберта известный мастер столярных работ А. Тарасов.
Новое здание Сената приняло служащих в свои стены сразу же после завершения внутренних работ, в 1834 году.
Как высший орган государственной власти Сенат был создан по воле Петра I в 1711 году вместо Боярской думы. Первоначально он размещался на территории Петропавловской крепости, затем в здании Двенадцати коллегий и, как уже сказано, переведен в дом Бестужева-Рюмина.
Петр I во время своих частых отлучек поручал ведение государственных дел доверенным лицам. Царь требовал, чтобы они не обращались к нему за советами, а «вершили дела как им дать ответ в день судный». Распоряжение Петра I от 2 марта 1711 года гласило: «Мы определили управительный Сенат, которому всяк и их указам да послушен, как нам самому, под жестоким наказанием смертью, смотря по вине».
Спустя несколько дней царь в другом указе так изложил обязанности нового ведомства: «Суд иметь нелицемерный; расходы напрасные отставить; денег как можно больше собрать; дворян собрать молодых; вексели исправить, а соли стараться отдать на откуп; торг китайский и персидский умножить». Та же инструкция предписывала «учредить фискалов», своего рода государственных контролеров, которые должны были «над всеми делами тайно присматривать», проведывая и обличая на службе всякие преступления, взятки, кражу казны и прочее.
В Сенате решались все важнейшие вопросы управления, судопроизводства и законодательства. С учреждением коллегий, куда отошла масса мелких текущих дел, его значение еще более возросло. Однако в 1726 году, уже после смерти Петра I, был основан Верховный тайный совет, поставленный над Сенатом, подчинявшимся ранее только царю. Екатерина II упразднила Совет, но и Сенату, где заседали еще елизаветинские вельможи, она доверяла мало, ограничивая его деятельность служебными функциями. Структура учреждения несколько раз менялась, закрывались и открывались отдельные департаменты.
С первой половины XIX века Сенат — высший судебный орган государства, осуществлявший надзор за деятельностью всех учреждений и чиновников. С 1864 года он стал и высшей кассационной инстанцией по всем судебным делам.
К 1909 году количество чиновников канцелярии Сената возросло настолько, что их размещение потребовало значительного расширения служебной площади. С этой целью правительство купило соседний особняк на набережной (дом Лавалей).
После 1917 года оба здания национализировали и передали архивному управлению. Все имущество и бумаги Сената были взяты под государственную охрану и переданы в музеи и архивы. В 1924 году разобрали иконостас, а церковное помещение приспособили под книжное хранилище.
Во время Великой Отечественной войны в здание бывшего Сената попало пять снарядов, что вызвало серьезные разрушения. Ремонт начался еще до окончания войны — в 1944 году, в 1951 году проводилась реставрация лестницы. В настоящее время на главной лестнице с литыми чугунными перилами сохранились с двух сторон цилиндрические калориферы, завершенные алебастровыми вазами, созданными в 1882 году скульптором Д. Т. Иенсеном.
Служебные помещения и залы переоборудованы под хранилища документов. Во всю высоту рядами в них установлены стеллажи, которые закрывают плафоны с остатками росписи. Эти залы, в основном фисташкового цвета, украшает монументальная живопись, типичная для ампира. Главным ее мотивом является растительный орнамент и немногочисленные аллегорические фигуры. В помещении бывшей церкви сохранились лепной карниз и фрагменты росписи гризайль. Некогда богатый интерьер сильно пострадал от пожара в сентябре 1941 года. В хорошем состоянии после реставрации 1950-х годов зал общих собраний, расположенный на втором этаже, прямоугольной формы с двойным рядом окон, выходящих на площадь.
До 2002 года здесь работали сотрудники Российского государственного исторического архива (РГИА), а все другие помещения были приспособлены под одно из крупнейших хранилищ документов у нас в стране.
В 2002 году было принято решение о передаче этого здания в ведение Правительства Российской Федерации. В 2006 году Российский государственный архив окончательно освободил это здание, где по решению Президента и Правительства Российской Федерации расместился Конституционный суд. Так вернулись зданию предназначенные ему исторические функции.
Дом Лавалей
Английская набережная, 4 (Галерная улица, 3)
Следующий особняк, как уже сказано в предыдущей главе, сегодня находится в ведении Конституционного суда Российской Федерации. Он был широко известен и посещаем в XIX веке самыми разными и интересными людьми. Несмотря на невысокое происхождение хозяев, сюда стремились попасть самые яркие представители аристократического мира. Но принимаемы были далеко не все. Неизменным приоритетом здесь пользовались талантливые люди…
Пожалуй, дом 4 на Английской набережной — самый знаменитый здесь. О нем много писали, и сегодня он неизменно привлекает к себе внимание ценителей красоты и почитателей русской культуры и истории. Особняк находится сразу за зданием Сената и служит как бы переходом от монументального официального сооружения к рядовой застройке набережной.
В петровское время участок, на котором расположен дом (так же как и участок, где был построен Сенат), принадлежал Александру Даниловичу Меншикову. В 1719 году на его месте князем были возведены каменные палаты.
После ссылки Меншикова в 1727 году этот участок со всеми строениями поступил в ведение конторы конфискаций, а затем в 1732 году был пожалован Андрею Ивановичу Остерману «взамен взятых у него дворов его на Васильевском и Адмиралтейском островах для помещения кадетского корпуса почты». Остерман являлся хозяином дома до 1741 года, а в 1743 году здание уже стало принадлежать генерал-полицмейстеру Петербурга Василию Федоровичу Салтыкову.
В 1751 году хозяйкой числилась его вдова (М. А. Салтыкова), а после ее смерти участок перешел к их сыну — Сергею Васильевичу Салтыкову. Из архивных документов известно, что здание тогда имело двадцать четыре жилых помещения.
В 1760-х годах дом принадлежал сенатору, генерал-поручику и рижскому генерал-губернатору Николаю Ерофеевичу Муравьеву. Новый хозяин окончил Сухопутный шляхетский кадетский корпус — привилегированное учебное заведение для дворян, и как лучший ученик был оставлен там преподавателем фортификаций. Стал автором одного из первых учебников по математике. В 1764 году назначен руководить строительством государственных дорог. Лифляндское дворянство приняло его род в число родов ливонского рыцарства.
В 1770 году Николай Ерофеевич уехал для лечения за границу и там скончался. В этом же году Анна Андреевна, вдова Н. Е. Муравьева, сдала дом внаем английскому трактирщику Фразеру.
В газете тех лет можно было прочесть следующее сообщение: «У английского трактирщика Фразера, близ Галерного двора, продаются привезенные сюда из Англии в 12 дней устерсы [устрицы]. Оные находятся в гальоне, который стоит у берега против его дому…»
Анна Андреевна вышла замуж за князя Александра Васильевича Урусова и в 1779 году продала дом генерал-поручику барону Александру Николаевичу Строганову. С этого времени наступил новый период в жизни особняка, связанный с творчеством замечательного русского архитектора Андрея Никифоровича Воронихина.
Выходцы из купцов древнего Новгорода, Строгановы, оказались среди самых известных фамилий России. Началось их возвышение, когда один из Строгановых выкупил из казанского плена великого князя Василия Васильевича Темного. С той поры московские князья ценили Строгановых и предоставляли им невиданные преимущества в торговле и промышленности. При Петре I основное богатство рода сосредоточилось в руках Григория Ивановича Строганова. У него было три сына: Александр, Николай и Сергей. Николай, крестник Петра I, имел сына Александра, с которым подолгу жил в Сибири. Как писал В. П. Старк, «в Соликамске в 1760 году у Александра Николаевича и пермячки Марфы Федоровны Чароевой родился сын Андрей, приписанный вскоре за конторским служителем Никифором Степановичем Воронихиным. Таковым считается происхождение великого русского зодчего Андрея Никифоровича Воронихина».
Известно, что Строгановы принимали самое непосредственное участие в воспитании и образовании А. Н. Воронихина, поддерживали его как художника и архитектора. Выбор Воронихина в качестве архитектора своего дома был для А. Н. Строганова естествен.
Андрей Никифорович взялся за работу весьма основательно: полностью переделал фасад дома и осуществил внутренние перестройки в главном здании. На втором этаже он создал анфиладу парадных гостиных окнами на Неву, на первом, как и полагалось, расположил жилые покои хозяев.
По каким-то причинам Александр Николаевич Строганов не стал жить в обновленном доме. В июле 1800 года он продал особняк Александре Григорьевне Лаваль.
От матери, происходившей из семьи богатейших купцов Мясниковых, Александра Григорьевна унаследовала природный ум и твердую волю. К тому же она получила прекрасное образование и воспитание. Ее отец, Григорий Васильевич Козицкий, был в числе самых образованных людей XVIII века: окончил академию в Киеве, затем Лейпцигский университет, в совершенстве владел древними языками. Он стоял у истоков университетского образования в России: по приглашению М. В. Ломоносова с 1756 года читал курс лекций по философии, латинскому и греческому языкам в Академии наук. В 1766 году Г. В. Козицкий избран ее почетным членом. Ему поручили разбор, описание и систематизацию архива умершего Ломоносова. С 1768 года он фактически возглавлял «Собрание, старающееся о переводе иностранных книг» при Академии наук. За шесть лет Собранием было переведено 112 книг, среди которых произведения Вольтера, Руссо, Монтескье. Самим Козицким осуществлены переводы Овидия, Лукиана, Мосха, Свифта и других авторов. Исполняя при Екатерине II роль статс-секретаря по приему челобитных, Козицкий неоднократно пытался доказать императрице необходимость реформ, которые облегчили бы тяжелое положение крестьян в России, чем и вызывал ее раздражение. Она стала искать повод для удаления неугодного секретаря. И вскоре такой повод нашелся — Г. В. Козицкий написал стихи в честь создания Чесменской колонны в Царском Селе и не упомянул в них Екатерину II. Стихи, конечно же, не понравились, и Козицкий был уволен. Не выдержав обрушившихся на него невзгод, он впал в тяжелую депрессию и покончил жизнь самоубийством.
Дочь Козицкого — Александра Григорьевна — унаследовала от отца-просветителя интерес к знаниям. Часто и подолгу путешествуя за границей, она встречалась со многими выдающимися людьми. Познакомилась и подружилась она с баронессой Сталь фон Гольштейн — известной французской писательницей госпожой де Сталь. Ум, энергия, взгляды этой незаурядной женщины, ее талант покорили Александру Григорьевну.
Свою же независимость и решительность характера Александра Козицкая проявила, когда, полюбив учителя Морского кадетского корпуса, француза Лаваля, решила выйти за него замуж. Мать восстала против этого брака. Однако Александра Григорьевна не отступила: она подала Павлу I челобитную на свою мать. Павел потребовал объяснений. Старшая Козицкая привела следующую мотивировку отказа: «Во-первых, Лаваль не нашей веры, во-вторых, никто не знает, откуда он, в-третьих, чин у него не больно велик». Павел отвечал на это: «Во-первых, он христианин, во-вторых, его знаю Я, а в-третьих, для Козицкой чин достаточен, а поэтому — обвенчать!»
Повеление императора было исполнено: молодых обвенчали. Иван Степанович (Жан-Франсуа) Лаваль взял за женой солидное приданое, в том числе и Воскресенский завод на Урале. К тому же под высочайшим покровительством он быстро пошел в гору. Сын виноторговца, каким-то образом удостоенного графского титула, приехал в Россию делать карьеру. Он правильно рассчитал: достаточно быть французом, чтобы многого достичь в России. И Лаваль получил здесь звание церемониймейстера, орден Святого Александра Невского и чин действительного тайного советника.
Лавали отлично понимали, что не могут похвастаться родовитостью и относятся к той части общества, которая должна завоевывать положение в свете только своим богатством и благодаря собственной энергии. И поэтому немалую роль они отводили тем пышным празднествам, которые задумали устраивать в доме. Это требовало и соответствующей обстановки.
Для осуществления переделок в особняке Лавали пригласили модного французского архитектора, создателя ансамбля стрелки Васильевского острова Жана Франсуа Тома де Томона. В период с 1806 по 1809 год он заново оформил фасад главного дома и, оставив в неприкосновенности воронихинскую планировку помещений, полностью изменил их декор.
Дом был достроен так, как ранее планировал его Воронихин: на втором этаже появился зал для празднеств и рядом гостиная, на первом этаже — жилые комнаты. Фасад архитектор выполнил в стиле классицизма, декорировав его колоннадой. Колонны, объединяющие окна второго и третьего этажа, он расположил на небольшом ризалите первого этажа. В боковых частях здания Тома де Томон использовал мотив трехчастных окон с низкими треугольными сандриками над ними, выше (над сандриками) в неглубоких нишах разместил два скульптурных панно на мифологические темы. Центральную часть и боковые крылья фасада архитектор украсил балконами, а вход в здание — фигурами львов, выполненных по рисункам А. Н. Воронихина (точно такие же скульптуры львов установлены у фонтана-грота на склоне Пулковской горы).
Тома де Томон оставил без изменения флигели и постройки на протяжении всего участка от главного дома до Галерной улицы. Более того, новые пристройки к главному дому он произвел там же, где их планировал А. Н. Воронихин. (Видимо, Тома де Томон, воплощая чужой замысел, не считал эту работу полностью своей, и, думается, именно поэтому в альбоме основных работ, составленном им лично и изданном за границей, этот дом отсутствует.)
Эффектна внутренняя планировка особняка. Оставив без изменения воронихинский вестибюль, Тома де Томон чрезвычайно интересно решил лестничный интерьер, оформив его в виде ротонды, декорированной колоннами искусственного мрамора, имитирующего гранит. Сверху помещение перекрыто сферическим куполом, украшенным лепными розетками. Широкий живописный фриз, впоследствии утраченный, опоясывал барабан купола. Стены лестничного интерьера покрывала живопись. Сардинский посланник в Петербурге Жозеф де Местр писал французскому графу Пьеру Луи де Бланка, что дворец, который Лаваль целиком переделала, великолепен, а «гранитная лестница является, вероятно, самой красивой в Петербурге. Это лучшее произведение нашего друга Тома де Томона».
Высота парадных залов второго этажа была увеличена за счет уменьшения высоты третьего. Интерьеры парадных гостиных второго этажа, боковых анфилад Тома де Томон выполнил с большим вкусом. Окраска стен в помещениях постепенно менялась от сдержанных светлых тонов к интенсивным, насыщенным, достигая наивысшего эффекта в последних залах, окрашенных в ярко-красный цвет и малиновый с золотом. Самое дальнее помещение с окнами на Неву, бывший зал классических древностей, Тома де Томон перекрыл полуциркульным сводом, торцы и фриз расписал гризайлью.
С художественным оформлением помещений хорошо гармонировала мебель. В мраморном зале была светлая мебель, обитая пурпурным шелком, и тяжелые, такого же цвета занавеси на окнах. В желтой комнате мебель, в том числе и стоявший здесь рояль, были выдержаны в серебристых тонах. Простенки закрывались зеркалами. Во всех гостиных — наборные полы из ценных пород дерева.
Разглядывая окна особняка с набережной, молодой Тарас Григорьевич Шевченко невольно задерживал шаг; позднее он писал: «В зимние длинные ночи этот дом освещался изнутри, и красные занавеси как огонь горели на темном фоне, и мне всегда досадно было, что Нева покрыта льдом и снегом и декорация теряет свой настоящий эффект».
Из всех парадных интерьеров выделялся как размерами, так и отделкой зал для празднеств. Эллипсовый в плане, он был украшен пилястрами и колоннами из искусственного мрамора, стоящими на высоких базах. Между колоннами на одной стене размещались панно из белого мрамора, в верхней части дополненные живописью.
В 1818 году архитектор Т. Шарпантье переделал зал для празднеств, декорировав его колоннами и перекрыв зеркальным сводом. Роспись свода, выполненная С. Бессоновым и Б. Медичи, не была похожа на живописную отделку ни одного из парадных залов Петербурга. Необычность эта заключалась в способе воспроизведения живописи — «аль фреско» (Al fresco,
Центральное место в росписи занимают два больших восьмигранных панно с изображением Диониса и Ариадны. Между ними — небольшие квадратные панно с розетками. По краям расположены трапециевидные панно с фигурами путти, сидящих на цветочных гирляндах. Две крылатые женские фигуры — символы славы — обрамляют эти композиции с двух сторон. Падуга декорирована фигурами вакханок. Свободное пространство заполнено традиционно античным орнаментом — ветками аканта. В люнетах помещены сидячие женские фигуры и амуры. На одной из стен — фриз из цветочных гирлянд с венками и сидящими на них фигурами орлов. В трех настенных панно из искусственного мрамора представлены живописные изображения лир.
Росписи плафонов в других залах выполнены в технике гризайль. Наиболее интересна роспись библиотечного зала. Здесь в центре композиции плафона — панно с изображением девяти муз. Этот рисунок повторяет барельеф античного Саркофага муз, хранящегося в Лувре. Панно обрамлено орнаментом из листьев. Во всю его длину (с двух сторон) — четырнадцать портретов известных писателей и ученых-философов, вдоль поперечных сторон с одной — портрет Г. Р. Державина, с другой — воссозданный после Великой Отечественной войны портрет М. В. Ломоносова (во время обстрела он был поврежден снарядом). Около этих портретов — по две крылатые фигуры, держащие щиты с латинскими названиями всемирно известных литературных произведений. На падуге помещены портреты авторов произведений: Гомера, Вергилия, Данте и Мильтона.
Дочь знаменитого медальера Ф. П. Толстого — М. Ф. Каменская в своих воспоминаниях писала, что в знаменитом этрусском кабинете графини Лаваль было собрано множество превосходных этрусских ваз и вещей.
В такой роскошной обстановке, среди произведений искусства Лавали давали балы. Гости поднимались по прекрасной лестнице в богато убранные залы. Бывали здесь и царские особы. Лавали даже устраивали торжественные праздники для царской фамилии. По свидетельству П. Н. Столпянского, «каждую среду зимнего сезона окна особняка приветливо светились, и в салоне графа и графини собирался дипломатический корпус, и весь вообще beau monde Петербурга. Нередко в салонах бывали и небольшие, но избранные собрания».
Поделиться книгой: