Убийство чёрными буквами

Он шлепнул ее по заду. И смотрел ей вслед, когда она шла по бару.

— Отличная девчонка, — сказал он. — Хотите, устрою ее для вас?

— Нет, спасибо, — сказал Кинтайр.

К Гвидо вернулась уверенность. Он улыбнулся и сказал:

— Конечно, я плохой парень. Брюс студентом часть времени работал, а потом всегда сам себя обеспечивал. Иногда помогает Коринна, хотя, должен сказать, не слишком много. А у меня, приятель, рога, копыта и хвост. И я на завтрак ем детей.

Но позвольте сказать вам кое-что о Брюсе. Он всегда ходил в церковь, посещал все мессы — только, заметьте, причастие не принимал, — и все это время он был по другую сторону, он не верил; а вот мужества, чтобы порвать с этими черными воронами, не хватало.

Кинтайр, который выслушал много полуночных признаний встревоженных молодых людей, негромко ответил:

— Ко времени своей смерти Брюс еще не решил, во что он верит. И не хотел причинять боль родителям из-за того, что могло оказаться интеллектуальным капризом.

— Хорошо, хорошо. А вы знаете, с кем он жил?

Кинтайр приподнял брови.

— Я удивлен, что он сказал вам об этом. Он представлял девушку как свою невесту. А в жилом доме сказал, что она его жена. Он больше заботился о ее репутации, чем она сама.

— Ерунда! — фыркнул Гвидо. — Кого он обманывал?

— Ннн… никого, кто ее знал. Он пытался, но…

— Но это была его первая женщина, и для него такое большое событие, что он никак не мог скрыть. Он вообще не умел лгать. Я приставал к нему, пока он не сдался и все мне рассказал.

— Это была ее идея, — сказал Кинтайр. — Он хотел на ней жениться.

— Как бы то ни было, — сказал Гвидо, — наш маленький оловянный Иисус не со всеми был так откровенен. Что еще он задумал? И не спрашивайте меня, связан ли я с этим. Посмотрите на его дела.

— Я могу, — сказал Кинтайр, — но вы объясните мне, о чем еще он плохо лгал.

Вернулась девушка с пинтой бурбона и счетом для Гвидо. Она так низко наклонилась, ставя бутылку и два стакана со льдом, что Кинтайр смог заглянуть ей под платье.

— Приятель, — сказал Гвидо, когда девушка снова исчезла, — Лаура сегодня как на иголках. Если вы этим не воспользуетесь, могу я.

— Зачем вы это мне предлагаете? — спросил Кинтайр. Он отказался от выпивки и предпочел пиво.

— Закончив здесь, я собирался отправиться в город. Побывать в кое-каких местах. Там дорого, но стоит того. — Гвидо взял свой стакан, помешал и выпил. — Работают до утра.

— Мне любопытно, где хронически безработный мелкий шоумен берет деньги на кутежи, — сказал Кинтайр.

Гвидо снова поставил стакан. За расстегнутой на груди рубашкой напряглись его мышцы.

— Не ваше дело, — сказал он самым мрачным тоном, какой Кинтайр от него слышал. — Забудьте, что я об этом сказал. Отправляйтесь домой и занимайтесь своими книгами.

— Как хотите. Но когда вас начнут официально допрашивать — а вас обязательно начнут, сынок, — не советую говорить о Брюсе так, как вы говорили сегодня. Все более и более начинает казаться, что вы его ненавидели.

Кинтайр не собирался уходить. Гвидо трудно понять, и это его беспокоило. Он может даже оказаться причастным к убийству. Кинтайр не хотел в это верить. Он надеялся, что эти презрительные и резкие слова только скрывают собственную боль и недоумение Гвидо. Но не был в этом уверен.

Нужно узнать больше.

Он откинулся и расслабился, стараясь вообще ничего не ожидать. Тогда ничего не сможет вывести его из равновесия.

Тем не менее третий участник встряхнул его.

К их кабинке направлялся человек. Очевидно, он только что расспросил официантку. В дорогом модном костюме и в плотно завязанных черных ботинках. И с очень молодым лицом.

Гвидо увидел его, и его пальцы, которыми он держал стакан, напряглись. На горле задергался пульс.

— Уходите, — сказал он.

— А что случилось?

Кинтайр не шевельнулся.

— Уходите. — Глаза его стали черными кругами в белом окаймлении. Говорил он напряженно. — Увидимся позже. Если останетесь, будут неприятности. Быстрей!

Кинтайр в этом не сомневался. В обычных обстоятельствах он бы ушел; он не любил напрашиваться на конфликты. Но он не думал, что какой-нибудь человек может быть хуже его внутреннего ужаса, а он чувствовал, что ужас по-прежнему готов охватить его, как только он перестанет сосредоточиваться на других проблемах.

Он налил себе остаток пива. И тут человек остановился у кабинки.

Он поистине молод, увидел Кинтайр, настолько молод, что ему, возможно, нужно фальшивое свидетельство о возрасте, чтобы покупать выпивку. Лицо почти девичье, с сонными глазами, и очень белое. Среднего роста, мускулистый и движется с уверенностью, которая подсказала Кинтайру, что он очень быстр на ногах.

— Ммм, — сказал Гвидо.

Молодой человек дернул голову назад.

— Он… уже уходит, — сказал Гвидо. — Прямо сейчас.

— Конечно, когда кончу пиво, — спокойно сказал Кинтайр.

— Допивайте, — сказал молодой человек. Голос у него бесцветный. Акцент не местный, но точно определить Кинтайр не мог. Более-менее Средний Запад. Чикаго?

Прекрасный повод показать себя.

— Не вижу, на каком основании вы можете распоряжаться, — сказал Кинтайр.

— Матерь божья! — прошептал Гвидо. — Проваливайте!

Молодой человек стоял какое-то время, задумчиво опустив веки. Потом сказал Гвидо:

— Хорошо. В другую кабинку.

— Не хотите присоединиться к нам? — спросил Кинтайр. — Поговорите, когда я уйду.

Молодой человек секунду-две думал. Потом еле заметно пожал плечами и сел в нескольких футах от Кинтайра. Гвидо дрожащими руками налил виски в неиспользованный стакан со льдом.

— Это… это Ларкин, — сказал он. — Терри Ларкин. А это профессор Кинтайр. Он был другом моего брата, вот и все.

— Вы из города, мистер Ларкин? — спросил Кинтайр.

Молодой человек достал пачку сигарет. Стандартная пачка, а вот самодельные сигареты в ней — другое дело. Он закурил, не обращая внимания на виски.

Кинтайр не стал бы считаться с обычным наркоманом: слишком разрушительно действие наркотиков. Но, несмотря на ужасные слухи, марихуана — мягкий наркотик, который позволяет сохранить контроль и, вероятно, причиняет меньше вреда, чем табак. Если дело дойдет до неприятностей, одна-две сигареты с марихуаной Ларкину не помешают.

— Мой друг, — сказал Гвидо. Он все еще был напряжен, его улыбка напоминала бессмысленную гримасу. Но было очевидно, что он надеется: эпизод закончится спокойно.

Но Кинтайр так не считал. Это не простое совпадение. Если бы Ларкину нужно было обсудить какое-то дело, пусть даже незаконное, У Гвидо не было бы причин опасаться неприятностей. Ларкин мог просто подождать, пока профессор не отправится домой.

Я задавал слишком много вопросов, подумал Кинтайр. Мог у кого-то здесь вызвать раздражение.

Поэтому свою бомбу он бросил очень осторожно.

— Возможно, вы поможете мне, мистер Ларкин. Вероятно, вы знаете, что брат Гвидо был убит. Гвидо не говорит мне, где был в это время, в субботу и воскресенье, и это может вызвать у него неприятности с законом.

Гвидо умоляюще посмотрел на Ларкина.

Ларкин сидел неподвижно. Так неподвижно, что прошло полминуты, прежде чем он шевельнулся. Потом взглянул на Кинтайра через женские ресницы и сказал:

— Он был со мной. Мы с ним в уикэнд собирали незабудки.

Кинтайр улыбнулся.

— Ну, если это все… — С первой бомбой он промахнулся. И бросил вторую. — Чтобы избежать неприятностей, вам обоим стоит пойти в полицию и сделать заявление.

— Вы не коп, — сказал Ларкин.

— Нет. Это всего лишь предложение. — Взяв цель в вилку, Кинтайр выпустил третий снаряд. — Если они сначала спросят меня, что я об этом знаю, я могу адресовать их к вам. Где вы остановились?

— Иисус Христос! — простонал, как ребенок, Гвидо.

Лицо Ларкина оставалось неподвижным. Но он положил сигарету и сказал медленно и отчетливо:

— Я вам сказал, чтобы вы уходили домой. На этот раз я говорю серьезно, папаша.

Кинтайр напряг мышцы — только на мгновение, потом вспомнил, что должен быть спокоен и расслаблен.

— Я начинаю думать, а чем вы действительно занимались в этот уикэнд, Терри, — сказал он.

Как будто никакого движения не было. Кинтайр услышал щелчок, и складной нож оказался у его горла.

— Конец эпизода, — без всякой злобы сказал Ларкин. — Уходите. И если хотите себе добра, больше сюда не возвращайтесь.

— А знаете, — ответил Кинтайр, — теперь я считаю, что действительно пора вмешаться полиции. Когда-нибудь слышали о гражданском аресте?[18]

У Гвидо заурчало в животе.

Нож Ларкина устремился вверх. Это было искусное профессиональное движение; в этой кабинке, специально сконструированной так, чтобы не пропускать звук наружу, Кинтайр мог умереть совершенно бесшумно.

В тот момент, как появился нож, он понял, что будет ранен. Существует специальная техника владения ножом. И свои последние слова Кинтайр произнес совершенно искренне: Ларкин должен быть задержан. Его левая рука двинулась одновременно с правой рукой Ларкина. Нож пришелся в предплечье, лезвие разрезало рукав и кожу под ним, но больше ничего, потому что Кинтайр резко поднимал левую руку и ударил Ларкина по запястью. Руку Ларкина с ножом он ударил о стену кабинки.

Его правая рука прошла под колено Ларкина. Кинтайр чуть приподнялся; левая рука пришла на помощь правой, и Ларкин вылетел из кабинки.

Кинтайр последовал за ним, туда, где было достаточно места, чтобы иметь дело с этим мальчишкой. Ларкин ударился о стол (настоящий стиль вестерна, где-то частью сознания отметил Кинтайр); все, что стояло на столе, с грохотом покатилось по полу.

Вышибала громоздко побежал, чтобы прекратить драку. Кинтайр не имел против него ничего, но любая задержка даст время Ларкину. Поэтому он побежал навстречу вышибале, остановился за долю секунды до столкновения и принял толчок на бедро. Элементарно. Вышибала отлетел.

Ларкин уже был на ногах, изливая ярость и кровь. Он потерял свой нож; должно быть, кончик застрял… Внимание!

В свете свечей сверкнул второй нож. Кинтайр едва не наткнулся на него. Он упал в стиле дзюдо, смягчив столкновение рукой. На том месте, где он только что был, свернул влажный металл. Перекатившись на спину, Кинтайр ждал, что Ларкин бросится на него. Но тот не был столь наивен. Он схватил со стола бутылку кьянти и бросил.

Кинтайр спас глаза, торопливо подняв руку. Удар был ошеломляющий. Он снова встал. На краю поля зрения появился бармен, размахивающий пробкооткрывателем. Обычная драка в баре не имеет особых последствий, но эти двое настроены серьезно. Вышибала с трудом встал на четвереньки.

— Вызовите полицию! — крикнул Кинтайр. — И ради бога, скатерти начинают гореть!

Посетители расступились. Закричала какая-то девушка. Многие встали на стулья и жадно смотрели. Ларкин осторожно отступал вдоль стены. Кинтайр следовал за ним. Ларкин не дурак, чтобы побежать.

Кинтайр ждал, пока он не оказался на небольшим, свободном от столиков пространстве. Тогда он пригнулся и побежал. Левую руку поднял. Если понадобится, примет эту поганку на бицепс.

Ларкин у стойки бара собрался. Почти опустился на одно колено, подумал Кинтайр, как римский гладиатор, нацелившийся в живот. Необходима смена тактики.

Он изменил направление и оказался у стойки в шести футах от Ларкина. Опустился на ладони и, используя свою скорость, как лягушка, прыгнул на стойку и повернулся лицом к Ларкину. Один прыжок сделал вдоль стойки. Второй — в воздух, прежде чем Ларкин успел хотя бы наполовину распрямиться.

Ларкин упал, нож вылетел у него из руки. Кинтайр тоже упал. Это не дзюдо. Это вообще непонятно что. Триг смеялся бы, если бы мог это увидеть. Но…

Кинтайр повернулся. Ларкин неуверенно вставал. Кинтайр навалился на него и сзади сжал горло. Он лежал на спине Ларкина, ногами и всей своей тяжестью контролируя его тело, одной рукой сжимая горло, другой запястья.

— Хорошо, — тяжело дыша, сказал он. — Убирайся. Иначе я тебя придушу.

Ларкин непристойно выбранился, Он легче, но Кинтайр чувствовал его стойкость и силу. Неважно, сейчас он его держит.

— Бармен, — крикнул Кинтайр. — Позвоните в полицию…

Что-то приземлилось ему на голову.

Это было как взрыв. На мгновение он погрузился в ночь. Он чувствовал, как высвобождается из-под него Ларкин, слепо хватал руками воздух, а мир был чернотой и огромным жерновом.

Потом он пришел в себя. Рядом был Гвидо, потрясенный, всхлипывающий, прикладывающий носовой платок к его окровавленной голове.

— О, боже, док, простите, простите. Вы ранены?

Кинтайр осмотрелся.

— Где младший? — прохрипел он.

— Ушел через заднюю дверь. Боже, док, мне пришлось, вы сами не понимаете… Мария, богоматерь, прости меня, но…