Помоги проекту - поделись книгой:
— Ну… — Голос Питера Майкелиса дрогнул. — В субботу я весь день был дома, занимался домашней работой. Вечером пошел выпить, утром в воскресенье церковь, да, потом вернулся поспать. Да, в этот вечер я играл в пинокль перед складом…
Он замолчал.
— Значит, никто не заходил? — спросил Кинтайр. — Никто не может подтвердить, что Брюс не лежал здесь связанный и с кляпом во рту?
— Да что!..
— Эй! — Джин Майкелис встал на ноги. Это было единое стремительное движение, Джин поднял себя на руках. Его алюминиевые ноги в поисках опоры широко разъехались. Ему удалось схватить один костыль и опереться на него.
— А вам какое дело? — рявкнул он.
Могу ли я сказать, что сам не знаю? подумал Кинтайр. Могу ли сказать, что я здесь потому, что меня попросила девушка, которую я едва знаю?
Вряд ли.
Он небрежно откинулся на спинку и сказал:
— Я хочу заключить мир между вашими семьями. Считайте, что я делаю это ради Брюса. Я признаю, что он мне нравился. А вы всегда ему нравились, Джин. Если вы по-прежнему будете выражать свою ненависть к Ломбарди, полиция очень заинтересуется, чем вы занимались в уикэнд. Где вы были?
Джин ссутулился.
— Не ваше проклятое дело!
— Значит, вас не было дома?
— Не было. А если хотите узнать больше, покажите свой значок.
Кинтайр вздохнул.
— Ну, хорошо. — Он встал. — Я ухожу. Копы не будут любезны, если вы не захотите сотрудничать с ними.
Он посмотрел мимо Джина в окно. Дыра в полую тьму. Может, это последнее, что видел в своей жизни Брюс: из всего великолепия и разнообразия земли только грязное окно, ведущее в темноту.
— Я этого не делал, — сказал Джин. — Мы не делали. — Он оскалил зубы. — Но я трижды благодарю того, кто это сделал. Я хотел бы увидеть их всех, эту его сестру…
— Молчите!
Кинтайра самого поразила ярость, прозвучавшая в его голосе. Впоследствии его самого удивлял этот неожиданный приступ гнева.
Джин покачнулся. Неприятно свистнул. Отец тоже встал, массивный и встревоженный.
— Значит, вы как все, — сказал Джин. — Не понимаете. Она шлюха только внутри. Снаружи она как проклятая монашка. Знаете, как мы называли таких там, откуда я пришел? Про…
— Я ухожу, — хрипло сказал Кинтайр. — Предпочитаю находиться среди мужчин.
Он неосознанно выбрал самое жестокое утверждение. И сразу это понял. Такого человека, как Джин Майкелис, чья сексуальная привлекательность была единственной защитой от несправедливого мира, потеря этой привлекательности поистине делала не мужчиной.
Джин заревел. Его костыль поднялся и со свистом опустился.
Это удар мог бы разбить голову. Но Кинтайр сделал шаг в сторону, и костыль ударился о пол. И сломался. Джин покачнулся на искусственных ногах, руками потянувшись к горлу Кинтайра.
Кинтайр стоял неподвижно, он ждал. Не хотел бить калеку. К тому же какой толк от кулаков против кости и металла?
Когда Джин бросился вперед, Кинтайр на несколько дюймов отступил в сторону, так что кулак прошел у него над плечом. Он взял его в руки, помог себе коленом, и Джин Майкелис ударился о стену.
В поднявшемся облаке штукатурки Кинтайр увидел, что нападает старший Майкелис. Питер был еще силен, как дикий бык, и столь же яростен.
Кинтайр без всякого труда мог бы убить его.
Но он не хотел это делать. Любой может впасть в безумие, если после множества несчастий напиться дешевыми вином. Он снова подождал, пока не увидел направленный в него кулак рыбака. Для человека, прошедшего школу дзюдо, достаточно времени на то, чтобы увернуться, схватить противника за руку, полуобернуть его и отправить восвояси. Еще лучше было бы придушить его и на несколько секунд лишить сознания, но на это нужно время, а Джин уже встал на ноги.
— Хватит на сегодня, — сказал Кинтайр. — Не хочу драться.
— Грязный… ублюдок! — Джин выпрямился. Из одного края его рта текла кровь, он дышал со свистом, но двинулся вперед.
И на пути подобрал второй костыль.
Он попытался ударить им. Кинтайр отобрал костыль. Очень просто — собственное движение костыля выбрасывает его из руки противника. Джин взревел и упал. Кинтайр легко стукнул его по голове, чтобы протрезвить.
Кто-то стучал в дверь.
— Что у вас происходит?
— Рекомендую сотрудничать с полицией, — сказал Кинтайр. — Где бы вы ни были в уикэнд, расскажите им, Джин. Они все равно узнают.
Он открыл окно, выбрался в него и повис на руках. Отец и сын сидели, особого вреда он им не причинил. Кинтайр выпрямил локти и разжал руки. Если знаешь, как падать, до улицы совсем недалеко.
Он сел в свою машину и поехал. Особого ощущения победы не было; возможно, только недовольство своими действиями. Нужно двигаться, ужас внутри не спит.
Хорошо, Коринна, подумал он, когда заработал двигатель. Было немного по-детски, но он все равно не вполне в нормальном состоянии. Твое дело я сделал. Теперь нужно делать свое.
6
Когда совсем недавно Брюс в разговоре упоминал Гвидо, была названа «Бродячая кошка». Очевидно, Гвидо поет в этом баре. Кинтайр посмотрел в телефонном справочнике. Конечно, где-то на Норт Бич, в пригороде, который считается укромным, убогим и опасным.
Неоновой вывески не было, только лестница вниз к двери и надпись на этой двери. Миновав солидно выглядящего вышибалу, Кинтайр оказался в темном, с низким потолком помещении, украшенном абстрактными фресками и мобайлами.[13] Бар был напротив него. Вдоль стен кабинки, привлекательно глубокие, а в самом помещении множество столиков. На столиках свечи в старых, заляпанных воском бутылках от кьянти. Посетителей немного, дюжина пар и столько же мужчин-одиночек. Разного возраста: от тех, кто только что получает по возрасту разрешение покупать выпивку, до седовласых мужчин; мужчины с длинными волосами и распахнутыми на груди рубашками, более пестро одетые, чем женщины; несколько явных педиков; девушка с коротко остриженными волосами и в мужской рубашке и брюках держит за руку другую девушку, которая выглядит более женственно.
Ни на что не пригодные хипстеры; студенты, многие из которых никогда не покинут теплые стены университета; один или два коммуниста, точнее, экс-коммуниста, разочаровавшиеся в своих иллюзиях и не нашедшие новых, все еще продолжающие бесконечную испанскую гражданскую войну; самопровозглашенные интеллектуалы, давно переставшие учиться и забывать; дилетанты в искусстве, религии или в танцах; мелкие рэкетиры, некоторые с дипломами колледжей, но не торопящиеся их использовать, — Кинтайр перестал перечислять. Он знал таких людей. И осуждал Марджери за ее слабость к ним. Они были ему скучны.
Гвидо сидел на помосте у бара на высоком стуле со стаканом пива в руке. Пальцами он касался струн гитары, и они оживали. У него, как и у брата, музыкальные способности. А голос лучше, чем у Брюса.
Кинтайру было забавно встретить здесь давно знакомые строки. Знает ли Гвидо автора, подумал он.
Он прошел мимо столиков и подошел к помосту. Гвидо увидел его и коротко кивнул, показывая, что узнал.
Все равно обсчитают. Кинтайр заказал импортное пиво и сел, чтобы насладиться им. Гвидо допел балладу до конца, закончил громким аккордом и одним глотком допил то, что было у него в стакане. Последовали негромкие аплодисменты, и возобновились разговоры.
Гвидо прислонился к стене. Его ресницы опустились, и он начал извлекать из струн совсем другие звуки. Разговоры стихли. Мало кто здесь узнает следующую песню. Кинтайр сам не узнал, пока певец не повторил припев. Гвидо с улыбкой посмотрел на него, и он понял, что это подарок ему.
Это давным-давно, в дни юности, написал Лоренцо Великолепный.
Закончив, Гвидо сказал:
— Антракт, — положил гитару и подошел к столику Кинтайра. Он стоял, положив левую руку на бедро, а правой достал сигарету и зажег ее.
— Спасибо, — сказал Кинтайр.
Гвидо продолжал заниматься сигаретой, дав Кинтайру возможность вернуться к пиву.
— Что ж, — сказал наконец Гвидо. Он улыбнулся. — Вы хладнокровный человек. Во всех смыслах слова. Давайте поищем кабинку.
Они сели по обе стороны стоящего в глубине столика. Красивая молодая официантка зажгла свечу на их столике.
— Мне одно, — сказал Гвидо.
— Мне то же самое, — подхватил Кинтайр, осушив свой стакан.
Гвидо поморщился.
— Как вам нравится это место? — спросил он.
Кинтайр пожал плечами.
— Место как место.
— Это парижское бистро пусто по будним вечерам. В уикэнд здесь много народу.
— Я предпочитаю бистро.
— Я так и думал.
Они замолчали. Гвидо курил затяжками. Кинтайр не хотел курить: он испытывал непреодолимое ощущение, что его куда-то несет.
После того как девушка принесла их заказ, Гвидо хрипло спросил, не глядя на него:
— Так в чем дело? Мне скоро пора возвращаться.
— Я пришел сюда от Майкелисов, — сказал Кинтайр.
— Что? — Гвидо дернулся. — Зачем вы к ним ходили?
— Допустим, мне стало любопытно. Джина Майкелиса никто не видел в прошлый уикэнд. И он не говорит, где был.
— Вы не… — Гвидо поднял голову. Что-то в нем затвердело. — Я думал, Коринна просто спятила, — очень тихо сказал он.
— Я никого не обвиняю, — сказал Кинтайр. — Я всего лишь штатский. А вот полиция обойдется с ним жестко, если он не представит алиби.
Гвидо закурил новую сигарету от окурка первой.
— Где вы были с середины дня субботы до утра понедельника?
Кинтайр задал этот вопрос так легко, как только мог.
— Уезжал из города, — ответил Гвидо. — С друзьями.
— Лучше свяжитесь с ними, чтобы они могли подтвердить.
— Они… боже всемогущий!
В тусклом свете Кинтайр заметил, что на лице Гвидо — на лицо фавна — выступил пот.
— Мое личное мнение, — сказал он, глядя, как Гвидо пытается твердо сжать губы, — вы не причастны. Но вам все равно придется рассказать, где вы были, и подтвердить свой рассказ.
— Вам рассказать?
Вопрос задан резковато.
— Я не могу вас заставить. Но не пытаясь играть в детектива, я увяз в этом деле. Я знаю всех причастных и могу сообщить полиции что-нибудь важное. Итак, где вы провели уикэнд, Гвидо?
Полный рот надулся.
— То там, то здесь. А кому какое дело? Какой у меня может быть мотив?
— А какие мотивы у других? У вас много подозрительных друзей. Думаю, матери часто приходилось укрывать вас от отца — или даже от властей раз или два. — Со стороны Кинтайра это была догадка, но он сразу увидел, что попал в цель. — А потом вы могли оказаться замешанными в чем-то похуже. А Брюс мог узнать об этом.
— Уносите ноги, — сказал Гвидо. — Убирайтесь, пока я не позвал вышибалу.
— Я просто пытаюсь рассуждать, как полицейский. Я вас не обвиняю, а предупреждаю.
— Что ж, — сказал Гвидо, снова подняв голову, — ничего подобного не было. Точно ничего такого, о чем мог бы узнать Брюс. Я хочу сказать, что он был весь в своей науке.
— Ревность, — сказал Кинтайр. — Это еще один мотив. Брюс всегда был любимчиком. Всю жизнь он был любимчиком. О, он заслужил это: всегда хорошо себя вел, умный и многообещающий ребенок. Но вам, с вашим итальянском фоном — старший сын всегда на первом месте, — вам трудно было это принять. Вы тоже могли бы учиться в колледже. Но Брюс учился лучше, а деньги были только на одного. Конечно, потом у вас появился G.I.[16], но вы этим не воспользовались. Потеряли интерес. Но это не меняет того факта, что на Брюса были затрачены деньги, которые могли быть затрачены на вас.
Гвидо допил свое виски и сделал знак официантке.
— Вздор, — сказал он. — Но продолжайте.
— Посмотрим. Думаю, вы всегда ссорились с отцом. Подозрительному детективу это тоже указание на вас. Вам тридцать лет. И за исключением службы в армии вы всегда жили дома. Вы часто меняли работу, переходили из одного ночного клуба в другой, но работали все меньше. Думаю, в церковь вы не ходите.
— Меня выгнали, — с некоторой дерзостью признал Гвидо. — Несколько лет назад я женился. Ну, не получилось. Поэтому я развелся. Поэтому из церкви меня выгнали. Конечно, я и раньше не верил в этот вздор. Но тогда была большая ссора.
В кабинку заглянула официантка. Гвидо провел рукой по ее бедру.
— Принеси бутылку, — сказал он. — Raus![17]
Поделиться книгой: