Помоги проекту - поделись книгой:
Но почему же борщ некоторые считают не русским, а традиционно украинским блюдом? Как выясняется, исключительно от незнания истории.
«Попытки определить национальность блюда, – говорил в интервью gazeta.ru историк кулинарии Максим Марусенков, – это веяние современности… Полемисты не учитывают ни историческую изменчивость блюд, ни перемену во вкусе входящих в них ингредиентов… Состав и способы приготовления этого блюда менялись и хронологически, и территориально… И свекла не всегда была такой красной и сладкой, к которой мы привыкли. Борщ – и украинское, и польское, и русское блюдо. «Запатентовать» можно только его конкретную разновидность».
Так что нет у борща единой родины! Нет автора, нет его «канонического» описания. Даже в «Книге о вкусной и здоровой пище», которую издавали в СССР в помощь хозяйкам, существует несколько разделов, посвященных этому блюду. И борщ там представлен даже румынский и молдавский, не считая русского, белорусского, литовского, польского и украинского.
И русские блины имеют крайне сложную и древнюю историю: пекли их еще в IX веке! Владимир Святой мог лакомиться блинами вместе с женой своей, Анной Византийской. И пекли блины из самой разной муки – ржаной, гречневой, овсяной, даже гороховой. Гречневая мука придавала блюду интересный оттенок, потому такие блины называли красными. А вот белые – более всего нам знакомые – делали из пшеничной. И хотя мы всегда говорим, что печем блины, по сути, мы их жарим. Отправляем на сковородку тесто на несколько минут, и готово наше собственное солнышко!
Их делали на закваске, на дрожжах, с крутым кипятком, кефиром или на молоке. Блины сдабривали начинкой для сытости, подавали с маслом и сметаной, со свежими или засахаренными ягодами. Блины поливали сиропом, заворачивали в них икру, складывали конвертиками с жареным луком и яйцом, а потом еще раз слегка припекали на сковороде… Ни одни проводы зимы, Масленица, без них не обходились. Радовался русский крестьянин окончанию зимы, наедался вдоволь блинов, чтобы потом выдержать долгий пост.
Различия стали складываться позже, а уж расцвет русского кулинарного искусства и вовсе пришелся на XVIII век.
Пришли новые традиции питания, новые рецепты. Но ушло и много старого. Кто из нас, современных, знает, как выглядит пастернак? Кто регулярно готовит рябчиков для семьи? Есть ли среди нынешних гурманов любители толокна?
Моя бабушка готовила вкуснейший кисель из ревеня. Она знала тысячу рецептов солений. Что-то мне удалось записать, но не знаю, сколько интересных сведений она не успела мне передать. Но, по счастью, есть люди, бережно собирающие старинные советы по ведению хозяйства, записи наших бабушек, исследующие архивные документы. Благодаря им история перестает быть абстрактной архаикой и предстает перед нами живой.
Глава 9. Не хозяин на земле
«Когда Адам пахал, а Ева пряла, кто господином был тогда?» – эту фразу приписывают английскому священнику Джону Боллу, проповеднику XIV века, который яростно отстаивал равенство между людьми. Задумайтесь: в XIV столетии! Когда рядовой обыватель, что на Руси, что в Англии, и помыслить не мог о равном положении крестьян и князей. Болл окончил свои дни очень грустно – его судили, а потом четвертовали 15 июля 1381 года в присутствии короля Ричарда II. Голова проповедника была надета на пику и потом выставлена на всеобщее обозрение, на Лондонском мосту, в назидание каждому, кто посмеет вести себя столь дерзко.
Социальное неравенство имеет очень далекие корни. Даже в первобытных племенах всегда был старший и главный. Крещеной Русью управлял князь Владимир, а после – его потомки. И еще в те далекие времена разница между смердом и человеком более высокого положения была точно прописана. «Русская правда» совсем по-разному велит наказывать холопа и князя.
«Если кто, опознав холопа, захочет его взять, то господину холопа вести к тому, у кого холоп был куплен, а тот пусть ведет к другому продавцу, и когда дойдет до третьего, то скажи ему: отдай мне своего холопа, а ты ищи своих денег при свидетеле.
Если холоп ударит свободного мужа и убежит в хоромы своего господина, и тот начнет его не выдавать, то холопа взять и господин платит за него 12 гривен, а затем, где холопа застанет тот ударенный человек, пусть бьет его.
За убитого княжеского сельского старосту или за полевого старосту платить 12 гривен, а за княжеского рядовича 5 гривен.
А за убитого смерда или холопа 5 гривен.
Если убита рабыня-кормилица или кормилец – то 12 гривен.
А за княжеского коня, если тот с пятном, 3 гривны, а за коня смерда 2 гривны».
Как же вышло, что свободный крестьянин, трудившийся на своей земле, переставал быть свободным? Становился чужой собственностью, смердом, холопом?
«Купляху суждальц по 2 ногаты», – записали в грамоте XII века. Таким образом свободные люди превратились в рабов.
Он мог отработать долг или же быть проданным другому человеку – и таким образом возместить ущерб. Попадали в рабство и преступники, а также члены их семей. За совершенное кем-то убийство расплачивался не только он сам, но еще жена и дети. Один поступок мог перечеркнуть всю жизнь и самого человека, и его потомков.
Число рабов стало расти, многие из них вступали в браки, рождались дети. Отпрыски рабов носили такое же рабское клеймо всю жизнь. Если союз был смешанным (холопка рожала от свободного), здесь закон применялся иначе. Ребенок рабыни мог и получить свободу, но с оговоркой – он не мог наследовать отцовское имущество. Князь Новгородский, Всеволод Мстиславич, внес уточнение: «конь да доспех» могут быть отданы сыну рабыни, появившемуся на свет от вольного человека. А вот свободная женщина, связавшаяся с рабом, сама теряла волю и обрекала на такую же участь своих детей. И это было характерно не только для Руси. В «Литовском статуте» 1529 года есть такие строки: «Жонка если бы за невольного пошла ведаючи, тогда и сама в неволю подается, и дети их». Иногда брак холопов использовали в своих целях их владельцы – чтобы закрепить на своей земле. Известно разбирательство 1595 года, когда боярин Скобельцын подал в суд на Федора Курицына из-за своего беглого холопа. При дотошном рассмотрении этого дела стало понятно, что Курицын женил чужую собственность на своей холопке. Именно по этой причине Скобельцыну пришлось признать поражение – его беглый раб остался в чужом доме на правах уже собственности Курицына.
В холопы попадали и дети родителей, которые не могли их прокормить. В голодные годы в многочисленном семействе выбирали самых старших и работящих, чтобы отдать их в обмен на деньги или хлеб. Разумеется, обратный путь – на свободу – был весьма непростым. Если за ребенка была получена плата, то он должен был, вырастая, вернуть ее. Причем часто устанавливали бóльшую сумму, объясняя это так: ведь хозяин кормил и поил своего раба, предоставлял ему кров.
Были среди работников и «наймиты», те, кто добровольно шел в услужение на какой-то срок. Они могли трудиться на богатого человека, соблюдая определенные условия, а потом снова стать свободными. Иное дело, если при выполнении своих обязанностей они допускали порчу барского имущества. Тогда срок службы мог продлиться, пока хозяин не получит сполна компенсацию за то, что он утратил.
Попасть в холопы можно было и за другие проступки – например, за убийство охотничьих птиц в княжеских угодьях. Ястребы и соколы ценились столь высоко, что потеря такой птицы влекла за собой серьезную выплату. Не сумел погасить долг? Пожалуй в холопы.
Иногда в холопы шли сами, добровольно, не видя другого способа существовать. Сироты, люди, потерявшие все имущество (например, при пожаре), переболевшие тяжелым недугом и не способные больше трудиться на своей земле. В этом случае договоренность с хозяином могла быть разной – работать на него какой-то срок или становиться его собственностью навсегда.
Но в XVI веке в представлении людей, владеющих собственными землями и холопами, крестьяне и рабы – почти одно и то же. Любопытен документ начала XVI столетия о взимании «обжи» – тогдашняя единица «налогообложения». Пашни боярские должны были представить 16 «коробей» и сена 50 копен. Крестьяне – 4 «коробьи» и сена 20 копен, столько же требовали с холопов. То есть в плане взимания податей – что холоп, что крестьянин, в целом одинаково. И холопьи земельные наделы, и крестьянские облагались тяглом.
При разнообразных разбирательствах XVI века такой тонкий момент – являлся ли человек чьим-то холопом или был свободным – часто не имел никакого значения. Например, в правовой грамоте 1519 года о тяжбе по поводу пашенной земли перечисляются провинности холопов: захватывали земли, поджигали, убивали невинных, грабили дома. И только позже выясняется, что среди участников лишь незначительная толика – холопы. Остальные – крестьяне. Однако на приговор это никак не повлияло.
В Судебнике 1550 года прописана была крайне простая процедура перехода из крестьян в холопы. Становясь чьей-то собственностью, тот же крестьянин занимался привычным для него делом. По большому счету, лично для него ничего не менялось. Более того, в Юрьев день можно было поменять хозяина, если прежний казался притеснителем. Выбирали среди тех, кто меньше требовал. А государство в ту пору не пыталось вмешиваться в отношения между землевладельцем и тем, кто эту землю обрабатывал.
Однако это не означает, что 100% крестьян оставались кому-то принадлежащими. Существовала (с середины XVIII века) большая категория экономических крестьян, располагавших личной свободой, были и свободные крестьяне, работавшие на своей земле. Огромные территории нашей родины никогда не знали крепостного права – так сложилось исторически.
Крестьянский уклад, во многом из-за зависимого положения этого сословия, оставался мало изменяемым на протяжении сотен лет. Человек, ежедневно и трудно работавший на земле, чувствовал опору в традициях и преемственности поколений. У него попросту не было времени на долгое созерцание пейзажа за окном, на размышления о чувствах и справедливости. Потому так мало было крестьянских поэтов, художников, мастеров. Занятые с утра и до ночи, они едва находили время для отдыха. Полет фантазии требует определенного безделья.
Но не нужно думать, будто бы крестьянин был сир, темен и лишен чувств. В наших обычаях, в пословицах и поговорках, в наших сказках, передаваемых матерями из уст в уста, содержатся и народная мудрость, и смекалка, и своя романтика. Как красивы народные песни! Часто грустны, часто полны безнадежной тоски… Но это исконное, настоящее, наше.
Стоит крестьянский дом по сей день. И даже в окнах дорогих особняков нет-нет да и мелькнут березовые ветки для Троицыного дня. И после трудового дня идет русский человек в баню, да с веничком, по образцу того, что делал его отец, а до него – дед и прадед. И девушки на Крещение ставят зеркала друг напротив друга – чтобы увидеть в зеркальном коридоре своего суженого. Как в старину, как и триста лет назад. И столько же – вперед.
И быть русскому дому вечно!
Часть II. Барский дом
Глава 1. Истоки дворянства: княжий двор
От утренних хлопот у Прасковьи Никитичны разболелась голова: сначала скотник жаловался на ключницу, затем привезли письма из Петербурга с той же просьбой, что месяц назад: Гришенька слезно умолял выслать пятьсот рублей. Не сдержалась Прасковья Никитична, сорвалось с ее губ бранное слово, после чего она несколько раз мелко перекрестилась перед образами и просила прощения. Слаб человек.
Эту махину – поместье с барским домом, заводиком, пашенными землями, с двумя домами, московским и столичным – она везла на себе одиннадцатый год. И это только формально. Еще при жизни Петра Матвеевича, супруга своего, Прасковья Никитична фактически занималась тем же. Но тогда ей хотя бы было кому пожаловаться! А теперь кому душу изольешь? Гришане? Он в Петербурге, все только денег требует. Дочери, Маша да Настя, замужем – слава богу! Тут Прасковья Никитична снова крестилась, теперь уже благодарно. Хорошо пристроила дочек. Славных мужей им подобрала: состоятельных, с положением, не вдовых. Машин-то, правда, на двадцать два годка ее постарше. Да то разве беда? В иные времена и больше разница была. Ничего, жили. Рассказывала мать Прасковье, как в старину девок замуж выдавали – до самого венца могли суженых своих не видеть. Если уж два знатных семейства решились объединиться, значит, так тому и быть. А воля молодых тут роли не играла.
Поместье это, которым теперь управляла Прасковья Никитична, перешло в руки Суровиных еще в XVI веке. А до того земли принадлежали князю Ярославскому. Ох, давно это было! Борис Петрович Ярославский был убит казанцами в 1552 году. Тридцать три фамилии появились от князей, да только силы и мощи в середине XVI века они не имели. Да и московский государь не был расположен держать подле себя владетельных князей. Род Старицких извели подчистую… С тех далеких лет многое изменилось. Княжий двор – совсем иное дело, чем нынешний барский!
Кто в крестьянском доме живет? Сам хозяин с домочадцами. А чем владетельнее человек, тем больше вокруг него челяди, да и родни прибавляется в разы. Все, кого судьба обидела, едут к состоятельному родственнику. У князя рядом и дружинники, и ближние бояре. Одним велено защищать и охранять, другие собирают налоги и ведут им учет. Слуги обеспечивают хозяйство… Не дом – целое государство!
С XII века каждый княжеский двор действительно напоминал целое государство в миниатюре. Сам князь, по сути, и был центром этого отдельного мира. В его отсутствие доверенные лица могли управлять вместо него (например, взимать дань, вершить суд). Иногда их влияние на самого князя было чрезмерно большим. Именно дружина надавила на князя Игоря пойти собирать дань (что в итоге привело к его смерти)… Этот двор, окружавший государя, мог быть весьма многолюдным – до нескольких сотен человек. У одних были сугубо административные функции, другие занимались более практическими вещами. Были и советники, и просто надежные люди, на которых князь мог положиться в крайнем случае.
Ближний круг был не только опорой князя, но и его силой. Оттого постепенно стал складываться именно наследственный характер окружения. Если отец молодого человека служил отцу князя, получил от него землю и привилегии, то с большей долей вероятности и сын будет рад пойти по тем же стопам. Показательна история Яна, сына Вышаты, который служил киевским князьям на протяжении всей своей достаточно долгой жизни: в 1071 году он усмирял восстание волхвов в Белозерье, в 1089 году в Киеве «держал воеводство», а потом выступал в качестве советника при переговорах князя Святополка Изяславича и Владимира Мономаха. Умер Ян в 1102 году, что даже отметил в своих трудах летописец Нестор. Вышата преданно служил князьям до самой смерти, точно такой же путь проделал и его сын.
Каждый человек в княжьем дворе занимал свое место. Отмечались личные заслуги, не забывали и о заслугах семьи. Так постепенно и сложилось слово «дворяне» – люди княжьего двора. Одно из первых упоминаний «дворян» относится к трагическим событиям 29 июня 1174 года, когда был убит князь Андрей Боголюбский. Против князя сложился заговор, душой которого стали его же родственники, бояре Кучковичи. Не подозревая, что в его доме таится измена, князь был зарублен среди ночи. «Горожане же боголюбские и дворяне разграбили дом княж, – записал летописец, – и много зла сотворися в волости его. Посадники и тиунов его дома пограбиша, а самих изрубиша»[25]. Вот вам и дворяне…
В 1192 году князь Ярослав Владимирович Новгородский «двор свой послав с плесковещи воевать и шедше взяша город Медвежю голову и пожегоша». То есть разбираться с псковичами (а именно о них шла речь) князь отправил свой «двор». Людей, лично ему хорошо знакомых и преданных. В Новгородских документах XIII века есть другое любопытное упоминание двора – когда князь Всеволод Мстиславич[26] поссорился с местным посадником Твердиславом. «И поиде князь Всеволод с Городища со всем двором своим». Очевидно же, что речь идет о людях, а не о части земли перед хоромами, огороженном частоколом.
В тот момент, когда князь открыто выступил против него, посадник был серьезно болен и не мог отразить нападение. Твердислав и князь оказались в неравном положении, что весьма возмутило новгородцев. На защиту своего, местного, поднялось столько людей, что Всеволоду пришлось спасовать. Он отправил вместо себя на переговоры владыку Митрофана, который сумел добиться примирения. После этого Твердислав отказался от посадничества. Впрочем, победу в этом противостоянии князь праздновал недолго – уже в следующем году его прогнали из Новгорода. «Не хощем тебя, – гласит новгородская летопись, – поиди камо хощещи… к отцу своему в Русь». Вольный город Новгород, к слову, не единожды прогонял князей. Досталось в свое время и знаменитому Александру Невскому… Говоря про то, как уходил из города Всеволод, летописец опять упоминает слово «двор». Князь покидал Новгород «со всем двором своим». С ним же прибыл в город Торжок.
Дворянам поручались и дела, которые в современном мире можно смело назвать преступными. Так, в 1217 году рязанский князь Глеб Владимирович пригласил на пир в Исадах владетельных князей, чтобы якобы провести переговоры и уладить противоречия, которые имелись между ними. Это было совершенно предательское действо, и развернулось оно 20 июля, в день памяти святого пророка Ильи. О событиях тех далеких лет нам поведали Лаврентьевская и Новгородская летописи. «Все 6 князь, – говорится в древнем источнике, – кождо со своими бояры и дворяны, придоша в шатер его». А затем, во время пира, дружинники и дворяне князя Глеба и его брата Константина ворвались в шатер и убили гостей. Расправились с князем Изяславом Владимировичем (родным братом Глеба), Михаилом Всеволодовичем, Ростиславом Святославичем, Святославом Святославичем, Глебом Игоревичем и Романом Игоревичем. Единственный, кто не приехал на пир, – Ингварь Игоревич – вскоре взошел на рязанский престол. Он немедленно начал карательную акцию против предателей Глеба и Константина, добившись того, что первый сбежал к половцам (и, по всей видимости, сошел с ума), а второй скитался от князя к князю, прибившись в итоге к сыну черниговского правителя.
Княжьи дворяне имели множество функций: одни отсылались с поручениями и письмами, другие появлялись на городских площадях с указами, а потом зычно их зачитывали. Дворянам же поручалось следить, как исполняются приказы князя. То, что у двора была ратная функция, нам сообщают источники, рассказывающие о Куликовской битве. Князь Дмитрий Донской приехал на битву вместе со своим двором…
Такие «дети боярские» часто бывали безземельными, и их судьба целиком зависела от милости князя. Служить ему, дожидаясь пожалования, становилось необходимым условием жизни. В 1530 году князь Роман Иванович Одоевский, воевода и наместник, отражал нападения татар «з детьми боярскыми», как сказано в летописи. «Многих побили, а иных переимали и к великом князю… в Москву послали». Ратные подвиги награждались званиям и угодьями.
Откуда брались эти самые земли? Часто они бывали… чужой собственностью. Когда в 1484 году московские князья разгромили «боярский заговор» в Новгороде, результатом стала конфискация боярского же имущества. Прежних вотчин лишились примерно 7 тысяч землевладельцев. А тринадцатью годами позже Иван III велел заточить тех бояр, которые «держали крамолу на него». Собственность провинившихся тоже становилась княжеской. Или – впоследствии – могла быть пожалована преданным людям государя.
Эти самые преданные люди тоже не появлялись ниоткуда. «Дети боярские» – лишь один из «источников» нового дворянства. Прирастало новое сословие и татарскими фамилиями. При хане Узбеке, когда пошла тотальная исламизация Орды, многие, кто придерживался других верований, предпочли убежать на Русь. Причем это были вовсе не бедные и плохо образованные люди. Наоборот! Искали новых возможностей самые сметливые, смелые, предприимчивые. Я уже писала про Юсуповых, которые были потомками мурзы. Но среди дворянских фамилий, вышедших из татар, есть такие имена, как Карамзины, Тургеневы, Аксаковы, Огаревы, Кутузовы, Бахрушины, Тимирязевы. Со многими татарами лично был знаком Иван Калита, который неоднократно ездил в Орду. Хитрый князь всегда появлялся с богатыми подношениями, которые он складывал не только к ногам Узбека, но и привозил для его жены Тайдуллы.
Татары приходили на службу к русским правителям и значительно позже. Отец Ивана Грозного разрешил разместиться в Муромском уезде многим татарским семьям. Триста семейств покинули Литву и устроились на Руси во время недолгого правления матери Ивана IV, Елены Глинской. Царевич Касим привел в Городец на Оке большой военный отряд. Иван Грозный жаловал русские земли в Калужском уезде, в Боровском и Тверском мурзам, согласившимся принять православие и поступившим на службу.
Среди предков знаменитого «Бориса, царя» тоже был мурза – Чет, который выстраивал Ипатьевский монастырь в городе Костроме. Часто татарские имена использовали еще долгое время после того, как «новообращенные» пришли на Русь. Но постепенно из документов их вытесняли исконно русские, привычные нашему слуху. Всех лучших представителей татарского племени приняла и ассимилировала Московская Русь. Так что ногайский бек Белек-Пулад не зря почтительно писал Ивану Четвертому: «Белек Булат царю много-много поклонов бьет… В той земле сказывается он прямым сыном Чингизовым и прямым государем царем». Так что Золотая Орда рассыпалась, растворилась в вечности, а ее самые ценные осколки оказались там, куда эта самая Орда в свое время пришла грабить и убивать.
О том, как тесно сплетались судьбы князей и служивших им людей, рассказывает история семьи Алалыковых. В 1540 году к государю обратилась вдова Бориса Алалыкова, Авдотья. Ее супруга убили казанцы, а после смерти мужа выяснилось, что у него имелись большие долги, да еще полученные «в рост». Вдова с детьми не имела средств, чтобы их погасить. И подала челобитную. Рассмотрев прошение, Иван IV распорядился об отсрочке платежа и чтобы долг был оплачен без процентов. Кроме того, детям передавалось поместье отца. Однако по достижении ими подходящего возраста должны они были пойти на государеву службу. Старший из сыновей Бориса, Иван, отличился в битве при Молодях. Он убил ханского зятя и взял в плен мурзу Дивея…
Пополнялось дворянство голландцами и немцами. Уроженец Женевы Франц Лефорт обосновался в России, и как раз в его честь назван московский район Лефортово. Когда Лифляндия и Эстляндия стали частью империи (по итогам Северной войны), остзейское дворянство стало искать пути для продвижения наверх. Чему немало способствовал и Петр I. В результате среди привилегированного сословия оказалось множество балтийских немцев – Розены, Сиверсы, Бенкендорфы, Буксгевдены, Палены, Корфы, Врангели и Ливены… В составе Государственного совета времен Николая II оказалось два десятка остзейских дворян из ста тридцати четырех членов.
Постепенно асиммилировались в России приезжие англичане и шотландцы, которые высаживались на наш берег ради приключений и золота. Искали счастья в Российской империи итальянцы и целые сербские семьи. Переселялись ближе к Петербургу польские шляхтичи и пленные турки. Например, граф Кутайсов, один из преданнейших друзей императора Павла I, изначально был… пленным турчонком! Иван Кутайсов стал парикмахером при цесаревиче, потом камердинером, а после его карьерный взлет было уже не остановить. Со временем он превратился в богатого графа, землевладельца и основателя династии Кутайсовых. Его дочь Мария стала женой графа Васильева, а Надежда вышла за князя Голицына. Турчонок «без роду и племени» глубоко пустил корни на российской земле.
На протяжении нескольких столетий, с 1568-го по 1918 год, Турция (тогда Османская империя) и Россия соперничали на море и на суше. Никто не хотел уступать своих территорий, а захватив новые, отдавать их другой стороне. Войны с Турцией шли практически постоянно, с разными по длительности перерывами. Затем подписывали мирный договор… но проходило время, и снова брались за оружие.
Вышло так, что армия графа Панина захватила крепость Бендеры, до того принадлежащую туркам. Пленников у русской стороны оказалось много, и среди них были две девочки – одиннадцатилетняя Фатима и шестнадцатилетняя Сальха. Эти две маленькие турчанки попали в 1770 году к помещику из Тульской губернии, Афанасию Ивановичу Бунину. Младшая девочка умерла год спустя, в холодном климате она быстро захворала. А старшая освоилась, приняла православную веру и стала называться Елизаветой Дмитриевной Турчаниновой. Ей разрешили свободно проживать в Российской империи, она не считалась крепостной помещика, хотя проживала в его усадьбе и нянчила младших детей Буниных. Для Елизаветы выделили отдельный флигель в Мишенском – так называлась усадьба Афанасия Ивановича. И вскоре супруга Бунина стала замечать, что к этому дому помещик протоптал дорожку.
Афанасий Иванович отпираться не стал. Немолодая супруга всплакнула, но Бунин рассуждал просто – нет у него сына, а здесь появилась надежда. Беременна Елизавета, ей рожать вскорости. Так и появился на свет мальчик Вася, которого записали как Жуковского, по имени совершенно другого человека. И в историю он вошел как замечательный поэт.
О происхождении другого поэта, Василия Капниста, тоже говорили, что матерью его была пленная турчанка, Сальма. Ребенка передали на воспитание законной жене помещика, Софье Андреевне, с ее полного согласия. Любопытно, что отец знаменитого художника Павла Федотова первым браком тоже был женат на турчанке.
Знойная восточная красавица, Игель-Сюмь, приглянулась однажды генерал-майору Заплатину. Нет сведений, было ли чувство взаимным, но вскоре родилась девочка Ольга. Генерал-майор приложил все усилия, чтобы воспитать Ольгу в лучших традициях русского дворянства: она знала иностранные языки, училась истории, литературе, географии, а еще была невероятно хороша собой и очень одарена музыкально. В 1816 году она вышла замуж за писателя Сергея Аксакова, и в этом союзе появились на свет десять детей.
В первой трети XIX века московский градоначальник Дмитрий Владимирович Голицын взял на воспитание в свою семью девочку Катю. Всем, кто задавал вопросы, он рассказывал, что малышку нашли возле турецкой крепости, после штурма. Находились сомневающиеся – дескать, не сам ли Дмитрий Владимирович прижил ребенка на стороне? Однако князь вряд ли был отцом Кати. В Москве его хорошо знали как человека в высшей степени порядочного и очень доброго, особенно к детям. Голицын не мог пройти мимо сиротского горя или бедности. Он помогал приютам, помогал знакомым, оставшимся без средств к существованию. Поэтому Екатерина Павловна Розенгейм – документы на это имя выправили турчанке Кате – на самом деле могла оказаться у Голицыных из желания помочь ребенку. Ее жизнь сложилась вполне успешно: княжеская воспитанница выросла, вышла замуж за влиятельного человека, обер-прокурора сената. Звали его Борисом Карловичем Данзасом. Он был увлеченным коллекционером и большим поклонником творчества Александра Сергеевича Пушкина.
В русской литературе сохранилось множество упоминаний о пленных турчанках. Вспомним хотя бы «Тихий дон»:
«В предпоследнюю турецкую кампанию… вернулся казак Прокофий Мелехов. Из Турции он привез… жену. Маленькая, закутанная в шаль женщина сторонилась окружающих и родных мужа, и отец Прокофия стал жить отдельно».
История турчанки из «Тихого Дона» печальна. Односельчане не приняли ее, считали ведьмой, из-за которой погибает скот. Однажды пришли гурьбой к дому Мелеховых и потребовали выдать женщину. Все закончилось смертью турчанки и каторгой для ее мужа, попытавшегося вступиться. Но с той поры в роду Мелеховых все были темноволосые, курчавые, яркие. Оставила след восточная кровь!
А в гоголевских «Старосветских помещиках» можно встретить рассказ о Пульхерии Ивановне, которая научилась великолепно солить грибы. И рецептом с ней поделилась… пленная турчанка! У Ивана Сергеевича Тургенева в «Певцах» есть персонаж Яшка-Турок. Была у деда писателя Константина Паустовского жена-турчанка по имени Фатима…
Русское дворянство складывалось из многих народностей. Щедрая Русь дала новоприбывшим волю и землю, посты и привилегии. Увы, часто намного больше привилегий, чем полагались собственным, исконно живущим в империи людям. Но нельзя сказать, что те, кто приехал на кораблях и в повозках, не оказались благодарны – многие из них проливали кровь за свою новую родину, совершали ради нее открытия, впитывали русскую культуру и покровительствовали нашему искусству. Спустя одно-два поколения они считали себя уже исконно русскими, соблюдали наши обычаи, говорили на русском языке и брали в жены представительниц древних русских фамилий. Складывалась Русь, как мозаика, вбирая лучшее, отсеивая лишнее и становясь от этого только краше…
Глава 2. Русский терем
В крестьянской избе место у печи и противоположной стены часто называли «бабьим кутом» – место, где целиком и полностью царствовала женщина. Там иногда подвешивали и занавеску, а порой делали и полноценную перегородку. Мужчины туда не совались, а уж постороннему заглянуть в кут – все равно что прилюдно оскорбить хозяев. Иногда в бабьем углу обустраивали место для роженицы, там же кормили грудью малышей.
Барский дом – где жили богатые и знатные – выделял для женщин целую половину. Прасковья Никитична не застала, а вот бабка ее жила в те времена, когда на женскую часть дома ступить могли лишь хозяйка дома, ее дочери и женская прислуга, да гостьи из числа родственниц. До конца XVII века в теремах строго соблюдали разделение. Мужчины и женщины пировали в разных хоромах (как не вспомнить гаремные порядки, где даже свадебные торжества проводили отдельно: свои – для жениха и свои – для невесты).
Это делалось, чтобы изолировать женщину от внешнего мира, максимально сузить ее мир, сохранить ее жизнь и честь. Крестьянка не могла существовать, не соприкасаясь с чужими хотя бы изредка на улице – таков был уклад жизни. Девушка из боярского рода могла с легкостью не встречаться с посторонними, поскольку от нее не требовалось выполнения повседневных бытовых обязанностей. Она была ценностью, вложением, капиталом семьи. С ее помощью можно было объединить две важные фамилии, добиться чьей-то поддержки или помощи. Оттого девица из боярского рода должна была оказаться вне малейших подозрений.
Еще строже регламентировалась жизнь в княжеских дворцах. Поэтому сюжет «Ромео и Джульетты» в русском Средневековье кажется немыслимым. Знатная русская девушка просто не смогла бы тайком встречаться с понравившимся кавалером. Исключена была сама возможность их знакомства. Вокруг девушки из хорошей семьи постоянно оказывались прислужницы, старшие родственницы, собственные сестры. Она не могла и шагу ступить без их постоянного контроля. Да и выбраться за пределы дома было не так уж просто.
На Руси долгое время жизнь женщины протекала исключительно в стенах дома. Сначала это был отчий дом, затем – дом супруга. После смерти мужа женщина имела возможность (и часто пользовалась ею), чтобы уйти в монастырь. Ее социальная роль сводилась к роли дочери, потом жены и матери. Много ли было самовластных правительниц в России с монгольских времен до Петра I? Елена Глинская и царевна Софья. Даже Софья Палеолог, хотя и имела огромное влияние на супруга, единовластно никогда не царствовала. Короткие периоды, когда женщины брали в свои руки власть во время отсутствия мужей, в расчет не берем. Оттого смело можно сделать вывод, что мир русского Средневековья – преимущественно мужской. «Держи деньги в темноте, а девку в тесноте» – это поговорка из XVI века!
Теремом часто называли верхний ярус хором. По одной из распространенных версий, прятать девушек в домах стали во времена монгольского нашествия. Чтобы не уводили в полон, чтобы не превращали их в рабынь. В этом есть определенный смысл: соплеменники Чингисхана увели тысячи русских женщин для дальнейшей перепродажи через крымские рынки сбыта. Там, в Каффе, долгое время велась международная торговля живым товаром.
Однако терем «сложился» и из самого православия. Такие качества, как набожность, смирение, покорность родительской воле, доброта и кротость, всегда ценились верующими русскими людьми намного выше. Церковь всегда играла огромную роль в жизни нашего человека. Потому так упорствовали русские государи, выдавая своих дочерей замуж – чтобы непременно сохранили веру! Чтобы чтили обычаи, впитанные с молоком матери! До падения Романовых все иноземные принцессы (за исключением Шарлотты, супруги царевича Алексея) принимали православие, выходя замуж за русских великих князей. Любимая внучка императрицы Екатерины II, Александра[27], не была выдана за шведского короля именно из-за вопросов веры. Не согласился швед оставить княжне право исповедовать православие в Стокгольме. А ведь все уже было готово для подписания бумаг! И нарядная невеста ждала своего часа, волнуясь перед зеркалами. А король к ней не вышел… Трудно даже представить себе, что почувствовала молодая княжна, когда ее буквально бросили у алтаря.
Добавим к этому сложившуюся традицию монашества. Это сейчас с печалью говорят о современницах: «Ушла в монастырь». В средневековом русском государстве никому и в голову не пришло бы пожалеть женщину, если она принимала постриг. Это было почетно. Разумеется, речь не идет о насильном постриге, явлении, которое тоже – увы! – встречалось.
Например, в 1726 году дворянин Афанасий Пархомов отвез свою жену в монастырь. На этот шаг он пошел вовсе не потому, что супруга решила избрать путь монашества. Совсем напротив! Жена Афанасия Пархомова была категорически против пострига. Однако муж уже повстречал молодую красавицу, Прасковью Колтовскую, и решил, что женится на ней. Поскольку добиться развода было практически нереально, неугодную и постылую отвезли в монастырь.
Если кто-то из супругов выбирал путь монашества, это давало возможность второму, оставшемуся «в миру», начать жизнь заново. Получалось, что усложнив процедуру расторжения брака, церковь сама «подсказала» выход из положения. «Разженитьба» невозможна – тогда в обитель мужей и жен! Кроме того, расторжение брака не гарантировало возможность повторно вступить в оный. Дядя поэта Александра Сергеевича Пушкина не мог жениться после развода, потому что сам был в нем повинен. Супруга обвинила Пушкина в прелюбодеянии с собственной дворовой девкой. Брак расторгли, бывшая жена пошла под венец, а ее мужу пришлось жить в невенчанном союзе с любимой женщиной. Так что постриг был самым «удобным» выходом из положения.
Разумеется, стоя перед алтарем, редкая девица задумывалась, что ее может постичь такая участь – быть запертой в монастыре вопреки своей воле. Например, уже упомянутая Соломония Сабурова, супруга великого князя Василия III, была выбрана им за красоту из пятисот невест. Только представьте: самая прекрасная девушка из всех! В пятнадцать лет произвела такое впечатление, что венчалась в Успенском соборе Московского Кремля, стала великой княгиней… Не могла знать красавица, как обойдется с ней жизнь. Кутаясь в соболиную шубку, Соломония весело строила планы – будет матерью многочисленного семейства, будет сама учить дочек грамоте и рукоделию… Да только бежали быстро годы, словно горные реки, а княжеская колыбель так и оставалась пустой. На протяжении двадцати лет Василий III отмахивался от предложения постричь Соломонию, пока не решился.
Барон Сигизмунд фон Герберштейн, бывавший в Москве в то время, записал: «Соломония… растоптала монашеское одеяние… Тогда один из советников Василия III сказал, что пострижение проводится по воле государя».
Есть легенда, что великую княгиню ударили, когда она позволила себе роптать, что с рыданиями ехала в обитель. Могла ли она воспротивиться? Увы, нет. Соломония приняла постриг и стала инокиней Софией, а рядом с великим князем села на престол новая супруга, Елена Глинская. И подтвердила догадку государя, что не в нем самом дело: родила сначала одного сына, а потом и второго.
До Соломонии замужние женщины чаще всего уходили в обители добровольно, иногда по достижении преклонного возраста. Считалось вполне обыкновенным, если мать семейства, утомленная повседневными заботами и тяжелыми родами, отправлялась встретить старость в спокойствии монастыря. Мужчины принимали постриг в старости, серьезно захворав или принеся обет. Например, будущий патриарх Никон решил полностью посвятить себя церкви после трагических событий в семье – трое его детей умерли совсем юными. Смерть детей настолько потрясла Никона и его жену, что они расстались и разъехались по обителям. Жена приняла постриг в Москве, Никон – в Анзерском ските.
В XVI веке спрятать жену в монастырь позволяли себе уже намного чаще. Известно, что две супруги Ивана IV Грозного постриглись по его указанию. А самая последняя, Мария Федоровна, избрала путь монашества при сыне царя. Навсегда пришлось отказаться от мирской жизни невесткам Грозного – женам рано скончавшегося царевича Ивана Ивановича (того самого, смерть которого вызывает вопросы. На знаменитой картине Иван IV убивает его, однако многие историки не согласны с такой трактовкой). Двум женам царевича предъявляли обвинения в бесплодии, хотя обе прожили с мужем очень незначительный срок. Вдова царя Федора, Ирина Годунова, пошла в монастырь по доброй воле – по крайней мере, такова официальная версия. Своим уходом она «расчистила» путь к трону Борису Годунову. Заперли в обители и ближайшую родственницу Рюриковичей, старицкую княжну Марию. На всякий случай. У Марии не было большой поддержки в России, но рисковать не захотели – а вдруг появится желающий возвести ее на престол? Прав-то у Марии было куда больше, чем у Годуновых…
Борис Годунов использовал монастыри как бескровное средство избавления от конкурентов. Бояре Романовы отправились в обитель (включая родителей будущего царя Михаила Федоровича), Иван Мстиславский и княжна Мстиславская… После недолгого правления Василия Шуйского, вопреки пожеланиям, был пострижен и он сам, и его жена, царица Мария.
Из курса школьной истории всем хорошо известно, что и Петр I свою первую жену, Евдокию Лопухину, тоже отправил в монастырь. После этого он становился, по сути, совершенно свободным человеком. А ведь у Лопухиной был сын, и объявить ее бесплодной, как Сабурову, было нельзя! Воспользовался этой лазейкой и генерал-прокурор Павел Ягужинский. В 1722 году он объявил, что намерен развестись со своей женой, Анной Федоровной, по причине ее «меланхолии» (этим словом частенько обозначали помутнение рассудка). Жили они плохо с самого начала: по сути, дочь царского стольника, Анну, выдали замуж за офицера Преображенского полка (каковым тогда и был Павел Иванович) в награду за его преданность царю Петру. Была такая особенность у царствующих особ – награждать женитьбой. За Анной давали огромное приданое, ее отца уже не было в живых, чтобы противиться браку. После свадьбы Ягужинский редко бывал дома, предпочитал широкую и вольную жизнь в Петербурге, весело пировал и лихо отплясывал на ассамблеях государя. Жена была ему неинтересна, а вот молодая дочь канцлера Головкина – вполне.
Ягужинская, согласно пояснениям мужа, убегала из дома, ночевала непонятно где и с кем, а оказавшись в церкви, бросала на пол священные предметы и скакала «сорокой»[28]. Синод принял к сведению, и Анна Федоровна оказалась в обители в Переяславле-Залесском уже в 1723-м, а в ноябре того же года Ягужинский повел под венец свою избранницу.
Генерал-прокурору (Ягужинский карьерно «вырос» за годы верной службы), конечно, возражать не стали, а вот семья Авдотьи Пархомовой, которую супруг отвез в Белгородский монастырь, встала на дыбы. Потребовала расследования! И добилась правды! Выяснилось, что без всякой видимой провинности жены, без малейшего повода, исключительно ради брака с понравившейся ему женщиной, дворянин увез неугодную супругу. Церковь поступила так: брак с Колтовской был расторгнут, и Пархомову запретили жениться еще раз.
Так что в XVIII столетии уже не так-то просто получалось отвозить жен в обители. Боролась с этим явлением и государыня Анна Иоанновна. Она стремилась сократить число монашествующих в государстве. Постригать разрешали вдовых или отставных солдат. Когда в 1732 году провели перепись монашествующих, то обнаружили массу нарушений. Тогда же последовал приказ: расстричь и отдать на военную службу. К концу царствования императрицы, к 1740 году, в обителях оставались преимущественно болезные или очень старые люди. Это правило полностью отменила Елизавета Петровна – в ее царствование в монашество могли пойти все желающие.
Не все могли, как князь Степан Борисович Куракин, потребовать развода с женой «по неизлечимой болезни». На самом же деле супруга князя, Наталья Петровна (урожденная Нарышкина) влюбилась в собственного дядю, Степана Апраксина. Уехала от мужа и поселилась у матери.
Но к старому проверенному средству иногда прибегали уже в отношении… отпрысков. В 1773 году княгиня Анна Кантакузи походатайствовала о поселении в монастыре своего сына, который вел, по ее словам, «неправильную жизнь». По всей видимости, княгиня осталась довольна результатом – юноша вернулся домой несколько месяцев спустя. Прибегал однажды к этому средству и князь Дмитрий Голицын. Если верить источникам, в итоге все закончилось вполне благополучно. В доме воцарился покой, отношения в семье наладились.
Барский дом долгое время отличался от дома рядового обывателя только размерами – в нем могло быть 2—3 этажа, где внизу располагались хозяйственные постройки, а жилые комнаты и помещения для приема гостей – выше. Говоря о быте князей Средневековья, мы видим даже слово «сени». «Чолхан побеже на сени, – пишет летописец о событиях в Твери в 1327 году, когда русский народ поднялся против пришлого баскака, – князь же Александр Тверской зажже сени отца своего и весь двор… и загоре Шолкан[29] и со прочими татары». Правда, княжеские сени – это крытое большое крыльцо, превосходящие крестьянские и в длину, и в ширину. Увы, о том, как выглядели эти средневековые дома знати, мы имеем представление в основном благодаря раскопкам. В XIV столетии даже княжеские постройки еще возводились по большей части из дерева. А дерево прекрасно горело, о чем мы уже говорили выше.
Слово «терем» встречается тоже в средневековых текстах. Рассказывая о том, как супруга князя Дмитрия Ивановича наблюдала за выступлением русских войск из Москвы в 1380 году, автор упоминает, что находилась княгиня «в златоверхом тереме». По всей видимости, это было очень просторное помещение, потому что княгиня пребывала там с многочисленной свитой.
Поделиться книгой: