Прекрасное далёко

- Погоди друг, жира тут много, мы используем его иначе.

- Это как?

- Поужинаем, увидишь.

После ужина Николай сходил к найденному неподалёку ручью, умылся по пояс, запасся водой, а потом вернулся в свою пещеру и при свете костра начал творить. Снова разогрета банка с остатками жира, этим жиром пропитаны ленты ветхого пиджака, выбитого от пыли перед входом. Ленты намотаны на палки. Получилось всего два факела, и никому неизвестно, сколько они будут гореть, эти самодельные осветительные приборы. Но не сидеть же тупо на заднице!

Что я вам скажу, увиденное Герасимовым меня как автора разочаровало. Особенно поначалу. Думалось, что сейсмостанция – это куча какой-то мудрёной аппаратуры, вслушивающейся в дыхание литосферных плит, передающей данные в центр в режиме реального времени. А что мы видим по факту? А видим мы спину Самодеятельного сталкера, дрожание пламени за ним, отсветы на камнях. А боле нихрена мы не видим. И Николай тоже, судя по его ремаркам. Всё вынесено подчистую, ни тебе оборудования с таинственными циферблатами, ни самописцев, замерших в вечном покое над гладью пожелтевшей бумаги. Длинный прямой коридор, пустая комната, вырубленная в скале и всё. Погодите, а чего это Колька в углу ковыряется? А куда он побежал? О, возвращается, искатель недоделанный! Я прошу прощения за свои ремарки, это во мне разочарование говорит. Хотел вам увлекательную историю поведать, а тут такой обл… ой!

Николай сразу приметил несуразность в стене – один из сколов породы, составляющей стены и потолок в тупиковой комнате, был слишком ровны, слишком длинным. Ощупывание и простукивание подтвердило гипотезу – это «ж-ж-ж» неспроста! Может, весь рюкзак тащить сюда и нет нужды, но фомка пригодится, плоскогубцы, спички, отвертка, нож – да лучше с рюкзаком сюда перебазироваться тогда! Титан – он очень лёгкий и в меру прочный металл, только малость хрупковат. В том смысле, что обычная сталь гнётся, а титан держится до последнего, а потом с хрустом ломается. Дорогой, это да, за пруток с Герасимова аж целую бутылку водки слупили. Гвоздодёр Николай делал сам под присмотром опытного слесаря, знающего, при какой температуре пруток серого лёгкого металла можно проковать в фомку. Тысяча градусов и аккуратная ручная ковка вместо кузнечного молота – и теперь у Герасимова имеется кое-какой инвентарь из этого космического материала.

Николай обстучал обухом топорика предполагаемую дверцу по периметру, слетевшая пыль приоткрыла еле заметную щель и обрисовала прямоугольник двери полутораметровой высоты. Тем же топориком в щель, слегка надавить – а теперь можно и жало фомки вставлять. Без спешки и суеты за полчаса искатель сокровищ смог сначала выдвинуть дверь из паза в стене, а потом и открыть уже обычным порядком. Хитро сделанная дверь на выдвижных петлях снаружи открывалась достаточно тяжело, зато внутри нашлись удобные ручки под две руки, что примечательно – запоров у этой потайной двери не нашлось. К моменту распаковки тайного помещения или хода второй факел окончательно погас. «И за то спасибо» - подумал Герасимов и пошел в сторону выхода.

- Вот чего тебе было по свету не нарубить веток, а?

- А сам-то, сам-то! Такой же умный, давай побежим тоннель исследовать! Смотри, какой я факел сделал!

- Согласен, тут мы оба не продумали. Давай дровишек подкинем в костёр, так сподручнее будет возвращаться.

- А ветки рубить на лежанку наощупь будем?

- Наощупь?

- А если по пальцам топором?

- А если на голых камнях спать?

- Убедил.

Очередная победа над собой, коварным и умным противником, воодушевила Николая, так что веток он нарубил много, ни разу не попав по руке лезвием топора. А то, что один раз топорик спружинил и попал по лбу, так ведь обухом! Обухом почти не больно. Вернулся Робинзон в своё логово с большой охапкой веток и в непонятках – спать перед костром или в комнате? По итогу беседы с самим собой Николай закрыл дверь на дужку от замка и ушел вглубь горы спать. Он прикинул, что ночью никто из людей сюда не придёт, так что глупо переживать, что его не увидят и пройдут мимо. Здесь по ночам никто не шляется, а если кто попрётся, то ему лучше не попадаться. На поздний ужин или ранний завтрак.

Глава 3 Ведро патронов и седло с педалями

«А по утру они вставали! Болят намятые бока!» - вытягивал не то песню, не то стон Герасимов в помещении с хорошей акустикой и плохой вентиляцией. Пахло гарью, сыростью, пылью и еще чем-то невкусным. И было холодно. С трудом разлепив веки, Николай смог привязать свою геолокацию к собственному мироощущению. Хоть и не сразу. Рассеянный свет проникал в помещение, занимаемое его бренным телом через коридор, вырубленный в монолитной скале.

- Всё ясно, друг мой! Ты в рукотворной пещере.

- А выглядит так, словно я в заднице. Причем не в фигуральной.

- Тогда ты в заднице горного великана, Коля. В такой эпической и монументальной. Не фигурально. Что будешь делать?

- Позавтракаю, что тут думать-то!

За ночь жуткие ночные твари не вырвали с мясом решётку из заднего прохода вышеупомянутого великана, и даже следы алмазных когтей не оставили на ржавых её прутьях. Это не могло не радовать. Не хотелось бы встречаться с вурдалаками или оборотнями на их территории.

- А на своей?

- На своей территории всегда пожалуйста. К примеру, на странице книжки я готов и столкнуться, и вступить с ними в неравный бой!

- Угу, и поглумиться. Я помню, как ты папуасам в учебнике географии рога подрисовывал.

- Это был ты!

- И я тоже. – Разговоры с самим собой случались тем чаще, чем дольше наш герой пребывал в полном одиночестве и затерянности. Кто-то из читателей удивится, почему Николай еще не запаниковал, и будет не прав. Еда есть, суббота только началась, а впереди воскресенье. Он был уверен, что к понедельнику по-любому успеет попасть в автоколонну с волшебным номером двадцать-шестьдесят четыре, где его ждут новые трудовые свершения и товарищи по походу. Забавный поход получается, а главное – результативный. Здорово же: когда все подвалят в назначенное место, увидят тут не только вход в сейсмостанцию, не только Колю, но и секретную комнату.

- О! Надо срочно завтракать, а то это, не успею её обследовать до прихода остальных! Вдруг там что-то интересное или ценное, чем не захочется делиться. Например, пистолет Токарева.

- Или «ППШ» и ведро патронов.

- Точно! – Николаю было абсолютно непонятно, почему в рассказываемых байках про автоматы всегда фигурировало это пресловутое ведро патронов. Что, как-то иначе патроны хранить не выходит? Причем, по всему СССР кочует в рассказах именно ведро. Ладно, всё потом. А сейчас надо вымыть как следует вчерашнюю банку, а то чаю охота – сил никаких нет! Плевать, что чай будет с лёгкой плёнкой жира, зато чай. И вообще, буряты специально туда жир кладут, и ничего. Пьют и нахваливают.

Утренняя трапеза была подана не в скале, а на площадке перед ней, за что Николай поблагодарил повара и разделся до трусов. На завтрак давали кашу со свининой. В одной банке. Так что жира на изготовление факелов у Уральского следопыта в наличии не оказалось. Казалось бы – засада? А вот и нет, ведь над землёй в полный рост поднялось солнышко. Если можно говорить о росте абсолютно круглых персонажей типа Колобка. Вот что у него – рост, диаметр или обхват талии? И я не знаю. Солнце не парилось этим моментом и просто светило, являя миру такие милые сердцу каждого русского берёзки. А березки – это береста. А береста – это берестяной факел, который даже еще лучше тряпично-жирового. Хотя бы, потому что не воняет горелыми тряпками и жиром. И светит гораздо ярче. И вокруг бересты завались! Днём мир выглядит совсем иначе, чем ночью. Даже смешно стало при свете дня думать про медведей и вервольфов.

Чего время тянуть, коли факелы готовы? Случайно наткнувшись на горсточку скрепок, непонятно как попавших в рюкзак, Николай с их помощью закрепил рулоны бересты в нижней части, намотав природное топливо на сырые прутики. Штормовку со штанами на тело, спички в карман, инструмент туда же – пора вламываться в тайную комнату. Стоп! Надо развесить сушиться влажные футболки, водолазку, постиранные носки. И высохнет всё на солнце, и товарищи поймут, что их пропащий друг тут расположился. Николай свято верил, что его коллеги обязательно дойдут до финишной точки. Ему и в голову не пришло, что людям теперь не до похода. Все четырнадцать комсомольцев в это время прочёсывали леса вокруг злополучной деревни Теляково, в которой их друг получил алкогольную интоксикацию.

Внутри каждого факела имелся пучок сухой травы, поэтому разжечь его – плёвое дело. Добравшись наощупь до тупиковой комнаты, приключенец как бывалый подпалил бересту буквально с одной спички. Так себе достижение, скажет кто-то. Да и плевать, Николай считал, что имеет право гордиться собой, а на мнение неведомых читателей ему наплевать. Вернее, он даже не догадывается об их существовании. Он и про меня не знает. «Ау! Кто здесь есть?!» - вежливо крикнул Герасимов и засмеялся. Потому как не смог не воспроизвести старый, но по-прежнему любимый анекдот:

- Эгегей!

- эгегей...

- Здесь есть кто-нибудь?!

- здесь есть кто-нибудь…

- Да здесь нет никого!

- да здесь нет никого…

- А может гранату бросить!

- да здесь нет никого…

Вот и думай теперь, безбашенный тип этот Коля, или ему страшновато, оттого и шуточки дурацкие парень генерирует? В любом случае, судят о людях по поступкам, а новоявленный дигер именно в это самое время делает свой первый шаг в тайную комнату.

- Охренеть, дорогие товарищи!

- Поддерживаю, охренеть! Ничего не вывезли.

- А зачем спрятали? От меня что ли? Тогда хреново прятали.

У левой от входа стены недалеко от входа стоял стеллаж, наполовину заполненный какими-то ящиками. Справа от входа на полу лежала вешалка, накрытая не то плащом, не то дождевиком. Под пылью разобрать было сложно. Зато на стойке с непонятной аппаратурой пыли было гораздо меньше. Выглядело это сооружение как центр управления полетами из репортажей про запуск космического корабля. Сходства добавляло чудное кресло, стоящее перед пультом. А вот и нет, не стоящее – кресло, а вернее седло со спинкой, висело на консоли, выдвинутой из передней панели пульта. Кстати, седло тоже было не очень пыльное.

Понятное дело, Николай по-хозяйски уселся в кресло, а кто бы не его месте не сделал бы тоже самое? Вместо стремян под ноги подсунулись какие-то педали. Не те, что «крути пока не дали», а как у мотоцикла. Почти. Потому как они не качались в обе стороны, их вообще не получалось переключить. Ну да, мальчик Коля попытался переключать всё, до чего он мог дотянуться. Благо, седло кто-то не очень умный подвесил так, что в зону досягаемости Колиных рук попадали вообще все переключатели, кнопочки, веньеры, рычаги и… И снова ой! Потому как после очередной манипуляции шаловливых рук несколько лампочек загорелось, вздрогнула пара стрелок на каких-то указателях, где-то загудело, а откуда-то запахло. Горелым запахло, но несильно. Свет нескольких лампочек на пульте и подсветка приборов сделали ненужным использование факела. Так что, когда первый факел догорел, второй Николай зажигать не стал.

«Товарищи! Если вы в путешествии по подземельям наткнулись на машину времени, ни в коем случае не пытайтесь ею пользоваться без участия взрослых (зачеркнуто) умных!»

Внимательный взгляд на пульт дал новую информацию к размышлению. Почему, скажите на радость, большая часть надписей сделана на нерусском языке? Что это за советские учёные такие, если они работали на буржуазной аппаратуре? Что, опять импорт оказался лучше отечественных приборов? А самое гнусное, что те надписи, которые были на русском, оказались не заводскими, а накорябанными самым варварским образом на металле приборов с помощью чего-то вроде гвоздика или перочинного ножа. Вот тут помаргивает лампочка и кнопка с заводской подписью «cabriole» и русской подсказкой «прыжок». А там красным светится лампочка с понятным без перевода словом «minimum». Чего-то тут по минимуму. А чего минимум? Ага, это вот сюда относится: «charge de la batterie», батарейка на минимуме. Ну, минимум – это еще не пустой бак, на пустом можно ехать, а если так, то ого-го сколько можно проползти. Герасимов сам требовал, чтоб индикаторы бензобаков, где они есть, градуировали так. Водила поймет, что пора на заправку, и у него даже хватит бензина доехать. О! теперь можно даже предположить язык, на котором таблички написаны. Точно не немецкий, точно не английский. Все эти «де-ля» творятся на французском или испанском языке.

- Кто-то видел испанскою аппаратуру?

- Неа!

- А раз таковой в природе не существует, то назначим аппарат французским.

- И что это нам даёт?

- Французы не дураки, француз могёт!

- В смысле, жмём?

- Жмём, конечно! Только куда?

- Да чего тут думать! Вона – на «прыжок» жми!

- Сам жми, я боюсь.

И он нажал. Сам боялся, сам нажал. Раздался нарастающий гул, потом всё смолкло, словно ему уши отрезали, потом глаза залепили, потом ампутировали задницу и нос… А потом всё стихло. Пальпация, есть такое слово, показала, что нос на месте, уши не ампутированы, жопа на месте, а глаза ничего не видят, потому что закрыты.

- Предлагаю открыть глаза.

- Ага, ты и на кнопку нажать предлагал.

- Ну ведь получилось.

- Не факт.

- Ты с кем разговариваешь? Ты с собой разговариваешь, так что хорош фигню гнать. Открывай уже зенки свои!

- Сам открывай.

И он открыл свои зенки. Что сказать, первый взгляд довел до Герасимова информацию о том, что батарейки накрылись окончательно. Ничего не светилось, ничего не мерцало. Полная темнота, только со стороны двери тоненький лучик света. И это очень хорошо, потому как иначе Николай бы однозначно сверзился из своего седла. Он вообще плохо держал равновесие в темноте. Наверное, как большинство нормальных людей. Спички в кармане, и можно чиркнуть одной, в свете огонька сориентироваться, слезть. Но спички надо экономить. На всякий случай. Сейчас он спустится вниз, подберет факел… Чего-то не хватает, кстати.

Что-то неправильное носится в воздухе. Пошарив под ногами и дотронувшись до факела, Коля понял, что носится, вернее чего не хватает. Не хватает запаха сгоревшей бересты. Допустим, тлеть она уже перестала, но запах угольков и дыма должен быть. А его нет. И новый факел под рукой показался каким-то сухим и твёрдым. Шорох спички о коробок, яркая вспышка перед глазами, когда Николай проморгался и поднёс её к берестяному факелу, тот запылал с готовностью необычайной, словно ждал этого момента не один год. В ярком свете быстро сгорающего факела Герасимов подхватил с пола два других, увидел кучку мертвого старого пепла на месте первого – дотлел по ходу весь. Рискую обжечь пальцы эдаким светильником, Колька рванул к дверце, распахнул её с усилием шире, а потом бросил на каменный пол почти сгоревший факел номер два. Здесь привыкшему к темноте глазу хватало света, чтоб сориентироваться. Когда Николай вышел по коридору к решётке, то несоответствие мира в его памяти и перед глазами стало еще ярче. А уж когда он вышел из пещеры, то и вовсе стало не смешно. Прежде всего нигде не было его бельишка. Вот тут висело, на кусте. Позвольте, а почему куст какой-то не такой? Да это вообще не тот куст! А вот тот сук, торчащий над упавшим стволом, который он вчера не дорубил, он где? Площадка сильно заросла, это было очень заметно, особенно, если посмотреть на бетонный пятачок перед входом. Во многих местах он был взломан, в трещины лезла трава и даже кусты. Если бы Герасимов не знал, сколько прошло времени с того момента, когда он видел вход последний раз, он решил бы, что прошли десятки лет. С сегодняшнего утра.

Поиск сушащейся одежды ничего не дал, так что Николаю волей-неволей пришлось вернуться внутрь к рюкзаку. К тому, что от него осталось. Ткань рюкзака истлела и местами рассыпалась от прикосновений, хромированная фурнитура теперь была не хромированной, а бурой от ржавчины. От пары консервных банок остались только ржавые ободки, даже капроновый шнур выглядел так, что Коля не доверил бы ему свою тушку. Не в смысле повеситься, а в качестве страховки при штурме горной вершины.

- Да уж, время беспощадно ко многим материалам. Только стекло его не боится.

- Это я к чему? Какое время? Да что здесь происходит вообще!

Мысль об успешном научном эксперименте, произведенном собственными шаловливыми ручками, плавала на поверхности сознания. Каждый раз, натыкаясь на неё, Николай мужественно отворачивался. Последнее это дело – пользоваться бредовыми теориями. В любой ситуации надо сначала перебрать все здравые версии, а уже потом звать на помощь пришельцев с Бабой-Ягой. Осмотр запасов и амуниции показал, что нормально сохранилось только то, что было надето на Николае или лежало в карманах его одежды. Той, которая на нём. Всё прочее подверглось интенсивному старению.

- Секретное оружие, которое состаривает всё в определённом радиусе?

- Нормальная версия, давай еще одну.

- Машина вре…

- Не рассматриваем.

- Лежу в голодном обмороке, мне всё кажется.

- Вот! Можешь же рассуждать логично! Хорошая версия. Но вроде я недавно ел, не сходится. Погоди, ты сейчас предположил, что у меня бред?! Херня твоя версия! Другое давай!

- Машина времени! Морлоки, элои, Герберт Уэлс!

Да что ты будешь делать, только отвернулся от себя, а тут такое в лицо сам себе заорал. Молодой, начитанный, прежде всего от скуки и институтской привычки что-то анализировать, организм перелопатил кучу книжек, в том числе научно-фантастических. Все романы про путешествие во времени Николаем были прочитаны в числе прочих. Их было два: «Янки при дворе короля Артура» и «Машина времени». Ах да, еще несколько рассказов. «Человек, который пришёл слишком рано», еще что-то. Практически во всех произведениях герой попадал в прошлое и там что-то пытался организовать, всё всегда заканчивалось плохо. Особняком была Уэлсовская «Машина» Там герой сиганул в далёкое будущее, не пытался ничего изменить, лёгкий флирт и попытки выжить.

- Резюмирую: всё плохо в любом случае, не до жиру, быть бы живу. И да – я в будущем. В далёком будущем.

- Это почему?

- Консервы протухли и сгнили. А такие банки лет пять могут валяться без всякого ущерба. Ну разве что вспухнут.

- И что делать?

- Прежде всего определить геологическую эпоху. Посмотреть, не раскололась ли луна, не пришли ли ледники. А то может так случиться, что я последний человек на земле.

- Ага, и заселять Землю снова будет не с кем.

- В точку. Ты же заметил, надо мной ни один самолёт до сих пор не пролетел.

- А то они надо мной раньше часто мелькали?

- Ну… если бы недалёкое будущее, то часто должны летать. Аэромобили всякие, космолёты, экранопланы…

- Над горами экранопланы? Сам хоть понял, что сморозил?

- Ну да, погорячился. – Николай пытался отсрочить неизбежной решение, ему категорически не хотелось выходить из этого заповедного уголка, где еще водится человек, нет убийственной радиации, жуткие твари с вот-такенными когтями не разрывают своих жертв на части. При этом он понимал – идти придется. Солнышко будет светить ему сначала в лицо, потом в правый глаз, а потом и к людям выйдет. Или не выйдет. В смысле, или он не дойдет, или людей уже нет. А с другой стороны, чего время терять? Не по ночи же тащиться, да и не проживёт он в тайге один и без припасов. И без снаряжения. И без цели.

Запомненный благодаря хорошей зрительной памяти маршрут требовал идти примерно на юг, а после той деревни со смешным названием… Теляткино? После деревни надо сворачивать к востоку и двигаться в сторону грейдера. То есть уже нормальной дороги, расчищенной, спланированной и покрытой прикатанным щебнем. Не асфальтовое шоссе, но тоже хорошо. Было. А что там сейчас, никто не знает. То есть конкретно Николай не знает. Рано думать про этот ориентир, надо до деревни дойти, или до того, что сейчас на месте деревни. Ориентироваться на местности зрительная память не помогала – и мир вокруг изменился, и шёл тогда Герасимов не в том состоянии, чтоб дорогу примечать. Горушки да камни – всё те же приметы, что и «вчера». Ага, абсолютно те же, что пройденные час назад. Одно хорошо – следов ядерной катастрофы не наблюдается, Ледниковый период тоже пока не ощутим.

Глава 4 Контакт

Ха! А ведь вышел Николай к деревне! Немного не с той стороны, но вышел. Еще бы побольше уверенности, что именно к той самой, к Теляково. Хотя постойте! Вон там стояли стога, вот тут дорога была, по которой с грейдера к деревне выходили. Прошедшие события развертывались перед мысленным взором, словно это было вчера. Блин, а было это позавчера, хорош идиотничать! Но с панталыку сбивала картинка. Деревня выглядела не так, как в прошлый раз. Даже больше, деревня выглядела Очень Не Так. Словно по ней прокатился мор. Большинство домов заброшено, даже издали видно. Да не, похоже, тут все дома заброшенные. Вот и думай, сколько лет минуло, вернее, на сколько он прыгнул вперед. С одной стороны, всё население вымерло, с другой – дома еще не развалились, не рассыпались в труху. Ноги сами понесли Герасимова через луг, десять минут – и он уже входит в деревеньку по той же дороге, что и позавчера.

Первый от околицы дом этих, как его… Шульженко уже не первый. А тот, который теперь первый мертво глядит на дорогу выбитыми стёклами. Садик перед этим домом зарос бурьяном, причём давно. Зато знакомый дом, в котором два дня назад так неудачно забили свинью выглядит обитаемо. Неухоженные стены, облезлая веранда и крыльцо, а вот приусадебное хозяйство всё такое же здоровенное и с присмотром. Вона, грядки ровные, прополотые, куры мелькают тут и там. Точно тут живет кто-то. Потаращился через забор, кстати теперь забор покрепче, чем прошлый, и будя – надо водичкой запастись и идти дальше. Интересно, колодец хоть уцелел? А вообще, хороший признак куры. Значит, люди выжили, значит они тут где-то ошиваются, только не видно их. Да вот же человек! Тётка какая-то пожилая навстречу чешет.

- Это ты!

- Я конечно. Спорить не стану. – Даже засмеялся Николай такой формулировке от первой встречной бабки. Ну или не бабке, кто их знает, этих женщин, обидится еще.

- Это ты! Я помню тебя! Николай!