Красота построения Апокалипсиса проявляется в плавном перетекании одного смыслового раздела в другой – разделы искусно соединяются между собой через связующий стих, сочетающий в себе элементы и предшествующего и последующего разделов. Одним из таких стихов является Откр 3:21 – «Побеждающему дам сесть со Мною на престоле Моем, как и Я победил и сел с Отцем Моим на престоле Его». Это «обетование побеждающему» завершает раздел посланий семи церквам и одновременно вводит в последующий раздел видений.
Тема 1. Повествование Откр 4 – видение небесного престола
Когда завершилось обращение Иисуса к церквям, Иоанн увидел на небе открытую дверь – «прежний голос, который я слышал, как бы звук трубы, говоривший со мною, сказал: Взойди сюда, и покажу тебе, чему надлежит быть после сего» (Откр 4:1). И Иоанн «тотчас был в духе» – руководимый Духом Божиим, он вошел в особое состояние, в котором человек может соприкоснуться с духовным миром. В тексте не сказано, «взошел» ли он сам на небо – подобно некоторым героям иудейских апокалипсисов – или же узрел небесное видение с земли (как это изображается на большинстве иллюстраций к Апокалипсису, к примеру, гравюрах Дюрера).
Что же открылось Иоанну на небе через эту «открытую дверь»? Что он увидел в первую очередь, непосредственно сразу же?
Первое, что увидел Иоанн на небе, описывается так – «и вот, престол стоял на небе, и на престоле был Сидящий» (Откр 4:2). Конечно, мы понимаем, Кто находится на небесном троне, но Иоанн неслучайно не называет Его имени и не дает Его прямых описаний; ни одно имя или характеристика не смогут «охватить» Его в Его непостижимости и безграничности… Во всем Апокалипсисе Бог характеризуется преимущественно через образ трона/престола; помните, «престол» уже был упомянут в самом начале книги («семь духов пред престолом Его», Откр 1:4), и теперь мотив престола разрабатывается в цикле видений.
В Откр 4 все повествование целиком сосредотачивается на «троне»/престоле Божием и описаниях происходящего вокруг него. Вокруг престола радуга, перед престолом «море», как бы стеклянное, от престола исходят «молнии, громы и голоса». Престол окружают живые существа, которые поклоняются Богу и прославляют Его, – это «двадцать четыре старца» и «четыре животных». Фактически Откр 4 являет собой описание небесного богослужения в «тронном зале» Божием. Это описание довольно компактное (11 стихов), но благодаря четкой выстроенности всех элементов получается смыслово насыщенная целостная картина. Иоанну и не требуется пространных детальных описаний, ведь он – не первый человек, кто увидел престол Божий на небе. Его читатели сразу могли догадаться, что видение Иоанна стоит в тесной связи с видениями престола Божия, открывшимися его ветхозаветным предшественникам – пророкам Иезекиилю (Иез 1–2) и Исайе (Ис 6).
Давайте кратко охарактеризуем образность видения Откр 4 с разных сторон – цвета, звуки, предметы, живые существа и их слова.
Сидящий на престоле был «подобен камню яспису и сардису; и радуга вокруг престола, видом подобная смарагду»[147] (Откр 4:3). Сравнение с разноцветными и сияющими драгоценными камнями выражает великолепие и светоносность Сидящего; есть интересные толкования, согласно которым красный цвет ясписа/яшмы и зеленый цвет смарагда/изумруда символизируют сочетание милующей любви Божией и Его пламенной справедливости (но эти толкования являются предположительными, нам не известно доподлинно, как именно выглядели эти камни). То же значение разноцветного многообразия и великолепия имеет и радуга вокруг престола (упоминается и в видении Иезекииля, Иез 1:28). Главные ассоциации с образом радуги – спасение от катастрофы и надежда на благое будущее. Согласно Быт 9:12–17, радуга появилась в небе после потопа и стала знамением заключенного с Ноем завета о том, что потоп больше не покроет землю и не уничтожит творение Божие; «радуга является символом верности Бога Своему творению»[148].
Атмосфера у престола насыщена не только разнообразными цветами, но и звуками – от престола/трона исходят «молнии, громы и голоса». В Ветхом Завете раскаты грома и другие проявления величественных природных стихий часто служили знаком явления Бога (ср. Исх 19:16). Молнии и гром повергают людей в трепет – даже в наше время, когда нам уже известно, по каким природным законам происходит гроза. «Молнии и громы» у престола Божия выражают величие Бога и его «святость», то есть абсолютное отличие от людей. В присутствии Божием человек не может не чувствовать свою слабость и уязвимость, не может не склониться в благоговении перед Его величием[149].
Пред престолом находятся два таинственных предмета – семь огненных светильников[150], которые означают «семь духов Божиих», и море, как бы стеклянное, подобное кристаллу. У небесного трона пребывают и огонь и вода; Дух Божий связывается с огнем, рядом пребывает водная гладь. Это заставляет вспомнить самые первые слова Библии – «Дух Божий носился над водою» (Быт 1:1). Это еще одно упоминание Духа Божия в Апокалипсисе. В образе моря, возможно, присутствуют две ветхозаветные аллюзии: 1) отсылка к тексту Шестоднева (Быт 1:7) – «воды на небе»[151], которые проливаются на землю дождем, 2) или же отсылка к реалиям, связанным с Иерусалимским храмом. В храмовом дворе рядом с жертвенником находилось «медное море», то есть огромная бронзовая чаша для ритуальных омовений священников. Но ассоциация с «медным морем» точно не находится на первом плане; хотя в Апокалипсисе присутствуют аллюзии на многие элементы ветхозаветных богослужебных обрядов, небесные воды Откр 4 нигде не связываются с идеей омовения для ритуальной чистоты.
В целом море в Библии чаще несет коннотации непредсказуемой волнующейся стихии, из которой могут подниматься темные силы хаоса. Так, первый зверь поднимается «из моря» (Откр 13:1); а про Небесный Иерусалим сказано, что в нем «моря уже нет» (Откр 21:1) – то есть нет хаоса, нет непредсказуемости, возможных непредвиденных опасностей. Однако «небесное море» несет совсем другие ассоциации – море пред престолом Божиим спокойно, гладь воды чиста, глубина вод прозрачна как стекло и полностью открыта Богу. Здесь важна общая идея образа воды – прозрачность для Бога делает возможным отразить Его лик и проникнуться Его волей без всяких сдерживающих ограничений[152]; здесь вспоминаются евангельские слова Иисуса «блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф 5:8)[153]. С прозрачным «кристаллом» сравнивается затем и сам град Божий Небесный Иерусалим.
Кто окружает престол Божий? Ближайшие к престолу – это «четыре животных», они «посреди и вокруг» престола (вероятно, сочетание этих двух предлогов указывает на их движение, перемещение). В их описании присутствует комбинация образности Иезекииля и Исайи: как и у серафимов из Ис 6:2, у каждого из них шесть крыл; как и описанные в Иез 1:4–21 херувимы, они подобны «льву, тельцу, человеку и орлу» и имеют много глаз/«исполнены очей»[154]. Однако у пророка Иезекииля каждое из животных четырехлико, а в Откр 4 каждое животное имеет одно лицо. Все толкователи единодушно утверждают, что это ангельские силы, а их число позволяет сделать вывод, что они символизируют
Начиная со святого Иринея, епископа Лионского (сер. II в. по Р. Х.), христианские толкователи начали соотносить образы четырех животных с четырьмя евангелистами, и это прочно вошло в церковную традицию[156]. Толкователи считали неслучайным совпадение числа канонических Евангелий с количеством животных и делали вывод, что через четыре Евангелия весть об Иисусе словно наполняет все мироздание. Действительно, у четырех животных и четырех евангелистов фактически одна и та же миссия – они воспевают великие дела Божии, явленные в нашем мире. Однако нужно помнить, что в самом повествовании Апокалипсиса предполагается «расширенное» толкование четырех животных – пред троном Божиим они являются небесными представителями всего сотворенного Богом мира и не могут быть тождественны евангелистам. При этом основное толкование животных очень обобщенное и широкое, и поэтому евангелисты могут быть включены в него как одна из граней.
Небесные существа поют песнь «Свят, свят, свят Господь Бог Вседержитель, Который был, есть и грядет» (Откр 4:8). Это песнь серафимов из видения пророка Исайи, измененная в конце – «Свят, Свят, Свят Господь Саваоф! Вся земля полна славы Его!» (Ис 6:3)[157]. Сказано, что четыре животных обращают свою песнь к Богу, и «ни днем ни ночью не имеют покоя» – но что это значит? Скорее всего, в отличие от живых существ на земле, небесные животные не нуждаются в отдыхе, – для них нет дня и ночи, они пребывают в постоянном общении с Богом, находясь как бы над временем. Это выражение свидетельствует об их стремлении всегда быть перед лицом Бога, они вовсе не устают петь свою песнь и исполнять Его волю. Ангельские силы являют нам, как же радостно прославлять и благодарить Бога, какое это счастье.
Четыре животных составляют первый, «ближний» круг у престола, но есть еще и второй – вокруг небесного престола находятся двадцать четыре трона/престола и на них – «двадцать четыре старца» (греч. πρεσβύτερος/пресвитерос, основное значение «старший», «более опытный», «старейшина»)[158]. Старцы облачены в белые одежды и имеют на головах золотые «венцы»/короны – символ царственности. Венценосные старцы поклоняются Богу, возлагая свои венцы к Его престолу (Откр 4:10–11) – это жест признания, что их власть полностью исходит от Него, что они как цари подчиняются Высшему Царю. И затем старцы тоже поют Богу песнь. Важно, что греческое слово пресвитерос может означать не только «старейшина», но и «предстоятель», «священник» – именно в этом значении это слово часто употребляется в новозаветных книгах. Кто же эти небесные «старейшины» или «предстоятели» – тоже ангелы, управляющие небесной областью? Скорее всего, нет – в Библии ангелы обычно не именуются «пресвитерами»[159], и большинство комментаторов согласны, что в отличие от четырех животных старцы являются представителями человечества.
Подумаем, откуда может происходить число 24. Для нас 24 ассоциируется с количеством часов в сутках; может ли это означать, что хвала старцев, как и песнь четырех животных, звучит непрестанно и не умолкает? Такое возможно; но стоит также посмотреть библейские параллели. Двадцать четыре часто связывают с числом колен/племен народа Божия; многие комментаторы предполагают, что здесь «складываются» 12 колен Израилевых и 12 апостолов[160]. Однако другие комментаторы обращают внимание, что в этой главе не упоминаются никакие специфически новозаветные реалии, поэтому логичнее истолковывать старцев преимущественно в ветхозаветных категориях. Тогда открываются два варианта: либо связывать старцев с чередами ветхозаветных священников, которых было 24 (см. 1 Пар 24, ср. второе значение слова «пресвитерос» – «священник»), либо соотносить их со священными книгами – согласно еврейскому исчислению, ветхозаветных книг 24.
При этом, как бы мы ни истолковывали происхождение образа старцев, их общая роль ясна – они есть цари и священники Бога, верно служащие Ему. Их богослужебная роль ярко выражена во всем повествовании: старцы поклоняются Богу за Его великие деяния творения и спасения (Откр 4:11; 5:8,11,14; 7:11; 11:16; 19:4) и они представляют «молитвы святых» как приношения пред престолом Божиим (Откр 5:8). Кроме того, старцы непосредственно взаимодействуют с Иоанном – Иоанн два раза вступает в диалог с одним из старцев, который объясняет ему происходящее в видениях (Откр 5:5; 7:13–14).
Вопросы про старцев на этом не заканчиваются: имеются ли в виду определенные исторические лица – родоначальники колен Израилевых, конкретные авторы библейских книг и др., – или же это обобщенные образы?
И почему именно седовласые «старейшины» окружают престол? В иудейской культуре Ветхого и Нового Заветов люди очень уважали стариков: если человек смог дожить до преклонного возраста, – не был ни поражен болезнью, ни убит в каком-то конфликте, – это означало, что он точно обладает мудростью, что он благословен Богом[161].
Представляется, что в Откр 4 не содержится идеи о том, что приблизиться к Богу могут только люди мужского пола немолодого возраста, и причем только 24 «избранника»; скорее, «старость» здесь символична, это образ истинной мудрости. И как мы уже сказали, число 24 так или иначе указывает на представителей народа Божия, на духовных лидеров, пребывающих в связи с Богом; примечательно, что само слово «пресвитерос» употребляется в Апокалипсисе 12 раз[162]. Старцы предстают как единая группа лиц у престола, не упоминается никаких характерных различий между ними. Их белые одежды также символичны – это дарованные Богом «одежды спасения», небесной славы и чистоты (Откр 3:4; 7:14; 19:9). По совокупности приведенных соображений можно утверждать, что образ старцев является обобщенным – это просветленная Церковь в своей полноте и целостности, небесный идеал поклоняющейся Богу общины верующих.
Возлагая свои царские венцы у престола своего Царя, старцы воспевают Бога со словами «достоин[163] Ты, Господь и Бог наш[164], принять славу и честь и силу, ибо Ты сотворил все, и все по Твоей воле существует и сотворено» (Откр 4:11 КАС). Бог здесь прославляется в первую очередь как Творец – безусловно, акт творения есть первооснова, без этого действия любви Бога не существовал бы никто и ничто… Осознание, что каждый из нас сотворен и причастен многоликой красоте мира, есть фундамент нашей благодарности Богу.
При чтении Откр 4 нетрудно заметить, что все повествование строится вокруг одного образа, который упоминается чаще всего – это образ «престола»/«трона» Бога. Какие идеи и смыслы позволяет передать акцент на небесном престоле? Попробуем сформулировать богословское значение образа «престола» Божия в Откр 4:
1. Сосредоточенность на престоле Бога позволяет избежать описаний Бога «напрямую» – собственно, «описать» Бога просто невозможно, ведь «Бога не видел никто никогда» (Ин 1:18) и «Бог есть Дух» (Ин 4:24). Бесспорно, в Апокалипсисе присутствует богословская и литературная тонкость и нюансированность. Описание видения в Откр 4 отнюдь не претендует на изображение Бога «как Он есть», и в то же время Иоанну удается сказать о Боге много существенно важного: Он словно «отражается» в великолепии цветов и звуков, в благоговейном поклонении окружающих Его трон живых существ (вспомним выражение «короля играет свита»).
2. Образ трона напрямую связан с животрепещущей для современников Иоанна темой – кто является истинным Господом и владыкой мира? Столь настойчивое упоминание «трона» акцентирует, что именно Бог обладает подлинной властью, именно Бог есть владыка всего существующего. Показательно, что именование Бога «Сидящий на престоле» встречается в тексте 7 раз[165] – символическое число выявляет идею всеохватности Его владычества. Эту же важнейшую для Апокалипсиса мысль выражает имя «Господь Бог Вседержитель», соответствующее еврейскому «Господь Саваоф» – «Господь воинств», греч. «Пантократор» (παντοκράτωρ)[166]. Иоанну открывается, что в небесной реальности всецело царствует Бог, прославляется Его имя и исполняется Его воля; и небесные цари 24 старца благоговейно склоняются пред Богом. Конечно, Иоанн знает, что его адресаты живут в империи, где не признают небесного Господа и почитают других «богов» и господ; их мнимое величие привлекает к ним тысячи и тысячи поклонников. Проблема поклонения земной власти, основанной на лжи, будет предельно остро представлена в образе зверя Откр 13; будет показано, что зверь тоже поднимается на трон перед многочисленными «живущими на земле»… Но видение духовной небесной реальности открыло Иоанну истину – Бог-Творец является владыкой над сотворенным Им миром. Эта истина затем восторжествует и на земле, видимо для всех – этот смысл присутствует в словах данной Самим Иисусом молитве Отче наш, «Да придет Царствие Твое!»
3. Величественный престол на небе является «оплотом порядка» и гарантией определенности. В нашем земном мире мы нередко переживаем нестабильность и турбулентность, нам порой бывает непонятно, где добро, а где зло, – но в Боге есть ясность и опора. Святой Бог может рассудить, кто прав, – и престол, как «трон царя», также выражает идею праведного суда Божия. Неслучайно небесные существа поют, что Бог есть «грядущий» – в назначенное Им время Бог явно воцарится над Своим творением, и могуществу зла и несправедливости на земле будет положен конец.
Тема 2. Повествование Откр 5 – запечатанная книга и Агнец
Первое небесное видение Иоанна состоит из двух частей, как бы образующих собой диптих, – Откр 4 и Откр 5. Хотя обе главы описывают единую сцену у небесного престола, они весьма различаются. Рассмотренное нами повествование Откр 4 исполнено величественным покоем, и все происходит словно в вечности – «в надвременности или всевременности, не приуроченное ни к какому из земных времен и событий»[167]. А в Откр 5 присутствует более ярко выраженная динамика – вводится мотив решения проблемы, и появляются диалоги, новые персонажи, некая кульминация; Иоанн и читатели полностью захвачены развитием событий, эмоционально переживают меняющуюся ситуацию… Библеисты называют повествование Откр 5 «одной из самых драматичных и эмоциональных сцен во всей книге»[168]. И в отличие от Откр 4, в Откр 5 есть отсылка на историческое событие – правда, совершенно особенное. Кроме сюжетной динамики и соотнесенности со временем, Откр 5 выделяется третьей особенностью – своим ярко выраженным новозаветным характером.
Посмотрим вначале сцену Откр 5 в целом, а затем более подробно прокомментируем присутствующие в ней значимые смысловые элементы.
Глава Откр 5 открывается словами «и увидел я» – этот оборот в Апокалипсисе всегда обозначает начало нового видения или новый аспект уже явленного. Иоанн видит в правой руке[169] Сидящего на престоле «книгу, написанную внутри и отвне, запечатанную семью печатями». Внимание всех обратилось на этот небесный свиток, на внешней стороне которого можно было различить написанный текст и семь печатей как символ сохранности и полноты тайны. Эта книга-свиток – поистине центральный образ Откр 5. Что же за свиток пребывает у Бога? Повествование не дает нам прямого ответа. Итак, сильный ангел возглашает: «кто достоин раскрыть сию книгу и снять печати ее?» (Откр 5:2). Подразумевается, что это очень важная задача и многое в мире зависит от того, найдется ли достойный раскрыть эту книгу. Но в ответ – молчание… Оказывается, что никто во всей вселенной не может взять эту книгу и снять с нее печати, – «ни на небе, ни на земле, ни под землею». Как же так? Иоанн не может сдержать эмоции – он «много плакал» о том, что никого достойного не нашлось. В греческом тексте здесь использован глагол κλαίω, выражающий плач от горя; действительно, сцене присущ глубокий драматизм – все в недоумении, неужели решение так и не будет найдено?
Скорбь и потрясение Иоанна не остались незамеченными на небесах – к нему обращается один из царственных 24 старцев. Старец утешает Иоанна, говоря, что не все потеряно, есть Тот, на Кого можно надеяться: «Не плачь; вот, лев от колена Иудина, корень Давидов, победил, и может раскрыть сию книгу и снять семь печатей ее»[170] (Откр 5:5). Появляется надежда, что миссия будет исполнена, – но еще неясно, кто Он, этот победитель? Это точно Царь: ведь лев – образ царственности, и еще упоминается происхождение от израильского царя Давида…
Верно, речь идет о Мессии; можно проследить, как в словах старца соединяются два известных ветхозаветных пророчества о Мессии: «молодым львом» называет Иуду патриарх Иаков в своем предсмертном благословении сыновей (Быт 49:9)[171]. А именование «корень Давидов» восходит к пророчеству Исайи: «И произойдет отрасль от корня Иессеева и ветвь произрастет из корня его… и станет как знамя для народов» (Ис 11:1,10). Иессей был отцом царя Давида, и они вели свое происхождение из колена Иудина. В евангельских повествованиях «Сыном Давидовым» именуется Иисус Христос, и в Нем же исполнились все ветхозаветные мессианские обетования. Великая победа была совершена Иисусом на кресте: Он победил силы греха, силы смерти и ада. В Евангелии от Иоанна Он говорит: «мужайтесь, Я победил мир» (Ин 16:33). Да, мы понимаем, что Он имеет власть раскрыть книгу Божию – Он один среди всего мироздания.
Иоанн пока только услышал про льва от Иуды, и он готов увидеть Мессию-царя и победителя в Его славе. Чувствуя, что тот скоро появится, Иоанн оборачивается… И вот кто неожиданно предстает посреди престола Божия – нет, не обещанный лев, но Агнец/ягненок!
Это пример, когда один зрительный образ «стоит тысячи слов». Немало иудеев ожидало, что Мессия явится как грозный воин-триумфатор, успешно истребляющий всех врагов Израиля[172]. Но то, что Иоанн «видит», радикально преображает любые «милитаристские» представления о Мессии:
«И я взглянул, и вот, посреди престола и четырех животных и посреди старцев стоял Агнец как бы закланный, имеющий семь рогов и семь очей, которые суть семь духов Божиих, посланных во всю землю» (Откр 5:6).
Какая же яркая трансформация образов – воинственный лев оказывается ягненком, с которым всегда ассоциировались мягкость, кротость, ранимость… Контраст между тем, что Иоанн «услышал», и тем, что он «увидел», показывает, что ветхозаветные мессианские пророчества исполнились совсем не так, как ожидали многие. Иисус кроток и смирен сердцем (Мф 11:29), Он «трости надломленной не переломит» (Ис 42:3; Мф 12:20). Тем не менее нельзя сказать, что смена образа льва на ягненка обозначает резкий переход от «силы» к «слабости» – все повествование Апокалипсиса подчеркивает, что Иисус Христос действительно есть победитель зла и Царь, Он обладает подлинной силой, исходящей от Бога. Явленный как Агнец, Иисус как бы сохраняет в Себе «львиные» качества; при этом Его сила не подавляющая – она проявляется именно в мягкости и прощении[173]. В целом не будем забывать, что наши представления о «силе» и «слабости» очень неполны; люди часто судят по привычным шаблонам, основанным на внешних проявлениях, но Иисус не укладывается в рамки никаких шаблонов[174].
Духовная сила Иисуса показывается в следующих образах – Агнец имеет «семь рогов и семь очей, которые суть семь духов Божиих, посланных во всю землю» (Откр 5:6). Семь рогов символизируют полноту власти и силы (Числ 23:22; Втор 33:17), а также царственности (Дан 7:7; 8:3). Образ семи очей Божиих присутствует также у пророка Захарии (Зах 4:6–10), он символизирует не только всеведение, но также и вездеприсутствие Бога, Его власть действовать повсюду. «Семь очей» Христа означают, что Он вмещает полноту Духа Божия, который наполняет Вселенную. Безусловно, Христос в образе Агнца исполнен спокойного достоинства – он «стоит» посреди престола, хотя имеет рану, он «как бы закланный».
Выражение «закланный агнец» несет в себе важнейшую ветхозаветную ассоциацию с принесением жертвы[175]. Многие древние религиозные установления рассматривали ягненка как одно из жертвенных животных по преимуществу. Ветхозаветные обряды очищения, прощения грехов, искупления и празднования Пасхи предписывали принесение в жертву ягненка, который должен был быть без физических недостатков («без порока» – «непорочный»). Есть два главных ветхозаветных текста, на фоне которых нужно интерпретировать именование Иисуса Агнцем:
1) Прежде всего, это установление книги Исход о пасхальных агнцах – их кровью израильтяне помазали косяки дверей, и десятая Египетская казнь миновала их дома (Исх 12:21–24). Кровь ягненка служила знамением спасения, и его мясо вкушали за трапезой. Связь Агнца-Христа с первой уникальной израильской Пасхой подтверждается тем, что образность книги Исход широко используется во многих других местах повествования Апокалипсиса. Показательно, что и в Евангелии от Иоанна пасхальный агнец осмысляется как прообраз Распятия Иисуса (в Нем исполнились пророческие слова «кость его да не сокрушится», Ин 19:33,36)[176]. Пасхальный агнец связывается с идеей «искупления»/выкупа[177] – как закланные агнцы стали знамением того, что израильские первенцы выжили, так и смерть Христа освободила людей от власти греха и открыла путь к восстановлению подлинных отношений с Богом-Источником жизни. Эта мысль звучит в Евангелии от Иоанна, посланиях апостола Павла и апостола Петра: «вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира» (Ин 1:29,36), «вы искуплены кровию Христа как непорочного и чистого Агнца» (1 Пет 1:19); «Христос, наша Пасха, заклан за вас» (1 Кор 5:7).
2) И второй ветхозаветный текст, не менее яркий: «Как овца, веден он был на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен, так и он не отверзал уст своих» (Ис 53:7; в Деян 8:32 этот текст прямо истолковывается как исполнившийся во Христе). Во второй части книги пророка Исайи Служитель Господень описывается как кроткий ягненок, не сопротивляющийся угрожающему ему насилию[178]. Здесь присутствует значение жертвы («заклание») и также невинности человека, который незаслуженно подвергается страданиям. В этом же значении употребляет сравнение с ягненком пророк Иеремия, идущий возвещать слово Божие враждебно настроенным слушателям: «а я, как кроткий агнец, ведомый на заклание, и не знал, что они составляют замыслы против меня» (Иер 11:18). Возвращаясь к Апокалипсису, мы еще лучше поймем именование Христа Агнцем, если примем во внимание описание его противников: власть над миром хотят узурпировать дракон и зверь-монстр с семью головами и десятью рогами. Они действуют жестокостью и насилием, но Апокалипсис возвещает, что кроткий ягненок побеждает чудовищных зверей!
Образ Агнца дает понять, что Иисус достигает вечной победы именно через Свою жертвенную смерть. И Он не просто умирает – главный смысл в том, что Он свободно решает полностью отдать Себя Богу и людям.
Да, мы видим, сколь много смыслов и ассоциаций заключает в себе образ агнца/ягненка…
С этого момента слово «Агнец» становится основным именованием Иисуса в тексте Апокалипсиса – Христос именуется Агнцем 28 раз. Отметим, что 7 × 4 = 28, то есть здесь опять же угадывается числовая символика – 28 получается из комбинации числа полноты и числа всей земли. Истинный Агнец, Иисус был полностью искренен и «прозрачен» в Своей самоотдаче, Он ничего не хотел лично для Себя; все, что Он делал, служило для того, чтобы любовь Божия могла беспрепятственно изливаться на весь мир. И Отец откликнулся – Бог превознес Иисуса в невероятных масштабах, поставил Его царем над всей вселенной, вне ограничений времени и пространства. Просто невозможно выразить, сколь велика власть Иисуса и Его сила: Он, Сын Божий и вместе с тем Сын Человеческий, может проникнуть внутрь каждой одинокой души, согреть Своим пониманием, даровать подлинный мир и опору, открыть внутри спасительное присутствие Бога. В Апокалипсисе все это показано во впечатляющих образах и молитвенных славословиях – мы словно слышим небесную музыку.
Долгожданный момент настал – Агнец подходит к престолу и берет книгу из десницы Сидящего. И тогда четыре животных и 24 старца падают ниц пред Ним в поклонении. Как много выражает этот жест – вспомним, что согласно ветхозаветному Писанию поклоняться подобает только Богу! Теперь Агнец занимает место у престола Божия, Он в центре небесного богослужения, и Ему воссылаются три небесных гимна. Вначале песнь исходит от двадцати четырех старцев и четырех животных. Они все берут струнные музыкальные инструменты, похожие на арфы[179], и поют Агнцу «новую песнь»: «Достоин Ты[180] взять книгу и снять с нее печати, ибо Ты был заклан и кровию Своею искупил нас Богу из всякого колена и языка, и народа, и племени и соделал нас царями и священниками Богу нашему, и мы будем царствовать на земле» (Откр 5:9–10). Выражение «новая песнь»[181] напоминает, как израильтяне торжественно воспели Богу после перехода через море и спасения от египтян (Исх 15). А новозаветная «новая песнь», звучащая на небе, восхваляет Иисуса за искупление людей и за то, что обетование книги Исход стать «царством священников и народом святым» реально исполняется! Отныне все верующие вслед за Иисусом могут входить в присутствие Бога как священники и служить Ему, обращая свои разнообразные дарования в Его славу…[182] Все это было достигнуто Его жертвенной смертью – «закланием». Качественная «новизна» песни предвосхищает новое творение Божие в Небесном Иерусалиме (Откр 21–22).
Круг присоединяющихся к хвале Агнцу расширяется – второй гимн Агнцу поет уже «неисчислимое множество» ангельских существ (ср. Дан 7:10): «Достоин Агнец закланный принять силу и богатство, и премудрость и крепость, и честь и славу и благословение» (Откр 5:12). Обратим внимание, что элементов в этом гимне
Третий гимн обращен к Богу и Агнцу вместе, и теперь круг поклоняющихся невероятным образом охватывает
Великолепная сцена Откр 5 завершается поклонением 24 старцев Богу, «Живущему во веки веков», и таким образом круг «небесного богослужения» Откр 4–5 как бы замыкается. Поклонение Богу в 4-й главе сменяется поклонением Агнцу, которое затем переходит в поклонение Им обоим – «этим удостоверяется, что Бог и Агнец едины»[183] (ср. «Я и Отец одно» в Евангелии от Иоанна – Ин 10:30). А теперь вспомним стих, предваряющий раздел Откр 4–5, – «Побеждающему дам сесть со Мною на престоле Моем, как и Я победил и сел с Отцем Моим на престоле Его» (Откр 3:21), – теперь становится понятным, что он действительно выражает основную идею видения.
Давайте осмыслим еще раз, что же «увидел» Иоанн. Описываемое им небесное прославление последовало за упомянутой в Откр 5:5 победой Иисуса, то есть Его жертвенной смертью, Его распятием на кресте римлянами. Видение открыло Иоанну истинное значение распятия – с «земной» перспективы оно выглядит как мучительная смерть преступника, но только небесная перспектива показывает, чем Распятие явилось
Давайте посмотрим другие новозаветных тексты, говорящие о прославлении и всемирном владычестве Иисуса Христа, изображенном в Апокалипсисе в столь впечатляющих образах. Евангелие от Луки и Деяния говорят о вознесении Иисуса на небо, о Его восшествии «одесную силы Божией» (Лк 22:69, то есть «по правую руку от Бога»), или «одесную престола величия на высоте» (Евр 1: 3). В Послании к Евреям, как и в Откр 5, смерть Христа осмысляется как пройденный Им путь к великой славе Божией: «…Он умер за всех людей – как мы видим, Он, пройдя через страдания и смерть, был увенчан славой и честью» (Евр 2:9 ДЕСН). Ближайшей же новозаветной тематической параллелью к 5-й главе Апокалипсиса является широко известный христологический гимн Послания апостола Павла к Филиппийцам, где описывается дарование Христу вселенской власти, последовавшее за Его предельным умалением Себя:
«Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу;
но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек;
смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной.
Посему и Бог превознес Его и дал Ему имя выше всякого имени, дабы пред именем Иисуса преклонилось всякое колено небесных, земных и преисподних, и всякий язык исповедал, что Господь Иисус Христос в славу Бога Отца» (Флп 2:6–11).
Это все тоже очень наглядные и яркие слова; однако можно признать, что образные картины Апокалипсиса являются уникальными по своему драматизму и объемному изображению небесного прославления Иисуса.
Кроме того, ни в одном другом новозаветном тексте служение Иисуса Христа не связывается с таинственной книгой, открыть которую может Он один… Давайте вместе отправимся в интересное исследование и узнаем, что это может быть за книга!
Тема 3. Четыре варианта интерпретации «книги за семью печатями» и их богословская логика
Существует выражение «книга за семью печатями»… Для нас книга прежде всего является символом знания, а печати на ней навевают мысли о тайне. Многие люди в тот или иной момент ощущают соприкосновение с некой тайной – тайной собственной души, тайной другого человека, тайной мира природы, тайной мироздания, которое своей гармонией свидетельствует о Боге-Творце… Как восклицает псалмопевец: «Когда взираю я на небеса Твои – дело Твоих перстов, на луну и звезды, которые Ты поставил, то что есть человек, что Ты помнишь его, и сын человеческий, что Ты посещаешь его?» (Пс 8:4–5). Таинственность «печатей», скрывающих содержание книги, не заставляет нас отвернуться, а, наоборот, привлекает наши взгляды и вызывает глубокие размышления…
Книга, то есть свиток, запечатанный семью печатями, несомненно является очень значимым образом в Апокалипсисе: все повествование Откр 5 фактически концентрируется вокруг книги, а «печати» упоминаются далее в последующих главах. Иоанн не мог сдержать слезы оттого, что никто не достоин раскрыть книгу, и все мироздание радовалось, когда Агнец принимал книгу, – из этого мы понимаем, что ее содержание имеет огромную важность. Иоанн видел, что написанного текста было очень много – свиток был исписан «внутри и снаружи». Но о чем там было написано? Никто из героев Откр 5 не говорит об этом напрямую, Иоанн не сообщает об этом и далее. Совершенно удивительное сочетание подробного внешнего описания книги, важнейшей роли в сцене и полного отсутствия указаний на ее содержание! Этот «пробел» открывает возможность разнообразия интерпретаций запечатанной книги – и каждая из них имеет свою логику.
В начале нашего исследовательского пути давайте определим наши опорные точки отсчета – четко сформулируем то, что нам
Остановимся здесь – исследователи указывают, что во многих восточных церемониях воцарения одним из атрибутов являлся книжный свиток. Свиток осмыслялся как символ власти монарха – законодательной власти и судебной. Вот еще одна, четвертая, точка опоры для толкований – связь с идеей владычества, ведь мы согласились, что основной темой Откр 5 является владычество Иисуса, передаваемое Ему от Отца.
Теперь перейдем к следующему этапу – поиску ветхозаветных аллюзий. В Ветхом Завете присутствует много упоминаний о «книгах», связанных с Богом, но прямые соответствия «книге с семью печатями» в руке Божией найти трудно. В качестве параллелей чаще всего упоминаются:
1.
2. сохраняемые у Бога «записи» совершенных людьми поступков, –
3. свитки
Яркий образ пророческого свитка со словами Божиими «внутри и снаружи» появляется в книге пророка Иезекииля – во время небесного видения Иезекиилю было сказано съесть книжный свиток, который принес ему горечь и сладость (Иез 2:8–3:3). Однако мотив поедания пророческого свитка разрабатывается в другой главе Апокалипсиса, в Откр 10. Собственно, само
Итак, выделим четыре основных толкования, поддерживаемые как древними церковными авторами, так и современными библеистами:
1. небесная книга судеб (судеб Божиих);
2. небесная книга жизни;
3. писание Ветхого Завета;
4. замысел Бога о мире.
А теперь на основании четырех опорных точек, собранных нами «фактов», которые известны нам о книге, сформулируем три категории вопросов и проследим, какие ответы дают на них четыре упоминаемых толкования. В такой форме нам будет легче сопоставить толкования между собой и проследить их логику – мы увидим, что каждое толкование привносит свой уникальный угол зрения, высвечивая разные аспекты книги и ее роли в сцене Откр 5.
*Это толкование высказывают Ипполит Римский, Иларий Пиктавийский, Андрей Кесарийский.
*Это толкование высказывает Икумений в своем комментарии.
Какое большое многообразие пониманий книги! И каждое по-новому высвечивает роль Иисуса в деле спасения людей. Это лишь четыре основных толкования, а было высказано намного больше – книга как завещание Бога, как активно действующий пророческий свиток и пр. Существующие разнообразные толкования были мной подробно описаны и проанализированы в моих предыдущих работах по Апокалипсису[184]. Интересующиеся могут найти там анализ аргументации древних церковных авторов и современных библеистов, тщательный разбор, насколько хорошо то или иное толкование гармонирует с остальной образностью Апокалипсиса, – в настоящей книге будет приведено только самое существенное.
Итак, по итогам многостороннего анализа два толкования из рассмотренных четырех недостаточно органично вписываются в общий контекст повествования Апокалипсиса.
Толкование запечатанной книги как «книги жизни» подвергается критике, – в предшествующем повествовании Откр 3:5 Иисус уже сказал, что именно Он принимает решения о записи имен в ней, и после этого было бы несколько искусственно спрашивать «кто достоин раскрыть книгу сию?». Книга жизни в Апокалипсисе действительно «раскрывается», однако это происходит уже к концу повествования, в описанном в Откр 20:12 последнем суде над всеми людьми. Причем в тексте Апокалипсиса книга жизни всегда называется именно «книга жизни», и из шести упоминаний о ней в повествовании уже складывается целостная смысловая картина. Так что «запечатанная книга» и книга жизни – явно два отдельных образа.
Понимание книги как Писания Ветхого Завета высказано уже в ранней христианской традиции, оно отражает важный принцип интерпретации Писания через Христа и заслуживает большого уважения. Тем не менее это толкование хуже сочетается с «таинственностью» запечатанной книги, не столь явно акцентирует идею универсального владычества Иисуса и нуждается в расширении с помощью других толкований.
И тем самым из четырех толкований на «финишную прямую» выходят два понимания книги – как небесной книги судеб и как предвечного замысла Божия о мире и человечестве. Нужно сказать, что целый ряд комментаторов не делают различий между этими двумя толкованиями, считая их синонимичными. Однако мы сейчас покажем, что они имеют весьма существенные смысловые отличия.