Помоги проекту - поделись книгой:
— С учетом обстоятельств цена более чем выгодна, — делец даже не моргнул.
Для кого же, интересно?
— Десять тысяч, — повторил он, словно речь шла о самой лучшей сделке в нашей жизни, — которые вы сможете забрать прямо сейчас, — и выразительно тряхнул чемоданчиком в руке.
Кожаные стенки, казалось, аж распирало изнутри. Вот только с учетом озвученной суммы — рублевыми купюрами, что ли?
“Кажется, кто-то держит нас за идиотов, — прищурился Глеб. — По-хорошему или как обычно?”
“По-деловому. Как учил твой отец.”
Даже стало интересно узнать предел этой безграничной щедрости.
— Но вы же слышали, — я перехватил взгляд дельца, — дом стоит дороже.
— Наверное, вам стоит предложить побольше, — вкрадчиво протянул друг.
Гость с легким беспокойством переступил с ноги на ногу, будто удивленный, что мы еще не повелись.
— Я услышал вас, господа, — мгновенно переобулся он. — Приложу все силы и уговорю своего клиента на двадцать тысяч.
“О, двадцать тысяч — двадцать походов в стрип-бар,” — с иронией подсчитал Глеб.
— Двадцать тысяч — это очень не мало, господа, — делец явно решил, что мы раздумываем, и снова перешел в боевой режим: — За этот геморрой! Конечно, вы можете попробовать справиться с домом сами. Но это очень сильный, очень страшный дом. Вы можете провести здесь долго: недели, месяцы, а может и годы, обуздывая все это, — он обвел рукой черные капли на стенах. — Подумайте, оно вам надо? Когда выгоду можно получить уже сейчас…
И ведь говорил же с искренним недоумением, как от такого прекрасного предложения можно вообще отказываться. Интересно, а если бы из стены сейчас вылупился глаз, он бы повысил цену или, наоборот, понизил?
— Зачем вам эти проблемы? Есть хороший человек, который готов купить дом, снять этот груз с ваших плеч…
Ага, и переложить на свои. Тот, кто его послал, и правда думает, что здесь откровенные лохи? Судя по посреднику — да.
— И кто же ваш щедрый клиент? — полюбопытствовал я.
— Он пожелал остаться анонимным. Но если вы готовы на сделку, деньги получите прямо сейчас, — деловой жук снова тряхнул чемоданчиком.
— Увы, — я покачал головой, — но мы по-прежнему не заинтересованы в вашем выгодном предложении.
На миг в его глазах мелькнула досада, и тут же губы растянула радушная, все понимающая улыбка человека, всегда готового войти в ваше положение.
— Хорошо, — закивал он. — Ради вас иду на риск. Тридцать тысяч! Но это последнее предложение! Выгоднее уже не будет…
“Соглашайся, — с сарказмом бросил Глеб, — целый месяц будем каждый день по стрип-клубам ходить!”
— То есть вы считаете, что это справедливая цена за дом? — уточнил я.
— Да, это справедливая цена за дом, — ответил делец, звуча крайне убедительно. — Уж поверьте моему опыту, я не одну такую сделку провернул. Вы еще и в плюсе останетесь…
— Хорошо, — кивнул я. — Мы согласны на тридцать тысяч.
— Да? Вы согласны? — он аж подскочил на месте, словно сам не поверил, что развел-таки простофиль.
— Да, — сказал я, тоже звуча крайне убедительно. — Только не рублей.
— А чего? — мигом отозвался жук. — Долларов? Фунтов стерлингов? — и чуть руки не потер в предвкушении, решив, что сделка будет еще выгоднее.
— Нет, — сказал я. — Бронзовых труб.
— Чего? — не понял он.
— Мы хотим тридцать тысяч бронзовых труб.
— Вот такого диаметра, — добавил Глеб, рисуя руками огромный круг. — Как член слона.
Делец завис на пару мгновений, видимо, вспоминая свой последний визит в зоопарк.
— Вы шутите? — наконец оправился он.
— А разве похоже, что мы шутим? — отозвался я.
Дарья на другом конце гостиной прыснула и тут же закрыла рот рукой, делая вид, что не смеется. О, привыкает к нам к наша мадам. Хоть с чувством юмора все в порядке, а то я уж подумал, что она безнадежна.
— Да где мы возьмем столько труб? — озадаченно пробормотал посредник.
— Ну в таком случае, — я развел руками, — раз вы пришли неподготовленным…
— Ладно-ладно, — он снова натянул деловой вид. — И зачем вам столько труб?
— Понимаешь, — охотно пояснил Глеб, — мы возьмем их все вместе, соединим друг с другом, чтобы получилась длинная, обалденно длинная труба, и тогда мы посадим в нее тебя и отправим отсюда нахер…
— Потому что дом не продается, — закончил я.
Пару мгновений делец растерянно хлопал глазами, то краснея, то бледнея — явно осмысляя самое
— Солнце уже садится, — бесстрастно выдал он, глядя на последние лучи заката за окном. — Скоро будет очень темно. Всего доброго, господа.
— Видишь, — я повернулся к Глебу, как только дверь за гостем захлопнулась, — а твой отец говорил, что нас в люди нельзя пускать. Вполне себе по-деловому поговорили.
— Да, мы еще их научим в столице, как вести с нами дела…
В этот миг из глубины дома раздались какие-то завывания, словно ветер гулял по этажам и стучал в каждую дверь.
— Что за вой? — прислушался друг.
— Видимо, где-то побрякушки отвалились, — усмехнулся я.
— Как смешно, — едко заметила мадам с другого конца гостиной. — Просто напомню, что если вам кажется, что над вами закачалась люстра, вам не кажется. Если за дверью кто-то ходит — вам опять не кажется. Если лестница за спиной скрипит — вам снова не кажется. Повторюсь, дом полон Темноты. Здесь за любым углом может быть что угодно…
— Кроме женщины! — фыркнул Глеб.
Дарья сурово пробежалась глазами между нами.
— Постарайтесь сохранить ваше чувство юмора до утра, господа, — и, поднявшись с места, направилась к себе.
— Как думаешь, — задался вопросом друг, провожая ее глазами, — если мне ночью вдруг станет страшно и я постучусь к ней в комнату, она пустит?
— Не обольщайся. Максимум на что тут можно рассчитывать — это печать Святейшего Синода на лоб. И оберег на шею.
В темном коридоре, где скрылась Дарья, хлопнула дверь и провернулся замок. Из подвала под нами по-прежнему доносилось сочное бурчание, словно у дома несварение, а на втором этаже, где были наши комнаты, что-то натужно завывало. И только в гостиной тихо — лишь огонь трещал в камине.
— С остальными выгодными предложениями будешь знакомиться? — Глеб кивнул на письма на столике между нами.
Пачка выглядела внушительной и оказалась довольно тяжелой. Не удивлюсь, если тут отметилась половина колдунов Петербурга. Сколько желающих-то поживиться за мой счет.
— Для них есть применение и получше, — отозвался я и отправил всю пачку в камин.
Вот куда идите со всеми вашими щедрыми предложениями. Такие дома не продают и не покупают — такие дома только отнимают.
Глеб подхватил кочергу и помог конвертам уйти поглубже, где огонь пылал пожарче. Пламя тут же бодро накинулось на бумагу. Подняв голову на висящий сверху портрет, я привычно встретился с холодным презрительным взглядом. Надеялся, что я отсюда сбегу? Не дождешься.
Горящие окна гостиной напоминали глаза огромного зверя, который может сожрать в любой момент. Стараясь не оглядываться, делец спешил прочь и искренне не понимал, почему не вышло. Он включил весь свой тон, всю силу вложил, уговаривая — эти двое должны были проникнуться и поверить, что сделка им выгодна. Однако почему-то не сработало. А он вообще-то полагался не только на свои ораторские навыки. Однажды ему — Юре Вишнякову, простому парню из простой семьи — удалось-таки достучаться до Темноты. И она дала ему дар убеждать людей, забалтывать их, словно немножко притуплять мозги разговором. И ведь на некоторых колдунов тоже действует. А тут, хоть бы хны обоим — даже глазом не повели.
За спиной что-то звонко хрустнуло, и он нервно обернулся. Ветка, всего лишь чертова ветка… Выдохнув, Юрий ускорился. Вообще, он часто работал с колдунами, проценты в этой сфере выше. Однако каждый раз приходилось видеть какую-то жуть. Но то, с чем он столкнулся сегодня, стало просто вершиной всего.
Даже сейчас, торопливо шагая прочь, он каждой клеткой тела чувствовал звенящее напряжение за спиной — как будто взведенная пружина мышеловки грозилась вот-вот захлопнуться и обрушиться на голову. То же самое было и в доме: особняк аж звенел какой-то не высказанной злостью, сочился весь Темнотой. Жуткие черные капли, свисающие по стенам, казалось, в любой момент сползут и затянут непонятно куда — откуда уже не выбраться. А эти два молодых хама сидели как ни в чем не бывало, словно их не пронимало вообще. У них интуиция есть? Хотя бы инстинкт самосохранения у них же должен быть… Неужели ничего не чувствовали?
Кто такой вообще этот сын Григория Павловского? Откуда он взялся? Парень как из колодца выпрыгнул. Представляй он из себя хоть что-то, о нем бы уже давно все слышали. Но для обычного человека он вел себя странно. Если уж он, Юрий, сумевший заключить сделку с Темнотой, там еле выдержал, то обычный человек в этом доме находиться бы просто не смог — содрогнулся бы и уже давно сбежал. Кто этот парень вообще такой?
Последние лучи заката почти исчезли в ночи, и, наплевав на все, делец перешел на бег. Главное — успеть до темноты. Черт знает, вроде все прошло благополучно, но мало ли, что там может со спины прилететь.
Обогнув угол, он выскочил к черной машине, стоявшей прямо у знака “Осквернено. Опасная зона”. Эх, знал бы про этот знак, взял бы в два раза больше за услуги. Он поймал свое отражение в зеркале заднего вида и поморщился. Лицо бледное, будто раскрасили мелом, шейный платок насквозь промок от пота — теперь еще и на химчистку тратиться. Одни потери. Распахнув дверцу, Юрий плюхнулся на заднее сидение и только здесь немного выдохнул. Хорошо хоть, что мумия, которая сидела тут же, неплохо платила.
— Ну как? — прохрипел старик иссохшимися губами.
— Отказался.
— То есть не уговорил? — дряхлая рожа скорчилась. — Идиот, надо было предложить больше! Кто тебя вообще учил работать?
Эх, надо было еще повысить ставку за вредность.
— Но вы же сами говорили, что это максимальная сумма.
— Но своей-то головой надо думать!
Вот же вонючий старый чирий. С кем только не приходится иметь дело.
— А вы уверены, что этот дом вам нужен? Я всего ничего в нем пробыл, а меня уже…
— Потому что ты — слабак, — с презрением сплюнул старик. — А этот дом — настоящая жемчужина, если у тебя достаточно сил с ним справиться!
Так и подмывало спросить: а почему ж тогда ты сидел тут? Старый хрыч явно ощущал вибрации и витающую в воздухе опасность — раз не рисковал даже из машины высунуться, только приказы отдавал. А ему приходилось исполнять эти идиотские приказы.
— Сын Павловского… что ему надо? — морщинистая рука требовательно взмахнула.
К счастью, прежнего хозяина особняка Юрий лично не знал — лишь видел пару раз. Но будь тот жив, вообще бы ни за какие деньги в этот дом не пошел.
— Сказал, что не собирается продавать.
— Да какая разница, что он сказал! — ну вот, старик опять развонялся. — Ты работать должен! За что я только плачу?!
— Конечно, господин, я понял. Завтра все исправлю.
На некоторое время в салоне повисла тишина, а потом иссохшиеся губы снова задвигались.
— То есть, — старикан забормотал себе под нос, — этот молокосос приехал из ниоткуда туда, где его не ждали, и думает, что он здесь нужен? Ну посмотрим, доживет ли он до завтра… Может, и исправлять ничего не надо…
Моя новая комната была моей старой комнатой, которую я когда-то давно занимал. Правда, выглядела она немного не так, как я ее помнил. Черные капли, как и в гостиной, гроздьями свисали по стенам. Мебель казалась дряхлой и старомодной, а из окна открывался вид на безлюдную темную улицу, освещенную тусклым фонарем и луной. Зато в глубине дома больше не подвывало — наоборот, он будто утонул в тишине. Ни голосов, ни скрипа дверей, ни топота ног, когда все дружно разбредаются по комнатам — как в усадьбе у дяди.
Здесь же, несмотря на размеры особняка, жильцов только трое. Дарья обосновалась на первом этаже, словно специально поселившись как можно дальше от нас. Мы с Глебом устроились на втором, и он уже дрых в паре дверей отсюда. Соседнюю же со мной комнату я решил оставить для кое-кого другого — кого тут сейчас не хватало. Тут вообще не хватало людей — в этом доме никогда не было так пусто.
Савелий сказал, что в последние месяцы его мессир жил один. Странно. Тут всегда жили женщины — пифии, если точнее. Их было полно — как воробьев в щедрой кормушке. Десятка два, не меньше — хотя я тогда еще не умел считать. Зато в памяти остались спадающие по плечам локоны, глаза с широкими черным зрачками, почти без радужки, длинные белые платья и босые пятки — они почему-то всегда ходили по дому босые. А в темноте порой казались призраками. Все красивые, женственные и чуток безумные. Бывало, свернешь за угол — и сразу кто-то подхватывает, тискает, прижимает к груди, что-то ласково напевая или пытаясь расцеловать. Сейчас бы я не отказался обнять хоть одну из них. Этот дом был напрягающе пустым.
Как здесь можно жить одному?
Кто вообще в своем уме останется наедине с Темнотой?
На тумбочке у кровати заерзал смартфон, словно вырывая из ночной тишины. Та, о ком я как раз недавно думал, хотела моего внимания. И отлично знала, как его привлечь. Уля прислала фото, охотно пополняя мою коллекцию приятных изображений. Лица на снимке не было — он начинался от шеи и заканчивался у талии. По обнаженной коже обильно струились капли воды, пока ладонь с длинными бледно-розовыми ноготками дразняще сжимала аккуратную грудь, будто напоминая, какая та упругая. Следом пришло и сообщение.
Я перезвонил, и через пару мгновений она ответила. Включенная камера поймала раскрасневшееся лицо, мокрые разбросанные по плечам волосы и тонкий халатик с вырезом, открывавшим вид на заманчивую ложбинку. Капли воды еще поблескивали на коже, явно показывая, что выскочила из душа только что. Этакий прямой репортаж.
— А почему не в том же виде, что на снимке?
— Чтобы ты лучше понял, что оставил, — парировала Уля.
— Думаешь, не заберу?
Она улыбнулась.
— Как устроился?
— Вот примерно так, — я обвел камерой комнату. — Это моя дверь, это окно, это шкаф, а это моя новая кровать. Угадай, кого здесь не хватает?
— Твоего альбома для рисования, — чуть ехидно отозвалась она.
Вот же прицепилась к этому альбому. У меня с одной тобой только три под кроватью лежат, причем во всех позах и ракурсах, на которые хватило фантазии. Можно сказать, я на тебе и рисовать-то научился — как впрочем и всему остальному.
И это я еще молчу про гигабайты твоей обнаженки на моем смартфоне.
Поделиться книгой: