Дом колдуна

— А что вас смущает?

— Этот дом, как губка, пропитан Темнотой, — она обвела рукой сочащиеся стены. — Весь, не только подвал. За углами, в шкафах, за запертыми дверьми, на чердаке может быть все что угодно. Оставлять обычного человека в этом доме равносильно убийству. Вы можете просто не дожить до утра! — с нажимом добавила она.

“Как думаешь, — я перехватил взгляд стоящего рядом Глеба, — ты доживешь до утра?”

“Ммм… — он сделал вид, что задумался. — А, подожди, я же уже мертвый… Стоит ли бояться?”

— А где вы здесь видите обычных людей? — поинтересовался я. — Я колдун, как и вы. Как и он, — кивая на портрет.

— Я не знаю, кто вы и чего можете, — отрезала Дарья. — Ныне покойный мессир Павловский не подавал о вас никаких сведений ни в Синод, ни в Синьорию. Даже записей о вас не оставил.

Неудивительно. Он вообще не любил заморачиваться — настолько, что до трех лет у меня даже имени не было.

— Мессир Павловский много чего не оставил, — заметил я. — Нормального завещания он тоже не оставил.

— А может, — взгляд чиновницы стал особенно колючим, — это не случайно? Может, у него были причины для такого решения?

А может, кому-то уже пора уткнуться? Ты-то что об этих причинах вообще знаешь?

В следующий миг за моей спиной раздалось дребезжание. Защитные обереги задергались, словно под ними затрясло стену, и, не выдержав, парочка упала на пол. А очищенная от серебра стена тут же начала покрываться пупырчатой жидкой, как нефть, чернотой, словно прорывающейся откуда-то из глубин. Пара мгновений — и из бурлящих пузырей вылупился глаз с огромным черным зрачком и, моргнув, уставился на нас.

— Видите, — с упреком выдала Дарья, — вы рассердили этот дом! Понимаете теперь, как тут опасно!

И чем она хотела меня напугать? Анаморфом? Серьезно?..

Хмурясь, чиновница вскинула руку. С ее пальцев сорвался тугой черный сгусток размером с небольшой мячик и треснул по стене, ударив прямо в открытый глаз. Тот моргнул, но не исчез.

— Поймите уже, — она отправила следом еще один сгусток аккурат в зрачок, — дом полон Темноты! А если вас затянет ночью на Темную сторону? Уверены, что вам хватит сил оттуда выбраться?

Еще один удар пришелся по черноте, заставляя ту рассасываться под напором. Когда-то и я мог создавать такие сгустки. А ведь далеко не каждый колдун способен работать с Темнотой напрямую. Что ж, теперь я вижу, ты не канцелярская крыса. Вот только если ты так много можешь, странно, что еще не поняла, почему этот дом рассердился.

Ведь и я здесь не случайный гость.

— Вас в Синоде не учили, — спросил я, подходя к другой стене, — что такое резонанс?

Сдвинув обереги, я приложил ладонь, и откуда-то из глубины мигом раздалось биение — учащенное, недовольное, как бьется пульс после большой нагрузки. Вот ирония, куча людей мечтает поговорить с Темнотой, душу готовы за это продать, но чтобы с ней поговорить, ее сначала надо услышать.

— Конечно, я знаю, — с легким раздражением отозвалась Дарья, вбивая остатки глаза в стену, — что такое резонанс!

— Дом колдуна как огромная нервная система, вынесенная наружу, — продолжил я, чувствуя, как биение с той стороны становится все громче, как бы стучась в мою ладонь. — Он, словно живой, может беспокоиться, злиться и радоваться.

— И к чему это все? — буркнула чиновница.

К тому, что управлять домом не сложнее чем чужой душой, а за последние годы я отлично научился ею управлять. Плюс ко всему — он охотно отзывался.

Я звонко хлопнул по стене, стучавшейся в ответ изнутри. Стоило мне убрать ладонь — и на ровном месте вылупился черный глаз. Мадам из Синода даже приоткрыла рот.

Еще хлопок — и еще один глаз послушно вылупился рядом.

— Что?.. Что вы творите?! — выдохнула она.

— А на что похоже?

Я шлепнул снова, украшая стену еще одним глазком. А потом еще и еще одним. Развешенные обереги нервно задребезжали, словно требуя прекратить это безобразие. Прикусив губу, чиновница пульнула сгустком в ближайший глаз. Я хлопнул по стене еще разок, создавая новую мишень.

Серебряные побрякушки стали звякать гораздо громче, явно не справляясь со своей работой. Дарья продолжала рьяно метать. Мне достаточно было одного хлопка, чтобы открыть глаз, а ей двух-трех ударов, чтобы его закрыть. Если бы это оказалось игрой, победитель бы был известен с самого начала.

— Хватит! — возмущенно воскликнула мадам, ударяя новым сгустком. — Прекратите это!

— Вы забыли сказать “пожалуйста”, — я шлепнул вновь.

Стена теперь напоминала толстую пупырчатую пленку, покрытую множеством глаз, и с каждым моим прикосновением вибрировала все сильнее, готовая вытолкнуть еще больше Темноты наружу. А ведь при мощном резонансе этот дом даже может убить.

— Пожалуйста, прекратите! — с досадой выдохнула Дарья и опустила руки.

Судя по ее лицу, наконец поняла, что я могу доставить куда больше проблем, чем этот дом.

Я снова приложил ладонь к стене, но вместо очередного хлопка мягко провел по черной пузырящейся поверхности, с которой гостиную осматривал десяток глаз, и плавно надавил, словно закрывая веки каждому из них. Дом, казалось, дрожал в ответ.

— Успокойся, — сказал я, ощущая нервное биение под своей ладонью. — Я приехал.

Удары по ту сторону постепенно стали становиться глуше, будто пульс из ускоренного возвращался в нормальный. Дребезжание оберегов вокруг становилось тише, а затем все глаза разом послушно закрылись, и чернота бесследно растворилась в стене, вернувшись туда, откуда пришла, и услышав то, что я до нее донес.

Видишь, твой дом меня помнит — не то что ты.

— Пока вы здесь, — я повернулся к притихший Дарье, — вам не нужно переживать, что рассердится дом. Переживать нужно, что рассержусь я.

— Делайте, что хотите, — после паузы отчеканила она. — Только делайте это поскорее. Пожалуйста.

Развернулась и, стуча каблуками, направилась прочь — из гостиной в темный коридор первого этажа, где были гостевые комнаты. Следом громко хлопнула двери, и обиженно зазвенела кучка висящих на ней оберегов.

“Ой, как ей не терпится от тебя сбежать, — прокомментировал Глеб — Все-таки бесить людей — твой профессиональный талант…”

Закинув вещи в приготовленные комнаты и попрощавшись с Савелием, которому пока дверь в подвал не откроется, делать в этом доме нечего, мы решили развеяться и набраться сил. До темноты тут в любом случае делать нечего и нам — Темнота об этом позаботилась. Вот такой каламбур.

Так что мы с Глебом направились в одно милое местечко неподалеку с яркой мерцающей вывеской в форме полуголой девицы. Стоило зайти, как нас тут же облепили сочные красотки, оправдывая вывеску, и растащили по приват-кабинкам, где девочки сначала разделись сами, а затем устроили стриптиз и нашим карманам. Правила в заведении оказались строгими: дадут посмотреть по одному тарифу, потрогать по другому, а отсосут по третьему. По итогам нас раздели почти на тысячу имперских рублей — раза в три больше, чем в родном захолустье. Хотя сервис был таким же, как и там. Могли бы брать и меньше с учетом качества услуг. Для справки: на эту сумму провинциал может снять в столице квартирку. Но, конечно, это важно, только если негде жить — нам-то было где.

Расслабившись и поужинав, мы вернулись обратно в дом, как раз к закату, который живописно окрашивал безлюдную улицу. А еще говорят, что в столице не протолкнуться — у нас же тут ни одного соседа.

Напоследок мы разожгли камин и устроились в креслах около него, любуясь на горящие поленья. Огонь словно немного разгонял Темноту, которая к вечеру, казалось, стала в гостиной еще гуще.

— Я тут подумал, — заговорил Глеб, глядя на черные капли, сочащиеся по стенам, — а сколько стоит кубик скверны на рынке?

Отличный вопрос — знал, о чем спрашивал. Потому что скверна сейчас даже дороже нефти — во всяком случае, именно ее называли жидким черным золотом. В некоторых сделках скверну даже использовали для бартера, и эта валюта была надежнее, чем доллар, фунт стерлингов, швейцарский франк или немецкая марка. Да куда там: даже надежнее, чем золотой имперский рубль.

Кубик стоил порядка пятидесяти золотых рублей — что, в принципе, довольно много. Два кубика — и семья среднего достатка может питаться полнедели. Двадцать кубиков — и провинциал может снять вполне приличное жилье в столице.

Мы же сейчас фактически сидели на источнике — причем не только в переносном смысле. Судя по смачному бурчанию откуда-то снизу, подвал был прямо под нами — как раз под двумя креслами у камина. А бурчание было таким, словно там взрывались гейзеры.

— То есть, вот если взять это все, что есть в подвале, — Глеб поерзал на бархатном сидении. — А в подвале там наверное кубиков… наверное до хрена, — очень точно подсчитал он. — Сколько же мы тогда сможем заработать?

— Вы не о том думаете, — подала голос мадам из Синода, коротавшая вечерок с книгой в другом конце гостиной. — Пока у дома не появится новый хозяин, никакой скверны добыть не получится.

— Сотни тысяч? — друг продолжал усиленно подсчитывать в уме. — Миллионы? Это ж сколько бабла!.. Да все сучки столицы наши будут!..

С другого конца гостиной раздалось выразительное “ХМ!”

— Тут вообще-то дама, — прилетело следом.

“Прояви немного манер,” — посоветовал я.

— Прошу премилостиво меня извинить, — Глеб повернулся к ней, — но за даму вас в этой форме сложно принять. Вот если бы вы ее сняли…

Поморщившись, дама повернулась ко мне.

— Угомоните вашего родственника, пожалуйста!

— Да вы не беспокойтесь, — отозвался я. — Если не будете раздеваться, то вам ничего и не угрожает.

— Да что вы за люди! — буркнула Дарья. — Как с вами под одной крышей жить-то можно!

А ведь, судя по лицу, раньше она и правда думала, что самая большая нечисть в этом доме обитает в подвале.

— Давай, как станем миллионерами, — вернулся к теме друг, — свой стрип-бар откроем.

— Ты же еще днем хотел кабаре.

Не давая дообсуждать эти увлекательные планы, кто-то постучал во входную дверь. Довольно громко и довольно настойчиво, чтобы это можно было принять за ветер. Мы с Глебом переглянулись.

— Открой, — предложил я.

— Твой дом, ты и открывай, — быстро сказал он.

— Если бы этот дом на самом деле был ваш, — влезла мадам с другого конца гостиной, — вы могли бы открыть эту дверь, не поднимаясь с места.

— Ну так может, вы откроете, — я повернулся к ней. — Вам все-таки ближе.

— Я что, по-вашему, прислуга?

Увы. Тогда бы мне не пришлось поворачиваться. Стук в дверь настырно повторился, как бы намекая, что незваный гость так просто не свалит. Мы с Глебом снова уставились друг на друга.

— Даже не думай, — заявил он, — ты меня не заставишь!

На самом деле я мог заставить его сделать все что угодно. Хоть брейк-данс в гостиной станцевать, хоть на голове пройтись. Но можно поступить и проще.

— А вдруг там девица какая-нибудь? Одинокая красавица ищет ночлег или просто на огонек зашла… Тогда кто первый увидит, того и будет.

— Сюда? — с иронией отозвался друг.

— Здесь, к твоему сведению, когда-то жило два десятка женщин…

— Ну почему бы и не открыть, — Глеб мигом поднялся с кресла. — Вдруг какая захотела вернуться. Все-таки развратная столица. Все возможно! Не тебе ж отдавать…

Он бодро зашагал к выходу. Следом раздался скрип. Я видел, как дверь в коридорчике распахнулась, но еще не видел, кто за ней. Однако уже по голосу Глеба понял, что не тот, кого он ожидал.

— И кто ты такой? — с недовольством спросил он, проявляя свои манеры во всей красе. — Что тебе надо?

— Добрый вечер! — в ответ раздался бодрый голос. — Я пришел с деловым предложением. Могу поговорить с Павловским Константином Григорьевичем?

Ep. 07. Темная сторона (I)

“Какой-то странный тип со странным чемоданом, — тут же прокомментировал Глеб. — Держит так, будто внутри деньги. Впустить?”

“А чемодан большой?”

“Ну вместительный.”

“Пусть заходит.”

Даже любопытно, кто и что хочет мне предложить.

— Проходите, — к Глебу вдруг вернулись манеры.

Входная дверь со скрипом захлопнулась, и вслед за другом в гостиную вошел мужчина лет тридцати — настолько живописный, что хоть сейчас фотографируй и на обложку какого-нибудь журнала про успешный успех. На руке дорогие часы со значком модного бренда прямо на циферблате, на лацканах золотые запонки — в общем, безделушки с претензиями. Сам одет в белоснежную рубашку и красный костюм-тройку в шотландскую клетку, а на шее повязан алый шелковый платок с узором другого модного бренда. Гость словно надел все лучшее, что у него было, чтобы произвести дорогое впечатление. Жаль только, что носить не умел.

— Константин Григорьевич, тут к вам посетитель, — с еле различимой иронией протянул Глеб и плюхнулся обратно в кресло.

Мужчина замер у камина, опасливо оглядывая черные капли скверны на стенах и крепко — будто опасаясь, что отберут — сжимая кожаный чемоданчик в руке. На вид и правда довольно вместительный. После недолгого созерцания красот моей гостиной посетитель торопливо одернулся и принес соболезнования, а затем без лишних прелюдий перешел к сути своего делового предложения.

— Константин Григорьевич, — произнес он, стараясь больше не смотреть на стены, — мой клиент хотел бы купить этот дом.

— А с чего вы и ваш клиент взяли, что этот дом продается? — уточнил я.

— Все продается, лишь бы цена была подходящей, — философски отозвался посетитель. — К тому же я пришел к вам с щедрым предложением, — он выразительно тряхнул чемоданчиком в руке. — Выгоду получат все участники будущей сделки. И вы в первую очередь…

А следом широко улыбнулся, словно демонстрируя, как мы все будем радоваться, когда заключим его сделку. Вот такой позитивный делец. Держу пари, именно с этой улыбкой он залезет к тебе в карман и заберет все ценное, что там лежит, попутно убеждая, что все это исключительно ради твоей выгоды и в твоих интересах.

— Ну предположим, — кивнул я. — И за какую же сумму ваш клиент готов купить дом?

— Мой клиент предлагает десять тысяч имперских рублей.

А произнес таким тоном, будто целый миллион. Будто, лишь услышав его предложение, мы сразу должны с облегчением выдохнуть, что хоть кто-то решился купить этот дом, и тут же на него согласиться.

“Это что, всего десять визитов в стрип-бар?” — Глеб мысленно хохотнул.

Мой взгляд скользнул по письмам на журнальном столике. Я, конечно, не читал все, но уже в первом из открытых цифра была больше — минимум на один нолик в конце. Надо же, какая щедрая подачка. Похоже, этот тип принял нас за наивных провинциалов, которых можно облапошить на раз-два. Даже гнилая хибарка на окраине стоит больше, а у нас тут целые запасы скверны.

— Этот дом стоит дороже, — озвучила Дарья очевидное всем.