Приют

* * *

За всю поездку парень так и не намекнул, что помнит Кейт, так что той только и оставалось теряться в догадках и собственных страхах.

Но она его точно помнила! Или знала. Его лицо ей было знакомо. Осталось только выяснить — почему так произошло?

Йен остановил машину у утопающего в зарослях плюща дома. Горели фонари с двух сторон от тяжелой входной двери, окна дома были погружены во тьму, кроме холла первого этажа — тут всегда, хоть приглушенный, но свет оставался. Тетя Зои его никогда не выключала. И входную дверь не запирала.

Кейт, выглядывая из машины, заметила — “Приют” совсем не изменился, все такой же солидный, сложенный из красного кирпича, трехэтажный, построенный буквой “П”, без малейших признаков обветшания или запустения. Цветы в горшках, стоящие перед фасадом, все так и цвели, как помнилось с детства, пальмы, выставленные из зимнего сада пропитаться летним солнышком, шумели под ветерком, плющ, прорвавшийся через брусчатку и опутавший дом до самой крыши, все так же зелен и ярок — в детстве кузены Смиты все порывались проверить: выдержит ли он их вес при попытке проникнуть в комнату через окно?

Кейт только сейчас обратила внимание, что вывеска “Приют”, висевшая прямо над дверью, гораздо длиннее, чем надо — кажется, там, под буйным плющом, пряталось еще какое-то слово. А ведь наивно верила, что она помнит о “Приюте” все.

Йен попрощался с Кейт, подождал, когда она выйдет из машины и толкнет вечно открытую дверь “Приюта”, скрываясь внутри дома, и только тогда поехал прочь.

* * *

В холле “Приюта” было прохладно и тихо — колокольчик, висевший над дверью, уже успокоился.

Кейт осмотрелась — время мало коснулось “Приюта”, ничего в нем не меняя. Огромный камин, как всегда летом, был заставлен вазами с цветами. Диваны и кресла так и стояли возле него, ожидая гостей. У дальней стены, вдоль лестницы на второй этаж, была небольшая стойка — на ресепшен это так и не походило, тетя Зои была верна себе: “Приют” не гостиница, “Приют” — это дом.

Тетя вышла из коридора за ресепшеном — там в левом крыле располагались столовая, кухня и жилые комнаты.

— Милая, — тетя Зои раскрыла свои объятья, — ты так выросла и изменилась. Стала ослепительной красавицей!

Кейт обняла тетю в ответ и поцеловала в щеку:

— А вы все так же неподвластны годам, тетя Зои!

Та, действительно, мало изменилась за прошедшие десять лет — все такая же худощавая, тонкая, изящная. Совершенно белые волосы были собраны в высокую прическу, отчего тетя Зои напоминала одуванчик. Очень элегантный одуванчик. Она была привычно в белом, легком платье, струящимся до земли, и все так же пахла лавандой. Казалось, что время не властно над тетей Зои.

— Девочка, ты мне нещадно льстишь! — рассмеялась тетя Зои, легонько обнимая её плечи и ведя в левое крыло, — где твоя комната, ты еще не забыла?

— Теееетя, ну как можно! — В руку Кейт лег тяжелый, старинной работы ключ, на головке которого была стилизованная буква “П”.

Тетя Зои улыбнулась:

— Это универсальный ключ, он подходит ко всем дверям “Приюта”, в том числе и к твоей комнате. Так что иди, располагайся, приводи себя в порядок… И, если ты не сильно устала с дороги, то я была бы рада разделить с тобой чашечку чая — самая необходимая вещь после нежданного путешествия!

Кейт рассмеялась:

— Я быстро, тетя, заброшу вещи и приду. И где кухня — я еще не забыла!

* * *

Её комната, точнее череда комнат — небольшая гостиная, кабинет, гардероб, ванная и уютная спальня, никак не изменились. Так же пахло розами и горьковато полынью. В гостиной, еще тогда больше подходящей взрослой Кейт, чем малышке, на невысоком столе в окружении кресел и дивана все так и стоял букет роз — розы менялись в зависимости от времени года: зимой были ярко-алые, как кровь, летом белые, как снег, весной… Кейт уже не помнила — какие розы были весной? Но это и неважно — еще будет время узнать, теперь она в состоянии сама приезжать сюда, когда ей хочется.

…а сундук с моими игрушками так и остался у окна…

Кейт прошла в небольшую спальню, кидая рюкзак с вещами в кресло у кровати и вдыхая любимый с детства аромат… Подошла к окну, приоткрывая уже закрытые на ночь ставни — шторы тетя считала профанацией. С улицы лилось чистое лунное серебро — полнолуние было в самом разгаре. Жаль только улица до самого моста была пуста.

…Ни рыцарей, ни прекрасных дам…

Она приподняла вверх нижнюю раму, запуская ночную прохладу, и только сейчас заметила, что на кресле у окна все это время её ждал плюшевый тедди, забытый в прошлый приезд. Кейт замерла, быстро-быстро промаргиваясь — вот уж не думала, что возвращение сюда заставит её плакать.

— От счастья… От счастья, мама. А не от горя!

Кейт погладила плюшевого медведя по голове и помчалась в ванную комнату — мыть руки и умываться. Тетя её, наверное, заждалась.

* * *

На кухне, совмещенной с небольшой столовой, за десять лет, которые Кейт тут не была, тоже мало что поменялось. Может только, на длинном кухонном столе появилась более новая техника. Во всяком случае огромного, сияющего никелем кофемата Кейт не помнила. Хотя в те времена кофе её и не интересовал — она могла забыть.

Сейчас тут царил полумрак — горела только небольшая лампа на столе, за которым уже сидела тетя Зои и царственно занималась чаем — церемонию чаепития она очень уважала и никогда от неё не отступала.

Молоко в ослепительно белом молочнике. Тонкие фарфоровые чашки, еле выдерживающие жар чая. Серебряные ложечки, щипчики для сахара, отполированная до блеска сахарница… Двухъярусная подставка для пирожных и бутербродов. Все то, что в детстве и восхищало, и пугало Кейт. Восхищало красотой, и пугало мамиными наставлениями: “Не смей даже прикасаться — разобьешь!”.

И ослепительная чистота везде — ни пылинки ни на полу, ни на мебели.

— Присаживайся, милая. — улыбнулась тетя Зои. — И не косись так на фарфор — он старый, но не дряхлый. Он перенес кучу поколений Смитов-Одли-Эвансов, переживет еще столько же. А если и не переживет — не велика потеря, уж поверь.

Она, пока Кейт неуверенно усаживалась за стол, разлила по чашкам молоко, заварку и только после этого кипяток. Взять из сахарницы разрешалось всего два куска сахара, это Кейт помнила, беря осторожно щипцы для сахара. Тетя Зои вновь рассмеялась:

— Расслабься, это не экзамен, это всего лишь я. Поверь, сейчас во всем “Приюте” нет никого, кто посмел бы возмутиться нашими манерами.

Кейт нахмурилась:

— Тетя, а разве ты тут по-прежнему одна? Никто не помогает тебе по хозяйству?

— Да какое тут хозяйство, Кейт, сердце мое. Тут работы никакой — это же не гостиница с вечной суматохой и посетителями. Это “Приют”, это дом, сюда приходят, когда надо и когда ты ждешь. Тут почти нет никакой работы, лишь чуть убрать после посетителей — поменять постельное белье и полотенца, не более того, иногда приготовить еду, иногда чем-то помочь. Поверь, я вполне справляюсь со всем.

— А Йен? — напомнила Кейт.

— А Йен… — Тетя Зои пригубила чай, наслаждаясь его вкусом. — А почему именно о нем ты спрашиваешь?

— Он… — Кейт смешалась, — я вроде бы с ним не пересекалась раньше. Ведь так?

Тетя Зои со смешинками в глазах спросила:

— Он тебе кого-то напоминает?

— Не… Нет, — неуверенно сказала Кейт.

— Тут это часто бывает. Тут всегда кто-то кого-то напоминает, и это лишь часть чудес этого мира, милая. Так что… Смело могу сказать, что с Йеном ты никогда не пересекалась — я его приняла на работу всего пару лет как. Йен всего лишь глупенький мальчик с машиной: привезти-увезти-донести. Поверь, если бы городские власти не косились так сильно на моих лошадок, я бы до сих пор со всем справлялась сама. Видите ли, мои лошади не настолько резвые, создают пробки и затрудняют движение по городу… Пришлось продать лошадей, меняя их на Йена.

— Ох, тетя…

— Милая, все хорошо, “Приют” — это на века отлаженный механизм, в который почти не надо вмешиваться, так что не переживай за меня — я справляюсь со всем. — Она хитро прищурилась, — но от помощи не откажусь, милая, если ты, конечно, готова…

* * *

Готова ли она помогать?

Кейт лежала в своей постели, смотрела в потолок, где в лунном свете тихо танцевали резные тени от шуршащих на ветру листьев пальм.

Готова ли она помогать?

Ей еще два года учиться — она, не зная, чем хочет заниматься в этом мире, поступила в колледж моды и искусств. Портье, горничной или поваром она себя не видела. Не её стезя, она хотела получить образование и работать тем, кто должен уметь чуть больше, чем прибирать и прислуживать. А отельером ей не быть. Для начала — есть гораздо более достойные родственники, готовые и дальше заботиться о “Приюте”.

…Заканчивая тем, что, если я и получу отель по завещанию, мне никогда не выплатить налог на наследство без помощи родителей. А они не помогут, это точно. Кредит же мне могут и не дать…

Так готова ли она помогать?

Самое смешное — да. Она не видела себя портье, горничной или администратором в любом другом отеле, но не в “Приюте”. Здесь, при тете Зои, она готова была и убирать (заранее содрогаясь от объемов работы), и даже научиться готовить, и оформлять постояльцев, высчитывая городские налоги и оплату самой гостиницы (экономику, как науку, она не особо любила, но научиться нажимать на калькуляторе пару кнопок она в состоянии). Помогать тете Зои — да. С удовольствием, но бросить учебу она не могла. Хотя бы потому, что отель потом уйдет по завещанию кому-то другому.

— Сперва закончить колледж, — сказала она потолку.

* * *

Проснулась она рано утром — уже забыла, что окна выходят на восток, а она вечером допустила стратегическую ошибку — не закрыла ставни. И сейчас солнечные зайчики во всю плясали по кровати, убеждая, что спать дальше глупо и бесполезно. Кейт побрыкалась еще с полчаса, прячась под подушкой, но заснуть так и не смогла. Села, проверяя время — даже пяти часов утра не было.

…Зато отговаривать точно никто не будет!…

…И останавливать…

…И догонять…

…И…

Она резко встала и пошла умываться, пока сама не передумала.

Из дома, старательно уговаривая колокольчик над дверью молчать, она выскользнула через полчаса, захватив с кухни термос со свежим кофе, сэндвичи из холодильника и немного фруктов.

На улице несмотря на яркое солнце было свежо, Кейт быстро натянула на голову капюшон кофты, сохраняя остатки тепла, сунула руки в карманы джинсов и пошла в сторону моста через Тленку. Речка сейчас совсем обмелела, еле скача по камням в сторону моря. Кейт ненадолго задержалась на мосту по смешной причине — когда-то в детстве, она уверяла всех, что это граница миров и пересекать её нужно осторожно и медленно, готовясь ко всему. Её тогда даже Смиты, Люка и Андреа, поддерживали, серьезно кивая, что истинно так. А кузина Хелен хоть и подтрунивала над Кейт, но никогда не ломала их детскую игру.

За Тленкой начинались поля, и Кейт замерла — она не ожидала, что город шагнет за речку. Вдалеке, ближе к побережью, были видны новые дома и строительная техника, возводившая целый квартал, не меньше.

Прошло всего десять лет, а так много изменилось. Еще чуть-чуть, и город поглотит остатки ферм, ютящихся у границ национального парка. И что-то в этом было неправильное.

Полмили до станции смотрителей закончились быстрее, чем в детстве — время не приблизилось даже к шести.

Прокат велосипедов был еще закрыт, так что Кейт прошла мимо станции смотрителей в сторону Змеиного холма, решив, что если и искать приключений на свою голову, то только там — у тринадцати менгиров, там, где все началось. Обходить холм, чтобы выйти к устью Вечной, она не собиралась — пешком слишком далеко.

Солнце поднималось быстро, согревая. Лес вдоль дороги просыпался — пели птицы, обещая хороший денек, роса на траве быстро подсыхала, песок дорожки скрипел под ногами, ведя её…

Она так и не знала — бояться ей встречи или бояться того, что встреча не состоится. Сердце ухало, и даже не от того, что дорожка шла с сильным уклоном вверх. Она не знала, что ждать от этого утра. Прошло десять лет, не факт, что даже проведя весь день на Змеином холме, она встретится с ним. Полиция же так и не нашла за десять лет, а она хочет найти его за одно утро.

…Идиотизм…

Запыхавшись, Кейт остановилась на первой площадке для отдыха. Вверх по холму будет еще три таких же. Отсюда, с этой террасы, были видны высокие хребты Змеиного перевала в шапках снега, долина с городом и далекий изгиб Вечной реки — она делала большую петлю, огибая парк с другой стороны холма.

Кейт обошла всю террасу, огороженную от обрыва простыми железными перилами. Подошла к скамейкам, выбрала ту, с которой открывался вид на спящий еще “Приют”. Она уже успела порядком проголодаться, так что, удобно устроившись на скамейке, Кейт достала из рюкзака свертки с сэндвичами и термокружку.

Медленно попивая кофе в полном одиночестве (облака и пара коршунов в небе не считались), она рассматривала долину — сейчас по дороге, ведущей к парку, двигалась красная машина смотрителей — они только ехали на работу. Звуки автомобиля сюда не доносились — стояла звонкая тишина, возможная только тут. То, что за спиной Кейт стеной вставал лес, её не волновало — она так и не научилась бояться нападений со спины. Тогда это была трагическая случайность, не более того, хотя мать и пыталась убедить её в обратном, пугая беспечностью и невнимательностью. Словно Кейт тогда была виновата, что подпустила аркаука слишком близко к себе.

Кейт отставила в сторону кружку с недопитым кофе и потянулась, чтобы взять сэндвич. Рука её замерла — на скамье, кроме упаковки, ничего не было. Она даже полезла обратно в рюкзак, думая, что ошиблась, но в рюкзаке лежали только фрукты.

Кейт встала, недоуменно осматриваясь, и тут на неё с боку налетел белый, шершавый, слюнявый ураган, вылизывая лицо. Кейт даже возмутиться не успела, благодарная чужому, сказанному хрипловато-простуженным голосом “фу!”.

Белый ураган отпрянул в сторону, благонравно садясь рядом. Его огромная голова оказалась на одном уровне с глазами Кейт, и это обескураживало. Как и огромные, белоснежные зубы. И янтарно-коричневые глаза. И… Кейт вздрогнула, потому что это была совсем не собака. И даже не пес. Это был огромный, белоснежный волк.

— Вот черт, Альба… Ты же волк…

Почему-то она точно знала, что это Альба.

Стоявший у перил, ограждающих площадку, парень в джинсах и модной толстовке с капюшоном и воротом, прикрывающим лицо, хмыкнул:

— Он в курсе и вполне доволен тем, что он волк. И доброе утро, Кейт. Я рад, что ты вернулась сюда.

Кейт замерла, рассматривая Анжа, а это именно он и был — слишком неповторимым был цвет его волос, выбивающийся из-под капюшона. Перванш. Не фиолетовый и не сиреневый, как показалось в детстве. Цвет барвинка — его ни с чем не перепутаешь, может только с гри-де-перль.

Самым страшным открытием было то, что Анж, судя по молодой коже, по чистому лбу, по ясным, без мимических морщинок глазам (остальное лицо было скрыто маской), по явно молодым кистям рук, ведь они тоже хорошо выдают возраст, был ненамного старше её.

…Он, что, подростком меня спасал?! Ему же больше тридцати не дашь. Может, даже меньше…

— Кееееейт, что-то не так? — Парень отлип от перил и подошел ближе. — Прости за съеденные бутерброды, Альба иногда бывает невоспитанным.

— Сэндвичи, — машинально поправила его Кейт. Она моргнула, окончательно отмирая — с детства она была уверена, что Анж безумно взрослый, а он почти не изменился. В отличие от неё.

— Прости… Как ты…

— Анж, — напомнил он на всякий случай.

Кейт кивнула:

— Я помню… Я одного не понимаю — как ты меня узнал? Мне тогда было восемь лет, я изменилась с тех пор.

Анж рассмеялся:

— Тебя узнал Альба — по твоему запаху. Запах-то почти не меняется. У него нюх, как у акулы. Так что… Альба учуял тебя, сообщил мне, и вот… Ты даже здороваться не хочешь.

— Хочу! — возразила она. — Хочу. И доброе утро. Видишь? Я поздоровалась. Просто я не ожидала, что ты такой молодой. Сколько тебе было, когда ты бросился спасать меня?

— А… Это имеет значение? — Анж наклонил голову на бок, показывая свое удивление.

— Не… Нет… Просто я думала, ты старше. Прости… В голову лезет всякая дичь — я не ожидала такой встречи. Точнее… Ты не старше тридцати, а Альба вообще волк… О, небеса, я несу чушь…

Он подошел ближе, взял со скамьи термокружку с кофе и подал её Кейт:

— Выпей, приведи мысли в порядок и потом начнем заново, если ты хочешь.