Иосиф Трумпельдор. Гехолуц. Новый путь: Биография. Воспоминания. Статьи.

Еврейских детей, набранных в кантонисты, гнали в пешем строю вглубь России — на Волгу и в Сибирь, где их ждали кантонистские батальоны. Весь этот путь был усеян трупами. Герцен в "Былом и Думах" описал свою встречу на дороге в глубине России с колонной еврейских детей, которых гнали на службу в кантонистские батальоны.

Он приводит слова офицера, сопровождавшего колонну детей-кантонистов:

"Набрали ораву жиденят восьми-девятилетнего возраста. Сначала, было, их велели гнать в Пермь, да вышла перемена, гоним в Казань. Беда, да и только, треть осталась на дороге (и офицер показал пальцем в землю). Половина не доедет до назначения, — прибавил он... — Мрут как мухи... Привели малюток и построили в правильный фронт. Это было одно из самых ужасных зрелищ, которые я видал, — бедные, бедные дети! Мальчики двенадцати, тринадцати лет еще как-то держались, но малютки восьми, девяти лет... Ни одна черная кисть не вызовет такого ужаса на холст. Бледные, изнуренные, с испуганным видом, стояли они в неловких, толстых солдатских шинелях со стоячим воротником, обращая какой-то беспомощный, жалостный взгляд на гарнизонных солдат, грубо равнявших их; белые губы, синие круги под глазами показывали лихорадку или озноб. И эти больные дети без уходу, без ласки, обдуваемые ветром, который беспрепятственно дует с Ледовитого моря, шли в могилу".

Кантонистские батальоны по праву называли "детской каторгой". Кантонистский закон был такой: девять забей насмерть, десятого живым представь. Ну, и представляли...

В кантонистских батальонах пытками и голодом пытались склонить еврейских детей к крещению и разрыву всех связей с еврейским народом. Тем, кто крестился, давали русские имена и фамилии. Так что сегодня в России многие Ивановы, Петровы, Сидоровы и не догадываются, что когда-то их предками были религиозные евреи. Несмотря на жестокие пытки, сломить и принудить к крещению удавалось далеко не всех еврейских кантонистов. Многие из них с честью прошли кантонистский ад и остались евреями.

Всего в царствование Николая I этот мученический путь прошло не менее пятидесяти тысяч еврейских мальчиков.

Понятно, что выжить в кантонистских батальонах и остаться евреями могли только самые физически крепкие и морально стойкие еврейские ребята. Выйдя из кантонистского батальона в возрасте восемнадцати лет, они тянули солдатскую лямку еще целых 25 лет. При выходе в отставку николаевские солдаты-евреи получали как привилегию право жительства на всей территории Российской империи, тогда как всё остальное еврейское население России было заперто в гигантское гетто, носившее название "черты осёдлости".

Впрочем, и отставные солдаты становились жертвами антисемитизма русских властей: в 1891 году русские власти изгнали из Москвы тысячи отставных солдат-евреев, прослуживших в русской армии двадцать пять лет, и их семьи — евреям запрещено было жить в Москве.

Многолетняя тяжелая армейская служба формировала из кантонистов суровых воинов, твердых в своих моральных принципах, основанных на гордости за свое несломленное еврейство, личной преданности Государю Императору, русском имперском патриотизме.

Еврейские солдаты из кантонистов становились профессиональными военными, и многие их потомки из поколения в поколение служили в русской и советской армиях. Из истории советского времени можно вспомнить потомка еврейского кантониста — генерала армии Я.Г.Крейзера, которому во время Великой Отечественной войны в июле 1941 года первому из советских военачальников было присвоено звание Героя Советского Союза.

Примером воинской доблести может служить и Владимир-Зеев Трумпельдор. Выйдя из кантонистов в армию, он участвовал в обороне Севастополя во время Крымской войны 1854-1856 годов, многие годы служил военным фельдшером в Кавказской армии, участвовал в кровопролитных сражениях Кавказской войны, был в рядах русских войск, штурмом взявших аул Гуниб, где был пленен имам Шамиль. Как николаевский солдат, отслуживший двадцать пять лет в русской армии, он имел право после окончания службы выбрать для себя любое место жительства. Владимир-Зеев Трумпельдор избрал Пятигорск, где женился, обзавелся семьей...

Кроме Иосифа в семье были еще сыновья Самуил (р. 1870), Герман (р. 1872), Михаил (р. 1877), Александр (р. 1895) и дочери Софья (р. 1879), Любовь (р. 1887), Дора (р. 1890). В 1883 году всё большое семейство переехало в Ростов-на-Дону. Обосновались сначала в доме № 162 на Большой Садовой улице, затем в доме № 22 в Малом переулке (ныне угол пер. Чехова и ул. Станиславского).

В Ростове-на-Дону отец многие годы проработал фельдшером хирургического отделения и делопроизводителем Еврейской больницы. Семья Трумпельдор ничем не выделялась среди ростовских обывателей. И хотя в семье царила теплая атмосфера еврейского дома, между родителями возникали разногласия на почве воспитания детей: если Зеев-Владимир был твердым сторонником приобщения детей к ценностям еврейства и иудаизма, то мать, выросшая в ассимилированной семье и получившая образование в русской школе, стремилась оторвать детей от еврейства, полностью приняв образ жизни русского окружения. Влияние матери сыграло свою роль в том, что сестры Трумпельдора впоследствии крестились и навсегда утратили связи с еврейским народом.

Для мальчиков пример отца имел решающее значение в определении своих национальных и религиозных предпочтений. В семье отмечались еврейские праздники, в еде придерживались норм кашрута. По настоянию отца маленький Иосиф посещал хедер — еврейскую религиозную школу для мальчиков. В хедере дети учили Танах (Ветхий Завет), Талмуд, там произошло приобщение будущего героя к духовным ценностям еврейского народа. Еврейские герои древности — борцы за независимость Иудеи — братья Маккавеи, вождь еврейского восстания против римского владычества Бар Кохба запали в душу мальчика. Волей-неволей вставал вопрос: "Мы были свободной нацией в собственной стране. Так почему мы сегодня пребываем в чужеземной неволе?" Несомненно, именно тогда в душе Иосифа стала формироваться жажда еврейской свободы и независимости, приведшая его вскоре к сионизму.

Наряду с еврейским религиозным образованием, дети получали и светское образование. Иосиф с отличием заканчивает в Ростове-на-Дону городское училище и планирует продолжить учебу в реальном училище, однако сталкивается с запретами и ограничениями, обильно вводимыми русскими властями для своих еврейских граждан. Успешно выдержав приемные экзамены в реальное училище, он принят в него не был — пресловутая "процентная норма", ограничивающая число евреев тремя-пятью процентами от общего числа учащихся, закрывала евреям путь к получению образования. Одним из немногих учебных заведений, куда принимали евреев, была фельдшерская школа в Харькове, которую Иосиф Трумпельдор окончил в 1900 году, и начал работать в амбулатории при Еврейской больнице.

В юности Иосиф, как и вся демократическая русская молодежь того времени, был увлечен идеями толстовства. "Великий писатель земли русской" Лев Толстой проповедовал среди своих многочисленных последователей идеи жизни на земле, крестьянская коммуна рассматривалась им как идеал общественных отношений. На молодого Иосифа Трумпельдора огромное впечатление произвело знакомство с толстовцами, создавшими свои общины неподалеку от Ростова-на-Дону, в Новочеркасске и в станице Старочеркасской. Среди них можно отметить Василия Часовникова и Александру Гриневу, находившихся в личной переписке со Львом Толстым и активно пропагандировавших его идеи. Возможно, именно общение с ними привело Трумпельдора к толстовству, под их влиянием он уже в четырнадцать лет стал убежденным вегетарианцем и оставался им на протяжении всей жизни, отказался от курения и употребления спиртного, сделал для себя нормой физическое и духовное закаливание, ограничил себя в развлечениях и предметах роскоши.

Почти шестимиллионное российское еврейство пребывало в отчаянном положении — запертое в огромное гетто, носившее название "черты оседлости", в стране, где антисемитизм был государственной политикой царских властей, где многотомное русское "Законодательство о евреях" непрерывно пополнялось новыми законами и законодательными актами, лишавшими российских евреев элементарных гражданских прав — у евреев не было перспектив. Суть политики царского правительства в отношении евреев нашла отражение в известном заявлении обер-прокурора Синода К.П.Победоносцева: "Одна треть их вымрет, еще одна уедет из России, а остатки бесследно растворятся в среде окружающего населения".

Еврейская молодежь, лишенная будущего в России, искала путей выхода из тупика. Одни шли в революционные организации, считая, что спасением угнетаемого еврейского народа станет революция, которая разрушит антисемитские ограничения царских властей и принесет свободу и равноправие всем гражданам России, в том числе и евреям. Для других путеводной звездой становились идеи сионизма, декларировавшего, что только в своем государстве, воссозданном на исторической Родине — на Земле Израиля — еврейский народ обретет подлинную свободу и независимость как равный среди равных в семье народов.

Сионизм — национально-освободительное движение еврейского народа за возрождение национального государства на исторической Родине в Палестине, на рубеже XIX-XX веков решительно завоевывал сердца молодых российских евреев.

Идеи об исходе российского еврейства на свою историческую Родину родились в кружках еврейской интеллигенции после погромов 1881 года, ставших своего рода переломным рубежом для еврейского общества — до той поры многие искренне верили, что образование и освоение русской культуры позволят ассимилированным русским евреям войти в русское общество и постепенно получить гражданское равноправие. Погромы показали тщетность таких надежд.

Первым осознал новую реальность казалось бы полностью ассимилированный еврей военный врач Лев Пинскер, награжденный орденами за участие в обороне Севастополя во время Крымской войны. В 1882 году Пинскер опубликовал свою брошюру "Автоэмансипация". В ней Пинскер подчеркивал бедственное состояние еврейских масс и их униженное, ненормальное положение в странах рассеяния как всюду чуждой этнической группы, не поддающейся ассимиляции и не имеющей своей родины. Единственным решением этой проблемы Пинскер считал автоэмансипацию, то есть приобретение еврейским народом собственной территории на своей исторической Родине — в Палестине.

Уже в 1884 году сторонники Пинскера, называвшие себя "Ховевей Цион" (в переводе с иврита -"возлюбившие Сион") провели съезд в городе Катовице, на котором была сформулирована идея палестинофильского движения как возвращения евреев к сельскохозяйственному труду и создания в Палестине еврейской сельскохозяйственной базы.

Вдохновленные идеями палестинофильства, первые группы энтузиастов — российских студентов и гимназистов, объединились в организацию "БИЛУ". Это слово представляет собой аббревиатуру из начальных букв слов библейского стиха, что в переводе на русский означает: "Дом Иакова! Вставайте и пойдем!" (Исайя. 2: 5). Билуйцы отправились в Палестину, находившуюся тогда под турецким правлением, с целью создания там еврейских сельскохозяйственных поселений.

Российские палестинофилы предлагали практическое решение еврейского вопроса путем переселения в Палестину. Для осуществления этой цели требовалось создать для рассеянного по всему свету еврейского народа национальное политическое руководство, которое поведет народ к собственному независимому государству.

Первым идею создания национального политического руководства, способного реализовать надежды народа о своем государстве, провозгласил в своей книге "Еврейское государство", вышедшей в феврале 1896 года, австрийский журналист Теодор Герцль. Так возник политический сионизм.

Герцль считал возможным осуществить идеи сионизма мирными путями при поддержке цивилизованного мира. Будущее еврейское государство виделось ему как идеальная страна, построенная на общечеловеческих основах, гуманистических и социальных. Он мечтал о новом облике еврея — гордом и благородном.

Идеи Теодора Герцля о национальном возрождении немедленно получили широчайшую популярность во всех концах еврейского мира. Уже в августе 1897 года в Базеле под председательством Герцля состоялся Первый Сионистский конгресс, в котором приняли участие сотни делегатов со всех концов еврейского мира. Активнейшую роль на конгрессе играли российские сионисты, среди них был московский инженер Менахем Усышкин, которому предстояло сыграть важную роль в формировании сионистских убеждений Иосифа Трумпельдора.

После окончания конгресса Герцль записал в дневник: "В Базеле я основал еврейское государство".

Решения Сионистского конгресса горячо обсуждались во всех концах еврейского мира. Не был исключением и далекий провинциальный Ростов-на-Дону, где книгой "Еврейское государство" зачитывался юный Трумпельдор.

Толстовские рассуждения о крестьянской общине неожиданно пересеклись с идеями сионизма о возрождении еврейского государства. Юный Трумпельдор, как и многие молодые русские евреи, был увлечен идеей-мечтой о стране, где будут царить равноправие и свобода.

Глава 2. На русско-японской войне

Для юного Иосифа Трумпельдора не существовало конфликта между воспитанным в семье русским патриотизмом и надеждами на возрождение Еврейского государства, ведь одной из основ этики иудаизма является требование абсолютной преданности стране и государю, подданными которого являются евреи.

Сыну старого русского солдата армейская служба не была в тягость, а воспринималась как исполнение священного долга по защите, хоть и несправедливого к своим еврейским гражданам, русского Отечества.

В 1902 году Иосиф Трумпельдор был призван в армию на действительную службу. Отец напутствовал его словами, что на поле брани, также как и в личной жизни, он не посрамит ни отцовского имени, ни имени еврейства, ни имени русской армии.

Армейскую службу Иосиф Трумпельдор начал в 76-м Кубанском пехотном полку, дислоцированном в городе Тульчин Подольской губернии. В полку Трумпельдор отказался от привилегий, положенных ему как военфельдшеру — он проходит полный курс боевой подготовки солдата-пехотинца, что не раз пригодится ему в дальнейшей беспокойной жизни. Отличная физическая подготовка, готовность переносить тяготы солдатской службы, чувство товарищеской заботы об однополчанах — все эти качества Трумпельдора отмечаются командованием.

Трумпельдору нравится армейская служба, к тому же в полку находится среди однополчан немало близких ему по духовным исканиям солдат. В свободное от службы время вместе с ними он организует своеобразный клуб по интересам — они осваивают гимназические курсы математики, химии, немецкого и французского языков. Полученные знания должны пригодиться им после службы в армии для сдачи экстерном экзаменов за курс гимназии, получения аттестата зрелости и поступления в университет.

Трумпельдора и в армии не оставляет пронзительное чувство своей принадлежности к еврейству. Тульчин был типичным еврейским местечком, где евреи составляли более половины его населения. Здесь Трумпельдор впервые встретился с российским еврейством, запертым в огромном гетто, носившем название "черты осёдлости", лишенном элементарных гражданских прав, преследуемым и унижаемым. Именно этих людей сионистам предстояло повести за собой на историческую Родину.

Размеренный порядок армейской службы был нарушен известием о начале русско-японской войны на Дальнем Востоке, где в Маньчжурии и Корее русская колониальная экспансия встретила жесткое противодействие Японии.

В ночь на 27 января 1904 года русская эскадра, стоявшая на внешнем рейде крепости Порт-Артур, была внезапно без объявления войны атакована японским флотом: 8 японских миноносцев провели торпедную атаку кораблей русского флота. В результате атаки были выведены из строя два лучших русских броненосца "Цесаревич" и "Ретвизан", а также бронепалубный крейсер "Паллада". 27 января 1904 года японская эскадра в составе шести крейсеров и восьми миноносцев вынудила к бою находившиеся в корейском порту Чемульпо бронепалубный крейсер "Варяг" и канонерку "Кореец". Получивший тяжелые повреждения "Варяг" был затоплен, а "Кореец" — взорван.

Известие о начале войны вызвало огромный патриотический подъем в России. В простом народе и в образованных кругах преобладали ура-патриотические настроения, все свято верили правительственной пропаганде, утверждавшей, что на Россию напал вероломный "косоглазый" враг и необходимо дать отпор агрессору.

В исходе войны никто не сомневался, русское общество было уверено в скорой победе могучей России над неведомо откуда взявшимися дикими азиатами-островитянами. Грядущий тотальный разгром России на этой колониальной войне, ставшей национальной катастрофой, предвидеть никто не хотел.

В России началась мобилизация: воинские эшелоны с мобилизованными солдатами один за другим шли через всю огромную страну по недавно построенной Транссибирской железнодорожной магистрали в одном направлении — на Дальний Восток. Российским евреям также предстояло заплатить свой кровавый оброк — на русско-японской войне в рядах русской армии сражалось более тридцати тысяч еврейских солдат. Новобранцы-евреи составляли более пяти процентов всех призванных на военную службу, в то время как по данным всеобщей переписи русские евреи составляли лишь 4,13 процента всего населения. В сибирских полках, которые первыми вступили в бой с японцами, процент евреев был еще выше ввиду того что, согласно инструкциям того времени, еврейские новобранцы из западных губерний направлялись обычно для прохождения службы в Сибирь.

Тысячи солдат и офицеров из воинских частей, дислоцированных в Европейской части России, буквально завалили командование рапортами с просьбой направить их в действующую армию на Дальнем Востоке.

Среди этих добровольцев был и Иосиф Трумпельдор.

Несколько отказов не остановили его. Наконец, его упорство было вознаграждено, его включают в состав группы из ста двадцати семи добровольцев, которым предстоит воевать на Дальнем Востоке.

Через всю страну, Сибирь, Дальний Восток идут воинские эшелоны по Транссибирской магистрали и недавно построенной Китайско-Восточной железной дороге. Станцией назначения команды Трумпельдора является Порт-Артур — город-крепость, военно-морская база Тихоокеанского флота России на Желтом море. Тогда еще никто не знал что именно за Порт-Артур развернутся самые кровопролитные сражения русско-японской войны.

Прибывшие в Порт-Артур добровольцы были распределены по воинским частям гарнизона крепости. Волей случая Трумпельдор получает назначение военфельдшером в 7-й батальон 27-го стрелкового Восточно-Сибирского полка. Именно в рядах этого полка Трумпельдору предстоит геройски сражаться в осажденном Порт-Артуре, заслужить самые высокие боевые награды и лишиться в бою левой руки. Отсюда начнется воинская слава "однорукого героя".

Трумпельдор продолжил службу в рядах весьма специфической воинской части — Восточно-Сибирские полки формировались из коренных сибиряков. Физически крепкие, приученные к лишениям и невзгодам таежной жизни, они были максимально готовы к воинской службе. В Восточно-Сибирских стрелковых полках обращали особое внимание на огневую подготовку своих солдат. Особенно это касалось частей, дислоцированных на Дальнем Востоке. Золотые или серебряные наградные часы "За отличную стрельбу" были не редкостью для сибирских стрелков, а каждый уважающий себя кадровый унтер-офицер считал получение такого именного приза для себя обязательным.

Понятно, что войти на равных в среду "омулятников" — так называли сибирских стрелков, и завоевать авторитет у этих суровых воинов для добровольцев из европейской части России, так называемых "российских", было делом нелегким.

Одним из немногих "российских", завоевавших уважение и доверие сибиряков своим мужеством и воинским мастерством, стал Иосиф Трумпельдор.

Вскоре после своего прихода в полк он начал добиваться перевода из лазарета, бывшего хоть и близким, но тылом, во фронтовое подразделение. Командование полка вскоре высоко оценило отличную физическую форму и боевую подготовку солдата-еврея, и Трумпельдор получил назначение в элитное подразделение — полковую охотничью команду.

Охотничьи команды — так в русской армии назывались подразделения для выполнения заданий, соединенных с особой опасностью и требовавших личной находчивости и мужества. Охотничьи команды являлись первоначально особенностью и гордостью именно Восточно-Сибирских стрелков. В каждом полку было 144 охотника. Охотничьи команды являлись самыми боеспособными частями полков, выполняли непростые задачи: разведка, взятие языка, начало тяжелой атаки, обеспечение отступления и выхода из боя полка и прочее.

Боевое крещение Иосиф принял 13 мая 1904 года. В этот день японская армия прорвала оборону русских на Цзиньчжоуском перешейке, преграждавшем подступы к Порт-Артуру. Вскоре Порт-Артур был блокирован японцами с моря, с суши, и началась многомесячная осада крепости. 25 июля 1904 года японская артиллерия провела первую бомбардировку города и порта.

Подразделения полка обороняли позиции на фланге линии обороны крепости в районе горы Угловая. Именно там развернулись наиболее ожесточенные бои, во многом определившие судьбу осажденной крепости.

В ходе боевых действий Трумпельдор не раз демонстрировал образцы мужества и солдатской смекалки. Как рассказывают очевидцы, однажды на позицию влетела японская граната. Оставалось несколько секунд до взрыва порохового погреба, солдаты бросились в укрытия. Только Трумпельдор не потерял самообладания — он хладнокровно оценил обстановку и, схватив гранату, успел выбросить ее на японскую сторону. Тем самым была спасена жизнь многих солдат.

Когда выбывали из строя офицеры, Трумпельдору приходилось неоднократно брать на себя командование подразделением и выводить своих солдат из самых критических ситуаций.

За отвагу Иосиф Трумпельдор был награжден Георгиевским крестом. Важно заметить, что полковое командование отметило таким образом образцовое выполнение Трумпельдором своего воинского долга, пойдя наперекор антисемитским законам, жестко ограничивавшим права еврейских солдат.

Шестого августа 1904 года японские войска пошли на первый штурм укреплений Порт-Артура. Штурм начался с массированного обстрела русских позиций, а затем японская пехота пошла в атаку. Тяжелые и кровопролитные рукопашные бои развернулись за ключевое русское укрепление гору Угловая, которую оборонял 27-й Восточно-Сибирский полк. Трумпельдор находился в самом пекле боя, неоднократно подымая своих солдат в штыковые атаки и рукопашные схватки. Тут воинское везение изменило ему: в ходе боя рядом с отважным воином разорвался японский снаряд, осколками Трумпельдору раздробило левую руку.

Тяжело раненный Иосиф с большой потерей крови был доставлен в госпиталь, где немедленно попал на операционный стол. Хирург ампутировал ему левую руку выше локтя. Придя в себя на госпитальной койке после наркоза, Трумпельдор осознал, что в двадцать четыре года стал инвалидом. Можно представить, какие тогда мысли одолевали его.

Однако очевидцы рассказывали, что, несмотря на невыносимую боль, Иосиф не издавал даже стона; наоборот, говорили об улыбке на лице и его словах: "Ничего, не стоит придавать особого значения моей ране — у меня осталась правая рука, и, как только восстановится здоровье, я вновь вернусь в строй. Мы, евреи, ни в чем не хуже других, и только в бою мы можем доказать, что не уступаем никому ни в мужестве, ни в солдатской стойкости".

Как только силы вернулись к Иосифу, он принялся осваивать жизнь с одной рукой. Требовалось научиться делать элементарные вещи — мыться, бриться, одевать одежду и обувь, заново овладеть огнестрельным и холодным оружием. Трумпельдор поставил перед собой казалось бы невыполнимую цель — с одной рукой вернуться в боевой строй.

В госпитале Трумпельдора навестил его друг Давид Белоцерковский: он шел, предполагая утешить и поддержать инвалида. Однако Трумпельдор с улыбкой выслушал его речи и сказал: "Я гораздо сильнее, чем Вы думаете. Хотите побороться со мной?" И, не дожидаясь ответа, обхватил массивного Белоцерковского правой рукой и повалил на землю.

Едва встав на ноги после ранения, он отказался от эвакуации в тыл и обратился к командованию с ходатайством о замене ему трехлинейной винтовки на револьвер и шашку, которые он сможет использовать "для защиты своей дорогой Родины". Просьба была удовлетворена, и в ноябре 1904 года Трумпельдор вновь оказался на передовой, продолжив образцово исполнять свой солдатский долг.

Подвиг еврейского воина был отмечен специальным приказом от 29 ноября 1904 года коменданта порт-артурской крепости генерала Смирнова. В приказе говорилось:

"Ефрейтор 7 роты Иосиф Трумпельдор, обращаясь в докладной записке от 24 числа к своему ротному командиру, пишет:

"У меня осталась одна рука; но эта одна — правая. А потому, желая по-прежнему делить с товарищами боевую жизнь, прошу ходатайства Вашего благородия о выдаче мне шашки и револьвера ".

Трумпельдор был прикомандирован к госпиталю, где он имел возможность быть избавленным от смертельной опасности и трудностей окопной жизни, но он пошел добровольцем на передовую линию фронта, где неоднократно показал чудеса храбрости...

Будучи тяжело раненным, Трумпельдор не пожелал воспользоваться законным правом обратиться в инвалида и, презирая опасность, вновь предложил свою полуискалеченную жизнь на борьбу с врагом. Трумпельдор приносит на благо Родины больше того, что требуется нашей присягой, и поступок его заслуживает быть вписанным золотыми буквами в историю полка.

Награждаю его Георгиевским крестом и произвожу в ст. унтер-офицеры.

Приказ этот прочесть по всем ротам, батареям и отдельным частям и побеседовать с солдатами по содержанию Приказа".

Трумпельдор вернулся в свой полк, где был назначен командиром взвода. И вновь бои.

За боевые заслуги и беспримерную храбрость в бою Иосиф Трумпельдор был последовательно награжден солдатскими Георгиевскими крестами всех четырех степеней, став полным Георгиевским кавалером. Подвиги еврейского солдата были отмечены и в русской прессе. В военном журнале "Разведчик" (№ 766), выходившем в Санкт-Петербурге, в июне 1905 года была опубликована статья об унтер-офицере Трумпельдоре, отличившемся при обороне Порт-Артура. Герой статьи в это время находился в японском плену...

Ситуация в осажденной крепости продолжала ухудшаться. В сентябре и октябре 1904 года японская армия провела очередные штурмы русских позиций. Несмотря на ожесточенное сопротивление русской армии, японцы постепенно захватывали оборонительные позиции русских, размещенные на высотах, контролировавших крепость и гавань, где стояли корабли русской эскадры.

Историк обороны Порт-Артура А.И.Сорокин пишет: "В крепости не хватало продовольствия, с наступлением зимы усилились холода, связь со страной отсутствовала, но порт-артурцы дрались с прежней энергией и упорством. Артиллеристы береговой и корабельной артиллерии били ежедневно по позициям врага, солдаты-охотники почти каждую ночь производили вылазки в неприятельские окопы; саперы вели контрминные работы, по ночам восстанавливали разрушения, причиненные артиллерийским огнем неприятеля, совершенствовали оборонительные сооружения. В гарнизоне совершенно иссякли запасы мяса, росло число заболевших цингой. На 14 ноября солонины, консервов и мяса оставалось только на одну выдачу. Правда, были лошади, но их берегли, ибо без лошадей крепость обойтись никак не могла, нужно было подвозить на позиции снаряды, патроны, питание и т.д. В связи с недостатком мясных продуктов крепостному интенданту был отдан приказ, который предписывал отпуск консервов для войск прекратить, имевшиеся запасы расходовать только для больных и раненых по полбанке на человека в день в течение пяти дней в неделю, остальные два дня выдавать по четверти фунта конины. Офицерам, находившимся на позиции, было приказано отпускать по полбанке консервов ежедневно; нижним чинам выдавать конское мясо четыре раза в неделю по четверти фунта на человека".

Руководитель обороны Порт-Артура генерал Стессель 29 декабря 1904 года отправил царю телеграмму, в которой говорилось: "Крепость продержится лишь несколько дней, у нас снарядов почти нет. Приму меры, чтобы не допустить резни на улицах. Цинга очень валит гарнизон. У меня под ружьем теперь 10-11 тысяч, и они нездоровые".

В ночь на 2 января Порт-Артур и его окрестности были охвачены сплошным пожаром. На рейде горел броненосец "Пересвет", в проходе на внешний рейд пылал пароход-буксир "Силач". Громадный костер представлял собой "минный городок". Много пожаров наблюдалось на Тигровом полуострове. За Золотой горой сжигался порох: время от времени там вздымались к небу огромные клубы ярко-розового дыма, озаряя многострадальный, израненный город. Всюду матросы и солдаты ломали приборы, сжигали заряды, бросали в воду и зарывали в землю снаряды.

Второго января 1905 года разразилась катастрофа — гарнизон крепости капитулировал. По свидетельству М.И.Лилье, очевидца событий, на улицах Порт-Артура начались погромы магазинов и складов, пьяные толпы русских солдат поджигали казармы и укрепления. Относительный порядок был наведен только вошедшими в город японскими войсками.

В соответствии с условиями капитуляции японцы отконвоировали сдавшиеся русские войска в город Дальний, откуда на пароходах русских пленных стали перевозить в Японию. Среди тысяч русских военнопленных был и унтер-офицер Иосиф Трумпельдор: он оказался в крупнейшем лагере для русских военнопленных в Хамадэре, вблизи города Осака.

Там было сосредоточено более двадцати тысяч русских военнопленных. Японцы вели себя очень цивилизованно, соблюдался военно-самурайский кодекс чести, японский плен для русских был очень мягким. Размещались военнопленные в бараках, причем японское командование стремилось сгруппировать военнопленных в бараках в соответствии с их вероисповеданием и национальностью. В лагере были выделены три зоны по 25 бараков в каждой — две для военнопленных-православных и одна зона для военнопленных других национальностей, в том числе евреев. Японские военные осуществляли только внешнюю охрану лагерей, внутри лагеря действовали органы самоуправления военнопленных, состоявшие из старших по званию фельдфебелей и унтер-офицеров.

Питание военнопленных осуществлялось по вполне сытным нормам. Так, ежедневное меню для солдат включало следующие продукты: на завтрак — хлеб, масло, чай, сахар; на обед — хлеб, масло, суп с мясом и овощами, чай, сахар; на ужин — хлеб, масло, вареная говядина, чай, сахар.

Через некоторое время японское командование разрешило русским военнопленным покидать лагерь и посещать окрестные населенные пункты. Правда, в этом случае военнопленные должны были дать четыре клятвы: не совершать побегов, не вступать в контакты с военнопленными из других лагерей, не посещать частные японские дома и не пользоваться услугами почты.

Трумпельдор пишет из плена родителям:

"20-ое января / 2 февраля 1905 г.

Хамадера

Дорогой папаша!

Хотя японские переводчики сильно заняты и просили поэтому нас писать письма по возможности кратче, но я уверен, что ради особенного случая они сделают исключение и будут любезны пропустить мое письмо, несмотря на его длину.

Помнишь, как-то в письме ты выражал уверенность, что на поле брани, также как и в личной жизни, я не посрамлю ни твоего имени, ни имени еврейства, ни имени русской армии. Между прочим ты высказал как-то желание, чтобы я удостоился награды — Знака Отличия Военного Ордена и производства в унтер-офицеры. Хотя для получения награды в большинстве случаев надо столько же недостойной настойчивости, сколько и положительных духовных качеств — а я настолько горд, что никогда не унизился до напоминаний и тонких намеков, — однако я унтер-офицер, имею Знак Отличия Воен. Ордена 4-ой степени и кроме того представлен еще к 3-ей и 2-ой степеням.

С гордостью могу сказать, что я добился этого, как честный человек, исключительно на поле брани. Я исполнил свой долг и моя совесть спокойна. Теперь я желаю только одного, чтобы Вы все там особенно мамаша и ты не особенно печалились, что при этом я потерял левую руку. 7/20 Августа 1904 г. в последний день 3-х дневного боя на Угловой горе крепости осколками снаряда мне раздробило руку — в кисти, локте и посреди этих двух мест. Через несколько часов рука была отрезана немного выше локтя, а через 100 дней я выписался из госпиталя, и, чувствуя себя совершенно здоровым и способным к боевой жизни, подал докладную с просьбою о выдаче мне шашки и револьвера.

Из прилагаемого при сем приказа ты видишь, что этот простой товарищеский поступок вызвал у Командира 27-го В.-С. с. полка Полковника Петруши чересчур лестный отзыв. Произведенный в унтер-офицеры, я получил взвод и надеялся до конца постоять со своими молодцами за землю, облитую нашей кровью. Но прошел только один, хотя и тяжелый месяц, крепость была сдана, и мы сложили оружие.

Еще раз прошу не печалиться о руке; во-первых, печалью делу не поможешь, а во-вторых, есть много таких, которые потеряли правые и даже обе руки, да и то живут. Я же со своей правой, которой между прочим пишу это письмо, надеюсь устроиться так, что и двурукие будут, пожалуй, завидовать.

Обращаются с нами японцы отлично. Погода наша Апрельская. Дешевизна удивительная. Скучно правда, но... дождемся и лучших дней.

Крепко целую тебя, мамашу, Фриду (он уже наверное вырос и стал сионистом), Любу, Дору и других наших. Сердечный привет знакомым. Жду ответа скорого и наиподробнейшего.

Любящий тебя сын Ося.

Мой адрес: Япония. Осака фу Хамадера. Помещение военнопленных. Иосифу Трумпельдору Н 14276

(The Pinhas Lavon Institute for Labor Movement Research)".

Военнопленный № 14276 унтер-офицер Трумпельдор впервые оказался в чисто еврейском окружении — в еврейской части лагеря Хамадера были сосредоточены сотни евреев-военнопленных. Именно в японском плену Трумпельдор обрел подлиную веру в реальность сионистской мечты.

Он был признанным лидером и многое сделал для облегчения жизни своих товарищей по плену. Он представлял еврейских военнопленных перед японским командованием, издавал и редактировал газету "Дер идише лебен" (Еврейская Жизнь), руководил им же созданным сионистским объединением "Бней-Цион ха-швуим бе-Япан" (Сыны Сиона, пребывающие в Японии), учредил в плену синагогу, библиотеку, театральный кружок, маце-пекарню, кассу взаимопомощи.

Особое внимание Трумпельдор уделял вопросам образования военнопленных. Вынужденное безделье толкало людей к пьянству, азартным играм, дракам и разгулу. Нужно было увлечь военнопленных новыми знаниями, которые могли бы им быть полезны после возвращения из плена.

Школа — вот что было решением этих проблем. В лагере Иосиф создает сеть начальных школ, в которых преподаются чтение, письмо, арифметика, история и география, основы агрономии и ведения сельского хозяйства. В роли учителей выступают Трумпельдор и его новые коллеги из числа пленных офицеров.

Если первоначально такие школы были созданы только в еврейской части лагеря, то затем они открылись и для военнопленных других национальностей. Всего в таких школах обучалось до двух с половиной тысяч человек.