Помоги проекту - поделись книгой:
«Он словно пророк», – подумал Тубал.
Калех носил старое, но чистое и ухоженное облачение кремового цвета, стянутое на поясе широким ремнём из светлой кожи. Голосом и жестами он обнимал собравшихся, точно своих любимых детей. Тубалу вдруг почудилось, что в медно-рыжих волосах и в заплетённой бороде этого человека играет свет. Весь его облик окутывала аура святости.
Наконец наступил покой.
– Сердце Спасителя, – продолжал свою историю Куова, – охватила горькая печаль.
Он сделал паузу, мысленно накладывая события давних лет на мифологию кашадфанцев, проводя аналогии. Голоса в толпе умолкли; только издалека доносились звуки живущего города.
– Ашхрема – злой дух и олицетворение тьмы – послал в наш мир скользкого и жестокого, как змея, демона по имени Захак, чтобы тот совращал сердца людей посулами всемогущества и власти над ближним. Долго коварный Захак блуждал по земле, нашёптывая лживые обещания, пока не оказался пред троном царя одной холодной и суровой страны. Помня о воле своего создателя, жестокого Ашхремы, демон выкупил душу честолюбивого царя и убедил его помочь нанести удар прямо в сердце Богини-матери…
Лицо Куовы приняло скорбный вид.
– К сожалению, Писание в нынешнем виде упускает тот факт, что Спаситель искренне пытался образумить ослеплённого алчностью царя.
Кто-то в толпе взволнованно ахнул. Возникло ощущение, что даже небо слегка потемнело.
– «Изгони демона из своего царства, верни своим обманутым людям доброе имя, не дай пролиться крови нашей матери», так говорил он царю. Но царь отвечал: «Когда прольётся кровь Богини, когда солнце в небе погаснет, когда все ветра сольются в едином танце, я буду повелевать бурями – и все люди лягут у моих ног. Ты не предложишь мне большего, уходи». Раздосадованный, Спаситель ушёл на великую битву Света и Тьмы, в которой пали последние из его верных братьев…
Куова помолчал.
– И, как сказано в Писании – на этот раз безошибочно, – Спаситель истратил остатки своих сил, чтобы защитить человечество от злобы Ашхремы.
Собственные слова сдавили ему сердце. Как бы Куова не пытался отпустить боль от утраты Круга – это произошло много сотен лет назад, – воспоминания об обратившихся золой магах никогда не покидали его надолго.
Луга, Нигсумму, Римуш… Братья. «Я помню. Помню».
– Спаситель, – продолжал он, – и перед лицом зла сохранил в себе огонь…
К голосу вернулась интонация воодушевления. Сквозь тело вновь хлынуло тепло.
– Вера, – сказал Куова негромко, но так, что в воцарившейся тишине его все услышали. – Вера в будущее, которое у нас отняли и заменили картиной всеобщего послушания…
Послышалось приглушённое бормотание.
– Иногда мне кажется, что я слышу голоса. Когда тихие и практически незаметные, если не прислушаться, а когда оглушительно громкие, так что нигде от них не укрыться. Я и сейчас слышу голос. – Куова встретился взглядом с чумазым рабочим, резко прервавшим разговор со своим товарищем. – Это ты, друг мой? Что ты там шепчешь? «Открылась ли уже рюмочная?»
Люди в толпе громко расхохотались.
– Неужели легенды о том, что было прежде, так быстро наскучивают? – Он помолчал. – И правда. Это происходило много-много лет назад. Так почему нам должно быть дело до того, о чём спорил Спаситель с демоном Захаком?
Куова взмахнул руками и с негромким хлопком свёл ладони вместе.
– Потому что время – круг. Потому что всё повторяется…
Он медленно опустил руки.
– «Сколько угодно ты можешь останавливать меня, но зерна моего господина уже посеяны в душах людей». Зло может долго ждать своей возможности – вот что хотел сказать демон Захак, – провозгласил Куова и с улыбкой посмотрел на смутившегося рабочего: – Не бойся, друг мой, я уже почти дошёл до сути, так что скоро ты сможешь напиться.
Снова смех.
– Должно быть, вы напуганы?
Среди множества пришедших на лекцию людей Куова заметил Артахшассу и каким-то сторонним чувством ощутил его тревогу.
«Да, эти слова и для тебя. Будь их свидетелем».
– И я понимаю вас, – сказал он, вложив в голос заботу и тревогу отца за своих детей. – Ашхрема с его порождениями – Захаком и ему подобными – дали обещание до конца времён не давать покоя роду человеческому. Они желали, чтобы люди смирились со своей участью. Чтобы они отвергли мысли о равенстве. Чтобы они склонились перед злобной волей высшего господина.
Испуг. Злой дух из легенд на миг стал столь же реален, как президент или первосвященник.
– Теперь ваши души озарило понимание. Да, верно. С чем-то подобным мы уже не раз сталкивались, причём далеко не только на страницах старинных книг. А кто-то из вас наверняка уже задался вопросом: «Как мы позволили случиться такому? Как Спаситель позволил?»
Простые вопросы, которые рано или поздно задавал себе каждый в моменты отчаяния. Потерявшийся в буре сомнений жандарм. Раздосадованный мясник. Беспокойный библиотекарь. Даже он сам, когда встречал на улицах Алулима адептов нечестивой магии.
– Прикройте глаза, – негромко произнёс Куова, – и распахните сердца.
Куова сошёл со ступенек.
«И вот снова на одном уровне…»
Он затаил дыхание и на секунду прикрыл глаза, зная, что многие повторят за ним.
– Я встречусь с этим страхом вместе с вами.
В голове пронеслась мысль: «Вот она, точка подъёма! Лишь слегка приукрасить…»
– Потому как ответил Спаситель нечестивому Захаку: «Пусть ты не уйдёшь, пусть ты ударишь, но щит наш всегда будет крепок!» Спаситель узрел, что даже слабые способны бороться со злым духом. Не сталью и не огнём, а иначе.
Он взглянул в глаза женщине-торговке, заставив ту от оказанной чести приоткрыть очерченный яркой помадой рот, и продолжил говорить, обращаясь через неё к каждому.
– Открытость и жертвенность – вот оружие Спасителя. Так он пожертвовал собой ради нас. Так и нам стоит научиться идти на жертвы друг ради друга. Храбрый встанет рядом с напуганным, здоровый – рядом с немощным, чуткий – рядом с ослепшим и оглохшим.
Женщина первой упала на колени и вытянула ладони перед собой. Остальные, один за одним, последовали её примеру.
Призрачная улыбка. Покачивание головы.
– Вы опустились на колени, но не передо мной, – изрёк Куова, широко раскинув руки. – Вы преклонили колени перед пламенем веры, дарованным нам Спасителем!
Несмотря на современные одежды, механическую музыку в дальних уголках площади, шум машин вдалеке и тысячелетний опыт, впитанный на школьных уроках, на короткое время люди вернулись к истокам – ко временам царства Киэнги. Точно так же когда-то тысячные толпы собирались вокруг Белого зиккурата и падали на колени, свидетельствуя посвящению верховного мага Круга в божественные тайны. И Куова вспомнил, как
«Это было очень давно».
Воспоминания поблекли.
Не существовало больше ничего, кроме него и коленопреклонённой толпы.
Наконец-то пришло время оставить позади образ странника, читающего проникновенные лекции, и стать чем-то большим. Куова шагнул вперёд, поднял лицо к небу и, смежив веки, опустился на колени.
Время застыло.
Он втянул пересохшими губами прохладный воздух. Сердце наполнило волнительное чувство перерождения. Новая глава. Касание далёкого тепла.
Глаза медленно открылись.
Весь мир озарило пробившимся сквозь облако солнечным светом.
– И я преклоняюсь вместе с вами.
Такими были завершающие слова – слова, которые приоткрыли двери в царство человеческих душ. Сотни и тысячи душ.
Куова молчал, и люди хранили тишину вместе с ним. Он вытянул руки в сторону солнца, надеясь, что то отзовётся, и некоторые пытались повторять то же самое. Другие же тянули руки к самому Куове, словно в их мире он был источником тепла и света.
Он потерял счёт времени. Душу терзали бессчётные мысли и вопросы о том, что некогда произошло, и о том, чему ещё суждено произойти. «Теперь люди хотят слышать мои слова, но готовы ли они идти следом? Захотят ли они шагнуть в горнило ради будущего? Подхватят ли они падающего брата? Меня?» Было сказано много слов, Куова одарял свой новый народ идеями и откровениями, но даже собственное воодушевление не позволяло укрыться от понимания, что впереди лежит путь огня. Путь жертвенности и жертв. Огонь есть огонь, сколь бы священен он ни был.
Когда Куова поднялся на ноги, люди обступили его со всех сторон, пытались коснуться или хотя бы перехватить взгляд, а он шёл среди них, растворяясь, – улыбался, жал руки, шутил и хлопал по спинам. Через людской поток он дошёл до Артахшассы, который так и не сдвинулся с места, глядя на Куову ясными голубыми глазами.
– Тубал. Хорошо, что ты здесь.
Жандарм стоял и не мог сказать ни слова, как будто лишился дара речи, и только взгляд заметно повлажнел. Всё кругом стихло, сделалось далёким и незначительным.
– Я чувствую, как ты страдаешь. И ты колеблешься.
Куова печально покачал головой.
Тубал казался совершенно беззащитным, готовым исполнить любую просьбу, однако ему была уготована не роль прислужника.
– Ты не знаешь, как поступить правильно?
Звуки вокруг вновь вернулись – крики и насмешки людей. Куова обернулся и увидел, как несколько мужчин грозно потрясают кулаками и топают вслед быстро удаляющимся адептам в тёмно-серых плащах.
«Начинается», – отстранённо подумал Куова.
Толпа явно не намеревалась никого преследовать. Пока в них по-прежнему больше страха, чем пылающей злости – и Куова понимал это. Нет, время ещё придёт…
Куова посмотрел в глаза жандарма.
– Я не могу избрать путь за тебя, – сказал он. – Но навести меня в час нужды – и я облегчу твою боль.
«Каким путём я должен их повести?»
Множество вариантов. Возможности и неопределённости.
Гафур перехватил Куову, когда тот раздумывал, попробовать дождаться трамвая или пойти домой пешком. Они без слов поприветствовали друг друга и, с сомнением покосившись на пустые пути, сошли на тротуар и побрели вдоль проспекта. К вечеру ветер усилился и облака над городом разошлись. В окнах по обеим сторонам Шегеша зажигались огни. Из некоторых уже доносились оживлённые споры, плавно перетекающие в ругань, как и многие споры, вдохновлённые излишками спиртного.
– Это была хорошая лекция, – сказал наконец Гафур и, немного помолчав, добавил: – А как по-твоему, рискнуть свободой – тоже ведь жертва, коль скоро ради благого дела?
Куова окинул молодого человека изучающим взглядом. Мясник не знал куда деть руки – то ли засунуть в карманы, то ли занять их чем-нибудь незамысловатым. На его лбу проступили складки.
«Ему уже хочется начать действовать».
– Почему ты спрашиваешь?
– Потому что торговая инспекция уже посадила на рога нескольких лавочников. Потому, что скоро терять будет нечего.
Мясник никогда не отличался ни выдержкой, ни терпением. Он учился прилежно, даже освоил основы игры в невш, однако всё ещё ставил действие превыше мысли.
– Ты хочешь поддержать стачку, – догадался Куова.
Гафур скрестил руки на груди.
– Прошёл не один год, – твёрдо сказал он, – но ты всё осторожничаешь.
Конечно же, его беспокоило, что на десятки рассуждений о равенстве и справедливости Куова не озвучил ни единой идеи, как этого добиться. И всё же, несмотря на пыл, Гафур нуждался в наставничестве, так что его гнев быстро испарился. Куова это чувствовал.
– Но чего ты от меня ожидаешь?
– Я хочу, чтобы… ну, в смысле – ты говорил, что храбрые должны помогать несмелым… Не все готовы решиться, но я покажу им!
За долгое время наблюдений Куова понял, что Гафур относится к людям, которые склонны искать возможности, а не дожидаться их. С малых лет его окружали требовательные воспитатели, наставники и даже друзья, непременно ожидающие прыжков выше головы. Теперь, рядом с Куовой, он терялся, точно всю жизнь сидел на грубых табуретах и вдруг пересел на мягкую подушку. «Откажись я пить с ним хлебное вино, он и вовсе решил бы, что я святой».
– Ты хочешь моего совета? Я мало знаю о забастовках.
Хотя Гафур сам считал себя человеком приземлённым, он также обладал тягой к высоким материям. Только путь его к Богине пролегал извилистыми маршрутами между мягкостью веры и превосходством силы. Не исключено, что Гафур не раз посвящал Спасителю победы в кулачных потасовках и алкогольных состязаниях. И каждый раз тщился убедить себя, что был прав…
«Ему не хватает отца. Человека, который одобрял его упорство».
– Мне нужно благословение! – выпалил мясник. – Я уж всё сделаю. Мелкие торговцы вроде меня уже сыты инспекцией по горло. Они меня послушают.
– Разумно ли это? – спросил Куова. – Мы работаем с сердцами людей как с глиной, но не как с камнем. И всё равно жандармерия не спускает с нас глаз. А адепты перво…
Гафур отмахнулся.
– Мы готовимся уже больше месяца и успели всё продумать. В верхах сейчас неспокойно. С одной стороны поджимают жрецы, недовольные, что у них уводят паству, но Собрание пытается это замять, потому как с другой стороны давят военные, которых раздражают повстанцы на юге. Подумай, Калех, это ведь мой шанс! Наш шанс! Я ведь знаю, ты тоже этого хочешь. Так мы – плевать на результат! – пощупаем правительство за брюхо. Готов поспорить, их внимание к тебе даже поутихнет на время!
Доводы мясника звучали здраво, но хватит ли ему воли, чтобы удержать огонь, который он собирается разжечь? Гафур был достаточно твёрдым и напористым, чтобы заставить себя слушать. В то же время Гольяс, несмотря на искреннее уважение, сомневался в его талантах управленца. И потеря лавки – далеко не самое тяжёлое, что ему грозит.
Варианты мелькали перед глазами. Исходы плавали от недурного к ужасному. Пожалуй, в условиях, когда невозможно сформировать порядок, хаос – лучший выход из тупика. Или нет?
«Нельзя потерять контроль. Слишком много я вложил…»
– Вероятно и обратное, – сказал Куова. – Если прольётся кровь…
– Не прольётся! Обычная стачка и демонстрация.
Поделиться книгой: