Помоги проекту - поделись книгой:
Пошлите по адресу Плаута и Дэвиса на имя Зин[аиды] Гр[игорьевны] Лихтм[ан] десять книг «Твердыни Пламенной». Кстати, о книгах: очевидно, происходит какое-то недоразумение. Нам не так нужны сведения, сколько именно книг выдано, но сейчас
Поблагодарите Дзембулата за его прекрасное письмо. Я всегда был твердо уверен в благородном характере осетин, каждая весточка от кунаков лишь подтверждает это мое мнение. Отлично понимаю грустное соображение Дзембулата о невозможности издания «Осетии» по финансовым соображениям[215]. Все это я очень хорошо понимаю, но тем не менее все-таки предложил бы продолжать действовать в этом направлении. С самого начала, как Вы помните, я был против ежемесячного издания, ибо такая периодичность обычно недолговечна. Лучше все[го] ежегодник или, по крайней мере, полугодовое издание. При этом тема могла бы быть расширена, как, например, «Кавказ». Такое не политическое, но историко-литературное издание могло бы захватить гораздо более широкие круги. За «Осетией» остался бы благородный почин, который и мог бы быть так или иначе отмечен в издании. Дзембулат писал о Мдивани, кто знает, может быть, вдова второго брата или сестра их, которая замужем за Сертом, и откликнулись в данном случае. Серьезное историческое содержание могло бы привлечь и более широкие круги. Может быть, Дзембулат знает и других кавказцев, которым такая идея «Кавказа» оказалась бы по душе. Ведь кроме Комитета осетин мог бы быть Редакционный комитет, составленный из нескольких кавказцев. Книга приблизительно в двести или двести пятьдесят страниц не могла бы быть дорогой, но все же бы дала благотворное движение мысли. Во всяком случае, следовало бы иметь подписку на такую книгу — если бы даже она осуществилась не сразу, то во всяком случае открытие такой подписки показывало бы движение мысли в определенном направлении. Ведь никогда не знаете, откуда может прийти друг — лишь бы двери были гостеприимно открыты. По безденежью мы уже отчаивались издать следующую книгу моих Записных Листов, но вдруг последняя почта принесла совершенно неожиданное предложение, вследствие которого эта книга, вероятно, увидит свет. Будем светло и неотступно держать бессменный дозор. Будем помнить, что каждый удар черного молота выбивает и светлые огненные искры. Каждое нападение порождает и новых нежданных друзей. Происходящее в Америке нужно было, как мы видим теперь, для оздоровления. Темные, как всегда бывает, примут на себя и уборку всей порожденной ими грязи. Кроме друзей-американцев, к нашей радости, нашлись новые друзья-соотечественники, которые честно и справедливо горят желанием приобщиться к этой борьбе Света со тьмою. Знаменательно и то, что они оказываются для нас совсем новыми людьми. Пусть враги знают, что уже дано распоряжение собирать весь состав клеветы и преследовать за него строжайше. Очень хорошо, что у нас теперь имеются корреспонденты во многих новых местах. Не далее как вчера один наш молодой друг сообщил очень ценное сведение, вполне фактическое, которое без него никогда не дошло бы до нас. Так стан друзей ширится, и ценность его в том, что он так широко раскинут. Так благие культурные посевы растут. Привет Вашим родителям и друзьям.
Духом с Вами,
50
Н. К. Рерих, Е. И. Рерих — З. Г. Лихтман, Ф. Грант, К. Кэмпбелл и М. Лихтману
22 марта 1936 г.[Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]
№ 47
Родные З[ина], Фр[ансис], Амр[ида] и М[орис], вчера получили от Вас телеграмму и сейчас же запросили Вас, имеете ли Вы все наши минутсы отсюда. Мы их посылали в трех копиях, из которых одна была у Фр[ансис], а другая у Зины. Иметь эти копии тем полезнее, что в посланных Вам дневниках и рапортах Леви Вы можете найти соответствия. Очень любопытно, почему именно противники стараются отложить слушание шестого апреля. Может быть, причина в самом судье, или в каких-либо выборах, или в ожиданиях чего-то. Из того, что наши адвокаты настаивают на этом сроке, заключаем, что они имеют какие-то к тому благоприятные причины. Вообще, по всему, что мы слышим от Вас о наших адвокатах, они, по-видимому, прилагают все старания. Конечно, для них такое дело с участием общественного мнения на их стороне должно быть чрезвычайно полезно. Перечитали мы все, что говорил нинкомпуп в 1929 году, а затем и на других прочих наших собраниях, и, действительно, можно поражаться подкупности мелкой души, которая так легко отказывается от своих же многократных утверждений. Как хорошо, что был и «Бюллетень»[216], и «Мессаджер» [19]29 и [19]30 годов[217], а затем книги Пакта и прочие брошюры: во всем этом огромном материале многое выражено настолько ясно, что предателям трудно сделать такое белое черным. Если бы с июля 1935 года в моих действиях произошло бы нечто неожиданно новое, у них еще могла бы быть хоть какая-нибудь причина, но ведь с моей стороны абсолютно ничего противоречивого прежнему не произошло. Вот «Новое Русс[кое] Слово»[218] писало о том, что Манджукьо[219] препятствовало нашему туда приезду. Какая ложь! Ведь на паспорте нашем имеется манджуковская
Задерживание манускриптов является неслыханным преступным актом. Не знаем, ч[то] именно злоумышленники станут измышлять на основании этих манускриптов? Литературный материал, собранный во время всяких переездов, является неотъемлемой собственностью автора. Литературные работники отлично знают стоимость таких многолетних записей, преданий, пророчеств и всевозможных слышанных сведений. Помните, как Демилль хотел с нами кооперировать в своих исторических постановках, а сколько такого неоцененного материала заключается в манускриптах —
Письмо это пойдет накануне 24 Марта. Знаем, насколько этот День будет звучать в сердце Вашем. Все наши мысли будут с Вами, и такой Знаменательный Срок еще раз укрепит сознание, насколько необходимо уберечь чистое культурное дело от рук сатанинских. Пишите о всех новых подходящих и загорающихся праведным негодованием против совершаемого злодеяния. Женские сердца, молодые сердца не могут быть равнодушными, когда перед ними совершается такое попрание прав человеческих. Сенаторы, представители страны, мир ученый и художественный — должно же в них сказаться чувство справедливости! Будьте и бодры, и светлы, и едины.
Сердцем и Духом с Вами,
51
Н. К. Рерих — З. Г. Лихтман, Ф. Грант, К. Кэмпбелл и М. Лихтману
23 марта 1936 г.[Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]
№ 48
Родные наши, перед самой отправкой воздушной почты пришли Ваши письма от 27 февр[аля] до 3 марта. Чувствуем весь нерв битвы в Нью-Йорке. В Ваших письмах много добрых знаков. Как прекрасно, что нашелся Махонэ, эксперт Прав[ительства] по налогам, который дал нашим адвокатам такое справедливое и коренное указание. Очень интересно, что удается Франс[ис] узнать о Южн[ой] Ам[ерике]. Непременно нужно каким-то способом узнать истинную причину поступка Гиль Боргеса и отношение других представителей. Если Бринт[он] шатается, то лучше таких людей не трогать. Гораздо ценнее будет слово совсем новых людей, хотя бы и молодых. Более чем странны доводы Бринт[она] — значит, по его мнению, если Зулоага эти годы не жил в Америке, то и отношение к его искусству должно измениться. Впрочем, у Бринт[она] все по таксе. Его первая статья стоила очень дорого, а по теперешней цене он, вероятно, собирается отвесить, как аптекарь. Лучше совсем новые!
С Вашими письмами пришло и письмо Мана, переславшего нам уже известные амер[иканские] статьи с отвратительными заголовками. Ман справедливо негодует на такие безобразные выражения. Но ведь Ман наш доброжелатель, а сколько же других людей прочтут те же заголовки и составят по ним свое суждение. Ведь газеты получаются и должностными лицами, и в консульствах, и вообще имеют самое неожиданное распространение. Такими темными способами производится посев черных семян, а всякие нинкомпупы поют указанные хоры.
Какой замечательный человек Ф. Ст[окс] и какие твердые духовные его основы, если он так честно и явно отстранил Флейшера. Если бы всюду люди отдавали себе отчет в происходящем! Характерно письмо Авинова. Хорошо, что Вы его прочли, и при случае можете сказать Уатсону, какого мнения о моем искусстве Авинов.
Посылаем для Авир[аха] еще одно удостоверение в том, что мои картины всегда принадлежали и принадлежат Е. И.; конечно, адвокаты должны пользоваться этим разумно, чтобы ничем не вовлечь с нежелательной стороны имя Е. И. Кроме упоминания об этом в большой русской монографии[221] не забудьте, что и после продажи картины Хиссу деньги за нее переводились не мне, а Е. И., и переводы эти производил сам Хорш. Ког[да] же Хорш из этой суммы хотел получить лоан, то получил его от Е. И., запросив ее, а не меня. Такое обстоятельство совершенно неоспоримо и доказуемо собственными извещениями Хорша. То обстоятельство, что Корпорация «Холдингс» моего имени, не является противоречием, ибо творчество-то мое, но продукт творчества может принадлежать тому лицу, собственностью которого я считаю мои произведения. Я могу управлять делами любого лица, но это не значит, что тем самым нарушается его собственность.
Мы уже писали нашу радость по поводу успеха Клайд. Вам на местах виднее, как лучше устраивать эти дела и реализовать добрые намерения Клайд. Так же точно Вам на месте виднее лучшее лицо для передачи письма и самый срок передачи. Мы очень верим ощущениям Шу[льца], и он поймет, в какой именно срок какого именно калибра орудие надо употреблять. Вы совершенно правы, что с Гал[ахадом] нельзя действовать через подчиненных; такая грубая натура может получать удары лишь сверху. В Австралию мы напишем. Как видите, все время обнаруживаются какие-то новые, доселе неизвестные нам группы. Будем беречь такие ростки. Пусть и адвокаты наши знают, сколько благотворных ветвей произрастает.
Не видала ли Фр[ансис] в Бостоне Стратфорда? Мы ему послали десять отличных отзывов из здешней прессы. Ведь и вторая книга уже готова — как Вы знаете, по-русски она уже издается. Только что, разбирая «Листы Дневника», я нашел статью «Памятные Дни», написанную к 24 Марта прошлого года[222]. Сколько случилось за это время. В обновленном, в очищенном составе Вы опять соберетесь 24 Марта. Никакие мрачные тучи не могут заслонить священное понятие Памятных Дней. В телеграмме мы спрашивали Вас, имеете ли Вы все минутсы отсюда. Зина писала Свет[ику] о желательности получить и все минутсы, которые мы здесь имеем из Нью-Йорка. Пошлем их. Хотелось бы знать, нужно ли послать и все их частные письма ко мне и Е. И.? В видах предосторожности пусть все эти оригиналы находятся у Амрид[ы] или у Шу[льца] — не вносите их к себе в дом. Ведь эти оригиналы неповторимы, а мало ли какие злоумышления возможны. Очень хорошо, что адвокаты поняли всю невозможность и опасность приезда. Неужели раньше они не отдавали себе отчета о всех возможных злоумышлениях и об особых обстоятельствах здесь? Отлично, что и Ф. Ст[окс] понял все эти соображения. Не будет ли он и черманом в «Агни Йоге»? Будьте светлы, сильны и едины.
Духом с Вами,
52
Н. К. Рерих — Дж. Г. Ф. Стоксу*
23 марта 1936 г.[Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]
Мой дорогой майор Стокс!
Меня глубоко трогает все, что мы слышим от Вас и о Вас. Премного Вам благодарен за Вашу постоянную заботу об Институте. Благодаря Вашей поддержке жизнь Института, пусть даже в плане, все же пульсирует. Столько труда было положено в основание этой научной работы, что мы должны преодолеть тяжелые времена, чтобы в ближайшем будущем снова расширить свою деятельность на благо человечества.
Ваше благородное участие в борьбе за Истину в Нью-Йорке также наполняет наши сердца радостью и признательностью. Вы находите такие прекрасные слова, чтобы подчеркнуть культурную репутацию наших верных сотрудников, в то время как другая сторона не может предоставить таких реальных доказательств. Вы знаете, с какими добрыми намерениями и пламенными сердцами мы с г-ном и г-жой Лихтман и мисс Грант основали Мастер-Институт Объединенных Искусств. И тем более прискорбно, что три человека, которые подошли позже к уже созданному и работающему Институту, сейчас пытаются доказать, что мы не имеем на него прав и никак не связаны с ним. Это настолько же поразительно, как и злонамеренная попытка выдать средства, полученные на нашу экспедицию, за мой частный доход.
Но больше всей этой клеветы и злого умысла я обеспокоен здоровьем г-жи Рерих, которая чрезвычайно удручена этим беспрецедентным предательством. Более того, эти две сообщницы г-на Хорша были здесь и прекрасно знают об угрожающем состоянии сердца г-жи Рерих и как все подобные оскорбления и нападения отражаются на ней и подвергают опасности саму ее жизнь. Ваше чуткое сердце ощущает всю боль, которую нам приходится переносить, и всю преднамеренность зла, которое тем более ужасно, что мы, со своей стороны, никогда не давали оснований для такого крутого поворота трио, но проявляли к ним только любовь, участие и заботу. Если бы Вы прочитали все суперлативы, которыми они наполняли свои послания в течение этих четырнадцати лет, то были бы потрясены этим
Я всегда вспоминаю чудесную атмосферу в Вашем святилище и знаю, что наше общее Служение Великим, во Имя Которых мы и трудимся, это единственный путь к Истине и Свету.
Г-жа Рерих очень часто Вас вспоминает и шлет Вам свои лучшие мысли; также и Святослав, когда работает в своей лаборатории с растениями, и Юрий в своем научном поле постоянно держат Ваше имя в сердце.
Я глубоко ценю Вашу дружбу и Ваши неустанные усилия в Великом Служении. Да пребудет Его благословение с Вами!
Духом с Вами,
53
Н. К. Рерих — З. Г. Лихтман, Ф. Грант, К. Кэмпбелл и М. Лихтману
25 марта 1936 г.[Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]
№ 49
Родные З[ина], Фр[ансис], Амр[ида] и М[орис], вот уже 25-е и Ваше собрание, бывшее вчера в памятный День, будет как новый исторический знак к обновленно строительному будущему. Что бы ни измышляли злоумышленники, основа Света будет непоколебима. Ведь злобная судорога может всему придавать извращенное значение, но Вы ответите на любой навет светло, ясно и бодро, ибо Вы знаете истину. Вы помните прекрасную формулу Метерлинка о лидере Культуры[223], а ведь злоумышленники могут и к такому образовательному понятию прилепить любые наветы, до политических умыслов включительно. Казалось бы, само имя Метерлинка уже есть ручательство за чисто культурное значение его слов, но ведь найдутся люди, которые и Метерлинка вообще не знают. Ведь некий деятель, услыхав имя Пушкина в связи с концертом, думал, что сам Пушкин на этом концерте выступает. Любой культурный манускрипт в руках злобных невежд может быть истолкован как невесть какой умысел. Ведь из любого священного Завета, даже из Библии, даже из Евангелия, можно отобрать такие выдержки и склеить из них самую злобную и даже безнравственную книгу, что не раз уже отмечалось в печати по поводу каких-то злоумышленно сделанных выдержек. Может быть, злоумышленники дойдут до того, что будут уверять, что Манускрипты Е. И. продиктованы мною, но тогда как же эти записи-дневники продолжались, не прерываясь и во время моих долгих отсутствий? Словом, будьте на великом дозоре, чтобы бодро пресекать всякие наветы и злоумышления. Задержание и присвоение такого литературного материала Е. И. есть потрясающее преступление. Из русских Манускриптов только одна рука может сделать для злодеев выписки и переводы; насколько же преступна и кощунственна будет эта рука, если она дерзнет подняться на такое страшное дело, — брич оф трест, поистине, есть ужасное преступление. Также обратите внимание на предположенное собрание в Аргентине. Не хотят ли злоумышленники обратить мирные идеалы в нечто губительное для Пакта Сохранения культурных Сокровищ? Без всякого промедления спишитесь об этом, и пусть Фр[ансис] примет все нужные меры. Уже давно были помянуты Аргентина и Чили. Как видите, сейчас оба эти места имеют особое значение.
Примите к сердцу: «Можно написать Авир[аху], чтобы продолжал сношения с масонами и раввином. Он найдет нужные подробности против предателя. Также пусть не забудут Хессемера — нужный человек, может писать. Также Сан-Франциско полезно. Пусть запросят местное Р[ериховское] Общество. Также правильно известить сотрудников о Буэнос-Айресе, ведь там картины. Мы давно называли Аргентину. Также не забудем Кубу. Пусть найдут друзей в Канаде. Так можно устыдить Амер[ику]. Также не забудем присланных молодых людей из разных концов света. Самое неожиданное сочетание полезно. Друзья хорошо соберутся. Будем объединены и победим»[224]. Из этого видно, насколько широкие воздействия будут противостоять таким же повсеместным поползновениям злоумышленников. Конечно, в Австралию мы уже написали и послали некоторые книги. Не думаем, чтобы из Спенс[ера] Келл[ога] получился какой-либо толк, но все же не мешает, чтобы Ав[ирах] ответил ему, приведя письма Ф. Ст[окса] и Косгрэва и указав, что тот же Комитет Друзей, который отстаивал здание, теперь всецело на нашей стороне и продолжает энергично ту же культурную работу. Любопытно, что мое письмо Авинову дало полезное следствие. То же самое только что произошло и с Каменской, которая, будучи прямо запрошена через свою приятельницу, письменно дала заверение в доброжелательстве. То же самое произошло и с мадам де Во, которая прислала нам письмо вполне доброжелательное. Судя по Вашим письмам, то же произошло у Вас с Дабо (искренность его оставим на его совести). Теперь посылаю Вам мое письмо к Магоффину; если адвокаты найдут этот шаг полезным — перешлите его по адресу. Конечно, если явится какое-либо сомнение в своевременности этого воздействия, то лучше не посылать.
Была ли Франс[ис] в Бостоне, видала ли Стратфорда и Пеппера? Ведь по условию мы должны следующую книгу предложить Стратфорду. Также предлагала ли Франсис «Уорлд Юнити» статью мою «Монголиан Эпикс»[225]? Ведь, несмотря на всю Битву, мы должны продолжать культурную работу. В Риге именно это поняли, и напрягают все силы именно к издательству. Вы будете порадованы, что сегодня пришло оттуда извещение о выходе третьей части «М[ира] Огн[енного]». При этом цензор не только пропустил книгу, но и сделал надпись — «интересная книга». Оттуда же получили интереснейшую статью о росте интереса к серьезной книге. Напишу об этом Записной Листок, который можно передать в «Рассвет». Мы уже писали, что в Риге наши друзья будут издавать и «Врата в Будущее». В Аллахабаде [в] Р[ериховском] Центре Культуры будут устраиваться Олл Индиа Экзибишенс[226]! Так, по апостольскому речению, «когда считают нас мертвыми, а мы живы»[227]. Все проходит Путями Неисповедимыми! В этом вся непобедимость.
Среди присланных Вами лекций, устраиваемых теми, интересно бы знать, какие лекции, как посещаются. Ведь, наверное, кто-то из живущих или служащих там бывает, через кого можно узнать приблизительный состав слушателей. Также интересно знать, сколько людей теперь бывает в Музее. Наверное, происходящие обстоятельства и в этом отношении отразились отрицательно. Кроме того, наверное, приходят какие-то люди в Музей, которые спрашивают о происходящем. Важно знать, какие ответы им даются и нет ли в этих ответах прямого состава клеветы. Вспоминается, как Леви во время ресивершипа подсылал каких-то маленьких бондх[олдеров] к Рикаби, и те узнавали от него то, что ни один адвокат не мог добиться. Также важно, имеются ли среди теперешних учащихся настолько преданные и сознательные люди, которые могли бы поднять голос за правду. Вспоминаем, как прекрасно писала слепая ученица. Ведь ее письма остались незабвенным документом из времен ресивершипа. Когда просматриваете все наши брошюры, например «Корнер Стон», затем список устраивавших ресепшены, затем огромное количество хороших имен во всех выступлениях по Пакту, то прежде всего является мысль, что огромное большинство всех этих людей, конечно, будут с нами. Скоро настанет время, когда придется выяснить и списки членов нашего Общества. Ведь среди них были и пожизненные члены, которые появлялись там ради первоначальных задач Общества. Такие благорасположенные люди, как, например, Уэльш и другие, когда-то заявят, что они вступали в определенное Общество с определенными целями, и никто не имеет права изменять направление Общества, если люди пожизненно служат тому, что было установлено изначала. Если бы злоумышленники пытались разрушить и Р[ериховское] Общество, то ведь пожизненные члены могут потребовать свои взносы обратно, чтобы перенести их в новую организацию с первоначальной программой. Спросите, что полагают об этом наши адвокаты. Кроме того, Общество не являлось частью Музея, а было самостоятельной общественной организацией. Потому все происходящее в Музее или в Мастер-Институте совершенно не касается Общества как такового. Ведь мы видим, что такие Общества, как Латвийское, Югославское, Аллахабадское и мн[огие] др[угие], живут совершенно самостоятельно. Все эти вопросы стоят на очереди и являются убедительным и сильным оружием против захватчиков. Очень нас тревожит положение дела с Южн[о]ам[ериканскими] и Женскими организациями. Ведь эти позиции нужно занять как можно быстрее, иначе всякие нинкомпупы, приставая со своими разговорами к порядочным людям, могут вносить постепенное шатание и разложение. Сообщите нам, какие именно женские организации представляют из себя годный материал.
Чем кончилось заявление Флорент[ины] Сутр[о] в какую-то организацию Мира? Неужели еще не получена танка для Меррита, она была выслана в декабре на имя Д. Фосд[ика] для Франсис? Почему Меррит не реагировал на письмо нинкомпупа? Или, может быть, он готовит свою артиллерию для какого-то другого момента? Ведь заседание шестого апреля, в какую бы сторону оно ни обернулось, не может быть решающим и даст повод ко всевозможным следующим выступлениям. Пошлем Вам журналы заседания, под которыми имеются подписи трио. Если бы у Вас не оказалось полного набора наших минутсов отсюда, начавшихся с 1931 года, которые посылались Вам в двух копиях, то, как только получим Ваше об этом сообщение, немедленно пошлем и копии этих минутсов. Но еще раз имейте в виду, что таким образом мы здесь останемся без документов, и потому примените всю исключительную бережность к этим документам. У Вас имеются перечни каждой посылки отсюда, и по этим перечням Вы можете сохранять и порядок этих присылок. Также очень важно, чтобы посланные документы не рассыпались между адвокатами. Мы уже писали, чтобы не вносить документов в дом, где могут происходить всевозможные покушения.
Кстати, чем кончилось дело о пустом конверте с надписью «стриктли конфиденшиал»? Удалось ли выяснить, куда делось содержание пакета и что именно писал этот корреспондент? Кто знает, может быть, содержание его письма было кому-то очень нужно? Ведь все время что-то сплетается, подбирается и извращается. В этом не может быть никакого сомнения, потому на каждое такое извращение нужно иметь ясный и твердый ответ. Как прекрасно, что все наши дела были действительно делами культурными. Никакие другие помыслы не входили в эту широкую программу. Все Общества, предполагавшиеся кооперативы имели в основании своем именно культурные посевы. Если бы извратители пытались подставлять под эти понятия какие-то свои вымыслы — Вы скажите им твердо всю эту правду. Начав от правды, будем и всегда стоять на правде и на справедливости. Общественное мнение и широкие массы все-таки звучат и на правду, и на справедливость. Поистине, лучше быть угнетаемым, нежели угнетателем и захватчиком! Итак, наблюдите и за Аргентиной, и за всем тем, о чем сейчас писалось.
Спасибо за телеграмму, свидетельствующую о единении. Сердцем принимаем все заботы о делах со стороны Амр[иды]. Берегите друг друга, будьте едины и тверды — в этом победа. Продолжает беспокоить общая слабость у Е. И., а теперь еще наступает теплое время! Шлем Вам, родные, все наши сердечные мысли, духом с Вами.
54
Н. К. Рерих — З. Г. Лихтман*
26 марта 1936 г. Наггар
Моя дорогая г-жа Лихтман,
Огромное спасибо за Ваше письмо от 2-го числа текущего месяца и за отчет Мастер-Института Объединенных Искусств № 203 от 5 января до 5 февраля 1936 года.
К нашему глубокому сожалению, мы видим из Вашего письма, какие трудности Вам приходится преодолевать в связи с ненормальной ситуацией. Вы заявляете, что не имеете «никакой возможности расширять наши курсы, в то время как они сознательно пользуются освобождением от налогов за деятельность факультета искусств и наук, созданного ими под покровительством Мастер-Института Объединенных Искусств»; что Ваша «собственная школа не получает каких-либо средств на поддержку деятельности с тех сумм, что были получены за счет освобождения от налогов», и это указывает на неслыханные условия. Но будем верить, что Истина и Справедливость восторжествуют.
Мне бы очень хотелось знать о продвижении Ваших бывших учеников. Я помню по моей прошлой деятельности в России, что такие контакты с бывшими учениками обычно приводят к самым удивительным и благотворным результатам. Бывшие ученики никогда не забывают свою альма-матер, а напротив, горячо поддерживают ее и сотрудничают с ней.
Пожалуйста, передайте от нас с г-жой Рерих наши самые лучшие мысли мисс Ф. Р. Грант, г-же Х. Зейдель, г-ну М. Лихтману, главам факультетов, преподавателям и всем сотрудникам Мастер-Института Объединенных Искусств.
Искренне Ваш,
55
Н. К. Рерих, Е. И. Рерих — З. Г. Лихтман, Ф. Грант, К. Кэмпбелл и М. Лихтману
28–30 марта 1936 г.[Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]
№ 50
Родные наши З[ина], Фр[ансис], Ам[рида] и М[орис], получили Вашу телеграмму о новой гнусности с манускриптами и сейчас же ответили Вам, а кроме того, еще успели послать аффидевит с перечислением всех фактов, говорящих за то, что манускрипты находятся лишь на хранении. Дерзость и мерзость этой новой попытки присвоения манускриптов действительно превышает все меры. Возможно ли предположить, что от [19]20 года все манускрипты подарены, и подарены двум, в одном этом уже заключено неправдоподобие. Ведь одна из этих двух даже не знает языка манускриптов!! Бывали ли такие случаи в истории, чтобы один дневник делился между двумя?! Кроме того, разве когда Зина возила из Монголии части дневника, ей не было известно, что он отвозится на сохранение ввиду нашего отъезда в Тибет? Да что говорить, когда я сам отвозил части этого дневника не в подарок, а в сохранение. Какая чудовищная попытка наглого присвоения труда за 16 лет!! Во всем плохом есть и хорошая сторона, ведь этот мрачный эпизод лишь еще раз [доказывает] друзьям и адвокатам, что и присвоение шер есть совершенно такая же попытка присвоения чужой собственности. Тот факт, что они отдали две подписи, тоже доказывает для адвокатов правоту наших утверждений. Пока сохраните подписи и Знаки в очень сохранном месте[228]. Знаков было 117, не считая их личных Знаков. Не сейчас, но придет день, когда придется спросить у них и кольца, и памятные камни. Судя по Вашей телеграмме, видимо, еще не произошло отложение слушания дела. Ведь теперь уже к Вам подходят пакеты с его дневниками и репортами. Лучше хранить их у Амр[иды], ибо в Доме могут быть всевозможные покушения. Амр[ида] может по мере надобности выдавать их адвокатам. Но у адвокатов они должны быть очень сохранны, ибо кто знает, какие отношения существуют между адвокатскими клерками обеих сторон? Как мы теперь убеждаемся, всюду необходимы меры крайней предосторожности. Ведь Битва есть настоящая Битва со всеми враждебными ухищрениями. Невозможно предположить, какие еще выдумки произойдут? Кто знает, может быть, Хорш еще окажется доктором Гейдельбергского Университета и проф[ессором] истории искусств Калифорнийского Университета. А кто знает, мы все друзья детства с ним, и тому подобные выдумки; впрочем, Франс[ис] достаточно знает биографии их. По нынешним временам даже и в прессе могут появиться такие измышления. Также прибавили мы в телеграмме о Милликане, который, конечно, может вести и дело Дедлея, и об Аргентинском собрании, которым, вероятно, и Вы очень озабочены. Ведь Аргентина была указана для сведения Франс[ис] и для немедленных воздействий очень давно, а затем повторена осенью. В последнем письме Шкл[явер] опять упоминает о протечке слухов из Вашингтона. Любопытно отметить, что Бонфус, поддавшийся этим слухам, сразу потерял депутатское место. Шкл[явер] называет это Немезидою.
30. III. Только что пришли Ваши милые письма от 7 по 12 марта. Видим из них, что у Вас идет энергичное наступление, — так и должно быть. Всякие митинги протеста, всякое общение с бывшими полезными учащимися Школы, всякие новые встречи, протесты в Олбани — все крайне важно во всех направлениях, без всякого промедления. Предоставляем решить вопрос о письме. Весьма возможно, что сейчас вместо письма сильная резолюция друзей (с ведома адвокатов) может быть действительнее. Радуемся вестям Франс[ис] из Бостона, Сказано — очень важно. Ведь уже давно Рам[акришны] Миссия была названа друзьями. Также очень важна идея предположенной выставки в Библиотеке[229] и начало нашей там Группы. Всякие такие выступления крайне важны, ибо одно помещение письма нинкомпупа по-русски уже показывает, насколько зло деятельно и предусмотрительно. Также очень показательно исчезновение двух памятных витрин из Музея. До сих пор Морис ведал Музеем и писал все музейные отчеты. Если это исчезновение витрин произошло без его ведома, то, значит, началось расхищение Музея. Что об этом думают адвокаты? Относительно Музейного Комитета полагаем, что уничтожать его не нужно, но сейчас полезнее иметь, кроме того, и новый Комитет, который у Вас, по-видимому, уже составился. Знаменательно дело о клевете, вчиняемое нашими адвокатами. Ведь один заголовок — «Манджуко спай»[230] — уже представляет из себя явный состав клеветы. К этому предмету прилагаю письмо по-английски, которое пусть прочтут адвокаты и друзья. Воображаю, сколько измышлений и злобных извращений будет излито злоумышленниками. По счастью, на все у нас один ясный ответ о Культурной Деятельности. Впрочем, в английском письме именно об этом пишу. Обращает на себя внимание формула Кузена, которую передала Зина. Ведь это именно те же слова, какие еще осенью Вам передавал Магоф[фин]. Значит, и в этом случае мы знаем, где зарыта собака. Вообще, многие вещи должны встать на свои места. Например, школьные аттестаты подписывались мною. Но если после моего грифа президент откажется подписать, то за него мог бы это сделать Морис, как первый вице-президент. Впрочем, обо всем советуйтесь с адвокатами, чтобы случайно в чем-то не нарушить их течение мысли. Неудивительно, что все эти преследования и удушения Школы сказываются на ее развитии, на учениках и преподавателях. И в этом отношении заявление хороших учащихся и учащих вроде заявления Броуна, так же как заявление алумни[231], очень полезны и для Олбани. Этот протест в Олбани нужно сделать с адвокатом и как можно сильнее. Не будет ли для этого полезен названный Кинили, которого, по-видимому, знает Брат[232]? Также отметьте себе имена: Холлей, Мартин и Сильвестр, последнее может быть не фамилия, но имя. Все три в каких-то отношениях могут быть полезны в деле Музея. Вспомним все митинги протеста, заявления и отдельные письма во время реорганизации. Ведь сейчас происходит еще больший Поход за Культуру. Вспомним слова Глиина о Кузене. Ведь именно он так его и характеризовал — «сегодня одно, завтра другое». Конечно, если тетка держится определенного мнения, то не мешает ее поддерживать в этом. Впрочем, если Кузен о ком-то произнес три слова (переданные в письме Зины), то и мы все можем о нем произнести то же самое и действовать с другой стороной.
Как хорошо, что и книга Франсис вышла. Всякие такие культурные вехи сейчас нужны особенно. Со всей нашей стороны было лишь служение Культуре. Вероятно, за это мрачные силы и нападают на нас. Ведь для многих людей даже само слово «Культура» невыносимо. Как трогательна Амр[ида]! Каждое письмо свидетельствует о ее новой заботе. Радуемся, что у Фосд[иков], по-видимому, благополучно кончилась болезнь, сердечный привет им. Привет и Клайд. Сердечно желаем ей преуспеяния в ее новой деятельности. Мы уже послали Морису аффидевит о принадлежности всех непроданных картин Е. И. Была проявлена высшая мера терпимости, но злоумышление все превысило. Будьте едины и мужественны, правда за всеми нами.
Сердцем и духом с Вами,
56
Н. К. Рерих — членам Общества Рериха в Нью-Йорке*
30 марта 1936 г. Наггар
Мои дорогие друзья!
Получили Ваше последнее письмо и множество газетных вырезок с абсурдным содержанием и заголовками. Чего стоит только такой заголовок, как «Маньчжурский шпион», — он уже представляет из себя мерзкую клевету. По счастью, мы располагаем неопровержимыми письменными доказательствами, обосновывающими и оправдывающими нашу деятельность. Бумага из Министерства иностранных дел (Гаймушо) в Токио полностью признает исключительно культурное значение всей моей деятельности. Письмо от князя Де-вана из Внутренней Монголии, вырезка с которым у Вас также есть, вполне подтверждает наши дружеские культурные отношения с местными властями. Что касается Китая, то Академия Синика — правительственное учреждение — уполномочила своего выдающегося члена, доктора Кенга, на тесное сотрудничество с нами в сфере науки.
Таково положение дел, все это Вы хорошо знаете, но я не могу не повторить основные моменты, столкнувшись с такими оскорблениями.
Всю свою жизнь я работаю во имя Культуры, Науки, Этики и Философии. В 1929 году в Нью-Йорке на праздновании сороковой годовщины моей культурной деятельности многие выдающиеся ораторы подчеркивали, что именно этим идеалам посвящена вся моя жизнь. На многих языках был выпущен ряд монографий сведущих авторов, исследующих мое творчество. В американском и британском справочниках «Кто есть кто»[233], в энциклопедии Британика и т. п. вполне отражена моя деятельность.
Мною написано свыше трех тысяч полотен. Опубликовано десять томов моих работ, помимо многочисленных очерков и статей в прессе, посвященных исключительно Искусству, Науке, Этике и Философии. Мое последнее издание на английском языке «Твердыня Пламенная» посвящено идее Культуры. К той же области культуры относится и моя деятельность в области охранения культурных ценностей — тридцать лет усилий, кульминирующих в Пакте и Знамени Мира, культурное значение которых, надеюсь, никто не станет отрицать. Также и мои археологические исследования невозможно исключить из области науки.
Мне шестьдесят второй год. И сорок пять лет своей жизни я посвятил культуре. Вы знаете из моих монографий, как рано я вступил на художественное и научное поле. Еще будучи студентом Санкт-Петербургского университета, я был избран членом Императорского Археологического общества, что указывает на признание моих археологических исследований. Затем 17 лет в России я трудился и возглавлял крупные образовательные учреждения с числом студентов свыше двух тысяч. Но почему мне приходится повторять свои биографические данные, которые Вы и так знаете? Несмотря на весь мой сорокапятилетний вклад в Культуру, американская пресса и ее вдохновители и информанты объявляют меня маньчжурским шпионом! Какая ядовитая клевета распространяется по миру, нанося огромный вред! И это абсолютно недопустимо там, где слово «культура» используется в своем определенно прямом значении. Ужасно подумать, что на все достижения в культурной сфере вдруг ополчились злобные клеветники. Неужели это означает, что все, что было написано и подтверждено авторитетными источниками в области культуры, может быть отвергнуто и самовольным образом вычеркнуто?
Дорогие друзья, я глубоко тронут Вашим негодованием по поводу всей этой клеветы, но не считаю случившееся только своим личным делом. Я понимаю, что как истинные участники Крестового Похода Вы хотите защитить идею Культуры, которая в самой своей основе подвергается таким преступным посягательствам.
Эти возмутительные газетные сообщения сейчас передо мною, и все же не верится, что в мире может существовать такая откровенная клевета! Это равносильно убийству, и в культурном обществе такую ложь и клевету нельзя терпеть.
Культура — синоним справедливости. Меня учили на курсе права в университете уважать Закон Человеческий. И во имя этого права я утверждаю, что Свет побеждает тьму.
Мы шлем Вам, дорогие друзья, наши самые лучшие пожелания и высоко ценим, что в напряженных обстоятельствах Вы все же продолжаете свою просветительную образовательную работу.
Духом с Вами.
57
Н. К. Рерих — З. Г. Лихтман, Ф. Грант, К. Кэмпбелл и М. Лихтману
1–2 апреля 1936 г.[Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]
№ 51
Родные наши З[ина], Фр[ансис], Амр[ида] и М[орис], все время получаем намеки о том, что нью-йоркская клевета ползает. Вот и из Риги пришли, хотя и в очень деликатной форме, упоминания о том, что в местных редакциях газет происходит смущение. Конечно, ведь это вполне естественно, если люди получают заграничные газеты с такими безобразными заголовками, не говоря уже о самом содержании заметок. Русский перевод письма Флейшера, конечно, сделан с определенной целью. Интересно, как там переведено слово «спериус»[234]? Не думают ли адвокаты, что такое выражение недопустимо? Вы будете удивлены услышать, что Флейшер прислал мне письмо, в котором в более осторожных выражениях повторяет смысл своего газетного выступления. Между прочим, говорит, что он огорчен сложившимся положением, хотел бы быть выше партий, но всегда стоит [за] истину. Читает мне и Вам нотации, что мы должны служить идее (?!). Интересно, что эта эпистолия написана уже после всей газетной клеветы, которую, таким образом, Флейшер, очевидно, считает вполне нормальной.
У Мориса должен был быть список содержания двух памятных исчезнувших витрин, интересно, с какою злою целью совершено и это похищение? Ведь друзья и Комитет Защиты должны знать, что уже такие акты происходят в самом Музее, без ведома Мориса как заведовавшего этим делом. Конечно, мы понимаем, что Вы все всячески остерегаетесь от всяких злых умыслов, но ввиду неслыханной злобности врагов хочется еще и еще раз предупредить и Вас, и друзей, насколько нужно быть на несменном дозоре. Ведь все жертвователи (а их было немало, все пожизненные и почетные члены, которых было очень много) придут в справедливое негодование и прежде всего спросят от всех нас как от первоначальной группы о том, что именно произошло. Для этого нам нужно иметь вполне готовый, законный и справедливый ответ. Вчера мы получил брошюру петиции. Написана она хорошо. Для каждого порядочного человека вполне убедительно и само заключение, в котором по совету Махонэ справедливо указано, что поверх всего и по сроку преследование неуместно. Очевидно, само развитие дела выявит и таинственных подстрекателей. К именам Мартин, Холлей, Сильвестр добавьте еще Светланс (похоже на латышскую фамилию), Норок, Рочестер, Музел, Федор Михайлов. Конечно, как Вы уже заметили на примере Милликана и Кинили, такие имена обнаруживаются совершенно неожиданно, и потому внимание должно быть широко открыто.
Казалось бы, все факты на Вашей и нашей стороне. У Зины и Мориса расписки о шерах. В Олбани найден аффидевит самих Хоршей, по которому мы все являемся и Трэстис, и шерхолдерами[235]. Вы имеете свидетельство самого Хорша от 1931 года о том, что Е. И. является полноправной Трэсти, также Вы имеете бумагу и о моем участии в Мастер-Институте, значит, до самого последнего времени никаких изменений в основном статуте не было. Если же что и было сделано в прошлом году, то ведь это было без нашего ведома — сплошное самоуправство.
2. IV. Вспоминаем, как некий член
Не будем думать, что наш случай единичный; сейчас в Индии, к нашему прискорбию, нечто подобное произошло с Тагором. Он отдал все, что имел, культурному Учреждению, посвятил ему все свое дарование и весь свой личный труд, а сейчас какие-то индивидуумы в оскорбительной форме выступили против него. И сделали они это постыдное выступление, когда он для собирания средств для Шантиникетана[237] сам выступал на сцене и обращался за культурною помощью. Когда мы читали его скорбный ответ на оскорбления, то нельзя было удержаться от слез, видя, как болит его великое и без того уже натруженное сердце. Вот в какие времена мы живем! Именно Царство тьмы! Возьмем ли мы и постыдного налога[238]. Казалось бы, всем ясно, что в основе его лежит постыдный злоумышленный донос, но об этом не говорят. Наоборот, стремятся намекнуть о каком-то фроде[239], игнорируя всю экспедицию, все ее культурные задания и результаты. Люди говорят лишь о сатанинском золоте, но о культурных трудах они молчат и, может быть, способны назвать культурный труд фродом. Три тысячи произведений, десять книг, в которых выражены все руководящие мысли на благо человечества, накопления всей жизни вычеркиваются, и в противовес всего ставится вложенный в дело капитал, ибо Вы помните, что первоначально капитал лишь был вложен в дело в предположении выгодного возврата. И лишь потом вопрос Хорнера вынудил заговорить о частичном пожертвовании. Все это Вы знаете, но сердце не может молчать перед проявлением звериного преклонения только перед золотом. Вы трудитесь всю жизнь для просвещения, а Вас по самодурству и самовольству хотят выбросить на улицу, обобрать все Ваши труды. Ужасно подумать! Но есть же где-то справедливость! И суды должны быть основаны на человеческом праве, на истинных ценностях. Видно, по состоянию человечества все должно совершаться Путями Неисповедимыми. Так и сейчас! Будьте едины, в этом непобедимость.
58
Н. К. Рерих — Ф. А. Буцену
2 апреля 1936 г.[Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]
Дорогой Федор Антонович,
Мы были чрезвычайно обрадованы Вашим письмом, только что полученным, которое пришло вместе с прекрасно изданной третьей частью «М[ира] О[гненного]». Радовались мы слышать, что издательство вообще наладилось кооперативно и, Бог даст, принесет свои прекрасные плоды. Пишу это не только Вам, но и для всех друзей, ибо и радость, и забота, и печаль — все должно быть общее. А на ниве культуры такая общность особенно необходима, ибо ничто так не топчется опустошителями, как нива культуры.
По всей истории человечества можно замечать какой-то садизм в отношении всяких культурных проявлений. Темные силы находят какое-то особо мерзкое наслаждение в разрушении, клевете и во всяком поношении всего культурного. Значит, силы Света должны быть особенно зорки и предусмотрительны на своем бессменном священном дозоре.
Радовались мы слышать, что Вы будете близки издательскому кооперативу. При Вашей общей любви к просвещению и к книге можно быть уверенным, как любовно пойдет это дело, к которому Вы все приложите Вашу общую заботу.
Постоянно приходится слышать какие-то жалобы о том, что кто-то не знал, где ему купить ту или иную книгу. Конечно, в этом сказывается и ненаходчивость, и неустремленность самого покупателя, но повинны также и книготорговцы, так часто небрегущие своим делом. Потому необходимо хорошо поставить дело осведомления. Конечно, газеты могут быть полезны в этом, но, кроме того, необходимо иметь сношение с книжными торговлями за границей. При этом, конечно, нужно иметь в виду, что некоторые книготорговли никогда не платят за проданные книги. Такое обстоятельство мы уже не раз ощутили. Особенно много пропало у нас за Поволоцким в Париже. Говорю это только для предосторожности.
Поделиться книгой: