2. Из дневников мы видим, что Эрнст называется другом Липпмана и Баттля. Хорошо бы углубить возможности в этих направлениях, конечно, через самих же адвокатов или друзей Музея.
3. В дневниках и репортах Хорша деньги, данные Крэном в [19]34 году, называются лоан, а не донешен[175]. Характерно, что когда Броди хотел сделать чек на имя Хорша, то тот просил выписать чек на Музей — предусмотрительно и преднамеренно и в этом случае.
4. В дневниках и репортах от янв[аря] [19]34 года имеются данные о том, что и за вторую серию Б бондов их держателям платили деньги, имейте это в виду.
5. Вы найдете среди посылаемого материала сведения о том, что архитектор Шугерман удостоверяет, что при всей дорогостоящей переделке второго и третьего этажей за эти помещения можно получить при полном их найме не более как 18 000 долларов. При этом, конечно, освобождение от налогов было бы потеряно. Таким образом, если кто-то злонамеренно опять стал бы поднимать вопрос об этих этажах, то заявление самого строителя будет особенно решающим. Друзья Музея должны знать и это заявление архитектора. Ведь многие помещения остались бы вообще без света и тем непригодными для жилья.
6. Как тяжко читать не только во всех годах, но и уже после моего последнего отъезда из Америки выспренные суперлативы, из которых, кроме оригиналов, посылаемых пароходной почтой, вкладываем и сюда копию. Если собрать их вместе, все суперлативы и затем внезапный вольт-фас, то не скажет ли судья — «Господа, тут нужен психиатр!» Также многого стоят заявления самого Хорша на официальном заседании самому Рикаби, что я отдал все мои средства на дела, что является неопровержимой истиной. И еще более усугубляет клеветнический поступок Хорша и его донос в Деп[артамент] Налогов. Он отлично знал, что средства были экспедиционные. Повторяю, что даже о приобретении дома здесь Хорш не имеет никакого права говорить, ибо на этот дом истрачена именно та сумма, которая была дана им нам в Париже в 1923 году за художественные консультации. Какой же позор предателям, которые поносят не только мое имя, но и имя Е. И., от которой они видели столько любви и духовного руководства и которую они так все время превозносили в своих суперлативах! Ведь об этом они сами свидетельствуют [не только] в дневниках, но и в томах частных писем. Как Вы замечаете, мы пока не делали выписок из частных писем, чтобы они не могли обвинять нас в раскрытии частной переписки. Впрочем, если они своими действиями заставят и это сделать, то мы по совету адвокатов готовы представить на суд и этот человеческий документ. В наших письмах мы их ничему дурному не учили. Во многих письмах Хорш благодарит Е. И. за то, что она его воздерживала от спекуляций и тем спасла его от разорения.
9. III. 7. Воздушная почта опять запоздала. Прилагаем копию письма Шкл[явера] очень большого значения. Из нее Вы можете видеть, что из Вашингт[она] всюду протекают вредоносные наветы. Чудовищно подумать, что правит[ельственные] круги будут заниматься зловреднейшей деятельностью, лишь бы доставить хлопоты и беспокойства. Письмо Шкл[явера] имеет значение тем, что он не просто частный человек, но наш представитель и генеральный секретарь Французского Общества, потому такое прямое указание является важным документом. Конечно, адвокаты должны знать о том, какие ловушки изобретаются и расставляются по всему свету. Такие характерные явления должны окрылить наших адвокатов, показывая, в каком необычайном и знаменательном деле они участвуют. Ведь именно в расширении дела лежит и его успех. Если мы случайно нащупываем такую характерную проделку в Париже, идущую из Вашингт[она], то сколько же подобных, а может быть, еще более глубоких подтасовок и ловушек расставлено и в других местах. Множество примеров тому, как злоумышленники и одураченные ими теперешние их помощники искажают факты. Например, в дневниках Леви Вы найдете сообщение о том, что Браун Скотт был привлечен к Пакту исключительно белокурой. Между тем мы знаем из предыдущих тому писем барона Таубе, что он имел и личный разговор, и писал письма Скотту, предлагая ему присоединиться к Пакту. Он же советовал Леви и белокурой повидать Скотта и снабдил их рекомендацией. Конечно, вес голоса Таубе, сотоварища Скотта по Гааге, является гораздо более значительным. Это показывает, насколько все приписывалось ими себе. Во всяком случае, письмо Шкл[явера] представляет документ чрезвычайной важности и характерности.
8. Неужели признается нормальным, что Эрнст, Гринбаум, Шапиро и Шур, которые были нашими общими представителями, теперь защищают двух против пяти? Где же тут этика?! Кроме того, возьмется ли уважающий себя адвокат оправдывать присвоение казначеем чужих шер? В конце концов, все дело сводится к двум, казалось бы, простейшим пунктам: а) присвоение чужих шер и б) самоуправный захват Учреждений и самовластное назначение новых членов-самозванцев. Дело же о налогах сводится к клеветническому доносу, который пытается назвать экспедиционные суммы частными средствами. При этом утаивается, что и Вы посильно жертвовали в фонд экспедиционных сумм. Казалось бы, все это так очевидно, и можно лишь удивляться, [как] в конституционном государстве такие явные злоупотребления и брич оф трест не находят сразу законного отпора, а злоумышленники не получают сразу законного возмездия.
9. Сейчас принесли телеграмму. Немедленно отвечаем, что лучше не возобновлять старого Музейного Комитета, но создать еще один большой Комитет Друзей, который действовал бы в ближайшем сотрудничестве с Комитетом Стокса. Также сообщаем, что все дневники и репорты уже посланы пароходной почтой. Конечно, она гораздо медленнее воздушной, но невозможно доверять аэропланам документы. Как увидите, много полезных сведений рассеяны и в дневниках, и в репорте к Хорнеру. Там же поминаются и лоанс Амр[иды]. По всем дневникам рассеяны полезные и нужнейшие сведения, которые в свете всего происходящего принимают совершенно иную окраску. Прочтите [за] весь 1934 год дневн[ики], и Вы еще раз будете потрясены лицемерными суперлативами. Какая глубоко испорченная натура открылась! Поистине, адвокаты могут воскликнуть — не нужно ли психиатра? А что сказали бы судьи и адвокаты, если бы им прочесть все частные письма трио к Е. И. за все годы! Этот обнаружившийся теперь океан лицемерия действительно ужасен!
10. Если бы злоумышленники пытались не отдать доверенные им на хранение Манускрипты Е. И., то следовало бы, посоветовавшись с адвокатами, предъявить к ним иск в крупной сумме за каждый день задержания, ибо это есть материал для литературной работы. Сам факт передачи им и принятия ими на хранение не только подтверждается Вами как свидетелями, но неоднократно занесен и в некоторые журналы заседаний.
10. III. 11. Воздушная почта еще не получена. Очень рады, что адвокаты поняли всю вредность приезда. Также очень рады, что Вы уже делаете посылку Клайд. Положение очень острое, и потому в этом отношении нужны какие-то решения. Также рады, что, как Вы сообщаете, адвокаты действуют энергично. При поимке преступников именно нужны самые энергичные действия. Наверное, адвокаты уже вполне поняли, насколько все было преднамеренно и как задолго все подготовлялось. Наиболее доверенный советник этой подготовки был Крамер, которого сам Леви называл чернейшим из черных и [говорил], что он настолько мошенник, что даже прямо видеть не может. Не от него ли исходил совет о клеветническом доносе о налогах — ведь все налоги самого Леви были в его руках? Все эти отвратительные влияния настолько явны, что каждый порядочный человек тем более возмутится. Как трогательно и как глубоко признательны мы за [все труды] и действия Ваши. Все мы должны твердо помнить, что ни Вы, ни мы не нападали и не вносили рознь. На нас всех напали, задолго злоумышленно подготовившись, и бондхолдеры и все друзья должны ясно помнить это обстоятельство. Когда Корбетт предлагал Вам не ссориться, то, наверное, Вы сказали ему, что Вы-то не ссоритесь, но Вас выгоняют на улицу и крадут у Вас Ваши права и шеры. Вы можете чистосердечно показать, насколько всегда душили и отодвигали Вашу деятельность, а Ваши справедливые протесты и заявления трактовались как ссоры и плохой характер. Все теперешние выпады против Школы, против «Пресса» — разве это не есть выполнение того же задуманного плана? Наконец, все сделанное злоумышленниками по отношению к Амр[иде], разве это не есть яркое показание их методов? Воображаю, какие клеветнические наветы распространяются ими о ней и всех нас! Ведь ехидны ползают неутомимо. Ведь только случайно г-жа Сутро могла нейтрализовать до известной степени Зульцбергера. А сколько происходит такого, чего не нащупать сразу. Повторяю, не забудьте прочесть Флор[ентине] из дневника Леви о Зульц[бергере], это подействует оздоровляющей пользой. Также не забудьте, что по условию с Деп[артаментом] мое дело в экспедиции было «ту лиид энд протект», а дело Юрия было «помогать в переводах, во внешних сношениях, собирании медицинских сведений о травах», но нигде не было указано, что мы должны сделаться ботаниками. Когда Макмил[лан] и Стивенс оказались полнейшими предателями, о чем Вы достаточно знаете из их переписки, то нам даже не было предложено заменить их другими америк[анскими] ботаниками. Мы принуждены были пригласить проф[ессора] Гордеева, а следующим летом — доктора Кенга, члена Кит[айской] Акад[емии] наук, которые из уважения ко мне согласились работать безвозмездно (были оплачены лишь их проезд и еда), ибо Деп[артамент] не нашел нужным перевести на них содержание Макмил[лана] и Стивенса. За их проезд и за их еду мы должны были платить из общих сумм экспедиции, хотя Макмил[лан] и Стивенс имели бы на это особое назначение денежное. Теперь сообразите, сколько средств ушло на такие непредвиденности. А сколько денег пришлось истратить на все подарки и предварительные расходы по кооперативу! Ведь Уоллес, давший 4500 ам[ериканских] долл[аров] на кооператив, потребовал их обратно полностью, не принимая во внимание, что уже были предварительные значительные расходы. Как в первом месте, так и во втором кооперативы были вполне налажены с той стороны. В первом случае был налажен маслодельный сельскохозяйственный кооператив, а во втором случае, как я уже Вам писал, у меня до сих пор лежит прекраснейшее предложение. Большое счастье, что мы могли немедленно вернуть полностью так предательски потребованную сумму в 4500 ам[ериканских] долларов, приняв на себя все происшедшие предварительные расходы. А злоумышленники еще смеют утверждать, что мы были экстравагант[ны], когда наш шофер получал в месяц 17 ам[ериканских] долл[аров]. При этом Леви в дневнике своем и в письмах своих к Е. И., умышленно злоупотребляя и извращая слова Франсис, показывает мек[сиканские] доллары как ам[ериканские] долл[ары], а ведь он как биржевой делец отлично знает, что в одном ам[ериканском] долларе заключаются два с половиной мек[сиканских] доллара.
Не могу не повторить также и эпизод, на котором Леви произвел свой пресловутый вольт-фас и разрыв сношений со мной. В грубейшем письме он обвинял меня в неэтических поступках, ссылаясь на то, что я поместил в общем письме упоминание о его конфиденц[иальной] телеграмме (копию этого письма его Вы имеете). Между тем телеграмма его не содержала ничего конфиденциального и кончалась, очевидно, преднамеренными словами — «райтинг конфиденшиал». Каждый здравомыслящий человек понимает — если бы такой конец относился к самой телеграмме, то было бы сказано не «райтинг», а «кэблинг», и вообще вся телеграмма начиналась бы со слова «конфиденшиэли». Когда пишется в конце «райтинг», то каждый ожидает следующего за этим письма. Про телеграмму не говорят «райтинг», но говорят «кэблинг». Кроме того, мое упоминание (без произнесения текста самой телеграммы) было не в общем письме, а в дневнике, который посылался на имя самого Леви. Всегда Леви хвастался тем, что он знает русский язык, и, таким образом, мог вполне изъять то, что ему казалось излишним. Но дело-то в том, что ничего излишнего не было, но было лишь его злодейское намерение изобрести какой-либо повод для того, чтобы взорвать давно приготовленную им мину. Кроме того, при нем была уже белокурая, которая, наверно, была его не только доверенной, но во многом и его вдохновительницей. Пресловутая телеграмма его лишь сообщала о каких-то новых возможностях, которые, может быть, появятся. Вполне естественно, что я и отметил в дневнике мою радость, если какие-либо возможности вообще появятся. Во всем можно видеть преднамеренность, в течение всех лет заготовлявшуюся. А где же эти телеграммы, которые он будто бы посылал нам в течение двадцать седьмого и двадцать шестого годов касательно каких-то налогов? Не показывает ли он какие-либо телеграфные расписки о чем-то совсем другом, а именно его сообщения о рождении Ориолы или запрос о выборе имени для новорожденного? Ведь если бы были какие-либо запросы о каких-то налогах, то он поручил бы их Вам, когда Вы приехали в Россию в июне [19]26 года или в марте [19]27 года, когда Вы вновь приехали в Ургу. А с апреля [19]27 года вплоть до июня [19]28 года ни о каких телеграммах не могло быть и речи по условиям местности. В 1928 году Зина и Франсис приехали в Дарджилинг, и опять никаких поручений об этом не было, да и не могло быть, ибо Леви отлично знал, что суммы — экспедиционные. Какие энергичные действия должны быть с таким мошенником! Поистине, великий поход за культуру, которую, как правильно пишет Косгрэв, нельзя оставлять в руках такого человека, как Леви. Спрашивается, чем он заплатит за болезнь Е. И., чем он заплатит за злоупотребление ее авторскими правами в задерживаемых им манускриптах?
Все наши мысли с Вами, наши родные и любимые. Бодро держитесь, воины Света, сердцем и духом с Вами,
43
Н. К. Рерих — Г. И. Фричи*
10 марта 1936 г.[Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]
Дорогая г-жа Фричи,
Настоящим подтверждаем отправление телеграммы от сегодняшнего дня, извещающей о том, что мы назначаем Вас нашим доверенным лицом и от нашего имени поручаем затребовать все принадлежащее нам личное имущество и предпринять все необходимые меры для его возвращения.
Искренне Ваш.
44
Н. К. Рерих, Е. И. Рерих — З. Г. Лихтман, Ф. Грант, К. Кэмпбелл и М. Лихтману
11–12 марта 1936 г.[Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]
№ 44
Родные Зин[а], Фр[ансис], Ам[рида] и М[орис], только что отправили Вам вчерашнюю почту, как пришли Ваши письма от 15 до 20 февр[аля]. Были глубоко тронуты и восхищены поступком Мориса, спасшего жизнь мальчика своею кровью. Какая замечательная тема: вице-президент Р[ерих]-Музея, которого утесняют захватчики, спасает жизнь неизвестного ему ребенка, тогда [как] он сам нуждается в поддержании своего здоровья. Не было ли клиппингсов[176] об этом? Если были — пришлите. Все Ваши письма такие обстоятельные, запишем по пунктам.
1. Соображения Амр[иды] о невозможности через четыре года дать должные проценты бондхолдерам вполне справедливы, и мы на это уже высказывались в прошлых письмах. За Тр[эстис] должно остаться лишь ведение культурной части, но управление квартирами, ремонтами и вообще хозяйственной частью дома, конечно, должно быть в руках уполномоченных бондхолдеров. Только при таких условиях возможно установить правильное существование. Пусть Амр[ида] об этом нашем мнении ознакомит Фр[иду]. Кроме того, в Правлении должен участвовать юрист-адвокат. Вместо мрака и затемненности все должно сделаться ясным, светлым и всем доступным. В истинно общественном деле нужна величайшая гласность. Припомните, с каким трудом мы устанавливали хотя бы ведение журналов заседаний и бюджетов. Ради гласности и справедливости я старался разделить средства Школы, «Пресса» и всего прочего, а Вы знаете, сколько было попыток опять все это смешать в общей кассе Хорша.
2. Вы помните, что после постройки дома, даже несмотря на кризис, первым менеджером Холлом было сдано комнат на 300 000 долл[аров]. С тех же пор при смене управляющих цены все понижались. Всякий знает, как легко понизить цену чего-либо и как трудно, а часто и невозможно, вновь повысить ее. Кроме того, дешевые жильцы вносят и дешевую атмосферу, которая не может отвечать культурным задач[ам] Учреждений дома, и все таким образом постепенно снижается и вульгаризируется. Разумная экономия состоит не в том, что[бы] заполнить все по ничтожным ценам, — выгоднее сдать половину по более высоким ценам и тем избежать и экстренного ремонта, и услуг. Наблюдите[177], как действует человек, поставленный Фрид[ой].
3. Вы правы, и мы об этом уже писали, что Комитет Пакта с Форманом может собираться и действовать, обновляя свой состав. Кстати, какие новые сведения у Франс[ис] от ее южноам[ериканских] друзей? Удалось ли ей достать хотя бы одно циркулярное письмо, ведь циркулярное письмо не может быть конфиденциальным, особенно же когда оно идет не из подобающего Министерства. Напишите Шкл[яверу] о том, что Комитет под председательством Форм[ана] существует. Баттль просматривал «Н. Р. Пэнтингс Корпорэшен»[178].
4. В посылаемых нами оригиналах дневников и репортов имеются разбросанные упоминания о «Пэнтингс и Холдингс Корпор[эшен]». Но устроена она была в мое отсутствие, и потому Вы, как члены этой Корпорации, знаете о ней больше, чем я. За последние годы новые мои картины действительно посылались в эту Корпорацию, которая могла их сделать и перманентными в Музее, как это и было сделано с частью их (напр[имер], «Мадонна Лаборис»[179] и пр.), могла их выставлять или же реализовать. Последнее вполне допустимо, если даже должные мне проценты не высылались. Что же касается в отношении налога, то все года находились в ведении Хорша, о чем Вы имеете посланные нами документы. Мы понимаем, что сейчас главная задача злоумышленников — нанести наибольший вред с картинами, но, наверное, и Вы все дали свои аффидевиты, и Ф. Стокс сделал это, как обещал, — ведь не может же нация допустить такой невероятный скандал, который ляжет прежде всего на достоинство самой нации. Рады были слышать из Вашей телеграммы, что адвокаты действуют энергично. Затроньте и сенаторов, как Указано, и всяких прочих полезных деятелей, женские организации, учащихся и всех, кто понимает, что такой скандал в истории страны недопустим и навсегда останется позорным пятном в Истории Культуры.
5. Мы думали, что «твинкл, твинкл, литтл стар»[180], а оказывается, большой подлец. Не думают ли адвокаты, что выражение «спериос»[181] является клеветническим, также и прочие непристойные намеки? Вообще, к кому предполагается предъявлять иски за клевету? Ведь предателя можно преследовать за присвоение шер, самоуправство, доносы и брич оф трест. Но клевета была и в газетах, со ссылкою на чинов[ника] Деп[артамента]. Пусть опытный Шу[льц] подаст свой голос в этом деликатном, но важнейшем вопросе. Видим, как клевета газетная ползет по всем странам, и Фр[ансис] только что отписывалась в Испанию, восстановляя истину, а Вы теперь имеете копию письма Шкл[явера]. Интересно, что написал Стокс?
6. Прекрасна мысль Зины о многочисленном субкомитти[182], куда войдут все друзья и сотрудники. Конечно, Комитет Стокса не может [заниматься] собиранием средств, ибо он является моральным защитником. Официально собирание средств навлекло бы нарекания, и потому должно оставаться делом чисто индивидуальным. Каждый друг может способствовать в этом направлении, как, например, и было в деле Кароля Сакса. Конечно, Сакс прав, что много неведомых нам друзей, и вот широкое оповещение о существовании Комитета Друзей Музея может их собрать и выявить. Вопрос средств стоит чрезвычайно остро. Только подумайте: именно теперь невозможно закрыть Парижск[ий] Центр[183], на который требуется доплачивать за квартиру 9000 франков, а здесь, по теперешним обстоятельствам, совершенно невозможно отказаться от услуг Мана. Ведь такая связь с Правит[ельством] необходима. Отказавшись от Парижа и от М[ана], мы сыграли бы на руку предателям, которые, конечно, мечтали бы задушить всякое наше дыхание и помочь заблистать черным «литтл старс». С этой же почтой пришло письмо от Клайд, дай Бог, чтобы ей удалось ее доброе намерение. Что именно решается для посылки ей? Очень острый вопрос. Уже с января «Урусв[ати]» не получает ниоткуда никакой помощи. Вы помните, сколько вложено нами на сохранение Мана, об этом Вы знаете из минутсов. Даже из последней продажи Хиссу (повторяем) Хорш удержал тысячу триста ам[ериканских] долл[аров]. Какая наглость заявлять, что у меня какие-то деньги в Индии! Вы уже имеете теперь заявление его же, Хорша, о том, что я все свои средства положил на работу Учреждений. Вообще, из дневников и рапортов Вы увидите очень многое. Сейчас Свет[ик] диктует Вл[адимиру] Ан[атольевичу] индекс к посланным дневникам. По этому индексу Вам легче будет разобраться в этих тысячах страниц. Конечно, мы отмечали лишь некоторые факты, но, весьма возможно, адвокаты отметят совсем другое, им нужное. В деле «Адам[анта]» думаем, что и исчезновение Корпорации сыграет свою роль. Ведь писала[184], что это было связано с таксами и может дать еще одно освещение личности г-на Хорша.
7. Спасибо за присылку перечня книг, перенятых от Изд[ательства] А[гни] Й[оги][185]. Конечно, раз чета Хоршей выбыла из Издат[ельства], то можно их заменить Вашими именами при наличности Катр[ин] и Зейдель. Комитет Изд[ательства] должен быть расширен верными друзьями, и мы очень тронуты видеть из писем, что Катрин готова продолжать свою работу и в этом священном деле. Ведь когда она заведовала, там была такая чудесная атмосфера. Мне так приятно было заходить в эту чистую комнату. Может быть, Катрин или Стокс примут на себя председательство. Помним, как и Инге славно работала в этом же деле.
8. Не забудьте, что и Вы давали и на Мастер-Институт четыре тысячи, и затем на экспедицию и, кроме того, постоянно принимали многие школьные расходы на себя. Повторяем, во всем важен принцип, а не только количество. Ваши четыре тысячи равнялись пятистам тысячам Хорша. А сколько и Вы, и Франсис, и все мы привлекли пожертвований.
12. III. 9. Сейчас получили Вашу телеграмму о том, что у Вас нет репорта Хорша Хорнеру 1931 года. Пароходной почтой посылаем Вам весь этот репорт — 157 страниц. Имейте в виду, что в своих дневниках Хорш чрезвычайно гордится тем, что этот репорт составлен им и гораздо полнее данными, нежели книга Десятилетия[186]. Также всячески подчеркните адвокатам, что в этом репорте перечислены пожертвования по разным отраслям Учреждений и кончается этот перечень 1931 годом. А ведь с тех пор произошло много других пожертвований. Жертвовала и давала в лоан Катрин, жертвовал Стокс, жертвовала Сутро, давал Крэн, затем мы приняли на себя значительную часть расходов как по Институту «Ур[усвати]», так и по Европ[ейскому] Центру, уже не говоря о тысяче трехстах долл[арах] из Хиссовских денег и пр. Таким образом, по всем пожертвованиям до тысячи девятьсот тридцать первого года присоединится очень крупная сумма и всей последующей помощи Учреждениям. Потому Хорш имеет право [называть] себя крупным жертвователем, но не имеет никакого права [утверждать], что лишь он поддерживал Культурные Учреждения. Посоветуйтесь с адвокатами, не лучше ли, чтобы Крэн считал свои 5000 лоаном ради имени Р[ериха], ведь в дневниках Хорша эта сумма от Крэна значится как лоан. Это обстоятельство даст Вам еще одну возможность побеседовать с Броди и еще раз поставить в курс дела.
10. Из Ваших телеграмм понимаем, что и письмо мое передано Главе, а кроме того, упоминается и переданная петиция. Есть ли эта петиция мое письмо, или петиция от членов Комитета Стокса, или это заявление от адвокатов? В последнем случае это было бы опротестованием, но не петицией. Конечно, кроме письма, могли быть и петиция друзей, и делегация друзей, и появление конгрессмена и сенаторов — словом, всевозможные справедливые выступления в таком явно возмутительном деле. Пусть адвокаты не упустят момента — ведь они всегда могут для дополнительных разъяснений переносить дело на новые сроки, тем более что все время посылаемый отсюда материал подойдет уже в апреле.
11. Шу[льц] спрашивал о цифре $ 5 000 000 за картины в книгах. Понимаем ценность этого вопроса и можем добавить очень важное сведение. 16 марта 1931 года Хорш запрашивал: следует ли держать на книгах цифру в $ 5 000 000 за картины? На это 7 апр[еля] 1931 года проф[ессор] Р[ерих] ответил: «В ответ на Ваш вопрос следует продолжать держать на книгах цифру в $ 5 000 000». Таким образом, последнее указание является важнейшим доказательством того, насколько строго мы относились к содержанию книг. Как юрист, я тем более понимаю, что как финансовые книги, так и постановления должны быть неизменны. Из дальнейших сообщений г-на Хорша можно видеть, точно бы с этой цифрой произошли вольт-фасы, в которых мы уже не участвовали. Он же все время был окружен Крамером, Лоэнстином и др. и, таким образом, мог пользоваться их юридическими советами.
12. Из посланных Вам оригиналов Хорша можно видеть, что Баттль знал и советовал о статусе «Пейнтингс и Холдингс Корпорэшен». Впрочем, Вы все, как Трэстис этой Корпорэшен, об этом вполне знаете, и больше чем я, ибо она возникла в мое отсутствие. Не было ли и в этом случае каких-либо вольт-фасов, подобно цифре в пять миллионов или подобно похищению шер, — все это пусть оценят юристы. Ведь мы можем знать лишь то, что Хорш посылал нам, а теперь юристы могут видеть всю эту эквилибристику или лицемерие его суперлативов. Мои заявления Вы имеете в минутсах, в моих Обращениях, напечатанных в книгах, и в последнее время — в дневниках. Теперь, если сравним все письма от Зины, Франс[ис] и Мор[иса] с письмами от трио, то мы увидим, что в первых не было никаких злобных наветов, а во вторых, так же как и в дневниках Хорша, всегда потрясали именно бесконечные наветы и намеки, вот почему приходилось столько писать о единении и обращаться к тем, чье сердце еще не затвердело. Нужно было строить, и, как видим теперь, ему дана была возможность или все получить, или показать себя без личины, — он избрал последнее, ибо мрак оказался ему ближе. Среди всяких грубостей и злоумышлений как безвкусно постоянное упоминание об этом резиновом миллионе. Ведь таким путем этот миллион разменяется на гроши. Итак, все время шлем Вам новый материал. Чувствуем Ваш священный дозор. Будьте едины, победа уже наметилась.
Окружаем Вас сердцем и мужеством. Духом всегда с Вами,
Только что в репортах по Музею и в других документах Учреждений читали всякие суперлативы, произнесенные при разных случаях и Магоффином, и Дабо, и Флейшером. Если Дабо говорил, что «сперва Леонардо да Винчи, потом Хокусай и теперь Рерих», то не предполагается ли к этому добавить конец в виде Дабо? Так же точно как бывший раввин Флейшер заменит книги Учения, а отставной археолог Магоффин возглавит научную часть. Конечно, может быть, четвертый приобретенный прочтет курс о разведении свиней, может быть, миллион свинских душ вопиет к нему. Все это очень грустные шутки, но при необычайной злонамеренности трио можно ожидать всего. Вот мы только что читали прекрасные репорты Мориса по Музею — большой том неопровержимых действительных фактов, фактов культурного строительства. Но врываются вандалы, и все эти накопления, как комната разграбленного Музея, приходят в хаос. Сколько же энергий и средств понадобится опять, чтобы вымести весь этот сор и залечить царапины на поруганных делах! Все эти «нинкомпупы»[187], как выражается Франсис, всякие инкубы и суккубы[188] — «прекрасное добавление». Ведь в хоре Зайцева может быть и секстет. Подозревают ли, чему служат, все дипломатические представители, к которым они вошли под Знаменем Мира, уже задумывая самую братоубийственную войну? Какое трагическое зрелище, именно «Крестовый Поход за Культуру» является четким названием того благородного противодействия, которое воздвигнуто друзьями Учреждений — друзьями честности и порядочности. Если Шу[льц] находит, что нельзя обнародовать письма Гал[ахада] к Франс[ис], то ведь пресловутую переписку ботаников и Райерс[она] к самому Уолл[есу] со всеми измышленными клеветническими наветами можно показать друзьям как прямое доказательство отвратительного заговора. Показательны и приложенные к этой переписке телеграммы из Ст[ейт] Деп[артмента]. Воображаем, как корчились некоторые личины от благородного поступка Мориса, как ненавидят они связи Фр[ансис] с Южн[ой] Ам[ерикой]. Такое объединение этих стран не раз предлагалось нами. (Новое объединение, предлагаемое Главой, — не даст ли это кому-то возможность уничтожать имя Пакта?) Воображаю, как не терпит трио всю работу Зины — ведь им хотелось бы, чтобы Школа уже развалилась. Воображаю, что говорится обо всех участниках Комитета и обо всех друзьях! Пишите нам о женских организациях, о молодежи, об учащихся — обо всех, для кого понятие Культуры, Мира, эволюции свято.
Как здоровье жены и сына Фосдика? Очень нас это взволновало. В последнем письме Зины не было упоминания, потому думаем, что все обошлось благополучно. Ваше-то здоровье берегите. Ездил ли Морис на фарму[189] на отдых?
Если Меррит намеревается газетно выступать, то пусть это будет очень тактично координировано со всякими петициями и выступлениями в Вашингт[оне], чтобы чрезмерно не ожесточить Главу перед решительными действиями. Вероятно, Мерр[ит] посоветуется со Стокс[ом]. Мы понимаем осмотрительность Шу[льца] с письмами Г[алахада] — все должно быть координировано и предложено в лучший час. Потому-то важно, чтобы не только адвокаты, но и Стокс, и Мерр[ит], и члены Комитета были бы вполне ознакомлены с делом экспедиции, а также и с экспедицией от Агр[икультурного] Деп[артамента]. Юрий посылает Зине копию только что полученного письма от Ричи, приложите его к делу — удивительно, что тот же Деп[артамент] клевещет, а после клеветы продолжает посылать будто бы приличные письма. Контрактов с Деп[артаментом] у нас не было. Мы только произносили «Oath»[190] верности Прав[ительству] и нам было только дано письмо о том, что я назначен «ту лиид энд протект эн экспедишэн»[191]. Телеграфно осенью [19]35 года в Индию нам было запрещено давать какие-либо сведения об экспедиции, и при этом было упомянуто, что мы должны следовать регулешенс Деп[артамента]. Неизвестно, какие именно регулешенс имелись в виду, ибо мы таковых не получали. Возможно, что их должен был привезти Макмиллан, но Вы знаете, что он не нашел нужным даже вообще мне показаться. Мы Вам послали копию нашего отчета. Ботаническая часть лежит на совести д-ра Кенга и проф[ессора] Гордеева, ибо нам никаких заместителей преступного Макмил[лана] и Стивенса не прислали. Впрочем, Фран[сис] и Вы все знаете все эти факты во всей полноте.
В репорте Мориса о Музее за 1929–1930 годы № 50 имеется упоминание о картинах. Посмотрите, насколько оно полезно, ведь этот репорт был утвержден всеми Трэстис. Сейчас получено еще одно письмо от Шкл[явера], в котором тот подтверждает, что из Вашингтона были посланы клеветнические секретные сведения, также и через Лабуле. Помните, что белокурая его посещала, очаровывая его своим французским языком (по ее словам). Это сведение Шкл[явер] опять подтверждает, что какие-то правит[ельственные] каналы участвуют в недостойной клевете. Клевета настолько ползет, что в газете «Возрождение» должна была появиться перепечатка клеветы амер[иканских] газет, и лишь только угроза судом остановила. Фрида права, утверждая, что все это дело с картинами — подстроенное Леви, и мы не должны платить ни одного цента. Теперь у Вас уже находится столько доказательств об экспедиции, что каждый мало-мальски справедливый человек должен понять, в чем дело. Нельзя же столько лет морочить общественное мнение, утверждая всюду и везде о том, что экспедиция от Амер[иканских] Учреждений и финансирована амер[иканским] капиталом. Вы уже имеете выписку из репорта Хорнеру (Олбани), в которой сам Хорш подтверждает так ярко, что экспедиция была от Учреждений. В своих дневниках Хорш гордится тем, что этот репорт составлен им гораздо полнее и точнее, нежели книга о Десятилетии. Наверное, Вы дали адвокатам весь печатный материал об экспедиции как во всех памфлетах Учреждений, так и во всех изданиях. Какое же уважение к Президенту Учреждений со сторо[ны] общественного мнения может быть, если он позволял себе морочить публику и Правительство, приписывая себе экспедицию, если теперь он доносит, что все это было лишь мое частное дело!!! Твердо знаем, что подобный мерзкий донос найдет себе правильное [су]ждение!
В 1932 году нам была прислана бумага Хоршем для подписи Е. И. о взятии ею в Кемикал Банк волта[192]. Не знаем, что именно в этом волте должно было храниться и существует ли этот волт до сих пор, ибо о закрытии его сведений не было. Мы предполагали, что волт берется для сохранения манускриптов Е.И, так как Е. И. хотела, чтобы о[ни] были в более сохранном месте, нежели в частной квартире. Это было наше предложение, но об истинном назначении волта и его судьбе мы ничего не слышали. Следовало бы это обстоятельство в банке проверить. Очень беспокоимся о манускриптах, ведь нельзя же захватить собственность Е. И. и нарушить все ее авторские права. В минутсах имеются упоминания о том, что г-жа Хорш приняла манускрипты на сохранение. Удерживать их она не имеет никакого права, в случае задержания манускриптов захватчикам может быть предъявлен большой иск за нарушение авторских прав.
Или пианистка, или Спорб[орг] могли бы довести до сведения матери об образовании Нового Комитета Друзей Музея, о подметных циркулярн[ых] письмах в Южн[ую] Ам[ерику] и в другие страны[193]. Точно так же не мешает людям знать, как бывший «друг» дал 4500 ам[ериканских] долл[аров] [на] Кооператив, а затем внезапно потребовал обратно, и они должны были быть возвращ[ены] на имя Хорша, что и было сделано. Все это не мешает знать всем людям, в которых сохранилось чувство справедливости. Сыну[194] полезно было бы знать свое окружение.
45
Н. К. Рерих — Г. Плауту и Г. Дэвису*
14 марта 1936 г.[Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]
Уважаемые господа!
Настоящим подтверждаю посылку Вам телеграмм следующего содержания.
От 9 марта 1936 года:
«Ричи телеграммой запрашивает дополнительный отчет за май, июнь, июль 1934 года. Точка. Указанные документы были высланы 20 июля, 1 и 24 октября 1934 года непосредственно министру. Точка. Пожалуйста, запросите и телеграфируйте о наличии в архиве Департамента указанных документов. Точка. У г-жи Грант есть копии этих отчетов и данные о ботаниках. Рерих».
От сегодняшнего дня, 14 марта:
«Ричи телеграммой информирует, что трех указанных писем недостаточно, запрашивая дополнительные материалы. Точка. Уведомите Ричи о том, что при составлении отчета мы следовали инструкциям Брессмана. Точка. Высылаю подробный отчет через Вас. Рерих».
Искренне Ваш.
46
Н. К. Рерих, Е. И. Рерих — З. Г. Лихтман, Ф. Грант, К. Кэмпбелл и М. Лихтману
15–16 марта 1936 г.[Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]
№ 45
Родные Зин[а], Фр[ансис], Амр[ида] и М[орис], вчера получили телеграмму от Ричи, где он извещает, что требуются дополнительные сведения о месяцах май, июнь и июль [19]34 года. Очень странное требование, ибо в мае мы были в Японии, устраивая визу на Маньчжурию, а затем июнь и июль продолжалась волокита с ботаниками, всю мерзость которых Вы отлично знаете. Спрашивается, с какою целью требуются сведения именно об этих месяцах? Наверное, и в этом заключается какая-то преднамеренность. Посылаем одновременно с этим письмом просимые сведения, пусть наши адвокаты передадут их Ричи. Как видите, сведения написаны очень сдержанно, чтобы не дать повода к каким-либо нападениям. Конечно, из всей переписки, копии которой имеются у Франс[ис], можно бы представить гораздо более острые факты, но, по словам Шу[льца], лучше сразу не выявлять всю амуницию. Кроме того, мы не знаем, какие намерения у адвокатов в смысле исков о клевете. Ведь пока не было еще разъяснений, в каких именно направлениях они думают об этих исках. Не забудем, что одна такая газетная вырезка о двадцати пакетах семян за 34 тысячи долларов уже является гнуснейшей клеветой. Вами уже получен весь список пакетов семян, среди которых некоторые чуть ли не пятифунтовые. Большая разница — более пятисот или двадцать! Кроме того, нельзя же сравнивать разнообразие и мощь растительности в Туркестане или же в Сиккиме с полупустынными местностями, которые являются действительной аналогией для сухостойких трав, пригодных для Америки. Прискорбно, что вместо полезного дела приходится заниматься отражением каких-то вражеских нападений.
Посылаю также письмо нашим адвокатам, которое Вы передадите им. В этом письме я подчеркиваю, что нельзя же в течение 14 лет вводить общественное мнение в заблуждение. Ведь и Вы, и все прочие жертвователи и участники Учреждений понимали экспедицию как устроенную Учреждениями, а теперь злонамеренный предатель доносит правительству, что это были мои частные средства. Как же может такой человек стоять во главе Культурных Учреждений, кто же будет ему верить?! Если конвершен оф фондс[195] является таким тяжким преступлением, то такое извращение истины есть то же самое конвершен оф фондс и оф айдиас[196]. Поистине, брич оф трест есть тягчайшее преступление, и мы так понимаем возмущение честного человека Ф. Стокса, оказавшегося свидетелем такого невероятного вольт-фаса и брич оф трест. Страшно подумать, что трио, читавшие не только Учение, но и могшие читать обширную литературу по тому же великому предмету, вдруг бросаются разрушать даже самые символы, напоминающие о самом Сокровенном! Неужели их не устрашает, что имена их будут вписаны на одну доску с Куломбами и прочими предателями! Невероятно подумать, чтобы они дерзали даже на такие явные предусмотренные законом дела, как присвоение чужой собственности, если они не выдают манускриптов. Присвоение шер, самовольный захват Учреждений, теперь захват чужих манускриптов — ведь все это предусмотрено уголовным законодательством. Ведь бондхолдеры не могут же доверить свои интересы личности, которая способна на такие действия!! Потому-то наше предложение о том, чтобы представители бондхолдеров заведовали бы всей хозяйственно-финансовой стороной, является в интересах бондхолдеров. Если такой финансовый комитет не мог состояться ранее (я это предлагал с самого начала), то теперь мы видим, насколько он был необходим и являлся бы единственным выходом из положения. Во всех коллегиальных учреждениях имеются такие финансовые комитеты, но теперь мы видим ясно, почему г-ну Хоршу такие решения были не по душе. Не могут же все интересы бондхолдеров зависеть от самоуправства г-на Хорша и его ближайших родственников. За это время, вероятно, и Ш[ульц], и Фрид[а] кристаллизуют свое мнение на основании получаемых документов. Ведь один репорт г-на Хорша Хорнеру, посланный вчера, является чрезвычайно показательным. Спрашивается, когда же он лгал правительству — тогда или теперь?
16. III. Сейчас получили телеграмму: высылаем Вам копию единственной бумаги, имеющейся у нас от Деп[артамента]. Франс[ис] знает, что никакого другого контракта у нас не было. В посылаемой бумаге имеется слово «агент», которое я просил заменить словом «коллаборатор»; как видите, мы посылаем две версии препроводительного письма к Ричи. Пусть наши адвокаты выберут из них ту, которая, по их мнению, более отвечает обстоятельствам.
Радуемся сведению от Клайд, дай Бог, чтобы это было добрым началом. Когда сердечный огонь горит, то многое становится легче. Где-то находятся Херд, жившие в доме, которых знала Франсис. Ведь они, кажется, из Оклахомы. Они были очень симпатичные люди. По телеграмме трудно судить, в какой именно форме слышала пианистка. Не сомневаемся, что со своей стороны бывший «друг» не дремлет. Потому-то так важно было, чтобы пиан[истка] устно указала бы на его недопустимые действия в кооперации с трио. Тогда, может быть, его инсинуации теряли бы свою силу. Из письма Зин[ы] мы еще не видели, чтобы она говорила о бывшем «друге», казалось, что она говорила лишь о трио. Понимаем, что ей можно действовать лишь в пределах возможности. Невероятно допустить, чтобы глава хотел бы вписать в историю такой скандал, о котором мечтает трио. В следующих письмах мы, вероятно, узнаем, дал ли Ф. Ст[окс] аффидевит, какие именно Ваши сворн стэтментс[197], ведь теперь проделка с налогами и желание распродажи, наверное, главная мечта трио и всех темных, которые с ними. Вот и репорт Хорнера уже два дня как в пути. Дойдет он, надо надеяться, в половине апреля — пусть адвокаты примут это в расчет, и, если нужно, опять отложат, чтобы ознакомиться и с этим материалом. Юрий пишет Франсис письмо в официальной форме, чтобы, если она хочет, могла бы показать его и адвокатам. Еще раз подчеркиваю, что, кроме письма Уолл[еса] «ту лиид энд протект ве экспедишен» и той бумаги, копию которой мы сейчас прилагаем, никакого другого контракта или агриимента[198] не было. Франс[ис] при всем присутствовала и знает, как все делалось. Был еще подписан бонд страхования на случай нашей смерти, и был еще открытый лист от Деп[артамента] Агр[икультуры] к местным властям, тот лист мы вернули Деп[артаменту] уже осенью, ведь это был не контракт, а обычный интродектери[199] лист. Имеем фотостат и с него, со всеми быками и плугами — ни разу пользоваться этим листом нам и не пришлось. Сейчас, конечно, главное — защита картин, об исках за клевету Шу[льц], как человек опытный и осторожный, даст, конечно, лучший совет. Ведь это оружие хорошо, когда употреблено в должный момент. Воображаем, какая напряженность у Вас и как каждый день приносит свои трудности и возможности. Воздушная почта будет приходить еще на день позднее. Чувствуйте, насколько мы всегда с Вами, лишь в неделимом единении дойдем до справедливости и до Света. Теперь все необычно повсюду. Так и «Коз селебр», Священный Поход за культуру, будет неповторяемым фактом, актом борьбы Света с тьмою. Самые сердечные мысли всем Вам и всем друзьям, вставшим за правду. Не было ли еще собрания нового Комитета Друзей Музея и как устраивается еще новый Комитет или Субкомитет — не знаем, какое наименование будет избрано друзьями? Храните здоровье.
Сердцем и духом с Вами,
Родные и любимые наши, спешно приписываю и мою страничку. Так остро чувствую все, что приходится Вам переживать в течение одного дня. Ведь Битва УЖАСНА! Но Сила Удара Света соизмеряется с напряж[ением] сопротивления. Для всего будущего нужна битва и яркая победа. Ничто и никто не может идти против Сил Света, потому примем все фазы битвы в полном доверии и в сердечной устремленности. Ни на минуту не будем забывать, как каждое положение может быть изменено. Привожу записи: «Вы обращаете внимание на мировое смятение, но это лишь начало. Сат[ана] боится расширять дело, но Мы готовы идти к Свету. Происходящее в Ам[ерике] есть прототип мировых событий. Также все темные тянутся к темному, но загораются все, кто содержат искру Света. Великое Время!»[200]
«Страх и ужас образуют своеобразный магнит. Можно догадаться, что привлекается таким магнитом! Народ замечает, что от страха темнеет в глазах; именно тьма наступает на обуянного ужасом. Человек каждое мгновение вызывает Свет или тьму»[201].
«Имена предателей также впишутся в Историю человечества. Но куда уйдут предатели в Тонком Мире, когда прояснится память? Не стыд перед другими, но неутолимая горечь позора в сердце загонит предателей в лед и пламя. И где будут те, кто нашептывали им предательство? Отчего не помогают они сынам своим? Они не придут искать их во мраке. Ужасно состояние предателей — убийц тела и духа!»[202]
«Нельзя неосторожно разлить яд. Множества заражаются, и никто не поймет, где положена отрава. Темные отравители! Знаете ли всех жертв Ваших? Но не останетесь в неведении, проявится зрение Ваше и увидите во всех концах свои деяния, — так осудят себя отравители. Битва велика, будем очень осторожны»[203].
«Напряжение иногда называлось восхищением. Так поясняли восхождение на следующую ступень. Вы правы, усматривая пользу от взрыва в Ам[ерике]. Некоторые стены берутся штурмом, на некоторые ступени возносятся взрывом. Так, когда Говорю — не сдавайтесь! — лишь Указываю путь победы, но борьба должна быть. С[атана] хочет погубить, но тактика Адверза[204], как западня для тигра. Нелегко среди битвы, нелегко подвигаться против стрел С[атаны]. Нужна осторожность, но зоркий глаз может распознать Великую Игру Матери Мира. Так, для кого гибель, но для кого восхождение»[205].
Так, родные и любимые, — не убоимся, не сдадимся и увидим радость великую! Знаю, что чья-то [болезнь] сильна, но в глубине сердце с нами. Конечно, сейчас для Кузена[206] время очень трудное, если окрепнет, то и проявит себя. Сейчас, как Сказано, кое-что делает. Очень хотели бы иметь более подробное описание встречи с ним. Родные мои, так хотелось бы передать Вам всю мою веру, все знание грядущей победы! Мудрые радуются каждому напряжению, ибо лишь так может нагнетаться психическая энергия. Отложения этого сокровища ведь есть наше приближение к Миру Огненному.
Как здоровье Зин[очки]? Что ее позвоночник? Что Мор[ис]? Его самоотверженность в спасении мальчика так прекрасна! Как отразилось это на его здоровье? Ему следовало побыть на фарме, как это предлагает заботливая Амр[ида]. Все ее письма полны забот о каждом из Вас. Шлю ей самые сердечные мысли. Также трогает и Инге, готовая вступить в битву. Когда выходит книга Франс[ис][207]? Что ее рука? Сегодня ждем Вашей почты.
Пароходной почтой посланы все дневники, репорты, и надеемся, что они дадут полную картину дела. Конечно, хорошо бы дать при этом и наши минутсы, в них видно отношение Н. К. и так ярко выдвигается строительство.
Очень тронуты устремлением Клайд. Ведь нужно дотянуть и чтобы хватило и на телеграммы. Вы уже знаете, как Деп[артамент] задержал на два месяца. Имейте также в виду, что в телеграммах, которые посылались в сент[ябре] сюда и в которых запрещалось выдавать сведения в печать об экспедиции, упоминались какие-то регулешенс, которые они нам не прислали. Мы предполагаем, что, вероятно, в этих регулешенс находящийся на службе не может давать сведений в прессу без специального разрешения каждый раз от Деп[артамента]. Потому, если Франс[ис] намеревается давать какие-то сторис[208] об Экспед[иции], лучше посоветоваться с адвокатами. Враги будут ловить нас на всем. Так, родные, прежде всего храните единение и здоровье. Окружаю Вас всех сердцем и знаю, что если лучшие люди с нами, то битва только радостна.
Сердцем и духом с Вами.
Что с манускриптами?
47
Н. К. Рерих, Е. И. Рерих — З. Г. Лихтман, Ф. Грант, К. Кэмпбелл и М. Лихтману
19 марта 1936 г.[Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]
№ 46
Родные Зин[а], Фр[ансис], Амр[ида] и М[орис], выяснилось, что воздушная почта отсюда будет выходить на день раньше, а от Вас приходить на день позже, потому торопимся, чтобы сегодня же отправить. Вы правы, петиция адвокатов написана очень хорошо — просто и вразумительно. Конечно, темные силы будут еще атаковывать, но у наших адвокатов позиция совершенно ясна и крепка. Как характерно сообщение Франсис о Дас Гупте. Так[ие] изречения нужно собирать, ибо в истории происходящего такие показания будут очень знаменательны. Прекрасно, что Стокс дал в газеты такое сильное письмо, он правильно описал Ваш культурный стэндинг[209], ибо это обстоятельство должно быть во всей полноте противоставлено самому слабому месту противников. Отлично сведение о намерении Кахил и Букман, чтобы происходили лекции и ознакомление широких масс. Правильно, что они будут не в наших помещениях, а именно выражениями широкого общественного мнения. Правильно, что и кн[ягиня] Шаховская хочет собирать петицию среди своих друзей в противовес темным силам, это очень необходимо. Дошла ли наконец танка «Колесо Жизни» до Меррита? Какова позиция Вона? Его индифферентность была бы неуместна после всей сердечности, ему оказанной. Прилагаем Вам копию письма, полученного нами вчера с Дальн[его] Востока. Как видите из этой выписки, клевета широко распространяется. Ведь только случайно мы узнаем о таких заметках от друзей, а сколько подобного вреда распространяется вне нашего ведома. Доведите эту выписку до сведения наших адвокатов. Неужели же у Департ[амента] нет никакого серьезного дела, если он будет тратить время на оповещение об окончании экспедиции в такой непозволительной форме? Ведь это прямое злобное клеветническое намерение. Не бросается ли Вам в глаза, что об отозвании Макмил[лана] и Стивенса не было никаких газетных комментариев? А ведь какие сильные письма секретаря по этому предмету существуют. А какая мерзкая интрига раскрывается из пресловутого письма Райерсона к секретарю — Вы имеете копию его, в свое время так неожиданно присланную самим секретарем. Ведь эта мерзкая интрига тоже нестираемо запишется на страницы истории Культуры Америки. Как позорно, что министр прилагает в таком темном деле свою руку!
Зин[а] пишет о предположении печатного письма ко всем бондхолд[ерам]. Это было бы возможно лишь с полного одобрения Фр[иды] и Ш[ульца]. К трогательному сообщению об успехе Клайд в тот же день вечером пришло и письмо Ф. Стокс[а] с чеком на триста долл[аров], покрывающим три месяца от начала года. Таким образом, половина Мана за эти месяцы будет оплачена. Вы понимаете, насколько его дозор именно сейчас совершенно необходим. Для характеристики момента сообщаем, что только что до нас дошли сведения, что будто бы пресловутый К[ёльц] и Рупч[ан] уже находятся в Лагоре. Проверяем эти слухи, но всяческий дозор необходим. Ведь время поистине военное.
Прилагаем
Так хотелось бы послать Вам такую же карточку, как мы послали Амрид[е]. Она ее очень оценила, как мы видим из телеграммы. Может быть, и еще найдем такую же. Не за горами время, когда станет ясным, насколько правильны были прогнозы. Не встречали ли Вы или наши адвокаты имя Фогель, в каком-то отношении такой человек может быть очень нужным. «Следует найти его». Наверное, письмо сыну уже передано. Все же в его власти пресечь скандал. Какие мысли о делегации?
Получили письмо от Флор[ентины]. Интересна будет ее реакция, когда Вы ее ознакомите с местом из дневников о Зульц[бергере]. Неужели до сих пор не получены манускрипты Е. И.? Ведь это же прямая кража литературного достояния! В этих манускриптах столько собрано материала — легенд, пророчеств, старинных традиций, что украсть все эти по пути собранные материалы является определенным преступлением и должно быть судимо за большие убытки. Ведь и в «Сердце Азии»[210] тоже было собрано много легенд и пророчеств, которые как исторический материал всегда весьма ценны. Пишем Шкляв[еру], чтобы он выслал Вам десять экземпл[яров] «Твердыни Пламенной». Трогательно письмо Рубакина — спасибо ему на добром слове. Вы будете рады узнать, что Латв[ийское] Общ[ество] решило издать сериями мои «Записные Листы» под заглавием «Врата в Будущее»[211]. Они горят больше, чем когда-либо. Третья часть «Мира Огн[енного]» уже в цензуре, приступают к «Общ[ине]». Печатают «Начала» Оригена[212]. Наше Содружество в Загребе хочет издать книгу Всеволода Иванова (манускрипт которой у Вас уже имеется)[213]. Постоянно идут прекрасные письма от Содруж[ества] на Дальн[ем] Вост[оке], и там вместо бывших корреспондентов появились новые, гораздо более ценные. Так, деятельность культурная все растет. Каждый удар черного молота выбивает новые благодатные огненные искры! Так творится продвижение Путями Неисповедимыми — именно творится неотложно! Не запросит ли Зина от «Урусв[ати]» Болдыр[ева], не нужен ли куда на севере местный гербарий? Какие сведения у Фр[ансис] о Чили? Это очень важно. Леви не давал своих личных сумм на инкорпорирование Учреждений, ведь все расходы были включены в пресловутый резиновый миллион, потому адвокаты будут совершенно правы, утверждая, что все расходы производились из сумм пожертвованных — на этом все мы и наши друзья должны сильно настаивать. Вы знаете, что Хорш преднамеренно всегда давал личные чеки, а в долг брал на имя Музея, который потому и желает уничтожить. Посылаем Вам минутсы — слова Савады, и о том, что Билдинг возвращен прежнему составу Трэстис (февр[аль] 20-го, года 35-го). Спешим отправить — шлем Вам и всем друзьям наши самые сердечные мысли. У Е. И. все время воспламеняются центры, нужна осторожность, и Вы берегите здоровье.
Духом с Вами,
48
Н. К. Рерих — М. Лихтману*
19 марта 1936 г.[Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]
Мой дорогой г-н Лихтман,
Большое спасибо за Ваше письмо от 25-го числа прошлого месяца. Поистине, Ваши известия очень опечалили нас, но мы должны знать действительность такой, какая она есть. Более чем прискорбно, что наши Комитеты по сбору средств, как Вы пишете, почти полностью ликвидированы кознями г-на Хорша. Все это тем более потрясает, поскольку успешная деятельность Комитетов (как я наметил в общих чертах) могла бы благоприятно сказаться на интересах бондхолдеров. Это неслыханно, чтобы культурные учреждения подвергались таким жестоким нападкам.
Вы пишете, что «заранее продуманная г-ном Хоршем схема лишила Комитеты возможности помогать нам, хотя в условиях нормального развития, которого мы ожидали, они, несомненно, могли бы делать это». Поистине, мы вступили в темную фазу в Истории Культуры и наших Учреждений. Но давайте не терять уверенности, что придут новые обстоятельства, которые вдохнут новую энергию и силу в культурную работу.
С самыми лучшими приветствиями г-же Лихтман, мисс Грант и Вам, а также всем сотрудникам от меня и госпожи Рерих.
Всем сердцем Ваш,
49
Н. К. Рерих — Г. Г. Шкляверу
20 марта 1936 г. [Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]
Дорогой Георгий Гаврилович, во вчерашней почте Вашего письма не было — вероятно, аэроплан запоздал. Не пишу о корич[невых] книжк[ах][214], ибо Юрий уже писал Вам об этом. Все-таки странно подумать, что Правит[ельство] может руководиться какой-либо нелепой газетной заметкой. Теперь ежедневная пресса настолько полна всякими вымышленными известиями, что, казалось бы, пора людям привыкнуть относиться осторожно ко всякому печатаемому вранью. Во всяком случае, наблюдайте очень пристально, где возникает юридически обоснованный состав клеветы. Эту ехидну нужно выводить на свет. Прилагаю еще сильные письма в редакции. Очень хорошо, что на каждый выпад наши друзья сейчас же отвечают в самых сильных выражениях. Из Загреба письма получены, и мы послали им сорок восемь воспроизведений — все, что у нас здесь имелось.