Заговор против будущего: Ревизионизм - орудие антикоммунизма в борьбе за умы молодежи

В силу своей социальной природы ревизионист, как мы видели, никогда не поднимается на высоту философского, монистического подхода к проблеме развития. Именно поэтому за отдельными зигзагами и поворотами, за частными проявлениями развития и временными отступлениями он никогда не может уловить основную линию развития, открыть основные общие законы ее магистрального направления. Он в растерянности или цепляется за давно снятые на уровне марксизма заблуждения, или повторяет азы буржуазной философии, на ее лад пересматривая марксистскую концепцию общественного развития.

Ревизионисты, следовательно, хотя и не объявляют публично о своих социальных симпатиях, в то же время часто даже не опровергают обвинения в защите старого миропорядка. Рассчитывая опять же на дешевую популярность, главным образом среди молодежи, они утверждают только, что их «гуманистическая диалектика» призвана рисовать гуманистическую перспективу для всех (надо полагать, включая и буржуа). «С точки зрения этой перспективы, — пишет представитель югославского ревизионизма М. Животич, — открываются не законы предметной действительности, а гуманистический профиль этой действительности». Современные ревизионисты настойчиво противопоставляют «гуманистический профиль» действительности, вернее — диалектики — ее отражательному, познавательному, научному профилю, отрицают познавательную функцию диалектики под предлогом ее гуманизации. Но материалистическая диалектика не является, с одной стороны, гуманистичной, а с другой стороны — научной, она является и научной и гуманистичной.

Открытие «гуманистического профиля» действительности состоит как раз в открытии ее объективных законов. Открытие К. Марксом «гуманистического профиля» действительности заключалось в открытии законов возникновения, развития и гибели капиталистического общества, в открытии всемирно-исторической миссии пролетариата как могильщика этого общества. Но это открытие, этот поистине гуманистический подвиг был осуществлен с помощью диалектики, которая выступала как отражение объективных диалектических законов общественного развития, как отражение существующего под углом зрения отрицания того в этом развитии, что устарело и подлежит неизбежной гибели.

Нематериалистическая диалектика современных ревизионистов, которая не «совершается» как истинное отражение объективного развития природы и истории, не обладает этой научной функцией и поэтому не может быть ни революционной, ни критичной и несет только разрушительную миссию по отношению и к науке и к гуманизму, особенно в форме разрушения научного мировоззрения современной молодежи — будущего народов. Когда современные ревизионисты под предлогом гуманизации диалектики,[108] под предлогом сохранения ее революционно-критического характера учат молодежь пренебрегать теоретико-познавательной стороной диалектики, ее законами и категориями, они пытаются ликвидировать ее как науку, как метод познания и революционного изменения мира, а молодежь — оставить во власти буржуазной идеологии.

Отрицание объективной диалектики через отрицание отражательного характера диалектики субъективной, если даже отвлечься от социально-классовых побуждений, не могло не привести современный ревизионизм к агностицизму во взглядах на общественное развитие, к отрицанию возможности предвидения в обществе, то есть к отрицанию самой возможности науки об обществе. Неспособность к предвидению, в свою очередь, порождает сомнение в саму возможность появления нового в процессе развития, а стало быть, сомнение в самом развитии. Этот скептицизм нашел свое выражение в рассуждениях ревизионистов о «новом». Г. Петрович (без ссылки на Аристотеля, уже пытавшегося объяснить этот парадокс) считает, что новое невозможно потому, что оно возникает из старого, а если оно содержится в старом, то тогда оно старое, а не новое, следовательно, новое невозможно. А если новое не содержится в старом, продолжает Г. Петрович, то оно никак не связано со старым, невыводимо из старого. А коли так, то нет общей закономерности развития, и поэтому невозможно ничего предвидеть, невозможно предвидение в обществе.

Чувствуя всю несостоятельность такой надуманной ситуации, Петрович предвосхитил критику в свой адрес: «Некоторые выражают беспокойство, что тезис о необходимости нового может привести к известному агностицизму относительно возможности объяснения истории. На это можно ответить, что боязнь агностицизма не может быть достаточным основанием для принятия или отбрасывания определенной концепции». Небезынтересно, что свою концепцию Петрович изложил в работе под названием «Философия и революция», что не может не навести молодого читателя на самые пессимистические размышления.

Э. Фишер пошел дальше Петровича. Мысль Маркса, что уже внутри капиталистического общества возникают тенденции к утверждению общественного характера средств производства, мысль, которая подтверждала необходимость замены старого новым, Фишер использует для того, чтобы, наоборот, доказать возможность сохранения старого, ибо, поскольку именно в старом и зарождается новое, постольку старое жизнеспособно, обладает способностью к трансформации и сохранению себя.

Ревизионистская концепция развития не может не противоречить интересам пролетариата, интересам социалистической революции, для совершения которой нужна революционная философия, научно объясняющая объективные законы общественного развития, в частности, объективную закономерность, направление, способы и средства, субъект и конечную цель движения — коммунизм. Однако концепция развития у современного ревизионизма метафизически противопоставляет движение цели, цель — движению, сбивая с толку вступающую в революционное движение молодежь.

Для так называемого старого ревизионизма был характерен лозунг: «Движение все — цель ничто». Этими словами Бернштейна, выражающими сущность ревизионистского понимания развития лучше многих рассуждений, обосновывалась стихийность в общественном развитии, отрицалась роль классов, в деятельности которых реализуется история; развитие трактовалось совершенно недиалектически, как некий постепенный процесс, для которого характерны лишь мелкие и медленные количественные, эволюционные изменения, которые никогда не могут привести к революционным скачкам, к качественным различиям.

Современные ревизионисты пошли дальше Бернштейна. Развитие отрицается не косвенно, через отрицание цели, а непосредственно. При этом такое отрицание не декларируется открыто. Дело представляется так, будто с высоты коммунистического (в лучшем случае «третьего») идеала, стоящими на уровне которого изображают себя ревизионисты, подвергается беспощадной критике всякое действительное развитие, ведущее к конечной цели: реальный социализм, марксизм, диктатура пролетариата, марксистские партии, способы и средства действительного коммунистического преобразования общества. Но как можно достигнуть конечной цели без реального движения к ней — об этом современный ревизионист предпочитает не говорить. Зато он так или иначе, но всегда очень активно выступает против всех форм действительного движения к социализму и к коммунизму, против всех реальных путей и способов достижения коммунистического идеала. А в итоге отрицает не только развитие, но и саму возможность и необходимость развития общества по пути к коммунизму. Чехословацкий ревизионист Р. Каливода предпочитает вообще отрицать возможность осуществления цели. Человек, по Каливоде, достигает изменений в реальности, которые не тождественны с ранее поставленной целью, но которые можно достигнуть «только поставив цель, превосходящую реальность и близкую к утопии». Коммунизм поэтому следует считать целью, которая не будет достигнута в результате наших усилий, но благодаря которой наши усилия, и этим Р. Каливода предлагает довольствоваться, все же «продвинут общество немного вперед». Впрочем, эту идею еще до Каливоды отстаивал и польский ревизионист А. Шафф.

Таким образом, современный ревизионизм, как и ревизионизм старый, своим пониманием развития снимает саму возможность выхода за рамки старого миропорядка. С этих позиций он измеряет и оценивает реальный социализм, коммунистическое и рабочее движение, национально-освободительную борьбу, дезориентирует революционные силы современности, дезорганизует молодежные выступления, стремясь столкнуть их с пути человеческого прогресса. Ревизионистское понимание развития — одностороннее, мертвое, уродливое — наносит особый вред молодежи в ее отношении к проблемам современной эпохи, к ее содержанию и противоречиям, к проблеме перехода от капитализма к социализму и от одной стадии коммунизма к другой. Это понимание ведет к отступлениям от стратегии и тактики коммунистического и рабочего движения современности.

Самое большее, до чего поднимается ревизионизм в понимании общественного развития и к чему он способен приобщить молодежь, — это эволюционизм, направленный сознательно против революционного развития, против революции. Абсолютизация эволюционной, количественной стороны в процессе развития приводит молодых последователей ревизионизма на позиции реформизма, рассматривающего развитие метафизически как простое количественное увеличение или уменьшение, а также к отказу от политической формы борьбы — наиболее действенной формы борьбы рабочего класса. Эта абсолютизация толкает их в объятия прагматизма, что как раз и лежит в русле потребительского отношения к обществу, в русле деполитизации и деидеологизации молодежных движений.

4. Структурализм как тотальное отрицание диалектики

В последние годы отрицание материалистической диалектики как учения об историческом развитии, распространение псевдонаучного обоснования этого отрицания среди молодежи активнейшим образом осуществляется ревизионизмом путем внедрения структурализма — детища буржуазной общественной мысли XX века. Предпосылки структурализма были созданы еще во второй половине 20-х годов первоначально в области языкознания и эстетики. Потребность буржуазных идеологов в более действенных аргументах против диалектики как общей теории развития возрождает интерес к структурализму после второй мировой войны, то есть тогда, когда общественный прогресс дал познанию новые аргументы в пользу материалистической методологии. Ревизионизм, обладающий особой чувствительностью ко всему, что можно использовать из арсенала буржуазной теории для пересмотра диалектического материализма, к тому же использовать под лозунгом творческого развития теории, не замедлил приобщиться к структурализму и с энтузиазмом использовать его в своих целях.

Почему структурализм вызвал у ревизионизма величайшее воодушевление? Почему эта одежка пришлась впору ревизионизму лучше, нежели даже буржуазной общественной мысли, породившей его?

Антидиалектический способ мышления современных ревизионистов, которые всегда, по определению Ленина, следом за буржуазными идеологами «лезли… в болото философского опошления науки, заменяя „хитрую“ (и революционную) диалектику „простой“ (и спокойной) эволюцией»,[109] отличается прежде всего ярко выраженной односторонностью познания, что свидетельствует как об их политической незрелости, так и о недостаточно глубоком знании ревизуемого ими предмета.

Показательно, что ревизионизм всегда односторонен, всегда выступает как аналитик. Если ревизионист не абстрактен, не «гуманист» (когда он вообще имеет дело с голой фразой), то он по преимуществу аналитик, позитивист. Он всегда разрушает целостность теории или метода, отделяет особенное от общего, абсолютизируя его и оставляя в стороне все реальные внутренние связи, взаимодействия, условия, причины.

Спору нет. Отдельные моменты диалектического материализма в ходе исторического движения мышления нуждались, нуждаются сейчас и всегда будут нуждаться в дальнейшем творческом развитии. Развиваясь до Маркса, они, понятно, как частные, изолированные друг от друга моменты абсолютизировались, что было естественно и закономерно. Можно понять и объяснить трагедию тех мыслителей, которые в поиске научной теории, абстрагируясь от общего, разрабатывали отдельные моменты марксистской теории. Это трагедия Чернышевского, французских материалистов-просветителей, социалистов-утопистов.

Разлагая целостную синтетическую концепцию и претендуя на развитие отдельных составных частей ее, ревизионист выступает как реакционер, ибо он «находится в поиске» (если даже назвать его усилия его же словами) после того, когда научная теория в лице марксизма-ленинизма осуществила свой Великий синтез, сняв тем самым необходимость «открытия» отдельных частей известного целого. Одновременно эта теория доказала полную несостоятельность «заблуждений», покоящихся на забвении исходной аналитической абстракции и разложении исторически достигнутого синтеза.

Вот почему усилия по «открытию» и «развитию» отдельных частей марксистской теории и метода, сопровождающиеся забвением исходной аналитической абстракции, после Маркса из трагедии превращаются в фарс. Взятые в историческом аспекте усилия ревизионизма — этой «пятой колонны» в марксизме — нельзя назвать иначе как сознательной фальсификацией идеологии и революционной практики рабочего класса, как преднамеренной дезориентацией приобщающейся к марксизму молодежи, ибо результаты своих усилий они преподносят в качестве истины после того, как научная теория в лице марксизма-ленинизма доказала полную несостоятельность таких результатов и совершила на высшем уровне синтез научной теории и революционного действия.

Методология ревизионизма всегда находится в противоречии со стратегией и тактикой пролетарского движения. Ревизионист всегда «тактик», но тактика его — это тактика приспособленца. Он приспосабливается к тем поворотам в жизни, которые характеризуют отдельные, конкретные моменты, но не целостный исторический процесс. Естественно, такая тактика делает его сторонником уступок и компромиссов. Вот почему ревизионист всегда реформист. И именно эта его особенность никогда не позволяет ему подняться до стратегии, увидеть конкретный путь выхода из засилья частной собственности, путь уничтожения капиталистического общества.

Неспособные охватить все величие и глубину материалистического диалектического метода, ревизионисты снимают его также прежде всего как целостный метод под предлогом развития отдельных его частей. Это развитие сводится к обыкновенной абсолютизации этих частей, возведению их в абсолют и противопоставлению их как самостоятельных «методов» диалектическому методу.

Первоначальная аналитическая абстракция, на уровне которой снял абсолютизацию частных моментов К. Маркс, совершенно при этом не принимается во внимание. Это тоже делается из его — ревизиониста — тактических соображений.

В зависимости от того, какой момент абсолютизируется, определяется и характер так называемого «нового», часто выдаваемого за последнее слово марксистской методологии, метода или, точнее, направления. Если абсолютизируется генетический подход, если исторический подход обособляется от логического, то он в итоге превращается в плоский эволюционизм, не имеющий ничего общего с историзмом, обоснованным Марксом. Если же абсолютизируется анализ структуры, если этот анализ берется в отрыве от истории и исторической активности народных масс, то мы получаем абстрактный, механистический, чисто позитивистский анализ структур, абсолютизация которого и есть структурализм.

Критическое отношение к структурализму вовсе не означает нигилистического отношения к структурному подходу вообще. Сам по себе структурный подход, как и понимание структуры, нисколько не противоречит марксистской диалектике. Более того, структурный подход представляет собой один из аспектов диалектического метода, который включает в себя исследование структуры, осуществляемое в органическом единстве с конкретно-историческим подходом к этой структуре, с исследованием человеческой практики в ее конкретно-историческом проявлении. Структурный подход имеет значение при построении определенных теорий в исследовательской практике естественных наук. В общественных науках он снимает упрощенное понимание развития как автоматического процесса, который осуществляется сам собой в силу существования противоречий. Он акцентирует наше внимание на статичных, стабильных моментах в развитии общественных структур. Его роль несомненна при исследовании принципа единства противоположностей, ибо хотя известно, что единство противоположностей относительно, временно, а состояние покоя есть только момент движения, тем не менее и этот момент представляет собой определенную объективную реальность, зачастую более значительную, нежели это может показаться в свете понимания абсолютного характера борьбы противоположностей. Однако абсолютизация исследования структуры, то есть структурализм, претензия на монопольное положение структурализма означают не только отказ от конкретно-исторического подхода, а попытку вытеснить сам диалектический метод, структурализм же с его чрезмерными претензиями возвести в философский метод.

Именно потому, что структурный анализ представляет собой один из аспектов диалектического метода, всякое противопоставление его диалектическому методу псевдонаучно. Причем структурализм противопоставляется диалектическому методу не только тогда, когда отстаивается преимущество структурного подхода перед историческим, синхронии перед диахронией, но и тогда, когда предпринимаются попытки к дополнению одного другим, ибо именно в этом случае особенно очевидно, что оба подхода рассматриваются как два самостоятельных, оторванных друг от друга и возведенных в абсолют метода, иногда соподчиненные друг другу, иногда взаимно отрицающие друг друга, но никогда как два находящихся в постоянном внутреннем единстве, органически связанных момента всеобщего метода.

На упреки в односторонности подхода ревизионисты как раз и отвечают рассуждениями о необходимости соединения этих якобы обособленных и абсолютизированных моментов. Но такое механическое соединение отдельных сторон диалектического метода не может иметь ничего общего с самим диалектическим методом, оно никогда не сможет подняться до синтеза элементов на уровне диалектического философского метода. В лучшем случае, диалектический метод при этом будет выглядеть как механическое эклектическое соединение этих элементов и предстанет как механический агрегат, а не как органическое целое. Структурный подход в этом случае распространяется ревизионистами на сам диалектический метод. Происходит, следовательно, раздвоение единого, в результате которого предмет утрачен, а возвращение к предмету осуществляется механической суммой. Само собой разумеется, что такая сумма не может дать предмета.

В структурализме отрицание материалистической теории развития нашло свое завершенное выражение. Структурализм выступает как наиболее законченная, к тому же облаченная в наряды научной респектабельности концепция отрицания всякого развития, наиболее последовательная форма дискриминации материалистической теории развития и диалектического метода. Если «логос» всеобщего развития, допуская некоторое упрощение, представить себе как бесконечную цепь «возникновения и уничтожения всего» (Ленин), то нетрудно понять, что отказ от исторического в пользу логического лишает диалектическую концепцию развития, в том числе и развитие структуры, всякого содержания. Именно поэтому структурализм и пришелся «по мерке» ревизионизму.

Дискриминация диалектико-материалистической концепции развития обосновывается таким образом, будто бы эта концепция предполагает один сплошной историзм, абстрагирующийся от исследования структур. Однако односторонностью страдает как раз структурализм, который анализ структуры совершенно абстрагирует от развития. Значение исторического развития структурализм сводит только к генезису неразвитого целого, к одним только этапам зарождения того или иного общественного явления, к тем этапам, когда явление якобы еще не детерминировано своими собственными внутренними законами движения и развития и, по существу, определяется единственно внешними факторами. И поскольку всякое достаточно развитое явление руководствуется собственными закономерностями, постольку структуралист считает, что само развитие вообще должно отступить на второй план, а решающей следует считать внутреннюю структуру явления, его структурные закономерности. При этом материалистическая концепция развития обвиняется в подмене высшего этапа развития структуры внешними условиями ее развития, анализом ее предыстории. Даже та разновидность структурализма, которая в ограниченных рамках признает историзм, понимает его в лучшем случае как простой генезис структур. Это признание сопровождается урезыванием материалистического учения о развитии в направлении его классовых и социальных аспектов, снятием принципиального отличия структур, прежде всего социальных, проблемы единства теории и практики, субъективного фактора, роли народных масс и т. д., то есть всего того, что является предметом конкретно-исторического классового содержания развития.

Таким путем, подменив диалектику одним структурным анализом, совершенно отвлеченным от проблемы развития, от проблемы диалектического перехода от низшей целостной структуры к более высокой, от анализа закономерностей этого перехода, ревизионизм пытается лишить диалектику статуса теории развития.

Структурализм как «универсальный» способ исследования общественных явлений приобрел довольно широкий круг последователей среди молодой научной интеллигенции и не в одних капиталистических странах. Среди этой интеллигенции под влиянием структурализма довольно широко господствует убеждение, что теория может подняться на уровень точной науки только тогда, когда вообще откажется от конкретно-исторического подхода к изучаемым явлениям.

Структурализм как направление противостоит материалистической теории развития главным образом потому, что, абстрагируясь от конкретно-исторического анализа, он не может не абстрагироваться от движущей силы развития, не видит диалектической противоречивости самой структуры, обеспечивающей ей внутренний динамизм и способность к развитию… Не надо обладать особой проницательностью, чтобы понять, что внимание молодежи на исследовании структуры ревизионизм акцентирует именно тогда, когда его теория оказывается совершенно беспомощной объяснить социальные явления с помощью концепции развития.

5. Конкретно-исторический подход — важнейший классовый элемент диалектики

Когда американские космонавты высадились на Луне, среди молодежи велись горячие дискуссии вокруг вопроса о возможностях научно-технического прогресса при капитализме. Молодое поколение так или иначе знакомо с марксистским тезисом, утверждающим, что капитализм не приспособлен для безграничного развития науки и техники и использования его результатов. И вдруг американцы оказались на Луне первыми. Живая жизнь с ее противоречиями и разнообразием их проявлений, общественная действительность то и дело предоставляют в распоряжение юношей и девушек информацию, в которой не всегда легко разобраться даже искушенным в теоретических битвах марксистам, не то что людям идейно незрелым и с малым политическим опытом. Когда В. И. Ленин говорил, что живую жизнь во всем ее многообразии, диалектический процесс общественного развития «умеет охватить марксизм, как теория диалектического материализма»,[110] он имел в виду и то, что в рамках диалектического метода марксизм пользуется еще и конкретно-историческим анализом, то есть анализом явлений и процессов с точки зрения конкретной ситуации в мире, их реальных связей и взаимозависимостей, взаимодействий, условий, причин.

К. Маркс, Ф. Энгельс и В. И. Ленин постоянно подчеркивали огромную роль конкретно-исторического анализа в решении задач общественного преобразования. Для того чтобы пролетариат как субъективный фактор выполнил свою историческую миссию, его сознание должно постоянно обогащаться философскими знаниями, которые все время обязаны оставаться, по выражению К. Маркса, «на почве действительной истории».[111] В этом смысле можно сказать, что конкретно-исторический подход есть классовый подход, и именно в этом своем подобии он и сводится на нет абсолютизацией структурализма.

Конкретно-исторический подход к изучению исследуемых явлений требует совершенно иных критериев, нежели те, которые обусловливаются оторванным от историзма, противопоставленным ему и возведенным в «универсальный» метод структурным подходом. Эти критерии всегда неотрывны от задач, которые стоят перед обществом именно в настоящее время. Причем естественно, что эти задачи должны быть определены не произвольно, а на основе потребностей развития общества на данном этапе. Связь с жизнью, с практикой революционного движения, учет конкретной исторической обстановки и условий развития обусловливают адекватность практических рекомендаций, отвечающих задачам прогрессивного общественного развития. Революционный вывод о необходимости замены капиталистического общества более высоким уровнем общественного устройства К. Маркс сделал в результате исследования общества, основанного на определенной конкретно-исторической форме собственности. К выводу о необходимости пролетарской революции в России В. И. Ленин пришел в результате изучения исторически сложившейся конкретной обстановки в стране и мире и тенденций ее развития. Конструирование концепций с позиции абсолютизированной структуры без учета конкретной обстановки развития общества не может быть успешным с точки зрения потребностей этого общества, сводит на нет революционные задачи марксистско-ленинской философии.

Отказ от диалектико-материалистической теории развития во имя абсолютизации структурализма наносит огромнейший вред как развитию марксистско-ленинской теории, так и практике общественных преобразований. Поскольку идеи и системы, постулируемые изолированно от развития, не могут не вступать в противоречие с объективной реальностью, постольку они становятся источником неоправданного нигилизма, необоснованного критиканства по отношению к марксистско-ленинской теории и социалистической практике. В этом еще один политический аспект и цель наступления структурализма. Даже ошибки, допущенные на пути социалистических преобразований, как определенное социальное явление не могут быть правильно поняты вне контекста того грандиозного исторического дела, в рамках которого они допущены. Абстрагирование же от конкретно-исторических условий, в которых были эти ошибки совершены, от масштабов и смысла преобразования общества на коммунистических началах, от прогрессивной направленности социальной активности народов социалистических стран дает огромные возможности для критиканства. Главное же — такое абстрагирование дезориентирует молодежь, обусловливает непоправимые упущения при оценке имеющихся предпосылок революции, социалистических преобразований. Оно культивирует среди молодежи неверие в социалистическую перспективу, то есть, по существу, укрепляет позиции капитализма.

Учитывая конкретно-исторические условия, значимость и огромные трудности создания нового общества, Ленин говорил о наших ошибках: «Если наши противники нам ставят на вид и говорят, что, дескать, Ленин сам признает, что большевики совершили огромное количество глупостей, я хочу ответить на это: да, но, знаете ли, наши глупости все-таки совсем другого рода, чем ваши. Мы только начали учиться, но учимся с такой систематичностью, что мы уверены, что добьемся хороших результатов. Но если наши противники… подчеркивают совершенные нами глупости, то я позволю себе привести здесь для сравнения слова одного знаменитого русского писателя, которые я несколько изменю, тогда они получатся в таком виде: если большевики делают глупости, то большевик говорит: „Дважды два — пять“; а если его противники… делают глупости, то у них выходит: „Дважды два — стеариновая свечка“».[112]

Конечно, возможность недооценки общественных явлений в их историческом проявлении скрывается в самом объективном положении вещей и субъективном характере исследования. Объективно всегда существует большая опасность оценивать явления с точки зрения своего времени и своих условий. Субъективно исследователю значительно легче познать стабильную структуру исследуемого явления, нежели осуществить мыслительное воспроизведение иных условий, в которых пребывала эта структура, и произвести правильную ее оценку с точки зрения этих условий. Поэтому в процессе духовной репродукции конкретного постоянно присутствует, нередко воплощаясь в жизнь, опасность оценки этого конкретного не с точки зрения времени и обстоятельств, его обусловивших, а с позиции времени и обстоятельств, в которых осуществляется исследование.

Абстрагируясь от конкретных условий общественного развития нашей эпохи, от диалектики сосуществования социализма и капитализма, нельзя правильно оценить ни каждое из общественных явлений современности в отдельности, ни развитие всего человеческого общества в целом. Социализм и капитализм, сосуществуя и влияя друг на друга по всем направлениям экономической, идеологической и политической жизни, в какой-то степени видоизменяют многие происходящие сегодня общественные процессы как в капиталистическом, так и в социалистическом мире.

Материалистическая теория общества невозможна без понимания исторической необходимости или неизбежности сосуществования коммунистической и капиталистической формаций и вообще формаций с различными или противоположными закономерностями развития. И материалистическое понимание истории не может не принимать во внимание результаты столкновений этих закономерностей.

Общественные формации, как известно, не появляются только одна после другой во временной последовательности, но в течение определенного периода существуют одновременно рядом друг с другом. При этом развитие высшей общественной формации ускоряет исчезновение противоположной — низшей, а влияние низшей общественной формации замедляет развитие противоположной, высшей, общественной формации. Это закономерность всемирной истории, и вряд ли кто-нибудь всерьез станет доказывать, что существование капитализма ускоряет развитие социализма. Согласно марксистской науке об обществе социализм развивался бы гораздо быстрее, если бы не существовало рядом капитализма, если бы социализм победил одновременно во всех странах. Но поскольку социализм побеждает сначала в одной стране, одновременно с этой победой появляется необходимость сосуществования с капитализмом.

Таким образом, необходимость сосуществования с капитализмом — и как понятие и как историческая реальность — заложена в самой открытой В. И. Лениным возможности победы социализма в одной отдельно взятой стране. И пока эта необходимость существует, капитализм оказывает влияние как на темпы развития коммунистической общественной формации, так и на формы проявления ее закономерностей. Ни для кого не тайна, что капитализм нередко навязывает социалистическому обществу такие формы деятельности и такие формы развития, которые происходят не из собственной необходимости и закономерности социализма, а именно только из самого факта существования капитализма рядом, из необходимости сосуществования с ним. Сколько благ социализм мог бы еще дать своим народам, если бы не необходимость расходов на вооружение! Все это неизбежно сказывается на уровне благосостояния наших народов, темпах развития их культуры и искусства, общественных и бытовых услуг — на всех сферах жизни и деятельности граждан социалистических стран.

Очень часто, однако, последствия, вызванные необходимостью сосуществовать с миром капитала, воспринимаются, особенно молодежью, в том числе и молодежью социалистических стран, как явления, якобы объективно проистекающие из сущности социализма или, как следует из ревизионистской концепции, из несоответствия реально существующего социализма его теоретической схеме. Происходит величайшая из мистификаций нашего времени: явления, «откорректированные» под влиянием соседства капитализма, выдаются или принимаются за явления чисто социалистического порядка. Такая мистификация придает видимость достоверности заявлениям критиков социализма и марксизма. Принципиальное значение конкретно-исторического подхода к оценке общественных явлений в условиях сосуществования социализма и капитализма в том и заключается, что на его основе и с его помощью могут быть дифференцированы общественные явления и процессы действительно социалистические, а также явления и процессы, появившиеся в границах социализма, но только в качестве реакции на капиталистическое соседство.

Под влиянием мировой социалистической системы в соответствии с прогрессивным характером общественного устройства ее стран в капиталистических государствах также возникают новые тенденции, в частности, умножаются и растут прогрессивные силы. В борьбе против политики и идеологии империализма эти силы, опираясь на поддержку социализма, добиваются новых и новых побед. Монополистическая буржуазия не в состоянии сдерживать борьбу трудящихся масс за свои права. Но Капитал не был бы Капиталом, если бы позволил допустить, чтобы молодежь его страны осознала, что определенным жизненным уровнем, повышением заработной платы, приобщением к отдельным благам культуры и образования она обязана мощи рабочего движения и силе примера социализма. Идеологи капитализма постарались разъединить эти факторы — социализм и относительное улучшение условий труда и быта трудящихся — в сознании молодежи, а ревизионисты — подвести под это разъединение теоретическую базу.

Убедительным примером того, как под влиянием социализма вносятся коррективы в картину капиталистического производства, порождающие нигилизм по отношению к марксистской теории и критиканство по адресу социалистической практики, как раз и может служить процесс использования капитализмом достижений научно-технического прогресса. Капитализм, как известно, сам по себе, по своей органической сущности не приспособлен для безграничного развития науки и техники и использования его результатов. В свое время Ф. Энгельс говорил, что при капитализме технический прогресс достигает своего предела тогда, когда он перестает давать соответствующую прибыль, когда при прочих равных условиях расход постоянного капитала больше, чем расходуемый переменный капитал. Однако такой предел до сих пор не наступил, он отдаляется уже из-за необходимости соревноваться с социализмом. Надо думать, администрация США вряд ли выделила бы 30 миллиардов долларов для осуществления программы полета на Луну, если бы не жизненно важная для капитализма потребность обойти Советский Союз — первопроходца космоса.

Этот предел не наступил и потому, что относительно высокая заработная плата значительной части рабочего класса, вырванная у Капитала в огромной степени и благодаря соседству социализма (лучше пойти на какие-то уступки, повысить заработную плату рабочим, чем допустить у себя социализм, в реальной возможности которого давно удостоверились и капиталисты), предопределяет бо́льшую выгоду от использования достижений НТР, означая существенное уменьшение расходов на постоянный капитал по сравнению с расходами на дорогостоящую рабочую силу. У Капитала все еще остается возможность увеличивать прибыли, применяя достижения НТР и сокращая число рабочих рук. Это делает пока что расход постоянного капитала меньше, нежели расходуемый переменный капитал, что и определяет отдаление того предела, о котором говорил Ф. Энгельс. И капитализм с возрастающим энтузиазмом продолжает эксплуатировать завоевания человеческого ума в интересах достижения высоких прибылей.

Структурная сетка, рекомендуемая структурализмом для анализа зрелых форм общества, дала бы нам совершенно противоположные выводы: капитализм якобы способен безгранично развивать свои производительные силы, в соответствии с чем в серьезной корректировке нуждается марксизм, в частности положение Энгельса о пределах технического прогресса при капитализме.

Абстрагирование от конкретно-исторического понимания диалектики сосуществования социализма и капитализма мешает молодежи правильно ориентироваться в марксистско-ленинской теории и социалистической практике. Можно совершенно определенно сказать, что абстрагирование от факта капиталистического соседства и необходимости социалистических государств вносить вынужденные коррективы в свою действительность всегда было и остается поныне одной из серьезных причин нигилизма, необоснованного критиканства и различной путаницы в теории и практике. Оно же помогает защитникам старого миропорядка сбивать с толку молодежь, дезориентировать ее в процессе формирования ее отношения к действительности.

Понимание диалектики сосуществования социализма и капитализма предполагает особую классовую бдительность, умение правильно оценить состояние современного общества, разглядеть истинную сущность явлений капитализма и социализма и тенденции их развития, учитывать в рамках общих закономерностей сферу возможного выбора поведения общества. Это умение вырабатывается только на почве конкретной классовой оценки реальных обстоятельств развития общественных явлений и процессов, то есть на почве конкретно-исторического анализа.

Само собой разумеется, что распространение такого понимания диалектики современного общества среди молодежи, культивирование в ее среде умения учитывать всю совокупность конкретно-исторических явлений не только не входит в планы господствующих классов и их прислужников, но представляет серьезную опасность самому существованию их. Вот почему структурализм с особым энтузиазмом внедряется в сознание молодежи, вытесняя малейшее представление о решающем значении конкретно-исторического подхода.

Массовая антисоциалистическая пропаганда среди молодежи строится в абсолютном соответствии с требованиями ревизионизма абстрагироваться от конкретно-исторических условий развития социалистических обществ. Молодежи говорят: коммунисты на словах против насилия, а на деле не отказываются от его применения; коммунисты выдают себя за сторонников мира и всеобщего разоружения, а сами держат армии; коммунисты за равенство, а на практике осуществляют неравное распределение по труду. При этом, естественно, все эти дефиниции подаются вырванными из конкретно-исторических условий, в которых социализм не может не осуществлять насилие против внутренних врагов народа, не содержать сильные армии для тех, кому не дают покоя увядшие лавры Гитлера. Ничего не говорится и об уровне производства, который не достиг еще тех параметров, когда общество сможет осуществлять распределение по потребностям.

Таким образом, дискриминацией конкретно-исторического момента ревизионизм вообще снимает возможность адекватного познания. Известно, что познание всегда связано с общественной практикой. Как процесс отражения объективной реальности оно всегда осуществляется в определенных конкретно-исторических условиях. Поэтому истина может быть обнаружена только в связи с конкретно-историческими условиями.

Глава VI. Крестовый поход против социализма продолжается

Российская Советская республика окружена клеветой и ненавистью. Но она возвышается над всем этим грязным и мутным потоком как великое дело, полное гигантской энергии и благороднейших идеалов. В ней берет свое начало новый, лучший мир.

К. Либкнехт

1. «Ceterum autem Carthaginem esse delendam!»

…Мохнатые, опушенные снегом ели Серболовских лесов расступаются перед необычным обозом. Груз нескольких саней, передвигающихся в глубокой тишине, покрыт белым парашютным шелком. Бесшумно скользящие вокруг обоза лыжники тоже сплошь в белом. Кажется, весь мир окунулся в глубокую, звенящую тишину и яростно-безмолвную белизну. Только автоматы, резко выделяющиеся на общем белом фоне, напоминают, что где-то идет война… Обоз остановился у партизанского ледового аэродрома на Рдейских болотах, и тишину спугнули. Автоматчики заговорили с подошедшим начальником аэродрома. Только тогда зашевелился шелк на передних санях.

— Дяденька, уже можно покашлять? — раздался из-под шелка детский шепот.

После нескольких фашистских карательных операций партизаны свозили из сожженных сел осиротевших малышей. Отправляясь на смерть, матери ухитрялись втиснуть своих 2―3-летних, а то и вовсе грудных детей если не в погреб, то еще в какую-нибудь дыру, недоступную огню. И наказывали: молчи, молчи, только, ради бога, молчи… Авось огонь не достанет, авось гитлеровцы не найдут… Авось подберут потом свои, партизаны…

И комиссар партизанского края нашего Северо-Западного фронта — украинец Александр Поруценко (тот самый Поруценко, который по тылам фашистских бандитов провез в голодающий Ленинград обоз с хлебом) подбирал на территории, занятой врагом, этих осиротевших крох. Так на партизанском аэродроме оказались сотни малышей. Партизаны занялись необычным для них делом: сооружали кроватки, пеленали грудных, доставали молоко. Но дети болели. Ледовый партизанский аэродром не место для детей. Срочно нужно было переправлять их на Большую землю через линию фронта. Но как?

Детей вызвались спасти летчики, осуществлявшие связь с партизанским краем на двухместных У-2 (они же По-2, они же «огородники», они же «кукурузники»). Летели в одиночку, без стрелков, безоружные, чтобы освободить вторую кабину для малышей. Однако в нее можно было поместить как максимум восемь малышей, над которыми крепили сетку. Решили к плоскостям самолетов подвешивать кассеты, в которые и укладывали детей. Не вдоль, а поперек, как патроны в обойму, — так малы были эти дети.

Никто не был уверен, что самолеты вообще смогут подняться в воздух. Однако поднялись. Первым взлетел командир эскадрильи капитан Сабуров. Впереди была линия фронта, линия сплошного заградительного огня… Не все преодолели ее благополучно, тем более что преодолевать пришлось по нескольку раз. Не один летчик был смертельно ранен. Но дети были вывезены из партизанского края.

В этой совершенно уникальной операции принимали участие два юных узбека — воспитанника ташкентского аэроклуба — Иргаш Пазилов и Зуфар Багдасаров. Им самим было лет по 17―18. Через линию фронта они перевезли 300 партизанских сирот.

Выгружали детей на фронтовом аэродроме в деревне Едрово (близ Валдая). Ну а что делать с ними дальше? Фронтовой аэродром тоже не оборудован для детства…

Многое забыто из того, что пришлось пережить на крутых дорогах войны. Но никогда не забыть обездоленных войной детей. Их молчание…

Когда на аэродроме в Едрове мы позволили им говорить, они все равно продолжали молчать, вглядываясь в нас расширенными от ужаса глазами. Когда позволили есть (на груди у каждого висел сшитый партизанами мешочек, а в нем запасная рубашка и кусок хлеба), они засыпали с недонесенным до рта куском хлеба в руках. И мне совсем не надо ворошить свои фронтовые дневники, чтобы вспомнить глаза Багдасарова, смотревшего на этих, казалось, навеки замолчавших детей.

Еще не забрезжило утро, наступавшее после этой незабываемой ночи, а в Ташкенте, в Управлении Гражданского воздушного флота уже была получена радиограмма:

«Есть возможность для нашего детского дома получить партизанских сирот. Полагаю, триста. Багдасаров».

Давно умолкли залпы прошедшей войны. Давно выросли партизанские дети. Героически погиб после войны Багдасаров. Год назад ушел на пенсию Пазилов. Но никогда не забыть мне ни одного слова из пришедшей из Ташкента в тот же день ответной радиограммы:

«Северо-Западный фронт. Багдасарову. Ходатайствуем прислать детей именно нам. Объясните командованию: дом поставлен отлично. Сад — две тысячи фруктовых деревьев. Местность — здоровая. Обслуживают исключительно комсомольцы. Примем триста (если можно, шестьсот) партизанских сирот. Благодарим за высокую честь воспитывать детей героев».

Спасибо тебе, Узбекистан, за эту радиограмму, за кров и ласку для сирот. Спасибо за твоих сыновей, насмерть вставших в этой страшнейшей из войн рядом с нами — русскими, украинцами, белорусами, чей дом уже оскверняли фашистские ублюдки.

Выступая против практики социализма, пытаясь ослабить притягательную силу примера стран социалистического содружества, прилагая усилия к дискредитации всего совершенного социалистическими странами, их народами и учитывая возросший культурный и теоретический уровень молодежи, на которую в основном направлены их идеологические усилия, антикоммунистические центры особую ставку, как и в борьбе с марксистско-ленинской теорией, опять-таки делают на теоретические усилия ревизионизма, национализма и особенно ревизионизма сионистской направленности. Критический радикализм наиболее крайнего антисоветского и антисоциалистического толка в огромной степени теперь вдохновляется и направляется сионизмом, который, как уже говорилось, находится на крайнем правом фланге империалистической реакции, поскольку коммунизм, как и его теоретическая основа — марксизм-ленинизм, как уже говорилось, противостоит всем концепциям, догмам и целям сионизма. Активность сионизма в пропаганде антисоветизма, в наступлении на социализм в последние десятилетия совпала с новыми успехами социализма, укреплением социалистического содружества, расширением масштабов влияния марксистско-ленинской теории на массы трудящихся. Сионистская антисоциалистическая пропаганда ведется в самых различных масштабах — от широчайшей пропаганды средствами массовой коммуникации до теоретических «изысканий» философов, экономистов, социологов, историков и прочих буржуазных теоретиков.

Свои надежды на ликвидацию социализма в последние годы сионизм тесно связывает с политическим и философским ревизионизмом. Констатировав, что «равновесие термоядерного террора практически исключает войну как инструмент политики», один из активных идеологов международного сионизма, антисоветских акций, П. Тигрид-Шенфельд, пишет: «Каждая новая функция в руках ревизионистов является оружием, применяемым для достижения цели, дополнительным бастионом на девственной и неисследованной почве частных, национальных и социальных усилий… Ревизионизм коммунистов, нацеленный против коммунистов, — это политическая реальность, на которую стоит делать ставку. Он представляет собой силу, пригодную к использованию, рычаг, посредством которого можно выворотить изнутри их современную политическую систему». Можно ли сказать более откровенно и цинично об использовании ревизионизма!

Основная цель всех усилий антикоммунистических ревизионистских сил заключается в разрушении не только теории, обосновывающей определенные закономерности социалистического преобразования общества — марксистско-ленинской теории социалистической революции и социалистического строительства, но — главное — самого социализма.

Верные присяжные его величества капитала — ревизионисты, отбросив абстрактную терминологию вроде «пустых» и «ложных» тотальностей, которой они оперировали, пока речь шла о ревизии теории, откровенно высказываются против реального социализма XX века, особо подчеркивая свое нетерпимое отношение к переменам «в странах Средней и Восточной Европы».

Критика, которой подвергается социализм с позиций ревизионизма, ведется в основном в расчете на неискушенную молодежь и носит глубоко антисоциальный характер. В этой критике исходят из заведомо неверных посылок, главной из которых является положение о несовпадении теории марксизма-ленинизма и практики социализма. Иначе говоря, повторяются спекуляции, имеющие хождение начиная с К. Корша — ревизиониста двадцатых годов и вылившиеся в современных условиях в концепцию «несогласованности теоретической схемы социализма и исторической реальности». Используя эту концепцию, ревизионисты противопоставляют социализм реальный социализму «по Марксу». «Социализм, реализованный в Советском Союзе, — писалось в одном из ревизионистских трактатов, — имеет с марксистским социализмом разве что общую фразеологию и некоторые общие принципы».

При этом антикоммунизм и его прислужники всех мастей, не заботясь о логике своих лозунгов и поведения, проявляют трогательную «заботу» о судьбах социализма. Противопоставляя реальный социализм социализму «по Марксу», они призывают своих последователей, главным образом молодежь, «спасти» социализм как идею, пожертвовав социализмом как реальностью.

Парадокс здесь заключается в том, что коммунисты публично критикуются уже не за то, что провозгласили создание общества без капиталистов и против капиталистов, а за то, что они это общество строят недостаточно хорошо. Противопоставляя социализм реальный социализму «по Марксу», они идеалы социализма и коммунизма, которые являются составными элементами будущего общественного устройства, сравнивают с нынешним его, во многом незавершенным, в огромной степени по вине Капитала, состоянием.

«В арсенал средств антисоциалистической борьбы, — справедливо подметил советский философ Р. Косолапов, — буржуазия все чаще включает сейчас критику реально существующего социализма с позиции… социалистического идеала. Она паразитирует на том факте, что между идеалом, предвидением, целью, планом, с одной стороны, и их эмпирическим осуществлением — с другой, всегда существует в той или иной степени несовпадение, какой-то промежуток, который еще нужно заполнять».

Прямое выступление против идеи социализма теперь чревато моральной дискредитацией, и духовные рыцари антикоммунизма напяливают на себя мантию «ортодоксов» и восстановителей «истинного духа» марксизма и социализма, ссылаясь при этом на Маркса, высказывания которого препарируются в безопасном и выгодном для буржуазии направлении.

Популярность и притягательность, широкое распространение примера и идей социализма, таким образом, вынудили врагов социализма пойти наконец на его признание. Однако это признание снимается тем способом, что реально существующий социализм объявляется вовсе не социализмом. И это в то время, когда понятие «реальный социализм» стало теоретическим обобщением опыта уже не одной, а ряда стран, того, говоря словами К. Маркса, «наиболее богатого конкретного развития, где одно и то же является общим для многих или для всех… перестает быть мыслимым только в особенной форме».[113]

Дискредитируя в глазах молодежи реальный социализм, стараясь всеми правдами и неправдами вынудить сторонников нового общественного устройства отмежеваться от его «советского образца», кстати сказать, никем и никому не навязываемого, противники социализма делают это, надо полагать, в пользу некой, нигде пока не осуществленной, никем не виденной модели социализма. «Можно, конечно, провозглашать и делать акценты на различии моделей, цветов и форм социализма, — заявил Председатель Компартии Финляндии А. Сааринен, — но прочная основа для делового сравнения возникнет только тогда, когда в какой-нибудь западноевропейской стране социалистическая система будет осуществлена на практике… Наряду со всеми различиями при построении социализма действуют известные общие закономерности».

Спору нет, интернациональный опыт борьбы за демократию и социализм, опыт социалистического строительства необычайно многообразен, каждая страна, каждый народ обогащают его новыми моментами, вытекающими из национальных особенностей. И никто, во всяком случае в среде марксистов, не отрицает необходимости учета специфических условий борьбы пролетариата других стран и его марксистско-ленинских партий за социализм, никто не ограничивает их право и обязанность творчески определять свой путь к власти. Тем не менее в этой борьбе, как показал уже опыт СССР и других социалистических стран, выкристаллизовываются общие принципиальные черты, без которых общество не может называться социалистическим.

«Уничтожение» социализма в рамках ревизионизма производится его представителями как антропологическо-экзистенциалистского, так и неопозитивистско-сциентистского толка.

Дифференциация в сфере философского ревизионизма, как и следовало ожидать, произошла в соответствии с дифференциацией в современной буржуазной философии, хотя и преподносится молодежи как дифференциация в рамках марксизма. Образовалось, с одной стороны, антропологическое феноменологическо-экзистенциалистское псевдоматериалистическое направление, объявившее человека основным предметом философии. С другой стороны, определилось неопозитивистское направление сциентистского характера, подменяющее философию вообще, а марксистскую философию в особенности, специфической позитивистской интерпретацией научных методов современных точных наук.

Представители абстрактно-гуманистического антропологическо-экзистенциалистского направления в рамках ревизионистской философии, декларируя в среде молодежи необходимость сосредоточения внимания на гуманистической проблематике марксизма, в действительности подменяют марксистскую философию так называемой «философией человека». Молодежи приходится часто по душе философия, считающая человека своим основным предметом. Ей, недостаточно теоретически подготовленной, не приходит в голову, что антропоцентризм ревизионистского толка исходит из предположения, что мир существует только в образе человеческого мира, мира для человека и что это противоречит материалистическому представлению о мире, в котором человек — только часть этого мира, развивающаяся по всем законам движения материального мира. Еще меньше ей видны цели, которые при этом преследует ревизионизм и которые заключаются в том, чтобы внедрить в сознание молодежи ту мысль, что решение проблемы человека не зависит, мол, от социальных условий его существования, укоренить в ее сознании неклассовое толкование этих проблем и ревизионистское отрицание марксистского тезиса о сущности человека как совокупности общественных отношений.

По образцу своих наставников представители антропологического направления в ревизионизме социальному фактору противопоставляют биологические особенности человека, личные чувства и переживания. И тем представителям молодежи, которые отличаются философским индивидуализмом или привыкли обходиться обыденным сознанием, кажется близкой, понятной и в высшей степени гуманной спекуляция на проблемах индивидуальной жизни и личных переживаниях человека, характеризующая всю философию экзистенциализма, все равно, облечена ли эта спекуляция в сартровское понятие существования, сведенное к проблеме отношения людей к отчужденному и враждебному миру, или в «истинное» человеческое «наличное бытие» М. Хайдеггера, или в понимание человека как единства «неистинного» и «истинного», как «бытие — в ситуации» К. Ясперса.

Позитивистское направление ревизионизма, в свою очередь, характеризуется тем, что оно обусловливает уход молодежи и всех, кто к этому направлению приобщается, не только от марксистской философии, но и от философской проблематики вообще. Именно поэтому позитивистская ревизия марксизма оказывает особенно губительное влияние на молодежные движения. Неадекватная экстраполяция методологии точных наук на марксистскую философию ведет к псевдоматериалистическому толкованию закономерностей развития общественных явлений и самого общества. С позиции абсолютизации познания объекта, понимающегося как совокупность нейтральных по отношению к субъекту определенных данных, субъект не представляет собой активной силы общественного развития. Стихийности не противопоставляется активная и осознанная деятельность человека, вооруженного знанием объективных законов общественного развития, такая деятельность рассматривается скорее как тормоз, который задерживает это развитие. Отсюда следует тезис об отрицании руководящей роли марксистской партии в преобразовании общества, в движениях современности.

Одинаково вредными оказываются попытки и антропологизма, и позитивизма увести внимание молодежи от основных противоречий нашей эпохи. Если с антропологических позиций основное противоречие современного мира подменяется противоречием между мнимым гуманизмом и предполагаемым антигуманизмом, между «свободой» и «несвободой», между «демократией» и «тоталитаризмом», то с позиции эмпирического позитивизма основное противоречие нашей эпохи переносится, как мы увидим, в область технико-научных альтернатив.

Оба направления — и антропологизм и позитивизм, — внедряющиеся в общественную мысль и в сознание молодежи под ликом марксизма, несмотря на различие своих позиций и идейных источников, в конце концов создают единую платформу для общих антимарксистских и антисоциалистических выводов, становятся питательной средой политического ревизионизма, превращаются в общую, объединенную острой критической направленностью исходную позицию ревизии реально существующего социализма. Обе эти тенденции способствуют распространению мелкобуржуазного критического радикализма в среде молодой интеллигенции и студенчества и в конце концов приводят — и тех, кто «уничтожает социализм „во имя человека“, „гуманизма“ и „истинной демократии“», и тех, кто делает это, конструируя огромное число вульгарно-сциентистских теорий улучшения социалистического общества, — к выводу о необходимости уничтожения социализма. «Ceterum autem Carthaginem esse delendam!» — «Кроме того, полагаю, что Карфаген должен быть разрушен!» — так неизменно заканчивал свои речи в сенате Древнего Рима защитник аристократических привилегий, алчный и корыстолюбивый Катон Старший, во что бы то ни стало желавший падения Карфагена. Именно так заканчивают все свои «теоретические изыскания» ревизионисты — эти новоявленные «завоеватели» умов молодежи: «Кроме того, полагаю, что социализм должен быть разрушен!»

2. Социализм с позиций антропологизма, или «Философия человека» на страже устоев капитализма

Наиболее распространенной формой «критики» реального социализма со стороны современных буржуазных идеологов и ревизионистов антропологического направления является критика с позиций некоего абстрактного человека, сконструированного в соответствии с социальным идеалом буржуазии, с представлениями апологетов капитализма о буржуазном мире как лучшем из миров. На этой почве и с этой целью создаются различные концепции о человеке, объединяемые общим названием «философии человека», которыми пытаются подменить марксизм как теорию освободительного движения пролетариата, призванного осуществить общечеловеческую эмансипацию как единственно научное и истинное учение о человеке. Социализм же следом за марксизмом обвиняется в том, что он «потерял» человека. Заигрывание с проблемой человека, псевдонаучные концепции абстрактного гуманизма, свободы личности, гуманной демократии всегда есть спекуляция на обыденном сознании, особенно сознании молодежи.

Марксистская философия, а следовательно, и общество, основанное в соответствии с ее идеалами, критикуются ревизионизмом антропологического направления за то, что, поставив изменение сущности человека в зависимость от изменения общественных отношений, они будто бы не принимают во внимание единичность и неповторимость человеческого индивидуума. Марксистское положение о том, что изменение человеческой сущности происходит под влиянием и в результате изменения общественных отношений, объявляется псевдонаучной дефиницией, политическим лозунгом. Антинаучная «философия человека», демонстрируя отход от марксистского понимания диалектики объективного и субъективного в развитии общества как одной из решающих теоретических предпосылок единственно верного решения проблемы общества и индивидуума, их соотношения и обусловленности, составляет теоретическую основу абстрактной, утопическо-идеалистической концепции гуманизма и с позиций этой концепции осуществляет попытки теоретически обосновать необходимость разрушения социализма. Именно с позиций мелкобуржуазного радикализма, который создает себе идеал в соответствии с антропологическо-экзистенциалистской интерпретацией «философии человека» и хочет социализм привести в согласие с этим идеалом, происходит тотальное отрицание объективных закономерностей развития социалистического общества, самого социализма и на этой основе — приобщение к антисоциалистическому лозунгу международного ревизионизма, сформулированному как лозунг несоответствия теоретической схемы социализма реально существующему социализму.

Действительно, в марксистско-ленинской философии исходным для понимания человека является определение сущности человека как совокупности общественных отношений практически действующего индивидуума. В рамках марксизма-ленинизма проблематика человека всегда рассматривалась в тесной связи с развитием общества, с учетом изменения структуры этого общества и конкретно-исторических условий эволюции соотношения общества и личности. Проблему человека, бесспорно, можно решить, только исследуя личность и общество в органическом единстве, ибо условия существования индивидуумов в обществе — это условия, при которых эти индивидуумы «только и могут производить свою материальную жизнь и то, что с ней связано».[114] Но марксизм никогда не противопоставлял понимание человека как личности пониманию его как природного существа; марксистское определение общественной сущности человека, которое вызывает такой протест в кругах буржуазных и ревизионистских философов, протест, рассчитанный, естественно, на обыденное сознание масс, молодежи, ни в коем случае не означает сведѐния человеческой личности к ее общественной сущности.

Положение, что сущность человека есть совокупность всех общественных отношений, означает прежде всего то, что вне связи с общественной средой, с общественными условиями невозможно исследовать ни человека, ни его развитие, ни характер его деятельности. Оно означает также то, что только через определение общественной сущности человека возможно познание конкретной человеческой личности и целенаправленное воздействие на ее развитие. Марксистское понимание общественной сущности человека — это ключ к пониманию всякого учения о человеке, исходный пункт решения проблемы человека. Оно представляет собой открытие, которое невозможно переоценить. Такое понимание сделало возможным общественный интерес к человеку, учение о человеке превратить в предмет истинно научного анализа. Только благодаря этому пониманию от рассуждений о человеке общественная мысль перешла к науке, сделала человека предметом науки.

Марксистская философия человека в отличие от всех доктрин абстрактного гуманизма раскрывает истинные пути реализации человеческой свободы, стимулы и результаты его творческой активности. Она дает единственно верное решение проблемы освобождения человека, истинно всестороннего развития личности, которое может происходить только в тесной связи с процессом усовершенствования общественных отношений и на его основе. Именно это позволило основоположникам марксизма сделать революционный вывод: если сознание людей зависит от материальных условий жизни общества, то для массового формирования новых людей необходимо прежде всего изменение условий жизни общества.[115]

Чем объяснить, что именно в настоящее время проблема человека привлекает столь пристальное внимание представителей старого миропорядка, что она превратилась в тот фокус, в котором концентрируется острота и напряженность современной идеологической борьбы между социализмом и капитализмом? Как объяснить то обстоятельство, что идеологические представители того общественного строя, который несколько веков держит рабочий класс и другие слои трудящихся под игом угнетения, эксплуатации, который делает человека, как сказал бы Маркс, презренным, униженным существом, вдруг забеспокоились о человеке, о «правах» человека?

Очевидно, диалектика истории и здесь такова, что она заставляет врагов человека, извечных попирателей всех его прав рядиться в тогу его защитников. Диалектика истории говорит о том, что появление каждой новой формации связано с решением таких проблем, которые не укладываются в прежние представления о человеке. Буржуазное общество, например, в свое время выступило с такими требованиями о правах человека, которые выходили за рамки феодальных представлений. Нарождающаяся молодая буржуазия в лице своих идеологов (например, французских просветителей XVIII столетия) выступила с решительной критикой феодально-клерикальных представлений о человеке, против всего, что не согласуется с разумом. «Все было подвергнуто самой беспощадной критике; все должно было предстать перед судом разума и либо оправдать свое существование, либо отказаться от него. Мыслящий рассудок стал единственным мерилом всего существующего».[116]

Поэтому проблема человека особенно остро выступает в период борьбы различных общественно-экономических формаций, в эпоху перехода от одной формации к другой, возникновения новой формации из старой, как раз тогда, когда развитие общества своей логикой развития выдвигает перед людьми, передовыми классами задачи переделки себя и окружающего, создания качественно новой формы общества. Чем более глубок и основателен такой переход, тем более остро встает и вопрос о человеке, тем более глубоко задевает он интересы эксплуататорских классов. Соответственно, он встает менее остро при переходе от одной антагонистической формации к другой и более остро при переходе от антагонистической формации к формации неантагонистической, который является коренным переломом в положении человека, в его социальном положении и правах.