Помоги проекту - поделись книгой:
«Буржуазные отцы» капиталистического мира, мобилизуя психиатров, социологов, философов, писателей, журналистов, пытаются с их помощью дать какое-нибудь более-менее благопристойное объяснение современному поведению молодежи. Само самой разумеется, что они не стремятся к правдивому, отвечающему объективной истине ответу на вопрос: что случилось с молодежью? Их идеологические оруженосцы отлично понимают, кто повинен в деморализации молодежи. Но, чтобы замаскировать истинную сущность происходящих событий в глазах общественности, они апеллируют к возрасту, к специфическим особенностям психологии молодежи, шумно рекламируют концепцию «конфликта поколений». Использующие всякую возможность уйти от социальных характеристик, буржуазные идеологи всячески эксплуатируют проблему «отцов и детей», а теорией «конфликта поколений» с удовлетворением подменяют вопрос о классовых конфликтах. «Конфликт поколений» как конфликт между политически активными, так или иначе «идейными» отцами и противостоящими им безыдейными, разочарованными детьми, которым, дескать, надоели политика, идеи, революции и которые якобы хотят только материального благополучия и развлечений, развлечений и еще раз развлечений, в буржуазной литературе последнего времени, особенно после выступлений «новых левых», изображается как наиболее глубокий социальный конфликт современного общества. («История всех до сих пор существовавших обществ есть история борьбы между поколениями». —
Спору нет, молодежь всех времен и народов отличали и отличают возрастные психологические особенности, присущие всем молодым людям: энергия, энтузиазм, романтическая увлеченность, тяга к изменениям, готовность идти на жертвы, рвение к немедленному осуществлению своих идеалов. Ей свойственны незрелость суждений, эмоциональность, стремление к новому, политическая неопытность, излишняя доверчивость к громкой фразе. Ее характеризуют «благородный неукротимый огонь» (Ф. Энгельс), «бескорыстность, чистота, идеальность» (В. И. Ленин). Именно В. И. Ленин не однажды подчеркивал, что, решая задачу революционного воспитания молодых поколений пролетариата, необходимо учитывать возрастные и психологические особенности молодежи. Марксистские партии и ныне не устают повторять, что для успешного руководства молодежью необходимо не только понять, но и постоянно учитывать такие черты, которые в той или иной степени присущи всем, или почти всем, молодым людям — порыв, стремление к романтике, эмоциональность, веру в свои силы и одновременно нехватку опыта, поверхностность в оценке явлений, неустойчивость политических ориентаций, которые беспощадно эксплуатирует буржуазная пропаганда.[41] Подчеркивая необходимость учета возрастных особенностей, Ленин тем не менее всегда стоял за классовый подход к проблеме молодежи. Проповедники же концепций «конфликта поколений» различия между классами подменяют внутриклассовыми, в данном случае возрастными, различиями. На место классов ставятся произвольные группы людей («страты»), включающие представителей разных социальных слоев и объединенные по другому, не решающему — в данном случае возрастному — принципу.
Концепция «конфликта поколений», призванная стать альтернативой марксистско-ленинской теории классов и классовой борьбы, собственно, и используется для того, чтобы бунт молодежи в глазах общественности представить как движение отнюдь не социального характера, а самую молодежь изолировать от классовой борьбы, лишить ее четких социально-политических ориентаций, помешать серьезно осмыслить современный мир, понять неотвратимость классовых столкновений, постичь перспективы общественного развития, не дать приобщиться к революционной борьбе и, наконец, убедить ее, что ей чужды идеалы отцов, а мир ее интересов ограничен «расстоянием до кафе и кинотеатра» (Д. Готлиб). Молодежи всячески пытаются внушить, что «конфронтация поколений характеризует современный образ жизни» (Б. Вилсон).
Лженаучный тезис о фатальном характере мнимого «конфликта поколений» и взгляд на молодежь вне связи с классовой структурой капиталистического общества понадобились для того, чтобы перед лицом мировой общественности замаскировать истинную причину и характер выступлений молодежи против всевластия монополий, агрессии США во Вьетнаме, расовой дискриминации, против оживления неофашизма и неонацизма, чтобы представить эти выступления молодежи как «ошибки», «увлечения молодости».
Отдавая должное возрастным особенностям молодого поколения, его тем не менее ни в коем случае нельзя рассматривать как нечто абстрактное, взятое изолированно от социальной структуры общества, от борьбы классов. Молодежь не противостоит существующим в обществе классам; она составляет их органическую часть. В. И. Ленин как раз о студенчестве говорил, что его политические группировки отвечают политическим группировкам всего общества «не в смысле полной пропорциональности студенческих и общественных групп по их силе и численности, а в смысле необходимой и неизбежной наличности в студенчестве тех групп, какие есть в обществе».[42] И далее: «…студенчество не отрезано от остального общества и поэтому всегда и неизбежно отражает в себе всю политическую группировку общества».[43]
Другое дело, что не вооруженное ни определенными лозунгами и программой, ни пониманием перспектив развития и самого движения и всего общества в целом — о чем постарались «буржуазные отцы», — такое движение не может рассчитывать на успех. Это, собственно, и произошло с движением «новых левых», протест которых против существующих общественных отношений приобрел иррациональный, деструктивный характер.
Раздробленная конкуренцией масса рабочих в капиталистическом обществе только тогда превращается в класс для себя, в политически организованный класс, то есть в класс, осознавший свою историческую миссию, когда она в процессе борьбы начинает понимать свои интересы как интересы класса, их непримиримость с интересами капитала, когда «защищаемые ею интересы становятся классовыми интересами».[44] Короче говоря, для того, чтобы масса рабочих, в том числе и молодых рабочих, осознала себя как класс, необходим процесс социальной ориентации. Это отлично понимают идеологи капитала. Поэтому борьба за влияние на молодежь, превратившаяся в одну из насущнейших задач капитала, и идет прежде всего по пути социальной
Бесперспективность выступлений молодежи, в частности участвовавшей в движении «новых левых», урезанность, а скорее всего декларативность добытых ими реформ, незавидный итог искреннего и благородного порыва лучшей части этой молодежи были предрешены с самого начала. Такая предрешенность обусловлена не чем иным, как социальной незрелостью молодежи, не исключая и студенческую, ее классовой, идеологической дезориентацией, непониманием целей и средств всякой политической борьбы.
Человек — не пассивный созерцатель событий, он творческий участник истории. Определяющая направленность его активности, социальная ориентация — это богатство, накопленное человечеством в течение тысячелетий. Она предполагает формирование действенного отношения к жизни, осмысленности существования и определяет содержание и смысл жизни каждого индивида. «Жить, — писал Ж.-Ж. Руссо, — это не значит дышать, это значит действовать. Не тот человек больше всего жил, который может насчитать больше лет, а тот, кто больше всего чувствовал жизнь». От степени соответствия социальной ориентации человека требованиям времени зависит, проживет ли он жизнь, наполненную глубоким содержанием и смыслом, или израсходует ее — единственную и неповторимую — на удовлетворение ничтожных и мелочных интересов, утонет в обыденности мещанского быта, или — и того хуже — выступит на стороне сил, противостоящих прогрессу. В человеке, считал К. Маркс, главное не то, что он живет, а
Для молодежи, которой свойственно стремление к наиболее полному проявлению себя, своих способностей, чрезвычайно важно видеть перспективу, понимать ее значимость, верить в оправданность своих идеалов. Ничто так не обедняет жизнь молодежи, не деморализует, не опустошает ее, как отсутствие высокой, благородной цели, сведение всех интересов к узкому мирку собственного благополучия и покоя. Отсутствие высокой цели, благородных идеалов вызывает у молодежи ощущение бессмысленности существования, ставит ее в оппозицию к обществу, которое не способно наполнить ее жизнь значительными делами и достойными человека стремлениями. Человек, особенно молодой, счастлив только тогда, когда перед ним действительно благородная, отвечающая высшим человеческим идеалам перспектива, открыт простор для всестороннего развития всех его способностей. Понимание перспектив общественного развития, перспектив своего общества пробуждает в каждом духовную энергию и творческую инициативу, порождает чувство ответственности, чувство хозяина своей судьбы.
Значение правильной социальной ориентации современной молодежи, живущей в эпоху гигантского ускорения исторического развития, усложнения механизма общественной жизни, расширения круга социальных явлений, с которыми сталкивает ее жизнь, неизмеримо возросло. Социальная ориентация, если ее не хотят превратить в дезориентацию, должна отвечать требованиям времени, требованиям всех тех общественно-политических, научных и технических изменений, которыми отличается наша эпоха. Прогрессивная тенденция ныне в том именно и заключается, что общество предъявляет все большие требования к молодежи. Но и молодежь становится все более требовательной в отношении общества, и ее активное участие в общественном прогрессе находится в прямой зависимости от социально-экономического устройства общества и тех возможностей и средств, которыми оно располагает и пользуется в целях социальной ориентации молодежи. Адекватная требованиям времени социальная ориентация — это не только дань обществу. Это и важнейшее условие самоутверждения человека, без которого не может быть и речи о полноценной, наполненной смыслом жизни.
Ленин не однажды обращал внимание на значение самосознания как основы и источника самостоятельной, свободной активности. Чувство долга перед обществом и людьми, чувство ответственности за судьбы человечества становятся ведущими чувствами человека, они украшают его жизнь, делают ее богаче. «Богатый» человек — это человек, для которого общественная деятельность — это осуществление его собственной индивидуальности, который ощущает себя творцом, активным деятелем, несущим ответственность за все, что происходит на планете.
Современный монополистический капитализм своей идеологической деятельностью обусловливает духовный кризис молодежи, девальвацию ее социальных и нравственных идеалов, создает «вакуум идей», культивирует отчуждение. На его совести, как и на совести его верных сатрапов — ревизионизма, оппортунизма и сионизма, — не только распространение среди молодежи скепсиса, цинизма, обращение к своеобразным социальным наркотикам — безудержным развлечениям, политической индифферентности и, наконец, преступности. Главное преступление против молодежи в мире капитала — это
Американская молодежь, к примеру, в своем подавляющем большинстве не принимает участия в выборах хозяина Белого дома. «Трудно ожидать, чтобы американцы, и особенно молодежь, испытывали чувство гордости и почтения к системе власти, которая оскверняется и обесчещивается». Это сказал в бытность свою президентом США Д. Форд. Сказал он в ходе избирательной кампании — как раз тот редкий случай, когда в борьбе за голоса избирателей претенденты на пост президента говорят правду о партии, которую представляет его противник.
«Отлучение» молодежи от общественной деятельности ведет многих ее представителей в мир эгоистического «рационализма». Юноши и девушки стремятся оградить себя, свой внутренний мир от социальных интересов, тщетно надеясь прожить в неприемлемом ими мире без столкновений и конфликтов, которые этот мир несет. И капитал был бы вполне удовлетворен, если бы чувство отрешенности от политической жизни охватило всю молодежь поголовно. Однако большинству молодежи претит фактический запрет участвовать в общественно-политической жизни своих стран. Она не желает быть только объектом «манипуляции» господствующих классов. В коммюнике Политбюро ЦК Французской коммунистической партии, опубликованном накануне забастовки 13 мая 1968 года, говорилось: «Чего хотят студенты? Прежде всего и больше всего они не хотят вопреки их воле быть включенными в систему, цель и смысл которой им запрещено обсуждать». Молодежь противостоит социальной ориентации, направленной на адаптацию молодого поколения к существующему политическому порядку. История работает на коммунизм. И сама логика классовой борьбы, последствия, вызываемые противоборством двух систем, требуют адекватной современному общественному развитию социальной ориентации молодежи. Сама логика классовой борьбы способствует теоретическому вооружению молодого поколения. Главное значение в этом вооружении приобретает выработка научного материалистического мировоззрения, научно-теоретических представлений, приобщение к теоретическому осмыслению действительности с материалистических, классовых позиций. В наши дни все более широкие слои молодежи приобщаются к активной борьбе за мир и прогресс, за социалистическое преобразование мира. Именно поэтому капитал, перенесший центр борьбы в сферу теории, делает главную ставку на деидеологизацию молодежи, ее аполитизацию. Призывая молодежь «отказаться от идеологии старшего поколения», буржуазия, а точнее, ее подручные — ревизионизм, оппортунизм, сионизм — яростно доказывают ограниченность «идеологического мышления», мешающего молодежи ориентироваться в современном «технократическом» мире. Лозунг деидеологизации, сконструированный на фальшивой проповеди безыдейности, подчинен стремлению затормозить рост сознательности народных масс вообще и молодежи в частности, оставить ее в плену идеалов старого миропорядка.
2. …и укрощающие отцы, или Как потушить пламя человеческих идеалов?
Американский писатель Ф. Боноски, о котором уже упоминалось, попытался ответить на вопрос, почему преступный мир сейчас пополняется в основном за счет детей богачей? По его мнению, эти дети вдруг увидели и поняли, что их родители, прожив пятьдесят-шестьдесят лет только для того, чтобы наживать деньги, «не могли сказать ничего того, что стоило бы услышать». Жизненный опыт этих родителей не соблазняет их детей, не порождает желания подражать ему.
Встречался и автор с «детками» таких мультимиллионеров. Главное, что надолго врезалось в память после этих встреч, — это ничем не прикрытое презрительное, брезгливое отношение к собственным родителям, к их системе ценностей, первое место в которой отведено наживе, золоту. Именно демонстрируя протест против этой системы ценностей, молодежь Запада оделась в поношенные одежды с заплатами на самых неподобающих местах. Автор далека от иллюзии, что эти отпрыски когда-нибудь добровольно откажутся от миллионов своих отцов, какими бы грязными путями их ни накапливали. В своем большинстве они пойдут по пути своего класса и будут брать за горло каждого, кто посягнет на их собственность. Но пока что они «протестуют», хотя бы заплатами на одежде. (И мне подумалось: а чему противопоставляет свои одежды наша молодежь, повторяя западные заплаты? Таким же заплатам комсомольцев гражданской войны? Или полураздетых строителей Комсомольска и Магнитки?)
…Отгремели последние залпы Великой Отечественной войны. Моя родная земля лежала в руинах, оплакивая 20 миллионов своих замечательных сыновей и дочерей. Казалось, нужны столетия, чтобы залечить кровоточащие раны народа, подняться на ноги, возродить нормальную человеческую жизнь.
Именно в эти дни происходил разговор И. В. Сталина с сыном бывшего президента США Франклина Д. Рузвельта Э. Рузвельтом. Разговор шел о послевоенном экономическом сотрудничестве наших стран. И ничего так не заботило заокеанского гостя, как вопрос, «принесет ли сотрудничество США и СССР длительные выгоды для США?». Достаточно ли высокие проценты получит Америка от сотрудничества с истекающей кровью страной? Это спрашивал представитель страны, на которую благодаря советскому солдату не упала ни одна бомба.
В мире привыкли к словам, что Советский Союз спас человечество от фашистской чумы. И часто относят их только к освобожденным народам Европы. В Америке же и вовсе постарались поскорее забыть, что после молниеносного взятия Москвы и броска к Волге бесноватый фюрер намеревался незамедлительно перегруппировать войска, сконцентрировать их на Западе, поставить на колени Англию, осадить и блокировать США и Канаду.
И вот в первые же дни после войны, когда еще не выросла трава на могилах тех, кто грудью своей прикрыл американский народ, когда наши дети не наелись еще досыта хлеба, посланец толстосумов Америки ни о чем так не заботился, как о том, чтобы из наших бед извлечь достаточно высокую прибыль…
Ну как тут не понять «балующих» миллиардерских деток, которые отворачиваются от кумиров своих отцов?!
Распространение среди молодежи безыдейности, деидеологизация ее мышления и общественных интересов осуществляются с целью представить крушение буржуазной идеологии как отмирание идеологии вообще, хотя это и прикрывается благими намерениями поднять престиж науки, теории, которым якобы противостоит идеология как превратное представление о действительности.
«Отцы» концепции деидеологизации, преисполненные заботы о том, чтобы оградить неразумных отпрысков от идеологии и политики, объясняют необходимость «конца идеологии» требованиями, которые предъявляет к обществу НТР. Согласно их объяснениям развитие современного «индустриального общества» резко отличается от предыдущего этапа развития капитализма — капитализма свободной конкуренции. Современное «индустриальное общество» характеризуется, по их определению, «техническим» подходом к природе и деятельности. Такой подход претендует на универсальность и применимость не только к производству и корпоративному управлению, но и к сфере политики, правительственной деятельности, парламентской борьбе и т. п. И конечно, он совершенно несовместим с идеологией, высокими стремлениями, идеалами. Все подчинено одной науке и технике. К тому же, поскольку темпы преобразования современного общества весьма велики, его идеологи, как считает З. К. Бжезинский, вряд ли даже смогут своевременно приспособиться к ним и предвидеть проблемы завтрашнего дня. А из этого следует, полагает он, что «идеология становится консервативной, а не революционной силой».
Так называемый «технический» подход, по существу, означает не что иное, как прагматистское приспособление к ситуации и искусство извлечения из нее максимальных выгод. Эмпирический способ решения проблем вообще характерен для практики капиталистов как класса, для всех его идеологических отображений и особенно для сионизма. Тезис о «закате идеологии» является лишь флагом, которым теоретики деидеологизации прикрывают защиту интересов государственно-монополистического капитала; он представляет собой определенную политическую философию современной монополистической буржуазии.
В своем нынешнем виде буржуазная концепция деидеологизации была сформулирована американскими социологами Д. Беллом и С. Липсетом, а также их западноевропейскими коллегами, среди которых особо яростно выступал в защиту теории «конца идеологии» сионист Р. Арон.[45] Д. Белл и его единомышленники свою концепцию деидеологизации обосновывают тем, что современная молодежь выросла в эпоху, когда старые идеи и идеалы потеряли свою силу и привлекательность, поэтому, мол, и нет никакой необходимости приобщать к ним молодое поколение. Старые идеи — это ценности «доиндустриального» общества, а для «индустриального» общества, в котором молодежь живет сейчас, а тем более «постиндустриального», в котором ей предстоит жить, вообще совершенно чужды такие ценности, как идеология, идеи, мечты, стремления. Все будет подчинено конъюнктурному расчету, производимому с помощью кибернетики.
Ревизионизм, активно используемый монополистической буржуазией в качестве ударной силы деидеологизации, — это не просто бессистемный набор антимарксистских, антикоммунистических критических установок. Идеологическая концепция ревизионизма представляет собой известную
Позитивистски ориентированные ревизионисты по примеру Белла и Арона пытаются убедить молодежь в том, что наука несовместима с идеологией, что она будто бы беспристрастна и объективна, независима от классовых интересов. А вот идеология, дескать, обусловлена классовыми интересами и поэтому искаженно отражает мир. Именно с этих позиций лозунг деидеологизации активно отстаивали философы, группировавшиеся вокруг издававшегося в Загребе югославского журнала «Praxis», на долгое время ставшего основным печатным органом международного ревизионизма. Его представители считали, что партийность лишает ученого «свободы мышления», связывает его определенными идеологическими требованиями и тем нарушает научный характер исследования. Один из членов его редакционного совета, французский ревизионист А. Лефевр, объяснял стагнацию, застой, которые якобы переживает марксистская философия, именно тем, что она слишком тесно связана с политикой и общественной практикой. Против «идеологических наслоений», будто бы мешающих научному подходу к общественным проблемам, выступал австрийский ревизионист Э. Фишер.
Между тем понятие научной идеологии было введено В. И. Лениным именно как понятие определенного соответствия объективной реальности, как понятие, которое может
К. Маркс неоднократно обращал внимание на то, что классовые интересы неизбежно приводят одних к искаженному пониманию действительности, других — к более адекватному ее познанию. Именно отсюда было выведено и положение о пролетариате как наиболее революционной силе общества, который, как никакой другой класс, заинтересован в адекватном познании закономерностей общественного прогресса. Сила пролетариата, его историческая миссия на том и зиждутся, что только его, пролетариата, идеология совпадает с единственно научной общественной теорией — марксизмом. Именно потому, что субъективные цели рабочего класса совпадают с перспективой объективно развивающейся общественной действительности, отражение действительности в сознании рабочего класса не носит извращенного характера, оно научно и прогрессивно. Стремление противопоставить проблему истинности знания ее мировоззренческим и аксиологическим аспектам всегда означает желание отмежеваться от актуальных проблем преобразования общества, от прогресса, всегда ведет к борьбе против этого прогресса и отвечает интересам сил, заинтересованных в социальной дезориентации масс, молодежи в особенности.
Концепцию деидеологизации неискушенной молодежи пытаются представить как «надпартийную», потому что она якобы дает одинаковые шансы идеологии буржуазной и идеологии социалистической и выглядит как некая «третья позиция». Но в действительности «третья позиция» в решении этой альтернативы сама по себе идеологична, ибо всякое намерение лишить пролетариат его идеологии является средством его идейного разоружения, а значит, выражает интересы класса, заинтересованного в этом идейном разоружении, то есть интересы буржуазии. Именно поэтому В. И. Ленин писал, что беспартийность — идея буржуазная, а партийность — идея пролетарская.
Ширма деидеологизации и беспартийности всегда используется для прикрытия классового содержания проповедуемых идей и концепций. В. И. Ленин, продолжая борьбу К. Маркса и Ф. Энгельса за партийность, против партии «середины», был беспощаден ко всяким проявлениям «деидеологизации», будь то лозунги беспартийности, объективизма или декларирование «третьей позиции». В. И. Ленин постоянно подчеркивал, что «в обществе, раздираемом классовыми противоречиями… не может быть никогда внеклассовой или надклассовой идеологии».[48] «…Ни один живой человек
Апологетика концепции деидеологизации объясняется в огромной степени субъективизмом ее носителей, которые исключают самих себя из общественной обусловленности и общественных закономерностей, забывая, что каждый из них, так или иначе обращаясь к теории, тоже представляет собой, как напоминал К. Маркс, прежде всего исторически обусловленного общественного субъекта.[50] Именно непонимание своей собственной общественной обусловленности приводит их к тому псевдонаучному выводу, что только независимый от общества, общественно необусловленный индивидуум способен объективно познавать окружающую действительность.
Философский индивидуализм — явление далеко не редкостное, особенно в общественной мысли буржуазного Запада. Он сродни идеологии сионизма, гегемонизма, эгоцентризма и всякому проявлению «независимости» от общественной реальности. Под влиянием западной буржуазной философии он распространился очень широко, придавая своеобразную окраску некоторым общественным движениям. Именно философский индивидуализм, воспринятый идеологами «новых левых», предопределил их кичливое отношение к идеологии и политике, которое не только не обеспечило движение «независимости», о которой они мечтали, а, наоборот, предопределило переход значительной части движения на позиции наиболее ненавистной им буржуазно-либеральной идеологии. Отказавшись от идеологии, а точнее, декларируя такой отказ — ибо вне идеологии невозможно никакое движение, как бы этого ни хотелось его организаторам, — отвергнув четкую программу, определенную стратегию и тактику борьбы, «новые левые» тоже считали, что это поднимает их выше существующих классовых разногласий, позволяет стать той «третьей» силой, которая, размежевавшись и с капитализмом и с социализмом, объединит вокруг себя самые разнородные оппозиционные силы.
Ревизионизм пытается убедить молодежь, что отказ от идеологии лежит в основе независимости науки, гарантирует науку, теорию от искажения в интересах классов. Положение, согласно которому объективное познание общественных явлений и процессов невозможно вследствие его неизбежного искажения в интересах класса, в интересах общественных задач, особенно импонирует международному антикоммунизму и ревизионизму. Оно им импонирует и в силу субъективно-идеалистического характера ревизионизма, и по политическим соображениям. Но прежде всего по соображениям, связанным со стремлением отвлечь внимание молодежи от насущных задач современности. Любые варианты «связи с жизнью» подвергаются буржуазными теоретиками и международным ревизионизмом уничтожающей критике постоянно, и, как правило, критика эта ведется с позиций буржуазной социологии, в частности с позиций «социологии знания» К. Манхейма, который утверждал, что наука, познание тем объективнее, чем меньше их зависимость от социальных условий, и что беспристрастным выразителем истины может быть только субъект, абстрагировавшийся от общественной обусловленности.
Ревизионизм не только пытается отвлечь внимание молодежи от общественных интересов, но и стремится доказать ей, что за учетом конкретно-исторических условий и задач общества скрывается научная несостоятельность марксизма. Но учет конкретного многообразия картины современного мира, как и политические убеждения, не противоречат научному характеру теории, а, напротив, предопределяют его, способствуя более глубокому познанию общественных явлений. Критикуя Л. Фейербаха, К. Маркс писал, что он «слишком много напирает на природу и слишком мало — на политику. Между тем, это — единственный союз, благодаря которому теперешняя философия может стать истиной».[51]
Концепция деидеологизации в действительности направлена против революционной деятельной сущности марксизма-ленинизма. Диалектический материализм по своей природе не может быть нейтральным в идеологической борьбе, поскольку партийность и преобразующая функция составляют неотъемлемые характеристики диалектико-материалистической теории познания. Речь, следовательно, идет не только об отказе от диалектического материализма как методологии преобразующей деятельности общества, но и об отказе от обобщения результатов общественно-производственной практики людей, то есть об отрицании необходимости тесной связи философии с жизнью — идея, которую ревизионисты, как мы видели, несут в массы молодежи открыто, не прибегая даже к привычному для них камуфляжу.
К. Маркс всегда решительно выступал против отрыва философии от решения злободневных проблем общественного развития. Мирская мудрость — философия — должна заниматься мирскими делами, говорил К. Маркс. При этом он подчеркивал, что вопрос заключается не в том, следует ли вообще философствовать о насущных проблемах, а в том, философствовать о них хорошо или дурно, последовательно или непоследовательно.[52]
В. И. Ленин также не однажды критиковал разного рода оппортунистические демагогические выступления против «утилитаризации» марксистской философии, осуществляемой якобы в ущерб «коренным целям». «У вас выходит, — писал В. И. Ленин, — что эти коренные цели — что-то вроде „ангельского идеала“, не связанного с „грешной“ борьбой за дело дня, за злобу данной минуты. Смотреть так значит превращать социализм в сладенькую фразу, в сахарное миндальничанье. В каждую борьбу за каждую злобу дня надо вкладывать
Противопоставление марксистской теории практике коммунистического строительства, революционному движению, политике, революционным задачам пролетариата нельзя рассматривать иначе, как попытку ниспровергнуть марксизм как действенную, преобразующую партийную и научную идеологию, которая в силу своей действенности, революционности представляет основную угрозу для всех противников рабочего класса. Марксистская философия — философия познания и революционного действия. Определяя ее коренное отличие от всех философских систем прошлого, К. Маркс, как известно, обращал особое внимание на ее действенный, революционный характер. В. И. Ленин неизменно подчеркивал в ней внутреннее, органическое соединение высшей и строгой научности с революционностью. Марксизм как общественная наука, писал В. И. Ленин, впервые сознательно ставит перед собой задачу содействовать классу угнетенных в его борьбе, стремится выразить его практические задачи путем научной теории.[54] Концепция же деидеологизации уводит молодежь далеко от постановки «практических задач», о которых говорил В. И. Ленин, ставит понимание задач философии в противоречие с преобразующей ролью марксистской философии. Лозунг деидеологизации марксистской философии, попытки отделить марксизм от революционной политики коммунистических партий выражают стремление определенных сил сковать революционную практику рабочего класса, энергию молодого поколения, обречь на поражение их выступления, поскольку ни одно движение не может быть успешным, если оно не опирается на теорию, правильно отражающую объективные законы общественного развития. «Без революционной теории, — говорил В. И. Ленин, — не может быть и революционного движения».[55]
Критика капитализма дает ничтожно малые результаты, если она не ведется с позиций того класса, который в силу своего положения призван ликвидировать капиталистическое общество, и если эта критика не согласуется с деятельностью такого класса и его научной теорией. Ярким свидетельством этого опять же может служить безрезультативность движения «новых левых» — различных по своему положению и мировоззрению разнородных групп молодежи, студентов, интеллигенции, отрицательное представление которых о капитализме не соответствовало позиции рабочего класса. И хотя всех их объединяло крайне критическое отношение к действительности, оно, к сожалению, не сопровождалось пониманием перспектив развития их движения и человеческого общества в целом. Существующее положение вещей они пытались отрицать с позиций анархистски настроенных студентов, мелких лавочников, различного рода служащих и многих других «бунтарей» против status quo, то есть с позиций
Теория деидеологизации — это в конечном счете одна из форм проповеди стихийности в рабочем движении, в движениях современности вообще. А стихийность, в какой бы форме она ни проповедовалась, всегда представляет собой отрицание ведущей роли марксистско-ленинской партии, деятельности этой партии по внесению сознания в рабочее движение, предопределяющей победу рабочего класса, ибо, как говорил В. И. Ленин, «исключительно своими собственными силами рабочий класс в состоянии выработать лишь сознание тред-юнионистское».[56] «Теоретически обосновав» возможность лишения пролетариата его научного миропонимания, ревизионизм демонстрирует свою духовную связь с Г. Маркузе, который, развивая идею о снижении революционности рабочего класса, как уже говорилось, назвал субъектом революционного процесса современную «нонконформистскую молодую интеллигенцию», представляющую собой, по Маркузе, носителя политического сознания, и тем оказал этой молодой интеллигенции поистине «медвежью услугу».
Переход молодежи на позиции духовных ценностей нового мира, выраженных через пролетарское сознание, весьма не легок. Он предполагает приобретение революционного опыта, усвоение социалистической идеологии в практической деятельности, в революционной борьбе. Подчеркивая значение теоретической учебы для формирования молодых революционеров, Маркс и Энгельс обращали особое внимание на то, что такое формирование возможно только в единстве теории и практики. Без непосредственного участия молодых рабочих в классовой борьбе, когда теоретические знания проверяются и дополняются опытом, идейное воспитание не может быть действенным и последовательным.[57] В революционных выступлениях против буржуазного мира складываются боевые, революционные качества молодежи, растет ее солидарность с рабочим классом, воспитывается способность к общественным преобразованиям. «Только борьба воспитывает эксплуатируемый класс, только борьба открывает ему меру его сил, расширяет его кругозор, поднимает его способности, проясняет его ум, выковывает его волю».[58]
Современные политические движения молодежи, даже независимо от их результатов, не проходят бесследно. Борьба против антиобщественного характера старого миропорядка, против фашизма, разгула реакции и военщины, являясь ареной проявления истинно человеческих чувств, объединяет молодежь, сплачивает ее на основе высоких идейных целей, воспитывает в ней лучшие духовные черты — уверенность в своих силах, активность и организованность, решимость, волю к победе. Эти движения все больше характеризуются ростом боевитости, стремлением приобщиться к революционным идеалам, попыткой осмыслить и связать решение конкретных проблем молодежи с решениями общих кардинальных проблем развития общества. Рабочая молодежь на собственном опыте убеждается, что борьба против эксплуатации является ее жизненной необходимостью. Студенты и молодая интеллигенция начинают все больше ориентироваться на рабочий класс, осознавая необходимость его ведущей роли, на марксистские партии, марксистско-ленинскую теорию, «поворачиваются к Марксу в поисках руководства и вдохновения».[59]
Убедилась в бесперспективности и бесплодности выступлений, которые не возглавляются рабочим классом и не подчинены научной программе общественного преобразования, и значительная масса «новых левых». Автору довелось слышать Ж.-П. Сартра во время его пребывания в Праге в 1968 году, который рассказывал, как в результате майских, баррикадных сражений в Париже, одержав частичную победу, студенты Сорбонны в конце концов пришли к проходной завода «Рено» с красным стягом, на котором было написано: «Возьмите в свои руки власть из наших слабых рук».
Таким образом, отправной точкой идеологической и теоретической дезориентации молодежи, исходным пунктом наступления ревизионизма на ее общественные интересы и потребности стала концепция деидеологизации, псевдонаучная метафизическая идея отрыва общественной науки от общественной практики, признание активности марксистско-ленинской философии только в абстрактно-гносеологическом смысле. Все это должно, по представлению ревизионистов и их вдохновителей, теоретически обосновать в сознании молодежи антисоциальное требование буржуазии ниспровергнуть научную теорию общественного развития как теорию познания и действия, как преобразующую научную и партийную идеологию, именно в силу своей действенности представляющую для буржуазии основную опасность. Из стана буржуазной идеологии раздаются нередко голоса в пользу «редеидеологизации» и настоятельной необходимости обращения к идеологии, естественно, к идеологии буржуазной и с целями, далеко отстоящими от целей прогрессивного развития общества. Такая «редеидеологизация» представляет собой ту же деидеологизацию, только под другими знаменами.
Глава IV. «Материя исчезла» опять…
1. Кому помешал основной вопрос философии?
Вся история развития философии есть история беспощадной борьбы материализма с идеализмом, борьбы за обращение в свою веру новых и новых поколений. Тем не менее вопрос об отношении к материализму никогда не был так актуален, как в настоящее время. От отношения молодежи к нему, от ее ответа на этот вопрос зависит определение места каждого молодого человека в борьбе основных философских направлений, которые в конечном счете выражают тенденции и идеологию противоположных классов современного общества.
Наиболее тлетворное влияние на молодежь, тянущуюся к марксизму, оказали псевдоматериалистические тенденции «философии практики», развитой в работах философов, объединявшихся вокруг журнала «Praxis». Эта «философия» отстаивалась и отстаивается сейчас всеми, кто принадлежал к его международному редакционному совету, то есть А. Лефевром, К. Косиком, Ю. Стринкой, Л. Колаковским, З. Бауманом, Э. Блохом, Л. Гольдманом, Ю. Хабермасом, Э. Фроммом, Г. Маркузе и другими. Именно они наиболее активно внедряли субъективный идеализм в сознание молодежи в организованной журналом «Praxis» ежегодной летней Корчуланской школе. Апологетами «философии практики» были и Р. Гароди, и Э. Фишер, и Ф. Марек. Главное, чем характеризуется «философия практики», — это
Ревизионизм демонстрирует отрицание ленинизма с помощью лозунга «Назад к Марксу», под прикрытием которого отвергает, по существу, диалектический материализм. Позаимствовав из «западной марксологии» спекулятивную тенденцию, в соответствии с которой следует различать учение «молодого», более революционного Маркса, и Маркса «зрелого», якобы изменившего своим юношеским идеалам, декларируя необходимость заново изучать К. Маркса, ревизионизм противопоставляет марксизму ленинизм, нарушая тем самым целостность марксизма-ленинизма. С помощью противопоставления марксизма ленинизму ревизионизм хотел бы уменьшить его влияние на молодежь, ослабить его жизненность и действенность, ибо именно В. И. Ленин развил марксизм в соответствии с новыми конкретно-историческими условиями. «Марксизм» без ленинизма, «марксизм», абстрагированный от изменяющихся конкретно-исторических условий общественного прогресса, от концепций, развитых в зависимости от этих условий, — это и есть та канонизированная икона, та теория, из которой выхолощено революционное содержание.
Ревизия ленинизма осуществляется по двум основным линиям. С одной стороны, ленинизм противопоставляется марксизму как национальное, чисто русское явление, чем снимается его международное значение. С другой стороны, ленинизм ревизуется как философская наука. Отрицание международного характера ленинизма, низведение его к «русскому варианту» марксизма служит решающим аргументом в пользу возможности сохранения западного капитализма, хотя история общественного развития давно подтвердила, что нет другой такой философской теории, которая, подобно ленинизму, воплощала бы в себе диалектику всеобщего, особенного и специфического и так творчески отражала бы находящиеся в диалектическом единстве интернациональный характер борьбы международного пролетариата и национально-историческую специфику революционного развития отдельных стран.
Противопоставление ленинизма как идеологии марксизму как науке потребовалось международному ревизионизму, чтобы убедить молодежь, что ленинизм — это только идеология, только апологетика политической практики, что с наукой он ничего общего не имеет. Усилия ревизионизма направлены на то, чтобы поставить под сомнение научный характер общественных преобразований в СССР и других социалистических странах, осуществляемых в соответствии с ленинской теорией социалистической революции, чтобы ослабить международное коммунистическое движение, лишив его научной ориентации в борьбе за демократию, социализм и прогресс.
Доводы, которые использовали против ленинизма Р. Гароди, Э. Фишер, Ф. Марек и другие ренегаты, сводятся к тому, что, поскольку «сциентизм» превращает марксистскую философию в служанку политики, в идеологию «апологетики и конформизма», постольку будто бы противопоставление политика В. И. Ленина философу К. Марксу совершенно закономерно. По тем же соображениям ленинизм, развитие марксистскими партиями его положений ревизиониствующие критики ленинских работ следом за Г. Маркузе характеризуют как позитивистски-апологетическое мышление.
И тут отрицание ленинизма ревизионизмом перерастает в наступление на материализм, обнаруживая тем самым истинные цели этого отрицания. Именно В. И. Ленин показал, что ревизионизм в области философии свои нападки на марксизм начинает с опровержения материализма, с пересмотра общих теоретических посылок всего материалистического направления.
Постановка этого вопроса В. И. Лениным имеет огромное значение для понимания тактики современного ревизионизма. Она помогает не только обнаружить пороки в рассуждениях современных врагов марксизма, но — что особенно важно — увидеть и показать молодежи источники этих пороков, раскрыть перед заблуждающимися последователями ревизионизма классовую сущность и гносеологические корни теоретических концепций и методологических приемов, которые ревизионисты используют для воспитания молодого поколения в антиматериалистическом духе. Она напоминает о том, какое огромное значение следует придавать определенной и четкой партийной позиции в борьбе противоположных философских направлений, идеологий и систем, как беспощадно следует разоблачать неопределенность и непоследовательность ревизионизма, его расплывчатость, неуловимость, его софистику и эклектику.
То, что работы Ленина внушают буржуазным философам и ревизионистам «лишь злобу и ужас», как раз и объясняется тем, что ленинская критика не была частной критикой частного направления среди эпигонских течений буржуазной философии. Ленинская критика махизма и махистской формы ревизионизма была одновременно критикой всей идеалистической философии и буржуазной идеологии. Хотя, скажем в работе «Материализм и эмпириокритицизм», непосредственным предметом его критики был эмпириокритицизм, В. И. Ленин раскрыл типичные для всех фальсификаторов материализма приемы и способы нападок на марксизм и четко сформулировал марксистские принципы критики всякой идеалистической философии и ревизионизма. В. И. Ленин отметал спор «о частностях, о деталях», об отличии одного течения буржуазной философии от другого, он критиковал характерные,
В. И. Ленин защищал и развивал основные принципы диалектического материализма как продолжения материалистической философской традиции, как исторически наиболее последовательной формы материализма, как первого в истории общественной мысли последовательно материалистического миропонимания. К защите принципов диалектического материализма как цельного материализма он подходил не с точки зрения спора о формулировке того или иного положения, взятого в обособленности и фиксированного в оторванности от системы: он решительно настаивал на монолитности, неделимости и системной целостности марксистской философии в неделимом единстве всех ее основных положений, посылок, частей. «В этой философии марксизма, вылитой из одного куска стали, нельзя вынуть ни одной основной посылки, ни одной существенной части, не отходя от объективной истины, не падая в объятия буржуазно-реакционной лжи».[60]
На примере критики махистского ревизионизма В. И. Ленин раскрыл основной общий методологический прием всякого ревизионизма, именно его стремление аналитически разлагать систему марксистской философии на части и, начисто «забывая» об исходной аналитической абстракции, о той системе, слагаемыми которой эти части являются, фиксировать их в этой изолированности и односторонности, требуя затем их дополнения какими-либо тезисами, заимствованными из того или иного эпигонского течения буржуазной философии. Этот «аналитизм» характерен и для современных фальсификаторов марксизма, он используется ими для оправдания «соединения» марксизма с теми или иными течениями буржуазной философии, для «дополнения» его идеями, заимствованными у этих течений, для создания видимости того, будто ревизии подвергается не марксизм в целом, а лишь та или иная его часть, то или иное положение, уточняется или дополняется та или иная формулировка материализма.
Применение современными фальсификаторами марксизма такого приема обнаруживается прежде всего в «раздвоении» марксистской философии на диалектику и материализм с целью устранения как одного, так и другого. Этот прием характерен особенно для представителей антропологическо-гуманистической концепции современного ревизионизма. Он используется ими прежде всего для борьбы против материализма: они сознают, что материалистическое миропонимание есть фундамент революционной диалектики, лишившись которого она превращается в абстрактную и беспочвенную спекуляцию, наподобие той, которую мы встречаем в «диалектико-подобных» рассуждениях самих абстрактных «гуманистов».
Показательно, что этот отрыв диалектики от материализма сопровождается, как правило, критикой книги В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» за стирание якобы различия между марксистской философией и старым материализмом, следовательно, под предлогом возвращения марксизму его специфичности, аутентичности. В. И. Ленин видел принципиальное различие между диалектическим и метафизическим материализмом, между революционно-критической философией К. Маркса и созерцательным материализмом. Но это различие В. И. Ленин никогда не доводил до отрыва марксистской философии от материалистической традиции: он развивал и углублял понимание установленного Марксом в его «Тезисах о Фейербахе» отношения его философии к предшествующему материализму, рассматривал эту философию как высшую форму материализма.
Ленинское понимание отношения марксистской философии к предшествующему материализму, четко очерчивающее границы между преодоленным и удержанным, органически вошло в состав диалектического материализма: марксистская философия рассматривается не как прекращение, а как продолжение материалистической традиции. Следовательно, отрыв философии марксизма от философской традиции материализма считается не менее опасным, чем ее отождествление с созерцательным материализмом. Именно этот вывод не устраивает буржуазно-ревизионистских критиков материализма вообще, диалектического материализма в особенности и прежде всего, и поэтому они стремятся «опровергнуть» его.
Истолковывая диалектический материализм как насильственное соединение двух «аспектов» — материалистического и диалектического, эти критики утверждают, что «материалистический „аспект“ диалектического материализма безусловно противоречит пониманию человека как существа практики». Таким образом, они пытаются поставить каждого приобщающегося к марксизму перед ложной дилеммой: либо философия Маркса не материализм, либо ей присущи недостатки старого материализма. Даже тезисы Маркса о Фейербахе изображаются ими не как критика созерцательности предшествующего материализма, а как критика материализма вообще. Соответственно этому марксистская философия «очищается» не от того, в чем К. Маркс действительно видел недостатки созерцательного материализма, а от того, в чем он не упрекал и не мог упрекать предшествующий материализм, а именно: от признания первичности материи и понимания мышления как отражения. Современные ревизионистские интерпретаторы Маркса идут столь далеко в своей необъективности, что утверждают, будто «уже из первого тезиса о Фейербахе вытекает, что для Маркса природы самой по себе не существует», что «природа сама по себе для Маркса — ничто» или нечто, лишенное каких-либо свойств, и поэтому говорить о «диалектике» и «отражении» «этого ничто, которое подтверждается как ничто и остается им, для Маркса не только невозможно, но и бессмысленно» (М. Кангрга).
Это типичное рассуждение современного антропоцентрического «гуманиста», как мы видим, ничем, по существу, не отличается от таких, к примеру, махистских утверждений, которые были подвергнуты уничтожающей критике в работе В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм»: 1) материя «вне опыта» есть нечто немыслимое и неизвестное, то есть ничто; 2) физический мир есть создание человека и совпадает с «социально-организованным опытом».
В. И. Ленин опроверг эти тезисы, хотя антропоцентрического гуманизма как определенного ревизионистского течения еще не существовало. Но он прекрасно видел весь типичный набор идеалистических софизмов, используемых против материализма.
Современных антропоцентристов не интересует классический способ ответа на вопрос об отношении мышления к бытию, сознания — к материи, хотя они и пытаются это представить иначе молодежи и всем тем, кого зовут за собой. Но это — ничего больше, как старый, избитый прием всех отрицателей борьбы партий в философии в их попытке «подняться» выше этой борьбы, всех изобретателей некоего «третьего пути», которым легче всего соблазнить молодежь, отвергающую авторитеты и догмы. К этому «третьему» пути ныне принадлежат и те, кто пытается доказать, будто К. Маркс не продолжал и не усовершенствовал материализм, а коренным образом порвал с материалистической традицией, преодолел и материализм, и идеализм — основные и противоположные направления в философии. Отрицание различия между сущностью материализма и той или иной исторической формой его помогает современным фальсификаторам марксизма сводить все ступени в развитии материализма к наименее развитым его формам, иными словами — сводить высшую форму материализма к низшей, диалектический материализм, скажем, к механистическому материализму, чтобы легче можно было критиковать первый.
Наступление на диалектический материализм представители ревизионизма потому и начинают с опровержения ленинизма, что правильное ленинское понимание отношения марксистской философии к материализму снимает эффективность современных фальсификаций марксизма. Это понимание к тому же предполагает как необходимое условие партийную позицию в философии. Именно В. И. Ленин всегда настоятельно подчеркивал, что непременным условием любой научной критики идеализма является последовательное отстаивание партийной линии в философии, последовательное проведение материализма, несовместимое с какими-либо уступками идеализму.
Попытки опровержения ленинской аргументации и всего ленинизма как воинствующего материализма чаще всего упираются в положение о первичности материи. Даже обыденному сознанию, не приобщенному к мудрости философии, из одной только повседневной обыденной жизни абсолютно понятно, что «люди в первую очередь должны есть, пить, иметь жилище и одеваться, прежде чем быть в состоянии заниматься политикой, наукой, искусством, религией и т. д.».[63] Как же быть с опровержением материализма перед лицом действительной жизни, в которой «как раз и начинается действительная положительная наука, изображение практической деятельности, практического процесса развития людей».[64]
Ревизионизм и оппортунизм давно завоевали себе печальную славу спекуляциями на обыденном сознании. Уже В. И. Ленин обращал внимание на связь ревизионизма и оппортунизма с мещанским либерализмом, на то, как оппортунисты спекулируют на иллюзиях либерализма, незрелых потребностях публики, несвоевременных требованиях молодежи. И теперь в расчете на обыденное, не теоретическое, сознание молодежи ревизионизм пытается
Спору нет. Борьба за сохранение мира, борьба с угрозой войны представляет собой жизненно важную задачу современности. Но нельзя спекулировать на чувствах людей, на их стремлении жить в мире, подменяя ими объективные закономерности мира. Не подменяется же в зависимости от личных симпатий и потребностей закон земного притяжения! Впрочем, если бы от земного притяжения зависела судьба классов и общественного устройства, то нет никакого сомнения, что вокруг него кипели бы не меньшие страсти, чем вокруг законов и закономерностей общественного развития.
Тенденции к пересмотру и подмене основного вопроса философии можно проследить и у буржуазных философов, в частности, Э. Гуссерля и М. Хайдеггера, но особенно они проявляются в ревизионистских концепциях последователей «Praxis’a», например, А. Лефевра, который полагает, в частности, что деление философских систем на материалистические и идеалистические вызвало якобы «грубое вторжение в науку и философию определенной преходящей политической конъюнктуры с ее политической оценкой» и что это деление, а точнее, противопоставление материализма идеализму представляет собой «тему, которая обнаружила уже тенденции к склерозу».
На основе абсолютизации категории практики ревизионизмом создаются теоретические конструкции, в соответствии с которыми категорией «практики» подменяется категория материи, поскольку якобы вне человеческой практики не существует никакой объективной реальности. В рамках «философии практики» утверждается, что для марксизма природа, материя суть не объективная реальность, существующая независимо от человека, а продукт человеческой деятельности, результат практики человека, и без него она немыслима. «Человек, — говорит М. Кангрга, — производит, создает, полагает природу как свой предмет, который есть опредмечивание его субъективных сущностных сил… Он производит природу, поскольку сам испокон веков является природой, и именно такая природа для него существует или, точнее, сама становится человеческой природой, и только потом эта природа, которая таким образом становится для себя в человеке как чувственно-телесно-деятельном существе, является как основой природы, так и основой человека. Бытие человека, следовательно, то, благодаря чему существуют и человек, и природа, является делом человека».
Обоснование нейтральности идеалистического и материалистического решений основного вопроса философии понадобилось современному ревизионизму все для той же дезориентации молодежи, для того чтобы убедить ее, что решение основного вопроса философии никоим образом не связано с прогрессивностью или реакционностью классов, и что от его решения нисколько не зависит характер классовых идеологий, что материализм и идеализм могут в одинаковой степени служить как прогрессивным, так и реакционным классам. Югославский ревизионист М. Филипович, в частности, критикует книгу В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм», помимо всего прочего, и за воплощение идеи, что материалистическое решение основного вопроса философии способствует, в конечном счете, прогрессивным силам общества, тогда как идеалистическое решение, в конечном счете, отвечает интересам реакционных сил. Характерно, что такой упрек делается М. Филиповичем от имени «аутентичного Маркса», хотя сам Маркс, например, в «Капитале» специально подчеркивал, что материалистическое решение является единственно верным, следовательно, единственно научным. Не признавать этого — значит, лить воду на мельницу фидеизма, поповщины, подрывать научное понимание законов общественной истории.
Изображая Марксову философию как синтез материализма и идеализма, современные ревизионисты выступают против того решения основного вопроса философии, которое сформулировал Ф. Энгельс, воспринял и дальше развил В. И. Ленин. Представители «философии практики» утверждают, в частности, что необходимо основным вопросом философии считать не вопрос об отношении мышления к бытию, а вопрос об отношении всего человека к миру. Г. Петрович, например, в своей книге «Философия и марксизм» пишет по этому поводу: «Основной вопрос философии можно интерпретировать и так, что здесь речь идет не об отношении природы к абсолютному духу, а об отношении природы к человеческому духу. Но человек не есть только дух, „дух“ является только одной „частью“, „стороной“, „аспектом“ человека. Было бы удивительно, если бы вопрос об отношении одной части человека к материи или к природе был основным вопросом философии. Разве не более важным является вопрос об отношении целостного человека к миру, в котором он живет?»
Требование считать основным вопросом философии вопрос об отношении целостного человека к миру, как и многие другие хитросплетения ревизионистов, выглядит наукообразно и звучит глубокомысленно. Однако, во-первых, никто из материалистов не рассматривал основной философский вопрос как вопрос об отношений природы к «абсолютному духу», к человеческому «духу». Никто из материалистов к тому же не говорил о «духе» как о части человека. А во-вторых, что вообще Г. Петрович понимает под словом «дух», а равно под словами «целостный человек» и «мир, в котором он живет». Допустим, что речь действительно должна идти об отношении целостного человека к природе. Но, как известно, ревизионисты понимают под природой Ничто, или нечто, лишенное каких-либо свойств. Значит, основной вопрос философии оказывается вопросом об отношении целостного человека к Ничто. А это Ничто, очевидно, и есть мир, в котором он, по мнению ревизионистов, живет.
А что, собственно, Г. Петрович понимает под целостным человеком? Можно ли опустить предикат «целостный», или нужно признать существование нецелостных «людей», отношение которых к природе не берется в расчет при решении основного вопроса философии? Если под целостным человеком подразумевается обособленный индивид, то это не марксистское понимание человека. Марксизм понимает человека как совокупность всех общественных отношений. Так можно ли сказать, что основной вопрос философии есть вопрос об отношении природы, которая есть Ничто, к совокупности общественных отношений? Тогда откуда взялись сами эти отношения, если такое взаимодействие людей с природой устранено сведением природы к Ничто?
Таким образом, если мы будем считать основным вопросом философии вопрос об отношении целостного человека к миру, то мы придем просто-напросто не к какому-то углубленному пониманию предмета, а к ликвидации самой возможности постановки такого вопроса. Чтобы поставить ревизиониста в тупик, достаточно спросить: а как идеалист должен ответить на этот вопрос, если сам человек — материальное существо? По крайней мере, он должен быть таким, если его считать целостным.
Л. Фейербах, которому Ф. Энгельс и В. И. Ленин следуют в решении основного философского вопроса, говорил, что в споре между материализмом и идеализмом в конечном итоге «решается вопрос о делимости или неделимости человека, не о бытии или небытии бога, а о бытии или небытии человека, не о вечности или временности материи, рассеянной вне человека на небе и на земле, а о материи, сосредоточенной в человеческом черепе. Короче говоря: в этом споре, если только он не ведется безмозгло, речь идет только о голове человека. Он один составляет как источник, так и конечную цель этого спора. Если только мы выясним самую удивительную и трудную для познания материю мышления, то есть материю мозга, то мы скоро выясним и другие материи и материю вообще».[65]
Современные ревизионисты пытаются решать основной вопрос философии, не принимая в расчет отношения сознания, мышления к материи мозга. Они действительно ведут спор, как определял Л. Фейербах, «безмозгло», и подобные «безмозглые» споры высмеивал еще В. И. Ленин.
Возражение против ленинской трактовки основного вопроса философии и сетования на то, что Ленин решает его в оторванности от жизни человека, является, по меньшей мере, передержкой. Утверждение, что при решении основного вопроса философии нужно «взять во внимание и общие посылки бытия конкретного субъекта (жизнь человека) в объективной обстановке», принадлежит не современным критикам марксизма, а В. И. Ленину.
Г. Петрович, как и другие противники диалектического материализма, апеллирует к целостному человеку, но он вовсе не имеет в виду такого человека. Целостному человеку присущи, по крайней мере, две формы деятельности — материальная и духовная. Благодаря первой он присваивает природу для своих потребностей, благодаря второй — отражает ее. Но современные ревизионисты не признают отражательного «аспекта», отражательной «стороны» целостного деятельного человека, а посему апелляция к целостному человеку оказывается пустой фразой. Основной вопрос философии решается, следовательно, ревизионистами на основе метафизического разрыва между двумя основными формами деятельности человека. «Для нас, марксистов, — пишет М. Животич, — основным вопросом философии остается вопрос об отношении субъекта и объекта (не материи и духа). Утверждение, что наше сознание есть только отражение некоторой структуры и законов, существующих в действительности, влечет философскую теорию в русло старого, созерцательного материализма».
Для марксизма-ленинизма вопрос об отношении субъекта к объекту никогда не был основным вопросом философии. Таким он не был и для К. Маркса, к которому Животич апеллирует, противопоставляя его В. И. Ленину как стороннику теории отражения. Достаточно хотя бы напомнить, что, по Марксу, сама материя есть субъект всех изменений. Тогда о каком отношении этого субъекта (материи) к объекту должна идти речь? Бездарная путаница ревизионистов в решении основного философского вопроса вытекает из того, что они пытаются найти это отражение вне теории отражения. А это просто невозможно. Только в рамках этой теории можно понять, что основным вопросом философии является не всякое отношение человека к миру, а только гносеологическое отношение сознания к материи, мышления к бытию.
Утверждение, что признание сознания отражением действительности означает возврат на позиции старого, созерцательного материализма, является совершенно безосновательным. Чтобы убедиться в этом, достаточно напомнить положение самого К. Маркса, согласно которому сознание никогда не может быть чем-либо иным, кроме как отражением бытия. Исключая проблему отношения мышления к бытию, духа к природе из основного вопроса философии, современные противники материалистической теории отражения преследуют цель обосновать свою концепцию «монизма практики», свой антропоцентризм, свой тезис, согласно которому природа без человека есть ничто и только очеловеченная природа есть нечто. Деятельность субъекта и здесь направлена на объект, но фиктивность такого отношения обнаруживается, как только мы узнаём, что сам объект не может быть ничем иным, кроме как произведением творящей активности или, как говаривали чехословацкие ревизионисты, «онтосозидательной» деятельности субъекта, даже его беспредпосылочным творением.
В концепции, согласно которой человек творит не на основе отражения законов объективной действительности, существующей вне его, а абсолютно произвольно, совершенно беспредпосылочно, принцип отражения полностью исключается, а вместе с ним исключается и материализм. Если человек имеет дело только с теми объектами, которые он сам произвел, то как вообще могла начаться человеческая деятельность, как мог возникнуть сам человек? Если природа не существовала до всякой человеческой деятельности, с очеловечивания чего началась эта деятельность? Это не преодоление созерцательного материализма, как пытаются представить ревизионисты, а скатывание на позиции идеализма, мистической концепции творения из ничего. Ведь всякое действительное изменение, уже по определению, предполагает существование того,
Представители современного антропоцентризма не только отстаивают тезис, что природа, которую они берут в значении материи, в рамках основного вопроса философии, сама по себе суть неистинная сущность, Ничто, обнаруживающее себя как ничто, но и приписывают этот тезис Марксу, утверждая: «Природа сама по себе для Маркса — ничто» (М. Кангрга). Этот рецидив субъективного идеализма младогегельянцев они пытаются оправдать ссылками на К. Маркса, отличавшего «природу в себе» от «природы для нас», то есть от природы, втянутой в процесс практики. Именно поэтому, по их мнению, для Маркса в отличие от Энгельса природа отнюдь не стала «пробным камнем диалектики».
Абсолютизация категории практики понадобилась ревизионизму и для того, чтобы подвести молодежь и всех, кого удастся увлечь за собой, к умалению всех теоретико-познавательных различий материи и сознания как отношений первого порядка. С этой целью абсолютизируются субъектно-объектные отношения, опровергается ленинская теория отражения. Международный ревизионизм, главным образом в лице последователей «философии практики», видит в опровержении ленинской теории отражения одно из своих основных направлений в общем наступлении на ленинизм. Начав с обвинений В. И. Ленина в «созерцательности» и «воюя» за игнорируемый якобы им активный момент познания, представители современного ревизионизма отбрасывают затем вообще аспект отражения в познании и, сделав активность субъекта центральным вопросом гносеологии, предопределяют свой переход на сугубо идеалистические позиции.
Понимание практики как способа бытия человека, включающего в себя абсолютно все виды человеческой деятельности, не столько абсолютизирует, сколько извращает понимание диалектики объекта и субъекта в преобразующей и познавательной практике людей. В определенной степени можно считать, что абсолютизация познавательной активности субъекта снимает значение самой практики, выражающей единство объекта и субъекта, поскольку практика здесь предстает перед нами только как субъективная деятельность, осуществляемая независимо от объективной реальности. Естественно, что такая концепция не может быть последовательной в объяснении единства субъекта и объекта, выраженного через понятие практики. Позиция онтосозидательной сущности человека ревизует марксистское положение о независимости объекта познания от субъекта, поскольку в соответствии с этой позицией вне человеческой практики ничего не существует. Таким образом, основной вопрос философии, причем не только в области отношения материи и сознания, но и с точки зрения его гносеологического аспекта, снимается или, точнее, подменяется отождествлением его с извращенно решаемой проблемой субъект-объект.
Отождествление практики со всякой человеческой деятельностью, кроме того, снимает различие между материальной и теоретической деятельностью человека. Чувственно-практическое взаимодействие субъекта с объектом ведет к идеальному воспроизведению в сознании содержания познания, то есть к мышлению. Познание органически связано с общественно-трудовой, практической деятельностью людей, но тем не менее это особая форма деятельности, духовная деятельность, направленная на воспроизведение в содержании мышления связей, свойств и отношений объективной реальности. Ревизионисты же, по существу, рассматривают мышление как форму практической деятельности.
Теоретическое мышление в отличие от материальной деятельности всегда несет на себе печать определенного мировоззрения. И спор о различии между материальной преобразующей деятельностью людей и их теоретической деятельностью далеко не такой нейтральный с точки зрения мировоззрения, как это может показаться на первый взгляд, поскольку при снятии этого различия понятие практики становится действительно нейтральным понятием, которое с одинаковым успехом может быть включено и в материалистическую, и в идеалистическую философию. Именно на это и рассчитывают все, кто поставил своей целью теоретическую дезориентацию молодежи.
При этом с благоприобретенной способностью ревизионизма прикрываться Марксом ленинская теория отражения противопоставляется рассуждениям К. Маркса о признании человеческой практики имманентной составной частью человеческого познания, его высказывания о том, что человек познает действительность, преобразуя ее в соответствии со своими потребностями, что в процессе борьбы с природой совершенствуются познавательные способности и инструменты людей, что в основе развития наук лежит производственная деятельность людей, что история естествознания, а вместе с ним и других наук является историей общественной человеческой практики.[66] Все эти высказывания Маркса можно свести к одному выводу: человек не может познать мир
Э. Фишер, Р. Гароди, как и представители «Praxis’a», прибегают к неоднократно высказанным К. Марксом взглядам по поводу преобразующей природы деятельности человека, его творческой сущности, его способности «очеловечивать природу». В частности, они ссылаются на высказывание К. Маркса о том, что не только человек является творением природы, но и природа — творением человека. При этом слова Маркса истолковываются ими в духе прагматизма и волюнтаризма (А. Лефевр и М. Маркович), подменяются субъективно-идеалистической позицией «созидания мира», позицией «выбора ценностей» и «предпочтения потребностей» (Л. Колаковский). Ссылаются и на замечание В. И. Ленина, сделанное им в «Философских тетрадях» в адрес гегелевских высказываний о переходе идеи в практическую сферу («Сознание человека не только отражает объективный мир, но и творит его»).[67]
Маркс и Энгельс, как и Ленин, однако, были далеки от того, чтобы отрицать объективно существующую, независимую от человека природу. Первой предпосылкой человеческой истории является «существование живых человеческих индивидуумов», их «телесная организация… и обусловленное ею отношение их к остальной природе».[68] Приспосабливаясь к внешней среде, изменяя ее, ставя ее на службу своим целям и интересам, человек, по выражению К. Маркса, «очеловечивает природу». Но эта «очеловеченная природа» не есть уже просто природа — это «вторая природа», преобразованная, в том числе и предшествующими поколениями, среда, в которой сконцентрирован опыт человечества. Вся же природа, во всей своей полноте, весь внешний материальный мир никогда не могут быть редуцированы к одним продуктам человеческой деятельности, какое бы важное место ни занимали они в жизни общества. Но из этого отнюдь не следует, будто эту внешнюю природу можно рассматривать как «ничто», не имеющее никакой связи с деятельностью человека. Для К. Маркса, как и для всех последовательных марксистов, материальный мир выступает предпосылкой, условием, предметом деятельности человека. В. И. Ленин подчеркивал, что в процессе развития познания и практики «вещи в себе» превращаются в «вещи для нас» и что никакой непреходящей стены между первыми и вторыми нет и быть не может.
Эклектизм ревизионизма не однажды критиковался в работах В. И. Ленина. Характеризуя типичный идейный багаж философских ревизионистов, В. И. Ленин сравнивал его с костюмом арлекина, сооруженным из кусочков пестрой, крикливой, «новейшей» терминологии.[69] Сооружение своих «концепций» из отовсюду выхваченных кусочков предопределяет такой стиль рассуждения, при котором теряется способность не только целостного, логически последовательного восприятия философской концепции Маркса, но даже и контекста того или иного конкретного произведения. Ярчайшим примером такого стиля как раз и может служить приписывание Марксу утверждения, будто природа есть для человека «ничто». Это утверждение не только противоречит всей системе взглядов основоположника диалектического материализма, но и совершенно не вытекает из его работы «Экономическо-философские рукописи 1844 года», на которую в данном случае ссылаются праксеологи. Надо думать, ревизионизм всегда рассчитывает на то, что молодежь предпочитает знакомиться с классиками марксизма-ленинизма через популярную литературу. Но любой непредубежденный читатель работы Маркса, а не брошюрок ревизионистов, может убедиться, что Маркс в ней подвергает критике не метафизический материализм во имя диалектики, как это утверждают истолкователи Маркса в духе праксеологии, а идеализм диалектики Гегеля, превращавшего природу в голую абстракцию, то есть в ничто. Маркс отрицает не действительную природу, а гегелевскую абстракцию природы, идею, взятую в отрыве от человека, отражающего в идеальных образах природу: такая абстракция и есть ничто. Мысль Маркса заключается в том, что природа должна быть понята не как голая абстракция, а как действительный предмет человека — природного, предметного существа, то есть понята в своем качестве объективной реальности. Маркс, таким образом, утверждает материализм вопреки гегелевскому идеализму, а ему приписывают нечто прямо противоположное.
Тенденция к абсолютизации деятельной сущности человека, восходящая своими корнями к теологическо-идеалистической концепции беспредпосылочного, магического творения мира, была снята К. Марксом еще на уровне его диалога с Гегелем и младогегельянцами. Критикуя «миропотрясающие» фразы младогегельянцев, К. Маркс уточнял свое понимание проблемы бытия как проблемы практики, отмежевываясь не только от «непрактического» материализма Фейербаха, но и от «псевдопрактического» понимания действительности младогегельянцами. Прежде всего Маркс отмежевывается от «философии критического разума» Б. Бауэра, «философии действия» так называемых «истинных социалистов», а также от диалектики индивидуума у М. Штирнера как «единства творца и творения».[70]
Еще в «Святом семействе» основоположники марксизма критиковали Б. Бауэра за «бой против субстанции», то есть за субъективистское понимание действительности как только человеческой деятельности. Впоследствии в «Немецкой идеологии», в полемике с Б. Бауэром и М. Штирнером вновь отвергается субъективистское понимание действительности в смысле подчинения «субстанции» «субъекту». Попытка «истинных социалистов» свести действительность к «свободной человеческой деятельности» и в этом смысле только субъективно понимать действительность оценивалась К. Марксом и Ф. Энгельсом в высшей степени критически.
Значение всей этой полемики состоит в том, что она указывает на причины заблуждения Гегеля и младогегельянцев и в силу этого помогает раскрыть корни субъективистской абсолютизации практики так называемым праксеологическо-гуманистическим течением современного ревизионизма. Именно в этой полемике К. Маркс обращал особое внимание на заблуждения, вытекавшие из абстрагирования от социальности. Ошибка Л. Фейербаха, по Марксу, заключалась в неисторичности понимания чувственного, в игнорировании той истины, что окружающий нас чувственный мир является не навечно данной неизменной величиной, а историческим продуктом производственной и иной деятельности ряда поколений людей, каждое из которых стоит на плечах предшествующего и модифицирует свой способ производства, свой общественный уклад и способ деятельности в соответствии с изменившимися потребностями. К. Маркс критиковал Л. Фейербаха за его концепцию «абстрактного» человека, изолированного от общественных отношений, за его единство природы и человека, которое у него не является исторически опосредованным, за объяснение взаимосвязи человека, общественных отношений и истории реализацией «человеческой сущности», понимаемой не исторически, а с точки зрения одной лишь естественности. Именно в силу «неисторичности» Фейербаха его концепция «действительного человека», «человека вообще» остается в плену идеалистического понимания действительности.
По Марксу, деятельность человека во все времена является не каким-то абстрактным «модусом бытия», а продуктом общественных отношений, истории. Практическая деятельность человека всегда осуществляется в определенных конкретно-исторических условиях. Она обусловлена степенью развития производительных сил и производственных отношений и характеризуется определенными объективными закономерностями. Бесспорно, как свидетельствует первый тезис о Фейербахе, К. Маркс главный недостаток материализма Фейербаха видит в том, что действительность им никогда не рассматривается как человеческая сознательная деятельность, практика. Именно это дает повод ревизионистам говорить, что проблема бытия для К. Маркса не что иное, как проблема практики. Но из этой критики отнюдь не следует сведение К. Марксом всякой действительности к практической деятельности людей, как это пытаются обосновать А. Лефевр, М. Кангрга, Л. Колаковский, К. Косик и все представители праксеологическо-гуманистической концепции. Подчеркнув огромное значение деятельности человека, К. Маркс и Ф. Энгельс считали тем не менее необходимым напомнить: «Конечно, при этом сохраняется приоритет внешней природы».[71]
Поделиться книгой: