Помоги проекту - поделись книгой:
Подобно ротовой области, анальная зона по своему расположению вполне пригодна для того, чтобы служить средством придания сексуальной направленности иным соматическим функциям. Эрогенное значение этой части тела следует представлять себе изначально очень большим. При помощи психоанализа мы не без удивления узнаем, какие преобразования обычно случаются с исходящими из нее сексуальными возбуждениями и как часто у этой зоны остается на всю жизнь значительная доля генитальной раздражимости[75]. Вследствие кишечных расстройств, столь частых в детские годы, эта зона подвержена интенсивным раздражениям. Такие расстройства в нежном возрасте делают детей, как принято выражаться, «нервными», а при более поздних невротических заболеваниях оказывают определяющее воздействие на симптоматическое выражение невроза, в распоряжение которого предоставляют все разнообразие кишечных расстройств. Принимая во внимание эрогенное значение зоны заднего прохода, каковое сохраняется, по крайней мере, в измененной форме на протяжении всей жизни, мы не должны упускать из виду также геморроидальные влияния, которым прежняя медицина приписывала такую значимость при объяснении невротических состояний.
Дети, которые используют эрогенную раздражимость анальной зоны, выдают себя тем, что задерживают испражнения до тех пор, пока они, скопившись в большом количестве, не вызывают сильных мышечных сокращений; покидая задний проход, они раздражают слизистую оболочку. Несомненно, при этом наряду с болезненными ощущениями возникают и сладострастные. Одним из вернейших признаков будущей «необычности» или «нервности» является упорное нежелание младенца опорожнять кишечник, когда его сажают на горшок (то есть когда это угодно сделать няне): он твердо намерен избавиться от накопленного «богатства» только по собственному усмотрению. Конечно, он ничуть не стесняется пачкать постель; его забота заключается лишь в том, чтобы не лишить себя удовольствия при дефекации. Воспитатели, опять-таки, обоснованно называют дурными детей, которые «берегут» эти отправления.
Содержимое кишечника, выступающее раздражителем сексуально чувствительной поверхности слизистой оболочки, становится этаким «предвестником» деятельности другого органа, которому предстоит вступить в действие только после стадии детства. Но оно для младенца имеет и другое значение, воспринимается как часть собственного тела, как первый «подарок», который он способен сделать и через который может выразить свое отношение к миру вокруг; удерживая содержимое кишечника в себе, младенец выказывает неповиновение. Вместо «подарка» оно впоследствии обретает значение «ребенка» – ведь дети, по одной из теорий инфантильной сексуальности, появляются, когда люди едят, и рождаются через кишечник.
Удержание фекальных масс, которое исходно является преднамеренным со стороны ребенка и служит своего рода мастурбационному, так сказать, раздражению зоны заднего прохода (или для выражения отношения к воспитателям), также оказывается одной из причин запоров, столь распространенных среди невропатов. Кроме того, значимость анальной зоны отражается в том факте, что лишь немногие невротики не склонны придерживаться каких-то копрологических практик, церемоний и т. п., тщательно скрываемых от посторонних[76].
Фактическое же мастурбационное раздражение анальной зоны при помощи пальца, вызванное центрально обусловленным или периферически подкрепляемым зудом, достаточно часто встречается у детей старшего возраста.
Среди эрогенных зон детского тела имеется одна, которая, вне сомнения, не привлекает внимания исходно и не может выступать носительницей самых ранних сексуальных побуждений, но которой уготована важная роль в будущем. У мальчика и у девочки она имеет отношение к мочеиспусканию (головка пениса, клитор); у мальчиков она покрыта слизистым мешочком и потому не испытывает недостатка в раздражениях секрециями, уже в раннем возрасте способными вызывать сексуальное возбуждение. Деятельность этой эрогенной зоны, относящейся к половым органам как таковым, кладет начало последующей «нормальной» половой жизни. Анатомическое расположение этой области, секреции, которые в ней выделяются, умывание и вытирание при уходе за телом, а также определенные случайные возбуждения (скажем, перемещение кишечных паразитов у девочек) делают неизбежным то обстоятельство, что ощущение удовольствия, поступающее от этих частей тела, обращает на себя внимание ребенка уже в младенческом возрасте и пробуждает потребность в его повторении. Если обозреть всю совокупность способов возбуждения и принять во внимание тот факт, что гигиенические меры воздействуют на ощущения в той же степени, что и загрязнение, едва ли возможно отрицать, что посредством младенческой мастурбации, которой вряд ли избегает хоть один индивидуум, устанавливается будущий приоритет этой эрогенной зоны в половой деятельности. Устранять раздражение и обеспечивать удовлетворение возможно за счет потирающего прикосновения рукой или за счет надавливания (очевидно, обусловленного рефлексами) – тоже рукой или сомкнутыми бедрами. Последний прием гораздо чаще применяется девочками, а у мальчика предпочтение, отдаваемое руке, само по себе указывает на важный вклад в мужскую сексуальную деятельность со стороны влечения к овладению[77].
В интересах более полного понимания следует указать, что нужно различать три стадии инфантильной мастурбации. Первая относится к младенчеству, вторая охватывает кратковременный расцвет сексуальной деятельности в возрасте около четырех лет, но только третья стадия соответствует пубертатному онанизму, который зачастую воспринимается как единственно существующий.
Младенческий онанизм, по-видимому, быстро проходит, однако эта привычка способна и непрерывно сохраняться вплоть до пубертата; это может быть первым существенным отклонением от развития, предусмотренного для человека культурного. В какой-то миг в детские годы, после периода младенчества и обычно до четвертого года жизни, сексуальное влечение, исходящее от генитальной зоны, вновь пробуждается – и наличествует до нового подавления или продолжается непрерывно. Эта вторая стадия сексуальной деятельности может приобретать разнообразные формы, которые возможно выяснить только посредством тщательного анализа конкретных случаев. Но все частности так или иначе оставляют по себе глубочайшие (бессознательные) следы впечатлений в памяти человека, определяют развитие его характера, если ему суждено оставаться здоровым, или симптоматику его невроза, если он заболевает после достижения половой зрелости[78]. В последнем случае мы обнаруживаем, что этот сексуальный период забывается, а относящиеся к нему бессознательные воспоминания смещаются. (Я уже упоминал, что склонен связывать также с этой инфантильной сексуальной деятельностью нормальную инфантильную амнезию.) Благодаря психоаналитическому исследованию удается довести забытое до сознания и устранить тем самым давление, проистекающее из бессознательного психического материала.
В детские годы, о которых идет речь, сексуальное возбуждение младенческого возраста возвращается – либо в виде центрально обусловленного раздражения-зуда, которое требует онанистического удовлетворения, либо в виде процесса, сходного с ночной поллюцией, который, подобно поллюциям в зрелом возрасте, приводит к удовлетворению без каких-либо действий самого человека. Последний случай чаще встречается у девочек и во второй половине детства; его обусловленность не совсем понятна, и, по-видимому, зачастую (но не всегда) предпосылкой служит период более раннего активного онанизма. Симптоматика этих сексуальных проявлений крайне скудная; они относятся, вследствие текущей неразвитости полового аппарата, к мочеиспускательному аппарату, каковой выступает, так сказать, в качестве опекуна первого. Большинство так называемых расстройств мочевого пузыря этого времени суть расстройства сексуальные; enuresis nocturna[79], если он не выражает эпилептических припадков, соответствует поллюции.
Повторное появление сексуальной деятельности определяется внутренними причинами и внешними поводами, причем те и другие в случаях невротического заболевания можно установить по форме симптомов и полностью раскрыть посредством психоаналитического исследования. Тут следовало бы остановиться подробнее на внутренних причинах, но случайные внешние поводы приобретают к тому времени большое и неослабевающее значение. В первую очередь нужно отметить соблазнение, из-за которого ребенок преждевременно становится сексуальным объектом и при обстоятельствах, оставляющих глубокое впечатление, учится получать удовлетворение от генитальных зон, каковое чаще всего потом пытается воспроизводить при помощи онанизма. Такое влияние может исходить от взрослых или от других детей; не могу не признать, что в своей статье «Об этиологии истерии» (1896) я переоценил частоту и значение этого влияния. В ту пору я еще не знал, что индивидуумы, сохранившие нормальность, в детские годы могли иметь схожий опыт, и потому оценивал соблазнение выше факторов сексуальной конституции и развития[80]. Разумеется, соблазнения не требуется для пробуждения сексуальной жизни ребенка; последняя может начинаться спонтанно по внутренним причинам.
Поучительно, что под влиянием соблазнения ребенок может стать полиморфно извращенным и что его можно склонить ко всевозможным сексуальным извращениям. Это свидетельствует о том, что у детей существует некая внутренняя предрасположенность; совершение тех или иных действий потому встречает так мало сопротивления, что душевные плотины против сексуальных излишеств – стыд, отвращение и мораль – либо еще не возведены, в силу возраста ребенка, либо находятся в стадии возведения. В этом отношении ребенок ведет себя как заурядная невоспитанная женщина, у которой присутствуют такие же полиморфно извращенные наклонности. При обычных условиях такая женщина может оставаться сексуально нормальной, но под руководством умелого соблазнителя приобретает вкус ко всякого рода перверсиям и придерживается их в своей сексуальной деятельности. Сходную полиморфную, то есть инфантильную, предрасположенность выказывают проститутки в своем ремесле, а с учетом изрядного количества проституирующих женщин и тех, кого можно уличить в склонности к проституции без прямого обращения к ней, становится окончательно невозможным не признать в такой предрасположенности ко всем перверсиям нечто общечеловеческое и первоначальное.
Кроме того, внимание к соблазнению нисколько не помогает выявить раннюю историю полового влечения; оно, скорее, запутывает наше понимание, преждевременно предъявляя ребенку сексуальный объект, в котором инфантильное сексуальное влечение пока не нуждается. Между тем мы должны признать, что детская сексуальная жизнь, несмотря на господство в ней эрогенных зон, обнажает элементы, для которых с самого начала в качестве сексуальных объектов служат другие люди. К таким элементам нужно причислять влечения к скопофилии, эксгибиционизму и жестокости, которые представляются в известной степени независимыми от эрогенных зон и долго не вступают в тесную связь с генитальной жизнью, однако уже в детские годы проявляют себя как самостоятельные устремления, обособленные от эрогенной сексуальной деятельности. Маленький ребенок вначале не ведает стыда и в ранние годы выказывает безошибочно опознаваемое удовольствие от обнажения своего тела, причем особо подчеркивая половые органы. Противоположность этой предположительно извращенной наклонности, то есть интерес к разглядыванию половых органов других людей, проявляется, похоже, несколько позже, когда препятствие, воздвигаемое чувством стыда, достигает некоторого развития. Под влиянием соблазнения скопофильская перверсия может приобретать особое значение для сексуальной жизни ребенка. Но все же изучение детского возраста здоровых людей и невротических больных побуждает меня сделать вывод, что скопофилия может также проявиться у ребенка как спонтанное выражение сексуальности. Маленькие дети, внимание которых направлено на собственные гениталии (обычно посредством мастурбации), чаще всего совершают следующий шаг без посторонней помощи и начинают проявлять живой интерес к гениталиям своих товарищей по играм. Поскольку возможность удовлетворить такое любопытство возникает лишь при удовлетворении обеих выделительных потребностей, эти дети со временем превращаются в вуайеристов и усердно подглядывают за мочеиспусканием и дефекацией других. Когда случается вытеснение этих наклонностей, интерес к разглядыванию гениталий других людей (своего или противоположного пола) сохраняется в виде мучительного навязчивого стремления, каковое в ряде невротических случаев оказывается важной побудительной силой, стоящей за образованием симптомов.
Элемент жестокости в сексуальном влечении развивается в детстве тем более независимо от обычной, связанной с эрогенными зонами сексуальной деятельности. Жестокость вообще свойственна детскому характеру, поскольку препятствие, заставляющее при реализации влечения к овладению воздержаться от причинения боли другому (то есть способность к состраданию), складывается сравнительно поздно. Исчерпывающий психологический анализ этого влечения, насколько нам известно, пока не проводился, но возможно допустить, что побуждение к жестокости проистекает из влечения к овладению и проявляется в сексуальной жизни в пору, когда гениталии еще не приобрели своего более позднего значения. Это побуждение властвует на той стадии сексуальной жизни, которую мы далее опишем как догенитальную организацию. Дети, которых отличает особая жестокость по отношению к животным и товарищам, как правило, справедливо вызывают обоснованное подозрение в интенсивной и преждевременной сексуальной деятельности эрогенных зон. Пускай все сексуальные влечения могут отражать преждевременную зрелость, эрогенная сексуальная деятельность, по-видимому, является все-таки первичной. Отсутствие ограничений в форме сострадания угрожает тем, что эта связь жестокости с эрогенными влечениями, возникшая в детстве, впоследствии окажется нерасторжимой. С самой публикации «Исповеди» Жана Жака Руссо хорошо известно, что болезненное раздражение кожи ягодиц является одной из эрогенных причин пассивного влечения к жестокости (мазохизма). Отсюда правильно делается вывод, что телесные наказания, обыкновенно применяемые к этой части тела, не должны распространяться на детей, либидо которых из-за требований культурного воспитания может позднее отклониться от нормы[81].
Инфантильные сексуальные исследования
Приблизительно тогда же, когда сексуальная жизнь ребенка достигает своего первого расцвета, в возрасте от трех до пяти лет, дети начинают проявлять зачатки той деятельности, которой приписывают влечение к знанию или исследованию. Влечение к знанию нельзя отнести к элементарным составляющим влечений или всецело обусловить сексуальностью. С одной стороны, перед нами некое соответствие сублимированному способу овладения, а с другой стороны, оно задействует энергию стремления к разглядыванию. Но отношение этого влечения к сексуальной жизни является особенно важным, ибо психоанализ доказывает, что влечение к знанию у детей непредвиденно рано и неожиданно сильно обращается на сексуальные вопросы – возможно, даже ими пробуждается.
Исследовательской деятельностью у ребенка движут вовсе не теоретические, а практические интересы. Угроза условиям его существования из-за открытия или подозрения, что в семье скоро появится новорожденный, страх потерять в результате заботу и любовь родителей заставляют ребенка задуматься и придают ему проницательности. Соответственно истории возникновения влечения первый вопрос, занимающий маленького исследователя, состоит отнюдь не в различии полов, а в загадке, откуда берутся дети[82]. (В искаженной форме, из которой легко восстановить первоначальную, ту же загадку задавал Сфинкс в Фивах[83].) Факт же существования двух полов ребенок поначалу принимает без сопротивления и раздумий. Для мальчиков вполне естественно считать, что такими же гениталиями, как их собственные, наделены все известные им люди, и они не в состоянии соотнести отсутствие таковых со своим представлением об этих других людях.
Мальчики стойко придерживаются указанного убеждения и упорно его отстаивают, вопреки противоречиям, возникающим вследствие наблюдения; они отказывается от него только после тяжелой внутренней борьбы (комплекс кастрации). Замещение пениса, который будто бы отсутствует у женщин, играет значительную роль в возникновении различных перверсий[84].
Предположение о наличии у всех людей одинаковых (мужских) гениталий есть первая из множества удивительных и чреватых последствиями инфантильных сексуальных теорий. Ребенку ничуть не интересно, что биологическая наука оправдывает его предрассудки и вынужденно признает женский клитор соответствующей заменой пениса.
Маленькая девочка не впадает в подобное отрицание, когда видит иначе устроенные гениталии мальчика. Она готова признать отличие, и у нее тут же просыпается зависть к пенису, достигающая кульминации в желании стать мальчиком, которое впоследствии имеет большое значение.
Многие люди могут четко припомнить свой живой интерес в предпубертатный период к тому, откуда берутся дети. Анатомические ответы на этот вопрос, как правило, сильно разнятся – дескать, из маминой груди, или их вырезают из живота, или пупок открывается, чтобы их пропустить[85]. Вне анализа крайне редко вспоминают о соответствующих исследованиях, предпринимавшихся в ранние детские годы; такие воспоминания давно подверглись вытеснению, но все открытия вели тогда к единообразному выводу: люди заводят детей, съедая определенную еду (как в сказке), а рождаются дети через кишечник, как при дефекации. Эти инфантильные теории напоминают об условиях животного мира, в частности, о клоаке у видов животных, стоящих ниже млекопитающих.
Если дети в столь нежном возрасте становятся свидетелями полового сношения между взрослыми (последние пребывают в убеждении, что маленький ребенок не может понять ничего сексуального), то они неизбежно истолковывают сексуальный акт только как дурного рода обращение или насилие, то есть в садистском смысле. Психоанализ также позволяет установить, что такое впечатление раннего детства во многом способствует предрасположенности к последующему садистскому смещению сексуальной цели. В дальнейшем дети много размышляют о том, в чем заключается половое сношение и как его понимать (что значит быть замужем или женатым); обыкновенно они ищут раскрытие этой тайны в повседневной деятельности, как-либо связанной с функциями мочеиспускания или испражнения.
В целом о детских сексуальных теориях можно сказать, что они отображают собственную сексуальную конституцию ребенка и, несмотря на причудливые заблуждения, свидетельствуют о большем, чем можно было бы предполагать у их создателей, понимании сексуальных процессов. Дети также воспринимают изменения в облике матери при беременности и умеют их правильно истолковывать; басня про аиста очень часто рассказывается слушателям, которые относятся к ней с глубоким недоверием, по большей части немым. Впрочем, поскольку детскому сексуальному исследованию остаются недоступными два элемента – роль оплодотворяющего семени и существование женского полового отверстия (именно те элементы, в которых инфантильная организация отстает), – то усилия маленьких исследователей зачастую остаются бесплодными и заканчиваются запретами, каковые нередко способствуют стойкому ослаблению тяги к знаниям. Сексуальное исследование в ранние детские годы всегда производится в одиночестве; оно является первым шагом к самостоятельному восприятию мира и подразумевает значительное отчуждение ребенка от окружающих его людей, хотя прежде те пользовались полным его доверием.
Стадии развития сексуальной организации
До сих пор в качестве характерных особенностей инфантильной сексуальной жизни мы подчеркивали факт аутоэротичности (она находит свой объект в собственном теле) и то обстоятельство, что отдельные парциальные влечения, в целом никак не связанные и не зависимые друг от друга, направлены на получение удовольствия. Итогом развития предстает так называемая нормальная сексуальная жизнь взрослого человека, в которой получение удовольствия подчиняется функции продолжения рода, а парциальные влечения, над коими властвует одна-единственная эрогенная зона, образуют строгую организацию для достижения сексуальной цели с внешним сексуальным объектом.
Изучение с помощью психоанализа торможений и нарушений в этом процессе развития позволяет выявить зачатки и предварительные ступени такой организации парциальных влечений (эти предварительные ступени создают своего рода сексуальный режим). Стадии сексуальной организации обычно проживаются ровно и выдают себя разве что в виде намеков. Только в патологических случаях они становятся активными и заметными для поверхностного наблюдения.
Будем называть догенитальными те схемы сексуальной жизни, в которых генитальные зоны еще не начали играть главенствующую роль. До сих пор мы выявили всего две такие схемы, которые во многом заставляют говорить о своего рода возврате к раннему животному состоянию.
Первой догенитальной сексуальной схемой является оральная, или, если угодно, каннибальская. Сексуальная деятельность еще не отделена в ней от принятия пищи, противоположности внутри самой деятельности еще не дифференцированы. Объект обоих видов деятельности – один и тот же, сексуальная цель состоит в поглощении объекта; перед нами прототип процесса, который позднее будет играть столь значимую психическую роль в форме отождествления. Рудимент этой мнимой, навязанной нам патологией стадии можно усмотреть в сосании пальца, при котором сексуальная деятельность, отделенная от принятия пищи, нацелена не на посторонний, внешний объект, а на собственное тело[87].
Вторая догенитальная стадия – это анально-садистская организация. Здесь уже налицо противоположность, которая пронизывает сексуальную жизнь, но еще нельзя говорить о мужском и женском – мы можем рассуждать только об активном и пассивном начале. Активность проявляется благодаря влечению к овладению, действующему преимущественно через телесную мускулатуру, а эрогенная слизистая оболочка кишечника оказывается органом с наиболее пассивной сексуальной целью. Для обоих стремлений имеются объекты, которые не тождественны между собой. А рядом с указанными действуют, в аутоэротической манере, другие парциальные влечения. Следовательно, на этой стадии сексуальная полярность и внешний объект уже доступны для наблюдения. Организация же и подчинение репродуктивной функции по-прежнему отсутствуют[88].
Эта форма сексуальной организации может сохраняться на протяжении всей жизни и постоянно оттягивать на себя значительную часть сексуальных проявлений. Преобладание садизма и роль клоаки, исполняемая анальной зоной, придают этой схеме ярко выраженный архаичный характер. Кроме того, для нее характерно то, что пары противоположных влечений развиваются в ней до приблизительно схожей степени, и такое состояние дел, по удачному выражению Блейлера, мы называем амбивалентностью.
Предположение о существовании догенитальных схем сексуальной жизни опирается на анализ неврозов, его едва ли возможно понять без учета этого факта. Можно ожидать, что дальнейшие аналитические исследования предоставят нам еще больше сведений о строении и развитии нормальной сексуальной функции.
Чтобы дополнить картину инфантильной сексуальной жизни, необходимо признать, что зачастую или регулярно выбор объекта совершается уже в детские годы (сходно с событиями пубертатной фазы развития); иначе говоря, все сексуальные устремления направляются на единственного человека, с помощью которого хотят достичь целей. В таком случае это наибольшее приближение в детские годы к окончательной форме сексуальной жизни после пубертата. Отличие состоит лишь в том, что объединение парциальных влечений и подчинение их примату гениталий в детстве возможно лишь в предельно неполной мере – или невозможно вовсе. Постановка этого примата на службу продолжению рода оказывается тем самым последней стадией развития сексуальной организации[89].
Можно считать типичным выбор объекта, осуществляемый двукратно, то есть в два приема. Первый выбор происходит в промежутке между двумя и пятью годами, а в латентный период процесс приостанавливается или даже регрессирует; этот промежуток отличается инфантильной природой своих сексуальных целей. Второй выбор совершается с наступлением пубертата и определяет окончательную форму сексуальной жизни.
Хотя двукратная суть выбора объекта на самом деле сводится к воздействию латентного периода, эта процедура чрезвычайно важна для изучения расстройств конечного состояния. Результаты инфантильного выбора объекта проявляются в более поздний период; они либо сохраняются в том же виде, либо обновляются ко времени пубертата. Однако вследствие развития вытеснения в срок между двумя этими стадиями ими невозможно воспользоваться. Их сексуальные цели слабеют, и теперь они представляют, если можно так выразиться, «аффективное» течение сексуальной жизни. Лишь психоаналитическое исследование способно показать, что за этой аффективностью, восхищением и уважением скрываются прежние сексуальные устремления инфантильных парциальных влечений, утратившие свою пригодность. Выбор объекта в пубертатный период предусматривает отказ от инфантильных объектов детства и возобновление в качестве «чувственного» течения. Несовпадение обоих течений довольно часто приводит к тому, что предстает недостижимым один из идеалов сексуальной жизни – объединение всех желаний в одном объекте.
Источники инфантильной сексуальности
Наше стремление проследить происхождение сексуального влечения показало, что сексуальное возбуждение возникает: а) как воспроизведение удовлетворения, пережитого ранее в связи с другими органическими процессами; б) посредством соответствующего раздражения периферических эрогенных зон; в) как выражение некоторых не совсем понятных нам по своему происхождению «влечений», будь то скопофилия или влечение к жестокости. Психоаналитическое исследование, возвращающее в детство из более позднего периода, и текущее наблюдение за детьми открывают нам и другие постоянные источники сексуального возбуждения. Прямое наблюдение за детьми имеет тот недостаток, что оно опирается на сведения, с легкостью допускающие неверное истолкование; психоанализ же затрудняется тем, что он приходит к объектам и выводам только долгими обходными путями. Однако во взаимодействии эти два метода обеспечивают достаточную степень надежности научных открытий.
При исследовании эрогенных зон мы обнаружили, что эти участки кожи просто-напросто обладают повышенной возбудимостью, которая в известной степени присуща всей поверхности кожи. Поэтому вряд ли удивит заявление, что некоторым видам общей раздражимости кожи следует приписать четко выраженные эрогенные воздействия. Среди них мы подчеркиваем прежде всего температурные раздражения, важность которых, не исключено, позволит нам заодно понять терапевтический эффект теплых ванн.
Здесь нужно упомянуть о достижении сексуального возбуждения через ритмические механические сотрясения тела. Раздражители такого рода действуют тремя способами: они воздействуют на чувственный аппарат вестибулярных нервов, на кожу и на глубинные органы (то есть на мышцы и суставной аппарат). Наличие ощущений удовольствия – стоит отметить, что тут понятия «сексуальное возбуждение» и «удовлетворение» можно во многом употреблять взаимозаменяемо, чему позднее будет предложено содержательное объяснение, – итак, наличие ощущений удовольствия, вызываемого механическими сотрясениями тела, подтверждается тем фактом, что дети очень любят пассивные игры наподобие качания и подбрасывания и непрерывно требуют их повторения[90]. Хорошо известно, что убаюкивание регулярно используется для того, чтобы усыпить беспокойных детей. Качка в повозках и – позднее – в поездах оказывает столь завораживающее воздействие на детей старшего возраста, что все мальчики, по крайней мере, хоть раз в жизни, хотят стать кучерами или кондукторами. Пожалуй, внушает недоумение то обстоятельство, что мальчики проявляют необычайно большой интерес к событиям на железной дороге, а в возрасте, когда усиливается деятельность фантазии (незадолго до пубертата), она становится для них ядром сугубо сексуального символизма. Принудительная связь между поездкой по железной дороге и сексуальностью явно проистекает из приятного характера двигательных ощущений. Если сюда добавляется вытеснение, обращающее в противоположность столь многое из того, чему дети отдают предпочтение, то эти же индивидуумы, подрастая или став взрослыми, реагируют на качание тошнотой, ужасно устают от поездок по железной дороге или проявляют склонность к приступам беспокойства; они защищают себя от повторений неприятного переживания посредством страха перед железной дорогой.
Еще нужно указать на следующий факт, пока еще непонятный: комбинация испуга и механического сотрясения порождает тяжелый, истериоформный травматический невроз. Можно хотя бы предположить, что влияния, которые при небольшой интенсивности становятся источниками сексуального возбуждения, вызывают глубокое расстройство сексуального механизма или химизма, когда воздействуют в чрезмерном количестве.
Мы знаем, что активная мышечная деятельность является насущной потребностью для ребенка и он испытывает необычайное удовольствие от ее удовлетворения. Связано ли это удовольствие с сексуальностью, охватывает ли оно само сексуальное удовлетворение, способно ли стать поводом к сексуальному возбуждению, – перечисленные вопросы подлежат критическому обсуждению, которое также может опровергнуть ранее высказанное утверждение, будто удовольствие от ощущений пассивного движения носит сексуальный характер или вызывает сексуальное возбуждение. Но дело в том, что, по рассказам многих людей, первые признаки возбуждения в гениталиях они ощущали в ходе драки или борьбы с товарищами по играм; в этой ситуации, помимо общего мышечного напряжения, нельзя не отметить обширное соприкосновение с участками кожи противника. Склонность к физической схватке с конкретным человеком, как и к словесной борьбе в более поздние годы[91], служит очевидным доказательством сделанного выбора объекта. В том, что мышечная деятельность способствует сексуальному возбуждению, можно усмотреть и одну из причин садистского влечения. Для многих индивидуумов инфантильная связь между дракой и сексуальным возбуждением принадлежит к детерминантам предпочитаемой направленности их полового влечения[92].
Меньшему сомнению подлежат прочие источники сексуального возбуждения ребенка. Благодаря непосредственному наблюдению и последующим исследованиям, нетрудно установить, что все более насыщенные аффективные процессы, даже возбуждения, вызванные страхом, распространяются на сексуальность; к слову, это может способствовать лучшему пониманию патогенного влияния таких душевных переживаний. Если школьники боятся экзамена или испытывают напряжение, ломая головы над трудноразрешимой задачей, это может существенно затронуть как отношение ребенка к школе, так и проявление сексуальных побуждений. Ведь очень часто в таких обстоятельствах возникает чувство раздражения, заставляющее трогать гениталии, или же может случиться нечто вроде поллюции, со всеми ее приводящими в замешательство последствиями. Поведение детей в школе, задающее учителям обилие загадок, вообще следует соотнести с зарождающейся сексуальностью школьников. Сексуально возбуждающее воздействие некоторых аффектов, неприятных самих по себе – тревоги, боязливости, страха, – у немалого числа людей сохраняется и в зрелой жизни; не приходится сомневаться в том, что здесь кроется объяснение, почему столь многие жаждут подобных ощущений – при условии, разумеется, что определенные побочные обстоятельства (принадлежность к иллюзорному миру, чтение, театр) притупляют остроту ощущения неудовольствия.
Если допустить, что сходные эрогенные воздействия сопровождают даже насыщенные болезненные ощущения, особенно когда боль приглушается каким-нибудь привходящим обстоятельством или удерживается дольше, то здесь можно усмотреть одну из основных причин садомазохистского влечения, многообразный и сложный состав которого мы начинаем постепенно понимать[93].
Наконец, совершенно очевидно, что следствием концентрации внимания на интеллектуальной работе и умственном напряжении как таковом будет у многих молодых и более зрелых людей сопутствующее сексуальное возбуждение. Это, безусловно, единственная подлинная причина нервных расстройств, которым обычно находят крайне сомнительные объяснения, сводящиеся к умственному «переутомлению».
Если теперь окинуть взором те предварительные соображения по поводу источников детского сексуального возбуждения – отмечу, что я не притязаю ни на полноту, ни на окончательность суждений, – то мы сможем выявить с определенной достоверностью следующие общие свойства. По-видимому, все делается для того, чтобы привести в действие процесс сексуального возбуждения, сущность которого, нужно признать, остается предельно загадочной. Об этом прежде всего заботятся более или менее непосредственным образом возбуждения чувствительных поверхностей (кожи и органов чувств), а также, наиболее явно, – раздражающие воздействия на определенные участки тела, которые называются эрогенными зонами. В этих источниках сексуального возбуждения решающее значение имеет, бесспорно, качество раздражений, хотя и фактор их интенсивности (при боли) нельзя полностью игнорировать. Кроме того, в организме имеются иные источники, благодаря которым в организме в качестве побочного явления при целом ряде внутренних процессов возникает сексуальное возбуждение, едва насыщенность этих процессов переходит известные количественные границы. То, что мы назвали парциальными сексуальными влечениями, либо прямо происходит из этих внутренних источников сексуального возбуждения, либо составляется из тех вкладов, которые вносят эти источники и эрогенные зоны. Возможно, в организме не происходит ничего более значительного, что отдавало бы свои элементы для возбуждения сексуального влечения.
В настоящее время мне кажется невозможным уточнить эти общие соображения, сделать их яснее и надежнее. На мой взгляд, ответственность следует возложить на два фактора: во‐первых, на новизну самого способа рассмотрения вопроса, а во‐вторых, на то обстоятельство, что сущность сексуального возбуждения нам совершенно неизвестна. Однако велик соблазн привести два замечания, сулящих открыть перед нами широкую перспективу.
А) Мы уже рассмотрели возможность обосновать многообразие врожденных сексуальных конституций через различное развитие эрогенных зон, и то же самое можно проделать с косвенными источниками сексуального возбуждения. Мы можем предположить, что эти источники, пускай они обеспечивают возбуждение у всех индивидуумов, далеко не у всех людей одинаково сильны; предпочтительное развитие отдельных источников сексуального возбуждения позволит строже дифференцировать различные сексуальные конституции[94].
Б) Оставляя фигуральный способ выражения, которого мы так долго придерживались в рассуждениях об «источниках» сексуального возбуждения, можно высказать предположение, что все пути, ведущие от других функций к сексуальности, должны быть проходимыми и в обратном направлении. Если, например, общее для обеих функций обладание ротовой областью является причиной того, что при приеме пищи возникает сексуальное удовлетворение, то же самое допущение позволяет нам предположить, что возможны нарушения в приеме пищи, когда нарушены эрогенные функции общей зоны. Или, если нам известно, что концентрация внимания способна вызывать сексуальное возбуждение, то напрашивается вывод, что, используя тот же путь в обратном направлении, состояние сексуального возбуждения способно влиять на умение управлять вниманием. Значительная часть симптоматики неврозов, которую я вывожу из нарушений сексуальных процессов, выражается в нарушении других, внесексуальных телесных функций; это обстоятельство, прежде непонятное, становится менее загадочным, если посчитать его лишь дополнением к тем влияниям, которые приносит производство сексуального возбуждения.
Впрочем, те же пути, по которым сексуальные нарушения распространяются на прочие телесные функции, у здорового человека должны служить и другому важному назначению. Силы сексуального влечения должны по ним привлекаться к достижению иных, внесексуальных целей; должна происходить сублимация сексуальности. В заключение же необходимо признать, что об этих путях, несомненно, существующих и, вполне возможно, проходимых в обоих направлениях, нам пока известно очень и очень мало.
III. Трансформации полового созревания
С наступлением пубертата начинаются изменения, которым суждено перевести инфантильную сексуальную жизнь в ее окончательную, нормальную форму. Прежде сексуальное влечение было преимущественно аутоэротическим, но теперь оно находит сексуальный объект. Прежде оно проистекало из отдельных влечений и эрогенных зон, которые, независимо друг от друга, искали в качестве единственной сексуальной цели некое удовольствие. Отныне же появляется новая сексуальная цель, на которую направляются все парциальные влечения, тогда как все эрогенные зоны подчиняются примату генитальной зоны[95]. Поскольку новая сексуальная цель присваивает обоим полам принципиально различные функции, сексуальное развитие полов существенно расходится. Развитие мужчин видится более последовательным и более понятным, а вот у женщин происходит своего рода инволюция. Нормальность половой жизни обеспечивается лишь точным совпадением двух течений, направленных на сексуальный объект и на сексуальную цель. (Первое, аффективное течение вмещает в себе все, что остается от раннего инфантильного расцвета сексуальности.) Со стороны все выглядит как прокладка туннеля под холмом, ведущаяся одновременно с обоих концов.
Новая сексуальная цель у мужчин состоит в избавлении от сексуальных «плодов»; она отнюдь не чужда прежней цели – достижению удовольствия, напротив, наибольшее количество удовольствия связано именно с этим конечным актом сексуального процесса. Сексуальное влечение начинает служить функции продолжения рода и становится, так сказать, альтруистическим. Чтобы такая трансформация состоялась, необходимо принимать во внимание исходные предрасположенности и все прочие особенности влечений. Как в любом другом случае, когда в организме должны возникать новые связи и соединения, образующие сложные механизмы, здесь присутствует возможность появления патологических расстройств из-за отсутствия указанных преобразований. Все эти патологические расстройства вполне допустимо трактовать как препятствия и задержки в развитии.
Исходный пункт и конечная цель описанного хода развития очевидны. Зато промежуточные этапы до сих пор во многих отношениях еще непонятны, и нужно пока относиться к ним как к неразгаданным загадкам.
Наиболее поразительным среди процессов пубертата выступает тот, который можно определить как выражающий сущность созревания: это явное увеличение в размерах внешних гениталий. (А латентный период в детстве, с другой стороны, как раз характеризуется относительной задержкой их роста.) Между тем развитие внутренних гениталий настолько продвигается, что они обретают способность поставлять половые продукты («плоды») или воспринимать их для образования новых жизней. Иначе говоря, складывается в готовом состоянии необычайно сложный аппарат, который ждет, когда им воспользуются.
Этот аппарат приводится в действие некими раздражителями, и наблюдение подсказывает нам, что раздражение может поступать тремя путями: из внешнего мира через возбуждение уже известных нам эрогенных зон; из внутренних органов (эти пути еще предстоит исследовать) и из душевной жизни, которая сама представляет собой хранилище внешних впечатлений и «приемный пункт» внутренних возбуждений. Всеми тремя способами обеспечивается сходное состояние, которое называется «сексуальным возбуждением» и которое проявляется через признаки двоякого рода, душевные и соматические. Душевные признаки состоят в своеобразном чувстве напряжения, причем чрезвычайно настойчивого характера, а среди разнообразных телесных изменений первое место занимают изменения гениталий (безусловное приготовление к половому акту – речь о мужской эрекции и увлажнении влагалища у женщин).
Тот факт, что сексуальное возбуждение выражается в напряжении, ставит вопрос, ответ на который настолько же затруднителен, насколько велико его значение для понимания сексуальных процессов. Вопреки всем разногласиям по этому поводу, господствующим в психологии, я настаиваю на том, что чувство напряжения должно содержать в себе неудовольствие. Мне кажется определяющим то обстоятельство, что такое чувство сопровождается стремлением к изменению психической ситуации, что оно побуждает к действию и совершенно чуждо сущности испытываемого удовольствия. Впрочем, если воспринимать напряжение при сексуальном возбуждении как неприятное чувство, нельзя отрицать и того, что оно, несомненно, переживается как приятное. В каждом случае напряжение, вызванное сексуальными процессами, дополняется удовольствием; даже при подготовительных изменениях в гениталиях отчетливо проявляется своего рода чувство удовлетворения. Как связаны между собой эти неприятное напряжение и ощущение удовольствия?
Все, что подразумевается в отношениях удовольствия и неудовольствия, составляет едва ли не главную уязвимость современной психологии. Моей целью будет как можно подробнее изучить эти отношения на основании рассматриваемых примеров, но я уклонюсь от всяких попыток исследовать этот вопрос во всей его полноте[96].
Начнем с краткого обозрения того способа, каким эрогенные зоны приспосабливаются к новой схеме. Им принадлежит важная роль в возникновении сексуального возбуждения. Глаз, этот самый, пожалуй, отдаленный от сексуального объекта орган, при ухаживании за объектом чаще всего прельщается некими особыми качествами, повод к которому в сексуальном объекте мы называем красотой. (Поэтому достоинства сексуального объекта называются также «прелестями».) Это внешнее раздражение, с одной стороны, сопровождается удовольствием, но, с другой стороны, оно ведет к усилению – или возникновению, если раньше такого не было – сексуального возбуждения. Если возбуждение затрагивает прочие эрогенные зоны, например руку и тактильные ощущения, то эффект будет тем же самым: чувство удовольствия быстро усиливается за счет удовольствия от подготовительных изменений, а ему противостоит дальнейшее нарастание сексуального напряжения, вскоре переходящего в неприкрытое неудовольствие, если ему не позволяют доставлять дальнейшее удовольствие. Прояснить это утверждение поможет, полагаю, другой пример. Когда у человека, не испытывающего сексуального возбуждения, прикосновением раздражают эрогенную зону (допустим, речь о коже на женской груди), сам контакт уже вызывает чувство удовольствия; вместе с тем в данной ситуации прикосновение, как ничто другое, способно пробудить сексуальное возбуждение, которое потребует усиления удовольствия. Вопрос в том, каким образом ощущаемое удовольствие вызывает потребность в еще большем удовольствии.
Однако роль, отводимая при этом эрогенным зонам, вполне ясна. Сказанное об одной из них справедливо для остальных. Все они используются для того, чтобы доставлять известное количество удовольствия за счет соответствующих раздражений; это удовольствие ведет к нарастанию напряжения, которое, в свою очередь, обеспечивает необходимую моторную энергию для завершения полового акта. Предпоследняя стадия этого акта опять-таки подразумевает возбуждение (раздражение) эрогенной зоны – самой генитальной зоны на головке пениса – посредством наиболее подходящего объекта (слизистой оболочки влагалища); через удовольствие, получаемое при этом возбуждении, приобретается – на сей раз рефлекторно – моторная энергия, которая служит выведению половых веществ. Это последнее удовольствие видится наиболее интенсивным и по своему механизму отличается от более раннего. Оно всецело вызывается «опустошением» организма, представляет собой удовольствие от удовлетворения, и с ним напряжение либидо временно ослабевает.
Представляется правомерным отразить это различие в сущности удовольствия, возникающего вследствие возбуждения эрогенных зон, от удовольствия, вызванного избавлением от сексуальных веществ, подчеркнув их противопоставленность в обозначениях. Первому удачно подходит определение «предварительное удовольствие», в противоположность конечному удовольствию, или удовольствию от удовлетворения, сексуальной деятельности. Предварительное удовольствие оказывается тем же самым, какое доставляется нам, пусть и в меньшей степени, инфантильным сексуальным влечением; а конечное удовольствие есть нечто новое и потому, возможно, обусловленное исключительно наступлением пубертата. Формула новой функции эрогенных зон звучит так: они используются для того, чтобы посредством получаемого от них предварительного удовольствия, как в инфантильной жизни, содействовать достижению большего удовольствия от удовлетворения.
Недавно мне удалось объяснить пример из совершенно другой области психической жизни, в котором также достигалось конечное удовольствие за счет «промежуточного» ощущения удовольствия, которое тем самым оказывалось как бы «поощрительной премией». В этой связи выпала возможность рассмотреть природу удовольствия более подробно[97].
Однако взаимосвязь предварительного удовольствия с инфантильной сексуальной жизнью проясняется той патогенной ролью, которую это удовольствие может сыграть. Сам механизм, включающий в себя предварительное удовольствие, очевидно, сулит опасность нормальной сексуальной цели; эта опасность возникает, когда, на любом этапе подготовительных сексуальных процессов, предварительное удовольствие становится слишком велико, а свойственный ему элемент напряжения ослабляется. Побуждение продолжать сексуальный процесс исчезает, весь путь сокращается, и обсуждаемое подготовительное действие занимает место нормальной сексуальной цели. Опыт показывает, что условием этого разрушительного явления выступает следующий факт: данная эрогенная зона или соответствующее парциальное влечение уже в инфантильной жизни чрезвычайно способствовали получению удовольствия. Если сюда добавляются другие факторы, порождающие фиксацию, то в дальнейшей жизни легко возникает навязчивость, которая мешает включению предварительного удовольствия в новую взаимосвязь. Таков фактически механизм многих перверсий, которые суть задержки на подготовительных этапах сексуального процесса.
Ситуации, когда сексуальный механизм не исполняет свою функцию по вине предварительного удовольствия, избежать проще всего, если примат генитальных зон принимается уже в инфантильной жизни. По-видимому, так действительно происходит во второй половине детства (от восьми лет до пубертата). В эти годы генитальные зоны ведут себя во многом так, как и позднее, в период зрелости, становятся местом ощущений возбуждения и подготовительных изменений, если ощущается какое-либо удовольствие вследствие удовлетворения других эрогенных зон, хотя эффект сам по себе еще остается бесцельным, то есть не способствует продолжению сексуального процесса. Уже в детстве, наряду с удовольствием от удовлетворения, имеется, таким образом, известное количество сексуального напряжения, пусть менее постоянного и менее выраженного. Теперь мы можем понять, почему при обсуждении источников сексуальности было корректно утверждать, что данный процесс приносит сексуальное удовлетворение и вызывает сексуальное возбуждение. Отметим, что на пути к познанию все начиналось с преувеличения различий инфантильной и зрелой сексуальной жизни, но теперь, задним числом, мы можем исправить это преувеличение. Не только отклонения от нормальной сексуальной жизни, но и сами ее нормы определяются инфантильными проявлениями сексуальности.
Мы по-прежнему пребываем в неведении относительно происхождения и сущности сексуального напряжения, которое возникает при удовлетворении эрогенных зон одновременно с удовольствием[98]. Напрашивается предположение, что это напряжение возникает каким-то образом из самого удовольствия, но такое предположение, во‐первых, неправдоподобно, а во‐вторых, несостоятельно, если принять во внимание тот факт, что при наибольшем удовольствии, связанном с избавлением от половых продуктов, не создается никакого напряжения (напротив, всякое напряжение прекращается). Поэтому удовольствие и сексуальное напряжение могут быть связаны только косвенным образом.
Помимо того факта, что именно избавление от сексуальных веществ обыкновенно устраняет сексуальное возбуждение, существуют и другие основания увязывать сексуальное напряжение с сексуальными продуктами. Если взять человека, живущего в воздержании, его половой аппарат в различные, но не беспорядочные периоды времени будет освобождаться по ночам от сексуальных веществ, при галлюцинаторном представлении во сне полового акта, причем такой человек будет испытывать удовольствие. В отношении этого процесса – ночной поллюции – трудно отказаться от мнения, что сексуальное напряжение, которое умеет найти короткий галлюцинаторный путь для замены полового акта, выступает функцией накопления семени в неких хранилищах половых продуктов. В этом же смысле опыт указывает на истощаемость сексуального механизма.
При опустошенных запасах семени не только невозможно выполнить половой акт, но и пропадает раздражимость эрогенных зон, соответствующее возбуждение которых уже не вызывает удовольствия. Таким образом, попутно мы узнаем, что известная степень сексуального напряжения требуется даже для возбуждения эрогенных зон.
Похоже, напрашивается предположение, которое, если я не ошибаюсь, распространено довольно широко: накопление сексуальных веществ создает и поддерживает сексуальное напряжение, давление этих продуктов на стенки их хранилищ действует, быть может, как раздражитель спинального центра, состояние которого воспринимается высшими центрами и привносит в сознание знакомое ощущение напряжения. Если возбуждение эрогенных зон усиливает сексуальное напряжение, то так происходит лишь потому, что эрогенные зоны состоят в анатомической связи с этими центрами, повышают тонус возбуждения в них и при достаточном сексуальном напряжении побуждают к половому акту (а при недостаточном стимулируют производство половых веществ).
Слабость этой теории, которую принимает, например, Краффт-Эбинг в своем описании сексуальных процессов, заключается в том, что она, призванная объяснять половую деятельность зрелого мужчины, почти не учитывает три набора условий, каковые также нуждаются в объяснении. Эти условия относятся к детям, к женщинам и к кастрированным мужчинам. Во всех трех случаях не может быть и речи о накоплении половых продуктов в таком же смысле, как у здоровых мужчин, что затрудняет приложение теории. Тем не менее надо сразу признать, что указанную теорию вполне возможно распространить и на эти случаи, подыскав подходящие примеры. Так или иначе, не следует приписывать фактору накопления половых продуктов той функции, на отправление которой он, по-видимому, не способен.
Наблюдения за кастрированными мужчинами как будто показывают, что сексуальное возбуждение может быть в значительной степени независимым от производства половых веществ. Операция кастрации порой не наносит урона либидо, хотя обычно либидо все-таки страдает, и это служит поводом к операции. Кроме того, давно известно, что болезни, приводящие к прекращению производства мужских половых клеток, оставляют либидо и потенцию неповрежденными, пусть мужчина уже стерилен. Поэтому ничуть не удивительно, вопреки мнению Ригера[99] (1900), что потеря мужских половых желез в зрелом возрасте может никак не сказаться на душевном состоянии индивидуума. Верно, что кастрация в нежном возрасте, до пубертата, приближается по своему воздействию к устранению половых признаков, но здесь, кроме потери половых желез как таковых, следовало бы учитывать связанную с их исчезновением задержку развития других факторов.
Опыты по удалению половых желез (яичек и яичников) у животных и соответственная пересадка таких органов у позвоночных[100] наконец-то отчасти пролили свет на происхождение сексуального возбуждения – и при этом еще более ослабили значение возможного накопления клеточных половых продуктов. Посредством эксперимента (Э. Штейнах) стало возможным превратить самца в самку и наоборот; при этом психосексуальное поведение животного менялось в соответствии с соматическими половыми признаками и одновременно с ними. Но кажется, что это влияние, определяющее пол, следует приписывать не той части половой железы, которая производит специфические половые клетки (сперматозоиды и яйцеклетки), а ее интерстициальной ткани, которая поэтому выделяется авторами как «пубертатная железа». Совсем не исключено, что дальнейшие исследования покажут: обычно «пубертатная железа» может определять оба пола. Если так, учение о бисексуальности высших животных получит анатомическое обоснование. Уже сейчас можно предположить, что эта железа – не единственный орган, связанный с производством сексуального возбуждения и появлением половых признаков. Во всяком случае, наши знания о роли щитовидной железы для сексуальности дополняют это новое биологическое открытие. Мы можем теперь считать, что в интерстициальной части половой железы создаются особые химические вещества, которые усваиваются кровотоком и заряжают определенную часть центральной нервной системы сексуальным напряжением. (Нам уже знаком факт, что другие токсичные вещества, проникающие в тело извне, способны обеспечить аналогичную трансформацию яда в раздражение конкретного органа.) Каким образом возникает сексуальное возбуждение в результате раздражения эрогенных зон при заряде центрального аппарата и какие комбинации сугубо токсичных и физиологических раздражений получаются при этих сексуальных процессах, даже если рассматривать их, – обо всем этом говорить сегодня преждевременно. Нам достаточно в таком представлении о сексуальных процессах придерживаться следующего существенного предположения: некие особые вещества возникают в результате обмена сексуальных веществ[101]. Ведь эта вроде бы произвольная гипотеза подкрепляется крайне важными фактами, на которые мало обращали внимания, но которые заслуживают иного отношения. Неврозы, которые можно вывести из нарушений сексуальной жизни, показывают изрядное клиническое сходство с явлениями интоксикации и абстиненции в результате обычного введения ядовитых веществ (алкалоидов) ради получения удовольствия.
Теория либидо
С высказанными соображениями относительно химической основы сексуального возбуждения хорошо согласуются наши «умозрительные опоры», поставленные нами для того, чтобы лучше понимать психические выражения сексуальной жизни. Мы определили либидо как количественно изменяемую силу, которая может выступать мерилом процессов и преобразования в области сексуального возбуждения. Это либидо, имеющее особое происхождение, мы отличаем от энергии, которую следует положить в основу душевных процессов как таковых, и тем самым наделяем последнюю качественными характеристиками. Отделяя либидозную энергию от прочей психической энергии, мы выражаем допущение, что сексуальные процессы организма отличаются от процессов питания особым химизмом. Анализ перверсий и психоневрозов показал нам, что это сексуальное возбуждение создается не только так называемыми половыми органами, но всеми органами тела. Следовательно, мы приходим к представлению о некотором количестве либидо, к психической репрезентации, которую будем называть «эго-либидо»; его продукция – уменьшение или увеличение, распределение и смещение – открывает возможности для объяснения наблюдаемых психосексуальных явлений.
Впрочем, для аналитического исследования это «эго-либидо» становится доступным лишь тогда, когда оно находит психическое применение в катексисе сексуальных объектов, то есть превращается в «объектное либидо». Мы видим, что оно сосредотачивается на объектах, фиксируется на них или забывает о них, переносится на другие и так направляет сексуальную деятельность индивидуума, которая ведет к удовлетворению, то есть к частичному, временному угасанию либидо. Психоанализ так называемых неврозов переноса (истерии и невроза навязчивых состояний) позволяет получить об этом четкое представление. Следуя далее за «объектным либидо», мы узнаем, что оно, будучи отвлеченным от объектов, сохраняется свободным в особых состояниях напряжения и в конце концов возвращается к «я», то есть снова становится «эго-либидо». Это «эго-либидо» мы, в противоположность объектному либидо, характеризуем как «нарциссическое». С высот психоанализа мы словно глядим через границу, переступить которую не дозволено, на деятельность нарциссического либидо, и у нас складывается впечатление об отношениях того и другого либидо[102]. Нарциссическое либидо («эго-либидо») кажется этаким огромным хранилищем, из которого исходят объектные катексисы и в который они снова втягиваются; нарциссический либидозный катексис «я» есть первичное состояние, сложившееся в раннем детстве, оно лишь прикрывается более поздними «истечениями» либидо, но, в сущности, сохраняется в том же виде.
Задача теории либидо применительно к невротическим и психотическим расстройствам должна состоять в выражении всех наблюдаемых явлений и связанных с ними процессов в терминах экономики либидо. Легко догадаться, что развитию «эго-либидо» при этом будет придаваться большее значение, особенно там, где речь пойдет об объяснении более серьезных психотических расстройств. В таких случаях мы вынужденно признаем, что средство нашего исследования, психоанализ, пока дает надежные сведения только о превращениях объектного либидо и не может непосредственно отделить «эго-либидо» от прочих форм энергии, проявляющих себя в «я»[103].
Поделиться книгой: