Двадцать килограммов

– А здесь действительно около двадцати килограммов.

– Прекрати, пока меня не вырвало, – со стоном попросил Тима.

Пока он запирал ревизионный люк, Майский закрыл ведра герметичными крышками и вынес их в коридор. Тима поспешил за напарником и, сняв перчатки, перевёл дверь ангара в режим охраны. Потом с облегчением выдохнул и взял своё ведро.

Они вышли на парковку со стороны центрального административного здания и стянули респираторы. Ночной апрельский воздух пах свежестью и каким-то цветущим кустарником. Тима ощутил порыв отыскать эти неведомые цветы и затолкать их себе в нос. Вонь разлагающегося мяса, хоть и не чувствовалась сквозь закрытые вёдра, по-прежнему терзала разум фантомными щупальцами.

Майский отпер багажник своего лёгкого внедорожника «сталкер», и они погрузили ведра, для надёжности закрепив их багажными жгутами. Когда с этим было покончено, Тима занял пассажирское сиденье.

– Как такое вообще может быть? Разве Бога не существует? – вдруг спросил Майский через открытую дверь машины.

– Думаю, ещё как существует. – Тима наблюдал, как напарник садится за руль и поворачивает ключ в замке́ зажигания. Их несильно затрясло, когда движок заработал. – Если сплав металлов может плеваться останками девятилетней давности – возможно всё. Даже существование высшего безразличия.

Майский с мрачным видом кивнул, и они выехали с территории завода через южные автоматические ворота. Через них принимали и отправляли крупногабаритные грузы, такие как турбины. А поскольку это происходило раз в пару месяцев, будка охранника пустовала, а сами ворота были заперты, находясь под наблюдением двух уличных видеокамер, тоже отключённых по такому случаю.

Тиме и Майскому предстояло «мероприятие», как его обозначил Майский, которое могло занять всю ночь. Они направлялись в Лихославль, чтобы там, на городском кладбище, отыскать могилу некоего Вешнякова – первой жертвы турбины, с которой всё началось.

Они собирались воссоединить мёртвое и тем самым успокоить его.

6 Служители лопат

Тима с унынием смотрел на поваленную надгробную стелу из красного гранита. В отблесках скудного света, шедшего от двух фонариков, она напоминала лакированный мясной пласт. Стела утверждала, что покоившийся здесь Данила Вешняков не дотянул до двадцати семи лет каких-то пару месяцев.

«Скудная арифметика смерти в действии, – подумал Тима. – Этому парню не следовало совать голову куда попало. Тогда бы и нам не пришлось рыться в этом земляном дерьме посреди ночи».

Они с Майским выехали из Кимр около полуночи, а в Лихославль прибыли где-то в половине второго. Им сказочно повезло, что инженер, угодивший девять лет назад в турбину «боинга», оказался уроженцем городка той же Тверской области. Если, конечно, сказочное везение включало в себя происходящее сумасшествие.

Майский встретил идею вернуть мертвецу недостающие двадцать килограммов с долей скепсиса. Но сомнения и страх смерти – разные полюса жизни, и Майский отдался поискам могилы с нездоровым энтузиазмом. Для этого поднял кое-какие связи в «Домодедово». Как-никак авиационные корни сближали, а без ремонта, как известно, летали только птицы.

Поэтому следующим пунктом их ночной программы значился визит в Лихославль.

Пока добирались туда, Тима думал о том, как впопыхах замазывал дыру в кухонной стене, оставленную ножом; как разругался с Дарьей перед уходом, когда выяснилось, что он затолкал в морозильную камеру отнюдь не продукты. Но больше он размышлял о дочери, о своём каштановом ангеле.

Если кто и должен выйти невредимым из этой истории, так это она.

Как подозревал Тима, Майский тоже думал о дочерях. Это читалось на его сосредоточенном лице. С таким же выражением, целеустремлённости и ужаса, он лез в темноте по кирпичному столбику, которыми были разбавлены секции стального забора кладбища. С теми же эмоциями плутал среди могил, закрывая линзу фонарика ладонью, и рыл яму, когда приходила его очередь.

Звёзды к тому времени окончательно затянуло плоскими облаками.

– Погоди… тут что-то… – Майский вынырнул из темноты за фонариком и снова наклонился. – Я… я не понимаю…

– Что там? – Тима схватил свой фонарик и присел у края ямы.

Луч света выхватил нечто странное, отчего у Тимы тяжело забухало сердце. На глубине немногим меньше двух метров земля напоминала чёрную кашицу, от которой смердело солью и гноем. Как будто лопнул крупный земляной нарыв.

Майский поднял испуганные глаза на Тиму:

– Нам же не обязательно выкапывать гроб?

– Мы должны, приятель. Прости.

– В таком случае твоя очередь. Пожалуйста.

Подав руку, Тима помог Майскому выбраться и сам спрыгнул в яму. Под ногами чавкнуло, словно он ступил в болото. Тима поглубже вонзил ковш лопаты во влажную землю, и знакомая вонь усилилась. Какая-то его часть, самая визгливая и напуганная, уже догадалась, в чём дело, но разум упрямо отказывался в это верить. Потому что это означало…

– Это ни черта не значит, – прохрипел Тима, противясь собственным мыслям.

Через полторы минуты лопата обо что-то ударилась, и, к ужасу Тимы, это «что-то» сдвинулось. Сидевший на краю ямы Майский схватился за рот. До него тоже начало доходить. Чересчур уж легко надгробная плита с цветником, в котором обосновались сорняки, и стела покинули свои места, когда они начали.

– Гроб вскрывали, – наконец сказал он.

– Это ни черта не значит, – повторил Тима. – Ни черта, ясно? Это…

– Просто сдвинь кусок крышки. Он сломан.

Передав лопату Майскому, Тима принялся сбрасывать землю с крышки гроба. Её фрагмент, закрывавший изголовье мертвеца и его торс, и правда неплотно прилегал к нижней части.

Неожиданно он подумал, что сейчас лицом к лицу столкнётся с покойником, что вот уже почти десять лет гниёт в земле. Сильно ли он разложился? Ввалились щёки, сдулся нос и всё такое? Следом нагрянула другая мысль. А если к недостающим двадцати килограммам относится голова? И почти сразу Тима успокоился, вспомнив, что бедолагу, угодившего в работающую авиационную турбину, могли похоронить только в пакетах.

Он вцепился в край крышки, и её сломанная часть, державшаяся всего на одной петле, без сопротивления открылась.

Гроб переполняла стоячая и густая субстанция, походившая как две капли воды на ту, что они привезли в вёдрах. Будто подали трупно-нефтяной суп – холодный и вонючий. Кое-где из отвратительной пасты проглядывали пластиковые островки, говорившие о том, что бедолагу действительно расфасовали по пакетам.

Майский вдруг расхохотался, хотя смех больше походил на рёв безумца. По щекам потекли слёзы.

– Кто-то уже наведывался сюда и сделал так, чтобы никто об этом не догадался! – проорал он, захлёбываясь смехом, понемногу переходившим в рыдания. – Это не остановить, мы не первые! Ты врубаешься, Тимофей? Мы не первые!

В ушах Тимы заслышался звон, какой обычно возникает, когда разум хлопает дверью, отказываясь принять очевидное.

– Заткнись! Это ни черта не значит, понял? – выкрикнул он. Ощутил, что стены могилы сходятся, мешая дышать. Ночь стала чернее, чем была.

Пока Майский то ли рыдал, то ли смеялся, закрывая лицо руками, Тима выбрался из ямы и схватил первое ведро. Открыл его и вылил гнусное содержимое прямо в полуоткрытый гроб. Жидкость противно забулькала. Когда ведро опустело, швырнул его вниз вместе с крышкой. То же самое проделал со вторым. И почти всё перелилось через край, уходя в липкую землю.

Чуть подавшись вперёд, Тима подцепил ковшом лопаты сломанную крышку и закрыл гроб. Напоследок что-то всхлипнуло. Какое-то время Майский, блестя глазами в свете брошенного фонарика, наблюдал за действиями Тимы, а потом взялся за вторую лопату.

В конце концов они вляпались в это вместе.

7 Угрозы

Пение птиц всё нарастало и через несколько секунд превратилось в острые клювики, царапавшие барабанные перепонки. Глухо застонав, Тима приоткрыл правый глаз. Смартфон вибрировал и полз к краю прикроватной тумбочки, будто маленький электронный самоубийца. Тима перехватил его и выключил будильник. Половина первого пополудни. Пора вставать.

Отметив приятный вакуум в голове, Тима пришёл к выводу, что спал спокойно, без сновидений. Ночная смена охранника длилась с восьми вечера до восьми утра, и так всю неделю. Этого хватало, чтобы утомлённый разум плавал в пустоте первую половину дня. И выхолощенный сон наконец-то вернулся.

Обычно Тима не заводил будильника, предпочитая хорошенько выспаться, но сейчас ему хотелось переговорить с женой. Он должен объясниться, ещё раз заверить её, что всё в порядке; что он – в порядке. Он прислушался, и его губы тронула улыбка. Из кухни доносилось поскрипывание столового ножа.

Шлёпая босыми ногами по ламинату, Тима отправился на кухню. Дарья, так и не сняв форму налогового инспектора ради приёма пищи, повстречала его напряжённым взглядом. Она как раз заканчивала разрезать кусок отварной говядины надвое. И резала так, словно это было его сердце.

– Арина ещё в школе, Тимофей. Наверное, стоит позвонить в полицию, раз она взяла с собой линейку, как думаешь?

Необъяснимая тоска захлестнула Тиму. Глядя на жену, он словно наблюдал дождливый октябрьский день, когда красота увядания причиняла нежную боль. Тима встрепенулся. Этот сезон её души, пока не грянули заморозки, нужно во что бы то ни стало обратить вспять.

– У меня на работе возникли кое-какие сложности… с одним предметом. – Тима задумался над тем, что сказать дальше. Осознал, что нуждается в Арине с её тягой к карикатурным ужасам. Она бы легко подобрала верные слова.

– Погоди. – На лице Дарьи отразилось мучительное размышление. – Какое отношение этот предмет имеет к твоей вчерашней выходке?

Она протянула руку и включила электрический чайник. За прозрачным корпусом из высокопрочного стекла поднялся первый пузырёк – серебристый предвестник скорого закипания. Тима проследил за его короткой жизнью и перевёл взгляд на жену. Заготовленная фраза образовала в горле ком.

– За мной и Майским охотится авиационная турбина от семьсот тридцать седьмого «боинга», – проговорил он с вытаращенными глазами.

Губы Дарьи разомкнулись, но движение не прекратилось, и следом распахнулся её рот. А потом она расхохоталась. На разрумянившемся лице собрались и затвердели мимические морщины, вызванные смехом.

Тима положил пальцы рук на край стола, точно ожидая удара по ним. Он не знал, как реагировать. Его признание восприняли как шутку. И сейчас ему предстоял выбор. Либо согласиться с тем, что это розыгрыш, и остаться в глазах жены и дочери странным шутником. Либо и дальше гнуть линию прогрессирующей шизофрении, наблюдаемую домочадцами.

Тима пересел ближе и взял жену за плечи, мягко встряхнул.

– Даша, послушай меня. Да послушай же, господи! – Когда её глаза прояснились, он продолжил: – Это не шутка, понимаешь?

– Не шутка?

– Нет.

Добавить очередную порцию сумасшествия в разговор Тима не успел. Нуждаясь в подсказках, он без особой надежды бросил взгляд в сторону и ощутил, как шагающий в груди механизм пропустил ступень, а то и две.

Вода в чайнике, отчётливо наблюдаемая через подсвеченное стекло, раскручивалась. В образовавшемся водовороте метались раскалённые пузыри. Сам чайник при этом заметно дрожал.

Дарья пристально посмотрела на мужа и на миг увидела перед собой помешанного. Безумца, одержимого странной фантазией. А потом безумец набросился на неё и стряхнул со стула на пол, закрывая собой.

Стеклянный корпус закипавшего чайника с оглушительным треском взорвался.

В пространство, где мгновение назад находилась Дарья, ударил обжигающий плевок. Летевшие с водой осколки оставили на корпусе холодильника с дюжину царапин.

Не успело эхо стеклянного треска стихнуть, как кухню заполонили новые звуки. Захлопали шкафы. В ящиках взбунтовались столовые приборы. Казалось, незримая рука превратила кухню в огромный пляшущий маракас.

– Забери Арину, слышишь? – проорал Тима, перекрикивая грохот и дребезжание. Он привалился спиной к духовке и прижал правой рукой ящик, в котором, судя по всему, бунтовали ножи и вилки. Левой блокировал ящик с щипцами, ножницами, насадками для миксера и прочим. – Езжай за ней сейчас же! Забери её!

– Что происходит? Это землетрясение? – В широко раскрытых глазах Дарьи бултыхался коктейль из ужаса и непонимания.

– Это то, о чём я говорил! Забери Арину из школы и держи её подальше от меня! Давай!

Грохот нарастал. Из шкафчика над раковиной выпрыгнули и разбились две тарелки. Одна из них, с худосочной, но весёлой нарисованной коровой, принадлежала Арине. Одинокий рог, оставшийся от коровы, пришёл в движение. Следом начали раскручиваться остальные осколки.

– Живее! – взревел Тима. Он отпихнул осколки ногой, и «рог» ужалил его в босую ступню. В спину толкалась дверка духовки.

Дарья закивала и на карачках поползла в коридор, зачем-то ощупывая пол перед тем, как преодолеть тот или иной участок. Опомнившись, остановилась, но Тима не дал ей задать очевидный вопрос.

– Сутки! Дай мне сутки, чтобы разобраться с этим! Только держитесь от меня подальше это время!

Ещё раз кивнув, Дарья скрылась в коридоре. Из прихожей послышался стук, будто кто-то впопыхах обувался. Дальний ящик, до которого Тиме никак не удавалось дотянуться, откинулся, и из него выскочил штопор. Не долетев до пола, он развернулся в воздухе и устремился в сторону буфета. Стекло левой дверцы сейчас же разлетелось вдребезги.

Предположение Тимы было простым: то, что оставило на нём след, всегда находилось поблизости – спало, ело и дышало при помощи его тела. А когда эти нехитрые действия наскучивали, оно имитировало охоту на его близких.

Имитировало охоту…

Эта мысль привела Тиму в состояние липкого прозрения. И догадка, начавшая оформляться с первых секунд кухонного сумасшествия, получила подтверждение.

Едва хлопнула дверь, ведущая на лестничную площадку, как всё прекратилось.

Ушла Дарья – успокоилась и кухня. Дьявольская рука опустила маракас.

Тима поднялся с пола и огляделся. Прибраться не составит труда, пустяк. Главное, никто не пострадал. В спальне зазвонил оставленный смартфон, и Тима покрался туда, не зная, с чем ещё может столкнуться.

На экране смартфона высвечивалось слово «МАЙ».

– Что у тебя, Герман? – спросил Тима. Вопрос был странный, словно они получили по лотерейному билетику и теперь по очереди стирали монеткой защитный слой.

– Твои в порядке? – Говорил Майский осторожно, явно опасаясь услышать плохие новости.

– У меня взорвался электрический чайник, а потом кухня пустилась в пляс. Герман, эта тварь охотилась на мою жену! Как до этого – на мою дочь!

– Значит, живы, слава богу. Послушай, я тут кое-что узнал. Ты же помнишь, что турбину до нас ремонтировали в Нижнем Новгороде?

Пребывая в состоянии мягкого шока, Тима кивнул, едва ли осознавая, что Майский не мог увидеть этот кивок.

– Над турбиной работали трое техников, и двое из них уволились на четвёртые сутки после появления этой штуковины.

До Тимы наконец-то дошёл смысл сказанного. На миг ему почудилось, что вот-вот сложится некая головоломка.

– А что третий?

– А третий лишился обеих рук. Я раздобыл его телефон и переговорил с ним десять минут назад. Благо его жена не настолько тупа, так что её руки остались при ней.

– Что ты имеешь в виду, Герман?

– Этот придурок сунул руки в турбину, работавшую на низких оборотах, Тима! Подал их на блюдечке! Сам! А знаешь почему? Потому что турбина, по его словам, рано или поздно получит своё. Это он с дружками наведывался в Лихославль до нас. Отмахали почти семьсот километров, и всё впустую.

– Господи, я, кажется, понял. Господи. Оно ждёт двадцать килограммов плоти. Нашей плоти. – Тима приложил ладонь правой руки ко лбу и обнаружил там липкую плёнку пота. – Значит, мне не показалось. Сейчас эта тварь просто запугивает нас, затягивает узел.

– Запугивает? – Майский перешёл на крик: – Эта тварь оставила шрам на лице моей малышки! А сегодня вогнала поднос из микроволновки Наташке в живот!

Тима помолчал, обдумывая следующие слова. Выходит, сегодня был черёд их жён.

– Ты так и не сказал, как у тебя дела, – наконец произнёс он.

– Я отправил своих в Титовку до конца недели, если ты об этом. Пусть отсидятся и залижут раны. Но не беспокойся, дружище, я знаю, как успокоить эту дрянь. О да, знаю. – Майский нервно хихикнул.

Повисла пауза, какая обычно возникает в беседе между перевозбуждённым человеком и молчуном, глубоко погруженным в собственные мысли. Разговор приблизился к черте, за которой обсуждение могло продолжаться только с глазу на глаз.

– Как себя ощущал этот калека? – неожиданно спросил Тима.