Избранное

Единственная серьезная проблема, с которой столкнулся профессор Никлаус, заключается в отсутствии собственной атомной станции. Подобные станции, представляющие собой целые города, неимоверно дороги. Но уже создан организационный комитет, задачей которого является решение этой проблемы путем обеспечения международной поддержки. Первые поступления, пока еще довольно скромные, идут на финансирование огромного количества рекламных буклетов, пропагандистских брошюр и проспектов, а также на выплату профессору Никлаусу скромного жалованья, которое позволит ему продолжать свои научные изыскания и проведение расчетов, пока не будет завершено строительство его огромных лабораторий.

На данный момент из всего оборудования в распоряжении комитета имеются только верблюд и игла. Так как проект Никлауса был поддержан обществом защиты животных, нашедшим его безвредным и даже полезным для здоровья любого верблюда (а Никлаус говорит о возможной регенерации всех клеток организма), то национальные зоопарки предложили для научных исследований целый караван верблюдов. Нью-Йорк не остался позади, предоставив своего знаменитого белого дромадера.

Что касается иглы, то Никлаус считает себя вправе гордиться ею и заявляет, что она является краеугольным камнем в его эксперименте. Это не просто игла, а поистине чудо-изобретение, рожденное пытливым гением ученого. На первый взгляд она ничем не отличается от самой заурядной иголки. Супруга профессора, проявляя недюжинное чувство юмора, иногда даже штопает ею белье своего мужа. Но игле этой нет цены. Она изготовлена из замечательного металла, о котором пока ничего не известно кроме того, что, как обмолвился сам Никлаус, он является веществом, состоящим исключительно из изотопов никеля. Это загадочное вещество стало головоломкой для научного мира. Некоторые выдвигают смехотворное предположение о том, что речь идет якобы о каком-то синтетическом осмии либо же о некоем анизотропном молибдене, другие осмеливаются публично повторять слова одного ученого завистника, заявившего о том, что, дескать, пресловутый металл Никлауса известен ему по кристаллическим вкраплениям, встречающимся в сидеритовых рудах. Достоверно же известно лишь то, что никлаусова игла способна выдержать напор потока электронов, мчащихся со сверхсветовой скоростью.

В одном из своих публичных выступлений, столь чтимых схоластическими мозгами высоколобых педантов, профессор Никлаус сравнивает верблюда, пропускаемого через игольное ушко, с волокном паутины. Он утверждает, что паутина, сотканная из этого волокна, объяла бы всю Вселенную, и все звезды, как видимые, так и невидимые, повисли бы на ней, словно капельки росы. Подобная пряжа растянулась бы на миллионы световых лет, но Никлаус готов свернуть ее в доли секунды.

Как явствует из всего вышеизложенного, проект Никлауса вполне реален, он даже грешит некоторой излишней наукоемкостью. Проект уже обрел немало поклонников во всем мире и даже располагает моральной поддержкой (правда, пока негласной) лондонской Межпланетной Лиги, председателем которой является сиятельный Олаф Стэпплдон.

Ввиду естественного огромного интереса, который вызвал повсюду проект профессора Никлауса, оргкомитет обращается ко всем состоятельным лицам планеты с настоятельной просьбой не поддаваться на провокации шарлатанов, которые пытаются протащить через разные отверстия дохлых верблюдов. Эти личности, осмеливающиеся именовать себя учеными, являются чистыми мошенниками, завлекающими в свои сети доверчивых энтузиастов. Действуют самым примитивным способом, погружая верблюда в раствор серной кислоты с последовательно понижаемой концентрацией. Получаемая в результате плазма возгоняется в перегонном котле и уже затем пропускается в виде тонкой струйки через игольное ушко. И вот таким-то способом они предполагают сотворить чудо сублимации! Очевидно, что подобные попытки совершенно бесплодны и ни в коей мере не заслуживают финансирования. Верблюд должен оставаться живым как до, так и после эксперимента!

Таким образом, все, кто заинтересован в обретении вечной жизни и кто располагает соответствующим капиталом, вместо того чтобы жечь тонны восковых свечей и тратиться на малопонятные богоугодные дела, должны поддержать опыт по расщеплению верблюда ввиду безусловной вящей научности, зрелищности и, в конце концов, выгодности. В данном случае речь идет даже не о проявлениях щедрости. Надо просто закрыть глаза и пошире раскрыть кошелек с мыслями о том, что все расходы окупятся с лихвой. Воздастся всем жертвователям, речь только о том, чтобы постараться приблизить час воздаяния.

Общую сумму необходимых расходов можно будет определить только по завершении работ, поэтому профессор Никлаус со свойственной ему честностью заявляет, что может работать только в режиме открытого бюджета. Инвесторы должны будут набраться терпения с тем, чтобы регулярно, на протяжении многих лет, оплачивать все затраты. Ведь для осуществления проекта придется нанять тысячи инженеров, распорядителей и рабочих, а также создать филиалы Комитета на национальном и региональном уровнях. Кроме того, поскольку эксперимент может затянуться на неопределенно долгое время, возможно, на несколько поколений, предполагается учредить общество последователей Никлауса — со своим собственным уставом и тщательно расписанным бюджетом. Следует учитывать и то обстоятельство, что сам мудрый Никлаус находится уже в почтенных годах.

Как и всякое побуждение человеческое, эксперимент Никлауса предполагает два возможных исхода: либо победа, либо поражение. Удачный исход не только позволит решить проблему личного спасения, но и превратит всех участников этого сверхъестественного эксперимента в акционеров поистине фантастической транспортной компании. Расщепление человеческого существа станет обычным и прибыльным делом. Превращенный в поток электронов, человек будущего сможет перемещаться на огромные расстояния в мгновение ока и без всякого риска.

Но проигрыш может оказаться еще более привлекательным вариантом. Если Арпад Никлаус окажется не более чем торговцем иллюзиями, дело которого унаследует бесчисленная орда мошенников, то и тогда его предприятие, разрастаясь в геометрической прогрессии или, лучше сказать, подобно ткани, выращивавшейся Каррелем[комм.], лишь приобретет в своем истинно гуманитарном величии. И тогда Арпад Никлаус войдет в историю как величайший основатель науки всемирного расщепления капиталов. А богатые, разоренные в итоге многолетних бессмысленных инвестиций, смогут легко пройти в царствие небесное через узкую дверь (или же через игольное ушко, что все равно). А вот верблюд-то и не пройдет.

НОСОРОГ

Я, бывшая жена судьи Макбрайда, билась с этим носорогом десять лет.

Десять лет Джошуа Макбрайд повелевал мною с властным эгоизмом. Я познала его приступы ярости, моменты его случайной нежности и долгие ночные часы его неутолимой страсти.

Я осталась без любви прежде, чем узнала, что это такое, потому что Джошуа сумел доказать мне со всей убедительностью законника, что любовь — это выдумка для ублажения служанок Взамен он предложил мне свое авторитетное покровительство. А покровительство солидного человека — это, по словам Джошуа, предел мечтаний всякой женщины.

Десять лет длилась моя битва с этим носорогом, и моей единственной победой стала ничья: развод.

Джошуа Макбрайд женился снова, но на этот раз проиграл. Он искал мое повторение, но нашел чету себе под стать. Нежная и романтичная Памела знает, как укротить носорога. Джошуа Макбрайд нападает с ходу, но он слишком неповоротлив, чтобы маневрировать. Если кто-то оказывается за его спиной, то он вынужден сделать круг, чтобы вновь ринуться в атаку. Схватив его за хвост, Памела крутит им, как хочет. Устав выворачиваться, судья слабеет, обмякает и наконец отступает. Вспышки гнева его делаются все более вялыми и редкими, наставления теряют убедительность; он становится похож на потерявшего форму актера. Ярость его уже почти не прорывается наружу. И довольная Памела восседает на этом потухшем вулкане. Если я, будучи рядом с Джошуа, терпела кораблекрушение в бушующем океане, то Памела плавает себе словно бумажный кораблик в тазу с водой. Недаром же она дочь рассудительного пастора-вегетарианца, от которого унаследовала способность превращать любого разъяренного тигра во флегматичное травоядное.

Недавно я увидела Джошуа в церкви: он набожно внимал воскресной мессе. Он сильно сдал и выглядел подавленным. Казалось, будто бы Памела своими нежными руками гнула его к земле и ломала непокорный прежде хребет. Чисто вегетарианская бледность придавала ему несколько болезненный вид.

Наши общие знакомые, бывавшие в гостях у Макбрайдов, рассказывали мне удивительные вещи. Они говорили, что кормят там непонятно чем; что к столу никогда не подают мясных блюд и что Джошуа целыми мисками поедает салат. Естественно, в такой еде не содержится достаточного количества калорий, питавших его былую ярость. Любимые блюда судьи были методично, одно за другим, заменены либо же исключены неумолимыми стряпухами. Маслянисто-пряные ароматы рокфора и бри больше не обволакивают дубовые панели столовой. Теперь Джошуа имеет дело с молочным желе и пресным сыром, которые он съедает молча, точно наказанный ребенок. Памела все с той же любезной улыбкой отбирает у Джошуа едва раскуренную сигару, выдает ему крошки табака для трубки и самолично нацеживает несколько капель виски.

Так мне рассказывают. И я наслаждаюсь, представляя себе, как они ужинают вдвоем за длинным узким столом, освещенным тусклым светом канделябров. Под пристальным взором мудрой Памелы прожорливый Джошуа исступленно поглощает свои эфемерные яства. Но больше всего мне нравится воображать, как этот огромный носорог, в ночном халате и домашних тапочках, робко и тоскливо мычит ночными часами перед неприступной дверью.

ПАУЧИХА

Огромная паучиха по-прежнему ползает по моему дому, и я никак не могу избавиться от страха.

В тот день, когда мы с Беатрис очутились под замызганным пологом бродячего цирка, я сразу же почувствовал, что это отвратительное мохнатое чудовище станет самым жестоким испытанием из всего ниспосланного мне судьбой. Это было намного ужаснее, чем если бы на меня вдруг обрушился чей-то внезапный взгляд, исполненный бесконечного презрения и жалости.

Несколько дней спустя я вернулся, чтобы купить хищника, и удивленный циркач порассказал мне об образе жизни и содержании этого чудища. И тогда я понял, что навсегда обрел воплощение неизбывного ужаса и наибольшую меру страха, которую только могла вынести моя душа. Помню, как я возвращался домой, дрожа и спотыкаясь, ощущая в руке легкий, но тяжкий вес паука-птицееда; отчетливо различая два розных веса — вес деревянного короба и вес паука, тяжесть безобидного дерева и тяжесть нечистого и ядовитого животного, повисшего на мне неодолимым бременем. В том коробе я нес домой свой собственный ад, которому предстояло заместить беспредельный, но привычный мне мрак моего одинокого ада.

Та памятная ночь, когда я выпустил зверюгу на волю и увидел, как она бежит по моей комнате, перебирая лапами точно краб, чтобы поскорее спрятаться под диваном, стала для меня началом существования, не поддающегося никакому описанию. С той самой минуты каждое мгновение моей жизни отмерено лапами мохнатого паука, незримое присутствие которого наполняет собой весь дом.

Каждую ночь я дрожу в ожидании смертельного укуса. Сколько раз я просыпался в холодном поту, оцепенело внимая окружающему меня безмолвию, потому что во сне ощутил щекочущее прикосновение к моему телу паучиных лап, вес паучьей плоти, несущей в себе смертельный ужас. Но всегда настает рассвет. Я все еще жив, и измученная душа моя остается ждать следующей ночи.

Иногда мне кажется, будто паучиха исчезла, будто она убежала или издохла. Но я и не пытаюсь пойти проверить, так ли это на самом деле. Я оставляю на произвол судьбы мою встречу с ней всякий раз, когда выхожу из ванной или раздеваюсь, чтобы лечь в постель. Иногда ночная тишина доносит до меня шуршание ее лап, которое я научился различать, хотя и знаю, что шаг ее неслышен.

Очень часто я нахожу нетронутой еду, которую оставил ей накануне. Когда еда исчезает, я не знаю, пожрала ли ее паучиха или это был какой-нибудь безобидный ночной гость. Я даже стал подумывать, не стал ли я жертвой обмана и не дрожу ли я при мысли о совершенно безвредном паукообразном. Может быть, чертов циркач надул меня, заставив выложить кругленькую сумму за страшную видом, но безобидную тварь.

Но это даже и не важно, потому что я сам наделил эту паучиху одному лишь мне ведомым смыслом — знамением моей отсроченной смерти. В самые тяжкие часы бессонницы, когда я теряюсь в догадках и ничто не может успокоить меня, мне является моя паучиха. Она медленно кружит по комнате и безуспешно пытается подняться по стене. Вдруг она останавливается и поднимает голову, поводя ворсистыми щупальцами. Она словно возбужденно выискивает невидимого партнера.

И тогда я, трепеща в своем одиночестве, до смерти запуганный маленьким чудовищем, вспоминаю, как когда-то так же грезил о Беатрис и о ее несбыточном присутствии.

СТРЕЛОЧНИК

Человек — судя по всему, нездешний, — еле дыша добрался до безлюдной станции. Тяжеленный чемодан, который некому было поднести, оборвал ему все руки. Он вытер потное лицо платком и, приложив ладонь к глазам, стал всматриваться в даль, на уходившие за горизонт рельсы. Отдышавшись, Нездешний встревоженно глянул на часы: минута в минуту время отправления его поезда.

И тут кто-то легонько хлопнул его по плечу. Нездешний обернулся и встретился взглядом со старичком, невесть откуда возникшим, который мог бы сойти за железнодорожника. В руке у него был маленький красный фонарик, почти игрушечный. Он с улыбочкой посмотрел на незнакомца, когда тот спросил его, не скрывая волнения:

— Простите, неужели поезд уже ушел?

— Вы, надо думать, недавно в наших краях?

— Мне необходимо уехать как можно скорее. Я должен быть в N. не позднее чем завтра.

— О! Да вы, оказывается, совсем не знаете, что тут к чему. Но вам перво-наперво надо получить номер в привокзальной гостинице.

Тут старик кивнул в сторону странного тускло-серого строения, походившего более на тюрьму.

— Зачем мне гостиница, я должен уехать немедленно.

— Получите там номер не мешкая, может, еще есть свободные. И если номер найдется, оплатите сразу за весь месяц. Это дешевле, и отношение к таким постояльцам куда лучше.

— Вы с ума сошли! Я должен быть в N. завтра же.

— Я, по правде говоря, мог бы оставить вас тут одного — и ладно. Но все-таки хотелось бы помочь вам, объяснить…

— О, пожалуйста…

— Эта страна, как вам, должно быть, известно, славится своими железными дорогами. Пока еще, прямо скажу, не все на должной высоте, но много сделано по части всяческих справочников касательно расписания, маршрутов поездов и продажи билетов. В этих справочниках есть схема всех железных дорог страны, все направления поездов, и билеты продаются в самые отдаленные, самые маленькие деревушки. Дело лишь за тем, чтобы поезда приходили куда надо и в соответствии с расписанием, указанном в этих чудесных справочниках. Наши граждане не теряют надежды, ну а пока что мирятся с некоторыми неполадками. Чувство высокого патриотизма не позволяет им роптать и выказывать недовольство.

— Но скажите, на этой станции останавливаются хоть какие-то поезда?

— Сказать «да» было бы рискованно с моей стороны. Сами видите — рельсы есть, но кое-где они в аварийном состоянии. А в некоторых местах, там вместо рельсов две линии, прочерченные мелом прямо по земле. Словом, при таких обстоятельствах нет уверенности, что тут появится поезд, но никаких запретов на то не было. Так что почему бы ему не появиться? На своем веку я видел на этой станции много поездов и знал лично некоторых пассажиров, которым удалось попасть в вагоны. Если у вас хватит терпения, я, может, буду иметь честь оказать вам услугу и помогу подняться в самый лучший и комфортабельный вагон.

— И на этом поезде я доеду до станции N.?

— Ну, стоит ли так настойчиво стремиться именно в N.? Главное — сесть в поезд. Это, считайте, уже большая удача. Как только вы окажетесь в поезде, жизнь ваша обретет определенное направление. И что за важность, какое именно — в сторону N. или еще куда!

— Но если мой билет действителен до станции N., значит поезд и должен меня туда доставить. Так или не так?

— Ну так, да и любой скажет, что вы совершенно правы. Впрочем, в привокзальной гостинице вы сможете поговорить с людьми, которые предусмотрительно купили сразу много билетов. Как правило, люди с опытом приобретают билеты во все концы страны и на самые разные поезда. Некоторые растратили на билеты все свое состояние…

— Я полагал, что до N. мне нужен только один билет. Вот, посмотрите…

— В самом ближайшем будущем у нас появятся новые железные дороги, принадлежащие государству, причем проложат их на средства одного человека, который весь свой огромный капитал вложил в билеты для проезда туда и обратно по такому участку железной дороги, где согласно проекту предполагаются бесконечно длинные туннели и мосты, но пока он еще не утвержден инженерами Компании.

— Надеюсь, с поездом, который проходит через N., все утверждено?

— Да, и не только с ним. У нас в стране, скажу я вам, великое множество поездов и пассажиры вполне могут ими пользоваться, однако с учетом, что безупречно организованной службы на железных дорогах пока еще нет. Иными словами, тот, кто сел в поезд, отнюдь не пребывает в уверенности, что попадет куда ему надо.

— То есть как?

— Компания стремится верой и правдой служить интересам своих сограждан и потому вынуждена идти на определенный риск. Скажем, пускает поезда по непроезжим местам. Иной раз такие составы-первопроходцы проводят в пути по нескольку лет. И за такой срок в жизни пассажиров многое меняется. Частенько пассажиры умирают прямо в поезде, но Компанией всё предусмотрено: к каждому железнодорожному составу прицеплен вагон-часовня и вагон-кладбище. Для поездной бригады нет ничего почетнее, чем вынести покойника, великолепно набальзамированного, на перрон именно той станции, которая указана в его билете. А бывает, что эти бедные поезда пускают по участку, где уложен только один рельс вместо двух. И тогда вагоны с одного бока начинают страшно дергаться от ударов колес по шпалам. Однако пассажиры первого класса — и это заранее предусмотрено заботливой Компанией — имеют возможность пересесть на ту сторону вагона, где проложен рельс. Ну а пассажирам второго класса приходится терпеть это неудобство. Впрочем, бывают участки, где вообще нет рельсов. Там страдают все пассажиры без разбору. Мучаются, пока поезд окончательно не развалится и не встанет.

— Боже милостивый!

— Вот представьте, именно после столь печального происшествия и возник городок Ф.! Один из поездов попал в такое место, где ни проехать ни пройти. Колеса, буксуя в песке, стерлись до самой оси, а пассажиры провели вместе столько времени, что их дорожные, ни к чему не обязывающие, беседы переросли в настоящую дружбу. Некоторые даже повлюблялись. И в итоге на том месте стоит теперь весьма процветающий городок Ф., где уже полным-полно веселых ребятишек, которые играют с ветхими останками поезда.

— Избави Бог, такие приключения не для меня!

— Э-э-э, нет! Вы должны стать крепче духом. Кто знает, может, и вам на роду написано быть героем. Вы не представляете себе, как часто пассажирам выпадает случай проявить не только мужество, но и готовность к самопожертвованию. Ведь совсем недавно двести пассажиров, к сожалению, безымянных, вписали одну из самых славных страниц в анналы нашего железнодорожного транспорта. И вот как все вышло: пустили поезд по пробному маршруту, и машинист, молодец, вовремя обнаружил одно серьезное упущение строителей дороги: каким-то образом над пропастью не оказалось моста. Ну и этот машинист нет, чтобы дать задний ход, остановил поезд и зажег пассажиров такой пламенной речью, которая воодушевила их приложить все усилия, чтобы ехать вперед и только вперед. Под его вдохновенным руководством пассажиры разобрали состав по частям и перенесли на своих плечах через пропасть все до винтика на другую сторону. А это легко сказать, ведь на дне пропасти пришлось одолеть бурную речку. Столь беспримерный подвиг пассажиров привел в такое восхищение руководство Компании, что она вообще отказалась от мысли строить мост и решила предоставить весьма заманчивую скидку тем пассажирам, которых не устрашит столь странная неувязка в пути.

— Это все ладно, но лично мне необходимо попасть в N. именно завтра.

— Ну и прекрасно! Мне даже нравится ваше упорство. Видно, что вы человек твердых убеждений. И все же раздобудьте поскорее номер в привокзальной гостинице и садитесь в первый поезд, который сюда придет. По крайней мере постарайтесь это сделать. Вас могут оттолкнуть сотни пассажиров. Каждый раз, когда к платформе подходит состав, пассажиры, обозленные до предела долгим ожиданием, очумело вываливаются из гостиницы и, обгоняя друг друга, устраивают дикую толчею. Не раз дело доходило до несчастных случаев из-за их неблагоразумия и плохого воспитания. Вместо того чтобы входить в вагон, соблюдая очередь, один за одним, они с криками чуть ли не давят друг друга, и в конечном счете никому не удается встать даже на подножку. Поезд уходит, а измученные и разъяренные пассажиры, проклиная собственную неорганизованность, еще долгое время непристойно орут друг на друга, а то и пускают в ход кулаки.

— А куда же смотрит полиция?

— Вообще-то, пытались организовать полицейские наряды на каждой станции, но поскольку движение поездов не отрегулировано и они прибывают в самый неожиданный момент, вся эта затея оказалась бесполезной и к тому же дорогостоящей. Да и блюстители порядка тоже хороши, настоящие взяточники! Они помогали сесть в поезд только денежным людям, которые в благодарность отдавали им все, что у них было в кошельке. В конце концов решили основать специальные курсы, где будущие пассажиры обучаются правилам поведения в общественных местах и проходят физическую подготовку. Там им показывают, как надо вскакивать в вагон не только с платформы, но и на ходу, даже на большой скорости. Помимо этого слушателям курсов выдается нечто вроде доспехов, иначе необученные пассажиры запросто могут переломать им ребра.

— Ну хорошо, хорошо. Но когда ты в поезде, больше уже нечего опасаться?

— Не скажите! Советую вам быть очень внимательным каждый раз, когда поезд подходит к станции. Вы, к примеру, будете считать, что подъезжаете наконец к своему N., а это — обман, фикция. Чтобы создать маломальский порядок в набитых битком вагонах, Компания вынуждена идти на все. Некоторые станции, скажу вам, одна видимость. Они построены в самых глубинах сельвы и носят названия крупных городов. Но если хорошенько присмотреться — обман налицо. Кругом театральные декорации, и те, кого вы принимаете за людей, — просто куклы, набитые опилками. Однако эти куклы, на которых оставляет все свои следы непогода, сделаны очень искусно, они как живые и на их лицах всегда выражение бесконечной усталости.

— К счастью, N. не так уж далеко отсюда.

— Но в настоящий момент у нас нет прямых поездов. А впрочем, не исключено, что вы все-таки попадете в ваш N. именно завтра. Пусть у нас и не отлажена система движения железнодорожных поездов, но не стоит терять надежды, что доедешь без пересадок. И некоторые люди, замечу, даже не отдают себе отчета в том, что происходит. Садятся с билетом в N. в прибывший поезд безо всяких происшествий, а на другой день кондуктор объявляет: «Поезд прибывает на станцию N.». Они, ни о чем не задумываясь, выскакивают из вагона — и пожалуйста — перед ними станция N. Повезло!

— Ну а я могу что-либо предпринять, чтобы и мне так повезло?

— Разумеется! Но не знаю, улыбнется ли вам судьба. Попытка не пытка… Садитесь в поезд с твердой верой, что он непременно довезет вас до N. Только не вступайте в разговоры с пассажирами. Они могут испортить вам настроение своими россказнями о поездах, а то и донести на вас властям.

— Что вы такое говорите?

— А то, что слышите. В силу определенных обстоятельств в поездах теперь полно стукачей. Эти стукачи, замечу, в большинстве своем доброхоты, все свои силы кладут на укрепление созидательного духа Компании. Человек порой и не задумывается над тем, что сказал, ему лишь бы поговорить, а они уже мотают на ус и лепят какой угодно смысл самым безобидным словам. Захотят и увидят в них крамолу. Если вы совершите оплошность — всё, конец! Вас схватят, и вы всю свою оставшуюся жизнь просидите в тюремном вагоне. Или вас ссадят на любой обманной станции, затерянной в сельве. Короче говоря, крепитесь, не теряйте присутствия духа в дороге, к тому же экономьте взятую с собой провизию и ни в коем случае не выходите из вагона на перрон, пока не увидите в N. хоть одно знакомое лицо.

— Но у меня нет в N. никаких знакомых!

— В таком разе будьте вдвойне осмотрительны. В пути, уверяю вас, вы можете поддаться самым невероятным соблазнам. Станете, к примеру, глазеть в окно и наверняка попадете в ловушку, приняв за действительность искусный мираж. Ведь в окна, имейте в виду, вмонтированы такие хитроумные устройства, которые способны вызвать у пассажиров разные видения. И не одни только простаки попадаются на удочку. Специальная аппаратура, установленная в кабине машиниста, благодаря шуму, имитирующему стук колес и движение, заставляет верить, что поезд мчится на всех парах. Пассажиры, глядя в окна, не налюбуются прекрасными пейзажами, а меж тем поезд стоит на месте не одну неделю и не две.

— Ну а какой смысл?

— Компания делает это во благо пассажиров; прежде всего она всячески старается остудить неизбежную путевую лихорадку, а кроме того — смягчить дискомфортное ощущение при перемене мест. Руководство уповает на то, что настанет день, когда пассажиры полностью доверятся воле случая и покровительству всемогущей Компании, и вот тогда им будет безразлично, куда они едут и откуда.

— А вы сами часто ездите на поезде?

— Я, сеньор, всего лишь стрелочник. И, по правде, уже на пенсии. Прихожу сюда так, вспомнить старые времена. Сам я ни разу никуда не ездил, да и, поверьте, нет на то никакого желания. Но от пассажиров наслышался всякого. Мне известно, что из-за историй с поездами возникло немало таких же городков, как Ф., о котором я уже говорил. Иной раз поездная бригада получает вдруг какие-то загадочные указания. Проводники просят пассажиров выйти из вагонов якобы для того, чтобы полюбоваться красотами того или иного места. И начинают торопливо восхвалять знаменитые гроты, водопады и руины. «У вас целых пятнадцать минут на осмотр такого-то грота», — любезно объявляет проводник. Но едва пассажиры отойдут на некоторое расстояние, поезда как не было — ушел на всех скоростях.

— А пассажиры?

— Ну, бродят поначалу с места на место совершенно потерянные, а потом сбиваются вместе и оседают колонией. Эти непредусмотренные остановки, как правило, делаются продуманно, в местах, далеких от всякой цивилизации, но там, где есть природные богатства. Причем из вагонов выводят определенную публику — молодежь, и чтобы было побольше женщин. Разве вам не захочется провести свои последние денечки в каком-нибудь живописном месте да еще в обществе прелестной девицы?

Улыбчивый старичок подмигнул пассажиру и уставился на него лукавым и добродушным взглядом. В этот миг откуда-то донесся далекий гудок. Стрелочник подскочил, засуетился и стал забавно и беспорядочно размахивать красным фонариком.

— Неужели поезд? — спросил Нездешний.

Старичок пустился по шпалам, заплетаясь ногами.

Отбежав довольно далеко, он обернулся и крикнул:

— Вам повезло! Завтра вы попадете на свою замечательную станцию. Как она называется, запамятовал?

— Да хоть как! — бросил в ответ пассажир.

В эту минуту старичок растворился в предутреннем свете. Но красный огонек еще долго и отважно бежал-подпрыгивал по рельсам прямо навстречу поезду.

А откуда-то из глубины уже рокотал состав, извещая о своем неизбежном пришествии.

УЧЕНИК

Черного бархата, отороченная горностаем и опоясанная толстой тесьмой с серебряной навитью и аграфом из черного же дерева, шляпа Андреа Салаино была самой красивой из всех, которые мне когда-либо приходилось видеть. Маэстро купил ее у какого-то венецианского купца, и она воистину достойна княжеского звания. Не желая огорчать меня, он купил и мне на Старом Рынке вот этот берет из серого фетра. Потом он предложил нам с Салаино запечатлеть друг друга в обновках.

Преодолев досаду, я нарисовал голову Салаино, как не рисовал никогда и никого. Я изобразил Андреа в его замечательной шляпе на фоне флорентийских улочек с воздетой рукой — в позе гения, с юности уверенного в своем призвании. Салаино же, изобразив меня в этом смехотворном берете, подчеркнул мой наивный деревенский облик. Наши работы привели маэстро в веселое расположение духа, и он тоже решил попробовать руку. При этом он заметил: «Салаино не попался на крючок, потому что он умеет смеяться». «А ты, — добавил он, обращаясь ко мне, — ты все еще веришь в красоту. Это тебе дорого обойдется. Не могу сказать, чтобы в твоем рисунке чего-то не хватало — наоборот, есть много лишнего. Принесите мне картон. Я покажу вам, как разрушить красоту».

Взяв уголь, он набросал абрис какого-то прекрасного существа — то ли ангела, то ли земной красавицы. А потом сказал: «Видите, вот так рождается красота. Вот эти две тени обозначают глаза; эти едва заметные штрихи — губы. Контура нет, а лицо есть. Это и есть красота».

Тут он подмигнул нами добавил: «А сейчас мы с ней покончим». И в несколько мгновений, штрих за штрихом, ловко играя светом и тенью, он по памяти набросал портрет моей возлюбленной Джойи, который и представил моему изумленному взору. Да, те самые темные глаза, тот же овал лица, та же неуловимая улыбка.

Я еще пребывал в восхищенном созерцании портрета, когда маэстро внезапно бросил карандаш и как-то странно засмеялся. «Вот мы и покончили с красотой, — сказал он. — Осталась лишь эта пошлая карикатура». Ничего не понимая, я все так же восхищенно созерцал прекрасное в своей открытости лицо Джойи. Внезапно маэстро схватил рисунок и, разорвав его надвое, швырнул клочки в пылающий камин. Я остолбенел. И тогда он сделал то, чего я никогда не смогу ни забыть, ни простить. Обычно молчаливый, он захохотал отвратительным безудержным смехом. «Ну давай же, спасай из огня свою даму сердца!» И, схватив мою правую руку, он сунул ее в тлеющие остатки картона. На моих глазах сияющая улыбка Джойи обратилась в пепел.

От боли и унижения слезы выступили у меня на глазах, Салаино же бурно радовался грубой шутке учителя.

Но я все равно верю в красоту. Пусть я не стану великим художником, пусть напрасно оставил я в Сан-Сеполькро поле моего отца. Пусть не стану я знаменитым, и Джойя пусть выходит замуж за сына торговца. Все равно я верю в красоту.

Потрясенный и растерянный, я покинул мастерскую и отправился бродить по улицам. Красота омывает меня, как золото и лазурь, в которых купается Флоренция. Я вижу красоту в темных глазах Джойи, в горделивой осанке Салаино с его вычурной шляпой. На берегу реки я остановился и долго смотрел на свои никчемные руки.

Незаметно сгущаются сумерки; вечереющее небо прорисовывает угрюмый контур соборной колокольни. Расстилающаяся передо мной Флоренция постепенно погружается во мрак, словно утопающий в штриховке рисунок. Колокол отбил час наступления ночи.

Придя в себя, я бегу обратно, боясь раствориться в обступающей меня темноте. Мне чудится, будто последние уходящие в темень облака скалятся холодной ухмылкой маэстро, леденящей мне душу. И я все бреду по улицам с понурой головой, уходя в сгущающуюся темь, зная, что мне не дано оставить следа в памяти людей.

ЕВА

Он преследовал ее по всей библиотеке, сшибая столы, стулья и пюпитры. Она старалась убежать, вопия о вечно попираемых правах женщин. Их разделяла пропасть в пять тысяч лет. Целых пять тысяч лет ее неизменно унижали, презирали, принуждали быть рабой. Время от времени он пробовал жалко, неубедительно и трусливо оправдаться, сопровождая самохвальные речи суетливой жестикуляцией.