Помоги проекту - поделись книгой:
Смотреть было неприятно. Люди, совершенно подавленно отвернулись. Если бы было что, кто-нибудь обязательно бы блеванул.
Ах, Мортен, чуть не забыл! — досадливо сказал Охвен и добавил. — Беги, приведи ее.
Молодой викинг сейчас же умчался в направлении, откуда до этого появились враги.
Ну, раз убежал, значит, надобность такая. Люди отходили от первой схватки. Тойво нервно почти бесшумно рассмеялся, изобразив, как Макс, который, в общем-то, даже не замарался в столкновении, махал руками, делал выпады ногам, при этом оставаясь не у дел. Макс хотел возразить, но Охвен предостерегающе поднес указательный палец к губам.
Людям нельзя разговаривать в присутствии бесов, иначе они как-то определят, что те — живые, а это уже не приведет ни к чему хорошему.
Ну, молчание — золото.
Вскоре появился Мортен, который тащил за собой кого-то или чего-то. По приближению все заметили, что это кто-то. К тому же женского пола — молодой викинг волок ее за длинные волосы.
Там, где «черные» в войну ударяются, есть всегда душа женского пола. Она то ли вдохновляет их, то ли как-то направляет. У нее всегда длинные волосы, и по прошлой жизни она сука. Ну, то есть, без любви жила, и такое житие ей было по сердцу, — объяснил Охвен. — Здесь она не нужна.
Свиномордый, еще будешь? — это уже Мортен спросил беса.
Пожалуй, можно, мин херц, — откликнулся Пот, только что умявший без остатка первое блюдо. — Подноси.
Черная душа женского пола неприятно окрысилась. Хотя мало найдется людей и душ, которые бы видели, чтобы кто-то окрысился приятно. Никто и не заметил, как Охвен ткнул ее остью прямо в то место, где у живых билось сердце, подхватил обмякшую тушу, простите — душу, подошел к камню и передал Поту. Руки у того самым волшебным образом при этом изрядно удлинились.
Мортен скомандовал жестом, и остальные души, выведенные из местного употребления, побросали в ближайшую лужу с грязью. Булькнули все.
Бес, расположившись на камне, перед тем, как есть, снова провел когтями над головой у души. Это удивило Макса, но он, понятное дело, промолчал.
А я бы не промолчал. Во всяком случае, сообщил бы об этих своих наблюдениях своим товарищам. Не следует пренебрегать мелочами, они всегда рискуют перерасти в большие неприятности.
Велиал, подлец, терял свою актуальность, его ночной морок делался все слабее и слабее. Его дневной морок практически изошел на нет.
Я дышал ингалятором, глотал таблетки против сгущения крови, махал руками и ногами, якобы совершая дыхательную гимнастику. Федос, первый день кризиса не отходивший от меня, позволил себе уединиться в другой комнате и сладко, по-кошачьи, выспаться.
О том, что где-то есть Охвен, Мортен, Илейко, Тойво и Макс, я никому не говорил. Много в нашем мире всяких проходимцев, у которых голоса в голове. Встречаются среди них и шизофреники, и алкоголики, и сверхчувствительные персонажи, способные слышать телевизор с постыдными криками Соловьева из соседней девятиэтажки. Я же был просто фантазером.
Мое воображение никому не мешало, своими фантазиями я не привык с кем-нибудь делится. При общении с корешами или родственниками, так уж сложилось, мне всегда была отведена роль слушателя. Мало кто относился к моим замечаниям серьезно, предпочитая умозаключения надутых пижонов — соседей или вовсе случайных людей.
Да это, собственно говоря, меня нисколько не тяготило.
Велиал, пожиратель душ, тоже был еще тот советчик. К его словам нельзя было относиться с доверием. Но он был настолько слаб, что даже наш кот Федя на него никак не реагировал. Считается, что кошки способны видеть в двух измерениях: в нашем — где президент Путин, и в другом — где домовые и баннушки, а президент совсем не Путин. Трудно сказать, какое измерение истинное. И то, и другое созданы Творцом. Нам в их реальность ходу нет.
А вот поди-ка ты — есть. Три человека и две души тому подтверждение. И я — наблюдатель. Фантазия? Ну, пускай будет так.
Им тоже в нашу действительность путь, что называется, заказан. Случаются, конечно, прорывы, но это так — частности. Однако мы не можем не влиять друг на друга. Если какая-то шняга происходит у нас, то и у них она аукнется. И наоборот.
Однако должно быть что-то, нас объединяющее, что-то, присущее, как и им, так и нам. Или даже не что-то, а кто-то. Кто-то, влияющий на наш мир, где прячется в Валаамском бункере президент Путин, и их мир, где, как уже упоминалось, нет никаких президентов, тем более, президента Путина, зато бесов в изобилии, и мертвецов — пруд пруди, и полное безвременье.
8. Перед входом в Геенну
Обожравшийся Пот щурился на марсианский пейзаж и слабо трепыхал своими крыльями, словно пробуя, будут они удерживать его потяжелевшее тело, либо нет. На пятерку копошащихся, как ему казалось, внизу под камнем душ он внимания не обращал. Мало ли этих Донов Педро?[28]
Не заметил он также грозную ость, которой ловко орудовал Охвен, хотя это должно было его чрезвычайно насторожить: очень-очень редко встречались среди душ герои, способные лишить адской жизни беса, пусть даже самого захудалого.
Да, вообще, он ничего не заметил, потому что сначала был увлечен разыгравшимся возле его ног поединком, потом опасением, что нечаянно нагрянут старшие бесы и лишат его заслуженной порции деликатесов, а потом ему сделалось отчаянно лень.
Эй, свиная морда, — обратился к нему Охвен. — Вопрос к тебе.
Ну? — ответил он без всякого воодушевления.
Мы пройдем мимо жаровни на ту сторону?
Конечно, — бес ухмыльнулся во всю свою акулью пасть. — Какие проблемы?
Проблем, конечно, не было. Все, даже неискушенные в местных нравах люди, понимали, что Пот лжет. Точнее, брешет, как говорили раньше, словно Троцкий.
Да мы и не сомневались, — сказал Мортен. — Чего расселся? Вали отсюда. Будто черные души на обед для тебя в новинку. Можешь нас не благодарить.
Пот поднялся на ноги и собирался уже лететь, как некая мысль промелькнула у него в голове и тут же куда-то делась. Он попытался снов ухватиться за нее, но не получалось.
Эй, что ты там про обед говорил? — спросил он у Мортена и тут же догадался, что, собственно говоря, его смутило.
Все реже и реже он получал на пресловутый обед, не говоря уже о завтраке и ужине черную душу. Дело не потому, что их сделалось меньше, а потому, что они сделались организованней и в противостоянии с раскаивающимися грешниками зачастую побеждали. Бесов много, все есть хотят, но нет беса, который бы не хотел вкусно поесть.
Может быть, эта пятерка душ, без сомнения — кающихся, могут давать хоть немного, хоть нечасто, но пищу, столь вкусную и полузабытую. Бесы сами по своей бешеной природе — греховодники. Им и пища такая же, греховодная, в радость. Что толку с праведника? Только калории, никакой добавки. Противно, право слово.
Ну, как эти внезапно сбившиеся в кучу души какого-нибудь другого беса угостят? Тот к ним привяжется, будет кататься, как сыр в масле. А молчать эти праведники не собираются. Тогда зачем отдавать их в лапы кому-то еще?
В любом случае, он ничего не теряет. Ну, завалят их в конце концов — так и пес с ними! Зато еды можно будет вкусить, как когда-то!
Нам потребно на ту сторону от Геены вашей, так сказать, огненной пройти, — сказал Мортен. — А с тобой, либо с кем другим — нам без разницы.
Зачем же с кем-нибудь другим! — непритворно возмутился бес. — Я и есть для вас самый лучший проводник. Сколько себя помню — всегда примерным истопником был.
Далее Пот пустился в рассуждения, как он их проведет, как их никто не учует, как по выходу они будут биться с целой армией черных, всех победят и накормят его, Пота, от пуза.
Максу очень хотелось высказаться, он чуял подвох в каждом обещании, но Охвен показал ему кулак. А потом он тоже самое сделал и в отношении Тойво и Илейки. Вероятно, и у тех языки чесались.
Мортен решил прервать пустое бахвальство беса и махнул ему рукой:
Проваливай. Будь возле врат в Геенну. Мы тебя найдем.
Пот немедленно поднялся на крыло и улетел, будто его и не было.
Положим, сейчас они находились всего лишь в круге первом, где не самые грешные грешники маются. Может быть, и Геенна у них тоже в эдаком щадящем режиме?
И Мортену, и Охвену не раз доводилось бок о бок с прочими душами жариться на сковороде, кипеть в смоле и получать все прочие прелести, охотно предлагаемые бесами. И вырваться из негасимого пламени можно было лишь тогда, когда душа больше не в состоянии возвращаться к первоначальному состоянию, то есть, реанимироваться.
Ну, а потом — вылез из грязи, отряхнулся и дальше страдай. Возможно скоро случившийся поблизости бес с крюком выдернет из сплоченного коллектива грешников, мающихся в кроваво-красном мареве, и опять запихнет за врата другой Геенны. Этих жаровень кругом — пруд пруди.
Какой кошмар! — сказал Илейка.
И не говори, — вздохнул Охвен, поведавший товарищам печальную песнь огня и пламени.
А мне подумалось, что пройти через Геенну все-таки можно, — задумчиво проговорил Тойво. — Данте как-то ходил, насколько мне не изменяет память.
Мортен поднял вверх указательный палец, на некоторое время задумался и продекламировал:
Когда имеется безграничный доступ ко всей накопленной на Земле информации, можно позволить себе найти и озвучить ничтожную ее часть.
Боюсь, что о многом Данте умолчал, — заметил Охвен.
В самом деле, живому человеку пройтись поблизости от кипящей лавы, где повсюду разлетаются брызги расплавленной смолы, это то еще удовольствие. Да еще бесы по природной своей зловредности запросто могут пихнуть — что тогда делать? Ну, души-то, понятное дело, бессмертный продукт. Вот человек как раз наоборот.
Нет, пройтись за вратами Геенны с экскурсионной, так сказать, целью — фантастическое мероприятие. Фантастическое по причине своей невозможности. Вряд ли кто на такое отважится.
Ладно, товарищи, — сказал Тойво. — Не стоит вешать нос и стучать ушами по щекам. Для нас важно оставаться невредимыми до встречи с этим Потом. И еще очень важно, чтобы он явился один, а не с друзьями.
Ну, в этом можно не сомневаться, — усмехнулся Охвен. — Друзей среди бесов нет по определению. Как и среди душ. Но у них нет и единомышленников, чего теперь нельзя сказать в отношении черных.
Ай, в любом случае, нам деваться некуда, — махнул огромной ручищей Илейка. — Коли не пойдем — помрем с голоду. Коли пойдем — еще повоюем.
Макс, не принимавший участия в беседе, сконфуженно вздыхал. Он очень боялся бесов: те выглядели, как самый худший кошмар из его детства. Они были страшнее даже самых страшных чученов, с коими ему довелось общаться с помощью автомата и гранат[30] на расстоянии выстрела или броска на поражение. В очередной раз он себя укорил: нахрена он сюда сунулся?
Но делать нечего. Теперь есть то, что есть только теперь. Так и дышать.
После краткого совещания решили идти вперед. И идти решили гуськом. Первым — Мортен, последним — Охвен. Между ними — как получится.
Зарева над Геенной не наблюдалось никакого. Понятное дело для марсианской атмосферы. Но и стоны, и вопли по мере приближения не доносились ни громче, ни насыщенней. Это было странно.
Встречные-поперечные души, которые бесцельно болтались по ходу движения, через одну голосили во все связки, через две — стенали во все легкие. Но в месте, где концентрация грешников была весьма высокой, и все они испытывали недюжинные физические страдания, и ор, стало быть, должен раздаваться — закачаешься! Однако — ничуть не бывало.
Почему? — спросил пытливый Макс, приотстав, у Охвена.
Ну так бесы первым делом язык калеными клещами вырывают, а вторым делом в горло смолу полуостывшую льют. Не больно-то покричишь, — совсем неохотно ответил тот.
Фашисты! — ахнул майор.
Менты, — поправил его старый викинг.
Макс, поперхнувшись, закашлялся. Понахватались грешники информации из последних дней Земли!
Ему довелось пережить Апокалипсис. Ну, или кару Господнию — Макс не особо ориентировался в названиях катастроф. Был Потоп в допотопные времена, точнее, после таковых. Выжили те, кто в рамках программы «каждой твари по паре» прошли фейс-контроль на ковчег под руководством капитана Ноя. Ну, по легенде, конечно. Выжило, поди, на самом деле гораздо больше народу. Но, следует признаться, гораздо меньше, чем жило до этого.
А потом случилась вторая катастрофа. Господь остановил время, как таковое[31]. Когда Он разобрался со своими делами, то время запустил обратно. Довольно много народу, оказавшееся по естественным причинам в несоответствующей для жизни среде, погибло. Оставшиеся в живых начали убивать друг друга.
Сначала он думал, что выжили — не те, кто должен бы. Но потом понял, что восставшие люди разделились на группы, которые вполне похожи на встречающиеся здесь: кающиеся и черные. Разделение на тех и других в природе неизбежно — и в мертвой, и в живой.
А как было просто думать, что во всем цивилизованном мире все хорошо. Это Ельцин, нехороший человек, подложил по слабости ума всему миру свинью, когда назначил бандита Путина своим преемником. Вот этот Путин и довел мир до каления, а потом до завершения.
Так считать было просто, но на самом деле — примитивно.
Весь мир начал изворачиваться в спазмах, когда ересь обозвали поганым словом «толерантность», женщины, не умеющие любить, начали рулить целыми государствами и разлагать эти страны, некогда пристойные для жизни.
Откуда вся эта дрянь всплыла? Оттуда, мой мальчик, сверху.
Сверху только Господь. Не, Он на такое не способен. Это Самозванец.
Макс отвлекал свой страх и свое же чувство голода от того, чтобы те выбрались на поверхность. Он больше не приставал с вопросами к Охвену, уныло шел след в след за Илейкой и не думал, что их ожидает впереди.
Пейзаж вокруг не менялся. Ни деревца, ни кустика, ни камушка под ногами. Красная пыль, поднимающаяся от миллионов миллионов бредущих куда-то ног. Встречные души с провалами ртов, открытых в крике, заломленными руками и безумным ужасом в глазах.
Чем ближе они подходили к закрытым вратам Геенны, тем меньше встречалось путников, прохожих, прогуливающихся. Макс, шагая, едва не налетел на широкую спину Илейки, когда тот остановился.
Товарищи, надо продумать наши действия, пока у нас есть право голоса, — это заговорил Тойво.
Я не вполне уверен в наших действиях, — сказал Охвен.
А я думал, но ничего не придумал, — поддержал его Мортен.
Ну, чтобы я не предполагал, но все упирается в доверие к этому Поту, — проговорил Илейко.
Но этой твари доверять нельзя, — добавил Макс. — Век воли не видать. Сдаст нас при первой же возможности.
Тойво поднял руку, призывая соратников к тишине. Это было невозможное занятие. Даже если бы люди не только замолчали, но и перестали при этом дышать, все равно несмолкаемый гул давил бы на перепонки.
Когда мы резали их благородия в снегах калевальских лесов, а потом я дорезал прочих «товарищей» из ГПУ в питерских болотах, мне на ум всегда приходило то, чему давно научили нас в школе шюцкора, — сказал Тойво, не дожидаясь всеобщего внимания. — Самое ненавистное качество врага — это высокомерие. То есть, гордыня, если по-библейски. Гордыня порождает либо глупость, либо трусость.
Потом он объяснил, что высокомерные и глупые верят в то, что они неприкасаемы и даже бессмертны.
Макс сразу вспомнил любых дэпээсников, пэпээсников, собровцев, омоновцев и иже с ними. Ума маловато, хамства многовато. Бессмертные и неприкасаемые.
Тойво меж тем прояснил, что высокомерные и трусливые предпочитают отдавать приказы и распоряжения, которые бы тешили их непомерное эго, сами же оставаясь в зоне недосягаемости для любых неприятных случайностей.
Макс ухмыльнулся: практически любой начальственный мент, либо начальник над ним, либо начальник над начальником, либо — ах, вовсе президент — все подают голоса из бункеров.
Вторых, трусливых, можно испугать, подкупить, либо смертельно заинтересовать, — сказал Антикайнен. — Первых же, бессмертных, можно только очень сильно испугать. Тогда возможно какое-то сотрудничество. Давайте прикинем, кто по жизни этот Потц?
Что? — удивились все без исключения.
Ну, Пот — Потц, какая разница? — ответил озадаченный Тойво.
Что? — повторили вопрос души.
А, в смысле не по жизни, а по манере поведения, — догадался красный финн.
Весь народ, включая и самого Тойво, принялся совещаться. Пришли к выводу, что бес — это ярко выраженный первый тип. То есть, типично просматривающийся первый архетип.
Что это такое? — спросил Макс.
Поделиться книгой: