Фолклендское коммандо

Каждую группу возглавляет капитан Королевской артиллерии. У него есть бомбардир (артиллерийский эквивалент капрала) в качестве помощника. Команда может разделиться для выполнения более чем одной задачи, в этом случае бомбардир берет на себя ответственность за одну из двух созданных групп. Остальные три человека — старший радист или радист 1-го класса из Королевского военно-морского флота, младший бомбардир и комендор[3].

Каждый член группы способен управлять огнем корабельной артиллерии и обычной полевой артиллерии. Офицер и бомбардир дополнительно обучены вызывать ударную авиацию для бомбежки целей. Группы обычно выдвигаются далеко вперед, часто в тыл противника, высаживаясь на берег на лодке, парашюте или вертолете, за несколько дней до основных сил. Таким образом, они являются частью сети ушей и глаз подразделений специального назначения, которые передают информацию в Великобританию и на корабли в море.

База Королевской морской пехоты в Пуле очень хорошо оснащена для специального обучения, необходимого при подготовке к этой ответственной роли. Район дока, известный как «Хард», является домом для роты десантных кораблей Королевской морской пехоты, являющихся экспертами в части крупномасштабных десантно-штурмовых операций с кораблей. Специальный лодочный эскадрон (SBS), как они назывались в 1982 году, также базируется в Пуле, и 148-я батарея имеет с ними очень тесные связи, в силу специфических целей совместной работе на войне. Это близкое родство перевернуло карты на Фолклендах. В то время я отвечал за организацию групп, выделенных для работы с SBS, и за руководство одной из этих команд, ПГН-1 (передовая группа наблюдения номер один).

Как только вы закончите все курсы и попадете в 148-ю батарею, вас все равно должны принять как надежного члена группы, что может занять некоторое время. Сочетание жесткости, физической подготовки, технических знаний и интеллекта создает необычный тип солдата, который предпочитает все делать по своему.

Личные отношения внутри команд ПГН очень сильны. Они остаются вместе в течении длительного времени и путешествуют по миру, как тесно сплоченная маленькая единица. Офицер известен как «босс», а солдат называют по их прозвищам, в непринужденном, неформальном стиле, который может быть использован, чтобы дразнить старших офицеров извне состава подразделения. В тех редких случаях, когда группы находятся в казармах, каждый прилагает большие усилия, чтобы вести себя в рамках военной субординации. Но будучи вдалеке от места постоянной дислокации, группы вместе выходят в город и становятся отрадно невоенными. У них больше контактов с Королевским флотом и Королевскими военно-воздушными силами, чем с армией, что создает «космополитическое» отношение, которое не всегда получает одобрение в самой армии. Как следствие, члены подразделения специализируются на том, чтобы быть как можно менее заметными, как на службе, так и вне ее.

Огневая поддержка корабельной артиллерии (сокращенно ОПКА) при стрельбе из корабельных орудий использует куда более тяжелые снаряды, чем легкие 105-мм пушки, которыми были оснащены артиллеристы на Фолклендах. Как правило, она была более точной, чем полевая артиллерия. Более старые корабли, такие как эсминец «Антрим» и фрегат «Плимут» стреляли 55-фунтовыми (прим. 25 кг) фугасными снарядами на 18000 ярдов[4] со скоростью более чем один выстрел каждые две секунды, используя двухорудийную башню. (Орудие полевой артиллерии стреляет снарядом 35 фунтов (прим. 16 кг) со скоростью от четырех до пяти в минуту, в зависимости от физической подготовки и мастерства расчета). Этот огонь очень точен и каждую минуту обрушивает около тонны взрывчатки. Некоторые из этих старых кораблей имели две башни, что удваивало их огневую мощь.

Следующее поколение кораблей (фрегаты Тип 21-й и эсминцы Тип 42-й) оснащено компьютерами и полностью автоматическими системами заряжания и является еще более точным. Каждый ствол стреляет 46-фунтовым (прим. 20 кг) снарядом на 24000 ярдов (прим. 22 км) со скоростью 24 снаряда в минуту. Время отклика очень быстрое (время от момента, когда корабль получает координаты цели по радио от нас, до момента когда падает снаряд) и с одной пушкой две цели могут быть поражены одновременно, с одним осветительным снарядом (который автоматически заряжается и выстреливается, чтобы разорваться над целью). Цели могут быть сохранены в компьютере для немедленного открытия огня.

Точность одиночного скорострельного морского орудия не дает такое рассеяние снарядов, как широко расставленные орудия артиллерийской батареи. Поэтому при стрельбе по площадям, например, по оборонительным позициям пехоты, лучше использовать полевую артиллерию. Но для повреждения, или даже разрушения зданий и мостов, или разрушения хорошо подготовленных траншейных позиций, особенно с верхним перекрытием и укреплениями, которые могут выдержать обстрел полевой артиллерией, морская пушка намного лучше.

ОПКА имеет особенности, которые делают его слегка похожим на черную магию для тех, кто знаком только с артиллерией. Иногда кажется, что снаряды не делают того, что должны, и возникают, казалось бы, необъяснимые задержки. Все эти вещи заключаются в природе системы, которая работает на корабле в море; и только благодаря опыту и подготовке эта очень мощная система оружия полностью раскрывает свой потенциал что является работой 148-й батареи передовых наблюдателей коммандос.

Как обычно для нас, январь, февраль и большую часть марта, 148-я батарея находилась в Норвегии с 3-й бригадой коммандос, занимаясь боевой подготовкой в горах. Она завершилась неделей прыжков с парашютом с использованием специальных средств, включая волокуши, на замерзшие фьорды, отдаленные лесистые склоны холмов и в море. И, наконец, большие учения НАТО, в которых большая часть подразделения была десантирована ночью группами по пять человек. Этот трехмесячный период льда и снега был ежегодным и обязательным. Многие из батареи проводили так каждую зиму. У одного сержанта за плечами было в общей сложности шестнадцать норвежских зим.

В январе 1982 я провел в госпитале две недели из-за проблем со спиной. Поздним вечером я отправился в Норвегию, чтобы присоединиться к подразделению на последней стадии развертывания прыжкам с парашютом и заключительным учениям. Мне не разрешили прыгать из-за проблем со спиной, благодаря которым я попал в госпиталь, так что я управлялся с административными делами что было совсем не в моем стиле.

В апреле, благодаря нашему пребыванию в Норвегии, мы уже акклиматизировались и готовились к войне на холоде. На Фолклендских островах (если нас туда направят) будет очень сыро в отличии от обычно минусового сухого холода Норвегии. Это может сделать некоторые вещи более трудными. Но, благодаря нашим традиционным тренировочным площадкам в Великобритании — мы, казалось, специализировались на поездках в Дартмур, Окехемптон и мыс Рат, выбранных из-за дождя, ветра и холода. Мы уже много раз проходили через трудности, вроде Фолклендских, и точно знали, как с ними справляться. Преодоление плохих условий на тренировках заставляет вас абсолютно правильно выполнять свои оперативные действия, потому что в противном случае, вы тратите больше времени на выживание, чем на выполнение работы. Тренировка в ужасную погоду означает, что вы с меньшей вероятностью будете захвачены врасплох, в тот день, когда условия в самом деле могут быть более сложными. Наша подготовка определенно была реалистичной. Максима «Тяжело в учении легко в бою» очень верна.

Междугородний 125-й плавно скользил по красивой сельской местности Корнуолла, пересекая Тамар, с проблесками сверкающих серых военных кораблей, стоящих на якорях у Плимута, а, затем, пышную зелень Девона. Мы выехали на тропинку из красного песчаника, чтобы миновать поле для гольфа Доулиша, с океаном по правую руку от нас. Я подумал, не связано ли это с аргентинскими сборщиками металлолома, которые, по слухам, находились на Южной Георгии. На следующий день после возвращения из Норвегии, я состряпал фальшивое сообщение об «Операции Пингвин», которое заставило нашего заместителя командира батареи капитана Кевина Арнольда позвонить людям, с которыми мы обычно связываемся, когда предстоят внезапные действия. Кевина было легко одурачить, потому что в нашем деле вы склонны смотреть на мировые дела с полуосознанным участием. Паническая переброска в Антарктиду, только что вернувшихся из Норвегии и Арктики, была не такой уж неожиданной. Но первоапрельский День Дурака прошел и теперь эта шутка обернулась против меня. С таким чувством юмора как у бога, было бы трудно справиться.

Итак, рассуждал я в поезде, это, вероятно, Фолкленды.

По возвращении к тренировочным площадкам и серым современным зданиям базы КМП в Пуле, в лагере воцарилась суматоха. Аргентинцы, казалось, были готовы вторгнуться на Фолклендские острова, поэтому рота десантных судов, специальный лодочный эскадрон и батарея готовились к выходу. Гарнизонные войска Фолклендских островов, рота Королевских морских пехотинцев, известная как военно-морская партия 8901, находилась в середине процесса замены. Большая часть новой смены покинула базу в Пуле неделей раньше. Последние несколько солдат, которые должны были уйти, все еще были здесь, завершив свои шесть месяцев обучения и подготовки. Мы хорошо их узнали, так что, если Фолклендские острова будут захвачены, мы все примем личное участие в этом кризисе.

В Пуле было много людей, побывавших на Фолклендах. Несколько бывших бойцов ВМП 8901 работали там. Теперь они вышли на передний план, с картами, фотографиями и даже кинофильмами, снятыми там.

Мы смотрели телевизионные новости в прихожей офицерской столовой, пили чай и жевали тосты, наблюдая за развитием событий с недоверием, как и любой другой зритель, но немного затаив дыхание и с гораздо большим личным интересом. Когда были показаны первые телевизионные кадры вторжения, бывшие бойцы ВМП 8901 смогли точно указать нам на то, что мы видели, с ценными деталями. Мы видели фотографии наших друзей, распластанных на дорогах, которых под дулами оружия обыскивали аргентинские спецназовцы. ВМП 8901 была символической частью, не предназначенной для серьезного сражения. Но они сражались до тех пор, пока губернатор не приказал сдаться, когда подавляющее превосходство сил сделало дальнейшее сопротивление и гибель людей бессмысленными. Мы очень обрадовались, узнав позже, что все они благополучно вернулись в Великобританию. Характерно, что они яростно лоббировали их перевооружение и отправку на юг что и произошло.

Следующие несколько дней были хаотичны — мы обзванивали Британию в поисках снаряжения, которое нам либо не разрешалось иметь, либо оно должно было появиться в каком-то неопределенном будущем. Шлюзы были открыты и никаких проблем не возникло. Кладовщики, выдернутые из своих постелей в 4 часа утра, были не только вежливы и чрезвычайно любезны, но и спрашивали, не нужно ли нам чего-нибудь еще. Они даже организовали транспорт! Капитан Боб Хармс, наш офицер по административной части, яростно врал днями напролет, доставая нам оборудование, о котором мы раньше только мечтали.

Мы с удивлением следили за новостями: бронемашины двигались через Порт-Стенли и рождалась история отважного боя ВМП 8901. Было жутко видеть оружие, которое могло, в конечном счете, стрелять в нас и солдат, которые должны были стать нашим противником.

В отличии от беспорядка повсюду, было довольно просто подготовить 148-ю батарею к выступлению. Дежурный сержант обзвонил всех, и мы все прибыли, откуда бы нам не пришлось добираться. Капитан Вилли Маккракен и его группа были глубоко в новозеландском буше на учениях, так что прошло еще несколько дней. Наше личное снаряжение, массивные бергеновские рюкзаки и разгрузки с боевой выкладкой, были выстроены в нашем парашютно-тренировочном ангаре в соответствии с командами, в которых мы находились.

Но как только мы были готовы к развертыванию, началась неразбериха с бесконечным потоком противоречивых инструкций и вопросов. Какие машины мы должны взять если таковые имеются? Мы должны взять лыжи, волокуши и полное арктическое снаряжение, и нужны ли нам лодки? Единственный способ уменьшить эту неразбериху состоял в том, чтобы взять все как мы и сделали. Батарея никогда не имела традиции проводов, как таковых. Мы просто спешили присоединиться к различным кораблям и самолетам, обычно без особого предупреждения. Я помню, однако, собрание, на котором нам сказали (непопулярный и, я думаю, неудачно попавший на эту роль майор), что мы уезжаем по крайней мере на три месяца, которые будут потрачены на то, чтобы скучать в море. Он убеждал нас не вбивать себе в голову, что мы идем стрелять пулями в аргентинцев. Его последним обнадеживающим и пророческим замечанием было то, что если выстрелим хотя бы одним 4,5 дюймовым снарядом из корабельной пушки по Порт-Стенли, он «съест свои сапоги».

Я должен был быть первым, со своим заместителем Ником Аллином, кто сильно ошибся насчет своей группы на этот раз. Моя обычная группа, ПГН-1, уже была вместе некоторое время, но эта сильная и опытная группа была разделена тем, что я считал неуместной попыткой распространить ее опыт по всей батарее. Мы с Ником Аллином были этим недовольны — в частности, мы лишились нашего «матроса» Стэна Харди, который был еще и медиком, как раз в тот момент, когда он нам скорее всего понадобится. Я отправлял Стэна получить практический опыт в отделении травматологии в главном госпитале Пула, и он также занимался огнестрельными ранениями и другими травмами и болезнями, во время пребывания со мной на тренировках в джунглях Белиза, в Центральной Америке.

Однако бомбардир Ник Аллин остался моим заместителем. За последние пять лет мы много работали вместе и хорошо знали друг друга. На самом деле, его свадьба, была первым светским событием, на котором я присутствовал в батарее, когда я впервые к ней присоединился. Мы проводили много времени друг с другом, как на тренировках, так и в обществе. Ник веселый и шумный парень с очень острым чувством юмора, которое заставляет людей работать и развлекает их. Он родом из Окегамптона, и часто становится объектом шуточек на тему о своем «янни» акценте и недостатках деревенского парня.

Он отвечает на такие выпады очень резко и с соответствующими ссылками на происхождение критика, по части родителей или географическое. Ник также был чемпионом Королевского военно-морского флота по боксу в легком весе. Моим новым матросом стал радист 1-го класса Стив Хойланд, очень яркий и жизнерадостный северянин из Мидлсборо («Бурра», как он называл это место), имевший пугающую привычку вытаскивать передние зубы и ухмыляться с этой щелью. Он был радистом на нескольких больших кораблях КВМФ, прежде чем пришел к нам, недавно закончив все курсы, и ПГН-1 была его первой группой. Когда мы особенно замерзали, промокали и чувствовали себя несчастными, Стив с удовольствием мечтал снова оказаться на борту этих кораблей. Он рисовал картины, на которых «собачья вахта» бездельничает в тепле, заваривая себе чашечку кофе, а затем неторопливо прогуливается до своих милых теплых «ям» (коек).

Канонир «Дес» Никсон был йоркширцем, старше среднего канонира, так как покидал армию, а затем вернулся. Он был очень опытным солдатом, десантником из 7-го полка Королевской конной артиллерии, входившего в состав Парашютно-десантной бригады. Дес был «Номер 1» в расчете, отвечал за орудие и его расчет. Он ушел из армии, но после нескольких приключений и работы на стройках, решил вернуться. Для этого ему пришлось отказаться от своего сержантского звания и снова стать канониром. (Примечание автора: канонир это самый низкий ранг в Королевской артиллерии, подобный «саперу» в Королевских инженерах и «солдату (trooper)» в бронетанковых полках). Он был острым как гвоздь и абсолютно непрошибаемым, с чувством юмора и прямой, но часто очень мягкой заботой о других. Его короткая стрижка и светлые волосы делали его подходящей жертвой для тех, кто искал неприятностей, но когда на него давили, реакция Никсона была быстрой и безоговорочной. Остальные члены группы звали его «Старик» или «Дес-лопата», после неудачного вечера в Норвегии, когда группа более крупных морских пехотинцев совершила ошибку, напоровшись на него. Чаще всего «Старик» показывал им дорогу домой.

Пятый член ПГН-1, канонир Тим Бедфорд, был также самым молодым. Как и Стив с Десом, он только что закончил технический курс в конце отбора в 148-ю батарею. Он пришел в 148-ю батарею после курса начальной подготовки, прослужив в армии менее двух лет. Тим был самым тихим из нас пятерых высокий, неуклюжий, с прямой спиной и серьезным видом. Поначалу его больше чем двух других беспокоило отсутствие опыта. Со временем его уверенность в себе возросла, и он стал более общительным. Столкнувшись с тем, что в такое время пришлось собирать новую группу, общая нехватка опыта была скорее беспокойством для всех нас но на самом деле, такой поворот оказался хорошей вещью. Мы использовали недели, которые должны были провести на борту корабля, чтобы изучить все, что мы должны были знать, разговаривая об этом и практикуясь. Были также моменты болтовни, остроумия и подколок, что, на мой взгляд, является лучшим из всех признаков. С ними было очень весело.

Хаос подготовительной недели был утомителен. Мы работали на телефонах в офисах батареи, нас вызывали на брифинги в странное время и отправляли в Пул на заключительные пьяные обеды и безудержное веселье в винных барах. Ранним утром нас подняли с постелей, чтобы проверить только что прибывшее оборудование, так что, когда я, наконец, получил приказ погрузить наше снаряжение на четырехтонный грузовик и приготовиться к отъезду, это стало облегчением.

Последовала еще большая военная неразбериха. Сначала нам было приказано проехать 543 мили на север до Арброта, недалеко от Данди в Шотландии, чтобы присоединиться к 45-му коммандо[5]. Затем 45-му коммандо сказали, что их корабль должен был плыть в Марчвуд, около Сатгемптона в Хэмпшире, чтобы загрузить некоторые машины, поэтому мы решили подождать. Наконец 45-му коммандо было приказано погрузить все на грузовики, проехать на юг до Марчвуда, чтобы воссоединиться с их собственными машинами, которые уже отплыли, а затем погрузиться на другой корабль Королевского вспомогательного флота (RFA) в военном порту. Ожидание сэкономило нам 510 миль езды (Саутгемптон от Пула в 33 милях).

Итак, утром 4-го апреля, с четырехтонным грузовиком, заполненным снаряжением, а сами на «Лендровере», мы проехали эти 33 мили до военного порта Марчвуда, чтобы погрузиться на танкодесантный корабль «Сэр Персиваль». У нас было пять полных комплектов арктического снаряжения для Южной Георгии, на случай, если операция на Фолклендах продлится до зимы. У нас было две надувные резиновые лодки («Джеминис») и четыре подвесных мотора с соответствующими запасными частями. В больших плетеных корзинах, тщательно обтянутых тканью, лежали наши рации, по одной на каждого и несколько запасных, с двумя ручными «дрочилами» (тяжелыми ручными генераторами для зарядки батарей) и запасными батареями. Там же лежали штыки — скорее, как заявление о намерениях, так как они подходили только к одному виду винтовок, которые мы использовали. Мы взяли 7,62-мм самозарядные винтовки (SLR) и 9-мм пистолеты Браунинга. Однако мы сочли не такие тяжелые 5,56-мм «Армалайты» более подходящим оружием для наших целей и поменялись на них, с браунингами в качестве скрытого оружия «последней надежды».

Мы были готовы, если потребуется, высадиться с парашютами, взяв их с собой. Мы везли специальные мешки для топлива, необходимые при выброске вместе с лодками «Джемини» и подвесными моторами, парашютные шлемы, пристяжные системы переноски для снаряжения[6], тяжелые водонепроницаемые контейнеры на молнии и так далее. Поговаривали, что нас выбросят с парашютами на боевые корабли, которые уже отплыли, чтобы сэкономить время и быстро нас туда доставить.

Я забрал кучу канцелярских принадлежностей у нашего главного клерка: блокноты, пластиковую пленку для водонепроницаемых карт, скотч, ручки, карандаши, линованную бумагу формата А4, тетради, линейки, ножницы и все остальное, что я только смог стащить с его склада.

После нескольких дней скуки в море, я сильно пожалел, что не привез свою гитару из Корнуолла. Почему-то мне показалось неуместной брать ее на войну, к тому же она рисковала затеряться в хаосе, как только мы вступим в бой. Я оставил ее там как своего рода талисман, чтобы обеспечить свое возвращение. Но мне следовало взять ее с собой. Вам нужно все легкомыслие, которое вы сможете проявить, когда жизнь становится слишком серьезной.

Мы свернули не на тот съезд с кольцевой и когда амбициозно сделали разворот через островок безопасности, гражданские водители освободили нам путь, показывая большие пальцы и махая нам через ветровые стекла. По дороге мы остановились у дома Деса Никсона в комплексе Армейских домов он разыгрывал ту же сцену прощания, что и всякий раз, когда уходила группа. На этот раз мы понятия не имели, как долго нас не будет и что нам придется делать. Мы надеялись, что дипломаты разберутся с этим на следующей неделе. Встревоженные жены с озадаченными детьми, которые уже много раз видели, как уходит папа, держались бодро, но в этот раз все было по другому.

«Сэр Персиваль» стоял на якоре в военном порту Марчвуда, спустив кормовой трап. Вереница погрузчиков перемещала поддоны с причала вниз по спуску на плавучий понтон и оттуда по опущенному трапу в трюм корабля. Нос корабля также имел рампу, так что машины могли проходить прямо сквозь корабль и попадать в ряд других кораблей, связанных вместе как цепь очень больших пещер. Использовались три трапа, два крана с большими сетями для подъема грузов и специальными цепями для погрузки «Лендроверов», грузовиков и 105-мм пушек. Другая сторона узкой пристани была занята под погрузку его систершипа, «Сэра Ланселота».

Вдоль причала выстроились «Лендроверы», их кузова были забиты камуфляжными сетями и деревянными шестами, торчащими сверху рюкзаками «Берген», плетеными корзинами с рациями, черными пластиковыми канистрами и канистрами для бензина, опорожненными и провентилированными, согласно правилам подготовки к плаванию. Большая часть этого снаряжения прибыла из Норвегии даже не распакованной. Солдаты в камуфлированных ветрозащитных парашютных куртках, темно-зеленых штанах и ботинках, с надетыми разгрузками и вооруженные винтовками или пистолетами-пулеметами, сидели, прислонившись к машинам и трепались. Одни сидели в кабинах, другие рылись в кузовах, проверяя, не забыто ли чего, и, как всегда делают солдаты, перебирая свое снаряжение.

Докеры Королевского транспортного корпуса, в белых строительных касках, загружали корабли, и мы ожидали, когда в их графике погрузки очередь дойдет до нас. Не было ни спешки, ни нетерпения. Нам сказали, что мы пробудем на борту по меньшей мере три месяца. Имя этой игре было «ожидание».

В свою очередь, когда пришло наше время, мы тихо поднялись по сходням. Я заметил имя на двери каюты, которое узнал, поэтому бросил свои вещи на одну из свободных коек в этой каюте, подтвердив свои притязания кучей снаряжения. Мы коротали день за хаотичным обедом в главном береговом камбузе, где повара, перегруженные лишними ртами, обчистили кладовую словно саранча. Зная, что нас ждут долгие часы ожидания, я побрел прочь от пристани, через лагерь, который я хорошо знал, по обучению на курсе подводного плавания, в живописную офицерскую столовую, чтобы почитать газеты.

Погрузка продолжалась до 16.30. На борту «Сэра Персиваля» подавались чай и «липучки» (булочки), но после налета на камбуз Королевского транспортного корпуса никто не был голоден. Я сделал несколько последних телефонных звонков из телефонной будки на причале, сходни были подняты, палубные команды сворачивали канаты и готовились к отплытию. Верная (и стройная), в ярко-красных джинсах, жена одного из пилотов-вертолетчиков 45-го коммандо, которая проделала весь путь из Шотландии (он прилетел на собственной «Газели»), чтобы проводить его, махала с набережной.

Кроме того, на борту «Сэра Персиваля» офицеры корабля прощались с женами. Некоторые из них жили на борту, в роскошных двухместных каютах своих мужей, путешествуя с кораблем в качестве «привилегии». Операция «Корпорация» повлекла за собой грубое прекращение этой морской идиллии и их внезапное выселение накануне запланированного ранее отплытия корабля в Роттердам, что добавило общей неразберихи.

Мы вышли в море на два дня раньше остальной группы, уведенные от пристани грязными суетливыми буксирами в Солента, как раз напротив причала лайнера «Королева Елизавета 2», который был пуст. Мы медленно тронулись в путь в сгущающихся сумерках. Зажглись уличные фонари, белые и оранжевые точки света на фоне сине-зеленого туманного весеннего вечера. Мы осторожно двинулись вниз по каналу мимо речного входа в Болье, потом мимо старой армейской психиатрической больницы в Нетли. С нашим систершипом «Сэром Ланселотом» за кормой, гудками, эхом разносящимися по пустынным верфям и пристаням, мы представляли собой самый прекрасный конвой, какой только можно пожелать. Фургон «Форд-Транзит» и маленький седан гудели и мигали фарами. Мы помахали в ответ, когда сгустились сумерки.

Когда темнота сделала невозможным увидеть что-либо, кроме огней других кораблей и линий причалов, мы ушли с верхних палуб и спустились вниз, чтобы подумать о бесконечном ожидании, которое для нас теперь началось. Но для некоторых из тех, кто стоял на палубе и смотрел, как Англия исчезает в ночи, это был последний отблеск дома.

Глава 2

В море

В первые два дня нашего пребывания в море, телевизионный прием был очень хорошим, что неудивительно, поскольку «Сэр Персиваль» отплыл из Марчвуда к югу от острова Уайт, где мы ожидали остальных.

Телевизионные новости показали нам оживленные приготовления в Портсмуте и Плимуте, загрузку корабля-дока «Фирлесс» (корабль-док имеет большую летную палубу на корме и кормовой внутренний док, которые принимает четыре больших десантных судна). «Фирлесс» должен был стать центром десантных операций, на котором будет осуществляться все военное планирование. Два авианосца, «Гермес» и новый «Инвинсибл», кишели муравьеподобными цепочками матросов, передающих из рук в руки по сходням припасы, от коробок с печеными бобами и бочонков пива до ракет «Си Дарт».

Пока «Сэр Персиваль» дергался и раскачивался на волнах, мы наблюдали за эмоциональным прощанием города Плимут с кораблем Ее Величества «Фирлесс» — команда и коммандос вдоль борта, вертолеты на палубе. Десантные суда «Фирлесса» следовали за ним, как утята за мамочкой. Жены для прощального взгляда собирались на местах с лучшим обзором, поднимая маленьких детей, чтобы те помахали на прощание.

Всего несколько недель назад я был на «Фирлессе», возвращаясь из Норвегии. Тогда были все те же пурпурно-синие холмы, шиферно-серые дома, но в Плимут-Саунде была только сонная суета и угрюмые лица медленно подъезжающих таможенников Ее Величества. А сейчас цвета и почти отчаянная карнавальная атмосфера больше напоминали мне отбытие из Гранд-Харбор-Валетты на Мальте, чем весенний отъезд из Плимута.

Прощание с 3-й бригадой коммандос, которое мы смотрели по телевизору в кают-компании, отличалось от тех, которые мы увидели через три недели спустя, на видеокассетах, сброшенных с парашютом, об отправке 5-й бригады на «Королеве Елизавете 2». К этому времени мы уже были уверены, что нам придется сражаться.

Но когда отплыл «Сэр Персиваль», Экспедиционный корпус представлял собой лишь плавучую угрозу, резерв для политических переговоров, дипломатический рычаг, придающий вес взвешенным формулам торга. Наш поход, казалось, скрасил реалии экономического спада. Позже, когда мрачные последствия операции стали более очевидными, настроение изменилось.

Корабль-док «Фирлесс», из своего родного порта Плимут, авианосцы «Гермес» и «Инвинсибл», лайнер «Канберра» из Портсмут-Саутгемптона, все отплыли в блеске славы средств массовой информации, подаваемом как реакция Великобритании на аргентинское вторжение. Солдаты и матросы выстраивались на палубах плечом к плечу; они махали руками и приветствовали различные оркестры Королевской морской пехоты, игравшие веселые полковые марши, популярные мелодии и странно навязчивую песню Рода Стюарта «Я плыву». Пожарные буксиры посылали струи воды высоко в воздух и реяли флаги.

Но для нас, уже находившихся в море, погода становилась все хуже и морской туман скрывал даже южное побережье острова Уайт.

Большинство из нас хорошо привыкли к жизни на борту корабля, скатившись к своему собственному своеобразному распорядку, направленному на поддержание, по крайней мере, некоторого уединения в условиях тесноты и исключению срывов, которыми могли обернуться трения. Для офицеров центром внимания на корабле была кают-компания. Вместе с офицерами корабля мы ели в маленькой столовой и пили в баре. Однако они, с их огромными двухместными каютами и примыкающими к ним отдельными ванными комнатами и туалетами, оставили гостиную кают-компании с ее банками и столами для «военных офицеров». Мы играли в настольные игры: «скрэмбл» и «Дипломатию» (последнее очень актуально) и читали книги из небольшой библиотеки, которую делили с остальной частью корабля.

Мы спали в маленьких четырехместных каютах «офицеров соединения» на корме, позади собственно кают-компании с одной двухместной каютой для командира батареи майора Джерри Ахерста. Все они были полны и наше огромное количество снаряжения блокировало проходы, что было опасно. Так что, по обоюдному согласию, одна офицерская ванная комната (для тех кто не может вынести мысли о том, чтобы принять душ) превратилась в складское помещение, забитое до потолка морскими мешками, рюкзаками, разгрузками и потрепанными чемоданами.

Корабли Королевского вспомогательного флота укомплектовываются моряками из торгового флота, связанных дополнительным пунктом в контракте, обязывающим их участвовать в подобных подвигах. Мы видели их очень редко, что было неудивительно, так как они все время работали в одни и те же часы. Некоторые из них вели ночной образ жизни, в то время как другие, по вполне понятным причинам, предпочитали свои большие каюты переполненной кают-компании.

Экипаж «Сэра Персиваля» состоял из гонконгских китайцев. Они жили там же где и мы, двумя палубами ниже. Каждое утро приходил стюард с чашками отвратительно крепкого чая и прилагающимися сахаром и печеньем, производя впечатление, балансируя над нашими рюкзаками, морскими сумками, летными шлемами, планшетами и чемоданами. Хотя чай на самом деле пить было невозможно, его появление означало, что завтрак будет подан через полчаса. Мы вставали по очереди, чтобы побриться в единственном умывальнике нашей каюты, прежде чем надеть легкие камуфлированные брюки, рубашку и пустынные ботинки. Пустынные ботинки были самым вежливым из того, что можно носить на кораблях резиновая подошва боевых ботинок оставляет черные полосы на палубах, которые матросы полировали часами.

На «Сэре Персивале» было множество различных военных подразделений: пушки и канониры из двух батарей коммандос, 7-й («Сфинкс») и моей бывшей 8-й батареи («Альма»), известной как «Черная восьмерка», люди из 45-го коммандо и его вертолетного звена, плюс три «Газели», пилоты, наземная команда, аэродромные сигнальщики, и вспомогательные подразделения. Командиром звена был мой товарищ по каюте, лейтенант Ник Паундс. На корабле постоянно базировался плавучий отряд «Мексе» Королевского транспортного корпуса из Марчвуда, они пользовались лучшими каютами. Я не знал, откуда взялось слово «Мексе» (MEXE, Military Engeneering Experimental Establishmen, НИИ военно-инженерных средств в Крайстчерче), в то время как сами «Мексе» поплавки представляли собой огромные металлические понтоны, которые можно было скреплять вместе, образуя плоты, по которым могли ездить грузовики. У них были огромные подвесные дизельные двигатели тракторного типа, которые позволяли им доставлять машины на берег, или же они могли маневрировать вместе, образуя непрерывную рампу от судов снабжения до твердого берега. Они необходимы для мест с отлогими пляжами и без причалов.

Отряд понтонеров «MEXE», будучи старожилами на борту, пользовался привилегиями и держался старательно небрежно по отношению к остальным. В этом был еще и оборонительный аспект, поскольку они не были обученными коммандос. Так что, хотя это был «их» корабль, мы были неизвестной величиной и, вероятно, довольно вызывающей. Позже металлические понтоны «MEXE», которые были привязаны по бортам корабля, сильно потрепало в шторм и нескольких случаях, дело было близко к тому, чтобы их угробить. Когда мы прибыли на Вознесение, они очень усердно работали, перемещая грузы по всему флоту.

Корабль был набит под завязку. Его предполагаемая военная роль заключалась в переброске солдат через Канал для усиления британских частей в Германии, а в мирное время для переброски снабжения через Канал и солдат в Северную Ирландию. Поэтому он был рассчитан на то, чтобы действовать с полной загрузкой в течении нескольких дней, но не более. Однако нам предстояло пробыть на борту неизвестное количество недель, а не только эти несколько дней.

Океанскую зыбь коренастый старый «Сэр Персиваль» переносил плохо. По ночам, чтобы хоть как-то уснуть, я клал свой громоздкий корабельный спасжилет под матрас, подальше от стены, и втискивался между койкой и переборкой. Уловка со спасательным жилетом спасала меня от смертельного бокового крена, оставив только движение лошади-качалки по оси нос-корма. Ничего с этими рывками поделать было нельзя, они будили тебя в момент панической невесомости, а затем, в вызывающем тошноту обратном движении прижимали к матрасу. Но к этому было не так уж трудно привыкнуть, и сон приходил довольно легко, за исключением одной недели, когда у нас была непрерывная плохая погода, обеспечив семь дней мрачной бессонницы для большинства из нас.

Во время непогоды люди старались держаться горизонтально, насколько это было возможно, сдерживая головную боль и тошноту. Пищу принимали все, кроме хронически больных и, в конце-концов, большинство сумело приспособиться. Некоторые профессиональные моряки так и не могут адаптироваться и продолжают страдать от морской болезни. Можно только удивляться, почему они упорно продолжают свою карьеру. Позже, на Фолклендских островах, на мостике корабля «Фирлесс» во время воющих штормов, я с восхищением наблюдал, как бледнолицый вахтенный офицер склонялся над штурманским столом, чтобы проверить наше местоположение, осматривал вздымающийся горизонт в бинокль, поворачиваясь взглянуть на экраны радаров и периодически нырял в сторону, чтобы жестоко поболеть в удобно расположенные ведра по мне, так сущий ад на земле.

С разнообразными подразделениями на борту, «Сэр Персиваль» превратился в племенную общину. Военные «семьи» держались вместе: 7-я батарея («Сфинксы») коммандос, была наиболее полным подразделением на борту, со всеми пушками, машинами, боеприпасами и людьми. Орудийные батареи работают, сражаются и играют вместе, выступая единым фронтом перед всем остальным миром. Их командир батареи и наш, майор Джерри Ахерст, были способными и спокойными, с дружелюбным великодушием, которое сгладило многие потенциальные трения и раздоры.

«Черная восьмерка» — моя бывшая орудийная батарея, имела на борту две трети от своей численности. Свое прозвище она заработала в битве при Альме, во время Крымской кампании, когда ее пушки были выдвинуты перед пехотой для штурма высот. Они выпустили столько боеприпасов, что лица канониров, как и шкуры их изначально белых лошадей, были совершенно черными от пороха.

Подразделения формировали группы для тренировок: физическая подготовка по утрам, артиллерийские учения, тренировки с оружием, лекции и подготовка снаряжения. Это централизованно координировалось Джерри Акхерстом, так что ограниченное свободное место корабля можно было полностью использовать без помех их хорошо организованному расписанию. Капитан «Сэра Персиваля» Питт был чрезвычайно полезен и стал всеобщим любимцем. Он положил конец противостоянию между нами, кишащими повсюду военными офицерами и его сдержанными корабельными офицерами, чей распорядок был серьезно нарушен нашим присутствием. Главный стюард, китаец, пытался заставить нас есть в разное время, на что капитан Питт наложил вето. Это дало бы хитроумному стюарду возможность составить различные меню, чтобы уменьшить свою рабочую нагрузку и кто знает, что еще кроме этого. Итак, мы вместе сели за стол и лед был сломан.

У сержантов была своя столовая. Время от времени раздавались приглашения точнее сказать, повестки для посещения ее офицерами. Однажды вечером были бега традиционная корабельная игра, на которой вы «покупаете» картонную лошадь, используя реальные деньги, на аукционе, которая затем участвует в гонках для ее владельцев, получающих общую выручку с аукциона, если лошадь выигрывает. Забег проводится в большом квадрате и ходы определяются броском костей. Есть и побочные ставки, и обычно офицеры комплексно «отмываются». Тем более, что сержанты очень «любезно» соглашаются разрешить своим офицерам подписывать счета за бар, чтобы делать ставки, а не использовать наличные деньги. Мы вышли оттуда очень поздно и на следующий день были не слишком здоровы. Однако выяснилось, что на этот раз мы их обчистили, выиграв скачки с лошадьми, купленными очень дешево, и, в то же время, ускользнув с аукционов, где торги вышли из-под контроля.

Солдаты на борту были всех видов и размеров — от медведеобразного сержанта «Такси» Каслюского, который выиграл соревнование по отращиванию бороды, несмотря на то, что уже на полпути был сыт по горло ее расчесыванием и подравниванием, до миниатюрного бомбардира Тулипа, известного как «Лепесток», чье невозмутимое чувство юмора меня обычно поражало. Ребята в какой-то степени были воодушевлены происходящим, но их возбуждением было умерено тем, что они делали это и раньше, в предыдущие периоды международных кризисов.

Размещение войск было ничем иным как ужасом и кошмаром для ответственного за него офицера лейтенанта Билла Макрея, помощника квартирмейстера 45-го коммандо. Кубрики были очень тесными и рассчитанными только на один, максимум на два, ночных перехода. Койки висели в три яруса, одна над другой, рядами. Там не было постельного белья, а наши спальные мешки были слишком теплыми, чтобы их можно было использовать. Поэтому их держали в водонепроницаемых чехлах, в качестве подушек для диванов, которые образовывали на день, опустив среднюю койку и подняв и закрепив верхнюю. Там не было рундуков для хранения личных вещей и только минимальное место в шкафчиках.

В этих отчаянно перенаселенных условиях гигиена была главной заботой. Каждый вечер офицер в сопровождении старшего унтер-офицера (сержанта или выше) производил формальных осмотр, известный как «обход», тщательно осматривая все, особенно каждую уборную, раковину, душ и слив. Старший в каждом кубрике присутствовал и докладывал о поломках в своем отделении. Эта ежедневная инвентаризация позволила нам надавить на уже измученных корабельных инженеров. Задержки в ремонте могли привести к инфекциям, пищевым отравлениям или вспышкам заболеваний проблемам, незнакомым нам в 20-м веке, но бывшими основными причинами смертей в предыдущих военных кампаниях.

Кондиционер никогда не требовался на европейских трассах, поэтому он никогда не включался, а когда потребовалось не работал. Как только мы вошли в тропики, пресная вода была отключена, за исключением 30-ти минут в день, потому что корабельный опреснитель не справлялся. Обычные морские правила приема душа это включить и намочить себя, выключить и намылиться, а затем ненадолго включить и смыть. Тем не менее, когда мы добрались до Вознесения, мы даже это сделать не успевали. Единственный способ получить воду для питья это наполнять каждый раз свои фляги и другие емкости каждый раз, когда включали воду.

Эта бурлящая человеческая масса была в режиме 24/7 подчинена «дудкам»[7] из вездесущей системы трансляции корабля, работавшей из гауптвахты. Объявления — «дудки» которые делал дежурный унтер-офицер, были очень громкими, навязчивыми и часто искаженными как и большинство объявлений кондукторов на британских железных дорогах. Если его акцент был особенно сильным, или когда он не понимал сообщения, это был непонятный шум. Этот ужасный голос прерывал разговоры, сон и самые сокровенные мысли человека. Хуже того, они врезались с бессмысленными объявлениями в репортажи Всемирной службы новостей, в которых мы ловили каждое слово. Объявления по трансляции это неудачная часть жизни военных кораблей (что удивительно — и офицерских столовых КВВС). Позже в этом кризисе, когда начались бои и люди, работающие на вахте, должны были спать в течение дня, объявлениям по пустякам был положен конец. Тридцать лет спустя я все еще испытываю сильную неприязнь к любой акустической системе, используемой таким ленивым, бездумным и навязчивым способом.

Падре 45-го коммандо, преподобный Уинн Джонс, решил взять на себя самостоятельное издание корабельной газеты, полагая, что это одна из «обязанностей в бою» падре. Он назвал ее «Промасленная тряпка», намекая на многочисленные совпадения между походом «Сэра Персиваля» и грузовыми судами на случайных фрахтах, чьи инженеры умасливали их плыть вокруг всего мира. Инженер нашего корабля был не слишком доволен, но нам это показалось уместным. Редакторский стиль падре был освежающе четким. Он публиковал все, что люди были достаточно любезны ему предоставить, без каких — либо изменений или поправок, даже сохранив написание оригинала, чтобы добавить аромата.

Единственными изменениями с его стороны были случайные опечатки или ошибки при расшифровке плохо написанных рукописей. Он начинал с новостей из ежедневного телетайпа и сводок британских газет, передаваемых из Лондона. Остальное было открытым форумом для чего угодно. Я стал постоянным участником анонимной колонки «Не злись, но…» в которой освещались и утрировались события, происходившие на борту. Мой псевдоним «Мак» прогремел, как только был оценен уровень юмора.

Мы с жадностью ждали новостей, и так как не все могли слушать радио, бюллетени падре были очень полезны. Нас больше всего волновали последние подвижки в англо-аргентинских дипломатических отношениях и парламентские дебаты о кризисе. Мы были участниками, наряду с двумя сверхдержавами, нашими союзниками по ЕЭС и всей сложной южноамериканской путаницей. Что-то должно было случиться, мы были частью маневров, и некоторые из нас могли из-за этого умереть.

В «Промасленной тряпке» от 10 апреля 1982 года, Уинн сообщил министру обороны Великобритании Нотту, что Королевский военно-морской флот потопит аргентинские военные корабли в зоне отчуждения после истечения крайнего срока в ближайший понедельник. Узнав об этом, президент Галтьери пригрозил ответить войной. Нот заявил: «Пусть они убираются». Тем временем госсекретарь США Ал Хейг находился в Буэнос-Айресе, где его встречал массовый митинг в поддержку вторжения на Мальвинские острова. (12 апреля «Тряпка» сообщила, что мистер Хейг прибыл в Лондон). Были сообщения о том, что аргентинцы выставили мины вокруг Фолклендских островов и установили там сложные системы наблюдения; о том что пятнадцать гражданских служащих на островах попросили эвакуировать гражданских лиц до прибытия Экспедиционного корпуса, на что свергнутый губернатор ответил, что 90 % жителей островов их не покинут.

Но, казалось, что урегулирования не будет достаточно длинные задержки, во время которых условия на море подорвут нашу боеспособность, наступит зима в Южном полушарии и у аргентинцев будет время укрепить свою оборону. В более кратких заметках сообщалось о несчастьях других людей, кроме нас: 500 мексиканцев в опасности из-за извержения вулкана, восемь убитых во время извержения вулкана в Индонезии и три партизана, которых уничтожили в Южной Африке. Ранее в эту дату, 10 апреля, были одержаны три морские победы: над французским кораблем, захваченным в 1795 году, Вторая флотилия эсминцев одержала победу при Нарвике в 1940-м году (капитан Уорбертон был награжден Крестом Виктории) и над немецкой подводной лодкой, потопленной в 1945-м.

«Полезной информацией дня» была «жизненная статистика» корабля-дока «Фирлесс», заложенного в 1962 году (двадцать лет назад, что казалось долгим сроком), водоизмещение, количество десантных судов, грузовиков и танков, которые он перевозил. Было также одно или два объявления, которые не всегда были тем, чем казались. Наивные добровольцы, явившиеся в «Центр отдыха и развлечений Момбасы», которым руководил старший сержант Смит, в результате покрасили автомобильные прицепы. Остальная часть «Промасленной тряпки» была отдана свободной журналистике без цензуры. Чтобы быть постоянным обозревателем в «Тряпке», важно было писать на местном наречии. По мере прочтения каждого номера мы испытывали всепоглощающую гордость за то, что наш корабль поднялся до международного класса в части грубого юмора. В торжественном объявлении газеты сообщалось: «Редакторы «Плейбой» и «Кнэйв» объявили, что в следующем месяце выпуск будет состоять только из карикатур и фотографий. Это потому, что грязные ублюдки, которые пишут все письма и статьи, находятся на борту данного корабля»[8].

Моя колонка «Не злись, но…» предлагала читателям описание жизни на других кораблях флота, подробно описывая роскошь, неизвестную на нашем корабле, или изобретая особые морские обычаи и церемонии, о которых мы, простые солдаты, должны были узнать. Моя альтернативная сюжетная линия представляла собой комическую галерею аргентинских военных персонажей, описывающую их воображаемые взлеты и падения, по мере того, как до них доходили страшные новости о приближающемся Экспедиционном корпусе. Что вы можете сказать о противнике? Психологически для нас было лучше и более цивилизованно, не изображать их ненавистными. В Экспедиционном корпусе было очень мало ненависти. В номере от 10 апреля я описал жизнь на «Канберре», роскошном пассажирском лайнере, на борту которого находились морские пехотинцы, армейские коммандос и Парашютно-десантный полк. Я писал о том, как «Филлис и Десмонд» каждое утро давали уроки бальных танцев, и о всплеске соперничества среди личного состава, потому что женская танцевальная группа «Пэнс пипл» была случайно оставлена на борту из-за неразберихи при отплытии, и как я предложил поместить их на борт «Сэра Персиваля», чтобы прекратить последующие ссоры.

В следующем номере я смог дать более подробную информацию: как произошел крах морального духа на роскошном лайнере из-за слишком большого количества обязательных коктейльных приемов, и как Комитет спасения строил планер в главном женском туалете, используя планки от сидений спасательных шлюпок, со всем 3-м батальоном десантников, отдавших свои левые штанины для обшивки рамы: «пока никто ничего не подозревает, но расхаживающие по верхней палубе с оставшейся штаниной навыпуск, десантники выглядят весьма оживленными». А тем временем, королевская яхта, по имеющейся у меня конфиденциальной информации, продолжала готовиться к переходу в Южную Атлантику, так как подразделения, которые должны были отправиться в путешествие на ней, были обучены в Виндзоре гвардейской бригадой пить чай, оттопыривая мизинчик и не говорить «дерьмо», когда что-то идет не так.

В номере «Промасленной тряпки» от 10 апреля также был представлен герой моей саги о Буэнос-Айресе Спиди Гонзалес, который, пытаясь атаковать на канонерской лодке «Сэра Персиваля», запаниковал, увидев ярко-красные вертолетные спасательные баллоны капитана Ника Паунда, после того, как они были случайно надуты, в то время как «Сэр Персиваль» шел полным ходом (настоящий инцидент). Тем не менее, Гонсалесу предстояло значительное продвижение по службе и, соответственно, с более тяжелыми обязанностями, тяжелее даже, чем его медали, которые иногда придавали ему крен.

Божий представитель на «Сэре Персивале», Уинн Джонс, был настоящей жемчужиной. Стройный смуглый валлиец, падре 45-го коммандо, выдержал суровые испытания курса коммандос, которые для большинства падре были испытанием веры, а также испытанием их характера. Курс коммандос предназначен для солдат, которые продолжают свою работу, несмотря на худшие физические условия, которые могут быть созданы, независимо от того, какие труды прилагают инструктора, делая их таковыми. Наличие падре на курсе является дополнительным бонусом для инструкторов, которые разрабатывают для него специальные тесты, такие как остановка дождя во время учений в Дартмуре или демонстрация его способности ходить по воде. Его ругают, когда он терпит неудачу: «Ну же, падре, вы же не можете ожидать, что эти солдаты будут вести себя так с падре, который даже не может пруд перейти. Даже мой маленький сын смог бы быстро дойти туда пешком. Ну же, падре, попробуйте еще разок. Мы сохраним первую попытку втайне от людей. Да ладно, сэр, Вы даже не пытаетесь. Мы не можем допустить Вас в бригаду коммандос после такого выступления. Все другие падре, которые приходят на этот курс, управляются с ним. Нам просто придется пробовать каждый день, пока Вы не сделаете все правильно». И весь курс должен будет сделать то же самое, в наказание за то, что их падре был таким праздным и бесполезным.

Каждый пресыщен оскорблениями, которые становятся фоновым шумом и извращенной формой развлечения. Черных повсеместно называют «мелками», а ирландцев целой гаммой «паддизмов». К офицерам особое отношение — их «просят» отжиматься в грязных лужах, бросаться в реки и так далее. Идея в том, что несмотря на постоянное унижение, вы остаетесь ответственным человеком. В ходе этого процесса формируется «серьезный» лидер, чье суждение не зависит от плохих условий или стресса. Солдаты становятся такими же невозмутимыми из-за сложившихся обстоятельств, или из-за того, что над ними насмехаются, и каждый вырабатывает очень сильный командный дух. Он также производит особый тип священнослужителя. В Пасхальное воскресенье Уинн отслужил службу на крышке люка, рядом с привязанными с нами орудиями. Вокруг стояло множество людей, наслаждающихся солнечным светом. Один из сержант-майоров рявкнул им: «Идите сюда и очистите свои гребанные души» — и это дало нам хороший стимул.

Уинн, в своем полном облачении и стихаре, стоял впереди. «Без лишних слов, джентльмены, давайте начнем с песни. У меня есть парочка хороших парней, так что давайте выложимся по полной». Мы застряли на «Есть зеленый холм далеко», понимая, что, как и мы, Уинн знал неуважительное исполнение «потому что он веселый хороший парень», которое могло последовать. К счастью, этого не произошло. Он также немного рассказал нам о том, что мы собираемся делать, и том, что христианство это религия человека. Эти несколько мгновений пения и размышлений были полным отрывом от военной реальности, беспокойства и дискомфорта, которыми все наслаждались. Мы закончили военно-морской молитвой:

«О Вечный Господь Бог, который один простирает небеса и правит бушующим морем

Кто соединил воды с границами, пока день и ночь не придут к концу.

Радуйся принять под твою всемогущую и всемилостивейшую защиту нас, слуг твоих и флот, в котором мы служим.

Сохрани нас от опасностей моря и воздуха, и насилия врага, чтобы могли быть защитой для нашей Самодержицы,

Леди Королевы Елизаветы и ее владений, и защитой для тех, кто проходит по морям в своих законных делах.

Чтобы жители нашего острова и Содружества могли жить в мире и покое, служить тебе, нашему Богу.

И чтобы могли мы вернуться в безопасности, дабы насладиться благословениями земли с плодами трудов и благодарным воспоминанием о твоих милостях,

Хвалить и прославлять Святое Имя Твое, через Иисуса Христа, Господа нашего. Аминь.»

Эта молитва, казалось, подводила итог всему и давала мне ощущение «безвременья» нашего предприятия.

Мы, как и наши предшественники на протяжении сотен лет, обеспечивали безопасность тех, кто был вовлечен в их «законные дела». Красота языка, с его лаконичной краткостью и полной уместностью, была успокоением и утешением.

Позже я слышал об Уинне от нескольких человек, участвовавших в Фолклендской кампании. Он постоянно находился рядом с солдатами, изо всех сил стараясь отвлечь от суровой действительности, пытаясь пробудить более счастливые воспоминания о доме. Что бы он на самом деле не думал, он всегда казался веселым, но все же умел уловить настроение и присоединиться, рассуждая о военной стороне дела, а потом расспросить о вашей семье, чтобы немного растормошить. Одну из историй об Уинне рассказывали мне несколько морпехов из 40-го коммандо, которые были соседним подразделением для 45-го коммандо. Они увидели странную закутанную фигуру, которая бродила в темноте, крича и размахивая руками. (Должно быть, это было похоже на то жуткое киношное видение в «Сигнальщике»). Часовые, державшие оружие наготове, ждали когда странная фигура приблизиться.

— Зу-у-лу-у, Зу-у-лу-у, Зу-у-лу-у, кричало оно.

Они подняли по тревоге весь отряд, изготовивший оружие в своих окопах, и командир отряда двинулся вперед, чтобы выяснить, в чем дело. Когда фигура приблизилась, слова, которые уносил прочь ветер, стали яснее:

— Рота Зу-у-лу-у-у, где вы?.

Поэтому часовой крикнул фигуре:

— Стой, кто идет?

— О, хвала Господу, я кого-то нашел. Это всего лишь падре, и я забыл гребаный пароль.

С таким падре, как он, как мы можем не преуспеть?

Каждое утро, после завтрака, мы устраивались на барных стульях под прохладой потолочных воздуховодов и слушали Всемирную службу новостей Би-би-си. Казалось, что вся планета скатывается в насилие и напряженность, что угнетало. Любое незначительное развитие событий на Фолклендских переговорах обсуждалось с большим личным интересом. Чем скорее политики и дипломаты разберутся с этим, тем скорее мы все покинем «Сэра Персиваля» и вернемся домой.

11 апреля новости для нас в море вдохновляющими не были. Мистер Нотт, постановив что запретная зона вокруг Фолклендских островов будет введена в действие в ближайшие 24 часа, принимал американского странствующего дипломата Александра Хейга, у которого, как они говорили, были «конкретные идеи для обсуждения». Со всех сторон препоясывали свои чресла (иносказ. собирались в путь). Островитяне передали Оперативной группе пасхальное приветствие, адресованное адмиралу Вудворду и гласившее: «вперед, христианские солдаты». В ответ аргентинские захватчики конфисковали их рации. Генерал Галтьери заявил на митинге в Буэнос-Айресе, что Аргентина хочет мира, но если необходимо, будет воевать и ЕЭС объявила о полном запрете аргентинского импорта.

Единственной хорошей новостью для нас в море было то, что наши друзья с базы морской пехоты в Пуле, лейтенант Кейт Миллс и его отряд Королевской морской пехоты (и тринадцать гражданских с Южной Георгии) должны были быть репатриированы. Снайпер в Иерусалиме расстрелял паломников, вошедших в Купольную мечеть, ранив восьмерых и убив двоих, а Израиль наращивал свои силы на сирийской границе по мере нарастания напряженности на Ближнем Востоке. На «Сэре Персивале» нас уговаривали сократить потребление воды даже в течение ежедневного получасового периода. Некоторые отщепенцы, принимая душ, продолжали намыливаться. Перегруженный главный камбуз едва-едва справлялся с кормежкой голодных солдат, так что еда была не слишком вкусной. С водой, выключенной большую часть времени, было нелегко получить напитки, что в условиях тропической жары приводило к проблемам. Фляги с водой нужно было постоянно наполнять. Разрядке не способствовало и установленное одним особенно назойливым сержант-майором обязательное открывание банок при ежевечерней выдаче пива, по две банки на человека, которое задумывалось для того, чтобы никто не мог накапливать банки в течении нескольких вечеров и, потом, напиваться. Эта конкретная глупость была отвергнута довольно резко.

Мы уже находились в 120 милях к северу от Танжера. Было тепло, ни следа земли, никаких рыб или птиц. Теперь можно было разглядеть и другие корабли Оперативной группы, шедшие параллельно нам, но на большом расстоянии друг от друга. Корабли эскорта Королевского военно-морского флота использовали превосходство в скорости, чтобы обойти пасомое стадо, в то время как мы напрягались изо всех сил. Иногда по утрам мы просыпались совершенно одни, горизонт был пуст, как будто нас оставили позади, что немного тревожило.

Мы абсолютно ничего не знали о том, что нам придется делать. Но теперь мы направлялись не прямо к Фолклендам, а к острову Вознесения. Скорость нашей погрузки в Великобритании разбросала всех нас по флоту. Никто не знал, что было на борту, что было забыто и где что-нибудь находилось. Я ожидал, что со следующей флотилией нам доставят несколько предметов снаряжения, но понятия не имел, где и когда их забрать.

Дорога до острова Вознесения заняла десять дней больше, чем ожидалось. Мы не смогли оценить расстояния, связанные с этим и думали в терминах недели до Вознесения, а затем еще одной недели до полной зоны отчуждения (ПЗО).

Важность мировых новостей полностью затмевалась личными новостями из дома. Нам удалось доставить почту в Гибралтар вертолетом, когда мы пролетали мимо, но ничего не получили взамен. Нам сказали, что почта для нас накапливается на Вознесении, и мы отчаянно нуждались в ней. Когда мы подошли ближе, Билл Макрей был завален требованиями марок, поэтому он выдал по две марки на каждого, с чрезвычайно разумной инструкцией, чтобы в каждый конверт были вложены несколько писем для рассылки в Великобритании.

С прошлой войны все знали, как важна почта для поддержания боевого духа. Но вы должны побывать в ситуации, подобной нашей, чтобы по настоящему это оценить. Письма из дома становятся по настоящему личной вещью, которая у вас есть, и единственным доказательством вашего существования как личности вне военной машины. Солдаты, которые не получали никакой почты, часто получали письма от своих товарищей для чтения обычно с пропущенной «спортивной страницей».

Глава 3

Планировщики и мистификаторы