Ты едешь в Тарту
А-а-а-а
А-а-а-а автостопный блюз,
А-а-а-а ты попутный груз,
А-а-а-а из Москвы в Нагасаки,
Из Нью-Йорка на Марс! – подпевали ему остальные.
Леля проталкивалась вперед, с интересом слушала песню, не заметив, что она оказалась уже в центре круга, почти совсем рядом с длинноволосым певцом.
Он закончил петь, раздались крики:
– Леннон, спой еще! Спой что-нибудь из Цоя!
Снова забренчала гитара, парень запел:
– Мы вышли из дома, когда во всех окнах
Погасли огни один за одним,
Мы видели как уезжает последний трамвай.
Ездит такси, но нам нечем платить
И нам незачем ехать, мы гуляем одни
На нашем кассетнике кончилась плёнка. Мотай!
Послышались восторженные крики, улюлюканье, народ дружно подхватил:
Видели ночь, гуляли всю ночь до утра.
А-а-а-а-а
Видели ночь, гуляли всю ночь до утра.
А-а-а-а-а-а-а!!!!!!!!
В этой музыке, в этой песне была какая-то новая энергетика, которая захватила Лелю. Ей хотелось стоять и слушать этого странного парня еще долго-долго, но он внезапно прервал пение и, показывая на нее, спросил:
– А это что за герла?
Стоявшие рядом с Лелей девушки пожали плечами. И тогда парень обратился к Леле:
– Ты кто, откуда тут взялась?
– Я просто гуляла и услышала ваше пение. Мне очень понравилось, спойте что-нибудь еще, пожалуйста.
Парень довольно улыбнулся, но петь не стал, а снова задал вопрос:
– Как тебя зовут?
– Леля.
– Отличный ник! Я – Леннон, – он протянул Леле большую загорелую ладонь, которую она неумело пожала, – Леля, хочешь с нами? – спросил Леннон.
– А кто вы? – спросила Леля.
Все рассмеялись.
– Мы дети цветов, мы граждане мира, путешествуем по свету без денег и презираем комфорт. Наше кредо – это Любовь. Тебе это нравится?
Леля кивнула. Ей все равно нужно было где-то коротать ночь до поезда, к тому же ей понравились песни Леннона, и ей хотелось послушать его еще. Эти песни заставили ее на минуту забыть о своей душевной ране, от них веяло чем-то новым, неизведанным – они рождали в ее душе чувство свободы, желание лететь, лететь как птица в какие-то неизвестные дали.
– Ну что ж, отлично! Летс гоу! – Леннон взял ее за руку и зашагал по бульвару. Остальные побрели вслед за ними.
Скоро они оказались во дворе старого каменного дома с обшарпаными подъездами. Леннон открыл дверь и пропустил вперед Лелю. В подъезде неприятно пахло кошками и сыростью. Они поднялись вверх по каменной лестнице, Леннон позвонил в одну из дверей. Она тут же распахнулась, как будто там стояли и ждали этого звонка. На пороге стояла высокая брюнетка в длинной цветастой юбке. Она оценивающе посмотрела на Лелю и молча отодвинулась, чтобы ее пропустить. Все остальные также просочились в квартиру.
Сказать, что обстановка квартиры была бедной, было нельзя, поскольку обстановки как таковой вообще не было, за исключением засаленного стола на кухне, такой же грязной плиты и нескольких стульев. На полках, прибитых прямо к стене, стояли банки и посуда.
– Кофе будешь? – спросила Лелю брюнетка.
Леле совсем не хотелось пить кофе на этой грязной кухне, но она побоялась обидеть хозяйку дома и кивнула.
Леля вместе с Ленноном прошли на кухню, дети цветов растворились в длинном коридоре квартиры, расползлись по комнатам.
Кофе, налитый в выщербленные бурые чашки, обжигал и был горьким на вкус, но Леля мужественно пила его, не показывая виду, что ей неприятно.
– Это Марго, моя гёрл-френд, подружка то есть, – представил наконец Леннон брюнетку. – А это Леля, ей негде ночевать, поэтому я ее вписал к нам, – объяснил он Марго.
– Ясно, – сквозь зубы сказала Марго, – возьмешь ее с собой?
– Куда? – удивилась Леля, – у меня завтра поезд, мне нужно вернуться в свой Город.
– Успеешь ты в Город, что ты там не видела? Давай тусоваться с нами! – Леннон поставил на стол чашку, взял в руки гитару и запел:
– Стрельни сигарету у шофера
Посетуй, что нету Беломора!
Смотри на карту, смотри на карту,
Ты едешь в Тарту!
А-а-а-а автостопный блюз,
А-а-а-а-а – ты попутный груз
А-а-а-а-а из Москвы в Нагасаки,
Из Нью-Йорка на Марс!!!!!!!!
Кури понемногу, улыбайся,
Смотри на дорогу и врубайся!
Ты молишься марту, ты молишься марту,
Ты едешь в Тарту…..
А-а-а-а-а!
– А что такое Тарту? – спросила Леля.
– Это город в Эстонии, где любили собираться хиппи. Правда, теперь это уже другое государство и так вот запросто туда не доедешь. Песня было сложена 30 лет назад, тогда все было по-другому. Да и хиппи настоящих уже немного осталось, – вздохнул Леннон. – Но кое-кто все-таки еще жив, правда, Марго? – он подмигнул своей подружке и запел:
– Эй, посмотрим на себя,
Разве мы дети цветов?
Мы живем не любя, мы боимся даже кустов,
И ради чего-то, чем травят клопов,
Твой друг тебя кинуть готов!
Эй, посмотрим на себя, дети цветов!
На кухню постепенно подтягивались остальные обитатели квартиры. Они рассаживались прямо на полу, вокруг Леннона, и подпевали ему. Марго подавала каждому кофе, когда освобождались чашки. Кофе варился непрерывно, и вскоре запах его заполонил всю кухню.
Внезапно Леннон прервал песню и спросил Марго:
– А забей-ка мне косяк, сестра.
– Нет ничего, все выкурили вчера, и денег нет больше.
– Жаль, – он внезапно помрачнел и поставил в угол гитару.
– Спой еще, – попросила Леля, но Леннон упрямо крутил головой:
– Не могу, меня ломает!
– Тебе нужны деньги? Вот, возьми! – Леля достала из кармана деньги, которые оставил ей Саид, и протянула Леннону.
Тот с удивлением посмотрел на нее, но отказываться не стал. Взял деньги, отсчитал несколько купюр, отдал их Марго, остальные засунул в карман джинсов.
Марго бесшумно исчезла и через несколько минут появилась на кухне с пакетом в руках. При ее появлении народ оживился. Леннон достал с полки старую газету, сделал две самокрутки, одну протянул Марго, вторую вставил в рот и поджег. Затянулся несколько раз. На лице его появилась блаженная улыбка. Он протянул самокрутку рядом сидящему парню. Тот затянулся и пустил сигаретку дальше по кругу.
Наконец папироска дошла до Лели. Она взяла ее в руки, попыталась затянуться. Противный дым забился ей в рот и в нос, но Леля мужественно проглотила его, подавив приступ кашля. Она постаралась изобразить на лице блаженство, хотя на самом деле ей хотелось выплюнуть эту гадость.
Несмотря на обещание попеть еще, Леннон выглядел сонным и усталым. Публика стала расползаться с кухни. Только Марго неподвижно сидела у окна, время от времени затягиваясь самокруткой.
– Слушай, Леля, – сказал Леннон, смачно зевнув, – надо уже найтать, но у нас тут только одна бед, а на граунде ты колтыхнешься. Хочешь, ложись с нами, да не переживай, на фак я тебя подписывать не буду!
Леля с трудом понимала корявый сленг на котором разговаривал Леннон. Она поплелась за ним и Марго в комнату. В квартире было несколько комнат. Дверь одной из них была приоткрыта, и Леля увидела спящих на матрасах, а то и на голом полу, хиппи. Они лежали вповалку, некоторые сладострастно обнявшись, из комнаты шел мерзкий запах свального греха.
Леннон открыл дверь последней комнаты, посреди которой стояла большая кровать, а в углу стоял пыльный шкаф. Марго бесстыдно стащила с себя юбку и прыгнула под одеяло. Леннон тоже остался в одних трусах.
– Ну, прыгай к нам, – он легонько подтолкнул Лелю к кровати. Но она не поддалась.
– Я…, нет, я не могу, не буду, – она оттолкнула Леннона и выбежала из комнаты.
Леля прибежала обратно на кухню, подошла к окну. На улице была сплошная темень, ничего не видно, даже фонари не горели. Уйти сейчас из квартиры, но куда она пойдет ночью?
Сзади раздался шорох. Леля обернулась. На кухню пришел Леннон. Он был одетый, только рубашка расстегнулась, обнажив темный пушок на груди.
– Ну что ты убежала, крэйзовая герла, – сказал он с усмешкой, – сказал же, не буду тебя на фак подписывать!
– Я не понимаю, – дрожащим голосом сказала Леля, – ты ведь сказал, что Марго твоя подружка, а сам звал меня в постель, ведь это предательство! Ты предаешь свою любовь.
– Дурочка ты, – сказал Леннон, делая новую самокрутку и затягиваясь, – любовь нельзя предать, потому что любовь – это нечто большее, чем секс с одним человеком. Любовь свободна, она не имеет границ и цепей. И то, что я сплю с Марго, не мешает мне любить тебя. И Марго тоже свободна, и может любить, кого хочет, в этом и есть смысл нашей философии – свобода мыслей, свобода любви, свобода движения. Понимаешь? Свобода – вот высшая ценность человеческой жизни! На, не бойся, затянись, – он протянул ей самокрутку.
– Зачем? Мне это не нравится, – поморщилась Леля.