Темнота в большом городе

С видом эксперта он принялся заглядывать во все шкафы.

– Где ж тут есть, чего есть?.. А вы надолго к Подушковичам поселились?

– Вообще-то мы в гости прилетели, – начал я разъяснять ситуацию. – И, между прочим, из Англии. А вовсе не из какого не из Израиля.

– Ух ты, англичане значит. А мне без разницы. Я вообще этот… как его… нигилист. Слыхали? Вот. Ну, раз уж вы связались с Подушковичами, будете одними подушками питаться.

С этими словами новоявленный нигилист достал из буфета огромную коробку сухих завтраков.

– Подушечки с шоколадной начинкой, с молочной, с клубничной, – объяснял он, рассыпая по тарелкам какие-то штуки в форме подушек, – с орехами, с ванилью, с маком и корицей, со сливками. Крем-брюле, мармелад, зефир, сметана, карамель, мед, джем, повидло, варенье. Пробовали мороженое добавлять, но оно быстро тает, и получается молоко с сахаром.

Вскоре весь пол на кухне кроме обычных подушек был уставлен тарелками со съедобными подушечками. Как оказалось, шкафы и буфет битком забиты коробками с этими подушечками. И никакой другой еды здесь не предвиделось.

Уплетая подушечки за обе щеки, которые очень даже ничего, вкусные, мы познакомились.

– Александр Перепрыгинс-Хомячков 3-й, – представился наш новый знакомый. – Эмигрант третьей волны, или вернее уже четвертой. Мы перед самым кризисом прилетели из России, Америку посмотреть, пока у папы отпуск был. Только у нас деньги вместе с отпуском закончились, пришлось здесь осесть на неопределенное время. Мой дед был Александром, и папа тоже Александр, и меня так назвали в честь деда. Он в сорок пятом фашистов до самого Берлина гнал. Ух, они бежали!.. Для друзей просто Алекс. На самом деле наша фамилия не Перепрыгинсы, а Пыпрыгунчиковы. Но американцы ее выговорить не могут. У них получается Пиприкушикоф. Это ж чистое насмехательство. Хотя Перепрыгинс у них тоже не всегда выходит. Согласитесь, уж лучше Пириприкинс, чем Пиприкушикоф. Можно подумать у них фамилии лучше.

Ну, англичан здесь еще жалуют. Хотя любят подшутить над вашим братом. Про ирландцев вообще молчу. Я вам совет дам. Тут главное, чтобы себя не выдать. Короче, слова не растягивайте, буквы не выговаривайте и сокращайте, сокращайте. Много не болтать, ну, как вы там любите про погоду и все такое. Если хотите, чтобы вас правильно поняли, нужно говорить коротко и ясно, простыми односложными выражениями. О'кей?

– Не врубаюсь я, что они тарабарят, – сказала Энн, уставясь в телевизор.

– И часто ты так с крыши прыгаешь? – спросил Шон у Алекса.

– Да это я так, детство решил вспомнить, воздушного змея запускал. Заодно папины суперподтяжки проверил. Работают.

– У тебя папа советским шпионом что ли был? – усмехнулся Шон, рассматривая подтяжки.

– Не-е, он по молодости Кавказ покорял, Сибирь и Дальний Восток. Подтяжки испытывал. Он их сам изобрел в детстве. А когда испытал достаточно, решил производительность подтяжек повысить. Организовал производство. Только тут на папу правительство и поперло. Объявили капиталистической свиньей и собственником паршивым, – Алекс вздохнул, – незаслуженно. Папа на заводе всегда первым был. Знаете, как родину любил… Товар, конечно, забраковали, а папу выгнали из страны насовсем.

Так мой папа стал диссидентом-невозвращенцем. Только до Америки у него денег не хватило. Ну, не подтяжки же последние продавать. Мотался по Европе и Ближнему Востоку. На чужбине быстро освоился. Мой папа нигде не пропадет. Ну, что делал? Боролся за мир во всем мире, потихоньку свои подтяжки в жизнь продвигал. Да только вам, европейцам, разве за просто так чего впаришь. Битлз видел в живую. Здорово! В Париже встретил друзей по несчастью, таких же диссидентов и невозвращенцев. Это те, что сразу после революции слиняли, а кого на Философском пароходе отправили, но их там очень мало осталось, одни родственники. Которые шпионы были, так те уже давно в Америку смотались. А потом папа узнал, что его на родине тоже шпионом объявили, решил в Америку податься. Но тут Советский Союз рухнул, и папа, как истинный патриот, поехал страну перестраивать. Да оказалось, что нечего уже перестраивать-то. Тогда папа свой бизнес организовал: производство подтяжек. Думаете, товар устарел, а нет, папины суперподтяжки не стареют. Это самые крепкие подтяжки в мире, а тянутся… на Статую Свободы натянуть можно.

И вот наконец-то папа получил заслуженный отпуск, и мы решили смотаться-таки в Америку, посмотреть чего там есть. А дома – кризис. Прямо на мой день рождения телеграмму прислали. Обидно было до слез. Подтяжки все на черный рынок ушли. От правительства поддержки разве дождешься. Денег на обратную дорогу не было ни копейки. Но мы унывать не стали. Ну, поначалу, конечно, не сладко пришлось, а потом одно за другое и прижились. Теперь весь Бруклин в папиных подтяжках ходит. Осенью будем расширяться. Только вы не думайте, мы родину любим. Россия – лучшая страна в мире. Папа в Москве квартиру купил с видом на Кремль. Там у нас родственники живут. И в Питер мы каждый год летаем. На две страны живем. И дома бизнес процветает. Родину без подтяжек не оставим. Это же ходовой товар. Его куда угодно применить можно. Хотите, вам парочку продам по дешевке?

9

В первый же день в Нью-Йорке мы нашли нового друга. Алекс оказался клевым парнем. Он обещал показать нам весь Нью-Йорк, самые классные места в городе, тусовки, вечеринки, кино. У Алекса везде были знакомые ребята, которые запросто проведут нас бесплатно хоть в казино, хоть на стриптиз. Ну, это он загнул! А я спросил, на кой нам стриптиз сдался. Тогда Энн объяснила Алексу, что я еще маленький и меня мы на стриптиз не возьмем. Я немного обиделся. Но в целом начало новой жизни на вершине мира складывалось удачно. Мы лопали подушечки, смотрели американское телевидение и слушали Алекса, который сочувствовал нашему безвыходному положению и вообще был в прямом смысле послан небесами, чтобы развлекать нас захватывающими историями о России.

– А я знаю! – заявил Пэт. – Россия – самая большая страна в мире, там круглый год зима и бродят белые медведи.

– Ага, а еще все русские пьют водку, ругаются и играют на балалайках. Знаем, слышали сто раз, – вздохнул Алекс обиженно. – А все англичане лопают пудинги, пьют чай в пять часов, носят котелки и зонтики и говорят ''Сэ-э-эр!''

– Ну, у каждого свои традиционные странности, – справедливо заметил Шон.

– Между прочим, у нас в России все в норме вещей. И зима вовсе не круглый год. Ну, подумаешь, снег в мае выпадет по колено. Тоже мне трагедия, растает, куда он денется. И незачем в обморок падать. Май еще не лето, ах, у вас уже лето! Ну, это у вас. Придумали тоже, лето им в мае подавай, а зиму в ноябре. А слышали народную мудрость? Всему свое время. И вообще лето у нас и нормальное бывает. Сорок градусов жары, например. Покруче, чем в Африке. Что с вами? Я думал, англичане любят болтать про погоду. А, понимаю! В Европе сейчас жарища. Эх, не приспособлены вы к мировым и природным катаклизмам! Бедняги! Вот у нас в России никогда не знаешь, чего ждать от погоды. То снег с дождем, то гроза с градом, то шаровые молнии по небу летают. Бывает мороз, градусов тридцать-тридцать пять, или жара… Ладно, про жару молчу. Но ведь живем! Иной раз выйдешь зимой, сугробы намело выше головы и все льдом покрыто. Как покатишься по этому льду и на целый день, прямо не жизнь, а сплошной каток. Сначала весело, а потом шлепнешься раз этак в сто одиннадцатый и ногу сломаешь. А как ударят январские морозы… Ну, если я вам буду про русскую зиму рассказывать, вы раньше времени заморозитесь. Пошли лучше на крышу! Мой предок свалил в супермаркет, а это надолго. Женщины в доме нет…

Оказалось, что мы познакомились с первоклассным взломщиком. Алекс открыл входную дверь проволочкой.

– Замки здесь никуда не годятся, – объяснил он, выпуская нас на свободу.

По черной лестнице мы взобрались на крышу. Вот это здорово! Отсюда весь Нью-Йорк как на ладони! После тишины квартиры шум огромного города показался чудесной музыкой, полной необыкновенных, просто-таки волшебных звуков. Грохот метро, полицейские сирены, тысячи мчащихся машин, скрежет и жужжание, чьи-то голоса, мелодии, обрывки песен и фильмов по телевизору долетали сюда из разных концов Нью-Йорка. Прохладный ветерок обдувал со всех сторон, принося с собой запах хотдогов с горчицей, дыма, кофе, цветов, шоколада и океана. Мне казалось, сверкающий миллионами разноцветных огней Нью-Йорк приветствует нас во всем своем великолепии. Это самый прекрасный город на земле!

Такое вдруг счастье навалилось, что мы орали, как ненормальные, скакали по крыше и махали руками. Должно быть, со всеми так бывает, кто первый раз попадает в Нью-Йорк. Алекс смотрел на нас с пониманием.

– Вон там Статуя Свободы! А там – порт! А это, видите, Эмпайр Стейт Билдинг! Красивый! А внизу, подальше отсюда, Бродвей светится! Вон Центральный парк!..

Мы свесились с крыши и изучали ночной Нью-Йорк.

– А правда, что здесь Человек-паук есть? – спросил Пэт вполне серьезно. – И он по стенам лазает?

– Конечно, а еще Бэтмен с Годзиллой на пару промышляют, – хмыкнула Энн. – Охотники за привидениями и Терминатор с Матрицей. Пэтти, детка, когда ты, наконец, повзрослеешь? Не обращайте на него внимания, ребята, он головой еще в детстве ударился. Эй, Алекс, а как на счет привидений в Нью-Йорке? Бывают?

– Вот этого не обещаю. Не встречал, – Алекс пожал плечами. – Увижу, скажу, что спрашивали.

– А у нас в Ирландии привидений завались сколько!..

– Шон, между прочим, специалист по всякой мистике, – тут же вставил я. – Скажи, Шон!

Но мой скромный братец увлеченно снимал что-то на другом конце крыши.

– Вот не надо опять про привидений! – обиженно пробурчал Пэт, который до сих пор забыть не мог прошлогодней истории, когда мы по ошибке засунули его в мешок.

Энн тут же принялась рассказывать об этом Алексу, а заодно впаривала ему про любимую Ирландию, как будто Алекс был президентом ООН или еще кем-то типа того. И Алекс почему-то очень внимательно все слушал. Боится он ее что ли? А Энн совсем с ума сошла, залезла на парапет, который по всему краю крыши сделан специально, чтобы не упасть, и ходит по нему, чуть не прыгает, руками машет. Перед Алексом выделывается. Ее хлебом не корми, дай только повыделываться. Ну и дура! Думает, она одна такая храбрая. Вот сейчас тоже залезу куда-нибудь…

И я полез на какую-то будку, а на ней торчала странная палка, большая и очень высокая, может, это антенна такая, с перекладинами. Я забрался на самую верхушку. Высотища, с ума сойти можно! Отсюда все видно в тыщу раз лучше! Я вдруг почувствовал, будто бы лечу, как птица, высоко-высоко в небе над сверкающим Нью-Йорком. Потому что крыша осталась далеко внизу, и ветрище тут такой задувает, что антенна моя вместе со мной раскачивается, словно маятник в грозу. И тут счастье на меня нашло, я как заору во всю глотку: ''Ура! Привет, Нью-Йорк! Эй, люди! Я люблю этот город!''

А Энн меня увидела и давай петь:

– Я хочу проснуться в городе, который никогда не спит! И теперь я – номер первый! Я на вершине мира!..

Неожиданно антенна, на которой я так удачно примостился, начала резко клониться в сторону. Оказалось, это Пэт карабкается вслед за мной. У меня почему-то страшно закружилась голова. Миллионы огней вокруг превратились в сплошные разноцветные полосы. Так бывает, если много часов подряд кататься на карусели, когда кажется, что мир будет вертеться до бесконечности и ты вместе с ним. Орать не можешь, потому что жутко тошнит.

А тут еще Энн поет своим пронзительным голосом:

– Это зависит от тебя! Нью-Йорк! Нью-Йорк!..

И вдруг наступил конец света. Во всяком случае, я был уверен в этом на все сто процентов, окончательно и бесповоротно. Потому что в одно мгновение весь огромный мир просто взял и исчез прямо у меня на глазах, без всякого предупреждения, ну, какого-нибудь там небесного знамения, все словно растаяло, и опустилась непроглядная тьма, черная-пречерная, прежуткая тьма. А я полетел прямо в эту темнотищу, как в бездонную пропасть. Падать в темноту оказалось до жути больно, это настоящая адская боль, да еще сверху на меня кто-то шмякнулся. Тогда я понял, что если еще не умер, значит… сейчас умру…

Когда я открыл глаза, мне показалось, что я ослеп, потому что вокруг вообще ничего не было. Честно, одна только темнота, черная и огромная. Это на самом деле страшно обнаружить, что весь мир поглотила тьма. Так вот он значит какой, конец света! Вдруг я увидел много маленьких серебристых точек, целый миллион наверно, их становилось все больше и больше, и они сверкали так ярко, как будто подмигивали. Тут меня осенило, что это звезды, самые настоящие, много-много-много миллиардов звезд. Может, я в космосе? Ну, конечно, Земля взорвалась, а меня выбросило в космос! Ведь я был очень высоко, вот меня и выбросило! И теперь я лечу в космосе! А как тогда я дышу? Шон говорил, в космосе воздуха нет! Ой! Значит, это был не конец света! И Земля на месте! Просто я сам умер! Наверно в рай лечу. А что там буду делать? Я ж там никого не знаю! Сначала надо встретиться с Богом. Спрашивать чего-нибудь будет… Так, спокойно, я все знаю, я все скажу… Дважды два – четыре, дважды три – девять… дважды сорок… Христофор Колумб открыл Америку в тысяча четыреста… нет, в четыреста семьдесят шестом… Я мало читал книжек, я все время спал на истории, десять раз прогулял математику, ел конфеты без спроса… А один раз я ходил на фильм, запрещенный до 16-ти лет!..

Господи, если я умер, почему у меня все тело ломит? И кто тут хнычет под боком?

– По-мо-ги-те-е-е! – раздался голос из преисподней, очень похожий на Энн МакГинти.

– Где ты? Давай руку! – А это Алекс.

– Нет, я сама слезу!..

– Да ладно…

– Ну, ты, руки-то не очень распускай! А-то как дам!

– Энн! Энн! Э-э-энн!!! – Пэтти ревет.

– Братишка, ты живой? А чего тебе сделается! Ну, тогда чего ревешь?

– Ма-ма-а-а!!!

– Отцепись от меня, придурок!

– Эй, ребята, все целы?! – Это Шон! – Где Джерри?

Я хотел подать голос, чтобы меня тоже скорее нашли. Но почему-то не мог. Уж очень я свыкся с мыслью о смерти.

– Он был где-то здесь, я помню, как на него свалился.

Так это Пэт чуть не задавил меня! Может, он думает, что может безнаказанно падать на людей! Ну, я ему покажу! Больно ведь все-таки… Чьи-то цепкие пальцы схватили меня за нос. Нет ничего ужаснее, когда в кромешной тьме кто-то хватает вас за нос что есть силы и орет:

– Ура! Я его нашла! Как жизнь, Уинкл?

– Джерри, ты живой еще?

Несколько рук подняли меня на ноги. И тут я взвыл от боли.

– Эй, что с тобой?

Я узнал голос Шона и вцепился в брата, как будто тыщу лет его не видел. Самое унизительное, я все-таки не смог сдержаться и заревел, как маленький. Но это прощается, ведь я только что вернулся с того света. Я вдруг представил, что мог уже никогда не увидеть Шона, и маму, и папу, и Дарси, и даже ее мужа… и даже МакГинти!..

Пэт, глядя на меня, тоже начал всхлипывать с новой силой. Честно говоря, в глубине души я был ему искренне благодарен.

– Дети в шоке, – заключила Энн. – Пора вызывать какого-нибудь психиатролога.

– А по-моему, пора выбираться отсюда, пока мы с крыши не полетели, – сказал Алекс. (Хоть один здравомыслящий человек!) – Мы должны держаться за руки, чтобы не потеряться.

– Я согласна!.. Эй, чья лапа?! Кажется, я кого-то повалила!

– Энн, осторожнее!

– Извини, Алекс. Пэтти, сгинь отсюда! Алекс, давай руку!

– Дай лапу, Энн, на счастье мне!

– Но-но, что за фамильярность!

– Стихи.

Всю свою жизнь я буду думать, как так случилось, что из всех нас в этот момент именно на Пэтти снизошло озарение, и он задал самый умный, самый правильный, самый точный, верный, логичный вопрос всех времен. Клянусь, если бы здесь был наш историк, он тут же поставил бы Пэтти отлично в аттестат.

– А почему темно? Кто выключил свет?

– Балбес! Невозможно выключить свет сразу во всем городе! – возразила Энн.

– А может быть… – промямлил я, шмыгая носом. – А вдруг… это во всем мире… Может, конец света наступил… и никого кроме нас не осталось…

– Значит, мы избранные! – обрадовался Пэт. – Как в кино, да? Мы должны спасти мир!

– Да ничего не случилось! – воскликнул Алекс. – Просто электричество вырубили. Слышите, шум какой там внизу.

И правда, звуков теперь еще больше прибавилось. Отовсюду орали и ругались, кто-то даже звал на помощь. А на улицах мелькали только фары машин, зато гудение было!.. Как будто весь город превратился в потревоженный улей.

– Ну и чертовщина же там творится! – ухмыльнулся Алекс, свесившись с парапета.

– Но зачем кому-то понадобилось вырубать свет? – спросил Пэтти.

– Тут и думать не о чем, это очередной теракт! – довольно заявила Энн.

От такого заявления мне совсем плохо стало. И Пэтти тоже завыл страшным голосом.

– Только без паники, – сказал Шон. – Сейчас мы вернемся обратно в квартиру и немного пораскинем мозгами относительно всего происходящего. Это, во-первых. А теперь, Алекс, выводи нас отсюда.

Алекс, как ни в чем не бывало, достал из кармана зажигалку и направился к выходу. Энн решила устроить ему нагоняй за умолчание зажигалки. Но Алекс заявил, что зажигалка папина, именная, и ее можно использовать только по особенным случаям. А раз его назначили проводником-разведчиком, значит, это как раз особенный случай. Шон очень обрадовался, узнав, что обладает такими полномочиями.

На черной лестнице именная зажигалка Алекса погасла и больше не включалась. Мы оказались в полнейшей темноте, невыносимо черной, густой и вязкой, как кисель. Бывает такая темнота, которая словно пытается тебя задушить, до того она жуткая. Пэт обо что-то запнулся и грохнулся. Получилась куча мала, ведь мы все держались за руки.

Внезапно по дому разнесся оглушительный вопль, словно кто-то увидел десяток привидений родственников. Время от времени раздавались протяжные стоны или всхлипы вперемежку с рыданием и какими-то страшными жуткими звуками, похожими на скрежет когтями по железу.

Мы замерли на полу, как вкопанные, крепко вцепившись друг в друга и не смея даже пошевелиться. Клянусь, у меня волосы дыбом встали.

– Кто это? – прошептала Энн. – Алекс, ты почему сразу не сказал? У вас тут весь дом набит нечистой силой!

– Я знаю, там маньяк, – произнес Пэт хриплым голосом, – который людей по кускам распиливает… А вдруг это Фредди Крюгер! Точно, кого-то уже зарезал своей рукой… Или тот маньяк из ''Крика'', помните, в маске, и нож у него во-о-от такенный…

– Ага, скажи еще, он знает, что мы сделали прошлым летом! – хмыкнула Энн. – Уж не ты ли ему пожаловался про мешок?

– Очень смешно, – пробурчал Пэт обиженно. – Здесь все-таки Нью-Йорк. Не забывай.

– Говорила тебе мама не смотреть телик допоздна. Ты совсем уже чокнулся. Вот что бывает, когда до одури насмотришься типичного американского кино!

И только я по-прежнему стоял на своем:

– Это настоящий конец света, ну почему вы мне не верите? Я когда с антенны грохнулся, почти совсем умер, и на небесах был, ну, где бог и все такое. Понимаете, я загробную жизнь видел. Это знак.

– Ребята, у вас у всех основательно крыша поехала с перепугу, – сказал Алекс. – Просто лифт застрял. Электричество вырубили, теперь во всем городе ничего не работает. Ну, мы еще не такое переживали, сейчас выберемся. Все за мной!

Хорошо, что квартира Дарси и ее мужа была где-то на одном из самых верхних этажей, а то еще неизвестно, сколько времени пришлось бы шататься по черной лестнице. А в лифте действительно застряла целая толпа.

– Семья итальянцев, художник из Японии, недавно прилетел, украинцы, человек пять или шесть, родственников притащили, – объяснял нам Алекс, прислушиваясь. – И дедушка Моисей со своим барбосом, слышите, гавкает. Вот, значит, откуда весь шум. Да, многовато их там набилось. А что делать? Се ля ви, как говорят французы. Надо же, и вредная старушенция с нашего этажа тоже там! Что ни делается, все к лучшему. Я не против безобидных старушек, но у этой двустволка всегда наготове.