Лонг-Айленд

— Ну, хорошо, только позвони как будешь дома, — умоляюще сказала пожилая женщина.

— Я люблю тебя, ложись спать, — поцеловав, на прощание, в щеку Оливия, вырвалась из объятий бабушки и побежала вниз, по темной скрипучей лестнице.

Южная часть Бронкса, чуть больше остальных районов города, усеяна домами для малоимущих. Оливия шла по пустой улице, вдоль высокой кирпичной стены, украшенной сверху несколькими полосками колючей проволоки. На другой стороне дороги, пара детей играли в салоне старого пикапа, ниши для стекол и фар пустовали. Мальчишки были увлечены выбиванием приборной панели. Кирпичную стену здания напротив бегло украсили розовыми мазками граффити.

Свернув за угол, Оливия оказалась на улице, похожих друг на друга, двухэтажных домиков. Друг от друга они были предусмотрительно разделены метровом забором из тонкой сетки. Заколоченные окна и решетки на дверях придавали большинству домов на улице заброшенный вид. Едва девочка приблизилась к калитке, как из дыры в окне, одного из них, в нее бросили пустую бутылку. Осколки разбившегося стекла слегка поцарапали левую ногу. Девочка подтянула носок на лодыжке и ускорила шаг.

Оливия Рикардо, родилась и выросла в Бронксе. Она искренне считала этот район города одним из лучших мест в Нью-Йорке. «Бронкс, как и весь город в целом, был опасным местом только в промежутке с семидесятых до восьмидесятых. Теперь все изменилось» — говорила она всякий раз, когда попадалась возможность. «Где вы видели столько парков», использовала она в качестве контрольного аргумента, в случае если спор затягивался.

Повернув с Третей Авеню Бронкса, она наткнулась на ворота Кротона Парк. Миновав ограду, она, не спеша, продолжила свой маршрут по пустой алее Клермонт. Час, как прошел дождь, приятно пахло мокрой зеленью. Впереди прогуливалась парочка, которую она с лёгкостью обогнала. Не прошло и двух минут как они остались далеко позади. Вдалеке виднелись кусочки озера Индиан. Луна между тем привычна, освещала горизонт. Внезапно, послышался звук надломившейся ветки.

— Белкам нужно быть тише, если они всерьез задумываются о потомстве, — шепнула Оливия себе под нос.

— Простите, вы не подскажите, в какой стороне находится выход? Я впервые в этой части города, — раздался мужской голос.

От неожиданности Оливия вздрогнула. Рассерженная своей пугливостью она добавила уже твердым голосом:

— Вам нужно идти в обратном направлении, на запад.

У Оливии Рикардо напряглись веки. На мгновенье она застыла, искоса повернув голову в сторону мужчины в капюшоне. Что-то в его лице сковало на себе ее взгляд. То ли от резкого порыва ветра, уносившего за собой все шумы парка, то ли от неожиданности. Но Оливия, со слегка побледневшим лицом, не издав ни единого звука, спокойно, словно в замедленной сьемке, наблюдала, как человек прыгнув два шага, оказался совсем близко.

Туман рассеивался с первыми лучами солнца. Редкие капли крови приземлялись на муравейник. В стороне валялась перепачканная кровью и травой университетская кофта. Спортивный рюкзак и кеды лежали под деревом. Ее подвешенное за ноги обнаженное тело покрылось слоем капель росы. Худые руки, обхватившие дерево сзади были крепко связанны алым шнурком от кед. Максим постарался убрать назад, взъерошенные волосы, но отвлекся на поднимающегося по руке муравья.

— Это он, — раздался голос напарника за спиной, — Дейв первым делом сравнил раны, на девяноста девять процентов они совершены тем же ножом, что и раны на теле Аманды Хиллс.

Максим невольно кивнул и протер тыльной стороной руки глаза. Под ними уже выросла пара темных кругов. В стороне раздался женский крик. Продлившись пару мгновений, он перешел на вой. Трое полицейских, дежуривших возле границы желтой линии, с трудом, остановили темнокожую женщину в халате медсестры. Суетливо раскидывая руки, она бежала в сторону тела ее двадцатилетней дочери. Остановленная у желтой линии полицейскими, она рухнула на землю. Закрыв лицо руками, женщина продолжала раз за разом повторять:

— Оливия, Оливия, моя Оли!

— Проследи, чтобы мать не видела ее такой, нужно ускорить ребят с транспортировкой, — скомандовал Максим, — голову так и не нашли?

— Прочесали весь парк с собаками, — покачал темной копной Томми.

Стоявшая у патрульной машины Сара договорила по телефону:

— Вчера я собрала информацию о всех, с кем училась Аманда. Около десяти лет назад, адрес корреспонденции Джозефа Макбрайта был изменен.

Детективы, не желая пропустить мимо ни единого звука, уставились на Сару.

— Джо Макбрайт указал дом в пяти милях на севере отсюда, местом своего постоянного пребывания.

— На Севере? Норвуде? — спросил Томми.

— Нет, немного восточнее Ботанического сада, в самых затворках восточного Бронкса, — уточнила Сара.

— Поедем на метро. — отрезал Максим, — заодно попросим видео с камер, — уже больше не напарникам, а для себя, прошептал он.

Сара кивнула и, спрятав руки в карманы черной, дутой куртки, последовала в сторону выхода из парка. Вдалеке, шоколадный кадиллак проезжал перекресток. Следом за ним последовали отрывки доминиканского репа.

На улице, заполненной мелкими торговыми лавками, свирепствовал звук проезжающего поезда. Построенная в 1904 году станция Фримен-стрит одна из немногих действующих надземных станций Нью-Йорка. Пройдя по еще пустому перрону Максим сел по центру деревянной скамьи.

— Над нами витражная вставка работы Даниэля Хобина. Очень талантливый мастер, — непринужденно вдруг выдал он.

— Что-то тут не сходится, — ответила Сара.

— Это еще мягко сказано, — кивнул детектив. — Вагон прибывает, пошли.

В поезде пахло давно не мытым телом. Источник запаха вышел на следующей станции, прихватив с собой сломанный чемодан со своими вещами — верный признак бездомного в Нью-Йорке. В дальнем углу вагона сидели две девушки, одна из них, не переставая наблюдала за Максимом. Манерно поправляя длинные волосы, девушка, нисколько не стеснялась заметившей ее Сары. Проехав в стальном вагоне еще пять станций, детективы доехали до Берк Авеню.

— А это витражи уже другого мастера. Если мне не изменяет память, эти работы на год старше тех, что мы видели на Фримен-стрит. Их автор, Беатрис Корон. Свои работы она посвятила четырем писателям, жившим и творившим в Нью-Йорке. Вот работа, посвященная Эдгару Алану По. Он, кстати, тоже жил в Бронксе. По полагал, что местный воздух вылечит от туберкулеза его жену, но этому, не суждено было случиться, — Максим сомкнув губы взглянул на Сару.

— Впервые в этой части города, — ответила она.

Сара хорошо помнила историю Бронкса. Каждый раз, когда ей доводилось слышать о нем, перед ней невольно возникал образ дедушки. Все что она знала о городе она знала от него. Он рассказывал ей, что первоначально большая территория на севере от Манхеттена, представляла из себя лишь область сельскохозяйственных угодий. Ее хозяином тогда был фермер из Швеции по имени Йонас Бронк. Именно от него то и пошло название района. В течение нескольких десятилетий девятнадцатого века строительство железных дорог, соединивших Бронкс с Манхэттеном, послужило причиной его быстрого заселения.

В начале уже двадцатого века в Бронксе открыли первую станцию метро. А в 1923 году в его Южной части построили бейсбольный стадион Янкиз — культовое место для болельщиков этого вида спорта по всему миру. В том же году состоялся матч с принципиальным соперником из Бостона — Ред Сокс. Та игра закончилась крупным поражением Ред Сокс — 4:1. Тот вечер стал бенефисом Бейба Рута, склонного к выпивке и женскому обществу толстяку. Впрочем, это факт не помешал Руту стать одним из лучших бейсболистов в истории. Дедушка Сары упустил тот факт, что Бейб Рут был несколькими годами ранее продан командой из Бостона в Нью-Йорк. Волей случая, именно Ред Сокс невольно стали творцами будущих побед Янкиз.

— В таком случае я покажу тебе дорогу, — улыбнулся Максим.

Спустившись из станции Берк Авеню, детективы оказались на довольно узкой улице. По периметру соседствовали магазины одежды, закусочные и круглосуточные Дели. Пройдя один квартал до Авеню Олинвил, они оказались на тихой улице. Местами частные домики казались грубо втиснутыми между современных застроек. В отличие от Южного Бронкса дома Восточной части выглядели гораздо ухоженнее и чище. Сара показала на серый особняк на возвышенности:

— Кажется, это он, — сказала она.

Макбрайд

Максим незаметно достал пистолет. Он начал забывать чувство тяжести в руке от Глока 19. На улице было тихо. Сара почувствовала, как ее пульс участился. Она сделала глубокий вдох и осмотрелась. Во дворе дома стоял новенький БМВ. Детективы прошли несколько шагов по хрустящей гравийной тропинке ведущей прямо к парадной двери. Дуло пистолета коснулось звонка.

— Будь позади меня, хорошо? — сказал Максим, пряча оружие за спиной.

— Да, я поняла, — ответила Сара.

Выполненное в типично голландском стиле, здание, архитектурно несколько выделялось из общей массы соседних домов. Высокие окна и крупная красная дверь свидетельствовали об элитарных замашках архитектора. Расстояние от изгороди до крыльца, на котором стояло кресло, было недавно вычищено от сорняков. Вдоль выбеленной калитки посадили кустарники, а в самом углу сада величественно раскинул свои широкие ветви клен. Между тем, не прошло и минуты, как в окне показалось сонное лицо.

— Мистер Макбрайд, это вы? — держа в руках значок, спросил Максим.

— Да, кто Вы? — послышался обескураженно голос.

— Меня зовут Максим Хансен, рядом со мной, моя коллега — Сара Рихтер, Полиция Нью-Йорка.

— Полиция? — недоверчиво переспросил мужчина.

— Вы одни? Не могли бы Вы, впустить нас в дом? — Максим держал правую руку за спиной.

— Да, конечно, — протирая глаза руками, мужчина закрыл дверь и снял цепочку. — А что все-таки, произошло, — послышалось сквозь закрытую дверь, ключ повернулся. Дверь осторожно распахнулась, впустив в комнату первые лучи солнца. На пороге стоял молодой человек. На его красивом лице еще оставался след от подушки. Длинные светлые волосы падали на плечи. Немного смутившись, он жестом предложил войти в дом.

Сара бегло осмотрела гостиную. Возле двери лежала свободная пара тапочек. Точно таких же, что были на ногах хозяина дома. Внутреннее убранство поражало простотой. Кроме кухонного стола, пары крепких деревянных стульев, а также телевизора на стене взору больше не на что было зацепиться. Разве что, слишком большой и выбивающийся, словно собранный на заводе по производству вагонов метро, стальной холодильник в углу. На мужчине была мятая бесформенная майка и свободные штаны шаровары.

— Думаю, не лишнем будет предложить вам кофе? — слегка смущенно улыбнулся хозяин дома.

Максим тем временем удивился, поймав на себе его заинтересованный взгляд. Он проследовал вглубь комнаты, в то время как Сара осталась возле двери, перегородив выход.

Макбрайд потянулся за баночкой кофе, когда услышал тихий вопрос полицейского:

— Сколько вам лет?

— Мне двадцать семь? А почему Вас это интересует?

— Джо Макбрайд — это ваш родственник, верно? — вновь спросил Максим.

— Он мой старший брат. Я — Крис. Может, все-таки присядете за стол, а я пока сделаю нам всем по чашечке? — Крис дружелюбно улыбнулся Саре.

Максим незаметно убрал под столом пистолет в карман пиджака. В комнате запахло зернами кофе. Крис, залил в турку воду из-под крана и засыпал на глаз кофе. Не обращая внимания на полицейских, он начал мешать их турке.

— Мистер Макбрайд, почему вы провели ночь в доме вашего брата? — спросила Сара.

Крис взглянул на вторую пару тапочек у дверей. Его рука невольно поправила длинный локон, упавший на лицо.

— Вообще, я живу в доме моих родителей в Саутголде на севере Лонг-Айленда. Дело в том, что мой брат часто отсутствует в городе, и я взял на себя обязанность, по уходу за его садом и домом.

Максим понимающе кивнул:

— А где сейчас Джозеф?

— Он занимается перевозками, у него свой грузовик. Сейчас он где то, в стороне Огайо, — Крис обернулся и после паузы продолжил. — Я поздно приехал вчера и так устал за день, что решил переночевать тут.

Кофе начал шипеть и медленно подниматься вверх. Крис убрал турку с плиты. Разлив по трем чашкам напиток, он открыл дверь холодильника в поисках молока. Сара встрепенулась. Резкий звук от упавшей на пол турки эхом повторялся в ее голове.

Сделавший шаг назад, мужчина облокотился на стену. За секунду перед тем, как дверь холодильника захлопнулась, Максим заметил на стеклянной полке, пучок волос Оливии Рикардо.

Казалось, что его выпученные глаза, теперь навсегда будут прикованы к точкам на стене. Сара защелкнула браслеты на тощих руках юноши после того, как зачитала ему права. Томми приехал спустя пятнадцать минут и увез его в участок. Дейв уже успел аккуратно достать упавшую на стенку холодильника голову и поместить ее в портативный холодильник, стоявший теперь на столе.

Максим держал планшет и перечитал биографию Криса. Окончив Бостонский Университет, он без труда нашел себе место в одной из аудиторских фирм «Большой четверки». В отличие от старшего брата, у него не было проблем ни с законом, ни с алкоголем. Из соседней комнаты раздался знакомый голос:

— Макси, не засиживайся тут долго, нам нужно проверить дом.

— Да, Дейви, я знаю, — кивнул он, не глядя.

Территорию дома отгородили лентой. Максим, морщась, пил остывший кофе. Вдруг с улицы долетел резкий шум тормозов. Встав возле окна, он заметил, как один из журналистов, бросив машину, подбежал к патрульному Чаку Вонгу:

— Какого хрена «Мао»! Ты, что открыл в подвале фабрику по производству банкнот? Почему я узнаю о том, что убийцу Оливии Рикардо поймали от своего водителя, а не от тебя, сынок? — возмущался журналист.

— Все прошло слишком быстро. Нам сообщили об этом пару минут назад, — начал оправдываться патрульный.

— Куда его повезли? — не унимался мужчина.

Казалось, что единственная пуговица на рубашке придерживает его живот от падения на асфальт.

— Скорее всего, в Райкерс, больше некуда.

— Райкерс, — повторил журналист. — Лучше бы они его спрятали в Гуантанамо, белому парню там будут не рады, или наоборот очень рады. Я слышал, что если ты белый и тебя изнасиловали в Райкерс всего один раз, то ты родился под счастливой звездой, — журналист обнажил пару гнилых зубов.

— Я бы не хотел, чтобы нас увидели вдвоем, — Вонг огляделся по сторонам.

— Ладно. Спасибо и на этом, расчет будет, как обычно, ждать тебя в ячейке.

— В какой еще ячейке? — вдруг опомнившись, крикнул Вонг, направлявшемуся в сторону фургона человеку с камерой.

— Спутал тебя с патрульным из пятого участка, филиппинец по прозвищу «Мэнни», — почесав залысину сказал журналист, — ну бывай «Мао».

Райкерс

Миловидная девушка лет семнадцати держала на руках грудного ребенка. Она смотрела в сторону полицейской машины и изредка взмахивала рукой. Удачно ловя момент, когда отец ребенка поворачивался к ним.

— Помаши Папочке, Сэми, скажи: «мы тебя любим», — несмотря на то, что она искренне улыбалась, редкие капли приземлялись на ее грудь.

— Папа скоро будет дома, обязательно будет, — прошептал Майк, вглядываясь в окно.

Его выдавали впалые щеки на худом лице и трясущиеся руки. Уже несколько дней он был без дозы. Майки считал, свое пристрастие к, как он говорил: легким наркотикам, всего лишь временным. Хотя в действительности, без парочки таблеток, косячка или капель для глаз он чувствовал себя не в своей тарелке. Сон и аппетит пропали на второй день пребывания в полицейском участке.

— Эй, за что тебя повязали чел? — его стертые Тимберленды пнули край кроссовка, — что, не хочешь говорить? Ну и зря, я смотрю, ты первый раз попал за решетку. Как тебя зовут?

— Макбрайд, — подняв глаза в сторону надоедливого спутника, ответил Крис.

— Ты что ирландец? Это может сыграть тебе на руку. В Райкерс много Ирландцев, — улыбнулся Майк, в щель между его передними зубами без труда можно было провести кредитную карточку.

Крис отодвинулся и опустил голову.

— Скоро я выберусь отсюда. Я только не могу понять почему меня не оставили в участке? Разве мне не должны дать возможность поговорить с адвокатом или семьей? — тихо сокрушался Крис.

— Мы сейчас едем по 21 улице, а не по улице Сезам, чел. Кажется, тебе настало время это осознать, — подмигнул Майк, — скорее всего, копы считают, что у них железные улики против тебя. Ну, или прокурор уже подписал твое дело у судьи, — пожал он худые плечи.

Крис обхватил макушку руками. Он не верил ни словам сидевшего рядом наркомана, ни своим собственным глазам. Он опять вспомнил образ головы в холодильнике. Хоть и видел он ее всего мгновенье, предательски этот кадр, впился глубоко в подсознание и не упускал возможности напомнить о себе. Криса стошнило на пол. Желтая жижа растекалась по полу фургона для перевозки заключенных.

— Твою ж мать, чувак, предупреждай в следующий раз, где твои манеры, — выругался Майк и добавил пару фраз на испанском.

Вытерев тыльной стороной ладони рот, Крис вопросительно взглянул в глаза соседу напротив.

— В Райкерс, можно выжить либо имея в руках большую котлету налика, либо держа в руках чей-то прибор. Выбор за тобой, конечно. Можно заплатить охраннику и купаться в джакузи с шампанским, либо спать на покрытым желтыми пятнами матрасе. С виду ты из тех, кто выберет первый вариант. Я, к сожалению, из тех, кому ближе второй. Как-то я видел, как охранник подошел к парню в столовке и избил его дубинкой за то, что он перестал покупать у него сигареты. Громиле было невдомёк, что у парня умерла бабка, и теперь ему не от кого ждать передачек. Сотрудники тюрьмы — это высшая каста. Один мой кореш рассказывал, как они украли картину Сальвадора Дали. Потом, наверное, толкнули ее за пару миллионов. Ты ведь знаешь, кто это верно? — Майк сделал паузу, — так вот, Дали передал картину администрации тюряги, как извинения за пропущенную лекцию по искусству. Мой кореш видел ее своими глазами, чувак, — вначале она висела в столовой. Однажды один из зеков хотел добавить немного темных оттенков рисунку и бросил в картину полную чашку кофе. Больше ее никто не видел. Черт, надеюсь, я не долго пробуду в тюряге. Я всего то украл телек у родаков своей девушки, — закончил Майк.

Полицейский фургон миновал участок шоссе, на котором меняли асфальт. Через несколько минут прямой дороги по мосту, соединяющему остров Райкерс и Нью-Йорк, водитель аккуратно остановился напротив высоких ворот. Подбежал человек с собакой на коротком поводке. Пес обнюхал машину и без интереса потянул назад.

— Все в порядке, — крикнул охранник, после чего ворота раздвинулись, приглашая внутрь.

В 1638 году на Лонг-Айленд прибыл голландский работорговец по имени Абрахам Рикен. Вскоре он купил бесхозный остров в проливе Ист-Ривер, который впоследствии будут называть его именем. В 1884 году потомки Абрахама Рикена продали остров государству, которое с 1932 года начало его использовать как городскую тюрьму.

Решетчатая дверь захлопнулась. В голову ударил отрезвляющий запах хлорки. Замешкавшись, Крис неуверенно шагнул вперед.

— Эй, блондинчик, пошевеливайся, — натягивая на руки новую пару перчаток, сказал доктор — снимай свой шмотье и встань под лампой, точно так же, как он, — доктор показал на одевающегося в углу комнаты Майка.