О животных, людях и нелюдях

Кот свернул уши и подошел к своим тапкам, намереваясь как можно дольше игнорировать их розово-предсвадебную лабуду. Аня потянулась поцеловать Бобыча, споткнулась на Фуяндексе и едва не рухнула, благо Дима успел ее подхватить. Но ошарашенный Фуяндекс от неожиданности машинально продрал ей чулки.

– Нет, ну сколько можно? – Аня чуть не заплакала, но взяла себя в руки. Хотя радужное настроение кот ей испортил.

Она ловко выхватила (с)котский тапок и не менее ловко запулила его в окно. Тапок описав математически правильную параболу с a<0, точнейшим образом влетел в мусорную корзину. Оператор машины ТБО, собирающей мусорные контейнеры, поднял вверх голову, потом руку и показал одобрительный большой палец.

– Фантастический трехочковый, – мелькнула у Бобыча мысль прежде, чем ее заглушил душераздирающий визг-вопль кота. Фуяндекс тоже наблюдал этот полет. Потом кот замолчал и недоумевающим детским взглядом обиженного ребенка посмотрел на людей.

– Идиоты! – с надрывом сказал Фуяндекс на своем кошачьем и заплакал. Крупные, размером с жемчужину Джека Воробья слезы, хлынули из его глаз.

Дав слабину на восемь секунд, кот утерся, открыл холодильник и, достав дежурный фуфырик Cutty Sark Blended, осушил его адмиралтейско-полуденным орудийным залпом. Потом пнул пустой миньон и развязался вербально, стараясь все же избегать полупьяного кошачьего мата.

– Чего он так разорался? – спросила Аня у Бобыча.

– Не знаю, видимо, по тапку тоскует.

– Ну тогда, я и второй тапок туда же отправлю, – сказала Аня. Она ухватилась за открытый край тапка, но кот вцепился в него изо всех своих сил, подогретых шотландским виски, названном в честь клипера и простой эрширской ведьмы. Трех минут ожесточенной борьбы тапок не выдержал и порвался; сам тапок остался в лапах Фуяндекса, а стелька в руке Ани.

– Что это? – спросила она, отдышавшись. На обратной стороне кожаной стельки корявым капслоком было начертано:

"Банк Credit Suisse Цюрих Банхофштрассе 8

Счет 011623853254

Код, IBAN, пароль на втором тапке."

Аня со стоном крыловской вороны, уронившей швейцарский сыр, выпустила стельку из рук. Видимо, никогда сроду жизнь ещё так не прикладывала её своей случайно вышитой гладью. Бобыч поднял, повертел стельку и кинулся к окну. Мусоровозка медленно и торжественно-скорбно под фантомные звуки третьей части сонаты си-бемоль минор Фридерика Шопена покидала слякотный двор.

– Это конец всему, – с бездушной интонацией робота сказала Аня.

– Так что? Свадьбы не будет? – упавшим голосом спросил Бобыч.

– Свадьба будет! – ответила Аня, – только, если ты найдешь второй тапок!

Бобыч схватил портмоне и в чем был опрометью вылетел из квартиры. Но догнать мусоровозку по мерзлым мартовским лужам босому Димону не удалось.

Прошло больше двух лет.

Дима открыл глаза. Солнце и морской бриз легким шелком царапкали кожу.

– Жизнь удалась, – нагло прокричал Бобыч в тупую рябь Средиземного моря, покачиваясь на борту небольшой, но зато своей собственной яхты.

– Ты что-то сказал, мой любимый мусорщик? – донесся голос Анюты из камбуза.

Стоило того, беззлобно подумал Бобыч, вспоминая два года жизни на мусорной свалке, и погладил кота. Фуяндекс жмурился на солнце и млел от запахов обжарки морского окуня, долетавших из камбуза.

– Не надо было жмотиться, а купить мне нетбук. Код 00759, IBAN CH0400759011623853254, пароль Fuyandex, я всегда это знал, – промурлыкал он в ответ на мысли Димона.

Эх, люди, хомо тиктокус, тупиковая ветвь эволюции, подумал кот, прежде чем окончательно погрузиться в сладкую дрёму, уткнувшись носом в любимые тапки.

***

Куй

(Счастливый конец)

Разлепя веки, Захарыч почувствовал, что утро не задалось. Вернее, он даже ничего не почувствовал. Только язык, зачерствелым сухариком, пытался облизать пересохшие губы.

– Однако, хорошо мы вчера посидели с Виталиком, – пробилась в голову первая мысль. Он вспомнил как радостно встретил страдальца кровавого режима в Геническе. Хотя Новый год наступал уже послезавтра, они с ветеринаром Виталиком устроили бурную вечеринку, перемежая проклятья в адрес Мордории сливовицей и медицинским российским спиртом, на который Захарыч морщился, но все-таки пил.

– Виталик? – через силу жалостным тоном прошепелявил Захарыч, – ты хде?

Скудный рассвет и мертвая тишина стали ему ответом. Склянки отбили два раза по 7.

Захарыч встал и по привычке поплелся в гальюн. Пошарив рукой по стене, он нашел выключатель. Пошарив в трусах, он ничего не нашел.

Расширив зрачки, Захарыч поискал там еще. Но там в трусах ничего не было. Вообще ничего.

– Виталик! – разнесся над мрачной гладью Азовского моря безумно-горестный вопль.

А в это время хитросделанного демократа-ветеринара Виталика уже паковали на границе по всем правилам Незалежной за попытку вывезти из страны национальное достояние – Куй.

И как Виталик не голосил, как не доказывал, что все его действия только в интересах науки, морозным декабрьским утром его повели на отсидку.

Куй озадаченно озирался на холодном таможенном складе.

– Позвольте представиться, Николай Васильевич Нос, – раздался за спиной Куя вкрадчивый голос.

– Куй, эээ, Куй с яйцыми, – ответил опешивший Куй.

– Надо рвать когти отсюда, только не могу знать куда, – виновато произнес Нос, – я заложен.

– Зато знаю я, в Питер!

– Почему именно в Питер?

– Новый Год Тигра надо встречать в кошачьем кругу, а в Питере у меня дама сердца, – пояснил Куй.

Плотно позавтракав санкционкой Мордории и выбрав цивильный прикид, они пошли на побег.

Границу пересекли довольно легко. И те, и другие их приняли за своих.

Погода благоприятствовала побегу. И под веселый звон бубенцов по морозцу к вечеру 31 декабря они прибыли в Петебург.

Когда они нашли нужный адрес уже совсем засмеркалось.

Катя с книгой и бокалом вина сидела у телевизора. На экране к одиночеству Кати тщетно взывал грустный Путин.

В дверь позвонили. Она отложила в сторону Ярослава Гашека и пошла открывать.

– Кто? – спросила она, никого не увидев в глазок.

– Куй в пальто! – с тонком изяществом съюморил находчивый Нос.

Пожав плечами, она открыла. На пороге стояли Нос с Куем.

– Вы кто? – впервые в уходящем году удивилась Катя.

– Здравствуй, родная, – ответил Куй, и не смог сдержать своих слез.

– Скажи что-нибудь, – он толкнул Носа в ноздрю.

– Здравствуй, – начал было Николай Васильевич, но тут пробили куранты.

– Опа, Новый год! – радостно проорал Нос, и закончив свое предложение, быстро прошмыгнул в залу.

Катя не сводила глаз с Куя.

– Я буду звать тебя Фердинандом, – прошептала она.

Захарыч вздрогнул, открыл глаза и вытер пот с мокрого лба. Склянки отбили два раза по 7.

– Ну и приснится же такое под Новый год, – прохрипел он и поплелся в гальюн…

***

Приз

(Полная литературная версия)

В голову робко постучала первая мысль. Андрей напрягся, чтобы встретить ее, но не смог. Голову он ощущал как вместилище тупой боли, ощущал этаким тяжелым медным горшком, в котором кувалдой пульсировала посталкогольная кровь. Обрывки трудноуловимых, мгновенно сменявших друг друга и тут же ускользавших картинок, не давали сосредоточиться и только застилали мозг пеленой шелухи несостоявшихся мыслеформ.

– И зачем я вчера так накидался? – наконец-то оформилась первая мысль.

– Ух и болит же все как, – автоматом появилась вторая.

– Где я сейчас? – родилась третья, более-менее здравая. Мысли схватились за руки и закружили свой нелепый хоровод как в картине Матисса.

Их танец прервал легкий ветерок, освеживший его левую щеку. Андрей открыл глаза и попытался привстать. Сил ему хватило, чтобы лишь сесть и осмотреться.

Он сидел на опушке ольхово-березовой рощицы, за которой начинался угрюмый дремотный лес. Раннее утро еще хранило густой аромат трав и цветов.

Тело болело, словно его недобили на скотобойне.

Андрей чертыхнулся и начал мучительно припоминать. Вспомнил, как новогодний форумный конкурс плавно перетек в новогодний корпоратив, а затем в Новый год. Машинально подумав о том, что какой конкурс без драки, он профессиональными движениями врача стал ощупывать свою голову. Лицо было разбито. Левая щека горела огнем, а на правой скуле, несомненно, гематомой расплылся синяк. Глаза слезились, а на затылке бугрилась шишка.

С размахом мы погуляли, раз я ничего больше не помню. И почему? Ведь хорошая новогодняя встреча должна была получиться? – пытался вспомнить Андрей.

Вспомнить получалось плохо, а понять как он здесь оказался и того хуже.

Смутно припомнились две белесые призрачные фигуры, которые почти в унисон спросили:

– Ты действительно этого хочешь? И свой ответ – Да, хочу.

– Чертовщина. И почему сейчас лето? И где девчонки? – произнес он вслух, разглядывая темный лес за поляной.

Мысль сразу забылась, потому что из-за ближайшей березы появилась Некада, его старая добрая знакомая и просто хороший человек.

Увидев ее, он улыбнулся. Некада неторопливо подошла к доктору, после чего с наслаждением и оттяжечкой звезданула его скалкой по лбу.

Когда Андрей снова очнулся, уже совсем рассвело. Сознание вращалось медленно и болезненно. Голова налилась новой болью. Он нащупал на лбу здоровенную шишку. Прошлый раз ее не было.

Что это было? Почему о других синяках не помню? Зачем Некада так меня приложила? – как только он с недоумением подумал об этом, так из-за березы вновь вышла Некада.

На этот раз в руке у нее была тяжелая плеточка-семихвостка.

– Нет, не надо, – всхлипнул Андрей. – Где все остальные, где Катя?

Некада внезапно потеряла к нему интерес. Зато после вопроса о Кате за спиной послышалось глухое урчание, и он обернулся.

Трава у ближайшего куста зашевелилась и оттуда появилось существо, похожее на громадную дикую кошку. Вернее, больше похожее даже на рысь или молодую тигрицу. И чем больше Андрей думал о ней, тем крупнее она становилась.

– Ну да, ведь Новый год Тигра отметили, – мелькнула мысль вовсе некстати.

Он лихорадочно пытался сообразить, что ему нужно сделать. Тем временем зверюга подкрадывалась все ближе. Усы и морда ее были в крови. Андрей в оцепенении наблюдал за приближением кошки. Когда оскаленная пасть зверюги нависла над самой его головой, Андрей потерял сознание от шока и ужаса. Но в последнее мгновение он успел увидеть ее глаза – они были холодны, безжалостны и горели свирепой жаждой скорой поживы.

Полдень Андрей встретил, зарывшись в густую траву. Придя в себя, он удивился тому, что все еще жив.