Помоги проекту - поделись книгой:
Если спросить у обывателя, коим является обычный средний родитель, какой специалист в области медицины для ребенка главный, он, не задумываясь, ответит:
– Педиатр!
– Ладно. Хорошо. А что такое педиатр?
– Ну, это терапевт для детей…
– Прекрасно. А что делает педиатр-терапевт для детей?
– Он смотрит на ребенка и говорит: вам – к такому-то специалисту, а вам – к такому-то…
И здесь мы сталкиваемся с общим мнением и повседневной медицинской практикой, при которой самый квалифицированный медицинский специалист, работающий со сложной системой, какой является организм, должен интегрировать мнения разных узких специалистов для постановки диагноза (терапевт), низведен до роли диспетчера, который переводит стрелки с себя на других врачей. По какой причине он сбрасывает с себя эту ответственность? По той причине, что он ничего не понял и потому послал к другим, поумнее?
Логика построения медицинской структуры здесь, видимо, такая: ну, больной же не специалист, что он там в себе понимает? Поэтому нужен некий переводчик с языка непрофессионала на язык медицины. Этот специалист послушает, что у пациента болит, на что тот жалуется, и, будучи специалистом, отправит профана к тому, кто им должен заниматься… Своя логика в этом есть, но по-хорошему должно быть наоборот – не начинаться с терапевта, а замыкаться на нем. Сейчас терапевт сведен минздравовской системой до роли солдата, это пехота медицины. Разводящий. Стрелочник. А он должен быть генералом, главным эрудитом широкого профиля, начальником штаба с командой узких специалистов, к нему должны стекаться их данные и их мнения, а он обязан их интегрировать, чтобы поставить диагноз, используя максимум данных от «полковой разведки».
Кажется, нечто подобное я видел в сериале «Доктор Хаус», если память мне не изменяет. Сериал не без греха, конечно, он придуман для широкой публики, в нем показаны нереальные истории из медицины, потому что в жизни ни один врач не сталкивается с таким количеством редких случаев, где для постановки диагноза нужно озарение. Жизнь проще и суровее. Но показанный командный принцип работы (уж не знаю, насколько он соответствует реальной американской лечебной практике) правильный.
Терапевт должен иметь право собирать консилиумы, быть своего рода начальником для тех, кому посылает своих пациентов. А у нас гастроэнтеролог, например, или другой специалист, к которому терапевт отправил пациента, никак не зависит от этого терапевта – у него свои часы работы и нет ответственности перед предыдущим врачом. Он может не принять, отправить к другому гастроэнтерологу… Он не отчитывается перед «диспетчером», никакой обратной связи между ними нет. И персональной ответственности за пациента, которого перепасовывают друг другу, как шарик от пинг-понга, тоже никто конкретно не несет. А главврач у нас – это просто администратор, который так и не научился в мединституте лечить людей, поэтому занимается финансовыми потоками, отчетностью и хозяйством. Как врача его никто не уважает, а как начальника никто не любит, подозревая в хозяйственных махинациях и злясь на его большую зарплату, которую он сам себе назначил незнамо за что, в результате чего средняя зарплата по больнице получилась высокая и главврачу можно отчитаться об успехах российской медицины на съезде правящей партии, которую тоже никто не любит.
Так вот, педиатрическая служба устроена точно так же. Педиатр у нас – разводящий по специалистам. Теперь зададимся вопросом: а среди специалистов кто главный? Чьей квалификации не мешало бы добавить во флакончик с надписью «терапевт», в коем должны быть намешаны все знания, ибо терапевт – это медицинский эрудит (по идее)?
Я много раз проводил эксперименты, задавая разным людям вопрос, кто из узких специалистов в педиатрии, на их взгляд, самый важный? И ответы всегда были примерно одинаковыми:
– Инфекционист, потому что кругом зараза всякая…
– Гастроэнтеролог, потому что кишечник у маленького вечно подводит…
– Кожник, потому что сыпь…
И никто не называет невролога. Отношение такое: ну, у ребенка еще нервная система не развитая, не устоявшаяся, лечить там пока нечего, рано. Даже врачи так считают… Забывают основы эмбриологии, которая им в этот момент и в голову не приходит; у людей напрочь выскакивает из головы тот факт, что на момент родов нервная система как раз самая развитая, потому что именно под ее руководством шло формирование плода в утробе. И если в ней есть какие-то нарушения, дальше организм будет развиваться неправильно, ведь руководство нервной системой всех прочих систем растущего организма продолжается! Именно поэтому так важна неврологическая диагностика по всему комплексу признаков. Но таких специалистов в природе уже нет – вымерли, как мамонты.
А между тем практически все проблемы, которые есть у ребенка, идут со стороны нервной системы – отрыжка, проблемы с перевариванием, нарушения в поведении, речи и движении, развитии внутренних органов…
Терра инкогнита медицины – неизвестный континент болезней
Можно только поражаться дотошности современной медицины, которая насчитывает в своем арсенале десятки тысяч диагнозов и лекарств, и одновременно слепоте врачей, которые порой за этим лесом не видят по-настоящему крупных деревьев. По какой-то совершенно загадочной причине современная медицина в упор не замечает целого пласта болезней абсолютно тектонического масштаба, связанных с родовой травмой. Вот уж воистину «слона-то я и не приметил!».
В океане медицинской литературы, посвященной всему чему угодно, любым проблемам и мелочам, по пальцам одной руки можно пересчитать работы, посвященные необитаемому континенту натальной неврологии. Сюда почти не ступала нога человека в белом халате.
Одной из редчайших фундаментальных работ по данной теме была монография казанского врача Александра Ратнера и его коллег по кафедре детской неврологии, которую я бы и хотел посоветовать прочитать всем молодым родителям, а также тем, кто только еще собирается стать родителем, но, увы, посоветовать прочесть не могу: труд написан врачом для врачей на профессиональном языке, и я понимаю, что читать его с медицинским словарем в руках, как дети в школе переводят со словарем тексты на иностранном, никто не будет. Вот вам для примера несколько строк из ратнеровской монографии:
«…Речь идет о различных проявлениях афазии – моторной, сенсорной или амнестической. Применительно к детям, не умевшим ранее говорить, афатические нарушения речи принято называть алалическими. У пациентов с тетрапарезом в результате упоминавшегося симптомокомплекса псевдобульбарного паралича… проприоцептивные рефлексы резко снижены или отсутствуют, а электромиографическое исследование выявляет не переднероговой тип изменений, а резко сниженные потенциалы I типа».
Ну, кто из нормальных людей (не врачей) такое будет читать? Меж тем в своей монографии, которую мне хочется цитировать целыми страницами, сами авторы неустанно поражаются тому обстоятельству, что их занесло волею судеб на чудом сохранившийся необитаемый континент медицины:
«Очень трудно судить об истории проблемы перинатальных повреждений нервной системы (родовых травм – А. Ш.), которую никто не изучал: имеются лишь разрозненные публикации в разных странах и чаще всего они принадлежали перу педиатров. Специальных обобщающих работ на эту тему нет… Сведения об истории изучения перинатальных повреждений нервной системы в России столь же мизерны и никем не изучены».
И далее авторы начинают, тщательно загибая пальцы, перечислять с трудом намытые ими золотые крупицы публикаций по этой теме за последние полторы сотни (sic!) лет. Обратите внимание на годы (выделение полужирным мое):
«Сведения об истории изучения перинатальных повреждений нервной системы в России столь же мизерны и никем не изучены. Честь первого сообщения о детских церебральных параличах приписывается Е. П. Межениной, которая в 1912 г. в Одессе сделала доклад на эту тему. В то же время в той же Одессе десятью годами раньше (1902) была защищена и опубликована в печати диссертация М. Я. Брейтмана «О клинической картине детского головно-мозгового паралича», значение которой многократно возрастает от сознания того, что ее руководителем и вдохновителем был академик В. М. Бехтерев. Многие положения этой диссертации не потеряли своей актуальности и сегодня.
О перинатальных повреждениях спинного мозга у новорожденных до последнего времени вообще не было принято писать: считалось, что их не существует, хотя Kennedy в 1836 г. о них упоминал, а Little в 1862 г. посвятил спинальным родовым травмам отдельную работу. Особого внимания в этом плане заслуживает работа Parrot (1870). Автор показал, что в процессе родов спинной мозг может быть травмирован как на уровне оболочек, так и на уровне самого вещества его».
Как видите, авторы справедливо объясняют неисследованность проблемы тем, что медицина ее отрицала, да во многом продолжает отрицать и по сию пору. Это психологически вполне понятно: в самом деле, при таких успехах химии и физики, когда построена медицинская техника, работающая на антивеществе (позитронно-эмиссионная томография), когда в лекарствах фармацевты норовят заменить обычный водород его тяжелым изотопом – дейтерием – для усиления действия лекарства, о каких таких родовых травмах может идти речь, помилуйте! Акушерству тысячи лет, это простое рукоделие, а нам тут подбрасывают, будто до трети всех новорожденных во время родов получают травмы, причем такие сильные, что они оказывают потом крайне отрицательное влияние на жизнь человека, и при этом такие незаметные, что проходят мимо внимания медицины со всей ее диагностической мощью!
Да как такое возможно?
Исследователи, случайно ступившие на этот неизвестный континент, честно отвечают, как и почему такое стало возможным – на примере умерших во время родов детей. Прочтите, и вы этого не забудете никогда: «…Без предварительной фиксации мозга и последующей микроскопии оценить патологию ствола мозга невозможно. Очень поучительно высказывание С. С. Вайля (1950): “Когда причина смерти новорожденного оставалась на вскрытии невыясненной, при тщательной микроскопии обнаруживались множественные мелкие кровоизлияния в области жизненно важных центров, вполне объясняющие как клинические симптомы, так и механизм смерти”».
Объясню, если сказанное осталось непонятым. Без специальных мероприятий выяснить причину смерти, которая крылась в натальном повреждении мозга (родовая травма), было нельзя. То есть непонятно, почему новорожденный умер, патологоанатом растерянно разводит руками. И только дополнительное микроскопическое исследование показывало «множественные мелкие кровоизлияния в области жизненно важных центров» ствола головного мозга. Травма!
Но ведь травма травме рознь. Бывают травмы смертельные, а бывают несмертельные, когда человек остается инвалидом или потом испытывает по жизни разного рода трудности в двигательной или психической активности, – в этих случаях его мозг не порежешь слоями и под стекло микроскопа не положишь. Однако те самые мелкие кровоизлияния в нем тоже есть, просто они не привели сразу к смерти. А привели к ухудшению качества жизни, в результате чего человек умрет на пять или двадцать лет раньше. Или к тому, что человек не смог реализовать весь заложенный в него потенциал. Я бы назвал это отсроченной смертью в первом случае и социальной смертью во втором.
Что же говорят врачи? Если, например, у новорожденного не работает должным образом одна рука, какой диагноз ставят? Ставят плексит – заболевание плечевого нервного сплетения, а вовсе не травму ствола головного мозга.
Когда-то в физике господствовала ошибочная теория теплорода. Людям представлялось, будто тепло – это невидимая невесомая жидкость. И чем ее в теле больше, тем оно горячее. Из этой ошибочной теории удалось, тем не менее, вывести правильно работающие формулы. Так вот, этот мифический злосчастный плексит я не могу и близко сравнить с не менее мифическим теплородом, потому что теплород по крайней мере позволил получить верные формулы, а лечение нервного сплетения ни к какому положительному результату не приводит. Потому что лечат не то и не так. Между тем, как верно отмечала в свое время группа Ратнера, вовремя и правильно диагностированная причина заболевания легко поддается правильному лечению.
Но увы! По сию пору верные диагнозы родовой травмы у нас практически не ставятся и, соответственно, лечение не проводится. В результате чего жизненная колея ребенка уходит всё дальше и дальше от нормы в сторону социального и телесного нездоровья.
Сколько лет прошло с 1975 года? Да скоро будет уже полвека! Дольше, чем я живу на свете! А ВОЗ и ныне там… Именно в 1975 году была впервые опубликована монография группы Ратнера про акушерские параличи у детей, где было доказано, что не существует никаких родовых плекситов: «Это одна из крупнейших ошибок в клинической медицине (все эти многочисленные пациенты в течение многих десятков лет получали лечение, направленное на неповрежденное плечевое сплетение)». А истинной причиной является полученная во время родов травма – ишемическая патология шейного утолщения спинного мозга. Но до сих пор еще медики у нас верят в плекситный «теплород».
Через три года та же научная группа выпустила монографию, посвященную родовым травмам спинного мозга. И что же вы думаете? Она оказалась первым монографическим исследованием в отечественной и зарубежной литературе! Осознав этот факт, авторы впали в легкую прострацию, начали эмоционировать, что ученым обычно несвойственно, и задались нехарактерным для научного труда риторическим вопросом: «Нам удалось в этой монографии показать, как часты и как полиморфны (многолики
Десятилетний уникальный научно-исследовательский подвиг кафедры Ратнера… чуть не написал «не прошел даром»… нет, он именно что прошел даром, поскольку после смерти основателя кафедры его труды были прочно забыты. Но всё же этот исследовательский труд позволил коллективу выпустить третью фундаментальную монографию – об инсультах и других сосудистых церебральных (мозговых) катастрофах у детей. И снова исследователи констатировали факт научной пустыни: «Прежде такой проблемы в педиатрической литературе не существовало, тогда как в нашей клинике уже сегодня мы располагаем опытом более 1000 таких наблюдений… показано, что у детей в школьном возрасте могут возникать настоящие нарушения мозгового кровообращения от преходящих, обратимых ишемических кризов до тяжелых истинных инсультов. И в основе этих сосудистых катастроф лежит натально обусловленная патология позвоночных артерий, то есть… и эти нарушения, в конечном счете, обусловлены последствием родовых травм. Об этой стороне проблемы родовых повреждений мы не встретили в литературе даже журнальных сообщений». (Здесь и далее цит. по: Ратнер А. Ю. “Неврология новорожденных”, 2005.)
Мои выделения некоторых мест в цитируемых отрывках и на десятую долю не могут выразить тот градус возмущенного недоумения, который разогревал и мысли авторов исследований, и мои мысли. Если читателю этот градус еще не передался, попробую раздуть искру до пламени следующим вопросом…
Получается, что родовая травма мозга – одно из самых распространенных заболеваний на земном шаре, если не самое распространенное (напомню, что, по разным данным, до трети новорожденных получают натальную травму разной степени тяжести). Ну, и как же так вышло, что самое распространенное заболевание осталось абсолютно незамеченным: «не удостоилось ни одного монографического исследования; даже публикации в журналах в нашей стране и за рубежом исчисляются единицами»?
Нет болезни – не с чем бороться. Нечего предупреждать. А если вылезают тяжелые симптомы, лечить их бесполезно, потому что не выявлена причина и оттого лечат не то.
Сейчас уже понимание, что родовые травмы, как летающие тарелки, могут-таки существовать, постепенно-постепенно проникает в медицину. Буквально по капельке. Одной из такой капелек являюсь я и мои ученики. А тогда, в середине 80-х годов прошлого века, Ратнер со товарищи взывали через свои теперь уже практически позабытые труды к медицинской общественности, буквально криком кричали: «…необходимо поверить, что эта патология – не досужий вымысел тех или иных авторов, что неврологические признаки родовой травмы в первые дни жизни ребенка можно обнаружить у каждого третьего-четвертого новорожденного. Кто и когда подсчитает, какой ценой обернулось для человечества непонимание проблемы родового травматизма! Не секрет, что некоторые авторы пытались на страницах печати доказать, что родовые травмы существуют лишь там, где работают “неграмотные акушеры”. А ведь речь должна идти о пересмотре самих канонов акушерства».
Однако не только религии, но и науки не любят пересматривать канонов и догматов. Это больно. И за нежелание медицинских светил терпеть эту боль настоящей, живой, конкретной болью расплачиваются дети и их родители, которые потом всю жизнь бегают по врачам. Безуспешно! Ведь «летающих тарелок не бывает»! О каких вообще родовых травмах вы говорите, мамочка? Вы что – не верите нашим акушерам? Может, вы и в линии партии сомневаетесь?..
В общем, главный вывод, сделанный когда-то древними мудрецами прошлого века из Казанской больницы и ныне практически утраченный медициной, был таким:
«…Множество детей в процессе даже обычных родов получают повреждения, на первых порах негрубые, незамеченные. Позднее под влиянием тех или иных провокаций прежние минимальные симптомы становятся грубыми и могут грозить жизни ребенка. Встречаются эти неврологические осложнения очень часто, широкому кругу практических врачей они совершенно неизвестны, и последствия этого незнания даже не требуют объяснений».
Конечно, не требуют! А какие могут быть объяснения, если чуть приоткрытый некогда занавес в малоизученное после смерти главы советской школы детской неврологии оказался вновь задернутым?
Второе открытие занавеса
Оно сейчас произойдет, но не для медицины, а для тех, кому это нужно больше, чем медикам, – для родителей, читающих данную книгу.
Итак, с чего начнем? Давайте с эпилепсии. Причем не детской, а маминой. Представим себе, что будущая мать страдает эпилепсией. Бывает такое? Бывает. И к сожалению, довольно часто. Причем частота разного рода соматических и психосоматических заболеваний у беременных растет от десятилетия к десятилетию, и тенденция эта началась не сегодня, а примерно полвека-век назад. Всё чаще акушеры и гинекологи отмечают у первородящих нарушения в ЖКТ, анемии разной этиологии, диабет, патологии органов дыхания и ту же самую эпилепсию. Не будем сейчас говорить о причинах тотального ухудшения общественного здоровья, это другая тема. Посмотрим, что происходит с конкретной беременной женщиной, которая пьет свои антиконвульсивные препараты, и какие советы ей дают врачи. Скажет ли женщине ее доктор, что препараты от эпилепсии оказывают на мозг будущего ребенка токсическое действие, а прекращение приема этих препаратов и, соответственно, нарастание количества эпилептических припадков также угрожает развитию центральной нервной системы плода?
А если мать принимает другие лекарства от своих недугов? Уверена ли она, что эти токсины безвредны для плода? Догадается ли она спросить об этом своего ведущего беременность врача? Догадается ли он сам узнать у нее, какие лекарства она принимает, и поинтересоваться в литературе, как они могут повлиять на нервную систему формирующегося плода?
Какой диагноз поставят новорожденному, если заметят какие-то дисфункции в его конечностях? Опять несуществующий плексит? А их еще надо заметить, эти дисфункции! Ведь не все родовые травмы приводят к сразу заметным отклонениям, некоторые проявляются через месяцы и годы. Именно поэтому неврологический осмотр, по моему убеждению, нужно проводить сразу после рождения всем новорожденным – чтобы не упустить момент.
Знаете, в последнее время в научных публикациях появилась такая пагубная практика – на слишком старые работы не ссылаются. А что значит «слишком старая научная работа»? Десять лет – уже старье! Студентов учат: пять лет, не больше!.. Наука развивается слишком быстро, поэтому приветствуются только недавние публикации. А последним работам Ратнера и его научной группы уже более тридцати лет! Соответственно, их уже замели пески времени, и я был просто везунчиком и почувствовал себя каким-то медицинским антикваром или врачебным археологом, когда однажды на них наткнулся. Карта с островом сокровищ лежала в пыльном сундуке, никем не востребованная, прямо у меня перед глазами.
Прочтя все эти забытые научные работы на одном дыхании, я вернулся в свою клинику и вдруг неожиданно для себя начал видеть во всех приводимых ко мне детях те самые микросимптомы неврологических нарушений, о которых писалось в этих старинных манускриптах. Дети, о которых писал великий Ратнер, основавший кафедру детской неврологии, опубликовавший десятки научных работ, собиравший еще при Советах международные конгрессы… эти дети сошли с его страниц и живьем приходили в мою клинику!
И их никто не видел в таком свете. Только я.
В общем, встав на эту поросшую травами забвения ступеньку, я начал достраивать заброшенное здание и неожиданно-ожидаемо столкнулся с тем, что невозможно никому ничего доказать, докричаться, потому что каждый врач идет своим выбранным путем и считает его самым верным, потому как ему отданы годы жизни, а их жалко больше, чем больных…
Каждый врач понимает, что такое гипоксическая и травматическая энцефалопатия. Правда, не все читатели это понимают, но мы им объясним… Энцефалопатия – болезнь мозга, попросту выражаясь. Она у новорожденных бывает травматической и вызванной катастрофическим кислородным голоданием мозга из-за разных причин – например, обвилась пуповина вокруг шеи, придушила; произошла отслойка плаценты при застревании в родовых путях – опять кровоток не поступает. А пять минут без кислорода – смерть мозга. Меньше пяти минут – ДЦП разной степени тяжести или подобные данному параличу поражения. В подобных аварийных случаях врачи стараются быстрее извлечь ребенка на свет, чтобы он смог дышать, – выдавливать его, наваливаясь на живот, рассекать промежность…
И вот парадокс – довольно часто энцефалопатией и своей изувеченной жизнью ребенок обязан стремлению акушера-гинеколога сохранить целостность промежности женщины, желанием меньше резать. Для этого существует специальная технология, суть которой в следующем… У ребенка большая голова. И вытянутая. Поэтому как его достают из бедной женщины? Чуть придерживая и подворачивая головку, чтобы уменьшить проходное сечение и тем самым избежать разрывов. А шея младенца загибается при этом самым нефизиологичным образом…
Я сейчас вспоминаю себя студентом. Нам ведь как говорили?
– Ничего страшного! У этих младенчиков иммунитет к переломам! Ничего там не сломается, одни хрящи… Главное – не допустить разрывов.
И мы верили. Ведь взрослые дяди так учили!
А что получается в реальности?..
Итак, головку придерживают, чтобы вылезла макушка почти по самую шею, потом должны выходить плечи, и тогда точно будут разрывы, поэтому быстро «достают лицо», опасно перегибая шею в обратную сторону, плечики выкручиваются, и тогда ребенок выходит легче. То есть шею младенцу подламывают, как ломают пацаны алюминиевую проволоку – двойным перегибом туда-сюда. И потом уже достают плечи, выкручивая их. Тут считается, что можно и ключицу при этом сломать, ничего – заживет как на собаке, всё же мягкое… Зато вылезет быстрее, как из автобуса.
Так вот, та самая хорошо известная врачам «гипоксическая энцефалопатия», которую ставят многим детям как диагноз, на самом деле не диагноз, а просто констатация факта. А причина – родовая травма. И об этом не только я говорю, это отмечал в свое время и Ратнер, который боролся, чтобы от данного диагноза врачи уходили. Но когда он умер, его великая борьба закончилась, и сейчас этот «недиагноз» один черт ставят!
Что же делать?
Однажды, еще в конце 50-х годов прошлого века, известный советский акушер, доктор медицинских наук С. А. Фрайман решил изменить медицинские каноны акушерства и провел 7000 родов по своей методике, более приближенной к природной, то есть более физиологической – без ручного вспоможения, при котором акушер, придерживая головку ребенка, практически мешает нормальным родам. Результаты, как пишет Ратнер, изучивший опыт Фраймана, «превзошли все ожидания: кефалогематомы уменьшились в 4 раза, асфиксия – в 2,2 раза, внутричерепные кровоизлияния и смертность – в 4 (!) раза».
Свою докторскую диссертацию Соломон Абрамович Фрайман как раз и защитил на этом материале. И что вы думаете? Медицина с восторгом приняла этот опыт? Ничего подобного! Произошло то же, что и с наработками Ратнера, – после смерти автора о них напрочь забыли.
Современная медицина полностью переориентировалась на таблетки, ее несет, словно лодочку, в мощной полноводной зеленой реке из миллиардов долларов, которые текут в море химической промышленности. И всё, что не укладывается в этот мейнстрим, просто не замечается. Ни новые методы родовспоможения без «рукоприкладства», ни новые прорывные методы профилактики онкологических болезней, ни физиологические, не требующие таблеток способы борьбы с гипертонией, диабетом, атеросклерозом.
Печально! Но зато у вас есть эта книга, и вы уже вооружены…
Кстати, чтобы завершить тему с мифическими плекситами, которые до сих пор ставят и потом лечат эту несуществующую болезнь, танцуя с бубнами, обращу внимание на то, на что наверняка обратили внимание и впечатлительные будущие мамочки – на тот факт, что во время родов младенцу врачи иногда ломают ключицу в стремлении уменьшить риски разрывов. Считается, что обломки ключицы могут травмировать нервное сплетение, отсюда и плексит, который снижает чувствительность руки. Так вот, никоим образом никакие обломки и переломы не могут травмировать хорошо защищенное нервное сплетение, что доказывают как анатомия (которую врачам не мешало бы восстановить в памяти), так и статистика. Снова процитирую того же автора: «…Мы проследили за большой группой новорожденных с акушерским параличом руки и разделили их на три группы в зависимости от выраженности пареза. Результаты оказались совершенно неожиданными – у обладателей грубого пареза руки ключица оказалась неповрежденной и, наоборот, у обладателей перелома ключицы парез руки был негрубым. Объяснить этот, на первый взгляд, странный феномен можно лишь одним способом: при переломе ключицы плечики новорожденных легче складываются и плод рождается с минимальной нагрузкой на шейный отдел позвоночника. К повреждению “сплетения” перелом ключицы никакого отношения не имеет».
Когда проводили опыты на трупиках несчастных новорожденных, так ведь и не получилось ни у кого повредить плечевое нервное сплетение! Поэтому тот факт, что Ратнер отменил сей дурацкий диагноз – плексит, – я считаю величайшим достижением казанского невролога. Достижением, совершенно не замеченным медициной. Ко мне порой даже взрослые люди приходят, которым поставили этот плексит, потому что рука болит, плохо двигается. Им лечат плечо, электрофорезы делают, таблетки прописывают, на массажи отправляют. Ничего не помогает… А тут надо заниматься шейными позвонками и позвоночными артериями.
Когда-то в Новокузнецке был Всесоюзный центр нейрохирургического лечения родовой травмы, следов которого мне в интернете даже обнаружить не удалось. Сгинул полностью! Стерся из памяти человечества! А между тем, именно в этом центре в лохматые года новорожденным устраняли последствия родовых травм – оперировали интракраниальную гематому и исправляли дислокацию шейных позвонков путем мануальной коррекции. Последнее – то, чем я сейчас занимаюсь и что было напрочь забыто и стерто из памяти благодарного человечества вместе с целым центром родовой травмы. Поразительно! В прошлом веке делали, сейчас никто не делает. На Луну слетали, сейчас не летают. Никому это оказалось не интересно. Нету у нас теперь никакой родовой травмы! Все акушеры очень квалифицированные, золотые мастера на все руки; откуда, правда, столько ДЦП-шников берется, совершенно непонятно.
Именно поэтому всем детям сразу после рождения и необходимо проводить неврологическую диагностику на предмет скрытых родовых травм. Это можно делать приборно – и с помощью УЗИ, и с помощью офтальмоскопии, о возможностях которой многие врачи даже не подозревают. А между тем, интересная штука! Если посмотреть у новорожденных глазное дно через специальную оптику, можно увидеть так называемый глазной диск, или, что то же самое, слепое пятно (место, где к сетчатке примыкает зрительный нерв). В норме он должен быть розового цвета, то есть кровь к нему должна поступать. А сейчас считается нормой, если глазной диск новорожденного серого цвета. Мол, ничего страшного – ну, глазной диск серого цвета, подумаешь, кровь не дотекает… Подумаешь, ребенок встал не вовремя… Подумаешь, начал ползать не в свое время, говорить не начал вовремя… В наше толерантное леволиберальное время на всё машут рукой: а-а, и так сойдет, авось выправится, это просто «особенности»! Да к тому же сейчас аномалии так расширились, что практически стали обыденностью: сегодня уже только у 15 % детей диск нормально-розовый, а у остальных – серый. Патология стала нормой!
Так вот, есть прямая анатомическая взаимосвязь между кровоснабжением сетчатки и кровотоком в позвоночных артериях шеи. И если у вашего ребенка диск серый – однозначно была родовая травма, что чревато отставанием в развитии, плохой управляемостью конечностей, слабоумием – в зависимости от тяжести травмы, причиненной акушерами или обстоятельствами родов.
А ведь офтальмоскопия – это элементарная вещь! Почему бы ее не проводить? Никаких ведь денег это практически не стоит – просто приборчиком посмотреть в глаз через зрачок. Пара минут.
Совет родителям: пока данная процедура не внедрена в практику, сами обратитесь к офтальмологу и обратите внимание на то, что́ он напишет в карточке ребенка.
Родителям важно научиться внимательно наблюдать за своими детьми, потому что, как выясняется, медицина смотрит не туда и видит не то. Вот еще несколько тревожных симптомов, которые молодые мамы и папы без всяких приборов могут обнаружить у своих младенчиков.
Хриплый голос ребенка (во время крика).
Поперхивание (при сосании молока).
Так называемая кривошея, когда младенец всё время лежит с головой, скошенной на одну сторону.
Это всё не шутки! Это симптомы. На это надо обратить внимание, особенно если вашему ребенку поставлен диагноз акушерского паралича, то есть если одна ручка работает хуже. Кстати, весь этот перечисленный набор симптомов врачи по сию пору относят к необычным вариантам плексита! Хотя это вполне понятное и, увы, совершенно обычное сочетание пареза руки и бульбарного синдрома (бульбарный синдром – это как раз и есть поражение подкорковых ядер в результате пережатия позвоночных артерий в шее и ухудшения кровоснабжения мозговых структур).
Интересно, что традиционная ортопедическая попытка коррекции кривошеи путем надевания ограничительного ортопедического ошейника приводит… к ухудшению подвижности руки! Потому что корректировать кривошею нужно не надеваемыми на шею колодками, а вправлением позвонков.
Еще один важный симптом – «кукольные ручки», это такие складочки, напоминающие щель вокруг шарнира руки у куклы, который (шарнир) вставляется в отверстие корпуса и крутится в нем. Вот такой складки, словно у куклы, у живого настоящего ребенка быть не должно. Ни у руки, ни у ноги, ни у шеи.
Синдром Горнера, миоз и анафтальм – еще три симптома повреждения ствола головного мозга. Первый означает приопущение одного века на пораженной стороне (один глаз как бы чуть прикрыт). Миоз – сужение зрачка из-за паралича мышц, приводящих зрачок в движение. А анафтальм – когда один глаз нормальный, а второй – как бы вдавленный.
Поделиться книгой: