Помоги проекту - поделись книгой:
Тур же выбрал эту полоску земли между Евфратом и Тигром в качестве места для постройки своего тростникового судна в первую очередь из практических соображений. Тростник был рядом, тут же можно было найти и рабочие руки, а когда корабль будет готов, то отсюда его легко перевезти в Персидский залив, откуда собирались начать путешествие. Мыслью о том, здесь ли находился Эдемский сад, Тур впервые проникся, когда в феврале 1977 года первый раз приехал осмотреть место для постройки судна. Между пальмами стояла обветшавшая гостиница под громким названием «Гостевой дом "Сады Эдема"», написанным прямо над дверью. Неподалеку находился щит с текстом на английском и арабском языках, где рассказывалось, что именно здесь жили Адам и Ева. Сюда также приходил Авраам для молитвы Господу.
Тур не думал, что Авраам приходил именно сюда, ведь с тех пор земля значительно поднялась, а реки изменили свое русло. «Тем не менее, — рассуждал он, — место встречи рек-близнецов заслуживает того, чтобы любой прохожий остановился здесь для смиренных размышлений. В этих местах что-то зародилось, что-то значительное для тебя и для меня, и для значительной части человечества»[47].
Трудно утверждать, когда у Тура Хейердала возникла идея третьего плавания на тростниковом судне. Если не рассматривать оба путешествия на «Ра» как неудачные (если брать их в общем), то, в любом случае, они не оправдали возложенных на них надежд, так как суда не отличались хорошими мореходными качествами и быстро набрали воды. И, несмотря на то что Туру удалось пересечь Атлантический океан на «Ра-II» с одним сигналом бедствия, чувствовалась какая-то незавершенность, оставалось ощущение, что сделано не все.
Его практически не прекращающиеся поездки в 1970-х гг. также свидетельствовали о новых планах. Если он не сидел за рукописью очередной книги в Колла-Микьери, не трудился в саду, не строил дом для себя и Лилианы или не вносил в свой вклад в заботу о судьбах мира путем участия в международных экологических конференциях, то занимался тем, что любил больше всего на свете — путешествовал и изучал древние культуры. Тур продолжал перемещаться в тех же краях, что и раньше: Египет, Средиземноморье, Мексика и Центральная Америка, временами посещая Перу, и со временем — Ирак, Междуречье, древнюю землю шумеров. Он ходил по музеям, делал снимки экспонатов, консультировался с местными экспертами в охоте за новыми знаниями о происхождении культур и о том, как они переплетались впоследствии друг с другом.
Именно в это время, возможно, проникшись тем, что эти древние культуры рассказывали о богах и сотворении мира, Тур стал все больше задумываться о собственных религиозных взглядах. Он по-прежнему верил в теорию эволюции, Чарльз Дарвин по-прежнему крепко держал его за фалды сюртука. Но если дарвинизм объяснял, как развивалась жизнь, то религия рассказывала о том, как жизнь была создана, и образ бога для Хейердала становился более определенным, чем раньше. Он не идентифицировал бога так же, как это делается в христианстве или других религиях, для Хейердала бог являлся «символом того, для чего трудно подобрать более подходящее слово», «разум, значительно превосходящий нас самих»[48].
В разговоре в 1972 году с опытным журналистом Пером Ханссоном он говорил так: «Я абсолютно уверен в том, что за пределами нашего сознания что-то существует, что-то гораздо более могущественное, с чем мы можем установить контакт посредством души».
Хейердал считал Иисуса Христа «величайшим философом и мыслителем». Богу Хейердала не требовалось «умирать на кресте».
Напротив, Бог кроется «в каждом цветочке и в каждом деревце в лесу. Он скрывается в каждой скале и бегущей волне в океане. Бог — вездесущ»[49].
«В этих местах зародилось что-то такое, что имеет большое значение и для тебя, и для меня, и для большей части человечества», — думал он, разглядывая щит, который кто-то приколотил на шесте неподалеку от «Гостевого дома "Сады Эдема"».
Это удивительное «что-то» — не означало ли оно начало веры?
В ходе своих многочисленных поездок Тур Хейердал два раза побывал в Израиле. Первый раз он туда приехал во время средиземноморского круиза в Рождество 1963 года. Посетив Грецию и Египет, корабль направился в Бейрут, оттуда Хейердал по суше отправился в исторические города Дамаск, Джераш, Иерихон и Иерусалим. В Священном городе все гостиницы оказались переполненными, но, к всеобщему счастью, удалось поселиться в женском монастыре под стенами Старого города, который в то время принадлежал Иордании.
Встреча с древним Иерусалимом впечатлила Тура. В письме к матери он писал, что «помимо монахинь, все местное население является магометанами, а жизнь здесь так же красочна и имеет тот же восточный колорит, что и во времена Христа». Сам монастырь располагался на развалинах дома Понтия Пилата, внизу в подвале археологи вскрыли часть старинного моста со следами колес. Но не все вызвало восторг у Тура. С привычным скепсисом в отношении церковных институтов он нападал на Церковь за то, что она «разрушила все, что можно было разрушить, чтобы построить церкви и часовни везде, где происходили какие-либо события [имеющие отношение к христианству!.
Однако интерес к библейской истории, которой в детстве учил его отец, все-таки давал о себе знать. Полный ожиданий, Тур отправился утром первого дня Рождества в Вифлеем. Там он посетил храм Рождества, который воздвигли на месте яслей, где, как считали христиане, родился Христос. Он спустился в пещеру под церковным полом, где, как говорили, стояла колыбель Иисуса. «Все было покрыто мрамором, золотом, серебром и дорогими коврами, так что ни один осел не смог бы там спать». Ожидаемого впечатления от «рождественской колыбели» не получилось, и он вышел разочарованным. Также Тур считал, что христиане разорили Старый город, как «Мухаммед разорил» Вифлеем, «так что там теперь хаос религий и святынь»[50].
Из Вифлеема, который, как и Старый город, был частью Иордании, он вышел «без особых проблем» через ворота и вернулся в Израиль. Но тут его ожидала награда — «как будто из пустыни я попал во фруктовый сад». Тур был поражен тем, «чего достигли евреи своим трудолюбием и с помощью орошения. Здесь работали все, в то время как в Сирии и Иордании половина населения сидела на земле, а другая половина поднималась и просила подаяния». В то же время у Тура сложилось об Израиле впечатление как о «печальной земле, напоминающей плодородный концлагерь». В первую очередь такие мысли вызывали у него кибуцы, где «группами стояли маленькие, страшные бараки». Но он извинял трудолюбивых земледельцев. У них не оставалось времени на то, чтобы думать об эстетике или давать простор своей фантазии.
После Иерусалима Тур пошел по следам Иисуса в Назарет и к Генисаретскому озеру, «что стоило всего путешествия»[51].
Письмо к престарелой матери является единственным источником впечатлений Тура об этой поездке. В какой степени он был осведомлен о политических настроениях в этом нестабильном регионе, он не говорил. Однако, несмотря на то что впоследствии он был осторожен в официальном выражении своего мнения о все более обострявшемся конфликте между евреями и палестинцами, его визит в Иерусалим спустя восемь лет, в 1972 году, показал, на чьей стороне находились его симпатии. Побывав во многих арабских странах в связи с завершенными путешествиями на «Ра», он получил официальное приглашение посетить университеты и музеи еврейского государства.
После Шестидневной войны 1967 года ситуация на Ближнем Востоке кардинально изменилась с тех пор, как он побывал в Израиле прошлый раз. Победившие израильские войска оккупировали Голанские высоты, Западный берег реки Иордан и Синай. В Норвегии менявшиеся правительства поддерживали Израиль с момента возникновения этого государства в 1948 году, и Шестидневная война не изменила этой позиции. Там, как и в остальном западном мире, люди восхищались тем, как быстро и эффективно израильские войска справились с Египтом, Иорданией и Сирией. Довольно быстро стало ясно, что Израиль не намерен возвращаться к границам 1948 года. Оккупация приобрела перманентный характер, и это вызывало у некоторых определенное беспокойство. Поддерживать право Израиля на существование — одно дело, но поддерживать его как оккупационное государство — это уже кое-что другое.
Мнения разделились, и даже премьер-министр Трюгве Браттели почувствовал неприятный раскол в собственном правительстве[52]. Требование Израилю покинуть «оккупированные территории», как призывала знаменитая Резолюция ООН № 242 от 22 ноября 1967 года, получило растущую поддержку и силу, что вызывало серьезное беспокойство политиков из Стортинга. Там одно время имела влияние межполитическая организация, называвшая себя «Друзья Израиля». «Друзья» считали своим долгом поддерживать Израиль в конфликте с арабами, и при растущем давлении, направленном теперь против Израиля, они смогли заметить, что вскоре к ним примкнуло большинство парламентских представителей.
Когда Тур Хейердал приземлился в аэропорту Тель-Авива, его встретила большая делегация представителей науки и культуры Израиля. Несколько дней ему любезно показывали страну, и на теплый прием он ответил показом фильма о «Ра», премьера которого только что состоялась в Нью-Йорке. Но в последний день визита, 18 февраля, случилось нечто, что почти вывело его из себя. На одной из пресс-конференций в честь Хейердала его без предупреждения выдвинули на пост почетного президента «Друзей Израиля в Норвегии». Присутствовавшие откровенно ожидали, что Тур Хейердал согласится с этим предложением, но, к всеобщему удивлению, он отказался. Он счел невозможным принять это предложение из уважения к своим «многочисленным друзьям в арабском мире». Он подчеркнул, что с удовольствием будет работать вместе с израильскими учеными, но не желает, чтобы его «использовали в политической кампании»[53].
Недовольство его отказом явно проявилось в аэропорту тем же вечером. Те, кто с энтузиазмом встречал Хейердала по прибытии, не пришли его проводить. «Только дама-секретарь» сопровождала официального гостя в аэропорт. Журналисты также не сообщили о пресс-конференции. Единственное, что дошло до остального мира, так это «лживое сообщение» о том, что Хейердал во время пребывания в Израиле сказал, что планирует «пересечь Атлантику на глиняном судне»[54].
Эти сведения взяты из письма Тура Хейердала генералу Одду Буллю, спустя несколько лет[55]. На протяжении большей части 1960-х годов Булль возглавлял корпус наблюдателей ООН на Ближнем Востоке и отвечал за надзор за соблюдением перемирия между Израилем и соседними государствами[56]. Он пережил Шестидневную войну в непосредственной близости и привлек к себе внимание книгой «На посту на Ближнем Востоке». Там он утверждал, что произраильские настроения в Норвегии вызваны недостатком информации. В то же время он восхвалял тех немногих, кто осмелился иметь собственное мнение о «палестинской трагедии»[57]. Израильский посол в Норвегии впоследствии считал его «заклятым врагом»[58].
Чтобы сбалансировать дискуссию, Булль в 1976 году участвовал в создании движения под названием «Друзья Ближнего Востока». К этой работе он хотел привлечь и Тура Хейердала. Тот восхищался деятельностью Булля, поскольку генерал, как и он сам, «сильно беспокоился по поводу напряженных отношений» на Ближнем Востоке», а также «бесконечной трагедии для растущего населения Палестины, само по себе представляющего бесконечную угрозу для невинных людей, которыми когда-то были израильтяне» и которым приходится терпеть гораздо больше, чем обычные жизненные скорби. Но, несмотря на симпатии к инициативе Булля, Хейердал и тут ответил отказом. Поскольку «Друзья Ближнего Востока» не в полной мере поддерживали политику израильского правительства, он боялся, что официальный Израиль будет считать эту организацию «Друзьями арабских стран»[59] со всеми вытекающими отсюда последствиями для так высоко ценимого им нейтралитета.
Пережитое Туром Хейердалом на пресс-конференции в Иерусалиме произвело на него неизгладимое впечатление. Он продолжал ездить по Ближнему Востоку, но в Израиле больше не бывал.
Как и многие другие представители своего поколения, Тура Хейердала волновало все, что случилось с евреями во время Второй мировой войны. Однако это не исключало его возмущения тем, как израильтяне относились к палестинцам. Палестинский вопрос сильно волновал его, и в четырех стенах собственного дома он часто вспоминал, какую несправедливость приходится терпеть палестинцам[60].
Тур имел много друзей в арабских странах, и это определяло его точку зрения по поводу ближневосточного конфликта. Он построил «Ра» в Египте, а «Ра-II» — в Марокко, в обоих плаваниях «Ра» среди членов его экипажа были арабы. Готовясь к своим экспедициям и общаясь с людьми, Тур многое узнал о культуре и истории арабов, а также об их образе жизни. Ранее его сердце принадлежало Полинезии. После того как сфера его интересов переместилась из Тихого океана на Восток, в Средиземное море и Персидский залив, Аравия также проникла в его душу.
Именно из этого региона он планировал отправиться в свое по следнее морское путешествие.
Автомобиль медленно ползет по серпантину, ведущему в Колла Микьери. Пассажир на заднем сиденье — американец из город Нью-Рошелл в штате Нью-Йорк. Когда ему позвонил друг Тур Хейердал, он сел в первый же самолет. На нем альпийская шапочка, те, кто с ним незнаком, могут подумать, что он связан с искус ством. Но Норман Бейкер имеет дело не с красками, его инструмент — секстант. Он плавал штурманом и помощником капитана на «Ра», и именно в этой роли Тур очень хотел бы снова его видеть.
Радость при встрече двух моряков была велика. Между разговорами и обменом новостями Тур показал гостю свои прекрасные владения. На дворе стоял январь 1977 года, и при ясной погоде они смогли увидеть заснеженные горы на севере и синее Средиземное море на юге. После экскурсии накрыли стол, Лилиана подавала блюда. За вкусным ужином Тур завел разговор о деле. Он хотел построить новый тростниковый корабль, на этот раз по месопотамскому образцу, испытать его в Персидском заливе, а затем отправиться в плавание в Индийском океане. Если этот план удастся осуществить, не согласится ли Норман принять участие в этом путешествии?
Тур сказал, что на этот раз он хочет иметь управляемое судно которое плывет туда, куда хочет команда, вне зависимости от направления ветра и морских течений. Норман слушал с большим интересом и восхищением. Что-то такое есть в этом норвежце, который способен самыми простыми словами заставить поверить в самые невероятные планы!
Моряки обменялись впечатлениями от плаваний на «Ра» и обсудили технические детали. Они творили о рулях, мачтах и парусах. Кроме тот, они говорили о корпусе судна, который Тур на этот раз хотел сделать больше и крепче, чем у «Ра».
Норман загорелся интересом, но не смог ответить сразу. Как и раньше, когда Тур попросил его присоединиться к путешествию через Атлантику, он должен был посоветоваться с семьей. В тот раз он замешкался, потому что верил скептикам, утверждавшим, что лодка из папируса не сможет выдержать такое плавание. Но Тур убедил его, что опасности нет и есть все основания погать, что именно таким образом эта культура распространилась из Египта в Мексику и Перу. Норман поверил и впоследствии не пожалел об этом. В Туре он встретил человека, который своими поступками научил его, как стать лучше[61].
Они продолжили разговор на следующий день. К обеденному столу Лилианы присоединился также итальянский скалолаз Карло Маури. Он участвовал в плавании на «Ра» в качестве фотографа и специалиста по линям, канатам и узлам. За бокалом собственного домашнего вина Тур открыл им свой мир, где главную роль на этот раз играли шумеры и их суда. Тем не менее он не скрывал, что новая экспедиция висит на волоске. Потребуется много денег, а вот денег-то как раз у него на данный момент и нет. Его доходы неуклонно снижались. Большое хозяйство и значительные расходы на многолетнюю реставрацию собственности в Колла-Микьери опустошили его счета. Кроме того, у него появилась новая статья расходов — Лилиана и новый дом.
Время приближалось к полуночи, впрочем, они разошлись не раньше двух часов ночи. Карло ответил согласием, да и Норман не возражал, если согласится его жена. Так сформировалось ядро их команды для будущего путешествия.
Когда они наконец попрощались, Тура не остановила недостаточная уверенность в том, что он достанет средства на новую экспедицию. Он дал своим товарищам по путешествию на «Ра» срок в десять месяцев. В октябре они должны быть готовы отправиться в путь[62].
Это означало, что Тур уже не мог ждать, у него горела земля под ногами. Однако еще многое предстояло сделать, а ожидавшие его проблемы оказались совсем другого рода, чем те, к которым он уже привык.
Ирак был политически нестабильной страной. После Первой мировой войны пришел конец почти 400-летнему турецкому владычеству, в 1932 году удалось освободиться и от британского мандата. Иракцы напряженно трудились над созданием собственного государства. Монархию сменила республика, в 1950-1960-х годах страна испытала ряд государственных переворотов, что привело к казням и политическим репрессиям. В 1968 году в результате военного переворота власть захватила панарабская партия «Баас». Партия стремилась собрать всех арабов в единое государство, исповедовала социализм и испытывала аллергию на иностранное вмешательство. Второй человек в государстве Саддам Хусейн вскоре обрел значительное влияние. Режим осуществлял экономические реформы и, в некоторой степени, привлекал в страну ученых и людей с капиталами. Однако для туристов и всех остальных, кто не мог внести свой вклад в модернизацию страны, границы Ирака оставались закрытыми.
Тур Хейердал должен был понимать, что Ирак — далеко не идеальное место для начала новой экспедиции[63]. Коммуникации оставляли желать лучшего, бюрократический аппарат был суров. В стране по-прежнему ощущался тотальный дефицит, и большую часть из того, что ему было необходимо, за исключением тростника, придется везти из Европы наземным транспортом. Да и вообще, дадут ли ему разрешение на строительство судна?
Однако Хейердал не испугался. То, что ему всегда удавалось, — это поставить экспедицию на ноги. Никакое препятствие не было значительным, никакая проблема не являлась неразрешимой. Тур никогда не использовал обходных путей, стоило ему только начать. Буквально через неделю после встречи с Норманом Бейкером и Карлом Маури он позвонил в дверь иракского посольства в Риме. В заявлении на визу он назвался антропологом. В заявлении также имелась графа, где нужно было указать уровень образования. Он написал: «Доктор философии».
Тур не имел права использовать это академическое звание, пока ему не была присуждена докторская степень. Однако он начал использовать этот титул в отдельных случаях. В 1976 году издательство «Каппелен» выпустило норвежское издание трехтомного труда «Народы мира». Главным редактором издания был английский профессор Э.Э. Эванс-Притчард, значительная фи-гypa в мире антропологии. Во время работы над этим трудом он попросил Хейердала написать предисловие к норвежскому изданию[64]. Такое признание со стороны авторитетного ученого случается не каждый день, поэтому Тур поспешил за письменный стол в Колла-Микьери. «Время великих открытий прошло, теперь наступило время беспристрастного анализа истории народов всего мира без культурных, религиозных или политических барьеров», — писал он среди прочего. Он подписал предисловие как «Тур Хейердал, доктор философии». Его академическое тщеславие не имело границ.
Иракское посольство выдало визу, и на следующий день Тур сел в самолет до Багдада.
Там он посетил Министерство информации и передал заранее подготовленный список из девяти пунктов. Среди прочего, он просил власти о моральной поддержке проекта, о месте для постройки судна там, где соединяются Тигр и Евфрат, и о возможности нанять местных людей для работы. Тур также позволил себе
попросить о бесплатном перелете иракской авиакомпанией для членов экипажа и других помощников. Документ должен был расцениваться как конфиденциальный, и он надеялся, что министерство поймет, что его содержание не подлежит огласке[65].
На следующий день он отправился в Национальный музей в Багдаде. Он изучал корабли, выгравированные на старинных глиняных табличках, которые рассказывали истории о «трансокеанских торговых путешествиях в Дильмун, Маган, Мелухху и другие таинственные и давно забытые страны»[66].
Для построения первой, по мнению археологов, цивилизации шумерам требовалось такое сырье, как медь и древесина; этих материалов у них не было, и их приходилось импортировать издалека. Тур смотрел, изучал и записывал. Он чувствовал себя вознагражденным, однако, не отрицал, что испытывает и определенное недоумение. Не должны ли были эти папирусные суда пропитываться каким-то веществом, чтобы не впитывать воду? В таком случае, что это было за вещество? И опять, как далеко они фактически могли плавать? «Только практический эксперимент даст ответ на этот вопрос. Я решил осуществить этот проект»[67].
Он убедил руководство музея в том, что в проекте «Тигрис» есть здравый смысл. Музей, в свою очередь, смог убедить Министерство образования. Таким образом, все встало на свои места. В рекордное время и при самых неблагоприятных обстоятельствах Тур Хейердал смог проявить свой талант организатора. Власти Ирака одобрили все девять пунктов, работы можно было начинать.
Не хватало только денег.
Тур едва успел вернуться в Колла-Микьери, как ему снова пришлось принимать гостей. На этот раз основной темой визитов были деньги.
В начале января 1977 года Тур находился в Лондоне. Там он встретил старого знакомого, шведского кинематографиста Леннарта Эренборга, который сделал фильм о «Ра»[68]. Эренборг работал на Шведском радио и часто сотрудничал с Би-би-си. Тур изложил свои мысли по поводу новой экспедиции, на этот раз — на тростниковом судне. Фильм о «Ра» имел такой успех, что его номинировали на премию «Оскар» как лучший документальный фильм, и Эренборг слушал с большим интересом. Он рассказал о планах Тура Гуннару Ругхеймеру — также шведу, одному из руководителей британской телерадиокомпании. Ругхеймер нашел все это настолько интересным, что счел возможным лично приехать в Колла-Микьери. Он взял с собой Эренборга и отправился в путь.
В Лондоне Тур разговаривал о финансировании экспедиции. В Колла-Микьери Ругхеймер и Эренбог представили ему способ решения этой проблемы. Они предлагали создать консорциум и пригласить принять в нем участие телерадиокомпании многих стран. В обмен на эксклюзивное право на теле- и киноматериалы консорциум соглашался взять на себя экономическую сторону экспедиции.
Разговоры вскоре перешли в формат переговоров, и они оказались гораздо труднее, чем ожидал Помимо права на киноматериалы посланник Би-би-си требовал также исключительные права на все, что планировалось публиковать в газетах и журналах[69].
С этим требованием Хейердал не спешил соглашаться. Ранее он всегда сам контролировал права на публикации о возглавляемых им экспедициях, шла ли речь о живых картинах или письменных материалах. Тем не менее у него не оставалось выбора, если он хотел получить средства для экспедиции «Тигрис»[70]. Ему пришлось продать единственный доходный актив, которым он располагал, — права на собственный труд.
Он закрыл глаза и вцепился зубами в кислое яблоко.
Вернувшись в Лондон, Гуннар Ругхеймер занялся созданием консорциума. Он быстро получил согласие от телекомпаний из Германии, Франции, Швеции и Японии. Однако важнее всего было поймать на крючок американцев, и он забросил удочку в Национальное географическое общество. Там идеей загорелся Том Скиннер. Он был ведущим продюсером серии документальных программ Общества, выходившей под названием NGS
Он обсудил планы с рядом ближайших коллег. Кое-кто воспринял идею скептически и считал, что новая экспедиция Хейердала похожа на повторение плаваний на «Ра»[71]. Поэтому, чтобы вовлечь в это дело Национальное географическое общество, Скиннеру потребовались более серьезные обоснования планов и задач экспедиции. Пятою апреля он отправил телефакс в Би-би-си и попросил подробно изложить маршрут экспедиции, даты отправления и прибытия, а также сведения о том, какие места Хейердал собирался посетить по пути. Кроме этого, он хотел знать, какие археологические и антропологические идеи лежат в основе экспедиции. И, наконец, самый что ни на есть журналистский вопрос: чем примечательно это плавание?
Ругхеймер зря времени не терял. Он ответил Скиннеру на следующий же день. Папирусное судно должно было быть спущено на воду в ноябре 1977 года. Ожидалось, что плавание продлится десять месяцев, до конца лета 1978-го. Что касается маршрута, он сослался на предыдущий телефонный разговор со Скиннером, поскольку американскому продюсеру следовало бы понимать, что такие подробности нельзя сообщать в открытом факсе в целях безопасности.
В отношении археологической основы экспедиции Ругхеймер писал, что если предыдущие плавания Хейердала были исключительно дрейфом, то теперь норвежец определил, что существовали папирусные суда, которыми можно было полноценно управлять. Затем Хейердал заявил, что археологический материал из этого региона, откуда собирается отправиться экспедиция, явно свидетельствовал о «межконтинентальных связях».
Новизна, следовательно, заключалась в том, что судно, которое собирается построить Хейердал, в противоположность «Ра», можно направлять туда, куда захочет команда, и поэтому оно имеет возможность совершать дальние морские переходы. С целью выбить почву из-под ног критиков Скиннера, Ругхеймер добавил, что как раз эти сведения привлекли других инвесторов в консорциум и что финансирование экспедиции уже практически обеспечено[72].
Том Скиннер полностью удовлетворился ответом, его критики замолчали, а Национальное географическое общество вступило в консорциум.
До дальнейших указаний вся информация об экспедиции и консорциуме держалась в тайне, секретность была настолько высокой, что проект получил собственное кодовое название. В дальнейшем о «Тигрисе» говорилось как об «операции "Каспер"»[73], а штаб-квартира предприятия должна была находиться в Лондоне.
В Колла-Микьери Тур Хейердал попеременно работал то в саду, то за письменным столом. Однажды он получил письмо от Нормана Бейкера. «Жена будет по мне скучать, — писал он, — но она понимает, что для меня значит море, и поддерживает меня от всей души. Итак, дорогой Тур, если ты отправляешься в дорогу, то можешь на меня рассчитывать». Он завершил свое письмо некоторыми рекомендациями в отношении тростниковых судов. «Чем длиннее судно, тем быстрее оно ходит. Чем более плоский парус, тем лучше он ловит ветер. Передавай привет Лилиане!»[74].
Тур постоянно держал связь с Би-би-си, он понимал, что Ругхеймер удалось создать консорциум, и первое препятствие, таким
образом, удалось преодолеть. И вот настал великий день. Члены консорциума впервые собирались вместе, и встреча должна была произойти у Тура Хейердала в Колла-Микьери.
Двадцать четвертого апреля к дому подъехали несколько автомобилей. В одном из них сидел юный и азартный продюсер телекомпании из Питтсбурга, которую Национальное географическое общество обычно привлекало для создания своих фильмов. Он волновался не только потому, что шофер, на его взгляд, ехал слишком быстро и неосторожно по этому серпантину, но еще и потому, что он собирался встретиться с Туром Хейердалом, которого почитал еще с детских лет, когда получил книгу о «Кон-Тики» в подарок на Рождество от своего отца. И он не только встретится с ним, Том Скиннер выбрал его для того, чтобы он сделал фильм об экспедиции «Тигрис» — со своим героем Туром Хейердалом в главной роли[75].
Молодого человека звали Дэйл Белл. Он достиг высот в киноиндустрии, когда в 1968 году получил премию «Оскар» за создание фильма о легендарном фестивале в Вудстоке. Через несколько лет он снял фильм из серии
Тот, кто построил каноэ, хотел показать, что полинезийцы оказались на тихоокеанских островах не случайно — плывя на плотах из Южной Америки, но, напротив, они прокладывали себе путь с помощью маневренных судов и большого мастерства в навигации по звездному небу. Таким образом, Белл не только ставил крест на плаваниях Тура Хейердала, но также стирал его имя из истории Он хорошо изучил книги путешественника на плоту, а также фильмы об экспедициях на «Кон-Тики», «Ра» и к острову Пасхи.
Воодушевленный Тур принимал высокое общество из одиннадцати человек. Здесь были представлены телерадиокомпании из США, Великобритании, Японии, Германии, Франции, Италии и Швеции. Белл был сражен удивительным чувством юмора, которое хозяин постоянно проявлял в течение дня, эту черту он не смог заметить в его книгах и фильмах.
Прежде чем начался разговор, был накрыт стол в большом доме Лилиана подавала блюда, Ивонн также присутствовала на встрече, и никто не заметил их напряженных отношений[76].
Позднее встречу возглавил представитель Би-би-си, присутствовавшие наслаждались видом на оливковую рощу и римскую башню.
Помимо Гуннара Ругхеймера, на встречу из Лондона также приехали директор Обри Зингер и юрист Би-би-си Питер Кларк. Зингер представил основные положения, Кларк подготовил проект контракта.
Согласно этому проекту Тур Хейердал должен был получить 403 тысячи американских долларов на саму экспедицию. Это соответствовало примерно 11 миллионам норвежских крон по курсу того времени. Если ему понадобится больше, то он должен покрыть расходы из собственных средств. Дополнительные 189 500 долларов предназначались на производство фильма. Также предусмотрели резерв в 50 тысяч долларов.
Взамен Хейердал должен был отказаться не только от всех прав на кино- и телематериалы. Он также должен был передать консорциуму — то есть Би-би-си — передачу новостей об экспедиции. Это распространялось на все время до спуска «Тигриса» на воду, а также на все время плавания. С «Кон-Тики» и «Ра» он ежедневно направлял новостные релизы о событиях на борту и своем продвижении. С «Тигриса» он уже этого делать не мог. Единственное право, которое осталось у Хейердала, — это права на книгу, которую он планировал написать об экспедиции[77].
В своих прошлых экспедициях Тур отвечал за всю фотосъемку, вне зависимости от того, делал ли он это сам или кто-то из экипажа. Он планировал поступить так же и на этот раз, но тут вмешался Дэйл Белл. Он хотел, чтобы в экспедиции на «Тигрисе» присутствовал профессиональный фотограф, которого он выберет сам. В ином случае у американцев не будет никакого интереса участвовать в консорциуме[78].
Это требование обидело Тура[79]. Он не забыл, что фильм о «Кон-Тики» получил премию «Оскар», и считал, что по-прежнему способен выбрать правильную композицию и нужный ракурс. Но мир изменился. Телевидение стало всеобщим достоянием, требования к качеству картинки и звука — строже.
Во время съемки фильма о Гокуле Белл позволил оператору Норрису Броку использовать камеру, которая одновременно фиксировала и звук, и картинку. Этот тип камеры представлял собой последнее слово науки и техники, ее трудно было обслуживать и использовать, поэтому справиться с ней мог только «профессионал. На «Тигрисе» Белл собирался использовать то же самое оборудование и того же оператора[80].
Все остальные участники встречи не замедлили поддержать Белла. Профессиональный оператор был альфой и омегой успешного результата. Тур скрепя сердце согласился. Однако самым худшим было не то, что у него забрали камеру, хуже всего было то, что в его команду включили человека, которого он сам не выбирал. Кроме того, этот человек получал должностную инструкцию, где значилось, что единственным его занятием на борту станет съемка. Если «Тигрис» будет тонуть, то и в этом случае он должен будет продолжать съемку[81]. Также Тур беспокоился о том, что человеку с таким узким кругом обязанностей будет трудно стать полноценным членом команды[82].
В фильме о Гокуле Дэйл Белл и Норрис Брок сделали основной темой противоречия между полинезийским экипажем и американским капитаном. Также и на «Тигрисе» оператор Национального географического общества должен был снимать все, что экипаж делал и говорил, и консорциум не скрывал своих надежд на то, что «Норрису удастся снять еще более драматические психологические бури среди смешанной команды "Тигриса"»[83].
Для Тура это было неприемлемо. Он был убежден, что ссора приведет к так называемой «экспедиционной лихорадке». На борту «Кон-Тики» и «Ра» он всеми силами пытался избежать такой лихорадки, которая, если ее вовремя не вылечить, станет смертельной для психологического здоровья экспедиции. Хейердал боялся, что если кто-то будет крутиться на палубе и постоянно снимать все, что происходит, и все размолвки между членами экипажа, то атмосфера на борту станет просто невыносимой. Однако без Норриса Брока и выданной ему доверенности со стороны консорциума не будет денег, а, соответственно, и проекта. Снова у Хейердала не осталось иного выбора, кроме как согласиться на условия консорциума.
Однако важнейшей темой для обсуждения в Колла-Микьери в тот вечер стал не бюджет, не права и не фотограф. Больше всего собравшихся беспокоил ход проекта и, в немалой степени, маршрут «Тигриса» во время плавания. В документе, который корпорация Би-би-си подготовила для встречи, под пунктом 7 — «График экспедиции» сухо значилось:
Нарезка тростника — август (1977).
Затем тростник необходимо высушить в течение месяца.
Начало строительства судна: 20 сентября.
Окончание строительства судна: конец октября.
Поднять паруса: 6-11 ноября.
Пройти Персидский залив: конец декабря.
Мыс Доброй Надежды: 1 апреля 1978 года.
Вест-Индия: конец лета 1978 года[84].
Плавание из Персидского залива вокруг Африки в Вест-Индию? Около 10 тысяч морских миль, или почти в три раза больше, чем на «Кон-Тики»? И общей продолжительностью путешествия почти в год? Все это выглядело как самая настоящая сенсация.
На «Ра» Тур Хейердал хотел показать, что египтяне обладали судами, способными пересечь Атлантику, и тем самым доказать существование связей между древней культурой Нила и культурами Мексики и Перу. Не для того ли он снаряжает «Тигрис», чтобы показать, что и шумеры были в состоянии плавать на Американский континент, в том числе вокруг южной оконечности Африки, в районе, где царят такие ветры и шторма, что он вполне сопоставим с водами вокруг Мыса Горн? Не хочет ли он найти свидетельства тому, что и шумеры внесли важный вклад в развитие цивилизации майя на полуострове Юкатан и инков у озера Титикака в то время, когда они сами создавали свою цивилизацию на берегах Тигра и Евфрата?
Сам он не сомневался, что народы Месопотамии и Египта плавали через Африку в Южную и Центральную Америку на тростниковых судах. «Я удивился бы, если бы они этого не делали, поскольку на самом деле это очень просто», — сказал он однажды[85]. Иначе как тогда объяснить, что ученые считают, будто первые цивилизации появились практически одновременно — около трех тысяч лет до н.э., находясь так далеко от друга с географической точки зрения? Для такого диффузиониста, как Тур Хейердал, это совпадение не может быть простой случайностью. Здесь должна быть связь, и единственное объяснение этой связи заключается в том, что море следует рассматривать как ворота в дальние страны, а не как препятствие.
Тур держал долгую речь перед внимательно слушающей его аудиторией. Он не хотел, чтобы впоследствии говорили, будто у него нет доказательств своей гипотезы. Целью экспедиции была демонстрация возможности древних людей устанавливать связи с заокеанскими районами.
Во время последующей дискуссии Обри Зингер из Би-би-си пожелал узнать, что содержалось в тех археологических материалах, которые указывали на связи шумеров и индейцев. Как и в обосновании экспедиции на «Ра», Хейердал указал на наличие более ста культурных параллелей между Египтом, Критом и Месопотамией, с одной стороны, и Мексикой и Перу — с другой. Такими параллелями были ступенчатые пирамиды, поклонение солнцу, иероглифы, календари, искусство керамики, заключение браков между братьями и сестрами и обрезание, «феномены, не встречающиеся в других местах»[86]. Зингер интересовался, не могло ли это влияние осуществляться в обратном направлении, из Америки на Ближний Восток. Эту возможность Хейердал отверг, указав на направленность морских течений[87].
Туру Хейердалу принадлежал замысел экспедиции. Но делом руководил консорциум, в первую очередь, Би-би-си и Национальное географическое общество. Они дали Хейердалу деньги, но на драконовских условиях. Он потерял права на все живые картины. Он не мог сам передавать новости, ему пришлось смириться с присутствием фотографа-оператора, которого он не выбирал. Затем он будет должен постоянно следовать инструкциям из Лондона.
Прежде чем успели срезать хоть один тростник в земле «болотных арабов», Тур Хейердал был низведен из начальника до юнги в собственной экспедиции.
Крещение кровью
«Тигрис» следовало крестить кровью. «Болотные арабы», резавшие тростник и построившие судно, привели для церемонии крещения шесть овец. Принесение в жертву животных при освящении нового судна или нового дома люди в Эдеме практиковали со времен Авраама. Теперь они хотели, чтобы Тур смочил свои руки в крови и оставил красные отпечатки ладоней на корпусе «Тигриса». Тур этого не хотел. Он крестил «Кон-Тики» кокосовым молоком, а «Ра» — козьим молоком. Но кровью?
«Болотные арабы» настаивали на своем. Без этого древнего ритуала они не спустят «Тигрис» на воду. Туру пришлось согласиться на кровавое крещение. Однако исполнение его он передал человеку по имени Гатаи. Он возглавлял бригаду «болотных арабов», и после того как зарезали овец, Гатаи смочил свои руки в крови и сделал отпечатки на корпусе судна.
Тем не менее Тур не хотел спускать «Тигрис» со стапелей без крещения по собственному, хорошо отработанному ритуалу. Он предпочитал использовать для церемонии молоко буйвола. Однако, когда он понял, что это может выглядеть оскорблением для окружающих, он взял бутылку из тыквы и наполнил ее водой из Тигра — реки, в честь которой будет названо судно. И поскольку по западной традиции имя кораблю дают женщины, он хотел, чтобы «крестной» стала дочь младшего сына Гатаи, Секнех[88].
Церемония крещения состоялась 11 ноября 1977 года, через две недели после запланированного срока. Строительство доисторического судна привлекло широкое внимание, и многие пришли сюда. Из Багдада приехали представители правительства, они привезли шелковую ленту и ножницы, остальной мир представляли журналисты с камерами и блокнотами. Однако большую часть присутствующих составляли «болотные арабы», которые сами захотели принять участие в реконструкции этого события из древних времен.
Держа дедушку за руку, Секнех окропила корабль водой. Будучи переполнена чувствами, она забыла, что ей нужно сказать, кроме слова «Дигли»: это по-арабски означало «Тигр». Тогда слово взял Гатаи: «Этот корабль спускается на воду с позволения Аллаха и с благословением Пророка, и он будет зваться "Дигли" — "Тигрис!"»[89].
Тур вздрогнул. Ссылка на Аллаха и пророка оказалась неожиданной. В то же время раздался раскат грома, как будто сам бог Солнца — наиболее могущественный из всех месопотамских богов, дал свое благословение[90].
Тур рассказал международному консорциуму тележурналистов, что целью плавания является Вест-Индия. Если он сможет привести древний тростниковый корабль из земли «болотных арабов» вокруг Африки в один их пунктов Американского континента или на прилегающий к нему остров, то он, таким образом, получит достоверное свидетельство того, что такие невероятные путешествия были возможны и в древности.
Именно этот смелый замысел привлек внимание телевидения. Мысли о драматических картинах с борта тростникового судна в шторм у мыса Доброй Надежды заставляли любого телепродюсера давиться слюной.
Поделиться книгой: