Помоги проекту - поделись книгой:
Центр притяжения. Журналисты вились вокруг Тура Хейердала, как пчелы вокруг горшка с медом
Более того. Каков же будет итог этой крупной экспедиции, если Туру Хейердалу действительно удастся доказать, что море с древних времен было местом активной деятельности человека, что оно привлекало, а не только пугало. И какие тогда откроются возможности для археологических и антропологических изысканий по древней истории человечества, если такое длинное путешествие на доисторическом судне удастся осуществить? Как тогда можно будет объяснить заселение крайних точек земного шара, и как эти люди передвигались?
Со времени двух плаваний на «Ра» интерес к морским путешествиям Тура Хейердала постепенно иссяк, особенно сдержанно к ним относились американцы. Однако Туру удалось зажечь публику своей верой, и когда консорциум дал свое согласие, оно было продиктовано несомненной надеждой на то, что это будет большая теле- и киносенсация[91].
Тем не менее, когда Тур Хейердал и консорциум официально объявили о планах экспедиции «Тигрис» на пресс-конференции в Лондоне 3 мая, через неделю после встречи у Хейердала в Колла-Микьери, ни о мысе Доброй Надежды, ни об Атлантическом океане или о Вест-Индии не сказали ни слова. В пресс-релизе, выпущенном совместно консорциумом и Хейердалом, ничего не говорилось и о том, что целью является достижение Америки. Они обошлись разговором о некоторых местах в Персидском заливе и «ранних центрах доисторических цивилизаций» по обе стороны Индийского океана.
Индийский океан ограничивается Африкой с запада и Индонезией с востока, но в пресс-релизе не уточнялось, что имеется ввиду под «древними доисторическими цивилизациями» или «обеими сторонами Индийского океана». Журналисты, присутствовавшие на пресс-конференции, даже не попытались задавать уточняющие вопросы.
Газета «Афтенпостен», обычно уделявшая Туру Хейердалу значительное внимание, поместила новость в двух колонках на четвертой странице. В заголовке значилось, что «Тур Хейердал собирается в новое плавание, чтобы получить доказательства контактов удаленных культур посредством моря». В последнем абзаце газета процитировала Хейердала следующим образом: «Мы будем плыть на "Тигрисе" столько, сколько он сможет держаться на плаву, и пройдем настолько далеко, сколько можно пройти за год»[92].
Газета «Верденс ганг» решила, что новость достойна целой страницы. Ее журналисты побеседовали с Ивонн Хейердал, которая считала, что эта экспедиция является самой трудной из всех экспедиций ее мужа. Она предположила, что впервые идея появилась четыре года назад, но, если быть честной, она не верила, что Тур снова отправится в экспедицию[93].
Ивонн рассказала о планах лишь то, что знала с тех пор, когда они только начали формироваться в самом начале 1977 года. Хотя она и на этот раз поддерживала Тура, но уже не проявляла такого энтузиазма, как во время экспедиций «Ра». Когда об экспедиции объявили официально, она переехала на постоянное жительство в Осло. Жизнь в Колла-Микьери вместе с Лилианой на холме была для нее слишком тяжелым испытанием.
Когда журналисты газеты «Верденс ганг» спросили фру Хейердал, не может ли она рассказать немного о цели плавания «Тигриса», она ответила то, что было истинной правдой: на этот раз речь шла не только о том, чтобы дрейфовать с ветром и течениями, но также доказать, что шумеры с помощью паруса и весел могли управлять судном и привести его в заданное место[94].
По сравнению с планом экспедиции, утвержденным консорциумом в Колла-Микьери, презентация в Лондоне оказалась блеклой и бессодержательной. Почему?
Перед экспедицией на «Кон-Тики» Тур Хейердал честно и открыто заявлял о том, что он собирается открыть. Ученые смеялись над ним и называли планируемое плавание на плоту экспедицией самоубийц. Когда он вернулся домой после удачного завершения путешествия, они по-прежнему смеялись. Некоторые говорили о шарлатанстве, другие утверждали, что единственное, чего Хейердал достиг на «Кон-Тики», — он показал, что норвежцы являются хорошими моряками. Эта критика нанесла ему серьезные раны, и они до сих пор не зажили. Кнут Хаугланд, который участвовал в экспедиции на «Кон-Тики», объяснял сдержанность Тура перед экспедицией «Тигриса» таким образом: «Тур выучил важный урок после путешествия на "Кон-Тики". Нельзя говорить о научной теории прежде завершения экспедиции»[95].
За год до этого сын Тура Хейердала, морской биолог Тур Хейердал-младший, побывал в экспедиции в Индийском океане на исследовательском судне «Фритьоф Нансен». Он дал отцу ценные советы о ветрах и течениях, и он хорошо знал о планах плавания вокруг Африки в Вест-Индию и Мексику. Он также не сомневался в осуществимости этого плана[96]. На вопросы «Верденс ганг» о том, почему Хейердал не говорил о том, куда собирается, Тур-младший отвечал: «Я думаю, он не хочет продавать шкуру неубитого медведя»[97].
В проекте «Тигрис» было также множество технических не определенностей. Строительство древнего судна из тростник для трансокеанского перехода в тысячи морских миль с самого начала подразумевалось как эксперимент. У Тура имелся опыт экспедиции на «Ра», но с «Тигрисом» его планы были более амбициозными. Он хотел плавать, а не только дрейфовать, и он хотел плавать далеко и долго. Будет ли судно держаться на плаву, и сможет ли оно плыть туда, куда захочет он? Никто не знал. Поэтому в пресс-релизе использовались такие формулировки, как «курс и место назначения будут определены, как только "Тигрис" выйдет в Индийский океан, и команда ознакомится с местными ветрам* и течениями».
В пресс-релизе также упомянули о том, что ученые посредством археологических находок доказали наличие контактов между древней Месопотамией, долиной Инда и Египтом. Но как осуществлялись эти контакты, по каким маршрутам и с помощью каких транспортных средств, по-прежнему оставалось загадкой, поэтому не сможет ли экспедиция ответить и на этот вопрос?
Как бы то ни было, но объявить во всеуслышание, что целью экспедиции является Америка, — это все равно, что положить голову на плаху. Если бы Тур Хейердал не пересек Атлантику, кровожадные критики тут же поспешили бы накинуться на него. Скрыв конечный пункт экспедиции, он дал себе свободу менять планы по ходу, если эксперимент будет протекать так, как ожидалось. Однако, применяя такой подход, он отверг обычные критерии научного исследования. Эти критерии требуют, чтобы ученый заранее объявил, какую гипотезу он собирается исследовать. С этой гипотезой он отправляется в поле, чтобы собрать данные. Затем ученый анализирует собранный материал и только затем делает выводы. Если окажется, что Тур Хейердал не сможет пройти на «Тигрисе» вокруг мыса Доброй Надежды в Америку, тогда его гипотеза о том, что шумеры-мореплаватели принесли свою культуру на другой континент, окажется несостоятельной. Тогда те же самые критерии потребуют, чтобы он исправил свою ошибочную гипотезу, но пока он не сказал, чего хочет достичь с помощью экспедиции на «Тигрисе», для того, кто не хочет признавать своих поражений, велик соблазн оставить все, как есть. В любом случае, это будет выглядеть непрофессионально, и как раз одним из важнейших оснований для критики Хейердала со стороны ученых была его небрежность в применении методов научных изысканий.
Перед экспедицией на «Тигрисе» один из американских археологов обвинял Хейердала в отсутствии ясности в том, чего он хочет достичь. Его звали Эд Фердон, и в отношении Тура Хейердала он не был случайным человеком.
Фердон принимал участие в крупной экспедиции Тура Хейердала на остров Пасхи в середине 1950-х гг., и из четырех археологов экспедиции он больше всех поддерживал теории Хейердала. Во время кропотливой обработки научных результатов экспедиции, вошедших в двухтомное издание, между ними возникли доверительные дружеские отношения, которые распространились и на Ивонн.
В ходе тура по Европе в начале лета 1977 года Фердон побывал в Осло, среди прочего — чтобы навестить Ивонн. Он также навестил дочерей, которые, как и мать, уехали из Колла-Микьери в Норвегию и которых он не видел с тех пор, как они были детьми. Фердон с тяжелым сердцем выслушал рассказ Ивонн о том, что случилось с их браком, и почему она решила покинуть Италию.
Во время поездки в Осло Фердон также посетил Норвежский исследовательский совет. Там захотели, чтобы он, будучи хорошим знакомым Тура Хейердала, написал статью о важнейших результатах его экспедиций. Фердон с удовольствием сделал бы это, но он попросил время, хотя бы и потому, что в такой статье он котел бы сказать несколько слов о научных целях экспедиции на «Тигрисе»[98].
До настоящего времени Фердон с удивлением рассматривал новости в прессе о том, что экспедиция преследовала цель лишь доказать существование в эпоху шумеров морских путей между цивилизациями Ближнего Востока и Персидского залива. Такие путешествия совершались на более близкие расстояния, чем то, которое Хейердал смог преодолеть на лодках «Ра». Тогда почему Тур рисковал, если он не планировал ничего, кроме испытания мореходных качеств тростникового судна?
Насколько Эд знал Тура, здесь крылось что-то недосказанное. Почву для его подозрений он нашел в следующем сообщении из пресс-релиза: «Мы будем плыть на 'Тигрисе", пока он держится на плаву, и настолько далеко, сколько мы сможем пройти за год».
Вернувшись домой в Тусон в Аризоне, Фердон написал Туру. Он рассказал о просьбе Норвежского исследовательского совета и продолжил: «Как ты понимаешь, газеты мне не слишком помогли в том, что касается основополагающих научных мотивов, заставляющих человека с твоей репутацией, и давай не будем об этом забывать — в твоем возрасте (мы оба, черт возьми, становимся стариками), отправляться в экспедицию, которая выглядит и опасной, и требующей много сил»[99].
Лишь немногие усомнились в целях экспедиций на «Кон-Тики>: на Галапагосские острова и остров Пасхи, писал далее Фердон. Что касается экспедиции на «Ра», все оказалось иначе, поскольку было непонятно, что Хейердал хотел ею доказать? Теперь до него дошли сообщения о новой экспедиции на тростниковом судне, которые вызвали у него большое недоумение. Поскольку, если он собирался написать статью о вкладе Тура Хейердала в науку, ему были нужны более конкретные сведения о том, чего он хочет достичь с помощью «Тигриса».
«В конце концов, — безжалостно заканчивает Фердон, — вpяд ли Тур Хейердал тот человек, которого интересуют только тростниковые суда».
Тон письма не оставлял никаких сомнений: Фердон считал, что Тур должен полностью отказаться от проекта. В письме к Ивонн, где он благодарит ее за гостеприимство во время визита в Норвегию, он прямо отмечает, что этим путешествием, которое, по его мнению, не имеет никакой научной ценности, Тур ставит под сомнение не только собственное благополучие, но также благополучие Ивонн и дочерей[100].
Тур отправил своему другу в Тусон длинный ответ, где он, в первую очередь, рассуждал о тростниковых судах. Все его научные изыскания со времени путешествия на «Ра» убедили его в том, что цивилизации Персидского залива обладали судами, способными плавать в море так же хорошо, если не лучше, как корабли средневековой Европы. Способности шумеров плавать на значительные расстояния не отставали от способностей тех моряков, которые привели Колумба в Америку[101].
Тур объяснил, что не указал точного места назначения своей экспедиции, поскольку определит дальнейший маршрут после того как выйдет в Индийский океан[102].
Большей части 1978 года...
Этим пассажем Тур Хейердал подтвердил, что он по-прежнему собирался обогнуть Африку и направиться дальше в Америку. В то же время здесь точно выражались ожидания консорциума по данному пункту. То, что «Тигрису» понадобится большая часть 1978 года на то, чтобы плавать по Индийскому океану, никто себе не мог представить, несмотря на риторику пресс-релиза.
Тем не менее консорциум хотел застраховать себя, чтобы не остаться с пустыми ожиданиями. Дабы максимально убедиться в том, что плавание в Америку действительно можно будет осуществить, они предложили построить модель «Тигриса» для испытаний в специальном резервуаре с ветровым туннелем. Связавшись с испытательным центром в Саутгемптоне, консорциум хотел получить ответ на вопрос, сможет ли тростниковое судно справиться со встречным ветром.
Этот вопрос также занимал Нормана Бейкера. Его особенно беспокоило то, как «Тигрис» будет себя вести в штормовых водах у Южной Африки, и он посылал Туру письмо за письмом, где они обсуждали, как должны выглядеть парус и мачта. Он изучал ветра и течения по маршруту во все месяцы года, и его выводы были ясны: «У нас определенно не будет попутного ветра, особенно когда мы будем огибать мыс Доброй Надежды»[104].
Беспокойство также выражал другой друг Тура Хейердала еще со времени экспедиции на «Кон-Тики» — капитан Вильгельм Эйтрем. Перед тем путешествием он дал полному надежд путешественнику хорошие советы по поводу ветра и течений в Тихом океане и предсказал с ошибкой лишь в четыре дня, сколько времени потратит «Кон-Тики», чтобы добраться из Перу до ближайших островов Французской Полинезии[105]. Эйтрем был скептически настроен к «Кон-Тики» и сначала попытался отговорить Хейердала. Сейчас Эйтрем был настроен не менее скептически и хотя, будучи научен горьким опытом, не пытался отговорить соотечественника, он не скрывал своих опасений. У берегов Южной Африки, предупреждал он, комбинация ветра, течения и состояния дна «может породить огромные двадцатиметровые волны», или «волны-убийцы», как их называют моряки[106].
Отчет о модельных испытаниях в Саутгемптоне ожидали осенью. К радости Нормана[107], испытатели пришли к выводу, что
при определенных изменениях, особенно в постановке паруса, «Тигрис» сможет «продвигаться против ветра»[108].
Тур отчасти присутствовал при испытаниях[109]. Тем не менее он следил за работой не без скептицизма. Модель была сделана из пластика, а не из тростника. «Тигрис» будет впитывать воду, и никто не знает, как это отразится на высоте надводного борта, и, соответственно, сопротивляемости ветру. Поэтому Тур считал модель и судно не вполне сопоставимыми[110].
У древних мореплавателей не было карты, когда они отправлялись в путь. Когда берег исчезал за горизонтом, в их распоряжении оставались лишь солнце, луна и звезды, чтобы прокладывать путь. Они не всегда знали пункт назначения, но отправлялись на свой страх и риск. Тур, напротив, знал, куда направляется, и позаботился о том, чтобы у них были и морские карты, и компас, и секстант. Некоторые считали, что его археологические эксперименты никогда не будут аутентичными, поскольку он использовал современные вспомогательные средства. Однако Тур отвергал подобные возражения, утверждая, что он садился на бальзовый плот или в тростниковую лодку не для того, чтобы изучать навигацию, но для того, чтобы изучить типы судов и пути миграции. Карты, которые он собирался взять на борт «Тигриса», доказывали, хотя это и не афишировалось, что именно стремление добраться до Америки было ею основной целью. Помимо карты Персидского залива и Индийского океана, в начале лета он закупил карты африканского восточного побережья и Мадагаскара, Южной и Северной Атлантики, побережья Южной Америки от Монтевидео до Тринидада, побережья Западной Африки от мыса Доброй Надежды до Фритауна в Сьерра-Леоне, и, что характерно, Вест-Индии и Мексиканского залива[111].
Единственное, что могло помешать экспедиции пройти на запад, судя по всему, было то, что тростниковая лодка не оправдает возложенных на нее Туром надежд.
«Тростник
Это недвусмысленное сообщение Тур Хейердал получил от «болотных арабов». Поскольку в озерном крае они жили на плотах, сплетенных из тростника, то знали, что только если тростник срезали в августе, плот мог продержаться на воде целый год.
«В августе в стволе происходит что-то, что отталкивает воду», — объяснили они Туру[112]. Этим были внутренние соки, чья пропитывающая способность наделяла срезанный в летнее время года тростник более сильными водоотталкивающими свойствами, чем в любое другое время.
Совпадение. В долине Инда в Пакистане Норман Бейкер и Тур Хейердал нашли такой же тростник
В качестве строительного материала для двух лодок «Ра» Хейердал использовал папирус. Этот тростник больше не рос на берегах Нила, как в древности, поэтому его пришлось везти с одного из озер Эфиопии. Чтобы сделать лодки к весне — самому лучшему времени года для плавания через Атлантику, тростник срезали в декабре. Это оказалось судьбоносным фактором. Срезанный в неподходящее время тростник не содержал соков, и буквально через месяп плавания и «Ра», и «Ра-II» набрали столько воды, что чуть не затонули. Впоследствии эта ошибка мучила его как физически, так и морально[113]. Поэтому, когда строили «Тигрис», он твердо решил послушать совета «болотных арабов» и срезать тростник в августе, хотя в это время стояла самая страшная жара.
Тростниковые суда встречались у многих народов мира, и Хейердал потратил немало времени на изучение истории вопроса. Несмотря на плачевный опыт с «Ра», он все-таки доверял свойствам тростниковых судов, и если бы он повторил плавание на «Кон-Тики», то сделал бы плот не из бальзы, а из тростника. «Тигрис» едва спустили на воду, а он уже заявил о новой тихоокеанской гипотезе в интервью газете «Афтенпостен»: «Нет таких судов, которые превосходили бы по мореходным качествам тростниковые лодки. Скорее всего, именно с помощью тростниковых лодок открыли Полинезию, в то время как на бальзовых плотах перевозили женщин, скот, пожитки и т.п.»[114].
Хотя Хейердал считал, что тростниковые лодки в отношении безопасности превосходят остальные суда, на этот раз он принял специальные меры предосторожности. Перед самым отправлением в Ирак он написал завещание. Оригинал хранился у адвоката, но копию он передал Лилиане, а не Ивонн[115].
Тур приземлился в Багдаде 21 августа 1977 года. На следующий день он принял участие в симпозиуме с иракскими учеными в Национальном музее. Двадцать третьего числа он поселился в «Гостевом доме "Сады Эдема"», а 24-го Гатаи и набранная им команда из двадцати местных рабочих срезали первый тростник. Обычно дожди начинались во второй половине ноября, и до этого нужно было спустить «Тигрис» на воду и полностью оснастить. Времени было в обрез.
Задача оказалась сверхсложной. Имея нехватку времени, в стране с плохой инфраструктурой он в течение пары месяцев и при 50-градусной жаре должен был организовать строительство тростникового корабля длиной 60 футов, или 18 метров.
Количество работников возрастало по мере того как кинематографисты из Национального географического общества, Би-би-си и экипаж «Тигриса» прибывали на место. Они приезжали со всего мира, на площадке слышалась самая разная речь. Всех их разместили в «Садах Эдема», и хотя гостевой дом имел такое обязывающее название, условия пребывания там оставляли желать лучшего. Не было обслуживающего персонала, людям приходилось самим убирать комнаты. Не хватало места, и приходилось делить одну комнату на несколько человек. Старое санитарно-гигиеническое оборудование часто выходило из строя. От двух работающих кондиционеров шуму было больше, чем пользы.
В гостинице имелся телефон, но работал он редко. До следующего телефона пришлось бы добираться полчаса пути на машине по самым опасным в мире дорогам. У этого аппарата всегда стояла очередь, затем приходилось тратить еще полчаса, чтобы установить связь с заграницей. Отсутствие связи здесь также считалось в порядке вещей[116].
Поначалу качество питьевой воды оставляло желать лучшего Тур рискнул выпить речной воды из Тигра. Лучше бы он этого не делал. Он заболел тифом, и ему пришлось срочно возвращаться в Италию на лечение[117]. Затем специальным трейлером стал] привозить воду в бутылках из Германии. Однако, если вода вполне успешно переживала транспортировку, этого нельзя было сказать о корабельном провианте, находившемся в том же автомобиле. Шофер застрял на иракской таможне на несколько дней и при сильной жаре большая часть провизии испортилась, так что ее пришлось просто выбросить.
Постепенно стали приезжать многочисленные журналисты Помимо пива им требовались также пища и кровать, на что сгодились и чердак, и склад. По словам Тура, гостиница превратилась в «переполненный цирк, если не сказать — в сумасшедший дом»[118].
Теснота, тропическая жара и отсутствие комфорта постепенно начали действовать на нервы. В меморандуме Тому Скиннеру Дэйл Белл писал, что психологический климат негативно действует на творческие способности и мешает ему и его людям качественно выполнять свою работу. Хотя сам он высоко ценил старания Тура и его команды по поддержанию хорошего настроения, никому в гостинице не удалось избежать последствий такого рода испытаний для психики[119].
Но если даже настроение оставляло желать лучшего, работа с «Тигрисом» шла по плану. Среди зарослей тростника сверкали ножи «болотных арабов», снопы из него росли на рабочей площадке около гостиницы, где они должны были сушиться в течение трех недель.
Вместе с фотографом и звукооператором Тур бродил по болоту по пояс в воде, поскольку он хотел из первых рук узнать, как арабы резали
Тем не менее «болотным арабам» чего-то не хватало. Несмотря на то что они по-прежнему вязали тростник в снопы для строительства домов и плотов, они за какие-то пару поколений забыли, как их предки строили суда. Однако эти знания сохранились в других местах мира — среди индейцев аймара на озере Титикака в Андах. Вдоль берегов этого озера рос тростник, называемый
Именно индейцев из этого племени Тур пригласил для строительства «Ра-II». Теперь те же самые люди должны были помочь ему построить «Тигрис».
Индейцы аймара жили на высоте 4 тысячи метров над уровнем моря и привыкли к низким температурам. Прежде чем они отправились в иракское пекло, им понадобился период акклиматизации. С переводчиком в качестве руководителя группы они спустились с гор и отправились в Амазонию, где провели три недели в джунглях, чтобы привыкнуть к жаре. В «Сады Эдема» они прибыли в начале октября, вскоре после того как тростник высох.
В поисках дополнительной информации по истории тростниковых судов Тур впервые посетил «болотных арабов» в 1972 году. Его представили столетнему Хаги Сулему. У него была белая борода, просторное одеяние, глаза светились добротой. За чаем в его доме Тур почувствовал себя так, будто он был в гостях у Авраама[122]. Когда Хаги был молод, в озерном крае все еще плавали на тростниковых лодках, и он был последним из старейшин, кто что-то знал об этих судах. Разговор продолжался недолго, как Тур уже навострил уши. Чтобы судно из
Срезать в августе.
Сноп должен быть плотным как бревно.
Это были ключевые слова.
Тур волновался, как индейцы аймара и «болотные арабы» поладят между собой. Кроме того, его беспокоил языковой барьер, который может помешать сотрудничеству. Однако все опасения оказались беспочвенными. Оказалось, что болотный и горный народы способны разговаривать на общем языке, работая с тростником. Пока арабы превращали тростник в бревна, индейцы вязали их и строили корабль.
Возникшая между ними дружба и взаимное уважение радовали Тура больше, чем что-либо еще во время пребывания в «Садах Эдема»[124]. Аймара не скрывали, что, по их мнению, «болотные арабы» гораздо способнее марроканских арабов, с которыми они работали на строительстве «Ра-II»[125].
«Тигрис» построили как катамаран. Средняя часть судна состояла из двух параллельных килей, каждый 3 метра диаметром.
Сельская жизнь. Тур Хейердал посещал индейцев аймара у озера Титикака в Андах. Эти индейцы были экспертами по тростниковым лодкам, и они помогли eму построить «Ра-II» и «Тигрис»
Они сужались к каждому концу, который строители завернул вверх и сделали нос и корму, оба высотой 7 метров.
Корабль викингов, на четыре тысячи лет старше самих викингов, был построен на стапелях Ноева ковчега.
Период строительства не отличался разнообразием. Однако за несколько дней до спуска «Тигриса» на воду Тур взял с собой кинематографистов и команду в Ур, на родину Авраама. Там находилась гигантская ступенчатая пирамида, или
Жертвенная кровь на корпусе не успела высохнуть, как Норма Бейкер, инженер-строитель из Нью-Йорка, был готов к спуск
Но тут крики стихли. Что же случилось? Судно встало, оно не пошло дальше. Тур и Норман опустились на колени и заглянули под него. Рельсы оказались слишком тонкими, они не выдержали и сломались. «Тигрис» сел на брюхо, как выброшенный на берег кит, он лежал головой в воде, а хвостом на берегу. Сбежались люда и попытались его подтолкнуть, но «Тигрис» был тяжелый, и им пришлось сдаться.
В тот же момент раздался новый раскат грома, начался дождь, и все поспешили домой. Но некоторые остались поговорить с Туром. У них было собственное понимание того, почему произошел сбой. Помимо овец, нужно было принести в жертву быка, поскольку корабль оказался слишком велик[127].
Люди работали до наступления ночи, но как спустить «Тигрис» нa воду, так и не придумали. Тур расстроился, был почти вне себя[128].
Только Юрий Сенкевич знал, что делать. Он участвовал в обоих плаваниях на «Ра» и стал членом экипажа и на этот раз. У одной из советских фирм, работавших неподалеку на строительстве, он попросил 25-тонный грузовик и двух шоферов. Между бампером грузовика и кормой «Тигриса» проложили тростниковые латы, и под проливным дождем и брызгами грязи грузовик столкнул судно в реку.
Через двенадцать дней, 23 ноября 1977 года, экипаж поставил пapyc. С легким попутным ветром «Тигрис» отошел от берега и направился вниз по реке. Медленно исчезла из виду гостиница в Эдемском саду. Журналисты, терпеливо ожидавшие этого момента, много раз спрашивали Тура Хейердала, не получая толкового ответа, и когда, наконец, тросы были убраны, они спросили его в последний раз: куда он держит путь?
Журналист Магнус Рустой и фотограф Рольф Огорд освещали экспедицию «Тигрис» для газеты «Афтенпостен». В конце окября они писали в своих отчетах: «Любопытство по поводу того, куда Тур Хейердал отправится на тростниковом судне "Тигрис", растет по мере того как продвигается строительство»[129]. После отбытия они прислали в редакцию на улицу Акерсгата следующее сообщение: «Цель этого рискованного путешествия неизвестна
международному экипажу в 10 человек. Только сам капитан, Тур Хейердал, имеет понятие о том, где тростниковый корабль собирается бросить якорь»[130].
Журналисты явно преувеличивали. Хотя Норман Бейкер
Нетерпеливый и самоуверенный Тур Хейердал уже привык отправляться в море сразу же, без пробных плаваний на своих доисторических судах. На «Кон-Тики» и «Ра» он отправлялся в путь сразу же, как только ставили парус и они отчаливали от берега «Тигрис» он также не собирался испытывать.
Дильмун
Первым этапом плавания «Тигриса» стал заход в Дильмун, вторую родину шумеров, как называл ее Тур Хейердал[132]. В шумерской мифологии Дильмун был таинственным островом, раем без болезней и смерти, местом, где боги создали человека по своему образу и подобию. Именно в Дильмун священный царь Гильгамеш отправился почти пять тысяч лет назад в поисках вечной жизни.
Тем не менее внимание Хейердала привлекла не мифология Дильмуна. Его интересовало значение этого места в международной морской торговле на заре цивилизации. Именно в Дильмун плавали шумеры за таким сырьем, как древесина и медь.
Где же находилось это легендарное место?
Мнения ученых разделились. Некоторые считали, что Дильмун — это остров Файла ка неподалеку от Кувейта. Другие утверждали, что Дильмун — это не остров, но место в глубине земли шумеров, а точнее — там, где встречаются Тигр и Евфрат, и, таким образом, Дильмун является предшественником библейского Эдемского сада.
Большинство, однако, считали, что Дильмун находился в Бахрейне, островном государстве Персидского залива, широко известном своей добычей нефти. Этим все были обязаны британско-датскому археологу Джеффри Бибби. В 1950-е гг. он возглавил несколько датских экспедиций в Бахрейн. Они раскопали под песком остатки древнего города, и Бибби был уверен, что он нашел Дильмун.
В 1969 году Джеффри Бибби выпустил книгу «В поисках Дильмуна». Она произвела впечатление на Тура Хейердала. Он взял зa основу открытия Бибби, поскольку и сам достаточно давно утверждал, что «мореплавание было основополагающим элементом человеческого общества еще с зарождения цивилизации»[133].
Бибби вырос в Великобритании и изучал археологию в Кембриджском университете. В 1949 году он женился на датчанке и получил место в Музее древней истории города Орхус — археологическом научном учреждении, связанном с местным университетом. Летом 1977 года, когда подготовка экспедиции на «Тигрисе» шла полным ходом, Хейердал навестил Бибби в Дании. За обильным столом с арабскими блюдами Тур изложил свои планы относительно готовящейся экспедиции[134]. Бибби слушал внимательно, вспоминая то, о чем он писал шестью годами ранее, в рецензии на книгу о «Ра» в «Нью-Йорк таймс».
Во время раскопок в Бахрейне Джеффри Бибби нашел верные доказательства того, что купцы из Дильмуна плавали с западного побережья Индии в Месопотамию, на такое же расстояние, как из Африки в Центральную Америку, и это происходило eще в 2500 году до н.э. Поскольку сам он был «сухопутной крысой Бибби исходил из того, что те плавания совершались вдоль берега, и дальше по этому поводу не размышлял. Но плавания на «Ра все-таки доказали, что примитивные транспортные средства чувствовали себя лучше в открытом море, чем у берегов.
Ученые считали, что люди не могли пересечь открытый океан до тех пор, пока не научились строить деревянные корабли. Но после экспедиции на «Ра» Бибби полагал, что это утверждение больше не является справедливым. Знания о том, как выглядели корабли, плававшие в Индийском океане в III тысячелетии до н.э. были, конечно, зачаточными. Но теперь Тур Хейердал продемонстрировал, что пришло время вернуться к этим проблемам исследовать их заново. Можно ли предполагать, что корабли купцов из Дильмуна были построены из тростника, который большом количестве растет почти повсеместно в Месопотамии Бибби так вдохновился этой мыслью, что в конце своей рецензии призвал Хейердала предпринять новое морское путешествие из Вавилона в долину Инда на судне, построенном из месопотамского тростника, в следующий раз, как он соберется в экспедицию[135].
Тур Хейердал признавал, что американский антрополог Герберт Спинден спровоцировал его на экспедицию «Кон-Тики»[136]. Подобную ответственность в отношении путешествий на «Ра» он приписывал археологу Джону Роуи, тоже из США[137]. Неужели Джеффри Бибби, первооткрыватель Дильмуна, посредством своей рецензии забросил семя, из которого выросла экспедиция на «Тигрисе»? Хейердал сам не комментировал этот вопрос, но нет никаких сомнений в том, что он в значительной мере воспользовался трудами Бибби.
Поделиться книгой: