- Как обстановка, товарищ полковник?
- Докладываю - кранты, - военком выразился коротко, но по сути. – Семь попыток прорыва из оцепления, трое гражданских ранены, один убит. По личному составу – восемнадцать человек в карантине, девять в госпитале. Шестеро дезертиров.
- Думаете, сумели выбраться за кордоны?
Военком покачал седеющей головой:
- Не могу знать. Кто ушел ночью, кто сидит по дачам или попрятался по заброшкам. Пусть сидят, крысы – не до них пока.
Хмурый Патрушев утвердительно хмыкнул – дела обстояли ещё хуже, чем представлялось полковнику.
Начальник СЭС с чадами и домочадцами заперся в коттедже на Володарского, выпустил во двор собак и отказался выходить наружу. Начальника горздрава хватил инфаркт. Главврач горбольницы тоже не объявился, прислал зама – тощего, сутулого врача, не снимающего защитной маски. Патрушеву он не понравился с первого взгляда.
- Не работают, - буркнул врач вместо «здравствуйте». – Вы в курсе, что антибиотики первого ряда не работают? Нет, не слышали? Поздравляю. В городе действует биологическое оружие, неизвестный штамм чумы, а в городской администрации знать ничего не знают. Мэр наверняка уже сбежал?
- Семен Семенович нездоров, - отрезал Патрушев. – А вас прошу выбирать выражения. Доложите, что происходит в больнице.
- Эпидемия, знаете ли, происходит, товарищ начальник. Чума, септическая форма, каждый второй при смерти, в реанимации мест нет, не хватает крови, плазмы, лекарств, санитаров, постельного белья, коек. Что прикажете делать?
- Подавать докладную, представить список необходимого. Будем решать вопрос.
- Как решать?! - визгливо выкрикнул врач. – Закажете из Москвы ИВЛ и аппараты для плазмофореза? Обеспечите лекарствами триста больных? Хотя бы дезкамеры нам поставите, людей дадите?
- Людей дам, - твердо ответил Патрушев. – Койки дам, одеяла, постельное, - правда товарищ военком? Видите – правда. По лекарствам – пишите список, обойдем аптеки и склады, пошлем запрос на штаб ЧС. Дезкамер портативных в городе нет, дам запрос за оцепление. С продуктами у вас как? Ясно.
Придерживая щекой трубку, Патрушев набрал номер.
- Кондрат Егорыч, заседание началось. Нет, ждать не можем. Чем вы нас порадуете? Хоть что-то хорошее. С горбольницей свяжитесь пожалуйста. Благодарю, так держать. …Вот видите, товарищ доктор, с продуктами тоже все хорошо – у города двухнедельный запас. И это без супермаркетов и рыночных складов. С голоду не помрем!
Грохнула дверь. Красный и злой полковник Яремко, начальник горотдела полиции, ввалился, ни с кем не поздоровавшись. Стул под ним жалобно пискнул.
- Грабят, сволочи! «Золото Крыма» обнесли подчистую, винный вскрыли, по квартирам пошли. Больных на улицах обирают и не боятся ничерта.
- А полиция куда смотрит? Старух на рынке трясет или бомжей гоняет? – рявкнул Патрушев.
- Взятки берет и девиц крышует, пока армия за ней дерьмо разгребает, - встрял военком. – Совести потому что нет.
- У тебя совести нет, мужик, - огрызнулся Яремко. – Кому солдатики дачу строили и цемент воровали? А кто сейчас улицы держит?! Одни старики в поле. Нас как учили – не за деньги служишь, не за звездочки на погонах. Каждый день поднимаешься, пистолет в кобуру – и идешь бороться со злом, жизни не жалея. Мы у шлюх никогда не брали, убийц, насильников никогда не отпускали, а эти... Молодые пришли бабло лопатой грести, жареный петух клюнул, половина состава на службу не явилась. Телефон с утра оборвал сегодня, казакам звонил, помощи просил, ополченцам нашим.
- И много ли помощи вы получили от наших ряженых казачков? – ехидно спросил врач.
- Встали и пошли, помолясь, как батюшка-атаман приказал, - констатировал Яремко. – Патрулируют центр, магазины, склады проверяют – и то хлеб.
Сонная осенняя муха медленно ползла по столу. Вид её зеленого жирного тельца навевал тошноту. Хотелось пить. Патрушев снова снял трубку.
- Анечка, детка, сделай-ка нам три чая и один двойной кофе. И печенья, конфеток, знаешь, как полагается – разговор предстоит долгий.
- Вопросов много, - насупился военком. – Как дыры в гнилой шинели – одну зашьешь, а она назад расползается. Насчет биологического оружия – удалось что-то узнать? Какая сволочь нам заразу подбросила?
- Чекисты руками разводят, - признался Яремко. – Никаких сведений, никаких диверсантов, пробы воды чистые, пробы воздуха чистые. А люди мрут как мухи.
- Ещё не мрут, - хмуро возразил врач. – Вот когда в семидесятитысячном городе сляжет каждый десятый, тогда и до трупов на улицах дело дойдет и до братских могил.
- Или люди напролом ломанутся сквозь оцепление, - продолжил военком. – А тогда уже баш на баш – поднимется рука у солдата стрелять в гражданских или его сметут к чертовой матери. Все жить хотят, у всех семьи, дети, родители. Вот вы своих вывезли?
Полковник опустил глаза. Патрушев промолчал – сыновья уже год как жили в Москве. Врач разозлился:
- Да как вы смеете! Моя жена в роддоме безвылазно. Закрыла здание, всех поступающих в обсервацию и держится, как на войне. Звонила – там все здоровы, уберегла. А ваша семья где, товарищ?
- У вас, – сказал военком. – Дочь и внук.
Неловкое молчание повисло над столом. Стало слышно, как похрипывают стрелки часов, дурит за окнами ветер, тяжело и неровно дышит немолодой уже врач. Беда не выбирает – куда прийти, кого забрать.
- Есть сведения, - как ни в чем ни бывало продолжил военком, - что в Керчи скоро высадится спецназ и пойдет к нам. Город возьмут в кольцо, всех выходящих станут отстреливать. И так сорок дней, пока не кончится карантин. Мы покойники, дорогие товарищи, скорее всего все мы уже мертвы.
«Quaranta! Quaranta!» прозвучало в голове у Патрышева. Бледные генуэзцы бросают лавки, дома, имущество, толпясь, садятся на корабли и отплывают на родину. Везут в трюмах черную смерть, беспристрастную и беспощадную. Сорока дней дороги хватит, чтобы в рай отправились все, кому на роду суждено скончаться вдали от отчих могил.
- Отставить панику! – повысил голос Яремко. – Мой отец здесь войну пережил, партизанил в Старом Крыму. Улицами тогда фашисты народ расстреливали, дома жгли. А наши стояли – и выстояли. И сейчас выстоим. Двадцать первый век, мать его, не инквизиция сраная. Пришлют нам лекарства и докторов пришлют. Нечего тут демагогию разводить!
- Анечка, детка, поторопись, во рту совсем пересохло!
Плюнув на приличия, Патрушев вышел из кабинета, ему смертельно хотелось пить. Бог с ним чаем, простой воды, свежей, холодной, чистой – и прихлебывать её, задыхаясь, пока не погаснет огонь... Аня? Анечка?! Анна Петровна!!!
Секретарша сидела на полу в коридоре, непристойно раскорячив длинные ноги. Огромные, умело подведенные глаза, смотрели тупо, как у больного животного. На восхитительно белой шее выступил черный бубон.
Часы в кабинете начали бить – один, два, три…
Глава 10. Город
Царица грозная, Чума
Теперь идет на нас сама
И льстится жатвою богатой;
И к нам в окошко день и ночь
Стучит могильною лопатой....
Что делать нам? И чем помочь?
Стильно одетый, ещё молодой мужчина декламировал Пушкина, взобравшись на крышу гаража. Великолепный, чеканный баритон заполнял дворы, отражался от бетонных стен и закрытых окон, перекрывал разбушевавшиеся сирены сигнализации. Леша знал человека – Шлыков, лучший режиссер города, блестящий постановщик, крутой дядька. Только за последний год к нему в студию из других групп сбежала половина мальчишек-актеров. Шлыков выводил их на сцену, учил играть – пылко, искренне, честно. А теперь словно сумасшедшая кукла, неуклюже прыгал по гаражу. Клетчатый пиджак на груди режиссера был заляпан какой-то дрянью. Леша не стал вглядываться – спешил. Да и сумерки потихоньку сгущались.
…Проходить через каменные кишки в одиночку оказалось ещё неприятнее, чем с семьёй. Пару раз Лешке казалось, что он не выберется и останется в катакомбах навсегда, но упрямство раз за разом поднимало его с колен, заставляя искать выхода. Ничему в жизни он так не радовался, как пыльным лучам солнца в бетонной дыре старого бункера.
По залитому нечистотами полу, жалобно блея, бродила коза. Глупое животное провалилось в пролом, пояснил носатый пастух, загораживая свет здоровенной окладистой бородой. Вниз полетела веревка, Лешке пришлось попотеть, прежде чем он обвязал упирающуюся скотину вокруг брюха, и поддерживая за задние ноги, помог поднять на твердую землю. В благодарность пастух вытащил и его. Потом угостил яблоком – сочным гольденом, словно сияющим изнутри. Сейчас Лешка проглотил бы любую еду, но не следовало спешить. Возле Доковой башни бил родничок, удалось и отмыть руки и умыться, и вымыть подарок. Лешка куснул – и поразился ароматной, душистой сладости, наполнившей рот. В жизни вкусней не пробовал!
Добраться до дома удалось без особых проблем – вечерний город оказался почти пустым, только от Адмиральского до вокзала бродили казачьи патрули, да у единственной открытой аптеки змеилась длинная очередь. Бородатый хорунжий узнал Лешку, приветственно махнул рукой, но подходить не стал – мало ли за каким делом отец сына из дома выслал. Больной по дороге встретился только один – молодой парень в одной рубашке валялся прямо на асфальте у «Нового света», скреб руками, безуспешно пытаясь встать. Редкие прохожие опасливо огибали беднягу.
В квартире ждал сюрприз. Видимо мама забыла запереть дверь – или замок взломали. Шкафы нараспашку, вещи на полу, книги сброшены – не иначе, искали ценное. Разбили старенький ноутбук, переколотили посуду, уронили шкафчик в ванной, ткнули ножом в картину. Стошнили на пол – омерзительный кислый запах заполнил кухню. Честно сказать, Лешка надеялся пожрать, помыться, переодеться в чистое, отоспаться и только потом уже начинать думать дальше, но оставаться в опоганенном жилье ему сразу же расхотелось. По счастью грабители не тронули Лешкину комнату, трехметровый закуток, переделанный из кладовки, а под матрацем всегда хранились чипсы или сухарики, подальше от сурового Светозара.
Привести себя в порядок все-таки стоило. Вздрагивая от отвращения, Лешка сбросил грязное в ванной прямо на пол – хуже уже не будет. Наскоро ополоснулся холодной водой – ждать, пока бойлер нагреется, не хотелось, вытерся, переоделся в старые, но любимые джинсы. Раскрыл окна, чтобы не так смердело, набил рот чипсами и включил телефон. Восемь пропущенных от мамы, смски – гневные и встревоженные. «Мама, я уже в городе, как смогу позвоню». Телефонная книжка, группа «Школа».
Валеркин номер не отвечал – три звонка, смс, ноль эффекта. Ленивый Бойченко тоже не откликнулся на звонок. И отличница Таня Бокова не ответила. Вот!
- Андрюха, привет! Алло? А Андрея можно? Одноклассник! В больнице и пока не звонить? Извините…
У Кости трубку взяла не бабушка, а мама. Судя по голосу – пьяная вдребезги. Объяснить, где сын и что с ним она не смогла.
Оставалось два номера. Яна? Лешка выбрал знакомый номер, нажал и тут же сбросил звонок – вдруг никто не ответит.
- Ромка? Да, это я. У меня квартиру ограбили. Сволочи. Не знаю, кто. Слушай, можно к тебе переночевать сегодня? Дело есть. Брат не разрешает? Ты совсем чокнулся? Здоровый я, совсем здоровый и никакой заразы не трогал. Запретил? А где предки? Так ты один сидишь. Надо, серьёзно тебе говорю. По телефону совсем не могу. Хорошо. Да. Ты настоящий друг! Через полчаса буду. Интернет у тебя пашет? Совсем хорошо! Покеда!
До пятиэтажки, где жил Бабаджи – минут десять, в горку по улице. Скандальные псы, охранявшие территорию интерната, куда-то попрятались, к вящему облегчению Лешки – он побаивался наглой и агрессивной своры. Зато появились алкаши – шумные и крикливые они шныряли по дворам по двое-трое, переругивались, смеялись, волокли какие-то узлы и тюки. К счастью, их одинокий парнишка не интересовал.
Подле угловой булочной затихала драка – полицейские крутили руки пьяненьким мародерам, заталкивали поодиночке в «бобик». Рядом плакала избитая продавщица в порванном платье. Окна в винном магазинчике кто-то выбил, товар под шумок вынесли. Из овощного ларька прямо в грязь выкатились рыжие, крупные апельсины – подобрать бы один, почистить и слопать! Воровато оглянувшись, Лешка взял два и рассовал по карманам куртки.
До подъезда оставалась пара шагов, когда раздался первый выстрел, за ним второй. Звон стекла, витиеватый мат, чей-то истошный визг. И голос Ромки – басовитый и ломкий.
- Уходите! Уходите отсюда, оставьте людей в покое!
Лешка недаром просиживал штаны в студии. Не задумываясь, он крикнул в полуоткрытую дверь подъезда:
- Держи их на мушке, брат! Полиция сейчас будет, я вызвал! Машина уже во дворе!
Прыжок через перила – и затаиться… Двое громил, бранясь, выбежали из подъезда и без оглядки ломанулись вниз, по дворовой лестнице. Осторожный Лешка выждал, пока шаги затихнут вдали, и только потом поднялся на четвертый этаж, под пристальными взглядами перепуганных соседей – по ходу сюда тоже заявлялись грабители.
С пистолетом в руках Ромка выглядел совсем взрослым.
- Ну ты крутой, супергерой прямо! Откуда пушку взял?
- Брат оставил и правильно сделал. Постой у порога, Дорош! Я сейчас.
Ботинки – на тряпку с хлоркой, потом в душ, поменять всю одежду и прополоскать рот. Маску оба, слегка подумав, отвергли. Щедрый Ромка достал банку тушенки, разогрел в духовке черствый хлеб, налил Лешке крепкого сладкого чая и только потом начал расспрашивать.
Историю о страшной старухе-чуме, зараженном городе и призраке римского солдата друг выслушал куда спокойней, чем опасался Лешка. Ни насмешек, ни недоверия.
- Мне Яна звонила сегодня утром, - пояснил Ромка. – Она тоже видела тетку в красном платье, которая танцевала во дворе и заразила чумой какого-то чувака. Рассказывала, страшно было так, что всю ночь уснуть не могла.
Яна? Ромке? Ревность царапнула по сердцу ржавым крючком, но Леша не дал ей воли. Не до девчонок сейчас.
- Что будем делать? В полицию позвоним и расскажем?
- И к нам «скорую» вызовут, решат, что мы тоже чумные и бредим. Не тупи, Дорош!
- Предложи сам, раз такой умный! – обиделся Лешка.
- Не кипеши! Я брату позвоню, он поумней нас обоих. И в армии служит. Выстрелит в эту чуму из гранатомета – пуффф! И никакой чумы не останется, по стенкам размажет.
- Пуффф! – Лешка расхохотался, поперхнулся чаем, закашлялся и снова захохотал.
Отсмеявшись, Ромка достал мобильный.
- Привет, Илюха! Да все хорошо! Сижу дома, жру тушняк, играю в танки. Заходили тут двое ценности реквизировать – пуганул так, что обосрались! И если ещё сунутся – тоже стрелять буду! Да, я здоров! Нет температуры, все хорошо! У меня дело важное… Попозже? Какая капельница? Ты где, Илюха?! Алло! Алло!!!
Положив в карман жалобно гудящий телефон, Ромка неумело выругался и ударил кулаком по столешнице.
- Илюха в госпитале лежит.
- Что с ним?
- Не знаю, - выдохнул Ромка. – Не колется. Может заболел, а может и подстрелили – он в оцеплении был. Я с ним просился – не взял.
- Беда, - посочувствовал Лешка. – Подожди переживать, брат у тебя сильный – поправится. Выйдет из больницы и всем наваляет!
Ромка молча отвернулся к стене. Не глядя на друга, Лешка прибрал со стола и вымыл посуду. Помочь тут и вправду не поможешь. И хорошо если Илья действительно ранен, а не схватил заразу… зачем я себя обманываю. Старший Бабаджи был в кошмаре, который показывал римский воин, его труп сбрасывали в могилу, и тело Ромки тоже упало вниз. И Яна...
- Хватит киснуть. Пока мы тут сидим, чума по городу гуляет, как у себя дома. Хочешь стать следующим?
Ромка непонимающе посмотрел на друга. Лешка заметался по кухне
- Думаешь «что я могу»? Да ты в бандитов стрелял, чтобы людей защитить! Ты смелый!
- Я про Витю Коробкова вспомнил. Ему ведь лет было сколько нам с тобой, когда он пошел с фашистами воевать.
- Он погиб, - добавил Лешка.
- Скорее всего мы тоже умрем, - тихо сказал Ромка. – Но по крайней мере не сдохнем как крысы.
- Черта с два! Помирать он собрался. Я ещё в Москве не был. И в кино не снимался в главной роли. И не…
Оба мальчика покраснели. Ромка опомнился первым.
- Ты знаешь, где искать чуму в городе? А как её можно убить, уничтожить совсем?
- Понятия не имею. Айда в интернет! И наших заодно спросим.
К полуночи они знали о чуме все, что смогли найти и понять. Про Юстинианову чуму в Царьграде, про то, как генуэзцы привезли болезнь в Европу прямо из Феодосии, про лондонскую эпидемию, про вакцину Хавкина, про чумных докторов и их клювастые маски. Про злобную бактерию иерсиния пестис, про глупого врача, который таскал чуму на своих плечах и про святого, который остановил мор, построив церковь в городе за один день. И про то, что город Феодосия в карантине, выезд и выход за территорию запрещены до особого распоряжения, нарушителей наказывают по всей строгости военного времени.