Мой дорогой Густав. Пьеса в двух действиях с эпилогом

Густав встаёт и начинает ходить по гостиной. Видно, что он напряжённо думает. Останавливается у пустой стены и смотрит на неё. Потом ко всем поворачивается.

ГУСТАВ (отрывисто, жестикулируя). Думаю, так. Изящная женская фигура сидит в кресле. Свободного пространства над ней и под ней нет. Фигура занимает всю вертикаль картины. Бледная, почти бело-голубая кожа. Она держит сцепленные в динамическом изгибе руки перед грудью и смотрит прямо перед собой. Этим я достигну усиления визуального воздействия. Поверх платья наброшена шаль. В основном будут преобладать золотые тона. На шее будет колье. Натуралистично я хочу изобразить только лицо, плечи и руки. Интерьер с мебелью будет лишь обозначен. Это, конечно, предварительный вариант.

Густав устало садится в кресло.

АДЕЛЬ. А что, мне нравится.

ФРИЦ. А кресло? Вы сказали, что Адель будет сидеть в кресле?

ГУСТАВ. А кресло… Оно будет золотым.

ФЕРДИНАНД. Опять золото. Вы прямо без него не можете.

ГУСТАВ. Вот увидите, будет очень красиво.

ФЕРДИНАНД. И ещё, господин Климт. Вот эти ваши портреты женщин. Например, портрет Сони Книпс. У вас на портрете она какая-то несчастная, разочарованная, грустная, и даже кажется больной. В общем, на лице очень много эмоций.

ГУСТАВ. Да, я рисовал её без прикрас.

ФРИЦ. У вас на многих портретах женщины кажутся нервными и страдающими. Вы хотели на этих портретах изобразить, так сказать, упадок эпохи (обращается ко всем, улыбается) или женщины и вправду были нездоровы?

ГУСТАВ. Я понимаю, что чувства сейчас не в цене, но я хочу показать эмоции, душевный настрой, характер. Многие из моих героинь действительно страдали депрессией. Болезнью цивилизации. Всё меняется слишком быстро, а мои героини — утончённые, образованные, культурные дамы. То есть по своей природе гораздо более чувствительные и восприимчивые к жизненным неурядицам. Да, я нарисовал их болезненными, но в то же время соблазнительными и прекрасными. Я думаю, что это новые жительницы Вены. Одновременно порочные и прелестные, очаровательные и грешные.

АДЕЛЬ. А им самим их портреты нравились?

ГУСТАВ. Все дамы, которых я рисовал, не казались мне счастливыми. Многие мои клиентки поначалу не приходили в восторг от своих портретов. Но со временем они им начинали нравиться.

ФЕРДИНАНД. Только не перегните палку с чувствами. Например, мокрые от слёз глаза изображать не надо. У моей супруги, например, бородавка на подбородке. Это не надо рисовать. И вообще — добавьте больше розового тона, красные губы, ну вы понимаете.

ФРИЦ. Абсолютно согласен. Вы же не найдёте на картинах Викторианской эпохи страшных женщин или лысых мужчин. Все прямо красавчики.

ФЕРДИНАНД. Портреты, в конце концов, создают не для самих себя, а для портретной галереи, фамильного замка, виллы, где их будут видеть много людей.

ГУСТАВ. Хорошо, я постараюсь учесть ваши пожелания. Вы же заказчик.

АДЕЛЬ. А скажите, господин Климт. Почему вы совсем не рисуете пейзажи? Это же так красиво.

ГУСТАВ. У меня на это совершенно нет времени. Видите ли, для пейзажей нужен досуг, чтобы выезжать на природу. Нужно полностью отключиться, успокоиться, слиться с природой, почувствовать её сердцебиение. Иначе достоверно не передать. А потом меня не воспринимают как пейзажиста. У меня на первом плане всегда аллегории и портреты. Хотя, впрочем, у меня есть несколько пейзажей. Например, «Тихий пруд», «Земля в лесу», «В глубине леса». Но это так, баловство.

ФРИЦ. Сейчас много говорят, что фотография убьёт живопись. Какой смысл в трудоёмком акте творения картины, когда можно запечатлеть любой образ за секунду. Какое у вас мнение на этот счёт?

ГУСТАВ. Да, фотография — это чудесное изобретение нашего века. Тем не менее картины дорого продаются и после изобретения фотографии. Интерес к живописи не угасает. Посмотрите очередь посетителей в Лувр или Национальную галерею. Сколько людей каждый год приходят посмотреть на «Мону Лизу», что означает, кстати, «моя леди Лиза». Сама картина небольшая и нарисована на деревянной панели, а не на холсте. Она даже непродолжительное время висела в спальне Наполеона Бонапарта. Так она ему нравилась. Вы можете себе представить очередь из людей, которые хотели бы взглянуть на фотографию Моны Лизы? Я нет.

ФРИЦ. То есть никакой угрозы?

ГУСТАВ. Конечно, фотографы стали ловить рыбку на нашей территории. Но у художника есть преимущества. Это размер и цвет. Кроме того, фотография фиксирует момент из жизни, а мы, художники, можем создать фантазию, аллегорию, играть с освещением, придать картине смысл, идею. Фотография этого сделать не может. Я думаю, что фотография не представляет большой угрозы для художников, а, скорее, даже является вспомогательным средством.

ФРИЦ. Это как?

ГУСТАВ. Ну смотрите. Можно ведь сфотографировать пейзаж или человека. А уже в студии продолжить работу над картиной, используя эти фотографии. А автопортрет? Очень удобно. Сфотографировали тебя, и пиши с этой фотографии свой автопортрет. Не надо постоянно смотреть на себя в зеркало, как раньше.

АДЕЛЬ. Я думаю, господа, что взаимоотношения фотографии и живописи сложны, увлекательны и переменчивы, но никогда не перерастут в открытое противостояние.

ФРИЦ (нежно глядя на Адель). Как вы это правильно сказали.

ФЕРДИНАНД (встаёт и обращается к Густаву). Ну что же, скажу честно, нам нравятся ваши картины, господин Климт. Они необычны, оригинальны и всегда производят впечатление. Надеюсь, вы довольны моим заказом

Все остальные тоже встают.

ГУСТАВ. Для художника нет более жалкого положения, чем создание картины для заказчика, который не понимает его искусства. Подобное мне абсолютно не подходит. Я хочу работать с заказчиком, который верит в моё творчество и даёт мне полную свободу в воплощении замысла. Однажды я предложил свою картину одному богатому аристократу. Он мне сказал, что картина ему нравится, но он не уверен, что она придётся по вкусу его жене и подойдёт ли она к убранству его дома.

ФРИЦ. И что вы ему ответили?

ГУСТАВ. Меняйте жену и обстановку в доме, а картину оставьте себе. Она будет главное ваше достояние.

Все смеются.

ФЕРДИНАНД. Ну, у нас другая ситуация. Мы с супругой любим ваши картины, и обстановка в доме для них очень даже подходящая. Портрет Адель мы повесим в гостиной нашего венского дома.

ФРИЦ. Замечательно, когда внутренняя заинтересованность приводит к самым большим успехам, особенно когда она сочетается с большим вознаграждением.

ФЕРДИНАНД. Итак, мой дорогой Густав. Приступайте к работе немедленно. Вы понимаете, что под словом «дорогой» я подразумеваю не то, что вы мне так уж близки и дороги, как родной человек, а то что вы мне слишком дорого обходитесь в финансовом плане. Открывайте шампанское, Фриц, это событие надо отметить.

Фриц открывает шампанское и разливает его по бокалам. Все довольны и улыбаются.

И ещё, Густав. Вам было бы неплохо скорейшим образом посетить портного и заказать себе новый костюм. Некоторые клиенты крайне щепетильны в отношении одежды.

ФРИЦ. А какая книга у вас торчит из кармана? Я теряюсь в догадках.

Густав достаёт книгу и передаёт её Фрицу.

ГУСТАВ. Это «Фауст» Гёте. Я часто ношу её с собой и ещё чаще перечитываю.

Играет мелодия «Венского вальса» Штрауса. Гаснет свет. Занавес. Конец 1-го действия.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Сцена 1

Мастерская Климта, в которой царит полный беспорядок. На полу разбросаны рисунки художника. Такие же рисунки висят на верёвках, закреплённые защепками. Климт одет в льняную робу до пят цвета индиго. Он неопрятен, небрит, босоног. На кушетке в центре мастерской лежит голая натурщица, тело которой чуть прикрывает небольшая туника. Климт стоит за мольбертом и пишет натурщицу. На заднем фоне в середине мастерской ширма. Слева стоит красивое кресло. За ним большой шкаф с книгами. Перед кушеткой небольшой столик.

Входит Адель. В её руках корзина с продуктами. Она одета очень элегантно.

АДЕЛЬ (обращается к Густаву). Я, кажется, не вовремя.

ГУСТАВ. Нет, нет. Проходи. Мы уже закончили. Ты свободна, Мишель.

Натурщица быстро поднимается, смотрит с интересом на Адель, накидывает тунику и исчезает за ширмой.

АДЕЛЬ (оглядываясь по сторонам). Я впервые у тебя в гостях, до сих пор в гости приходил ко мне ты. У тебя очень скромная и простенькая мастерская. Ничего лишнего. Больше похожа на лавку старьёвщика. Не соответствует твоему статусу художника.

ГУСТАВ. Скромный образ жизни — богатый образ мыслей.

АДЕЛЬ. И какая грязь, беспорядок, крошки, жуткий запах. Мне кажется, пахнет кошками.

ГУСТАВ. Так и есть. Я ничего не могу поделать с окружающим хаосом, но я могу привести в порядок кусок холста, который станет картиной.

АДЕЛЬ. Кошки, почему у тебя живут кошки?

ГУСТАВ. Они тихие, с вкрадчивыми повадками, лживые, коварные, и всё же очень милые. Особенно, если им что-то надо от хозяина, поесть или погладить. Таинственные, тихие, но дикие, когда царапаются. В общем, как женщины.

АДЕЛЬ. Но они порвут и помнут твои эскизы и наброски. И потом — от них пахнет.

ГУСТАВ. Не беда, нарисую ещё. Кошки — мои критики, они мочатся на рисунки, которые считают дурными. Естественный отбор. Я не дорожу своими рисунками, часто раздариваю, выбрасываю как что-то незначительное.

АДЕЛЬ. Где же ты берёшь своих кошек?

ГУСТАВ. Подбираю по дороге в мастерскую или на свалках.

Адель ходит по мастерской, нагибается и берёт несколько эскизов с пола. Внимательно их разглядывает.

АДЕЛЬ. Прекрасно, замечательно.

ГУСТАВ. Скорее ошеломляюще. Прекрасно — это для классических художников. Не для меня. Я хочу совершить революцию в мире искусства.

АДЕЛЬ. Я принесла тебе поесть.

ГУСТАВ. Как кстати. Я голоден как волк.

Они садятся на кушетку. Густав сам достаёт из корзины хлеб с ветчиной и начинает жадно есть. Делает это он очень некрасиво. Чавкает, слюни текут. Адель осуждающе смотрит на него, качает головой.

АДЕЛЬ (продолжая разглядывать его рисунок). У тебя есть свой стиль в живописи. Люди когда-нибудь скажут: «Посмотрите — это Климт. Его ни с кем не спутаешь».

ГУСТАВ (продолжая есть). Угу.

Наконец он доедает булку и вытирает рот рукавом, а руки об одежду.

Пора приниматься за работу. Сегодня первый день написания картины.

Они оба встают с кушетки.

АДЕЛЬ (игриво). Может, я буду позировать стоя? Как Венера Милосская. Левое плечо вверх, правое вниз.