— Ты ее знаешь? — нахмурился Антон.
— Я встретился с ней в первом же своем бою шесть лет назад. Узнал только по бронеходу, так-то я даже не знал, что пилот — женщина. В общем, еще тогда, когда я был зеленым новичком, она уже была командиром звена в четыре машины, неудивительно, что вам пришлось туго.
— Она крута?
— Просто грамотная и опытная. Будь она крутой — я бы ее знал.
— И чем закончилась та встреча? — спросила Дани.
Я чуть помолчал, борясь с нахлынувшими кошмарными воспоминаниями.
— Я тогда лишился своего ведущего и получил свои первые ожоги… Мы завалили двоих, но бой был неравный изначально. Ведущий взорвался, а мой бронеход вспыхнул, как свеча…
— Получается, за тобой должок?
— Да, — мрачно подтвердил я, — за мной должок.
11. Файлы Джиндоша: «Закон о сохранении» и его влияние на историю бронеходов
Прежде, чем углубляться в историю бронеходов, стоит сказать несколько слов о том, что не имеет никакого отношения к собственно бронеходам, но сильно на них повлияло.
Речь о «Законе о сохранении и процветании человечеста», известном также по именам его инициаторов и составителей, Норихиро Оноды, Михаэля Плахова и Густава Лундгрена, который, можно сказать, является фундаментальным законом Эры Водолея.
Залогом успеха и процветания любого вида является максимально возможное видовое разнообразие, это вам скажет любой биолог. В случае с видом, который построил техногенную цивилизацию и создал оружие массового поражения, личное разнообразие уже не играет роли, на первое место выступает разнообразие социумов и популяций. Потому для выживания человечества в масштабах галактики, с учетом вероятного наличия «чужих», необходимо обеспечить максимальное разнообразие моделей социума.
Второй фактор — войны. Война двух сверхдержав — это также война и их сателлитов. Если «вторая земная война» унесла жизни более шестидесяти миллионов жизней, то война двух доминионов, насчитывающих десятки планет по много миллиардов жителей на каждой, заберет уже даже не сотни миллионов, там счет пойдет на миллиарды.
Постойте, скажет читатель, но ведь настолько больших доминионов нет и по сей день? Конечно, нет, и все благодаря закону «ОПЛ».
На заре экспансии пять крупнейших сторон подписали закон, который сделал Млечный Путь таким, какой он есть сегодня и каким, вероятно, он будет много поколений спустя.
Закон этот содержит несколько основных принципов.
Первый из них гласит, что ни одна сторона никогда и никак не будет ограничивать частную инициативу в экспансии и освоении вселенной. Иными словами, это сделало возможными частные колонизационные экспедиции и основание независимых колоний.
В самом деле, империи всегда — ВСЕГДА! — распадаются, потому что колонии, развиваясь, стремятся к независимости. Этот процесс чаще всего сопровождается кровопролитием, ведь империи умирать не хотят. И поэтому более конструктивно просто не создавать империй, а сразу оставить колонии независимыми.
Второй принцип ограничил возможности колонизации космоса «суверенных государств»: основывать колонии можно, но там куча сложностей и ограничений, включающих временные лимиты: максимум одна колония раз в сто лет.
Третий принцип провозгласил статус вольных планет для любой колонии, основанной частными лицами, и разделил все населенные людьми планеты на «суверенные» и «вольные».
Суверенная планета — планета, на которой находится одно или несколько суверенных государств космического масштаба, тут все понятно.
В противовес им «вольная планета» — ничейная территория, на которую не имеет права претендовать ни одно суверенное государство. Население такой планеты вольно жить как ему будет угодно, не считаясь ни с кем за пределами этой самой планеты. Данная норма обеспечена тем, что суверенные государства не могут вступать с вольными планетами ни в какие политические отношения, поскольку ни одна структура или институт вольной планеты не имеет прав суверенного космического государства, любые их государственные структуры имеют статус «локальных квазигосударств». Также суверенная держава не может иметь на вольной планете базы и гарнизоны, а вторжение разрешено только в очень малом количестве случаев. Также провозглашен «договор о нераспространении космических технологий», то есть вольная планета не может ни у кого купить космический корабль.
Взамен за свою свободу жители вольных планет обязаны соблюдать принцип невмешательства в галактические дела, а также имеют так называемый «долг гостеприимства», то есть не вправе отказать в помощи беженцам из любого другого места. Ну и декларация прав человека также никем не отменялась.
Фактическую силу закона Оноды-Плахова-Лундгрена обеспечили сами подписанты. Всякая империя и всякий доминион всегда пытается расползаться и увеличивать свое влияние, попутно ограничивая влияние соседних доминионов, это естественно. Все доминионы Млечного Пути превратились в церберов, неусыпно следящих за тем, чтобы оппоненты не расширялись поперек ОПЛ-закона.
Такое положение дел привело к появлению невероятного разнообразия суверенных государств, от феодальных до демократических и от монархий до религиозных держав. Каждый колонист, покидая Землю, на которой его что-то не устраивало, обладал правом занять любую открытую планету и там построить общество по своему разумению. Поскольку среди улетевших были и религиозные секты, и полулегальные кланы — сообщество Млечного Пути стало на редкость пестрым и разнообразным.
В точности, как того и желали Онода, Плахов и Лундгрен.
Вольная планета может получить статус суверенной, если существующее на ней государство или государства выполнит ряд требований, довольно сложных, включая определенный уровень развития и определенное число жителей, не менее миллиарда обычно. Второй способ — если планета сумеет создать собственную космическую программу и построит свои собственные звездолеты, что еще сложнее.
Тем не менее, время шло, многие колонии приходили в упадок и погибали, многие существуют более-менее стабильно. И многие рано или поздно добивались статуса космической суверенной державы. Из тех, которые еще не добились, большинство состоит из более чем одной страны: ну, все то же стремление независимости, от него никуда не деться, как и от принадлежности к роду человеческому.
Ну а где разные государства — там и войны. Любое государство, космическое или локальное, нуждается в оружии как минимум для защиты от соседей, а локальное на малоразвитой планете — также и от пиратов. Собственная адекватная оружейная промышленность — штука порой посложнее даже космической программы, потому почти все вольные планеты и большинство менее развитых суверенных планет вооружены импортным оружием. Торговать-то никто не запрещал, в отличие от политических взаимоотношений.
И вот мы подошли вплотную к теме истории бронеходов.
Оружие требуется всем, но у большинства покупателей денег не фонтан. Тут еще надо учесть, что мало купить оружие — его нужно еще доставить. То есть, к стоимости собственно оружия прибавляется стоимость доставки с поверхности планеты на космический корабль при помощи шаттлов, стоимость транспортировки на десятки световых лет и стоимость выгрузки на планету теми же шаттлами. Как итог — стоимость оружия вырастает значительно, причем дешевое — часто в два-три раза. Ну просто потому, что капитану звездолета все равно, сколько стоит одна тонна доставляемого груза, плата за доставку фиксированная и зависит только от веса и габаритов. И чем дешевле стоит оружие — тем менее выгодно его везти.
И вот из этих предпосылок следует совершенно закономерный вывод: развивающейся планете выгодней всего купить не танки, не бронемашины, не вертолеты и не турболеты, а бронеходы. Во-первых, бронеход способен выполнять максимально широкий спектр задач и бороться с любым противником, при наличии соответствующего дополнительного вооружения и оснащения. Во-вторых, именно в обороне бронеходы особенно сильно превосходят все остальные войска. В-третьих, пираты, которые специализируются на грабеже молодых колоний, сами тоже предпочитают использовать бронеходы из-за высокого соотношения эффективности к весу, а лучшее средство против бронехода — свой бронеход. То есть, вместо нескольких типов техники, каждый из которых может решать ограниченный круг задач, можно купить только бронеходы, способные решать почти все задачи, и чувствовать себя готовым к защите. Вместо покупки нового типа оружия, например, противовоздушных ракетных комплексов, можно просто докупить для своих бронеходов соответствующее вооружение, например, наплечную пусковую установку. Само собой, что пусковая установка с ракетой, пригодная к использованию бронеходом, стоит намного-намного меньше, чем та же установка, смонтированная на бронемашине, потому что не надо эту бронемашину покупать. А с учетом доставки так и вовсе десять наплечных ракетометов обойдутся намного дешевле всего одной такой установки на броневике. Наконец, бронеходы сочетают в себе высокую эффективность, универсальность и относительно малый вес, если сравнивать с танком, и габариты, если сравнивать с несколькими легкими бронемашинами. Ну и вишенка на торте — морально и технически устаревшие бронеходы, если в хорошем состоянии, все еще остаются эффективным оружием, ибо главная боевая характеристика любого бронехода — мастерство его пилота. При этом такие бронеходы стоят обычно весьма разумные деньги и потому их могут позволить себе почти все. Вот где взять искусных пилотов — это уже немного другой вопрос, хотя для колонии, которая не планирует никаких войн, он, как ни странно, решается немного проще, чем для супердержавы. Дело в том, что вышедшие в отставку опытные пилоты, которые хотят заработать денег, но не хотят возвращаться на войну, часто нанимаются в удаленные колонии, где их противником будут только пираты, да и то лишь в худшем случае. Что в итоге очень сильно уменьшает для пилота риск погибнуть, а зарплату он все равно будет получать очень высокую.
В общем, все это привело к тому, что самый ходовой военный товар в галактике — бронеходы. Если у вас есть бронеход — вы сможете продать его без труда. Даже если он совсем уж старый и потрепанный — у вас его все равно купят как учебную машину, чтобы поберечь ресурс более совершенных и дорогих бронеходов.
Ну а закон торговли прост: есть спрос — будет и предложение. Именно поэтому в галактике такое огромное разнообразие моделей бронеходов под любые запросы и любой кошелек.
И всю эту колоссальную оружейную индустрию сдерживает лишь одно «бутылочное горлышко»: проблему нехватки пилотов пытались решать все, но, по большому счету, так никто и не решил.
12. Планы и то, как внезапно они иногда меняются
База, на которой я пришел в сознание, была «резервной», то есть состояла из двух лачуг и гаража, и при ней имелся огород для отвода глаз. Вернее, когда-то тут, вероятно, кто-то жил «на всем своем», но потом в подвале оборудовали клинику и обосновался партизанский врач по имени Диего, тот самый, который говорил про стимулятор.
Я провел тут пару дней, восстанавливая форму после четырехдневной комы, пока Кастильо решал организационные моменты где-то далеко на другой базе.
Эти самые базы, как рассказал мне врач, находятся практически везде по периферии обжитой территории, и найти их все крайне сложно, так как над головой — густые кроны деревьев высотой метров в пятьдесят, с дрона не увидеть. При этом обжитая территория занимает значительную площадь, ее периметр весьма длинный, а по ту сторону периметра — бесконечные леса. Прочесывать эти самые леса очень сложно, так как нужно много людей, а их-то у Саламанки как раз и мало. То есть, партизан еще меньше, всего лишь человек пятьсот, но правительственные войска вынуждены круглосуточно охранять шахты, столицу, космопорт и резиденцию «правительства» особенно, и это при том, что на боевом дежурстве состоит примерно одна тысяча из четырех. Еще надо охранять конвои и обрабатывающие комбинаты время от времени. То есть, занята вся тысяча. Опять же, если провести облаву-прочесывание, то это ставит прочесывающие войска в невыгодное положение, потому что если они найдут партизан, то будут драться с ними в условиях, выгодных партизанам. При этом в лесах крайне сложно применить как бронемашины, так и вертолеты, а бронеходы запросто могут угодить на заранее заложенные вокруг баз партизан мины.
И даже более того: ну прочесали войска полосу в сорок километров — только что, если база в сорок одном километре от границы обжитой территории? А если расположить базу в сотне километров, в девственном лесу — как ее найти? Площадь, которую надо прочесать, становится настолько огромной, что пока Саламанка прочешет всю стокилометровую полосу по периметру периферии — восставшие обустроят пять баз на уже прочесанной территории.
Что до бронетехники, то бронемашин у Саламанки около сорока штук, и это даже не легкая боевая техника, а скорее полицейская. То есть, броня там только от ручного огнестрела и спасает, и на них если и смонтировано оружие — то максимум крупнокалиберный пулемет. Еще имеется несколько машин потяжелее, а именно — обычные «Пумы», произведенные германцами, всего их шесть или семь, там уже скорострельные пушки установлены, но в целом ничего особенного, с моей точки зрения. Притом, все эти машины колесные, то есть их использование вне дорог крайне проблематичное.
А с вертолетами все совсем-совсем печально, ну или весело, смотря с какой стороны смотреть: их у Саламанки всего восемь, из них четыре — альбионовские «Варриеры», полутранспортные-полуударные машины с минимумом брони, турельным автоматическим гранатометом калибра сорок миллиметров и парой крупнокалиберных пулеметов на турелях по бокам, из которых могут стрелять транспортируемые вертушкой пехотинцы.
— А таких длинных труб по бокам от корпуса у этих вертолетов нет? — спросил я у врача.
— Ну я как бы не совсем уж темнота, — усмехнулся Диего, — и знаю, как выглядят противотанковые пусковые установки. Их нет. На всей планете противотанкового оружия как такового нет в принципе, и вы как человек военный уже догадались, почему.
Я, конечно же, действительно догадался: всякий противотанковый гранатомет или ракета — это оружие, которое можно захватить и повернуть против правительственной техники. Саламанка не дурак и никаких средств, с помощью которого можно было бы победить его бронеходы, просто не купил. Кое-какое вооружение для бронеходов, применяемое против танков, других бронеходов и так далее, у Саламанки есть, исключительно на случай пиратского налета, но пока нет пиратов — этот ключевой арсенал хранится прямо в резиденции диктатора. Как итог, восставшим в принципе негде взять оружие, способное поразить бронеход, и единственным действенным способом остаются дистанционно управляемые мины, благо, на шахтерской планете взрывчатки просто валом.
Остальные четыре вертолета — вообще гражданские модели: две летающие «скорые помощи», один пассажирский и один транспортный. То есть, все вертолеты, которые вообще были на Нова Эдеме, диктатор конфисковал и превратил в военные транспортно-десантные. У них вообще всего два пулемета винтовочного калибра.
— Вот такие дела, — подытожил свой рассказ врач. — У нас были даже «летающие парамедики», многие колонии на несчастный миллион населения могут таким похвастаться? Не-а. И при этом потеря медицинских вертолетов — это вообще наименьшая из всех бед, которые случились с нашей медициной за последние двадцать лет.
Постепенно я составил общую картину: повстанцы могут свободно заниматься, чем хотят, везде, где нет правительственных войск. В их распоряжении мастерские, источники снабжения, больницы. Когда колонна ССОНЭ выдвигается куда-то, где сейчас находятся восставшие — последние вынуждены поспешно скрываться. Вообще на планете в принципе отсутствует иная связь, кроме радиостанций различной мощности, от карманных до стационарных. Верней, раньше была еще столичная информационная Сеть, но диктатор с началом восстания ее попросту «упразднил»: остались сайты информационного характера, от кулинарного сайта и до местной онлайн-газеты, но возможность двум людям обменяться через Сеть информацией пропала. Поскольку Саламанка контролирует радиоэфир и способен по пеленгу находить подпольные передатчики, восставшие выработали способы противодействия. Если в городе малая группа занимается своими делами — их оповещают местные жители, которые следят за дорогой, и те поспешно скрываются. Если же группа побольше и скрыться быстро не получится — например, несколько раненых находятся на операции — тогда значительный отряд становится в засаду у дороги и вступает в бой, по радио оповещая товарищей в городе, и те получают гораздо больше времени, даже если заслон не сможет нанести конвою поражение.
В то же время Саламанка контролирует столицу, шахты и космодром, то есть все, что ему нужно для поддержания режима, и обе воюющие стороны не могут навязать друг другу генеральное сражение. Восставшие не способны взять штурмом шахты, поскольку горнодобывающих мест много и они хорошо укреплены. Даже если они возьмут одну шахту, заплатив за это куда большей кровью, чем защищающий гарнизон — дальше что? Удержание шахты ничего не решает, а уничтожение ее резко снизит поддержку населения. Таким образом, восставшие могут только устраивать засады на дорогах, а военные — проводить противопартизанские операции.
Врач также поведал мне, что Саламанка одно время рассматривал даже такой план, как уничтожение частных ферм, а фермеров ждала принудительная «шахтеризация». Кормить население диктатор планировал при помощи привозного продовольствия либо путем строительства централизованных гидропонных ферм. Таким образом он получил бы контроль также и над всем продовольствием планеты, тем самым уморив партизан голодом. Секретные фермы, в отличие от секретных баз, нельзя скрыть в лесу, посевам нужно солнце, а потому они легко обнаруживаются с воздуха.
Но план не состоялся: Меркадо убедил Саламанку, что импорт провианта планете просто не по карману, так как он будет ну очень дорогим, да к тому же поставит Нова Эдемо в зависимость от жадных торговцев. Ну а гидропонные фермы построить не получится, потому что достать оборудование будет ну очень сложно и дорого, миллион населения потребует ну очень много ферм, и сами эти фермы дадут умирающим от голода партизанам шанс утащить за собой всю планету, потому как гидропонная ферма — штука очень уязвимая. Нет, население бы не вымерло благодаря гуманитарной помощи и эвакуации со стороны более могущественных соседей, но удержать власть при ужасных беспорядках не удалось бы, да и самого Саламанку запросто можно будет при этих беспорядках убить. Диктатор без службы безопасности и армии во время смуты — легкая мишень для кого угодно, в том числе для ограбленных ранее корпораций, и это уже не говоря о том, что гибнущая колония утрачивает право на невмешательство со стороны космических государств.
Через два дня появился Антон Кастильо на внедорожнике, а вместе с ним еще три вооруженных человека.
— Ну вот мы и решили все вопросы по поводу соответствия определению законных комбатантов и воюющей стороны, — улыбаясь, сказал он мне после приветствия и гордо продемонстрировал полосы из ярко-желтой клейкой ленты на обоих рукавах.
— Да ладно? — хмыкнул я и двинулся к машине, сопровождаемый взглядами охранников.
Но на ее капоте я действительно обнаружил желтый щит с аббревиатурой «PLA», а на дверках — желтую полосу с надписью «Popola Liberiga Armeo»[1].
— А враг уже знает, что значит желтая полоса на рукаве? — спросил я у Антона.
— Да. Саламанке отправлено уведомление, что мы — воюющая сторона и требуем от него придерживаться законов и обычаев войны. Правда, у всех нас есть очень большое сомнение, что он с нами согласится.
Я усмехнулся.
— Ну так для него ваше самоназвание не имеет значения. Он, конечно же, и дальше будет считать вас преступниками. Но, как вполне справедливо заметила Дани два дня назад, мнение диктатора-узурпатора действительно ничего не значит для галактического сообщества.
…Равно как и для меня ничего не значит мнение похитивших меня террористов. Но вслух я этого, конечно же, не сказал.
Мы с Антоном уединились в доме и обговорили кое-какие моменты. В обмен на одну из картин Хелсинга я согласился помочь новоиспеченной народной армии свергнуть тирана и скрыть факт моего похищения, выдавая его за добровольное участие в освободительной войне.
— Ты только имей в виду один момент, Антон, — сказал я тихо в самом конце. — Я вообще идеалист, который не делит преступников на «своих» и «чужих», но сейчас даже мой идеализм уже не важен. Любая хрень, любое нарушение законов и обычаев войны — все это будет не только предательством по отношению к твоим согражданам и соратникам. Я буду рассматривать это в первую очередь как предательство по отношению ко мне. Любой кретин, просто снявший повязку — это не только дезертир, это еще и бандит, бросающий тень на мою репутацию самим фактом своего существования. Раз ты гарантировал мне соответствие твоего войска стандартам настоящего ополчения — соблюдай этот уговор. Любое отклонение даст мне даже не повод, а необходимость наш уговор пересмотреть. А когда я буду сидеть в бронеходе — любой пересмотр будет не в твою пользу. Надеюсь, ты четко это понимаешь и адекватно оценил свои способности сделать из своих соратников порядочную армию.
Мы вместе с врачом вышли из дома и двинулись к машине. При этом я заметил, что у всех троих охранников круглые глаза и они смотрят то на планшет в руке одного из них, то на меня.
— Ну я просто еще почти никому не рассказал, кто ты такой, — с усмешкой пояснил Антон, — вот парни и удивились, увидев в нашем захолустье знаменитость галактического масштаба.
Когда мы прибыли на более крупную базу, в данный момент являющуюся главной, партизаны устроили мне очень теплый прием, настоящую овацию. Ничего удивительного в этом, конечно же, нет: мое прибытие с целью присоединиться к их борьбе с их точки зрения значит много больше, нежели просто появление одного опытного бронеходчика. Им кажется, что за моей спиной незримо реет флаг Федеративного Содружества, я для них — рука помощи, протянутая одним из самых могущественных доминионов Млечного Пути.
И этот торжественный момент отравляет только то, что я рад их видеть намного меньше, чем они — меня.
Я сразу кое-как от официоза отмахнулся: дескать, нет времени, я прибыл дело делать, а не речи толкать. Антон и Дани, которая оставалась тут за главную, а также еще четыре человека, с виду люди солидные и серьезные, хоть и в очень малой степени военные, устроили мне осмотр базы, и мне пришлось признать, что хоть база с точки зрения военного искусства и была весьма посредственно обустроена, это все равно оказалось много лучше того, что я ожидал.
— А это все благодаря Меркадо, — сказал Кастильо. — Он заблаговременно, то есть еще до того, как я всерьез задумался о восстании, заказал одному торговцу собрать для него базу данных с учебниками по военному делу, материалами по конкретным случаям и войнам, тактико-техническими характеристиками техники и оружия, все такое прочее. Ну, тот ему и привез четыре накопителя по двести терабайт каждый — просто вагон информации, в том числе видео, чертежи, отчеты, книги… Нам из этого пригодилось менее одного процента — но как раз поэтому Саламанка знатно облажался со всеми своими попытками нас прижать своими силами. У него, конечно, есть в том числе и кадровые военные, прежде работавшие на корпорации, они занимают все ключевые посты в армии, но и мы оказались не так просты. Нам ведь известны основные методы борьбы оккупационных и правительственных войск с партизанами и восстаниями.
Но меня в первую очередь волновали бронеходы: от того, что я увижу, прямо зависят мои дальнейшие действия.
Ангар бронеходов восставшие оборудовали в приземистом здании, некогда бывшем коровником. У входа нас встретил седоусый крупный человек с мозолистыми руками и очками на ястребином носу.
— Знакомьтесь, это наш главный инженер и теперь еще и главный механик бронеходов, Густаво. Ну а это…
— Кирин Ковач по прозвищу «Призрак», — кивнул Густаво и протянул мне руку: — наслышан, весьма наслышан. Когда четыре года назад летал на Новую Померанию в командировку — наслушался и даже фильмов насмотрелся.
— Вы раньше имели дело с обслуживанием бронеходов? — поинтересовался я, пожав ему руку.
— Естественно. Все бронеходы на Нова Эдемо ранее были модернизированы мной, раньше я был главой технической службы сил самообороны… Ну то есть не так чтобы именно мной от начала и до конца: комплекты для модернизации закупались у производителей. Но работы осуществляла моя группа инженеров.
— Ага, — подтвердила Дани, — переход Густаво на нашу сторону создал Саламанке настолько большие проблемы, что месяца два после этого его бронеходы проявляли очень низкую активность. Потом он, видимо, нашел замену.
Мы вошли в ангар и я сразу же увидел три бронехода, из которых крайний был кое-как выкрашен в мою ливрею: черное с оранжевым, красные молнии, а также белые надписи «Кирин Ковач» на русском и эсперанто и японский иероглиф «попытай удачи!»
А вот сами бронеходы оказались древними, как говно мамонта. Классический «Мародер» — едва ли не самая старая модель бронехода, которую все еще можно найти в продаже и которых наштамповали так много, что для них все еще выпускается обвес и модернизации. Секрет успеха машины, морально устаревшей еще лет сорок назад, прост: простота в эксплуатации, огромный потенциал для модернизации и апгрейдов и модульная конструкция с возможностью конфигурации под любые запросы и возможности. Ну и еще один неявный плюс — некоторый перекос в сторону безопасности пилота в ущерб боевым характеристикам. Несколько меньшая пожароопасность, пусть и ценой отсутствия катапульты, сделала «Мародера» привлекательным вариантом в глазах «периферийного» наемного пилота, который больше всего озабочен своим выживанием, а не славой и победой. И как раз поэтому «Мародеры», безнадежно устаревшие и уступающие новейшим машинам «военного времени», все еще пользуются спросом как машины «мирного времени» в местах, где не планируют больших войн.
Меня такое положение дел скорее устраивает, чем не устраивает: да, старье. Но чем допотопней оружие, тем больше мастерства требуется от воина. А мастерство — это как раз то, в чем у меня большое преимущество.
В этот момент сбоку послышался звук уроненного инструмента. Поворачиваю голову и встречаюсь взглядом с хрупкой девчушкой, которая буквально остолбенела, увидев меня, она-то и уронила инструмент.
В принципе, меня такой реакцией девушек не удивить, а вот что все же удивило, и очень неприятно — так это ее возраст. Лет пятнадцать, не больше.
— Кто это?! — возмущенно спросил я у Густаво.
— Это Сабрина, моя помощница, — ответил он.
— Да мой вопрос про другое! Какого черта она тут делает?! Антон, а ты вообще в курсе, что детям в армии не место?! Это совершенно неприемлемо даже для ополчения!
— Так она же не комбатант, — возразил Антон.
— Какая нахрен разница?! Почему ты притащил на военную базу ребенка?!
— Так она как бы сама… — вяло возразил он.
— Охренеть аргумент. Нет никаких «сама» на твоей базе, отвечаешь за все ты как командующий. Особенно за несовершеннолетних, которые тут оказались! Вот что, детка, — повернулся я к девочке, — ты не обижайся, но ты маловата, чтобы участвовать в революции. Честно. Война не для детей, так что собирайся и дуй домой, к родителям. Сейчас тебя кто-нибудь отвезет.
Девчушка сжала кулачки, одарила меня крайне недружелюбным взглядом, рывком развернулась и убежала куда-то во внутренние помещения.
— У нее нет ни дома, ни родителей, — медленно проговорил Густаво. — Мать умерла при родах, а отец погиб во время разгона демонстрации.
— Блин, — вздохнул я. — Нехорошо вышло, жестоко… Но могла бы и сказать, что такое дело…
— Не могла бы, — все так же медленно ответил Густаво. — С того момента, как во время демонстрации бронеход наступил на ее отца в шаге от самой Сабрины, девочка больше не разговаривает.
И я понял, что мои планы меняются.
[1] «Народная Освободительная Армия» (эсперанто)
13. Хуже нет врага, чем союзник-идиот…
— Блин, — вздохнул я. — Нехорошо вышло, жестоко… Но могла бы и сказать, что такое дело…
— Не могла бы, — все так же медленно ответил Густаво. — С того момента, как во время демонстрации бронеход наступил на ее отца в шаге от самой Сабрины, девочка больше не разговаривает.