Помоги проекту - поделись книгой:
Если быть совсем точным, то нельзя сказать, что Книспелю ну вот совсем-совсем ничего не было: он четырежды представлялся к награждению Рыцарским крестом железного креста, но так его и не получил. Прочие танковые асы щеголяли крестами с дубовыми листьями и мечами за куда меньшие боевые успехи, но Книспель каждый раз перед награждением умудрялся сотворить очередную дичь и его прокатывали с наградой за плохое поведение. По правде говоря, он ему, вероятно, был и не нужен (напоминаю, это был, по словам сослуживцев, очень скромный человек), но факт есть факт.
А мораль сей басни такова: солдат, который хорошо и эффективно воюет, вполне может нарушать приказы, посылать офицеров и даже бить им морду и при этом выходить сухим из воды. Высокая личная результативность на войне оправдывает очень многое, и я уверен, что Книспель был не один такой. Просто он самый известный.
Так что в том, что вы прочтете ниже, нет совершенно ничего странного или невероятного.
Важная черта, выделяющая бронеходчиков из общей массы военных — их некая элитарность и вседозволенность. В массовом сознании закрепилось несколько диковатое представление о бронеходчиках как об отдельной касте, считается, что каждый бронеходчик бьет вышестоящего офицера — не бронеходчика, конечно — в среднем раз в месяц, а игнорирует приказы и посылает командование куда подальше чуть ли не каждый день. Разумеется, это совершенно не соответствует истине, поскольку бронеходчики — все-таки профессиональные военные, причем высококлассные. Однако доля правды в этом есть: бронеходчик действительно может позволить себе намного больше, чем кто-либо другой, и выйти сухим из воды. Давно известно, что в ответ на угрозу трибуналом последует железобетонный ответ вроде «а в мой бронеход вместо меня ты сядешь, крыса штабная?», и «штабной крысе» крыть будет нечем. Доводить конфликт до вышестоящего начальства себе во вред, потому что начальству проще заменить одного офицера, чем ссориться со всем подразделением бронеходчиков.
Да, главное обстоятельство, которое делает бронеходчиков такими, какие они есть, заключается в их постоянной нехватке. Успешные действия бронеходов невозможно переоценить, порой они способны выиграть сражение еще в самом начале. Если свои бронеходчики проигрывают столкновение — это непременно деморализует войска: и пехота, и танкисты знают, что вражеские бронеходы будут их бичом, а свои на выручку уже не придут. К слову, подобные бои бронеходов действительно чем-то напоминают древние рыцарские поединки перед битвой, и носят такое же важное символическое значение.
В общем, бронеходчиков очень мало, они очень нужны, а заменить некем. И потому обычный бронеходчик обладает значительной личной свободой, а группа бронеходчиков — а это всегда очень сплоченная братия — так даже определенной властью над своим командованием. Конфликт любого высокопоставленного офицера с подчиненными ему бронеходчиками всегда заканчивается для этого офицера плохо, потому что даже любого генерала можно заменить, в самом крайнем случае повысив способного полковника. Если же упечь в изолятор одного бронеходчика, а остальные откажутся выходить в бой неполным составом — операция сорвана. При этом бронеходчики все равно выйдут сухими из воды в конечном итоге, а конфликтный офицер получит в личное дело «клеймо прокаженного», то есть запись «плохо ладит с личным составом».
Конечно, не стоит думать, что на бронеходчика нет управы: потерявшие берега заканчивают плохо. Но те, которые не вышли за черту профессиональной пригодности, давно считают всякие вольности, недоступные другим, своими законными привилегиями.
Наконец, все, сказанное выше, было усилено стократно средствами массовой информации и «особой информационной кампанией», продолжающейся во всех странах и на всех планетах много десятилетий и аж по сей день.
Кадровый голод в бронеходных частях всегда и везде был чудовищным, да и сейчас остается таким же. Когда первые бои показали, какая ужасная участь поджидает каждого бронеходчика, желающих сесть в кабину бронехода стало не сыскать днем с огнем. Поначалу проблему попытались решить громадными зарплатами, но без особого успеха. Даже наоборот, стало только хуже, потому что в бронеходчики начали записываться люди, остро нуждающиеся в деньгах для семьи и детей и рассматривающие свой поступок как заведомое жертвоприношение себя ради близких. Такие люди часто не имели необходимых для бронеходчика личных данных, в том числе и достаточной воли к жизни и борьбе, но брали все равно почти всех, что и сыграло злую шутку. Этот период, известный как «второй набор», ознаменовался еще большими потерями, чем раньше, еще большее количество погибших пришлось хоронить в запаянных гробах, а профессия пилота бронехода окончательно стала предельно непопулярной.
Ситуацию попытались исправить кардинальными мерами. Пока в одних армиях сажали в бронеходы преступников, в других бронеходчикам предоставили невиданные льготы вроде принципа «день за год». Проще говоря, один боевой день приравнивался к году выслуги, и многие везунчики увольнялись на пенсию с полной выслугой всего за десять-двадцать дней на войне.
Но оба подхода были в равной степени неудачными.
Бронеходчики-преступники оказались совершенно ненадежными и неэффективными, так как тот, кому амнистия гарантировалась за месяц-другой службы, любыми правдами и неправдами пытался избежать активных боев и часто бежал с поля боя, а смертники, которым для амнистии предстояло отвоевать несколько лет, хорошо понимали, что их судьба — сгореть в кабине, и шли вразнос. Именно в этот момент рождается образ бронеходчика, избивающего офицеров и творящего всякую дичь поперек воинской дисциплины.
Что до принципа «день за год», то тут подводный камень заключался в том, что пилот, вначале тщательно подготовленный, а затем отвоевавший десять-двадцать дней, уходил на пенсию и уносил с собой свои таланты и приобретенный бесценный опыт. Отсутствие действительно опытных бронеходчиков приводило к увеличению потерь и дальнейшему снижению популярности профессии — хотя, казалось, куда уж ниже…
Однако в конце концов решение было найдено.
В дело подключили все средства, в том числе пропаганду. Начался настоящий бум популярности бронеходчиков, которых восхваляли как рыцарей нового времени. Парадоксально, но образ бронеходчика, эдакого рубахи-парня, который вначале бьет морду самому гадкому из офицеров, затем посылает матом всех остальных, игнорирует все приказы и инструкции, а в финале фильма идет в бой по своему усмотрению и конце концов побеждает и спасает всех и вся, вначале родился именно в кино. И только потом он перекочевал в реальную жизнь, когда в бронеходчики попали молодые ребята, выросшие на подобных фильмах.
Принцип очень прост. Всякий бронеходчик, совершив подвиг, достойный ордена или хотя бы медали, получает отпуск, сразу или после боевых действий, и возвращается домой, где на него начинает работать государственная медийная отрасль. У него берут многочисленные интервью, он появляется на телевидении, по новостям и в Сети публикуются записи с камер его бронехода. Чем значительнее подвиг и больше героизм — тем больше медиа-ресурсов и эфирного времени. Пилот становится знаменитым в считанные дни, в худшем случае может потребоваться две-три медали, то есть два-три эпизода. Самые рисковые, получающие высокие ордена — с первого раза. Далее начинается все то, ради чего и идут в бронеходчики: слава, достаток, внимание прелестных женщин. Самые знаменитые бронеходчики, имеющие на своем счету много героических эпизодов, вращаются в самом верху человеческого общества и обзаводятся фан-клубами и многомиллионными армиями фанатов и фанаток.
Одновременно появляется и надежное средство контроля: да, бронеходчика сложно отдать под трибунал, но за провинность можно просто «отодвинуть» его в самый низ «списка кандидатов на известность», и это работает почище угрозы трибуналом.
Постепенно образ «рыцаря нового времени» настолько сильно укоренился в массовом сознании всех слоев населения, а сами бронеходчики получили настолько много привилегий, что профессия перестала быть катастрофически непопулярной. Бронеходные войска стали своего рода «социальным лифтом», позволяющим кому угодно подняться из грязи в князи, что, с учетом сильного социального расслоения «Эры Водолея», стало решающим фактором. Парадный мундир бронеходчика открывает своему владельцу практически любые двери и дарует широчайшие перспективы и возможности. Бронеходчик официально приравнивается к рыцарю, то есть становится нетитулованным дворянином низшего ранга, его почтительно встречают где угодно, он вхож в высший свет, он свой на любом приеме. Он не платит ни в ресторане, ни в отеле, в том числе и потому, что визит бронеходчика создает отличную рекламу любому ресторану или отелю. Если богатая независимая женщина решит завести ребенка — биологическим отцом непременно будет выбран бронеходчик, просто потому, что он гарантированно является носителем таких качеств, как отвага, высокий интеллект и железные нервы.
Наконец, можно просто сказать, что эпоха, когда каждая девушка мечтала о принце на белом коне, закончилась: в нынешние времена каждая девушка мечтает о бронеходчике.
И во всей этой великолепной бочке меда тихонько затерялась всего одна ложка дегтя. Самые удачливые и талантливые греются в лучах славы и софитов и наслаждаются обществом красивейших женщин, менее удачливые терпеливо ждут своего часа, но от широких масс тщательно скрывают число тех, кто сгорел, так и не добравшись до красных дорожек и выпусков новостей.
05. Почему не следует пить с незнакомцами
Я с трудом открыл глаза и несколько раз моргнул: свет ярковат, словно только-только выбрался из темноты… Так, а где это я?
— Запускаю стимулятор? — спросил кто-то рядом на эсперанто.
— Запускай, — ответил ему другой голос.
С трудом отрываю голову от подушки и пытаюсь осмотреться. Черт, где я и как сюда попал?
Надо мною склоняется худощавое лицо в очках и с бородкой.
— Приветствую вас, Кирин. Все хорошо, обождите две минуты — подействует стимулятор и вам станет много лучше.
— Я что, попал под машину?
— Хм… Вы ничего не помните?
Я попытался напрячь память — и мне это удалось.
Вот я еду на машине, потом знакомлюсь с тем самым типом, которого посылал по телефону — приятный такой тип, обходительный, седой, но как-то нездорово тощий. Мы садимся уже в его машину — представительского класса, его сопровождающий наливает нам по рюмке чего-то очень дорогого «за знакомство»…
…И все.
— Последнее, что я помню, как я выпил по рюмке с… а стоп, это не ваше дело, с кем я пил…
— Его звали Рамон Меркадо, — сказал худощавый.
— Звали? — насторожился я.
— Ну, может быть, все еще зовут, но четыре дня назад он доживал свои последние дни и сбирался принять яд после завершения операции.
— Что, черт возьми, вы такое несете?! Какая операция? — я попытался привстать на локтях и обнаружил, что прикован к койке наручниками. — Какого хрена?!
— Не волнуйтесь, Кирин. Излагаю вам суть вкратце: мы вас похитили и тайно привезли сюда. Вы четыре дня провалялись в медикаментозной коме на борту космолета.
— Так этот тип, который добился моей командировки — с вами?
— Ну да.
— Вы идиоты или да?! Нахрена меня похищать, если меня и так отправили к вам?!!
Очкастый развел руками.
— Видите ли, Рамон мастерски выдал себя за уполномоченного атташе с Фираксиса, только на Фираксисе вас никто не ждет, там никто и не думал вас приглашать. Мы находимся на Нова Эдемо.
— Где-где?!!
— Нова Эдемо, забытая богом планета в Разломе Орла. Как я и думал, вы даже не слыхали о ней.
Он отошел к стоящему у стены стулу — деревянный, черт возьми, стул! — и сел на него. Пока я следил за ним взглядом, в поле моего зрения попали прислоненная к стене штурмовая винтовка производства Юэнь-Ти и сидящая на диванчике женщина лет тридцати, явно не штатской наружности. Более-менее симпатичная, но с небольшим шрамом на щеке.
— В общем, Кирин, нам есть что обсудить, но вначале давайте познакомимся. Меня зовут Антон Кастильо, а это моя правая рука Дани Рохас.
— Мне вообще похрену, как вас зовут, — ответил я.
— Ну, вы же знаете: «Манеры — лицо мужчины»…
— Это не про меня.
— Да-да, ваше лицо — ваш бронеход. В общем, Кирин, у нас к вам есть деловой разговор.
— Я не имею никаких дел с бандитами и похитителями. Как, впрочем, и любой другой военнослужащий вооруженных сил Содружества.
Тут заговорила Дани Рохас, и я отметил, что голос у нее приятный.
— Мы не бандиты, Кирин. Мы — Движение Сопротивления. То, как именно ты попал на Нова Эдемо — исключение из правила. Мы так не поступаем, но сейчас оказались в отчаянном положении.
— А кому сопротивляетесь-то?
— Гектору Саламанке, единоличному правителю Нова Эдемо, кровавому диктатору, отнявшему у нас свободу и надежду на будущее. Согласись, что это не то же самое, что бандиты.
Хреновый расклад, прямо скажем. Я в руках у повстанцев вдали от дома и в наручниках, и у меня явно большие неприятности. Ладно, потяну время и постараюсь что-то придумать.
— Конечно, — согласился я. — Вы не бандиты, а террористы, восставшие против законной власти. Дани, или как там тебя, повзрослей и пойми: не имеет значения, как вы себя называете. Важно, кто вы для остальной галактики. Это для самих себя вы борцы за свободу, а я — из числа «остальной галактики», и для меня вы террористы. Все свои оправдания приберегите для прокурора и следователей, потому что мое похищение вам с рук не сойдет.
Дани вздохнула.
— Все же, даже если мы вот прямо сейчас раскаемся и тебя отпустим — следующий корабль прилетит только через три недели, так что спешить тебе точно некуда. Как насчет все-таки послушать вначале, а потом уже вешать ярлыки? Антону есть что тебе сказать и что предложить.
Я хмыкнул.
— Зачем предлагать что-то человеку в наручниках? Какую бы вы сделку мне ни предложили — я все равно пересмотрю ее в тот же миг, как буду без наручников.
— Резонно, — согласился Кастильо, — но это просто временная мере безопасности. У вас репутация опасного человека, и прямо сейчас вы очень злы.
— О, это слабо сказано. Вы, уроды, меня не просто похитили — вы почти буквально вытащили меня из постели такой сказочной девушки, которые тут, в Жопе Орла или где там эта Нова Эбено находится, вообще не водятся! Но впрочем, да, мне интересно, как вы умудрились это провернуть — в столице Содружества-то?
Антон вздохнул.
— А это не мы, это Рамон Меркадо. Его заслуга, его план. И то, тут даже не в том дело, как вас вывезли оттуда, а в том, как вас ввозили сюда. Космопорт-то под контролем Саламанки и его «ССОНЭ».
— «ССОНЭ»?
— Силы Самообороны Нова Эдемо, проще говоря — армия. Меркадо — умнейший человек, он очень много сделал для нашего общества и к тому же был на хорошем счету у Саламанки, но тайно поддерживал нас. Когда ему поставили тяжелый диагноз — он получил разрешение отправиться куда-то на более развитую планету на лечение. Меркадо использовал это обстоятельство не для своего спасения, а для спасения своей родины. Он составил и провернул план по вашему похищению, потратив все деньги на это, а не на лечение. Ну а сюда вас ввезли в состоянии комы и по документам Меркадо, с легендой, что лечение не помогло и Рамон предпочел умереть дома. Сам он к этому моменту уже, вероятно, мертв, умер вдали от Нова Эдемо. Его последняя жертва.
Я снова хмыкнул.
— Вот только непонятно, в чем суть плана с похищением меня. Как по мне, вы этим себе усложнили жизнь. Нафига вам я и почему я?
— Почему вы? Вы знаменитость, Кирин. Вы суперпрофи. Вы боец, каких мало, и один стоите взвода. Еще вы владеете эсперанто, а на Нова Эдемо говорят только на испанском, португальском и эсперанто, тут не проходят ни русский, ни английский, ни японский. Видите ли, нам нужен бронеходчик. До недавнего времени мы еще как-то могли противостоятьсилам ССОНЭ, правительственные бронеходчики — просто неумехи и бестолочи, годные только толпы демонстрантов давить. Мы их дурили, как-то раз даже уничтожили один бронеход, заманив на мины, а недавно сумели отобрать у правительственных сил аж четыре бронехода. Верней, три, четвертый мы не смогли увести, кроме меня, Дани и Густаво — это наш инженер — не нашлось четвертого человека, способного запустить и повести бронеход, так что пришлось сжечь. Но вот воевать на бронеходах могут только бронеходчики, с таким имплантом, как у вас. А у Саламанки не так давно появилась наемница-бронеходчица, не местная, естественно, и вот с ее появлением эффективность всего подразделения резко возросла. Мы начали нести критически тяжелые потери и сейчас нас просто прижали, что называется, к ногтю.
Я приподнял бровь: так-так-так, вот оно что, Михаэлыч… Они хотят, чтобы я за них сражался? Окей, я им подыграю. Для вида поломаюсь, потом соглашусь как бы нехотя, чтобы не спугнуть их слишком поспешным согласием… А потом кому-то внезапно настанет звездец.
— И вы решили уравновесить ситуацию, похитив меня, что ли?
— Именно.
— Гениально, блджад. Ге-ни-аль-но! Мне только интересно, как вы сами собираетесь спасаться, когда я сяду в заправленный и заряженный бронеход?
— О, ну вот тут мы доходим до того самого делового предложения, которое я уже упоминал, — сказал Антон. — Мы, конечно же, не рассчитывали, что знаменитость всей галактики будет сражаться за свободу захудалой планеты, о которой даже не слышал, задаром. К счастью, мы можем оплатить ваши услуги, Кирин, намного щедрее, чем вы можете себе представить.
Я криво улыбнулся:
— Антон, а вы знаете, в чем разница между профессиональным солдатом и наемником?
Тот нахмурился, а Дани сказала:
— А это разве не синонимы?
— Нет, разница огромна. Наемник сражается за деньги, а солдат — за родину.
— А то, что бронеходчикам платят колоссальные зарплаты — не считается войной за деньги?
— Нет. Профессиональный солдат — это человек, который сделал защиту родины своей профессией. Работа у него такая — родину защищать. И чем более развито общество — тем больше оно уважает своих солдат и тем больше оно выдвигает к солдату требований, развитому государству уже не нужны рекруты, нужны только профессиональные солдаты, которые посвятили защите страны всю свою жизнь. И это совершенно нормально, что тот, кто много делает и сильно рискует ради родины, родиной любим сильнее, чем другие члены общества. В общем, меня нельзя нанять за деньги, Дани, и сражаться за твою свободу я не буду.
— А мы и не предлагаем тебе сражаться за нашу родину, Кирин, — сказал Антон. — Мы заплатим тебе, чтобы ты сражался за свою.
06. Сад Милосердия
— А мы и не предлагаем тебе сражаться за нашу родину, Кирин, — сказал Антон. — Мы заплатим тебе, чтобы ты сражался за свою.
Я несколько раз прокрутил фразу в голове и не понял.
— А это вообще как?
Антон откинулся на спинку стула.
— Начну немного издали. Нова Эдемо от начала колонизации и до захвата власти Саламанкой была «вольной» планетой, подпадающей под действие так называемого «закона Оноды-Плахова-Лундгрена». Короче говоря, тут поначалу было три города — каждый со своим управлением и своими законами, и куча индивидуальных колонистов. Потом началась интеграция, все такое, но в целом общество Нова Эдемо оставалось вольным, свободным. Как «дикий Запад», но без стрельбы. Райское место, откуда и название. Мирное. Еще пятьдесят лет назад тут было по три ствола на каждые десять тысяч населения, чтоб вы понимали. Потом тут нашли редкие ископаемые, и пришли транспланетные корпорации. Началось стремительное процветание. Всех все устраивало, причем до такой степени, что даже «Тринити» и «Куэй-До» тут соседствовали мирно, заключив соглашение…
— Да ну, они враждуют давно и ни за что не станут заключать соглашение друг с другом.
— Верно, но тут они заключили договоры каждая со своим городом, то есть, мы выступили посредником. Доступ к нашей горнодобывающей промышленности оказался вкусняшкой, которая пересилила их взаимную ненависть. Некоторое время все играли по правилам, и мы процветали. Но потом… Увы, сюда добираться хоть и сложновато, но начали залетать пираты, привлеченные нашим процветанием. Корпорации в ответ притащили сюда свои силы безопасности и снова все было хорошо некоторое время. Но вот двадцать лет назад на Нова Эдемо вернулся Гектор Саламанка, который покинул ее еще за двадцать лет до того, в юности. Вернулся, что характерно, в составе службы безопасности одной из мелких корпораций. Некоторое время он был активным общественным деятелем, сумел создать объединенные силы самообороны, чтобы не зависеть от корпораций, ну а потом… в общем, он создал армию, подчиняющуюся лично ему, и захватил власть, объявив себя «президентом переходного периода». Отец государства хренов.
Я пожал плечами:
— Свято место пусто не бывает. Только это, а каким образом тут я?
— А тут все просто. Придя к власти, Саламанка национализировал всю промышленность, которая принадлежала корпорациям. Вам что-то говорят слова «Армахэм» и «Синергия»?
— Хм… Ну «Армахэм» знаю, конечно, они делают броневое покрытие для наших бронеходов. «Синергия»…
— Это дочерняя корпорация крупнейшего промышленного Дома Содружества. Несколько крупных корпораций вашей родины, защиту которой вы сделали своей профессией, потеряли тут немеряно собственности. Вот я и предлагаю вам принять участие в восстановлении «статус-кво».
Поделиться книгой: