Помоги проекту - поделись книгой:
Однако первый же конфликт с участием бронеходов наглядно вскрыл самый большой недостаток: из шестисот погибших с двух сторон пилотов свыше четырех сотен сгорели заживо.
Опыт был учтен при разработке новых моделей, и в них процент заживо сгоревших бронеходчиков значительно снизился, но в массовом сознании бронеход и по сей день остался ходячим огненным гробом для своего пилота.
И это определило всю историю развития бронеходов.
Тут еще следует добавить, что нельзя вот просто взять и определить рекрута в бронеходчики. Для управления бронеходом нужен нейрошлем, подключающийся к имплантированному разъему-нейросъемнику, без него бронеход — лишь груда металла, способная ограниченно передвигаться, не более. И вот как раз операцию по имплантации нейросъемника, к тому же потенциально опасную, провести без согласия рекрута нельзя ни в одном мало-мальски цивилизованном и правовом государстве, что стало безотказным способом избежать службы в бронеходных войсках.
В недемократичных государствах, даже в самых кровавых людоедских диктатурах, внезапно, насильственная операция тоже невозможна. Дело в том, что опора любого диктатора — его бронеходчики. Не пехотные войска, не спецназ, не танки и даже не авиация — но бронеходы. Пока бронеходчики лояльны — они утопят в крови любую революцию, захватить столицу, защищаемую бронеходами, практически невозможно, тут не помогут ни танки, перешедшие на сторону восставших, ни авиация.
Именно поэтому многие диктаторы активно тратят деньги на бронеходы и их пилотов в ущерб иным видам войск. Ко всему прочему, захватить танк и повернуть его против диктатора можно, а захваченный бронеход восставшие использовать не смогут, если у них нет пилота с имплантом.
Именно поэтому для любого диктаторского режима важнейшее качество бронеходчика — его лояльность. Переход всего одного-двух бронеходов на сторону восставших — большая проблема, ибо нет более эффективной в партизанской войне боевой машины, чем бронеход. И потому насильственная операция, которая наверняка приведет к неприязни новоиспеченного пилота к режиму, недопустима.
Таким образом, от самого начала истории и до сегодняшнего дня у бронеходных войск всех армий и государств одна и та же извечная проблема — нехватка пилотов. Желающих перенести опасную операцию, заканчивающуюся гибелью или инвалидностью пациента в двух процентах случаев, мало, желающих сгореть заживо — худшая из всех солдатских смертей — еще меньше. А заставить — нельзя.
Решений у этой проблемы всего два.
Первое — набор «добровольцев», для которых отказ от службы бронеходчиком влечет еще более тяжелые последствия, чем сама служба. Идея крайне плохая, хотя штрафные подразделения, состоящие из преступников, севших в кабину бронехода, чтобы избежать смертной казни или пожизненного срока, местами встречаются.
Второе — повышение привлекательности службы для бронеходчиков, чтобы громадный риск погибнуть в огне уже не казался таким уж страшным на фоне благ, которые сулит мундир бронеходчика.
Оба подхода оказали решающее значение на формирующийся род войск, именно они определили и историю развития техники, и современный облик бронеходных частей и самих бронеходчиков.
03. У меня зазвонил телефон…
У меня зазвонил телефон.
Выяснять, слон на том конце или нет, я не стал: слоны народ адекватный, они бы не стали звонить мне в четвертом часу ночи.
— Ты в курсе, который час, мать твою за ногу?!! Пошел нахрен! — и бросил трубку.
— А? Что? Кто звонил? — сонным голосом спросила Дуца.
— Понятия не имею, я его просто послал. Спи, малышка.
— А может, война?
— Была бы война — меня бы вызвали по спецтелефону, а не по стационарному.
Дуца зевнула, прильнула ко мне своим великолепным телом и только-только примостила голову на моей груди, как телефон зазвонил снова.
— Гори в аду, кретин.
Я положил трубку на стол и нажал кнопку отмены вызова. Пусть вся галактика идет нахрен, у меня отпуск.
Стоило мне погрузиться в сон, как снова раздался зуммер. И на этот раз звонил уже не гостиничный телефон, установленный в номере, а мой.
— Черт, неужели и правда война… Только одну закончили — и здрасьте?.. Ковач на связи.
— Здравствуйте, Кирин, — послышался знакомый приятный голос. — Извините, что так поздно, но дело срочное.
Анна-как-ее-там из министерства обороны, мой «пресс-секретарь». Ну то есть формально — пресс-секретарь, на практике же она мой куратор и у нее звание вроде капитанское, то есть повыше моего.
— Здравствуйте, Анна. С кем на этот раз воюем?
Дуца окончательно проснулась и встревоженно прислушивается к разговору.
— Да ни с кем. Тут несколько иного толка дело.
— А, ну тогда я пас, у меня отпуск.
Но так просто отделаться от Анны мне не удалось.
— Видите ли, Кирин, тут дело хоть и не связано с боевыми действиями, но оно серьезное. Даже важнее собственно войны. Вам только что звонил человек, пытался представиться и объяснить, но вы его послали…
— А какой реакции он ждал, звоня в четыре ночи?!!
— От выдающегося бронеходчика и знаменитости, вращающейся в высшем свете, он ждал хотя бы выдержки… Наивный он. В общем, ввожу вас в курс дела. Тут одно карликовое «государство», еще позавчера, ну или там лет двадцать назад — разницы мало — бывшее колонией без намека на государственность, решило создать свои бронеходные войска. Как вы понимаете, фермеры и горняки, сменившие инструмент на оружие — еще не солдаты, нужен кто-то, кто поможет им стать солдатами. Они очень хотят, чтобы этим кем-то были вы.
— М-м-м… Похотят и перестанут. Пусть снова возвращаются к мирному труду и не выдрючиваются.
— Они бы и рады, но пираты не позволяют. Планета на задворках галактики без сил самообороны — лакомый кусок.
Я хотел было посоветовать горнякам и крестьянам купить пару систем противокосмической обороны, но вспомнил, что в таких случаях налетчики частенько высаживаются в стороне и нападают по земле, прикрытие «триста шестьдесят на триста шестьдесят», то есть всей сферы планеты, не всегда по карману даже сильным государствам. Вот зачем им бронеходы, значит…
— Ну мне-то какое дело?
— Вам, конечно же, никакого… Но у нас на самом высоком уровне давно хотят на этой планете базу… и чтоб без репутационных потерь. Политика — дело сложное, нельзя попросить потенциального союзника дать разрешение на постройку базы, если перед этим мы отказали союзнику даже в такой малости, как прислать им одного-единственного инструктора.
— Хренасе малость! — возмутился я. — У меня отпуск, я только-только с войны и из госпиталя!!! Вообще, вот пусть дадут разрешение на базу — база их и прикроет.
— Сочувствую, — сказала Анна голосом без малейшего намека на сочувствие, — но… Понимаете, там все сложно. Мы не сможем прикрыть всю планету своей базой, да и дорого это — чужую планету защищать, нам там база для других целей нужна. А местные не хотят становиться вассалами Содружества, им независимость важна… В общем, там правда все сложно. И решение принято на самом высоком уровне, приказ подписан министром, такие дела.
— Блджад!
— Обратная сторона славы, Кирин, увы. Да вы не расстраивайтесь, все будет куда веселей, чем вы думаете. Отправитесь туда с диппаспортом, будете учить тамошних бронеходчиков и давать советы министрам — никакой черной работы, никаких забот…
— Да-да-да, это я еще от рекрутера в восемнадцать лет слыхал — в армии халява, никаких забот, можно дрыхнуть весь день… Господи, почему я должен лететь на какую-то богом забытую планетку в самую парашу галактики…
— Уверена, человек с вашими талантами в плане повеселиться найдет, чем себя развлечь, и там, — сказала Анна. — Вдумайтесь, знаменитость из центральных миров да на шахтерской колонии — вы же там будете первым парнем на деревне! Тамошние девушки будут в восторге.
Я вздохнул.
— Туземки? Я предпочитаю девушек с обложек самых влиятельных журналов галактики, и обязательно с университетским дипломом. Эх, жизнь моя жестянка… Когда отлет?
— Через четыре с половиной часа за вами приедет машина.
— Понятно. — Я положил телефон на столик у кровати и снова вздохнул: — прости, зайка, накрылись наши планы. Я, конечно, чемпион по посыланию всех и вся, но вот министра я послать не могу, сама понимаешь. Не та весовая категория.
Дуца огорченно кивнула:
— Да, понимаю. Ты хоть выторгуй себе, чтобы тебе там шла выслуга тройная…
Я в ответ только хмыкнул:
— Увы, мне хоть год за три, хоть за десять. Контракт бессрочный, то есть до седин, до которых я вряд ли доживу.
Дуца села и оперлась о спинку кровати.
— Так значит, слухи правдивы и ты на самом деле не доброволец, а «штрафник»?
Я хмыкнул и протянул руку за банкой с пивом.
— Я — доброволец. Просто одно другому не противоречит… скорее, даже способствует.
— Это как? — приподняла брови Дуца.
— А так. Все почему-то боятся, когда в кабину бронехода садится преступник, но забывают, что бронеходчик-доброволец, скорей всего, идеалист, а они куда опаснее. Юношеский максимализм, сидящий в трех-четырех метрах над землей, смотрит на проблемы сверху вниз, просто потому, что угол зрения такой. А сам бронеход позволяет на эту самую проблему взять и наступить. Особенно если эта проблема заключается в конкретном офицере, стоящем перед бронеходом. Ну да не воспринимай серьезно, это я так, философствую вслух. Я, конечно же, доброволец, все остальное — байки.
Дуца чуть помолчала и сказала:
— А ты не думал… перебежать?
— Куда? — не понял я.
— На «другую сторону». На любую, которая на ножах с Содружеством. Попросить политического убежища.
Я вздохнул.
— Знаешь, Дуца, ты подобна бабочке, порхаешь с цветка на цветок, радуя взоры окружающих своей красотой, и видишь только светлую, солнечную сторону жизни. А там, внизу, в тени у самой земли, все немного не так устроено. Перебежчиков никто не любит, понимаешь?
— Тебе это только на руку: не посадят в другой бронеход. И сможешь жить обычной жизнью…
— Есть одна проблема. Дать убежище чужому «штрафнику» значит подать нехорошую идею своим собственным бронеходчикам-«штрафникам», такие дела.
— Хреново. Слушай, Кирин, ну должен же быть выход? Мне безумно не хочется однажды узнать, что ты… погиб.
Я усмехнулся.
— Дуца, мне в тебе нравятся три вещи, и первая из них — твоя доброта, что среди «благородных», скажем прямо, редкость… Но ты не переживай: не узнаешь.
— Завидная самоуверенность.
Я отхлебнул из банки.
— Это не самоуверенность, это понимание, что и как в этом мире работает. Когда настанет мой черед сгореть в бронеходе — ты этого не узнаешь. Тебе не скажут. Когда погибает знаменитый бронеходчик — он просто исчезает из информационного поля и «отправляется на секретное задание», а под вспышки и камеры выходит следующий в «очереди на известность», который будет вращаться в высшем свете, давать интервью и все такое, станет звездой, вызывающей зависть парней и мальчишек. Будь это иначе — где наша славная армия возьмет добровольцев сесть в кабину бронехода? Идеалистов вроде меня, если что, мало.
— Блин, как гнусно… Меня бы жутко бесило быть винтиком пропагандистской машины…
Я усмехнулся.
— Дуца, у меня для тебя плохая новость: ты уже винтик этой машины. Прямо утром по всем каналам прокрутят новость про то, как знаменитый Кирин Ковач пожаловал на светское мероприятие и увел оттуда самую замечательную девушку, да еще и не абы какую, а дочь весьма влиятельного отца. — Дуца немного зарделась от этого комплимента, а я допил пиво и поставил банку у кровати. — Понимаешь, тебе все вокруг твердят с пеленок, что самые крутые парни на свете — бронеходчики. В новостях — бронеходчики. Фильмы — про бронеходчиков. Ибо только они, рыцари нового времени, достойны внимания благородной леди вроде тебя. Результат — ты здесь, в моей постели, а миллионы моих фанатов будут дико завидовать, представляя себе все то, чем мы занимались тут и в ванной. И ты не одна такая, если б это была не ты — ладно, тогда это была если не дочь графа, то баронесса, если не такая красивая — то чуть попроще, но все равно красивая. И после этой новости очередные несколько парней запишутся в бронеходчики в надежде тоже стать знаменитыми, ходить на балы и водить симпатичных дворянок в свои пятизвездочные люксы. Так устроено наше общество, что бронеходы в нем — быстрый путь на самый верх. Правда, чтобы стать знаменитым, нужно участвовать в боях и выживать длительное время, а это уже сложнее.
Дуца вздохнула.
— Слушай, Кирин, а… если бы я убежала вместе с тобой? Куда-нибудь на другой край Млечного Пути, где нет соглашения о выдаче с Содружеством?
Я снова усмехнулся.
— Мне льстит твое предложение, но нет. Понимаешь, Дуца, кто-то идет в бронеходные войска ради статуса, который дает мундир бронеходчика, а кто-то — чтобы получить сверкающий доспех и стать рыцарем. Несмотря на все дерьмо, которое мне пришлось выхлебать, я все еще идеалист, который любит свою родину, такие дела.
Дуца прижалась ко мне, положив голову мне на грудь, и несколько минут прошли в тишине.
— Слушай, Кирин… — сказала она вдруг. — Ты упоминал, что тебе нравятся во мне три вещи. Какие две другие после доброты?
— Детка, ты задаешь такие странные вопросы… Конечно же, речь о твоих сиськах! И это… в той заднице, куда меня собирается отправить министр, почти наверняка не будет никого вроде тебя, а времени поспать до отправки уже нет, потому как насчет того, чтобы ты села сверху и как следует попрыгала?
04. Файлы Джиндоша: о том, почему бронеходчики такие, какие они есть
Примечание автора.
Перед тем, как вы прочтете этот фрагмент, я считаю необходимым дать пару исторических фактов до того, как вы скажете «блин, что за бред, что это за армия такая с такими порядками?».
Был такой замечательный парень — Курт Книспель. Он известен главным образом потому, что является лучшим танкистом за всю историю человечества: на его счету 168 подбитых танков. Но была у этого скромного и порядочного парня и обратная сторона характера: среди воспитанных в духе орднунга немцев он выделялся полным его отсутствием и творил всякую дичь (за которую я его очень уважаю).
Так, однажды Книспель заступился за советского военнопленного, которого избивал эсэсовский офицер, и начистил этому самому офицеру рыло. (по другой версии, он даже угрожал ему пистолетом)
Знаете, что ему за это было?
Ничего.
Кого-то другого расстреляли бы, или даже в самом лучшем случае сослали бы на «восточный фронт», но Книспель и так был на восточном фронте и ему было по барабану.
Он мог спокойно забраться ночью в вагон с эсэсовскими припасами, наворовать там еды, вина и шампанского, все это спокойно съесть и выпить, а остатки спрятать в воздушном фильтре своего танка.
Еще один случай произошел, когда Книспель отказался стрелять по убегающим советским танкам, увозящим на броне гражданских — за это он уже едва не попал под трибунал. Но все-таки не попал.
После сто первого подбитого танка Книспель получил «Немецкий крест в золоте» и умудрился устроить скандал и тут, прицепив награду так, что она закрыла орла со свастикой на его кителе.
Были у него и другие подобные эпизоды, немыслимые в нормальной армии, а тем более в немецкой, а еще тем более на войне — но Курт Книспель вполне себе все это позволял и ни разу не попал под трибунал.
Ну а про то, что он носил бороду и длинные волосы (а ну поищите фотографии, на которых солдаты и офицеры Вермахта ходят с бородой — много ли найдете?), я уже и вовсе молчу.
А все дело в том, что у него была «индульгенция» на все, вплоть до избиения эсэсовского офицера, и называлась она — «высокая личная результативность». Он был лучшим в мире наводчиком, и потому начальство мирилось с его поведением, прощая танковому асу всю ту дичь, что он вытворял. Вот такие дела.
Поделиться книгой: