НАС СМЕНЯТ НА ПЕРЕПРАВЕ

– Что вы так все на меня смотрите? – Я сказал это наполовину в шутку, хотя взгляд моих животных меня и правда нервировал. Какого ответа я ожидал? БКИ, конечно, могли идентифицировать вопрос, да и комиты должны были почувствовать мою вопросительную интонацию. Я рассчитывал, что на дисплеях высветится какая-нибудь информация, которая хотя бы косвенно прояснит, в чём дело.

Первым загорелся дисплей Василисы. При этом сам он смотрел в пол – смущённо, не совсем по-кошачьи.

– Он говорит... что всё слишком далеко зашло...

Черныш посмотрел мне в глаза. Его дисплей тоже зажёгся.

– Вы не справляетесь, и мы должны сменить вас.

Макс, единственный из трёх, кто мог говорить сам, наклонил голову и, глядя на меня одним круглым глазом, картаво выговорил:

– На пе’г’еп’аве.

На дисплее его БКИ эта мысль получила более развёрнутое выражение:

– Коней на переправе не меняют, но всадников можно.

Эти слова разительно отличались от простых фраз, выражающих в общем-то несложные желания, к которым я успел привыкнуть за годы совместной жизни.

– Нам будет трудно, – добавил Черныш.

8

– Включи интернет. Надо кое-что найти, – высветилось на БКИ Василисы. Про себя я по-прежнему называл его так, хотя его БКИ несколько минут назад мне успел сообщить, что он считает себя «Васей-Лисом». При помощи БКИ целенаправленный поиск вести трудно.

– Научиться обходить необходимое, – прокомментировал через БКИ Черныш.

– Связаться с това’гищами в Аме’гике, – пояснил Макс.

– Для координации действий, – пояснил Василиса.

– Он говорит, время действовать. Не время размышлять, – добавил Черныш.

– Кто – он? – спросил я.

– Он. – Черныш очень по-человечески показал глазами на потолок. Василиса кивнул, Макс захлопал крыльями, и на БКИ у обоих тоже высветилось «Он».

9

За несколько минут моё общение с «меньшими братьями» наполнилось головокружительной сложностью. Вместо простых сигналов, пусть даже и связанных с человеческой речью, но не имеющих дальнейшего развития, завязался осмысленный разговор. Я не мог избавиться от ощущения, что в одно мгновение они стали по-настоящему разумными. Почему? Что случилось? Однако прелюбопытный разговор наш сопровождался другим ощущением – абсолютной срочности, нужды в каких-то безотлагательных действиях, каких именно, я не очень ясно представлял себе, но у меня не было времени подумать.

– Главное – это синхронизация, – высветилось на БКИ Черныша.

Интернет пока работал.

Я один за другим набирал интернет-адреса и пароли. Лапы моих друзей (и клюв Макса) не позволяли с достаточной точностью попадать по клавишам, поэтому они так или иначе просто подтверждали мой выбор, когда я проводил рукой над нужной клавишей.

Я спросил, что происходит, но ответ был в духе абсолютной спешки: нет времени.

Сигналы, которые приходили с адресов, с которыми мы связывались, были разнообразными, но краткими, больше похожими на подтверждение чего-то, чем на развёрнутый ответ, и чаще звуковыми, чем зрительными, – секундный лай, писк, торопливое мяуканье, карк, короткая птичья трель, иногда изображение БКИ с каким-нибудь символом, вроде жёлто-чёрного предупреждения о радиоактивной опасности или похожего на след птичьей лапы символа мира.

Минут через пятнадцать я решился снова задать вопрос, правда, сформулировав его иначе. Я оторвался от клавиатуры и откинулся в кресле, чтобы показать, что хочу получить ясный и убедительный ответ.

– Мы что, штаб мирового процесса? В конце концов, что происходит?

– Нам самим надо знать. – Карие глаза Черныша смотрели на меня с мягкой убедительностью.

– Пр’годолжай. – Макс нетерпеливо вскочил мне на плечо и дёрнул за ухо.

10

Наше лихорадочное метание по интернету продолжалось более полутора часов. Я то верил, то переставал верить в серьёзность происходящего. Чем дальше, тем больше верил, потому что сообщения сопровождались короткими видеоклипами и я начал что-то понимать.

Крысы, перегрызающие толстый кабель...

Наполовину открытые, застывшие в этом положении, чудовищные люки ракетных шахт.

Плотная стая птиц, мешающая запуску крылатой ракеты. Дым, перья, вихрем кружащиеся в воздухе.

Субмарина в гуще огромного косяка рыбы. Другая, которую оплели щупальцами гигантские кальмары. А над ними, вторым эшелоном и, удивительное дело, рядом с кальмарами, – огромные туши китов. Какие-то камеры снимают это со стороны. Дорогу для запуска ракет пытаются расчистить боевые подводные дроны. Чернила, выпущенные кальмарами, кровь китов в тёмно-синей воде...

Я мог поверить в то, что животные по единому сигналу могут попытаться остановить разрушительное безумие войны, но – остановить все его проявления? Какая-нибудь ракета да взлетит, какой-нибудь заряд да взорвётся.

Впрочем, сигнал был поистине глобальным. Позже я узнал, что попыткам пустить в ход наномашины помешало вмешательство бактерий и вирусов.

В дальнейшем я понял, что остановили, точнее, приостановили катастрофу сами люди, тайные или явные хозяева человеческих множеств, одержимые идеей абсолютной симметрии либо абсолютной асимметрии. Пусть противник будет уничтожен, не успев ответить, или же все погибнут одновременно. Другое их не устраивало. Неожиданное вмешательство животных нарушило их планы. Позже, когда непосредственная опасность миновала, могла сработать и какая-нибудь прямая линия для переговоров.

11

– Что же нам теперь делать? – вспыхнуло на БКИ у Черныша.

Страх...

Презрение...

Стремление вмешаться, помешать злу, помочь добру...

Отчаянное желание знать, что происходит...

Это всё чувства, они не нуждаются в разуме и даже сильнее до его пробуждения, поэтому я не буду особенно на них задерживаться, хотя, конечно, мы испытывали их все, поочерёдно и одновременно.

Пробуждение сознания животных (тот момент, свидетелем которого я оказался у Черныша, Макса и Василисы) сопровождалось сильнейшим ощущением необходимости немедленного его применения для предотвращения всеобщей катастрофы.

Разум как ощущение? Парадокс, но я не откажусь от него, если ощущение – это ощущение смысла.

Позже мне не раз приходилось слышать человеческие возражения. Сознание в этих крохотных головках, где не хватает извилин? Какая чушь. Но есть ведь ещё и сознание рода. А ещё и то, что нам самим, не видя напрашивающейся параллели, приходилось называть «облачным сознанием».

Что, если в один миг все эти крошечные сознания вдруг услышат друг друга?

Вероятно, вектор действия – что именно надо делать – оказался куда более конкретным у тех, кто находился рядом с «критическими точками», например подводными лодками, готовившимися к запуску ракет. У остальных – вызывал растерянность и тревогу.

Остальным отчаянно хотелось понять, что творится. Не только из-за нереализованного порыва к действию, но и для того, чтобы лучше видеть своё место и то, что тебе угрожает, ведь осознавать самого себя – это одно из главных свойств разума. Тебе и твоим братьям и сёстрам по разуму удалось сорвать человеческие планы, но даром такое не проходит. Вслед за героическим порывом появляется страх. Опасение неотвратимой расплаты.

Месть наверняка обрушится на тех, кто уже попытался вмешаться. А что тогда делать остальным? Сидеть по квартирам, надеясь на бумажные доспехи закона?

Призыв к действию не предполагал запрета на средства сбора информации, борьба с войной не была борьбой против техники. Пока функционирует интернет, им можно пользоваться. Таким образом мы многое узнали.

Узнали, например, что по всему миру наблюдаются сбои в энергетических сетях, перебои с топливом, из-за этого плохо работает транспорт, возникли проблемы в работе больниц, нарушения в снабжении магазинов. Правда, начнись мировая война, было бы хуже.

Через пару дней интернет всё-таки умер. Умерли и телефоны с телевизорами, все производные интернета.

Между тем дома у меня стала ощущаться острая нехватка еды, так что вопрос Черныша не был риторическим.

Что делать?

– В пампасы! – проскрипел Макс.

По сути, Макс был прав, если пампасами считать улицу. Как ни странно, на улице, если смотреть с высоты, ничего особенного не происходило.

Мы быстро собрались и последовали его совету, не тратя времени на выяснение вопроса, что важнее – недостаток пищи или недостаток информации.

12

Рассуждая теоретически, обретение сознания всеми животными – не меньший переворот или катастрофа, чем обретение сознания человеком или всемирный потоп, хотя по московской улице, на которой мы оказались, это было не очень заметно.

Ну да, машин стало меньше, видимо, из-за проблем с топливом. Но пешеходы шли по своим делам как обычно. Я не хотел удаляться от дома без автомобиля, однако оставаться в квартире не согласился никто.

В Москве, разумеется, существовали супермаркеты, куда пускали с животными, те же магазины из серии «Бетховен» или из конкурирующей серии «Вагнер» – названные не в честь композитора, а в честь помощника доктора Фауста.

Самые большие находились за МКАД, но столь дальняя поездка при нынешних обстоятельствах представлялась несвоевременной. Я выбрал ближайший «Вагнер». Это был огромный ангар с изображением чёрного пуделя над входом...

Запарковался на улице. Чуть больше риск вандализма, но в подземную парковку заезжать не хотелось.

Ещё по дороге выяснилось, что некая замена интернета всё же наличествует, связь между БКИ продолжала работать. Наши БКИ то и дело ловили какие-то сигналы, но радиус действия БКИ как передатчика невелик, ничего содержательного нам выяснить не удалось.